Форум » Библиотека-1 » "Чертополох". Макси, PG, Gen. Барти Крауч-мл/НЖП. Главы 9-10 от 23.10.06 » Ответить
"Чертополох". Макси, PG, Gen. Барти Крауч-мл/НЖП. Главы 9-10 от 23.10.06
assidi: Автор: Ассиди Бета: Sige Рейтинг: PG (возможно повышение) Пейринг: Барти Крауч-младший/НЖП Жанр: General Дисклеймер: Не мое и не надо Саммари: У Беллатрикс и Рудольфуса Лестранж была дочь. В трехлетнем возрасте ее отправили во Францию к дальним родственникам. В семнадцать лет в составе делегации Бобатона она приезжает в Хогвартс на Турнир Трех Волшебников... Комментарий: Фик посвящается Rakugan. В фике использованы некоторые имена и детали из ее фиков. Приношу искренюю благодарность Rakugan, Альфарду Блэку, Рики Искорке и Тайгер за помощь в работе над фиком.
Ответов - 26
assidi: Глава 1 Предотъездная суета – дело неизбежное. Когда несколько человек собираются куда-то ехать, они бегают и кричат намного больше, чем того требует дело. Но когда, наконец, сборы заканчиваются и начинается, собственно, дорога, энергия у некоторых еще остается и настоятельно ищет себе выхода. Едва наша карета поднялась над землей и взяла курс на север, мы все стали свидетелями безобразной истерики Флер. Ей, видите ли, померещилось, что она забыла дома гребень. За шесть проведенных вместе лет я хорошо изучила Флер - она скорее забудет имя родной матери, чем гребень, губную помаду, тени для век и прочие средства нанесения красоты. Разумеется, гребень нашелся и, разумеется, Флер даже и не подумала извиниться. Хотя бы перед Камиллой, которую только что обвинила во всех смертных грехах. Со мной связываться опасно – могу и в морду дать, а Камилла у нас безответная. Милая, тихая, спокойная и вообще, единственный нормальный человек в этом цветнике. Хотя она, в отличие от меня, в цветник вписывается. А я - нет. Года два тому назад я написала картину. Она висела над кроватью в нашей спальне, но с собой я ее брать не стала, отдала тете. На картине – цветник в саду, множество цветок самых разнообразных оттенков. От пышных роз до скромных незабудок. Включая и те, что в природе не встречаются. И посередине этого роскошного цветника – куст чертополоха, непонятно как там оказавшийся. Цветник – это наша школа, а чертополох – это я. Если кто-то думает, что мое положение меня не устраивает и что я от него страдаю, то он жестоко ошибается. Я совершенно не страдаю от того, что у меня нет ничего общего с Флер, нашим самым главным и самым красивым цветком. Слишком уж ею все восхищаются и просто обязан быть кто-то, кто это восхищение не разделяет. Но я не разделяю вовсе не поэтому – просто она мне не нравится. И это взаимно. Страдать я бы стала в одном-единственном случае – если бы меня не взяли в Англию. Но попробовал бы меня кто не взять, если по результатам экзаменов я оказалась третьей! Хотя у меня стойкое впечатление, что тетя отговаривала мадам Максим, но та проявила мужество и стойкость и меня из списков не вычеркнула. Меня тетя пыталась отговаривать еще с начала сентября, когда объявили список, но потерпела неудачу. Ну и что с того, что я вряд ли буду участвовать в Турнире? Разве в Англию стоит ехать только за этим? Я знаю, почему тетя не хотела меня туда отпускать. Она боится, что я там и останусь. На самом деле она мне не тетя, но степень нашего родства мне узнать так и не удалось. На все вопросы о родителях она отмалчивалась. Я знаю только то, что я родилась в Англии, что мои родители умерли и что мне лучше о них не знать. Зря тетя так считает. То, что мне нужно знать, я все равно в конце концов узнаю. Не от нее, так от кого-нибудь другого. Не было бы этого Турнира – поехала бы в Англию после окончания школы, благо средства у меня есть, на моем счету в банке солидная сумма лежит, видимо, родителями оставленная. Я только в этом году узнала, когда мне семнадцать исполнилось. Флер с Эсмеральдой считают, что мои родители были черными магами. На что я им еще давно сказала, что мне все равно какими они были – темными или светлыми, главное – они были чистокровными волшебниками. Не хотела бы я иметь бабушку-вейлу, как у Флер, или мать-маглу, как у Эсмеральды. Эсмеральда, кстати, не имя, а прозвище. Она себя обозвала так еще на первом курсе, по магловской книжке, которую я впоследствии прочитала. Книжка хорошая, но у нашей Эсмеральды с книжной общее только то, что обе дуры. Хотя нет, наша, пожалуй, умнее. Была бы совсем дура – не поехала бы с нами, а осталась в школе. Эсмеральда – полукровка, результат случайной встречи на морском берегу легкомысленного молодого волшебника и не менее легкомысленной девушки-маглы. По-моему, оба были еще и нетрезвые, ибо волшебник забыл об этой встрече напрочь, и магла, по-видимому, тоже. Там, в Марселе, как я поняла, это обычное дело. Встреча отца с дочерью произошла, когда последней было лет семь-восемь, причем не без участия комиссии по неправомерному использованию магии. Причем в отце взыграли не столько отцовские чувства, сколько уважение к закону о секретности, потому как дочь являлась ходячим его нарушением. Девочку забрали от маглов, хотя магловские привычки у нее остались до сих пор. Не понимаю, как при этом они с Флер являются лучшими подругами. Видимо, по контрасту. Они настолько разные и внешне и по характеру, что сравнивать их просто невозможно. Эсмеральда очень любит жаловаться, как ее отец не дает ей встречаться с матерью. Меня эти жалобы всегда забавляли, ибо она сама говорила, что ее встречи с матерью обычно кончаются встречей ее отца с комиссией по неправомерному использованию магии. А этим летом она чуть не угодила под суд за нанесение тяжких телесных повреждений какому-то маглу, который, по ее словам, приставал к ее младшей сестре. Эсмеральду спасло только то, что магла она избила безо всякого применения магии. Хотя если она не применяла магию – как ее засекла комиссия? Впрочем, я в подробности не вдавалась, мне они неинтересны. Кому я сейчас завидую – так это Цезарю, который сидит на облучке и правит лошадьми. Пусть там холодно и ветер, но зато нет никого. Я хоть и ушла из гостиной в спальню, но все равно полного одиночества достичь не удалось – постоянно кто-то забегает навести красоту или взять какую-нибудь вещь. Один только Цезарь хорошо устроился. Это тоже прозвище. Он утверждает, что происходит из рода римских императоров. Думаю, что врет – он врет постоянно. Но слушают его, развесив уши, ибо врать он умеет хорошо. Он гуляет с Эсмеральдой, хотя это не мешает ему приставать ко всем девушкам, исключая разве что Флер. Он пытался приставать даже ко мне, но получил по морде. Потом я узнала, что делал это он на спор с Марио и тогда по морде от меня получил уже Марио. Мария, его сестра-близнец, попыталась выяснить со мной отношения, выслушала все, что я думаю об ее брате и его лучшем друге и, похоже, на нее это подействовало больше, чем мордобой. По идее, для поездки в Англию на Турнир должны были выбрать лучших. У меня такое чувство, что выбрали не столько самых лучших, сколько самых ненормальных. Даже Камилла - и та своей нормальностью кажется ненормальной. Обо мне и говорить нечего. Флер с Эсмеральдой – самые красивые цветки в нашем цветнике, куда же без них. Еще есть Мануэлла, помешанная на средневековой охоте на ведьм и Виоллета, утверждающая что происходит из рода французских королей. Вот она, похоже, не врет. Хотя могла бы напоминать об этом и пореже. Так же как и Мануэлла. Я уже пообещала ей провести эксперимент – сможет ли она не сгореть на костре, если у нее отобрать палочку. Теперь при мне она молчит. При мне вообще похваляться и врать бесполезно – пропущу мимо ушей. Пусть друг другом восхищаются, если им это так нравится. Я сидела на кровати и пыталась читать «Историю Хогвартса». Читалась она почти легко, хотя я еще не привыкла читать такие толстые книжки по-английски. Два последних месяца я взяла в оборот бедную Камиллу, заставляя ее разговаривать со мной исключительно на английском и читая вместе с ней английские книги. В одиночку все-таки сложновато. В результате мы уже можем без напряжения беседовать и есть надежда, что в Хогвартсе языковые барьеры преградой нам не будут. Оторвавшись в очередной раз от книги, я обнаружила, что мое одиночество нарушено. На этот раз – Эсмеральдой. Странно, что она одна без Флер. Но потом я заметила у нее в руках колоду карт и поняла, почему она одна. Из всех областей прорицания Эсмеральда признает только одну – гадание на картах, но делает это превосходно. Это даже я признаю. Может, поэтому, она редко гадает, если ее просят. А иногда, согласившись, не сообщает результат. Я, конечно, никогда ее не просила. Во-первых, не люблю от кого-то зависеть, а во-вторых, не люблю оказываться в рамках. И прорицание толком изучать именно поэтому не стала. Эсмеральда произнесла фразу, которую можно было перевести на нормальный язык словами «Ну и чушь же получается», после чего посмотрела на меня. - Колючка! Подойди сюда! Терпеть не могу, когда они меня так называют. За глаза – сколько угодно, но обычно когда так зовут, я стараюсь не откликаться. На этот раз не выдержала и ответила, не откладывая книги: - Что тебе, Жаннет? Эсмеральда, в свою очередь, не любит, когда ее зовут по имени. Можно считать, что мы квиты. - Розье, брось придуриваться, иди сюда. - Зачем? - Затем! Иди сюда и сдвинь мне колоду. Вот тут мое любопытство пересиливает и я встаю. Подхожу к Эсмеральде и делаю то, что просят – одним пальцем дотрагиваюсь до засаленной колоды. Однако результатов мне увидеть так и не удается, ибо Эсмеральда тут же отворачивается вместе с картами. - Опять чушь получается! – с досадой произносит она и добавляет еще несколько слов, которые в нашей Академии Волшебства вообще-то знать не положено. Слова я пропускаю мимо ушей. Но от вопроса удержаться не могу: - Что получается? - Сказала бы я что… - ворчит Эсмеральда. Наверное, она не стала бы мне ничего говорить, но ей безумно хочется поделиться хоть с кем-нибудь, причем прямо сию секунду. - Что? – не отстаю я. - Скажи мне, Розье, у тебя родственники в Англии есть? От неожиданности я с полминуты смотрю на Эсмеральду, не зная, как ответить. То, что я родом из Англии, а мои родители умерли, знают все. Нет необходимости об этом спрашивать. - Мои родители… - начинаю я, но Эсмеральда меня обрывает: - Я знаю. Я тебя про родственников спрашиваю. Есть они у тебя там или нет? - Не знаю. Но зачем тебе… Эсмеральда смотрит на меня, словно прикидывая, стоит говорить, или нет. Наконец, все-таки решается: - Видишь ли, у меня тут смертельная опасность получается. Которая исходит от твоего не то родственника, не то друга семьи. Правда, ты ему все равно помешать не сможешь, хотя я бы настоятельно рекомендовала. - А откуда этот родственник взялся и что он делать намеревается? - спрашиваю я с максимальной иронией, на которую только способна. - Так тебе все и скажи! - Сама, небось, не знаешь. Может и не знать. А может и знать. Но подначками на Эсмеральду действовать бесполезно. По крайней мере, когда речь идет о гадании. Она пристально смотрит на меня, опять прикидывая, что стоит говорить, а что не стоит и, наконец, произносит: - Кто бы он там тебе ни был – если хоть пальцем тронет Флер, ты об этом пожалеешь! - Больно уж кому-то ваша Флер нужна! – огрызаюсь я. Дискуссию о том, кому нужна Флер, я принципиально поддерживать не собираюсь. Лично мне она не нужна. Меня больше интересовал этот родственник. Но если я начну расспрашивать Эсмеральду, она будет меня долго дразнить и в итоге ничего не скажет. Поэтому я не спрашиваю, а встаю с ее кровати и возвращаюсь к своей. Прорицательница нашлась. Захочет – сама расскажет. Но она, видимо, не хочет. Убирает колоду в карман и уходит из спальни. Вот и хорошо. Можно спокойно продолжить чтение. Хотя оставаться спокойной у меня как раз и не получается. Книжку я так и не открываю. О последних событиях в ней ничего не сказано. А в Англии в последнее время творится что-то странное. Этим летом несколько человек из нашей школы, включая Флер и Эсмеральду, ездили на финал чемпионата мира по квиддичу. Целый месяц, ахая, охая и перебивая друг друга, они рассказывали о том, как злобные темные маги устроили переполох после матча, подожгли палатки, подняли в воздух каких-то маглов и в довершение ко всему запустили какой-то страшный знак. При этом Эсмеральда смотрела на меня так, как будто я была к тем событиям причастна. А меня на том матче не было, я не настолько люблю квиддич, чтобы ради него куда-то ехать. Флер тоже не любит, но для нее чемпионат – повод себя показать. Лучше бы вместо этого по сторонам смотрела. Когда ее стали расспрашивать, она ничего толком рассказать не смогла. Из раздумий меня выводит тихий голос Камиллы. - Бетти, заколи мне волосы, пожалуйста. Мадам Максим сказала, что через два часа уже будем на месте. Ну вот, называется, только расслабилась, - думаю я, закалывая Камилле волосы. Сейчас надо самой что-то с прической сделать. Хорошо Эсмеральде – у нее волосы пышные и вьющиеся, она может их сколь угодно коротко стричь, все равно выходит красиво. Флер вообще никакой прически делать не надо – на нее и так оборачиваются все, включая статуи. А мне надо не только расчесаться, но и заплести косы и уложить их на голове, иначе буду выглядеть растрепой. - А потом ты мне поможешь, ладно? Я конечно, могу справиться и в одиночку. Но раз Камилла так хочет мне помочь, не буду же я ее прогонять! Тем более сейчас сюда набежит толпа девчонок и начнется невообразимый шум. К Камилле, пока она со мной, никто не полезет. Но постоянно таскать ее за собой я не могу – слишком уж она тихая. Даже меня порою раздражает. Да и задевают ее не всегда, порою она даже с Флер нормально разговаривает. Это я не могу. Как я и думала, последние минуты перед прибытием оказались самыми тяжелыми. Флер жаловалась на то, что она голодна, хочет спать, и к тому же замерзла. Это у нее любимое развлечение. Эсмеральда выглядела мрачной и смотрела на меня очень злобным взглядом. Мануэлла и Виолетта щебетали без умолку. Я делала вид, что меня все это не касается и до последнего момента держала в руках «Историю Хогвартса», перечитывая в третий уже раз описания факультетов. Интересно, какой из них подошел бы мне? Я так и не успела решить этот вопрос, зависнув между Гриффиндором и Слизерином, как наша карета наконец-то приземлилась. Цезарь, похоже, решил поразить всех своим мастерством, сделав лихой поворот, потому как тряхнуло нас здорово. Все дружно завизжали, а я выронила книжку и потеряла место, на котором остановилась. Закладка в книжке была, но закладку я тоже потеряла. Когда карета, наконец-то, остановилась, у меня вдруг закружилась голова. Пока летели, почему-то не кружилось. А сейчас было чувство, что шага сделать не могу – тут же рухну на кровать. И, похоже, не у меня одной. У Флер цвет лица сравнялся с цветом волос и она стала похожа на призрак. Эсмеральда громко и с чувством высказала все, что она думает о Цезаре и его методах управления лошадьми, причем высказала она именно в тот момент, когда мадам Максим вошла к нам в спальню сказать, чтобы мы выходили. За всей этой суматохой я не надела теплый плащ. Впрочем, про плащи забыли все, может быть потому, что садились мы в карету без них, да и идти нам предполагалось недолго. Но только мы вышли на улицу, я поняла, как мы ошиблись. Не думала, что вечером может быть так холодно. Что с того, что конец октября, на Средиземном море в это время еще купаются! А здесь если и купаются, то исключительно в теплой ванне, предварительно законопатив все окна. Кстати, и мне не помешало бы. Флер закутала голову шарфом и все девчонки последовали ее примеру. Кроме меня. Я даже шарф в суете не захватила. Хогвартс впечатлял. Раза в два больше нашего школьного замка. А может и в три. С тем домом, где живу я, даже и не сравнить, несмотря на то, что он один из древнейших и красивейших замков во Франции. А во дворе столпилась куча народа, вся школа, небось вышла нас встречать. Разумеется, мы попрятались друг за друга и мадам Максим, а Камилла еще и вцепилась мне в руку. Бояться было вроде бы нечего, но даже мне стало не по себе. Незнакомое место, незнакомые люди и все на тебя уставились. А я не люблю, когда на меня смотрят. Даже Флер, привыкшая быть в центре внимания, засмущалась и что-то горячо зашептала Эсмеральде, которую крепко схватила за руку. Лиц в толпе я вообще не различала. Что в темноте и не удивительно. Единственно, кого я, да и все мы, заметила и отметила – директора Хогвартса. Пока мы выбирались из кареты, он стоял и разговаривал с мадам Максим. Такой, каким я себе его и представляла – высокий, седобородый и довольный до ужаса. В отличие от нас, потому что за две минуты на ветру мы враз превратились в ледышки. Я уже подумала, не слазать ли мне быстренько в карету за плащом, пока Дамблдор и мадам Максим обмениваются любезностями. Этак они до утра пробеседуют. - Идите за мной, - наконец-то сказала нам мадам Максим и двинулась в сторону замка. Флер пошла впереди, явно недовольная тем, что на нее никто не смотрит. А на что там было смотреть – бледная, дрожащая, в шарф укутанная. Это уж скорее на меня будут таращиться – что за ненормальная в шелковой мантии на почти зимний холод вылезла. А нам, между прочим, еще обратно в карету возвращаться! Об этом никто и не подумал, торопясь скорее в тепло. Пройдя через пустой холл, мы вошли в огромный зал. Под потолком парило множество свечей, а на стенах напротив торцов четырех длинных столом, висели громадные флаги четырех факультетов. По описаниям я узнала их сразу и направилась было к столу Гриффиндора – вероятно потому, что красный лев на золотом фоне смотрелся наиболее тепло. Но мадам Максим указала нам на соседний стол – стол Равенкло. Терпеть не могу манеру держаться скопом. Впрочем, потом может и быть пересяду. Пока мы рассаживались, мадам Максим куда-то исчезла, видимо, продолжать беседу с Дамблдором. - Ничего себе замок отгрохали! – присвистнул Цезарь, оглядывая зал. – Хотел бы я здесь учиться! - Здесь жутко холодно! – возразила Флер, поправляя шарф на голове. Мануэлла согласно закивала. - Это тебе после улицы холодно, - отозвалась я. – Лично я уже согрелась. Не совсем правда. Почти согрелась – было бы точнее. - Ну ты у нас любишь большие замки, - тут же влезла Эсмеральда. – Десять комнат на человека мало, нашей Колючке подавай что-нибудь грандиозное, вроде Парижской Оперы! Виолетта с Мануэллой тут же захихикали. Историю с Парижской Оперой у нас успели обсосать со всех сторон до блеска, несмотря на то, что прошло уже три года. Когда мне было четырнадцать, на летних каникулах я залезла ночью в Оперу, чтобы проверить истинность легенды о волшебнике, жившем там в прошлом столетии. Волшебника я не нашла, но зато меня саму чуть не нашла магловская охрана. Досталось мне потом и от тети и от мадам Максим. А потом от одноклассниц. Ну и дуры. У самих бы небось смелости не хватило! - Интересно, какие здесь мальчики, - подняла любимую тему Мануэлла. - Англичане они все – холодные и надменные, - тут же не преминула заметить Эсмеральда. - С чего ты взяла? – снова вмешалась я. – Ты их хоть видела? Ненавижу, когда судят о том, чего не знают. - Представь себе видела, сколько угодно! Этим летом. Ну да, как я могла забыть – она же была на том самом финальном матче. Небось, на нашу красавицу никто внимания не обратил. Что неудивительно – сначала напряженный матч, а потом все эти страсти с темными волшебниками. Я хотела все это высказать Эсмеральде, но не успела. В двери зала начали входить школьники. Эсмеральда, Флер и Мануэлла шарфы еще не сняли и смотрели на входящих весьма мрачно. Я же наконец-то почувствовала, что согрелась. Сейчас чего-нибудь горяченького съем – и буду чувствовать себя превосходно. - Смотри! – Цезарь ткнул Эсмеральду в бок, показывая на входящих дурмстрангцев. Впереди рядом с Каркаровым шел высокий юноша. На мой вкус – ничего красивого в нем не было. Но все наши уставились на него так, как и на Флер не смотрели. - Ты что не знаешь? Это же Крам! – зашептала мне в ухо Камилла. Ах, это Крам? Величайший ловец столетия, как про него говорят. И что такого в этом Краме? Я понимаю, Цезарь и Марио от него без ума – они вообще от квичдича без ума. Но все девчонки заворожено на него уставились, а Мануэлла даже помахала рукой – садись, мол к нам! Интересно, куда они тут сядут, хоть стол и длиннющий, но места за ним не осталось. Разве что по краям. Разумеется, дурмстрангцы сели не к нам, а за соседний стол – стол Слизерина. Цезарь с Марио взахлеб обсуждали квидичные матчи с участием Крама. Что с них взять – мальчишки! Меня больше интересовали ученики Хогвартса. А вдруг среди них и впрямь есть мои родственники? И как, интересно, я их должна вычислять? Лиц кругом было слишком много и ни на ком конкретно пока взгляд не останавливался. Ну ничего. У нас время до конца учебного года. Успею оглядеться. В зал вошли преподаватели. При виде мадам Максим мы все дружно вскочили на ноги. Кто-то за слизеринским столом рассмеялся. Ну и дураки. Они что, не уважают своего директора? - Добрый вечер, - сказал Дамблдор, улыбаясь. – Мы рады приветствовать вас в стенах Хогвартса. Надеюсь, вы все успели оценить по достоинству удобства нашего замка. Флер громко хихикнула. - Ничего себе удобства, - вполголоса проговорила она. – Окоченеешь тут! - Ешьте и пейте, гости дорогие! – возгласил Дамблдор и тут же стоящие на столе блюда наполнились едой. Весьма вовремя. Я уже боялась, что урчание в наших животах слышно по всему залу. - А здесь неплохо! – осмелела Виолетта, кладя себе сочный ломоть мяса. Я только усмехнулась. Сейчас можно было сказать что-нибудь язвительное, но мне не хотелось тратить силы на препирательства. Еще аппетит пропадет. Минут через десять Флер наконец-то сняла шарф. Тряхнула головой, рассыпав волосы по плечам, и огляделась вокруг. Никто на нее не смотрел. Я опять усмехнулась. Все, сейчас наш цветочек будет горько плакать – никто ее, бедную, не заметил, никто ей, бедной, не восхищается! Некоторое время потерпев, Флер не выдержала. Поднялась со стула, подошла к соседнему с нами гриффиндорскому столу и на ужасном английском произнесла: - Будьте любезны, передайте, пожалуйста, буйябес! Ничего умнее придумать не могла. Вот оно, блюдо с буйабесом, стоит прямо передо мной. Зачем за соседний-то стол идти! Но цели своей она добилась. Рыжий мальчик, к которому она обратилась, уставился на нее выпученными глазами и потерял дар речи. И не он один. Разве только некоторые девчонки морщились и что-то недовольно бурчали вслед. Медленно Флер прошла и села, нет – прошествовала и воссела на свое место рядом с Эсмеральдой. На нее продолжали оглядываться с риском вывихнуть шеи. Блюдо с буйябесом, принесенное Флер, так и осталось стоять нетронутым. Видя мое недовольное лицо, Эсмеральда перегнулась через Камиллу и язвительно произнесла: - Что, Колючка, завидно? - Почему это мне должно быть завидно? – огрызнулась я. - Ну как же – никто на тебя не смотрит! - Неправда, - вмешалась Виолетта, - смотрят. Колючка, ты глянь, какой красавец на тебя уставился! Я сначала было и не подумывала оглядываться. Никогда не велась на их подколки и сейчас не поведусь. Но вдруг возникло ощущение, что на меня действительно смотрят. Не очень приятное, к слову сказать, ощущение. Я не Флер, мне всеобщее внимание не нужно. Оно только на расстоянии хорошо, это внимание, а протяни руку – и рассыплется. Я подняла голову от тарелки. Обвела глазами зал. И обмерла. Он сидел за преподавательским столом. Более безобразного лица я в жизни не видела. Как будто кто-то вылепил из глины голову, не удовлетворившись результатом, швырнул ее несколько раз наземь, потом дал высохнуть, швырнул еще раз, потом подобрал и склеил осколки, не потрудившись собрать их все. А вместо одного глаза вставил круглую мерцающую пуговицу. Это что еще за чудовище у них в Хогвартсе преподает? Из какого бестиария его выкопали? И я ему зачем? - А может он на тебя смотрит? – еще не оправившись от шока, прошептала я Эсмеральде. – Он прямо как этот твой... Квазиморда! - Квазимодо! – поправила Камилла. Ей очень нравиться смотреть, как я довожу Эсмеральду. Но беда в том, что Эсмеральду довести очень сложно, поскольку на ее поддержку сразу сбегаются все. - Нет, дорогая, - нараспев произнесла Эсмеральда. – Именно на тебя. Можешь себя поздравить, Колючка, ты наконец-то обрела свою любовь! - Какой красавчик! – поддержала ее Флер. – А глаза-то какие! - Особенно левый, - добавила Виолетта. - Интересно, у него только лицо в шрамах или все остальное тоже? - Ты ведь нам расскажешь, правда? - Когда сведешь с ним более тесное знакомство! Лучшее в этом случае было – промолчать. Что я и сделала. И пока Эсмеральда высказывала предположения, что именно у преподавателя в шрамах и отчего могли эти шрамы возникнуть, я обратилась к сидящей рядом девушке с восточной внешностью: - Расскажи мне о ваших преподавателях. Девушка тут же с охотой принялась рассказывать. Ей было все равно, смотрит кто-то на меня или не смотрит. Во-первых, она меня первый раз видит, а во-вторых, это только свита Флер умеет отличать взгляды, направленные на Флер, от взглядов, направленных на кого-то еще. Строгая дама, сидящая неподалеку от мадам Максим оказалась профессором МакГонагалл – преподавателем трансфигурации и деканом Гриффиндора. Коротышка рядом с ним – профессор Флитвик, декан Равенкло и преподаватель заклинаний. Мрачный тип с длинным носом и черными волосами – профессор Снейп, декан Слизерина и преподаватель зельеварения. Ни одного красивого лица. Не то, что у нас. Впрочем, от учителя не требуется быть красавцем. - А это кто? - наконец-то мы подошли к самому главному – тому страшному старику с разными глазами. Сейчас, к счастью, он отвернулся и изучает взглядом сидящего рядом с мадам Максим волшебника средних лет. - Ой, - оживляется девушка, - это профессор Хмури, наш преподаватель по защите от темных искусств. Он ненормальный. - Что значит ненормальный? - Помешался на бдительности. Мариэтту чуть до слез не довел, когда она палочку в карман засунула. Раскричался – ты мол, без рук и без ног хочешь остаться! А еще ему повсюду темные маги мерещатся. Замечательно. Может, он и меня за темного мага принял? - И часто у вас ненормальных в учителя берут? – спрашиваю я с иронией. - А у нас больше года учитель по защите не удерживается. Говорят, эта должность проклята! - Кем проклята? - Не знаю кем. В позапрошлом году у нас был Локхарт, может, слышала? Он кучу книг написал про свои подвиги, а на самом деле это все вранье. Красавчик хоть куда, но дурак! А в прошлом году был профессор Люпин, самый лучший! Но он оказался оборотень. Это что же у них за школа такая, что в ней преподают идиоты и оборотни? Как-то враз расхотелось тут оставаться. А придется. Не только остаться, но и учиться. Не терять же даром последний год! - А этот… Хмури что из себя как учитель представляет? - Как учитель – нормально. Жестковат, пожалуй, но рассказывает интересно. Меня это не утешает. Может, бросить этот предмет? Зачем мне защита? Нет, нельзя. Во-первых, бросать что-то в последний год учебы - глупость. Во-вторых, что я – сдамся? Чтобы надо мной все смеялись? Ну уж нет! - А вот это что за верзила на краю стола? - А это Хагрид, он был у нас лесничим, а с прошлого года преподает уход за магическими существами. Хагрид доверия не внушает. Хорошо, мне с ним близко общаться не придется. Ибо, судя по дальнейшим словам моей соседки, он прославился своей любовью к опасным тварям, а сейчас вывел какой-то новый вид, от которого лучше держаться подальше. То-то у него самого рука забинтована. И какой он громадный! Не ниже мадам Максим. Но к ней-то мы уже привыкли. Еще минут десять болтаю с девушкой, пока не убеждаюсь, что наши обо мне забыли и взахлеб обсуждают достоинства и недостатки здешних мальчиков. Больше они ни о чем думать не способны. Лучше бы подумали над тем, кто в Турнире будет участвовать и как нам здесь учиться. Взгляд мой падает на принесенное Флер блюдо с буйябесом. Флер про него благополучно забыла. Я уже почти сыта, но тем не менее накладываю себе полную тарелку. Не пропадать же добру!
assidi: Я думал, что научился справляться со своими воспоминаниями. Если поначалу они вламывались ко мне не просто как непрошенные гости – как грабители, то сейчас они неуверенно топчутся на пороге и робко стучат. Я даже могу их и не пускать. Здесь, в Хогвартсе, обычно не до них. Я очень быстро приспособился. Никогда не думал, что могу быстро принимать решения. Раньше этого не умел. Но теперь это были чужие решения, а чужое решение, оказывается, принять гораздо проще, чем свое. Все равно что его принимают за тебя. Главное – не думать. Если бы я стал рассуждать, как бы на моем месте поступил бы Аластор Хмури, я бы попался в первый же день. Я просто стал им. Но став им, я все равно оставался собой. У меня были свои вкусы, свои мысли, свои воспоминания. Которым я уже два месяца не давал воли. Лучше я буду управлять ими, чем они мной. Так оно и было. До сегодняшнего дня. Я мог на уроке говорить о дементорах, как о чем-то отвлеченном, и описывать способы борьбы с ними. Слово «Азкабан» мог произносить без малейшей дрожи в голосе. Меня не смущало даже прибытие отца на Турнир – он понятия не имел, где я, и не мог предполагать, что встретит меня в Хогвартсе. Так что я совершенно спокойно сел за преподавательский стол на свое привычное место, обвел глазами зал... и вот тут-то меня накрыло. За столом Равенкло в голубой бобатонской мантии сидела семнадцатилетняя Белла и сосредоточенно накладывала что-то в тарелку. Те же черты лица. Та же прическа. И та же манера двигаться и говорить. Я не слышал, что она сказала однокурснице, сидящей неподалеку, но сказано это было совершенно в стиле Беллы. Конечно, я не видел ее студенткой, но во-первых, я видел ее колдографию с седьмого курса, а во-вторых, не так уж она и сильно изменилась с семнадцати до тридцати. Менее красивой точно не стала. У меня было такое, что воспоминания накатывали неожиданно и погребали под собой. Было такое, что я ощущал их как единственную реальность, а себя здесь и сейчас не чувствовал вовсе. Но чтобы воспоминание во плоти сидело неподалеку от меня и увлеченно поглощало йоркширский пудинг с говядиной – такого не было никогда! Да и для соседок по столу оно было достаточно материальным, охотно передав кому-то блюдо с ветчиной. Я сошел с ума. Давно пора – за два-то месяца пребывания в шкуре сумасшедшего Хмури. На самом деле, не такой уж он и сумасшедший. Не больше, чем я. А теперь, может быть, и меньше. Интересно, что бы он подумал на моем месте? Нет, стоп, так нельзя. Я не должен так рассуждать! Я не должен сомневаться и колебаться! Хорошо, что Дамблдор не видит сейчас моего замешательства. Ему не до меня – с ним активно беседует Каркаров. О чем – я не слышу. Каркарова я хотел основательно напугать. И напугаю. После ужина. Если к тому времени не сойду с ума окончательно. Нет, Барти, так нельзя. Давай думать. Логически. Ты не умеешь, я знаю, но надо хоть раз попробовать. Во-первых, Белла в Азкабане. Во-вторых, ей уже далеко не семнадцать. В-третьих, даже если каким-то чудом ей удалось сбежать из Азкабана и принять облик себя в юношестве, она не придет в Хогвартс. Даже если и придет – не в этом обличье. Ее же все преподаватели мгновенно узнают! МакГонагалл, кажется, уже узнала, бросив пару недоумевающих взглядов в ее сторону. Да и зачем Белле приходить в Хогвартс, если здесь уже есть я? Не надо себя тешить немыслимыми предположениями. Белла в Азкабане и будет там, покуда не возродится Темный Лорд и не вызволит ее. И ты должен помогать возрождению Темного Лорда, а не пялиться на девчонку, по какой-то шутке судьбы похожую на Беллу. Мало ли похожих лиц на свете! Немало. Но не настолько похожих. Может, дальняя родственница? Все чистокровные волшебники в родстве между собой. А сходство передается весьма извилистыми путями. Скажем, Нарцисса Малфой очень похожа на мою бабушку, хотя родство довольно отдаленное – троюродная племянница или что-то в этом духе. Похожа-то похожа, но не как две капли воды! Продолжая наблюдать за девушкой, я убедился, что какое-то различие есть. Почти неуловимое. С первого взгляда не определишь, только со второго. Наверное, так же Гарри Поттер похож на своего отца, о чем мне неоднократно втолковывал Хвост. Я Джеймса помнил смутно, но тоже отметил сходство. Вот если бы у Беллы была родная дочь... Но у Беллы действительно была родная дочь! Была. И умерла в трехлетнем возрасте от какой-то детской болезни. Я, правда, на похоронах не был – не стоило сыну главы департамента магического правопорядка светиться в компании лиц, мягко говоря, неблагонадежных. Но я помню и заметку в газете, и мои переживания по поводу того, что я не мог найти слов утешения, и лицо Беллы тоже хорошо помню. Незадолго до этого, в восьмидесятом году, убили Ивэна Розье и Теда Уилкса. Ивэн был кузеном Беллы. А Тед – моим кузеном. Веселая выдалась осень, нечего сказать... А у меня тогда еще даже не было Метки и я мучался от чувства собственного бессилия. Зато сейчас мучаюсь от потери чувства реальности. И неизвестно, что хуже. Сегодня – решающий день. Если мне не удастся бросить имя Поттера в Кубок Огня – план будет провален. Возможно, Темный Лорд придумает другой, но выполнять его буду уже не я. Как я могу потерять доверие Темного Лорда, того, кому я обязан жизнью? Девушка, похожая на Беллу, заметила, что я на нее смотрю. Похоже, что раньше это заметили ее однокурсницы и показали глазами в мою сторону. Способность девушек замечать чужие взгляды меня еще со школы удивляла. Впрочем, я тоже могу, но не столько ловить взгляды, сколько чувствовать настроения. Девчонки явно потешались надо мной и над своей товаркой, но та не обращала на их насмешки ни малейшего внимания. Посмотрела на меня. Потом на однокурсниц. И спокойно заговорила с сидящей рядом пятикурсницей Чо Чанг. Судя по тому, что они то и дело поглядывали на наш стол, у Чанг было спрошено о преподавателях Хогвартса. Ну что ж, вполне разумно. На протяжении всего пира я то и дело поглядывал на нее. Нарочно пытался смотреть в другую сторону. Не получалось. То и дело возвращался взглядом к ней, словно боясь, что она исчезнет. Нет, никуда она не исчезла. Сидела, как ни в чем не бывало, наслаждаясь изысканными блюдами и подколками соседок по столу. То, что это были именно подколки, чувствовалось по лицу. Пару раз поглядывала на меня с вызовом. Наверное, ей уже рассказали, что я старый параноик, постоянно твержу о неусыпной бдительности и люблю превращать студентов в хорьков. А так оно и есть. Я старый параноик. А она очень напоминает мою давнюю знакомую из Упивающихся Смертью. И пока мне не докажут, что сходство случайное – буду неустанно следить. Уж кому, как не мне знать о том, как дети способны мстить за родителей. Или родителям. Наконец-то пиршество закончилось и Дамблдор объявил об открытии Турнира. Все, что он говорил, я знал и так, поэтому наблюдал за студентами. Интересно, кто же будет тремя чемпионами? То, что на самом деле их будет четыре, знал только я. Но вот остальные трое... Почему-то мне не хотелось, чтобы Белла... нет, она конечно не Белла, но пока я ее называл именно так, участвовала в Турнире. Вряд ли кто-нибудь из них погибнет, но нельзя исключать случайность. Но меня не хватит и на то, чтобы обеспечить участие в Турнире Поттера и не допустить к нему Беллу. Пугать ее, как Малфоя или Снейпа, и запрещать кидать в Кубок свое имя – тоже нельзя. Дамблдор не поймет, мадам Максим – тем более. Останется только надеяться на случайность. Кстати о запугивании. Я хотел попугать Каркарова, который сделал вид, что меня не заметил. Поймать на выходе из зала – наилучший вариант. Там он не сможет не заметить.
assidi: Глава 2 Спать мы не могли лечь долго. Сначала наперебой обсуждали пир, выступление Дамблдора, а так же самое главное – кого же из нас выберет Кубок. Виолетта хотела бежать и бросать пергамент с именем прямо сейчас, но мадам Максим сказала, что сделаем это все вместе и завтра утром. Мне, честно говоря, участвовать в Турнире не хотелось. Лучше пусть выберут Флер или Эсмеральду, пусть они рискуют жизнью, а я от них отдохну. Тысяча галеонов, тоже мне! Разве это деньги? Соревноваться в магических искусствах стоит не ради денег. Тем более таких. Но меня все равно не выберут, так что можно об этом и не заботиться и спокойно лечь спать. Спокойно лечь спать не получалось. Когда наконец-то тема хогвартских красавцев и Кубка Огня была исчерпана, Флер заявила, что ей холодно. И еще часа два обсуждалась тема страшных английских холодов, к которым наша хрупкая карета не приспособлена. Интересно, почему-то когда мы летели над землей, холодно не было. На самом деле и правда стало прохладней, хотя вслух я этого не сказала. Но вторым одеялом укрылась. И заснула, кажется, еще до того, как все угомонились, ибо последнее, что я запомнила – рассказ Эсмеральды о ее приключениях в Марселе, явно незаконченный. Еще подумала, что средиземноморские курорты – не самая подходящая тема для английской поздней осени. Только сказать не успела. Дальше начался сон, который я поначалу восприняла как продолжение реальности. К нам в спальню пришел профессор Хмури и заявил, что я – злобный темный маг и меня надо арестовать. Девчонки тут же согласно закивали, причем их стало почему-то не семь, а двадцать или даже тридцать. Я приготовилась отбиваться, но не нашла свою палочку. Только что лежала на тумбочке возле кровати – и уже нету. Вместо палочки попадались то шпильки, то гребень, то книга незнакомых мне сказок с цветными картинками. Хмури схватил меня за руку и потащил куда-то прочь из спальни. Вышли мы почему-то в главный зал Хогвартса, где было совершенно пусто и только Кубок Огня светился зловещим красным светом. Он меня потащил к Кубку, а я не могла сопротивляться. Даже оттолкнуть его рукой не смогла. Красные языки пламени взлетали метра на два. Хмури пробормотал что-то, и я поняла, что он хочет бросить в Кубок меня. И попыталась закричать... но не смогла. Голос пропал вместе с умением сопротивляться. И тут я проснулась. За окном – темень, в спальне – холодина, все спят, одна я, как дура, ворочаюсь без сна. Так и не смогла заснуть до самого утра, что не мешало мне проваляться дольше всех. Уже часу в одиннадцатом меня растолкала Камилла и со страшными глазами сообщила, что надо срочно идти на завтрак и не забыть кусок пергамента со своим именем. Который, я, конечно, с вечера не подготовила. С недосыпа половина дня прошла, как в тумане. Когда мы вернулись в карету, все стали старательно наводить красоту, а я залегла спать. И проспала часов до четырех, после чего проснулась в бодром расположении духа. Наверное потому, что на этот раз мне ничего не снилось. Разбудил меня пронзительный голос Виолетты: - А я тебе говорю – он весь завтрак на нее пялился, не сводя глаз! Неужто опять меня обсуждают? За завтраком я даже не обратила внимания, смотрел на меня кто-нибудь или нет. - Мало того, - вступила в разговор Мануэлла, - мадам Максим тоже на него поглядывала! Я раздвинула полог и встала с постели. Моему взору предстала картина: Эсмеральда старательно зашнуровывает платье на Флер, Мануэлла вдумчиво красится, Виолетта со страдальческим видом расчесывает волосы, Камилла, уже одетая, читает учебник по трансфигурации, а Мария и Сильвия тихонько хихикают, сидя на одной кровати. Интересно, про кого они говорят? - Я бы на месте мадам Максим на такое и глядеть бы не стала! - решительно сказала Флер. - Ну почему? - вмешалась Эсмеральда. – По комплекции он ей подходит. Кого другого она просто придавит во сне. - А как его хоть зовут? Бетти, ты наверняка уже тут все знаешь, как его зовут? - Кого? – с недоумением спрашиваю я. - Громилу, что за нашими конями ухаживает и за преподавательским столом сидит. - Хагрид. Он преподаватель ухода за магическими существами. Любит возиться со всякими опасными тварями. Мой простой ответ вызывает взрыв хохота. Сначала я не понимаю, отчего, а потом до меня доходит и я начинаю смеяться вместе со всеми. - Вы представьте, - давится от смеха Сильвия, - подарит он мадам Максим какого-нибудь василиска вместо цветов! - Ты другое представь, - вторит ей Эсмеральда, - как они любовью заниматься будут! Наша карета точно не выдержит! - Тогда нас переселят в Хогвартс и будет нам тепло! – заканчивает Мануэлла, что вызывает очередной взрыв хохота. Честно говоря, мне не верится в то, что наша мадам Максим могла кем-то увлечься. Тем более этим Хагридом, совершенно непохожим на нормального волшебника. К громадному росту мадам Максим мы привыкли, а вот Хагрид внушал опасения. Да еще эта его любовь к злобным созданиям вроде трехголовых псов или драконов. Лично я от такого держалась бы подальше. Когда мы наконец-то вышли на улицу, выяснилось, что наши самые худшие опасения сбылись. Возле кареты стоял Хагрид. Его прическу лучше всего можно было охарактеризовать словами Эсмеральды «взрыв на макаронной фабрике», а костюм напоминал шкуру убитого лет этак двести назад чудовищного животного. Вчера вечером он был и то симпатичней. Вот что значит – наводить красоту, того не умея. Мы еще не успели ужаснуться внешнему виду Хагрида, как они с мадам Максим дружно понеслись к входу в замок. - Да... – вздохнула Эсмеральда. – У меня слов нет. Судя по отсутствию у Эсмеральды слов, событие действительно выдающееся. Флер вообще смотрела на удаляющуюся пару с ужасом. Да и мне, честно говоря, было немного не по себе. Лучше бы у мадам Максим с Дамблдором роман был, честное слово! Ну и что с того, что тот ее лет на пятьдесят старше? На протяжении всего пира мы только об этом и говорили. Даже я в стороне не осталась. То и дело кидали взгляды на преподавательский стол и увиденное нас отнюдь не радовало. Несмотря на то, что Хагрид и мадам Максим сидели не рядом, переглядывались они довольно часто. И я бы не сказала, что внимание верзилы было нашей директорше неприятно. Интересно, как здесь относятся к романам преподавателей? У нас смотрят сквозь пальцы, лишь бы не в учебное время. Но все равно он – мадам Максим не пара! Интересно, а этот Хмури все еще по-прежнему мной интересуется? Или успел позабыть? Я украдкой глянула в его сторону и тут же наткнулась на ответный взгляд. Какие жуткие у него глаза! Особенно левый. Говорят, он им видит сквозь парты. Интересно, кто ему нормальный глаз выцарапал? Ужин все никак не хотел кончаться. Мы, кажется, обсудили все, что могли и наелись так, что встать не могли. Оглядываясь по сторонам, я обнаружила, что мною интересуется не только Хмури. Сидящий за слизеринским столом белобрысый мальчик лет тринадцати-четырнадцати пристально за мной наблюдал, но стоило мне перехватить его взгляд, как он тут же смутился и отвернулся. Ну допустим, Хмури я показалась похожей на какого-то темного мага. А этот-то что уставился? Влюбился что ли? Как говорит Эсмеральда, я еще не настолько стара, чтобы интересоваться мальчиками. Если я уж в кого-нибудь и влюблюсь, то он будет старше меня лет на пять. Можно даже больше. Дядя старше тети лет на пятнадцать, что им абсолютно не мешает. Этому мальчику надеяться не на что. Наконец-то золотые тарелки опустели и Дамблдор поднялся с места. Все, как по команде, замолчали. А вдруг я забыла бросить свое имя в Кубок? Помню, что мы все вместе к нему подходили... но я спала на ходу и вполне могла забыть. - Камилла, - прошептала я на ухо соседке, - я точно пергамент в Кубок бросила? - Точно, - успокоила меня Камилла, - ты прямо передо мной шла! - Тише, вы! – шикнула на нас Эсмеральда. И вовремя – Дамблдор заговорил. - Кубок огня вот-вот примет решение, - сказал он. – Думаю, ему потребуется еще одна минута. Еще минута? Он и так два часа думал, если не больше! - Когда имена чемпионов будут названы, прошу их пройти в комнату, примыкающую к залу. Там они получат инструкции к первому туру состязаний. Ну так называйте же скорей, не тяните! А вдруг и в самом деле выберут меня?.. Нет, вряд ли. Большая часть свечей погасла и зал погрузился в полутьму. Кубок, казалось, засветился еще ярче. Хотя его пламя осталось тем же – просто при свете множества свечей синеватые языки пламени терялись. И вдруг - красная вспышка, и из Кубка вылетел обгоревший кусок пергамента. - Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам! Зал взорвался криком и аплодисментами. За нашим столом громче всех орали Цезарь и Марио. - Какой-то он некрасивый, - презрительно поджала губы Виолетта. - Ты что, не видела, как он летает? - накинулся на нее Цезарь. - Ты летаешь не хуже! – влезла Мария. Цезарь только усмехнулся. - Эх, хорошая ты девчонка, Мария, только в квиддиче не смыслишь. - Тихо! – оборвала начавшийся спор Эсмеральда. Крам уже удалился в соседнюю комнату и все постепенно умолкли. Сейчас. Сейчас... - Чемпион Бобатона – Флер Делакур! Я так и думала. Кто же еще. Разве что Эсмеральда. Она в чем-то сильнее Флер, но может, Кубок решил, что не стоит выбирать в чемпионы полукровку? - Флер, поздравляю! - Эсмеральда с радостным криком кинулась подруге на шею. Остальные ее радость отнюдь не разделяли. Виолетта с Сильвией даже заплакали. Ну и дуры. У них точно шансов не было. Даже Камилла сидела расстроенная. - Я думала, он тебя выберет, - прошептала она, глядя вслед удаляющейся Флер. Я только усмехнулась. - Я же говорила! – торжествующе произнесла Эсмеральда. Врет. Ничего она не говорила. - Ты что, расклад делала? – заинтересовался Цезарь. - Ага. У меня так и вышло. Правда, попутно чушь какая-то получилась... - Какая чушь? - Да, ерунда. Потом расскажу. Когда третьего чемпиона объявят. Эсмеральда замолчала и как раз в это время кубок выбросил еще кусок пергамента. - Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори! - Хорошенький! – протянула на весь зал Сильвия. Я не могла не согласиться – действительно хорошенький. Кубок что, по внешности выбирает? Тогда непонятно, почему чемпион Дурмстранга – Крам. Там и посимпатичней ребята есть. За столом Хаффлпафа все до единого вскочили на ноги и долго вопили и хлопали. Их радость была столько заразительно, что даже я не выдержала и захлопала в ладоши. Мне абсолютно все равно было, кто станет чемпионом Хогвартса. Но почему бы ни порадоваться вместе с его студентами? Когда все угомонились, Дамблдор начал речь: - Теперь мы знаем имена чемпионов. Ваш долг – оказать им поддержку... А что нам еще остается? Хотя лично я поддерживать Флер не буду. Зачем ее поддерживать, она сама ходит. Внезапно Дамблдор остановился на полуслове. Кубок огня снова взметнул фонтан красных искр и выбросил еще один листок пергамента. Четвертый. Директор Хогвартса протянул руку и взял пергамент. Смотрел на него долго-долго. И наконец произнес: - Гарри Поттер! Эсмеральда схватилась за голову. Такого ужаса на ее лице я никогда не видела. Даже когда вчера она говорила мне о грозящей опасности, то выглядела всего лишь встревоженной. - Это кто еще такой? – недоуменно спросила Виолетта. - Он стал причиной исчезновения Того-Кого-Нельзя-Называть, одного из сильнейших темных магов нескольких последних столетий, - четко, как на уроке, проговорила Камилла. Ах да, теперь и я вспомнила. Мы это все изучали. И прошло с тех пор каких-то тринадцать лет. Только книжные строчки совершенно не ассоциировались с живыми людьми. Даже не думалось, что Гарри Поттер – обычный мальчик, такой же, как и мы все, и учится в обычной школе. Абстрактная книжная фигура – и не больше. Оказывается не абстрактная, а вполне реальная. Вот он медленно поднялся со своего места и нерешительно направился к преподавательскому столу. Все смотрят на него, кто с недоумением, кто с неприязнью или даже с ненавистью, но только Эсмеральда – с ужасом. Это что и есть та самая «чушь», которую ей показали карты? А что тут страшного? Странно - да, еще никогда в Турнире Трех Волшебников не было четырех участников. Но может Кубок просто ошибся? Может он хоть раз за столько лет ошибиться? - Эсмеральда, - осторожно позвал Цезарь. – Так что за чушь у тебя получилась? - Это не чушь, - страдальчески проговорила Эсмеральда. Она и это предугадала? Но почему тогда не сказала нам? И этот загадочный мой не то родственник, не то друг семьи... И этот Гарри Поттер, чуть ли в колыбели победивший страшного темного мага... Ну и дура же я! Я хлопаю себе по лбу с такой силой, что на меня все дружно оборачиваются. - Бетти, ты чего? Я ничего. Я полная дура. Я не могу сложить простейшие ингредиенты в элементарнейшее зелье. Война с Волдемортом в Англии длилась одиннадцать лет. И закончилась в восемьдесят первом году, когда он так некстати нарвался на этого мальчика. А меня отправили во Францию в восьмидесятом году, в трехлетнем возрасте. Как раз война была в самом разгаре. И что там говорила тетя про английских Розье, которые пошли по неверной дорожке? Я могу, конечно, обвинить тетю, которая мне ничего не рассказала. Но причем тут тетя, если я не потрудилась сделать выводы из известных фактов, которые нам на уроках истории магии давали! Некого винить, кроме себя. Я круглая дура, и чтобы хоть немного искупить свою дурость, завтра проведу весь день в библиотеке. - Ох и устроит сейчас мадам Максим скандал! – мечтательно произносит Виолетта. Я поглядела на преподавательский стол – действительно, мадам Максим нет. И большинства преподавателей тоже. Скандал, судя по всему, будет грандиозный. - Эсмеральда, ты куда? – восклицает Цезарь. - В карету! - Зачем? - Посмотреть надо кое-что. Вот и мне надо посмотреть кое-что. Но никто меня сейчас в библиотеку в такое позднее время не отпустит. - Подожди, сейчас все вместе пойдем, - говорит Виолетта. – Вот мадам Максим дождемся... - Мы ее еще долго не дождемся, - мрачно говорю я. - Может, хватит на сегодня предсказаний? – сердито произносит Марио. Мадам Максим мы, конечно, не дожидаемся. Хотя сидим добрых полчаса, и только когда все начинают расходиться, Эсмеральда решительно встает со стула и направляется к выходу. Еще минут двадцать мы сидели в нашей гостиной и ждали. Эсмеральда сразу же куда-то убежала, и вернулась только, когда пришли мадам Максим и Флер. Флер была очень сердита. Посмотрев на нас и недовольно что-то пробормотав, она направилась в спальню. Эсмеральда бросилась за ней. Судя по выражению их лиц, назревал скандал. Не много ли на сегодняшний день? Скандала с преподавателями мы не видели, и наблюдать новый я тоже не хотела бы. Но девчонки орали так громко, что слышно было даже в гостиной. - Ты должна отказаться от этого Турнира! - Ты что, с ума сошла? - Это ты сошла с ума! Тебе грозит опасность! - Раньше ты мне этого не говорила! - Я не могла поверить, что это случиться! Что выберут еще и Поттера! - Причем тут Поттер? - Притом, что кто-то замышляет против него зло! - А я тут причем? - А ты можешь случайно встать у него на пути! - Как я по-твоему откажусь? Чемпион не может отказаться, он связан магическим контрактом! - А изменить этот контракт нельзя? – тон Эсмеральды стал спокойнее. - Чтобы кто-нибудь другой участвовал в Турнире? Хоть Колючка. Здрасте! А я-то тут при чем? - Нельзя! Ты не слышала, что Дамблдор говорил? Как я могу отказаться? Ты представь – тысяча галеонов! - Дура! Тебе что дороже – галеоны или жизнь? Насчет дуры я с Эсмеральдой целиком и полностью согласна. Насчет жизни, по-моему, она преувеличивает. Ну кому наша Флер нужна? Кто ее убивать станет? - Сама дура! Ты мне завидуешь! - Я тебя спасти хочу! - Не надо меня спасать! - Флер, ты не понимаешь... Дальше Эсмеральда заговорила очень быстро и очень тихо, так что слов было уже не разобрать. Не знаю, как кому, а лично мне надоело сидеть и слушать перебранку. Я решительно встала с дивана и направилась в спальню. - А спать нам не пора? Флер и Эсмеральда одинаково злобно посмотрели на меня. И хором сказали: - Не пора! После чего посмотрели друг на друга и рассмеялись. Кажется, одним скандалом меньше. Ну и хорошо. Не люблю скандалов.
assidi: Это был, без сомнения, самый тяжелый день в моей жизни. Поздним вечером, сидя в своем кабинете, я дико боялся провала. Мне казалось, что Дамблдор раскусил меня с первого же дня. Мне казалось, что он наблюдает за каждым уголком Хогвартса и стоит мне подойти к Кубку, как меня сразу схватят. Я даже не стал спускаться к Хмури. Ничего, переживет один день без еды. Я в Азкабане питался через два дня на третий и пища была куда хуже. Ему жаловаться не на что. Все равно он большую часть времени в отключке. И дементоров здесь нет. До полуночи я сидел за столом и тупо смотрел в висящий на стене Проявитель Врагов. Можно было отвлечься и попроверять рефераты, у меня накопилась их целая гора и эту гору надо разобрать к началу следующей недели. Но сама мысль об этом вызывала у меня приступ тошноты. Кому на самом деле нужны эти рефераты, эти контрольные и опросы, если Темный Лорд в беспомощном состоянии пребывает под опекой Хвоста в нашем доме, а его немногие оставшиеся верными сторонники мучаются в Азкабане? Как ни странно, мысль об Азкабане придала мне силы. Я не раз думал о том, что когда-нибудь, возможно совсем скоро, мы освободим тех, кто там томится. В том числе и Беллу. Она не могла умереть, она должна дождаться! Вот она будет рада, когда узнает, что я не умер! А чтобы она дождалась, я должен действовать. В час ночи я надел мантию-невидимку и вышел из кабинета. Как и в тот последний день лета, стоило мне начать действовать, сразу ушли все страхи и я почувствовал себя уверенным. Но тогда мне ужасно мешал Хвост и чуть не испортил все. А сейчас я был один и мешать было некому. Темный Лорд научил меня, что надо делать. Поэтому и волноваться было нечего. Бросив в кубок пергамент, я еще долго стоял и любовался. Дух переводил. Два месяца хожу в обличье Хмури, а привыкнуть к его деревянной ноге все не могу. Как он умудряется с ней бегать? В ночь, когда мы на него напали, он нас так загонял! Оставалось спокойно ждать завтрашнего вечера. Заклятие должно сработать. А вдруг не сработает? Нет, Темный Лорд предусмотрел все. По замершим и притихшим коридорам Хогвартса я вернулся в свой кабинет. Мне не встречалось даже привидений, не говоря уж о ком-то более материальном. Я знаю, что иногда на Филча нападает охота патрулировать коридоры в поисках не то василиска, не то Гарри Поттера, не то обоих сразу. Хотя ни с тем, ни с другим он не сладит. Но Филча не было, хотя я от него на всякий случай защитился – мало того, что мантия невидимка на мне, так еще заглушающее заклятье на себя поставил. Вернувшись в свою комнату, я долго не мог заснуть. После того, как принял свой нормальный облик, долго смотрелся в зеркало – не в Проявитель Врагов, а в обычное. Всегда выглядел моложе своих лет. А сейчас – на полные тридцать два, если не больше. Но чувствую-то я себя не на тридцать два! Двенадцать лет я вычеркнул из жизни, связал узлом прошлое с настоящим, а все, что между ними – безжалостно выбросил. Вот если бы при этом и выглядеть на двадцать... Вспомнилась девочка, похожая на Беллу. Поговорить бы с ней. Выяснить, откуда она такая взялась. Поговорить в своем обличье, а не в том, в котором я вынужден находиться в Хогвартсе. Хмури она, похоже, уже испугалась. А вдруг она и меня испугается? Вон сколько у меня морщин на лице и волосы наполовину седые. Это я не считаю двенадцати не прожитых лет. А на самом деле один азкабанский год стоит считать за двенадцать. Так сколько мне сейчас в итоге?.. Полностью разочаровавшись в своем теперешнем внешнем виде, я отправился спать. И приснилось мне нечто странное. Нет, Белла мне снилась и раньше. До Азкабана – очень даже часто. После – в основном кошмары. Вроде того, что я прихожу ее освобождать, а она умирает за минуту до моего прихода. Но сейчас она мне приснилась совсем молодая, не старше восемнадцати. И мне было примерно столько же. И в этом сне мы собирались пожениться. Где-то была мысль, что У Беллы уже есть муж, но это было в какой-то другой жизни, не здесь. Или это была другая Белла? Или вообще не Белла, а та девочка из Бобатона? То, что мне снилось дальше, я бы не стал пересказывать даже самому себе. Просыпаться не хотелось, а когда, наконец, я проснулся, то долго еще лежал в постели и пытался удержать образ Беллы из сна. Весь день я старательно делал вид, что выспался. Впрочем, Дамблдору было не до меня – он искренне потешался над попытками студентов обойти запретную линию. Я издали понаблюдал над тем, как бобатонцы одни за другим подходят к Кубку, обратил внимание, что Белла нынче тоже какая-то вялая. Ей что, всю ночь кошмары снились? Я, например. Когда за окном пошел дождь, навевая сонное настроение, я махнул рукой на все и пошел к себе в кабинет спать. Несмотря на то, что на этот раз я просыпался, чтобы принять очередную порцию оборотного зелья, чего не делаю ночью, отдохнуть я сумел. И на ужин спустился бодрый и в хорошем расположении духа. То бишь готовый раскрывать очередные заговоры очередных врагов. Враг на примете уже есть – Каркаров. Вчера я лишь припугнул его, а сегодня следовало его дожать. Желательно – при Потере. Весь ужин я провел в каком-то полусне, невзирая на то, что выспался. Что-то ел, отвечал на какие-то вопросы, сам говорил что-то, но это проходило мимо моего сознания. Я ждал. Ждал, когда наконец-то объявят имена чемпионов. - Чемпион Дурмстранга – Виктор Крам! Знаменитый ловец болгарской сборной. Разумеется – кто же, как ни он, достоин быть лучшим. Помню, как здорово он играл на том финальном матче. Несмотря на то, что половину матча я думал о чужой палочке в моем кармане и о том, что можно с ней сделать, я успел понаблюдать за игрой Крама и восхититься ей. Жаль, что ему ничего не светит. - Чемпион Бобатона - Флер Делакур! У меня отлегло от сердца. Не она. Она похоже, и сама не надеялась. Не плакала, как пара ее однокурсниц. Только усмехнулась, глядя на то, как Делакур идет к преподавательскому столу. - Чемпион Хогвартса – Седрик Диггори! Мне абсолютно все равно, кто. Диггори, так Диггори. Лучше даже он, чем кто-нибудь из слизеринцев. Не так жалко отдавать победу другому. Теперь все успокоились, а я, наоборот напрягся. А вдруг ничего не выйдет? Вдруг я напутал? Нет, не напутал! На середине проникновенной речи Дамблдора о том, что надо оказывать всемерную поддержку своим чемпионам, кубок огня выбросил сноп красных искр и с ними – кусок пергамента. - Гарри Поттер! Мне захотелось вскочить на ноги, захлопать в ладоши и заорать что-нибудь радостное. Но я сдержался. Только нахмурился еще сильнее и пристально стал оглядывать зал. Обоими глазами сразу. Все в смятении. Даже бобатонцы. Даже Белла. А она-то что? А я? Я тоже в смятении. Прямо здесь на моих глазах, случилось нечто странное, если не сказать – страшное. Кто-то бросил в Кубок имя Гарри Поттера, который вряд ли сам собирался участвовать в турнире. Да и не пустила бы его запретная линия. Первым сорвался с места Людо Бэгмэн. За ним, спустя пару минут, последовали Дамблдор, Крауч, Каркаров, мадам Максим, МакГонагалл и Снейп. Я остался на месте. Выжду еще минут пять, чтобы скандал успел разгореться. Вот тогда-то я появлюсь и еще раз напугаю Каркарова. При Потере. Чтобы тот окончательно убедился, кто ему друг, а кто – враг.
assidi: Глава 3 Почти все воскресенье я провела в библиотеке. Когда я оттуда уходила, у меня было полное впечатление, что вчера вечером я знала больше. Я взяла толстенную «Энциклопедию чистокровных магических семей» и несколько книг о войне с Волдемортом, которого они даже в книгах не всегда называют по имени. В «Энциклопедии» я нашла имя своего дяди, длинную историю рода Розье – как английской, так и французской его ветви, но ни малейшего упоминания, что же случилось с английскими Розье в настоящее время. Книги по новейшей истории дали мне еще меньше – от количества имен рябило в глазах, а длинные рассуждения о правомерности и неправомерности чьих-то действий наводили сон. Несколько раз попадалось имя Гарри Поттера, но с таким количеством занудных пояснений и предположений, что он казался не живым человеком, а придуманным специально для книг логическим построением. До чего же любят у нас в книгах туманно выражаться! Небось, считают, что чем больше слов – тем умнее, а как их простой школьник читать будет, никто и не задумывается. Я всерьез подумывала, не подремать ли мне прямо здесь за столом – дома я не раз так делала. Но тут в библиотеку вошел Хмури и я тут же сделала вид, что усердно читаю. Он, к счастью, ничего мне не сказал, посмотрел косо и направился к библиотекарше. У меня было четкое впечатление, что стоя ко мне спиной и разговаривая с мадам Пинс, он все равно за мной следит. Чо Чанг говорила, что он своим волшебным глазом видит даже то, что у него за спиной делается. А что за мной следить? Сижу и читаю «Взлет и падение темных искусств», совершенно не запрещенную книгу. Может в следующий раз что-нибудь вроде «Древнейших проклятий» попросить? Чтобы хоть повод был меня подозревать. Раз уж так ему неймется. Но почему именно меня? Почему не Эсмеральду, к примеру? Она куда заметнее. К обеду у меня в голове была мешанина из фактов и имен. Я спустилась в Большой Зал, что-то съела, не поддержала разговор о том, какой красавчик Седрик Диггори, не расслышала вопрос Камиллы, буркнула ей что-то нечленораздельное и убежала снова. К вечеру я успела забыть даже то, что успела узнать до обеда. Осталась в памяти одна только фраза: «благодаря успешно проведенной операции департамента магического правопорядка были ликвидированы Розье и Уилкс, одни из наиболее опасных сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть». Произошло это осенью восьмидесятого года, как я поняла. Самых опасных, значит? Ну-ну. Еще мне попалось имя Хмури. Вкупе с именем мистера Крауча, ныне – одного из судей Турнира. Крауч в те времена был начальником департамента магического правопорядка, а Хмури – один из самых известных авроров. Было чувство, что не хватает одной маленькой детали, после которой я все пойму. Мелькнула даже мысль обратиться к Эсмеральде, но мысль эту я сразу отогнала. Мало ли что у нее все сбывается. Один раз может и не сбыться. Почему мне вообще должно быть какое-то дело до их Волдеморта, Поттера и прочих заморочек? Мне своих хватает. Какая связь между участием Поттера в Турнире и опасностью, якобы грозящей Флер? Эсмеральда сама, небось, не знает. Сегодня утром, когда к ней приступили с расспросами, ничего убедительного сказать не смогла. Я чуть не уснула второй раз, когда меня тронула за плечо Камилла. - Бетти! Ты учебники взяла? - Какие учебники? – я как будто проснулась, хотя и не дремала вовсе. Только подумывала об этом. - Обыкновенные. Для седьмого курса. С первого раза я не поняла, чего хочет от меня Камилла, но потом до меня дошло. Я отдала все книги, которых набралась немалая стопка, и получила взамен такую же гору книг. Только других. Камилла попыталась выпытать у меня, чем я тут занималась. Я не могла ответить, что полнейшей ерундой, она бы меня уважать перестала. Заявила, что смотрела книги по новейшей магической истории Англии, чтобы быть в курсе последних событий. Кажется, она поверила. Камилла у нас вообще легковерная, она даже Цезарю верит. А мне – тем более. Да я и не врала почти. Только недоговаривала. В понедельник я проснулась с трудом. Мысль о том, что надо идти в Хогвартс и учиться вызывала отвращение. И не у меня одной. Флер выражала сожаление, что она на седьмом курсе, а Седрик на шестом. Эсмеральда, получив от мадам Максим расписание, сокрушалась, что у нас нет общих уроков с дурмстрангцами. Неужели она уже успела кого-то там себе приглядеть? Я же обрадовалась, что уроков не так много. Есть время и на самостоятельную работу – а работать я предпочитаю в одиночку – и на отдых. На последнее очень надеюсь. Первым моим уроком была трансфигурация вместе со Слизерином и Равенкло. Студенты Хогвартса с любопытством смотрели на наши голубые мантии, но знакомиться не спешили. Мы за эти два дня вообще мало с другими студентами общались, да и они знакомиться не спешили. Кто кого боялся? Я села на свободное место рядом с симпатичной слизеринской девушкой. Волосы у нее были посветлее, чем у меня, и чем-то она мне с первого взгляда понравилась. Мы с ней переглянулись, но разговаривать не стали, хотя очень и хотелось. Профессор МакГонагалл стала производить перекличку. Когда она назвала мое имя, сидящая рядом девушка удивленно глянула на меня, а потом, увидев, что преподавательница на нас не смотрит, прошептала: - Ты из бретонских Розье, да? Моя мама тоже Розье. Я мгновенно повернулась к ней. - Да ну? Я вчера весь день в библиотеке просидела, пыталась хоть что-нибудь про английских Розье найти, и ничего путного! Хотела было рассказать о единственной застрявшей в памяти фразе об опасных сторонниках Волдеморта, но тут нас оборвал строгий голос МакГонагалл: - Розье и Уилкс, перестаньте разговаривать! Разговаривать мы перестали. До самого конца урока. Но когда прозвенел звонок, из класса вышли вместе. Ее звали Айрин. Айрин Уилкс. Все ее звали Риной. Мы нашли общий язык с первой же фразы. Как будто всегда знали друг друга и расстались только вчера. - Ты не рада, что тебя не выбрали в чемпионы? - Наоборот! Пусть Флер отдувается. Она любит, чтобы на нее все смотрели – вот и побудет в центре внимания. - А я тоже свое имя бросала, но не особенно надеялась, что меня выберут. Но не понимаю, почему именно Диггори? Что у нас в Слизерине лучше никого нет? Он только тем и примечателен, что в прошлом году у Гриффиндора в квиддич выиграл. Да и то, потому что Поттер с метлы упал. - И часто у вас Поттер с метлы падает? - Всего лишь второй раз. В прошлом году его дементоры напугали. Представляешь, явились прямо на стадион. Даже мне жутко стало! Хорошо, хоть падать было некуда – меня с двух сторон наши девчонки держали. - А что у вас дементоры делали? - Сириуса Блэка искали. Ты что, ничего не знаешь? - Откуда мне знать, я же ваших газет не читаю! Следующий час Рина мне подробно рассказывала про дементоров, про поиски Блэка по всей школе, про то, как в позапрошлом году по школе ползал василиск и Дамблдора сняли с должности директора, а я слушала и удивлялась – ну ничего себе дела творятся в этой школе! То василиск, то сбежавший преступник... интересно, а что в этом году стрясется? А ведь Эсмеральда ничего этого не знала! Да ну ее, эту Эсмеральду. Я ей уделяю больше внимания, чем она того достойна. Мы проговорили весь день, за исключением уроков. Я узнала все подробности о преподавателях Хогвартса, о том, что стоит от каждого ждать и как на каждого воздействовать. Меня посвятили во все тонкости отношений факультетов между собой и отношений к ним преподавателей. За обедом я села рядом с Риной за слизеринский стол. Не знаю, как на это отреагировали наши – я сидела к ним спиной. Впрочем, поднимаясь из-за стола, я поймала возмущенный взгляд Эсмеральды и непонимающий Камиллы. О главном мы с Риной пока не говорили. Я так и не спросила ее о Розье, решив оставить на потом. Никуда мы друг от друга не денемся. Друг от друга мы действительно не делись. Следующие два дня от завтрака до ужина мы были всегда вместе. В свободные часы сидели в библиотеке над домашним заданием, а потом говорили не умолкая. Я рассказывала ей о Бобатоне, но о предсказаниях Эсмеральды пока умолчала. Не хотелось пока ничего тревожного и серьезного. Достаточно нам задания по трансфигурации, которое оказалось не таким уж простым, как думалось сначала. В среду после обеда у нас был урок по защите от темных искусств. Честно говоря, было мне немного не по себе, и это заметила даже Рина. Она не обращала внимания, но я-то видела, что Хмури продолжает за мной наблюдать. Кто его знает, что он обо мне думает. И находиться в непосредственной близости от него не очень-то и хотелось. - Бетти, ты чего? - Этот ваш Хмури... – я замешкалась. - Он ненормальный, - усмехнулась Рина. – Успокойся. Он на слизеринцев страшно злой, а ты-то ему ничего не сделала. - Ничего не сделала? А что же он на меня пялится с первого вечера! Мне наши девчонки проходу не дают, говорят – влюбился. - На меня он тоже пялится, - серьезно сказала Рина. – С первого занятия. Не обращай внимания. Я удивленно посмотрела на Рину, но не успела задать ей вопрос – в класс вошел профессор Хмури. Пока он делал перекличку, мне казалось, что смотрит он только на меня. И то, что мы сидим рядом с Риной, ему явно не нравилось. В голове вертелась какая-то мысль, но оформиться во что-то определенное не успела. - Я вижу, у нас появились новые ученики, - с кривой усмешкой произнес Хмури. – Стоит проверить, что вы знаете. Мисс Розье, подойдите сюда. А почему я? - Палочку не забудь, - чуть слышно прошептала Рина. Я действительно чуть ее не забыла. Вот бы хороша была! Сразу можно «неудовлетворительно» ставить. Главное – оставаться спокойной и не дать показать, что ты волнуешься или боишься. Медленно встать. Не оборачиваться. Размеренным шагом подойти к преподавательскому столу... Но не успела я сделать и шага, как что-то резко хлестнуло меня по лицу. Я не удержалась на ногах, попыталась уцепиться за ближайшую парту, но рука соскользнула и я повалилась на пол. - Это нечестно! – крикнула с места Камилла. – Вы не дали ей подготовиться! Это он меня что, заклятьем приложил? Ну ничего себе! - Ваш противник не будет ждать, когда вы подготовитесь к нападению. Нужно быть всегда готовым! Ах, всегда готовым? А сам-то готов? Я медлила подниматься, сделав вид, что сильно ушиблась и встать мне трудно. Рина протянула мне руку, я было потянулась к ней в ответ, но вместо того, чтобы встать, оперлась левой рукой на пол, а правой подняла палочку и подумала про себя «Импедимента!». Можно было бы и посильнее, но на первый раз с него хватит. Реакция у Хмури оказалась превосходная. Я даже додумать до конца не успела, как он встречным заклятьем опрокинул меня на спину. - Вы слишком долго думаете, мисс Розье, - сказал он, глядя, как Рина помогает мне встать. Я долго думаю? Ну смотри, старый хрыч! И снова он меня опережает. Палочка вылетает из моей руки и опускается к его ногам. - Запомните – постоянная бдительность! Вы не должны дать противнику опередить вас! Как ты меня достал, старый параноик! Уловив паузу в его речи, я выпаливаю на одном дыхании: - А не надо создавать себе врагов! Сами себе врагов создаете, а потом говорите про бдительность! В классе повисла мертвая тишина. Рина посмотрела меня с ужасом. А я стояла в проходе, держась левой рукой за стол, так как меня еще шатало, и с вызовом смотрела на Хмури. Он молчал, наверное, с полминуты. И честно говоря, было ощущение, что сейчас он приложит меня заклятьем потяжелее. Или вообще непростительным – выглядел он сейчас способным на все. Наконец он медленно заговорил: - Непозволительная дерзость, мисс Розье. Завтра в шесть жду вас в моем кабинете. Что? Переспрашивать я не стала. Хотела сесть на свое место, но он жестом удержал меня. - Я не велел вам садиться. Идите сюда. До конца урока мы отрабатывали защитные приемы. Причем Хмури показывал их исключительно на мне. На этот раз хотя бы предупреждал меня о нападении. Но несмотря на это половину ударов я все равно пропускала. Если он и хотел дождаться от меня извинений или просьбы о пощаде, то он их не дождался. Я вообще ни слова не сказала. Зато, когда мы выходили из класса, меня трясло. Если бы Рина не держала меня под руку, я бы упала и умерла прямо тут, на месте. - Идем, - говорила она, настойчиво таща меня куда-то. Перепугалась за меня еще больше, чем я сама. Но у меня сил бояться уже не осталось. Хорошо хоть, что это последний урок на сегодня. - Куда идем? - К нам в гостиную. - Но мне туда нельзя... - Плевать! Мне и вправду было плевать. К себе в спальню я идти сейчас не хотела. Наши соберутся там и начнут надо мной потешаться. А мне никого из них не хотелось видеть. Даже Камиллу. Опустившись в мягкое кресло у камина и выпив стакан тыквенного сока, начинаю приходить в себя. Хватает сил даже осмотреться по сторонам. Здесь мне нравится даже больше, чем в нашей гостиной в Бобатоне и тем более – у нас в карете. Здесь просторнее. Нет навязчивого уюта. Есть пространство, в которое можно вложить любое содержание – какое хочешь. - Ты в порядке? – с беспокойством в голосе спрашивает Рина. - Почти, - отвечаю я. – Еще немного посидим – и буду совсем в порядке. - Спешить нам некуда. Уроки можно и после ужина сделать. А я и думать забыла, что у нас есть какие-то задания, которые надо делать. Да кому они вообще нужны, эти задания! - За что он меня так ненавидит? - За то, что он псих. Свихнулся на своей работе. Так ему и надо, - Рина смотрит на меня, словно прикидывая, стоит еще что-то говорить или не стоит. И наконец решается: - Он убил моего отца. - Что? - Это было еще до падения Темного Лорда, в восьмидесятом году. - Погоди! – я чуть не вскакиваю с кресла. – Я об этом читала! Все воскресенье проторчала в библиотеке, а запомнила только фразу, что были ликвидированы Розье и Уилкс, одни из самых опасных сторонников Того-Кого-Нельзя-Называть. А Розье... - Это мой дядя. Ивэн Розье. Брат моей матери. Их с отцом застали врасплох... – Рина помолчала, а потом добавила: – но дядя в долгу не остался – отхватил Хмури половину носа. На большее его уже не хватило... Рина замолчала. Я тоже не смогла сразу заговорить, переваривая услышанное. А в самом деле, что можно сказать? Посочувствовать? Сколько можно сочувствовать четырнадцать лет спустя! Я могу понять, как Рина может с этим жить. Я ведь живу, ничего о своих родителях не зная. Но я не могу понять, почему она при этом так спокойно может ходить к Хмури на уроки. Я бы на ее месте ему показала... Хотя сегодня уже пробовала. И не получилось. Может она права и лучше не связываться? Вместо того, чтобы спросить о Хмури, спрашиваю совсем о другом: - А у твоего дяди детей не было? - Он не был женат. - При чем тут женат? Я про детей спрашиваю! - Ну раз не был женат, значит и детей не было. А зачем тебе? - Понимаешь, - я смотрю куда-то в пол, потому что мне первый раз за три дня нашего знакомства становиться трудно говорить, - я родилась в Англии. Когда мне было три года, меня отправили во Францию к дальним родственникам. Как раз в восьмидесятом году. Мне сказали, что мои родители умерли. - Как? – Рина смотрит на меня большими удивленными глазами. – Ты хочешь сказать... - Что твой дядя был моим отцом. - Не может быть! – Рина энергично мотает головой, но в ее голосе слышно радостное возбуждение. – Но я тебе говорю, что он не был женат! - Ну мало ли кто не женат! А может, он женился и никому не сказал. А может, он скрывался. - С трехлетним ребенком? - Ну вот ребенка во Францию и отправил. Или после его смерти отправили. - Невозможно, - говорит Рина, продолжая улыбаться. - Ну почему невозможно? - Тогда ты получаешься моя кузина? А ты знаешь, мне с первого взгляда в тебе что-то знакомое почудилось. - Мне тоже! - Знаешь, - Рина пытается говорить серьезно, но пока что у нее не получается, - я маме напишу. Она должна знать. - Напиши. А что нам с Хмури делать? - Я же тебе говорю – не обращай внимания! - К тебе он тоже с первого урока цеплялся? - Скорее я к нему. Говорила таким тоном, как будто он – ничтожество. Он мне той же монетой платил. - Он меня так ненавидит, потому что я Розье... – вслух размышляю я. И тут осекаюсь: - Но ведь он с первого дня на меня смотрел! Я уверена, что он еще тогда меня возненавидел! А ведь он не знал мою фамилию! Слушай, а я на твоего дядю сильно похожа? - Совсем не похожа, - качает головой Рина. – Он светлый, а ты темноволосая. И глаза у тебя не такие. А ты своих родителей совсем не помнишь? Я качаю головой. - Не помню. Помню, кукла у меня была – большая такая, с меня ростом, в красном платье. Куклу помню, а маму – нет. - А я папу немного помню. Он меня читать учил. И считать. Мы с ним кубики в слова складывали. А еще, - Рина замешкалась, - я вспомнила недавно, как мы переезжали... тогда отец с дядей нас отправили куда-то в другой дом, а сами остались, сказали, что вернутся попозже. И не вернулись. А я все спрашивала маму, куда они пропали, а потом увидела, что мама плачет... Рина замолчала. Потом добавила: - Я это только в прошлом году вспомнила. Помнишь, я тебе говорила про дементоров на стадионе? Вот тогда. Хорошо, что я в квиддич не играю, а то бы я тоже с метлы свалилась. Как Поттер. - Дементоры что – пробуждают воспоминания? - Не просто воспоминания, а самые страшные воспоминания. Не удивлюсь, если Поттеру Темный Лорд тогда привиделся. Поттер меня сейчас не волнует. Темный Лорд тоже. Меня больше волнует завтрашний вечер. Я уже решаю, что при случае еще раз выскажу Хмури все, что о нем думаю, раз уж Рина не хочет. У них за провинности баллы снимают, а с меня никто баллов не снимет. - Как ты думаешь, что он со мной сделает? Он тебя еще после уроков не оставлял? - Нет. Он в первый день учебы Драко Малфоя в хорька превратил за то, что тот на Поттера напасть пытался. - Если он меня превратит в хорька, - решительно говорю я, - я откушу ему остаток носа! - От этого менее уродливым он не станет, - давится от смеха Рина, - дальше уже некуда! Смеемся вместе и я осознаю, что теперь я действительно в порядке. Даже Хмури не боюсь. Кто он на самом деле такой, чтобы его бояться?
assidi: После перебранки с Каркаровым в субботу вечером я, кажется, обрел второе дыхание. Которого мне хватило на проверку работ всего третьего курса в тот же вечер. Чувствовал я себя на подъеме. Ночь проспал спокойно и без сновидений, утром в воскресенье еще немного поработал, а потом решил зайти в библиотеку покопаться в Запретной Секции. Не то, чтобы я искал там что-то определенное – мне нравилось пройти вдоль книжных полок, вынимая и перелистывая одну книгу за другой. Я вошел в библиотеку и увидел Беллу. Она сидела, обложившись горой книг, с видом студента, у которого завтра экзамен, и который только сегодня удосужился раздобыть учебники. Насколько я успел заметить, одна книга была о родословных волшебников, а все остальные – о войне с Темным Лордом. Девушка явно боролась со сном, но была одержима решимостью что-то узнать, иначе бы не засела в библиотеке в воскресенье. Пока я разговаривал с мадам Пинс, Белла убежала на обед. И хорошо, потому что я почти забыл, зачем пришел. К вечеру я успел поговорить с мадам Максим и знал о бобатонских студентах все. Точнее – все, что она захотела мне сообщить. В том числе и о ней. Ее, конечно, звали не Беллой. Ее звали Беатрис. Беатрис Розье. В раннем детстве она потеряла родителей, живет у дальних родственников. Очень независимая и строптивая девочка. В школе ни с кем не дружит, противопоставляя себя всем остальным. Ну это я и сам заметил. Я не подал виду, что интересуюсь ей, больше, чем кем-либо другим, и терпеливо выслушал обо всех. А потом еще пошел говорить с Каркаровым. Правда, от этого разговора толку вообще не было. Напуганный мною до полусмерти Каркаров половину разговора посвятил Краму, а вторую половину – отсутствию необходимости учить его подопечных защите от темных искусств. Вечер воскресенья я провел за проверкой оставшейся горы домашних заданий и в тяжелых раздумьях. Я никак не мог понять, что со мной творится. Вновь и вновь мои мысли возвращались к этой девочке. Каждое ее движение казалось исполненным смысла, а каждое слово значительным. И то, что я не имел возможность слышать то, что она говорит и наблюдать за ней постоянно, мне причиняло боль почти физическую. Когда-то я точно также тосковал о Белле. Мы виделись крайне нерегулярно и каждый проведенный с ней день давал мне силу на многие месяцы. Когда она не могла мне писать, я не находил себе места и все валилось из рук. Я ревновал ее к мужу, хотя прекрасно понимал, что не иду с ним ни в какое сравнение. Начиная хотя бы с того, что я его на десять лет моложе, а психологически – еще больше, лет на пятнадцать. Однако осознание этого не мешало мне страшно мучиться. Белла мне говорила, что я сам себя извожу и переживать нечего. Сейчас я точно изводил сам себя, переживая совершенно без повода. Какое мне дело до этой девочки? Мало ли, на кого она похожа! Может и вправду, дальняя родственница. Розье живут и в Англии и во Франции и мало ли где могут неожиданно всплыть фамильные черты. Но в том-то и дело, что ни на одного из знакомых мне Розье девочка не походила! Все, что в ней было – было чисто блэковское. Я знал Беллу, я помнил Сириуса, я долго общался с Регулусом и мог распознать блэковские черты. Это неповторимое сочетание твердости и хрупкости, пламенности и ранимости - ни у кого другого такого не было. Одновременно – и тонкая растянутая до предела струна и мощные языки пламени. Во мне ничего блэковского не сохранилось, но Блэки меня чем-то привлекали. Возможно потому я подружился с Регулом, еще с раннего детства. Моя бабушка была дружна с его матерью и часто брала меня с собой, отправляясь в гости. А с Беллой мы познакомились много позже на каком-то светском приеме. Я долго любовался ею издали, но никак не мог подойти. Когда мы с ней совершенно случайно оказались наедине в какой-то маленькой комнатке, она заговорила первая... и тогда меня понесло и я ей рассказал, кажется, все, что о себе в тот момент вспомнил. Но это было давно. И об этом сейчас лучше не вспоминать. И тем более никакого к этому отношения не имеет та девочка. Что общего у Беатрис Розье с Беллатрикс Блэк? Ничего. И мне надо забыть о ней и заняться делом. С переменным успехом я уговаривал себя весь вечер воскресенья и все утро понедельника. Почти уговорил. Но когда в обед машинально взглянул на равенкловский стол и Беатрис там не обнаружил, меня охватила паника. В панике я обвел глазами зал... и почти сразу нашел ее за слизеринским столом. Хорошо, что бобатонцы ходят в голубых мантиях, а не черных, видно издалека. Девушка сидела рядом с Айрин Уилкс и о чем-то увлеченно с ней говорила. Ни с кем из своих однокурсниц она с таким счастливым видом не разговаривала. В отношении Айрин Уилкс наши с Хмури взгляды расходились. Он не считал ее опасной, но тем не менее осторожно наблюдал, как, впрочем, и за всеми слизеринцами. Мне же она приходилась двоюродной племянницей и была симпатична. Симпатию эту я скрывал за напускным равнодушием. Она же делала вид, что меня ненавидит, и выглядело это очень забавно, потому что ненависть этой спокойной и рассудительной девочке была не под силу. Зато Беатрис – вполне под силу. Она ведь того же типа характера, что и Белла. Импульсивная и решительная. Как раз такого типа, который всегда нравился мне. В следующие два дня, где бы я ее не встретил – в коридоре или в Большом Зале за трапезой – была она исключительно вместе с Айрин. На своих однокурсниц не обращала внимания, что было им не очень-то и по душе, хотя до того они не очень-то ее уважали и даже смеялись над ней. В среду мы должны были первый раз увидеться на уроке. Так я не волновался даже перед нападением на Хмури. Даже перед приходом в Хогвартс и первым уроком у четвертого курса Гриффиндора. На перемене я заперся в кабинете и долго смотрел на себя в зеркало, выпрашивая помощи у того, кто в нем отражался. У Аластора Хмури. Получилось. Войдя в класс, я почти забыл, что я - это я. Правда не смотреть на нее все равно не мог. Но Хмури смотрел на нее совсем не так, как я. Она, в отличие от Айрин Уилкс, была опасна. Пока я еще не знал, чем. Но опасна. Айрин наверняка рассказала ей и о своем отце, и о его друзьях, и о том, кому они служили. Девочка с внешностью и характером Беллы не упустит случая отомстить за подругу. А на что она реально способна? Желание и решимость – это еще не все, нужно умение! - Мисс Розье, подойдите сюда! «А почему я?» - явственно прочел я в ее глазах. Тем не менее, она встала без колебаний. Хотя я видел – волнуется. Чуть палочку на столе не забыла. Решительно сделала шаг мне навстречу, показывая всем своим видом, что не боится меня, хоть я и чудовище. И тут я ударил. Не слишком сильно, только чтобы сбить с ног, но не оглушить. - Это нечестно! – закричала одна из ее однокурсниц. – Вы не дали ей подготовиться! Ох, тепличные растения, кто ж вас учил-то! Думаете, в реальном бою у вас будет время подготовиться? - Ваш противник не будет ждать, когда вы подготовитесь к нападению. Нужно быть всегда готовым! Я смотрел на нее и видел, что она хочет застать меня врасплох. И ее движения меня не обманули. Делает вид, что хочет встать, и, кажется, вся сосредоточена на этом, а сама достает палочку... На этот раз я, кажется, приложил ее сильнее. Она упала на спину и, кажется, ударилась головой о пол. Появилось желание броситься к ней, но я удержался. Этого только не хватало! - Вы слишком долго думаете, мисс Розье, - с усмешкой сказал я. Она не успокоилась и в третий раз попыталась меня опередить. И, разумеется, у нее ничего не получилось. На этот раз я не стал ее ни ронять, ни оглушать, просто отнял палочку. Реакция у девочки есть. Но для семнадцати лет – плохо. Такой реакции от второкурсника можно ожидать, а не от выпускника. Чему их в Бобатоне учат, интересно? Хорошим манерам? Надо и им прочитать лекцию о бдительности. Хотя бесполезно, конечно, все равно позабудут, едва выйдя из класса. Едва я делаю короткую паузу, чтобы перевести дух, она выпаливает на одном дыхании: - А не надо создавать себе врагов! Сами себе врагов создаете, а потом говорите про бдительность! Да как она смеет! Что она вообще знает о тех временах? Что она знает о временах постоянного напряжения, когда опасность стояла не только у тебя за спиной, но и за спиной твоих близких, особенно беззащитных перед нею? Что она могла знать, живя в безопасной Франции? Мы создаем врагов! Да я делал все возможное, чтобы не впадать в бессмысленную жестокость! Сколько раз я останавливал Крауча, когда видел, что он перегибает палку! Не узнавая своего голоса и не задумываясь над своими словами, я говорю: - Непозволительная дерзость, мисс Розье. Завтра в шесть жду вас в моем кабинете. Она порывается было сесть, но я ей не даю. Трепать языком мы все умеем. А работать? Я разбил класс на пары, смешав хогвартцев и бобатонцев, и поставив Розье перед собой. Показывал им различные защитные приемы, которые они должны были повторить. Ей доставалось сильно, хотя она и старалась отбиваться. Но отбиться у нее получалось едва ли в половине случаев, хотя на этот раз без предупреждения я уже не бил. Она не сказала ни слова. Смотрела на меня с ненавистью, но молчала. В ее глазах читалось горячее желание сбить меня с ног и приложить об стену. Пока что с ног сбивал ее я. Она молча вставала, отряхивалась и становилась на прежнее место. Когда прозвенел звонок, вышли они из класса под руку с Айрин. Она еле стояла на ногах. Даже я видел, как ее трясло. Меня тоже трясло. Я дошел до своего кабинета, закрыл дверь не только на замок, но и на заклятье, опустился в кресло и попытался понять, что происходит. У меня и до этого не раз бывало, что я не только говорил, но и думал, как Хмури. Как будто он поселился в моей голове и я могу действовать и думать за двоих, попеременно. Но такого протеста его мысли у меня раньше не вызывали. Понятно, что девочку надо учить. Но не так же! Когда я в конце августа отрабатывал боевые и защитные заклятия на Хвосте, и то действовал мягче! Хотя чего уж Хвоста-то жалеть! Или мне это только так кажется? Или я только по отношении к ней не могу простить жесткость? Хмури ее ненавидит. Так же как Малфоя, так же как Каркарова и Снейпа. А я? Мне было проще провести еще двадцать уроков подряд, чем ответить на этот вопрос. Даже самому себе.
assidi: Глава 4 Возвращаясь вечером в карету, я пожалела, что учусь не в Хогвартсе и не могу отправиться в слизеринскую спальню вместе с Риной. Впрочем, это недолго, рано или поздно я там поселюсь. Попрошу разрешения у мадам Максим, а если она не разрешит – все равно поселюсь. Но сегодня лучше этого не делать. Пусть они не думают, что их мнение обо мне меня волнует и что я хочу от них спрятаться. - Ну что, Колючка, тебе свидание назначили? - с порога задала вопрос Виолетта. - Наконец-то! – подхватила Мануэлла. - Ты расскажешь, что именно у него в шрамах? - закончила Эсмеральда. Я не обратила на них никакого внимания, прошла к своей кровати и медленно стала раздеваться. Они еще немного посудачили и через некоторое время угомонились, видя, что я не реагирую. Фантазии у них нет. Точнее есть, но работает она только в одну сторону. Камилла к всеобщему хору не присоединилось, но тем не менее тоже не поняла в чем дело. - Скажи мадам Максим! – настойчиво говорила она утром. – Он не имеет права тебя наказывать! - Ну вот еще, - отмахнулась я. Имеет или не имеет – это пусть они с мадам Максим и Дамблдором потом разбираются. А я пойду к нему, чтобы он не посмел потом сказать, что я струсила. Все это я выложила во время завтрака Рине, прибавив: - А будет наглеть – я ему второй глаз выцарапаю! Рина смеялась так, что на нас стали оглядываться с других столов. Мне тоже стало смешно и на урок зельеварения мы отправились в превосходном настроении. Про профессора Снейпа я слышала всякое. В том числе и от Рины. Однако никаких мрачных предчувствий он не оправдал. Наоборот, мое настроение стало еще более радостным, когда он осадил Флер, сделавшую вид, что она не понимает по-английски. У нее это в последние дни стало любимым развлечением. МакГонагалл в ответ на ее стенания повторила фразу на чистейшем французском, а Хмури вчера попросил меня перевести. Снейп же велел ей прочесть то же самое по учебнику, и не отстал от нее, пока она не уразумела, что там написано. На меня он взглянул пару раз и на этом успокоился. Я тоже. Мне одного Хмури хватало. В шесть часов я решительно постучалась в его кабинет. Страшно мне не было ничуть. Самое худшее, что со мной может случиться – отправят домой. Хотя как раз этого и не хотелось. Не хотелось расставаться с Риной. Да и она уже успела ко мне привыкнуть. - Входите, мисс Розье, - послышался голос из-за двери. Вхожу. С любопытством рассматриваю кабинет, заставленный всякими странными штуками. Но остановить на чем-то взгляд не успеваю – Хмури показывает мне на стул, стоящий возле стола. На столе – стопка листов пергамента, перо, чернильница и какая-то книга. И что дальше? - Мисс Розье, - подчеркнуто вежливо говорит он, - ваше самомнение гораздо больше ваших знаний. Он меня с Флер, часом, не перепутал? - Я полагаю, вам будет полезно ознакомиться с историей той страны, куда вы приехали. И не только вам, но и вашим подругам. Каким еще подругам? В Бобатоне у меня подруг нет. А Рина и так все знает. - И что? - не выдерживаю я. – Что я должна делать? - Вы должны взять эту книжку, мисс Розье, и перевести ее на французский. Он с ума сошел? Я ему за один вечер должна целую книгу перевести? Впрочем, книжка не очень толстая. Называется «История войны или то, о чем нельзя умолчать». Издана в восемьдесят втором году. Когда я в воскресенье копалась в библиотеке, мне такого не попадалось. Пока Хмури что-то еще говорит, успеваю пробежать глазами первые две страницы и убеждаюсь, что книжка еще и интересная. По крайней мере в сон не клонит. - За один вечер я ее не переведу, - для виду возражаю я. Смысла в этом возражении нет, но должна же я посопротивляться! - А никто и не просит, чтобы вы это сделали за один вечер, - ласково говорит Хмури. То есть это он думает, что ласково, а на самом деле улыбается вполне себе кровожадно. – У нас с вами целый год впереди. Ну, допустим, не год, а восемь месяцев. За это время можно всю его библиотеку перевести. Возражать я больше не стала, взяла лист пергамента и стала писать. Работа меня увлекла. Во-первых, приятно было в очередной раз убедиться в своем хорошем знании английского. Во-вторых, сама книга оказалась безумно интересной. Без лишних слов, без абстрактных рассуждений, автор почти бесстрастно обрисовывал картину войны с Волдемортом в конце семидесятых. Поначалу я даже не поняла, на чьей он стороне. Пару раз он даже прошелся по Министерству, причем весьма жестко. Несколько раз я увлекалась и вместо того, чтобы записать фразу, принималась читать дальше, спохватываясь только через три страницы. О своем намерении выцарапать Хмури оставшийся глаз я не забыла, но решила отложить его до лучших времен. Во-первых, надо подучиться, пока что я даже палочку у него из рук вышибить не способна. Во-вторых, надо побольше узнать о том, что здесь происходило и происходит, чтобы знать о чем говорить. Той фразой на уроке я и впрямь задела его за живое. Оказывается, политика Министерства зачастую приводила к тому, что они сами создавали себе врагов. Но Хмури пытался этому противодействовать... чему я, честно говоря, не очень верила. Единственное, чего не хватало в этой книге – фотографий. Там были перечислены все главные сторонники Волдеморта, но фотографий не было. А у меня еще несколько дней назад родилось стойкое убеждение, что я на кого-то из них сильно похожа. Иначе почему Хмури так уставился на меня еще в первый день? За работой я сама не заметила, как часы пробили десять. - На сегодня хватит, - сказал Хмури, отрываясь от проверки домашних работ. Я как раз остановилась на самом интересном месте и отрываться мне не хотелось. Хотя в этой книге все места, пожалуй, были самыми интересными. - А взять с собой ее нельзя? – вырвалось у меня. - Нельзя, - сурово ответил Хмури. – Вы ее, того гляди, потеряете или испортите, а книга редкая. Ну это он зря. Портить книги привычки не имею. Или он думает, что книга пойдет по рукам и ее истреплют? Это тоже зря. Кроме Рины, я бы книгу никому не дала. - Жду вас завтра в шесть часов. А когда я буду делать уроки, интересно? Впрочем, впереди еще выходные. Успею. На выходные я выпросила у мадам Максим разрешение ночевать в слизеринской спальне. Та была не очень-то довольна, но согласилась. Она постоянно мной недовольна. Тем более сейчас, когда я сцепилась с Хмури и заработала наказание на первой же неделе учебы. Но попробовала бы она мне не разрешить! Дамблдор говорил в первый день о необходимости крепить международные связи и о дружбе между волшебниками разных стран. Чем мы с Риной не положительный пример дружбы между народами? Или Рина у них на плохом счету из-за отца? Тогда можно весь Слизерин во враги скопом записывать. Рина говорит, что у большинства родители были на стороне Темного Лорда. И мои, скорее всего, тоже. О них мы пока еще ничего не узнали. В субботу утром Рина получила письмо от мамы и сказала мне, что у Ивэна Розье точно не было никаких детей. У меня создалось впечатление, что в письме было больше, или же ее мама что-то умолчала. Я пока не могла понять, как я отношусь к Темному Лорду. Ни в одной книге, даже в той, что я переводила для Хмури, не было толком сказано, чего он хочет и к чему стремится. Сказано было, что он хочет власти. Так власти все хотят. А то, что он проповедовал чистоту крови и очищение магического общества от влияния маглов – это я считаю правильным. Маглы дурно на нас влияют. Взять ту же Эсмеральду. Все ее ужасные манеры и работающая только в одну сторону фантазия – от маглов. И она уже испортила всю свою компанию, большей частью чистокровных. Меня не испортила, но только потому, что я не из их компании. На два дня я полностью забыла, что имею вообще какое-то отношение к Бобатону. Рина еще на неделе познакомила меня со своими однокурсниками, так что чувства, что я среди чужих, абсолютно не было. В субботу вечером, когда мы с Риной доделывали уроки, я снова поймала на себе взгляд светловолосого мальчика, которого запомнила еще с первого дня. Совсем про него забыла – не до того. Я тихонько тронула Рину за плечо и шепотом спросила: - А это кто сидит там в углу, вон видишь, со светлыми волосами? - Драко Малфой, - так же шепотом ответила Рина, - мой троюродный брат. Он на четвертом курсе. А что? - Он тоже на меня смотрит. С первого дня. Влюбился что ли? Рина подняла голову и посмотрела на меня. Очень странно. Мне ее взгляд не понравился. - Может, познакомишь меня с ним? Я у него сама спрошу. - Он со мной год уже не разговаривает, - с видимым облегчением отвечает Рина. - Из-за чего? - Я попыталась ему внушение сделать, - улыбается Рина. – Его, видишь, ли год назад на уроке ухода за магическими существами гиппогриф клюнул. То, что Драко по глупости сам нарвался, флоббер-червю понятно. Но какую он из этого трагедию сделал! Ходил чуть ли не полгода с перевязанной рукой и громко требовал, чтобы его жалели. А я не люблю, когда напоказ страдают, вообще показухи не люблю. Это она права. Я тоже не люблю. - Он вообще любит из себя трагическую фигуру строить. За Поттером постоянно бегает и издевается над ним, а потом всем вещает, какой нехороший этот Поттер. Ты бы видела, что тут было, когда Поттера четвертым чемпионом избрали! - Ты бы видела, что у нас было, - мрачно добавляю я. - А вам-то что? - Да Эсмеральда что-то там такое нагадала, якобы из-за Поттера с Флер случится несчастье. - С Флер не знаю, а Драко когда-нибудь нарвется. И я его останавливать не буду! – решительно говорит Рина. Мы смеемся. Я решаю все-таки поговорить с Драко при случае. Честно говоря, я не верила, что я не родственница Рине. Кто знает ее дядю – может он дочь от родной сестры скрывал? А может, они просто мне не хотели говорить? Рина точно что-то недоговаривает. Но добиваться от нее ответа силой – бесполезно. На следующей неделе я еще два раза ходила к Хмури переводить книжку. Мне бы это занятие даже понравилось, если бы не ощущение, что он следит за каждым моим движением. Несмотря на то, что сидит спиной. И если бы просто смотрел – так смотрит с явной враждебностью! Меня так и подмывало спросить – что я вам сделала? Кого я вам напомнила? Он даже на Рину не так смотрел. Впрочем, Рина спокойнее меня. Это я могу без раздумий в морду дать. А она подумает сначала и в результате не даст. На следующем уроке защиты от темных искусств Хмури опять практиковался на мне. Но мне один раз удалось его все-таки достать. Совершенно не по правилам, в том момент, когда он приготовился объяснять очередной прием. Упасть он, правда не упал, но пошатнулся и ухватился рукой об стол. Зато потом меня об стенку головой приложил. Ничего. Когда-нибудь я его тоже приложу. Так что от головы ничего не останется. От стенки тоже. В пятницу вечером наконец-то выдался случай поговорить с Малфоем. Он первый подошел к нам с Риной и протянул значок, на котором большими буквами было написано «Поттер - смердяк». Через минуту надпись сменилась на другую – «Поддержим Седрика!». - Это что? – спросила Рина таким тоном, будто ей протянули слизняка или дохлую мышь. Драко смешался – он явно ожидал восторженной реакции. Потом, вспомнив, что лучшая защита – это нападение, перешел в атаку: - Ты что, считаешь, что нашу школу должен представлять этот придурок со шрамом? - Я считаю, что ты слишком много о нем думаешь. Мой брат столько о своей девушке не говорит, сколько ты – о Поттере. При виде возмущенного лица Драко мне стало весело. Рина – молодец, умеет на место поставить. И кто сказал, что она тихая? - Ты считаешь, что это справедливо? Я уже не могу сдержать смех. Видно же – справедливость его не волнует. Ему хочется покрасоваться, во-первых, и чтобы его пожалели – во-вторых. Теперь понимаю, почему он с Риной год не разговаривает. Хотя я бы на месте Рины нашла более действенные методы воспитания. Жаль, он не мой брат. А может, и брат. Я о своей родне так ничего и не узнала, но чувство, что мы с Риной – родственники, никуда не делось. - Что именно справедливо, Драко? – невозмутимо спрашивает Рина. – Твое повышенное внимание к Поттеру? - Я не про это говорю! – окончательно обижается Драко. Мы смеемся уже вместе. У Драко такой несчастный вид, что становится еще смешнее, хотя дальше уже некуда. Бедный ребенок, оскорбили его в лучших чувствах! - Бетти, - обращается он ко мне, - может, ты возьмешь? Рина делает страшные глаза. Я прекращаю смеяться и пристально смотрю на мальчика. - Зачем? На такой простой вопрос у него ответа нет. - Видишь ли, Драко, - продолжаю я, - лично мне совершенно все равно, кого избрали чемпионом. Если ты хочешь привлечь к Поттеру всеобщее внимание, то ты этого уже успешно добился своими значками. - Он слишком много о себе воображает! Сегодня его прямо с урока вызвали фотографироваться! Знаменитый Гарри Поттер, тоже мне! - А тебе что, завидно? - Не завидно! - Тогда что ты к нему так прицепился? У тебя других дел нету? - Я не прицепился! Сколько ему лет? Четырнадцать? По-моему, не больше семи. Моя кузина так себя вела, когда была маленькая. Впрочем, она и сейчас иногда так себя ведет. Но ей еще только двенадцать. А в четырнадцать пора начинать взрослеть. Мы даже на него не сердимся. Нам просто смешно. А он, кажется, серьезно обиделся. Теперь еще год с Риной разговаривать не будет. А ко мне вообще не подойдет. - Драко, - говорю я серьезно, - скажи мне лучше, что ты на меня все время смотришь? Я не такая знаменитость, как Поттер. Он смущается. В таком виде он еще смешнее, чем в обиженном. Долго смотрит в пол, потом кидает быстрый взгляд на Рину и, наконец, выпаливает на едином дыхании: - Давай отойдем, я тебе скажу. - Говори здесь. - Но... – он подозрительно смотрит на Рину. - У меня нет секретов, говори здесь. Еще немного – и я опять засмеюсь. Но вот Рина выглядит слишком уж серьезно и мне это не очень нравится. Что за заговоры за моей спиной? - Через две недели у нас прогулка в Хогсмид, - произносит Драко, - туда обещала придти моя мама. Она хочет с тобой встретиться. Что? Теперь уже у меня глупый вид. Я себя со стороны не вижу, но думаю, что смотрюсь именно так. - Зачем? – ничего умнее сейчас сказать не могу. - Просто хочет с тобой поговорить. Ага, просто ни с того, ни с сего хочет поговорить с незнакомой девочкой из Франции. Очень логично. - Ладно, - говорю я, - когда - через две недели? Я приду.
assidi: Назначив Беатрис придти в мой кабинет, я понятия не имел, что заставлю ее делать. Обычно наказанных учеников я сдавал Филчу – у него всегда находилась работа. Но сейчас делать этого не хотелось. Хотелось подольше побыть с ней наедине, даже несмотря на то, что меня она ненавидит. Но ненавидит-то она Хмури, а не меня! Обо мне она еще не знает. И очень жаль, что и не узнает. Весь вечер я мучительно думал, что же мне с ней делать. Наконец, вспомнил, как в воскресенье она сидела за книгами и довольно улыбнулся. Кажется, я нашел решение. Девочку интересует война с Темным Лордом. В нашей библиотеке такое море книг, что в нем утонуть можно, а от Айрин объективной информации не добьешься. А еще мадам Максим спрашивала у меня, нет ли хороших книг на эту тему на французском. Я чуть не ответил, что и на английском-то хороших нет, проще написать еще одну, чем составить цельную картину из множества уже имеющихся книг. А потом сказал, что поищу. Искать на самом деле было нечего. Книга, удовлетворяющая требованием самого придирчивого исследователя, как с темной, так и со светлой стороны, существовала. Я нашел ее в библиотеке у отца. И чуть не пропустил, если бы меня не остановило имя автора. Я помнил его по грандиозному скандалу, разразившемуся в конце восьмидесятого года, когда тот попытался издать книгу о политике министерства, где хорошо прошелся по моему отцу. Той книги, я, кстати, так и не нашел. Незадачливый писатель в итоге угодил в Азкабан на полгода, потом, по выходе оттуда, видимо и написал ту книгу, что я сейчас держал в руках. Но сразу издавать ее не стал, ибо еще раз в Азкабан не хотел. Насколько я знаю, он не принадлежал к числу Упивающихся Смертью и даже им не сочувствовал. Но не сочувствовал и Министерству. Найденная мною книга не была запрещенной. Но в широкой продаже ее найти было нереально, да и в хогвартской библиотеке я ее не обнаружил. Зато обнаружил дома у Хмури, что было весьма кстати. Вот ее-то я и дам Беатрис. Пусть переведет на французский. Решу сразу две задачи – и девочка узнает о том, что у нас на самом деле было, и мадам Максим получит то, что хочет. В шесть часов она вошла в мой кабинет с видом героя, готового на страшные муки. Я чуть не улыбнулся. Но остался серьезным, объяснил, что следует делать, а сам сел к ней спиной и взялся за очередную стопку домашних работ. В очередной раз я был благодарен Хмури за его волшебный глаз, ибо сидя спиной, я, тем не менее, мог наблюдать за девочкой. Принималась за работу она с мученическим видом, но потом втянулась и даже забыла, что меня ненавидит и мечтает мне откусить остаток носа или выцарапать глаз. Еще бы! Я сам, когда нашел эту книгу, оторваться не мог. Даже обедать с ней пошел, хотя никогда не читаю за едой. Может, слишком мягкое наказание? Зато полезное. Потом еще пробегусь по тому, что она перевела и подредактирую. Сам по переводам соскучился. Сидели мы в полном молчании каждый за своей работой, пока не пробило десять часов. Тут я спохватился, что поздно, а ей еще в свою карету возвращаться. Не хотелось ее отпускать почему-то. Даже несмотря на то, что мы почти и не разговаривали. Она попросила дать ей книгу с собой, но я не дал. Не столько потому, что я не люблю отдавать свои книги, а потому, что хотелось, чтобы Беатрис переводила это при мне. Странно. Я никак не мог понять, почему мне так хочется ее видеть. Мне мало было уроков и редких встреч в коридорах. За последние два дня то чувство, которое я ощутил, едва ее увидев, выросло ее сильнее. Теперь я не просто наблюдал за нею издали. Теперь я с ней общался. Точнее не я, а Хмури, но я принимал в этом непосредственное участие, хоть она и о том не знала. Я сошел с ума. Я окончательно сошел с ума. Хоть вытаскивай из сундука Хмури и пусть он ведет уроки вместо меня. Под «Империо». А мне – залезть в сундук на его место и там найти в себе хоть каплю здравого смысла. Рудольфус несколько раз уже упрекал меня за излишнюю эмоциональность. Я постоянно обижался, хотя сейчас вижу, что он был прав. Эта эмоциональность всех и погубила тогда. И еще погубит, если я ей дам волю. Но я не мог заставить себя не думать о ней. Как раньше не мог не думать о Белле. Продолжение следует...
Гиллуин: Ага! В ЖЖ, значит, только три главы, а тут целых четыре! И как это понять? ;)))
assidi: На самом деле их написано 5 А чем больше мне будут писать комментов, тем больше будет желание писать дальше...
assidi: Глава 5 Предстоящая встреча с миссис Малфой меня здорово взволновала. Две недели я не то чтобы не могла найти себе покоя, но вновь и вновь возвращалась к ней мыслями. В следующее же утро после разговора с Драко, дождавшись, когда все уйдут из спальни, я пристала к Рине с расспросами. Рина стойко отмалчивалась и порывалась идти на завтрак, но я вцепилась в нее крепко и не отпускала. – Я тебе кого-то напомнила? – Нет, – смущенно отвечала Рина. – Я Драко кого-то напомнила? – Не знаю. Наверное. – Я ему ни слова за неделю не сказала, не могла его мама просто так захотеть меня видеть! Значит, либо я на кого-то очень сильно похожа, либо ему знакома моя фамилия. Он ведь тоже родственник Розье. Рина внимательно выслушивает мои логические построения, но ничего не говорит. Явно ведь знает что-то! – Ну что ты молчишь! Рина! Ты смерти моей хочешь? – Нет, – наконец отвечает она, – не хочу. Давай дождемся встречи, ладно? Я сама еще ничего не знаю – может, и не подтвердится. – Это насчет твоего дяди? – Не только его. Как я ни тормошила Рину, ни в этот день, ни в следующий ответа от нее не добилась. Поняла, что бесполезно, и прекратила. Ее не переупрямишь. Проще действительно дождаться. Тем более что скучать в эти две недели мне не приходилось. Кроме учебы и сидения за переводом у Хмури, я собирала сплетни. Как бобатонские, так и хогвартские. Сплетен было много, все они были разные и неизменно меня веселили. Веселило меня и то, что наши девчонки, которые меня не особо жаловали, страшно обиделись на мой отрыв от коллектива. Когда в воскресенье вечером я пришла в карету, меня встретило шесть презрительных взглядов. Камилла предпочла отвернуться. Так было и в прошлые выходные, но в этот раз, кажется, девчонки разозлились больше. Может, тогда они решили, что это ненадолго? Ну и зря. Я сделала вид, что ничего не случилось, села на кровать и принялась расчесываться. Процесс этот долгий и хлопотливый, и меня в его время лучше не отвлекать. Меня и не отвлекали. Флер начала рассказывать о том, как в пятницу вечером всех чемпионов вызывали для проверки волшебных палочек. И кроме того, еще фотографировали для «Пророка». Конечно, рассказывала она это не мне одной, но наверняка с пятницы успела пересказать не один раз. А я этой трогательной истории еще не слышала. Кроме предвосхищения будущей статьи в газете, большая часть вдохновенного монолога Флер была посвящена хогвартскому чемпиону Седрику Диггори. Кажется, Флер нашла себе очередную мишень. Вот чего не пониманию и не принимаю – так это подобных развлечений. Приставать на спор, влюбить в себя ради хвастовства перед подружками... не для меня это. Прямо хоть иди к Седрику и предупреждай его. Может, и правда пойти? Или Малфоя попросить. Он же собрался Диггори поддерживать – вот пусть и поддерживает. Делом, а не словом. К Малфою я, поразмыслив, не пошла. К Седрику тоже. Если он умный парень – поймет, что Флер нужна его слава, а не он сам. Если нет – то его и не жалко. Через несколько дней статья в газете вышла. Мы с Риной читали ее вместе и хохотали до слез. Хотя ничего смешного в ней не было. Почти вся статья была посвящена Поттеру. Я, конечно, не знакома с английскими журналистами, но вряд ли правды в этом рассказе было больше половины. А может, и вообще не было. Диггори не упоминался вообще, а о Флер был один абзац, в котором ее обозвали Делакруа вместо Делакур. Над этим я ржала так, что Рине пришлось хлопать меня по спине, чтобы я не задохнулась. Потом я увидела лицо Флер, прочитавшей эту статью, и приступ смеха повторился. Хорошо, что чемпионом выбрали не меня. Я бы такого издевательства над собой не простила. А с Флер давно пора сбить спесь. Но хуже всего после статьи было, наверное, самому Поттеру. Не дразнил его только ленивый. Вроде нас с Риной. Мы нашли себе другое развлечение – представили себе, как бы Рита Скитер взяла бы интервью у Аластора Хмури. – «Мое любимое занятие – раскрывать заговоры темных сил», – сказал он, и скупая мужская слеза скатилась по испещренной шрамами щеке, – торжественно произносила я. – Помедленней! – просила Рина сквозь смех. – Я не успеваю записывать! – «Даже здесь, в этой школе, темные маги гнездятся в небывалом количестве. Вчера я обнаружил в своем кабинете дохлую мышь, каковая, без сомнения, является трасфигурированным проклятым артефактом, обрекающим на смерть каждого, кто к нему прикоснется! Однако школьный смотритель Филч не разделяет мои опасения и утверждает, что эту мышь задушила его кошка, миссис Норрис». В таком духе мы накатали страницы три, а вечером читали это в переполненной слизеринской гостиной. Хохот стоял такой, что я всерьез опасалась за цельность стен. – Вот бы это Хмури дать почитать! – сказал кто-то, рыдая от смеха. – И дам! – воодушевилась я. Рина пришла в ужас и попыталась меня отговорить, но решимость моя была тверда. В четверг я пришла в очередной раз переводить книгу и незадолго до ухода, убедившись, что Хмури полностью погружен в работу, вытащила из кармана заранее подготовленные листки и сунула их между листами своего перевода. Хмури виду не подал, что прочитал наше творение, но всю следующую неделю заставлял меня ходить к нему каждый день. И мало того – начал придираться к моему переводу. Прочитал мне целую лекцию по поводу этимологии фамилии «Лестранж» и ее звучания на английском и французском языках. Хочет показать, что он не только палочкой махать умеет, но и в языках разбирается? Ну-ну. Одно было плохо – из-за Хмури я еле успевала делать домашние задания. Все свободные уроки мы с Риной проводили в библиотеке, и больше времени не оставалось ни на что. В том числе и на мысли по поводу моих родных, чему я была несказанно рада. Зачем мне себя изводить? Был момент, когда я подумала, не является ли Рина тем самым родственником, о котором говорила мне Эсмеральда. Но тут же отбросила эту мысль. Рина ничего опасного сделать не способна. Придумать, составить план, полностью проработать идею – да. А реализовывать ее должен кто-нибудь другой. Я, например. И отец у нее такой же был. Судя по ее рассказам и тому, что я прочитала в книге. Если бы у меня было побольше времени, я почитала бы еще и газеты. Но времени не было абсолютно. В пятницу Хмури отпустил меня чуть ли не около полуночи, и сил у меня хватило только прийти в слизеринскую гостиную, сказать что-то Рине и рухнуть на постель. Зато утром я проснулась в прекрасном настроении. Во-первых, перевод был почти закончен – осталась буквально пара вечеров, во-вторых, впереди два выходных, в-третьих, через три дня первое испытание Турнира, и я предвкушала возможность полюбоваться на то, как Флер опозорится. Реакция у нее никакая. Кроме того, наше с Риной издевательство над Хмури приобрело небывалую популярность в школе и весь Слизерин смотрел на меня с восхищением. В том числе и Драко, который с того вечера не подходил ни ко мне, ни к Рине. Даже встречи с Нарциссой Малфой я не боялась. А, собственно, чего бояться? После завтрака я вернулась в гостиную и долго приводила себя в порядок. С полчаса, наверное, делала себе прическу. Даже глаза чуть-чуть подвела и губы накрасила. Почему-то захотелось казаться взрослее. Рина сидела как на иголках и все время меня торопила, хотя спешить было некуда – Драко просил нас подойти в «Три метлы» к часу дня. До этого времени можно было обойти весь Хогсмид, и не один раз. Что мы и сделали. Сначала зашли на почту, где я отправила письмо дяде с тетей. Письмо получилось на редкость кратким – я осознала, что не могла им написать ни о предсказании Эсмеральды, ни о встрече с матерью Драко, ни о Хмури. Написала, что у меня все хорошо, что чемпионом избрали Флер, а я подружилась с Риной Уилкс, по матери – Розье. Про Рину можно было и не писать, но я не удержалась. Тетя постоянно упрекала меня, что я не дружу ни с кем в классе, но вряд ли она считает дочь Упивающегося Смертью хорошей компанией. Пусть поволнуется за меня, ей это полезно. Потом мы прошлись по главной улице, зашли в кондитерский магазин и накупили себе конфет и мороженого. В магазине и на улицах было полно студентов, и чуть ли не каждую минуту мы останавливались и приветствовали друг друга радостными воплями. Я увидела даже Эсмеральду с каким-то парнем из Дурмстранга и сделала вид, что ее не заметила. А она меня и в самом деле не заметила. Время приближалось уже к часу, мы устали, замерзли и только собрались направиться в «Три метлы», как я заметила входящих туда Хмури и Хагрида. Этого еще не хватало! Я схватила Рину за руку. – Ты чего? – Опять этот старый параноик! – Ну давай подождем. Ждать на ветру – не очень приятное занятие. И вдобавок к тому же и бесполезное. Мы проторчали под дверью минут двадцать, но Хмури оттуда не вышел. Ждать дольше смысла не было, и мы вошли. Пока я растерянно оглядывалась по сторонам, Рина схватила меня за руку и куда-то потащила. Через несколько секунд я и сама заметила Драко, за столиком в дальнем углу. А рядом с ним сидела женщина в синем плаще с капюшоном. Мы подошли и сели. Драко представил меня своей маме, хотя, по-моему, в этом необходимости не было. Чем-то она напоминала мою тетю, не чертами лица, а скорее общим его выражением. И цветом волос, хотя у тети они чуть потемнее. А еще – она, как ни странно, больше походила на меня, чем на Драко. Я в прошлом году, упражняясь в трансфигурации, перекрасила себе волосы в белый цвет – чтобы подразнить Флер. Ненадолго – к вечеру вернула обычный цвет. Смотрелась я, честно говоря, по-идиотски. Не то что миссис Малфой, которой, в отличие от меня, светлые волосы идут. Я смотрела на миссис Малфой с интересом и вежливым любопытством. Зато она, по-моему, от одного взгляда на меня впала в шок. Потом быстро справилась с собой, посмотрела на Драко, потом на Рину и указала нам на стоящие на столе бутылки сливочного пива: – Угощайтесь. Драко с любопытством следил за матерью, но заговорил совсем о другом: – Мама, а ты читала эту статью о Поттере? Рина картинно подняла глаза к потолку. Я вспомнила наше с ней творчество и тихонько прыснула в кулак. Драко не удержать – минут пять он вдохновенно вещает о Поттере и демонстрирует матери значок. Она его, по-моему, и не слушает. Или делает вид, что слушает, а сама украдкой наблюдает за мной. Одно хорошо – я немного расслабляюсь. Поначалу все-таки было немного неловко, а болтовня о постороннем эту неловкость сглаживает. Минус через десять разговора о Поттере, Турнире, разнице методов преподавания в Англии и Франции и прочем, Нарцисса говорит: – Драко, Рина, идите, погуляйте. – Мама... – Драко корчит несчастную рожицу, но Рина вцепляется в его руку и тащит прочь. На полдороги оборачивается и одобряюще мне подмигивает. Все в порядке. Ничего я не боюсь. Чего мне бояться? И Хмури куда-то делся. Ушел, наверное. Хагрид точно ушел. Я заметила, как они вместе подходили к гриффиндорской девчонке, подружке Поттера, а потом куда-то делись. И девчонка тоже ушла. Интересно, а где сам Поттер? Страдает в своей спальне, как предположил Драко? – Бетти, – говорит миссис Малфой, – расскажи мне, пожалуйста, о себе. Ты с рождения живешь во Франции? – Нет, мне говорили, что я родилась в Англии, но мои родители умерли, когда я была совсем маленькая, – повторяю я уже, наверное, в сотый раз. – А ты что-нибудь помнишь? Расспрашивает она меня минут пять, на протяжении которых я чувствую себя полнейшей дурой. Ничего я не помню, кроме той несчастной куклы. И ничего мне тетя с дядей не рассказали. И сама ни о чем не догадалась и ничего не узнала. – Когда у тебя день рождения? – Двадцать девятого мая. – Семьдесят седьмого года? – Да, – отвечаю я и нетерпеливо смотрю на нее. Ну сколько можно меня мучить! Сначала Рина, потом мать Драко. Не говоря уже о самом Драко. – Я дочь Ивэна Розье, да? – не выдерживаю я. Нарцисса качает головой. – У Ивэна Розье не было детей. Я хочу что-то еще спросить, но почему-то не могу заговорить. Но почему тогда я так уверена, что мы с Риной родственники? Да и Рина это чувствует, она мне сама сказала. Тем временем Нарцисса достает из своей сумочки колдографию и протягивает ее мне. – Взгляни. Беру в руки и смотрю. Первые полминуты вообще не могу понять, откуда эта колдография взялась. На ней две девочки в хогвартских черных мантиях со слизеринскиими гербами, и та, которая постарше, – вылитая я. А младшая похожа на мою кузину Аннет, но это не она. У Аннет волосы темнее и черты лица не такие. Но старшая – точно я! Что я делаю рядом с незнакомой девочкой? Да и хогвартской мантии у меня никогда не было! Рина предлагала мне одолжить, но я пока еще не согласилась. Я растерянно хлопаю глазами, наверное, еще минуты три. Потом смотрю на миссис Малфой: – Это я? – Это не ты, – качает она головой. – Это моя старшая сестра Беллатрикс на седьмом курсе. А рядом – я. Что? В настоящий момент, я смогла бы, наверное, победить в конкурсе на самый глупый вид. Надо что-то сказать, и я спрашиваю первое, что приходит в голову: – А у нее дети были? – Да, – отвечает Нарцисса и отпивает большой глоток из своей бутылки. Я про свое пиво-то и забыла. А зря – в горле совсем пересохло. – И что?.. – севшим голосом говорю я. – В восьмидесятом году, после смерти Ивэна Розье и Тэда Уилкса, Белла объявила о смерти своей дочери. Я была на похоронах. Он говорит медленно и неуверенно, словно бы сомневаясь, стоит ли мне вообще говорить. – Но я же не умерла! – совершенно по-детски возражаю я. – Да, – улыбается Нарцисса, – ты не умерла. Я думаю, что Белла и Рудольф тебя спрятали, тайком отправив за границу. Времена тогда были неспокойные, они решили, что надежнее будет объявить о твоей смерти. – А... сколько ей было? – Столько же, сколько и тебе. Я помню дату рождения. И звали так же – Бетти. Только полное имя у тебя не Беатрис, а Бетельгейзе. Блэки, как правило, давали детям имена звезд и созвездий. Я – исключение. Ну надо же. Вспоминаю, что Бетельгейзе – звезда из того же созвездия, что и Беллатрикс. И действительно сокращается до Бетти. А Драко, оказывается, мне брат. Двоюродный. И я с полным правом могу его воспитывать. Вот сегодня и начну. А Рина тогда, получается, моя троюродная сестра. Вот это повезло – столько родственников сразу! Думаю я совершенно не о том. Точнее сказать – ни о чем. Мысли путаются. Все ведь сходится. Или не все?.. – А фамилия моя – Розье? – Нет, фамилия твоя – Лестранж. Розье – наши родственники во Франции, раз тебя отправили к ним, то сочли нужным поменять и фамилию. Логично. И имя тоже поменяли на близкое по звучанию, ибо оно не просто редкое – уникальное. Стоп, я же читала про Лестранжей! Они упоминались в той самой книге, как наиболее активные из сторонников Темного Лорда! Хмури еще придрался к моему переводу этой фамилии и целую лекцию мне прочитал! – А они давно умерли? – с тем же глупым выражением лица спрашиваю я. – Нет, – тихо отвечает Нарцисса. – Они не умерли. Что? – Тебе сказали, что они умерли, и я вполне понимаю почему. Они в Азкабане. Уже почти тринадцать лет. Мне захотелось лечь и разреветься. Несмотря на то что я даже в детстве никогда не плакала. Только поверила, что родители живы и я смогу их увидеть... Азкабан – это хуже смерти. Рина рассказывала мне про дементоров. Ей становилось плохо, даже когда они на небольшое время оказывались поблизости. А в Азкабане они рядом постоянно. Как можно выдержать такое? – И надолго? – спрашиваю я, уже догадываясь, каким будет ответ. – Пожизненно. Мы замолкаем. Я допиваю наконец свое пиво. Мне его явно мало, но вставать с места и идти к стойке не хочется. Теперь понятно, почему тетя мне так говорила. И надо же – Эсмеральда оказалась права, утверждая, что мои родители – темные маги. А Хмури? Он смотрел на меня с первого же дня, потому что я похожа на Беллатрикс? – Тетя Нарцисса, – такое обращение для меня пока непривычно, но ее так даже Рина называет, так что надо привыкать, – у нас есть профессор Хмури... Я замолкаю, потому что не знаю, как можно выразить в словах весь наш опыт общения за последний месяц. Но поскольку миссис Малфой молчит и мне не помогает, то приходиться продолжать: – Он так странно смотрел на меня с самого первого дня... А теперь он меня просто ненавидит. – Неудивительно, – вздыхает Нарцисса, – ты ведь так на нее похожа. – Это он посадил маму в Азкабан? Слово «мама» мне пока тоже непривычно. Особенно в сочетании с Азкабаном. – Нет, приговор вынес Барти Крауч. Ты его видела на открытии Турнира. А Хмури ее, скорее всего, допрашивал. Крауча я действительно видела. Строгая мантия, усы щеточкой... Сухарь сухарем. И в той книге про него много было. Только не было ответа на вопрос, почему же его сместили с поста главы департамента магического правопорядка. Хмури, значит, допрашивал. А в те времена, как я узнала из той же книги, было разрешено применение к подозреваемым непростительных заклятий. Наверное, лицо у меня становится каким-то совсем ужасным, потому что Нарцисса берет меня за руку и что-то тихо шепчет, я даже не слышу поначалу что. Кажется, призывает успокоиться. Успокоишься тут... Жаль, что Хмури ушел, я бы сейчас вцепилась ему в морду и выцарапала оставшийся глаз безо всякой палочки. Нет, не жаль. Потому что меня бы тут же схватили и отправили в Азкабан. Глупо попадаться так рано и так нелепо. Вообще, попадаться глупо. А Крауч, между прочим, должен на первый тур приехать. Может, ему глаза выцарапать? – И что мне теперь делать? – растерянно спрашиваю я. – Будь осторожна, – мягко говорит Нарцисса. – Прошу тебя, не надо пытаться отомстить и вообще куда-либо лезть. Она и правда на мою тетю похожа. Та очень любила говорить, чтобы я никуда не лезла. А я лезла постоянно. То в Лувр, то в Оперу. Сейчас меня не хватит даже на то, чтобы до школы дойти, не то что лезть куда-нибудь. – Конечно, тетя Нарцисса, – покорно отвечаю я. Голос какой-то не мой. И я – это не я?.. А кто? Я ведь почти этого ждала... но когда знание навалилось на меня и придавило сверху, оказалось, что предугадывать и знать – это разные вещи. Мы говорим еще некоторое время, причем говорит в основном Нарцисса, а я пытаюсь хоть как-нибудь обуздать рвущиеся в разные стороны мысли. Чувствую себя вымотанной до предела. Надо будет еще раз обсудить все с Риной, может, тогда в голове все и уложится. – Тебе, наверное, пора в школу, – говорит Нарцисса. – Пиши мне. Я бы позвала вас с Драко к себе на каникулы, но вы, скорее всего, захотите остаться, у вас там грандиозный праздник намечается. Праздник меня сейчас не волнует. И на каникулы я бы поехала к Рине, а не к Драко. Но до каникул надо еще дожить. Жить осталось меньше месяца, но этот месяц кажется мне бесконечным. С тем, что я сейчас узнала... Выхожу из «Трех Метел» и сразу же натыкаюсь на Рину и Драко. Вид у обоих встревоженный. – Ну что? – нетерпеливо спрашивает Драко. – Здравствуй, кузен, – отвечаю я. – Идем в замок, воспитывать тебя буду.
assidi: Я влюбился. С самого первого дня, как ее увидел, только не сразу это осознал и признался самому себе. Ничего умнее придумать не мог, как влюбиться во время выполнения ответственного задания. Но это так. И теперь я ничего не могу с собой поделать. То, что Хмури ее ненавидит, мне на руку. Любовь очень просто скрыть за ненавистью. Вообще сильные чувства очень легко подменить друг на друга, чем я активно и пользуюсь, изображая Хмури. Иногда наши чувства совпадают. Иногда – нет. Но совпадает их сила, поэтому мне так легко. Все, что дает ей Хмури, на самом деле ей пригодится. И этот перевод, от которого она получает удовольствие, и наши постоянные спарринги на уроках. Ей ведь не хватает теории и практики, а со мной она освоит их лучше и быстрее. А что дальше? Раскрыться я ей не имею права. Что будет после окончания Турнира – я даже загадывать не смею. Может, я вообще до него не доживу. Может, меня схватят возле Кубка или даже задолго до того, как я к нему подойду. Нет, так не должно случиться. Мы все просчитали. Темный Лорд незримо стоит за мной и руководит мной. Провала быть не должно. Я его не допущу. Но что мне делать с этой девочкой и свалившимся на меня чувством? Я не думал, что я еще способен любить. У меня оставалась преданность Темному Лорду и любовь к Белле. А теперь получается, что я ей изменяю. С девочкой, на нее похожей. Или – не изменяю? Или к Белле была не та любовь? Я очень плохо помнил то, что было до Азкабана. Нет, не так – для меня прошлое было словно за прозрачным, но непроницаемым стеклом. Это при том, что для меня всегда прошлое было таким же реальным, как и настоящее. Я не мог сравнивать свои чувства тогда и сейчас, потому что я их не помнил. Но кто эта девочка? Откуда она взялась? Чтобы узнать о ней побольше, я снова отправился к мадам Максим. Повод был – обсудить наказание, которое можно было счесть слишком строгим – я ведь хотел, чтобы девушка перевела мне всю книгу. Мадам Максим со мной согласилась, тем более книгу на французском она просила сама. Разумеется, мне пришлось выслушать еще массу сведений обо всех приехавших студентах Бобатона, но и о Беатрис я кое-что новое узнал. Она родилась в Англии. И ее родители погибли, когда она была еще совсем маленькая. Вернувшись к себе, я долго не мог успокоиться. А если это действительно дочь Беллы? Но она же умерла. Ну и что? Я тоже умер. И инсценировка похорон в моей жизни уже была. Пустая могила в нашем саду, которую я пустой не считаю, хотя знаю, что мама лежит не там. И по возрасту подходит, и по внешности. Имя другое, но ведь имя можно сменить. Беатрис ведь тоже сокращается до Бетти. Дочь Беллы я видел один раз, в конце лета семьдесят девятого года, когда еще учился в Хогвартсе. В августе я несколько раз бывал у Лестранжей, и в один из таких визитов к нам в комнату вбежала двухлетняя темноволосая девочка, увидела меня и остановилась. – Бетти, – произнесла Белла, – поздоровайся с дядей. От «дяди» я чуть не засмеялся, а девочка подошла ко мне и с серьезным видом протянула ладошку. Только я до нее дотронулся, как девочка развернулась и убежала. Глядя на мою растерянную физиономию, Белла рассмеялась. И тут Бетти вернулась, ведя за руку куклу с нее ростом. – Поздоровайся с дядей, – сказала она, копируя тон матери и протягивая мне руку куклы. Пришлось поздороваться еще и с куклой. После чего девочка сочла свой долг выполненным и убежала. Она, конечно, этого не помнит. Я в восемнадцать лет не помнил своего раннего детства. Она и Беллу может не помнить. И вообще не знать, кто ее родители. Если это, конечно, она. А кто же еще? Мне хотелось видеть ее как можно чаще, но пока что я ограничивался двумя разами в неделю, не считая уроков. На уроках я продолжал третировать ее, как мог, а на наших дополнительных занятиях делал вид, что не замечаю, а сам пристально следил. На одном из занятий она, воровато на меня оглянувшись, достала что-то из сумки и всунула в стопку листов с готовым переводом. Думала, что я не вижу. Я оставил ее в этом убеждении, сделав вид, что ничего не случилось. Еле дождался, когда она ушла, и взялся за пергамент. Заголовок, написанный аккуратным девичьим почерком, гласил: «Интервью, данное бывшим аврором, а ныне преподавателем школы Хогвартс Аластором Хмури газете «Ежедневный Пророк». Первые же строчки сего интервью вызвали у меня дикий хохот, а дальше я смеялся, не переставая. «Поначалу я превратил полтора десятка студентов Слизерина в хорьков, но мистер Филч пожаловался на меня профессору Дамблдору, утверждая, что хорьки загадили ему всю лестницу. Теперь я просто заставляю их учить наизусть названия всех ста четырнадцати заклятий, которые я использую против темных магов». Ну молодец девочка! У меня бы фантазии и смелости не хватило так издеваться над Хмури. А я-то сегодня не мог понять, почему слизеринские пятикурсники, глядя на меня, так улыбались. Конечно же, Бетти с Айрин прочитали это вслух в гостиной, иного я от них и не ждал. Мне было так весело, что я не смог даже понять реакцию Хмури. Похоже, что он тоже смеялся, читая это интервью. Оно было написано в духе обычных школьных шалостей, и обижаться на такое было просто глупо. Мы в школе рисовали профессора Слагхорна в виде моржа, сидящего на льдине, а потом Белла с Рудольфом рассказали мне, что занимались тем же самым. Прямо говорить ей, что я недоволен ее творением, было глупо, поэтому я просто-напросто всю следующую неделю заставил ее ходить ко мне каждый день. Она даже виду не подала, что ей это неудобно, хотя я прекрасно знал, что на седьмом курсе остается не так много свободного времени. И, кроме того, я еще стал к ней придираться. Мне хотелось говорить с ней, все равно о чем. Даже наблюдать, как с ней говорит Хмури, – все равно было приятно. Еще мне было интересно, узнала ли она о своих родителях, поэтому я прочитал ей целую лекцию о происхождении фамилии «Лестранж» – все, что узнал от Рудольфа и вычитал в книгах по истории магии. Она не отреагировала. Значит, не знает. В субботу вечером должны были привезти драконов. И в эту же субботу была назначена прогулка в Хогсмид. Хагрид с утра пребывал в приподнятом настроении и направился отмечать это настроение в деревню. Поймать его в «Трех Метлах» и разговорить было делом несложным. Там же обнаружился и Поттер. В мантии-невидимке рядом со своей подружкой Грейнджер. Пока я уговаривал Хагрида показать Гарри драконов, в трактир, воровато оглядываясь, вошли Айрин и Бетти. И направились в противоположный от нас угол, где сидел Драко Малфой, а рядом с ним еще кто-то. Этот кто-то сидел мало того что спиной к залу, так еще и капюшон на голову натянул, чтобы быт неузнанным. Явно не школьник. Люциус? Нет, Люциус повыше будет и в плечах пошире, скорее всего это женщина. Нарцисса? Не я один заметил сходство девочки с Беллатрикс. Если Драко видел фотографии тети, он тоже отметил сходство. И теперь позвал свою мать, чтобы та убедилась лично... Но сначала мне надо саму убедиться, что это Нарцисса. После того, как я договорюсь с Гарри и Хагридом. Все прошло на удивление гладко. Убедившись, что Поттер и Хагрид условились о встрече, я распрощался с Хагридом и направился в туалет. Вход в который, по счастью, находился в том же углу, в котором расположилась интересующая меня компания. Меня они, кажется, не заметили, поскольку я прошел не мимо их столика, а мимо соседнего, где сидела шумная компания пятикурсников-хаффлпафцев. Из туалета я вышел в мантии-невидимке. Сделал несколько шагов, убедился, что никто меня не заметил, и застыл, прислонившись к стенке. Я оказался прав. Это действительно Нарцисса. Она отослала Драко и Айрин и теперь расспрашивала Бетти о ее происхождении. Нарцисса тоже думала, что дочь Беллы умерла. Все так думали. Интересно, а что сообщили родственникам, у которых она воспитывалась? Лицо Бетти я не вижу, зато хорошо вижу лицо Нарциссы. Бледное и сосредоточенное. Она задает Бетти вопрос за вопросом и старательно делает вид, что не волнуется. Впрочем, Бетти сама далека от душевного равновесия, так что можно и вида не делать. – Я дочь Ивэна Розье, да? – спрашивает она. Ах вот в чем дело! Бетти-то фотографий Беллатрикс не видела, она ориентируется только на свою фамилию. Но ведь Айрин наверняка сказала ей, что у ее дяди не было детей! И Нарцисса говорит о том же. Задумавшись, я чуть не пропускаю момент, когда Нарцисса протягивает девочке колдографию. Я не успеваю разглядеть, кто на ней, но судя по реакции – Беллатрикс и Нарцисса в юности. Да. Это она. Теперь я точно знаю. И Нарцисса тоже. Вижу по реакции. Реакцию Бетти не вижу, но чувствую. Она в растерянности. Не может понять, что ей делать. Отвечает неуверенно и смотрит куда-то вниз. – А они давно умерли? Бетти ведь даже не знает, что сейчас с Лестранжами! Правильно – откуда ей знать! Айрин могла и не рассказать, а в книге этого нет, потому что она написана до падения Темного Лорда. Издана после смещения моего отца с поста главы департамента магического правопорядка, но написана раньше. О предательстве Каркарова там тоже нет. Может быть, не стоит ей говорить? Нет, Нарцисса говорит. Наверное, это правильно. Я стою, держась за стенку и закусив губу. К вечеру будет еще один шрам. Ничего, шрамом больше, шрамом меньше... Никто их не считал и считать не будет. – Тетя Нарцисса, – говорит она, – у нас есть профессор Хмури... И про Хмури вспомнила. Ну как же – у них такая пылкая обоюдная ненависть... хорошо, что она не видит, что за этой ненавистью скрывается. Она не видит меня. Интересно, что она будет делать, поняв причину этой ненависти? Пытаться отомстить? Ну, мне она уже пыталась на уроке, но все ее попытки мной быстро отслеживались и пресекались. А пародия на интервью – это не месть, а школьная шалость. Она может попытаться отомстить старшему Краучу. А вот это надо пресечь. Скорее всего, у нее ничего не получится, и ее в лучшем случае отправят домой. Я даже этого не хочу. А что случится в худшем – даже предполагать боюсь. Да и отца не хотелось бы терять раньше времени. Он нужен, дабы подставить его в случае нашего успеха. Кто виноват в несчастье, случившемся на Турнире? Распорядитель Турнира, кто же еще! Я не хотел смерти отца. Я хотел отправить его в Азкабан. Пусть испытает то, что испытал я. Нарцисса уговаривает ее быть осторожной и никуда не лезть. Я улыбаюсь. Чтобы Бетти никуда не лезла! Полезет непременно. Значит, надо следить за ней. И за Поттером, чтобы он не просто прошел первое испытание, но и победил в нем. И это я тоже буду делать ради Бетти. Когда темный Лорд вернется, он освободит своих верных сторонников. В том числе и Беллу. Когда Бетти, а вслед за ней и Нарцисса вышли из трактира, я сделал глоток из фляжки, и медленно, не снимая мантии-невидимки, направился к выходу.
assidi: Глава 6 Весь день я усиленно давала понять Рине и Драко, что со мной все в порядке. И действительно пыталась Драко воспитывать, пока он от меня не сбежал. Точнее, его у меня отбил весь его курс во главе с Пенси Паркинсон. После чего они убежали, а мы с Риной дружно над ними смеялись. А потом мы долго обсуждали предстоящий первый тур и унылый вид Флер. После ужина я не выдержала и поднялась в спальню. К счастью, там никого не было. Рина, разумеется, направилась за мной. Я в тот момент даже не знала, хочу я ее видеть или нет. Я вообще не знала, что мне в тот момент хотелось – не то кого-то убить, не то упасть на кровать и разрыдаться. – Ты почему мне раньше не говорила? – набросилась я на Рину. – Ты ведь знала! Драко тебе с первого дня сказал! – Драко не мог сказать мне в первый день, – спокойно ответила Рина. – Он же со мной не разговаривает, ты забыла? – Сейчас разговаривает! Ты ничуть не удивилась, когда он назначил мне встречу с Нарциссой! Ты знала! – Я не знала. – Знала! Я сразу поняла, что ты скрываешь! Вы до того поговорили с Драко! Рина тяжело вздыхает. – Я не хотела тебе говорить заранее – вдруг бы не подтвердилось. Когда я написала маме, она рассказала о моем письме тете Нарциссе. А ей еще раньше написал Драко. – Вы все знали! – Мы только догадывались. Тебе было бы легче, если бы мы ошиблись? – Куда уж тут ошибиться! Ты колдографию видела? – Я – нет. Драко видел. – А я видела. Они там вдвоем – мама в моем возрасте и тетя Нарцисса... Вспомнив колдографию, я уже не смогла сдержаться – упала на кровать и разрыдалась. Рина сидела рядом со мной, гладя, по волосам и шепча что-то успокаивающее. За что я на нее, в самом деле, накинулась? Она ни в чем не виновата. К вечеру мне удалось прийти в себя, и когда в спальню поднялись другие девчонки, мы с Риной, как ни в чем не бывало, сидели рядышком и болтали о пустяках. Хотя нельзя было сказать, что я успокоилась. Просто не хотелось показывать кому-либо свое состояние. Перед сном я пыталась представить себе Азкабан. Я не люблю замкнутых пространств, темноты и тишины тоже не люблю. Разве что ночью, когда знаешь, что завтра будет солнечное утро и новый интересный день. А если утра не будет? И еще дементоры, о которых я знала только из учебников, а значит – ничего не знала. Рассказы Рины давали совсем другую картину. Когда я попыталась все это представить вместе, мне стало жутко. До того жутко, что я не выдержала, откинула полог кровати и тихо позвала Рину. И мы еще два часа сидели рядышком и шептались, тихо, чтобы никого не разбудить. В воскресенье после завтрака мы отправились в библиотеку рыться в старых газетах. Сначала обнаружили в одном из осенних «Пророков» восьмидесятого года маленькую заметочку о том, что мистер и миссис Лестранж с прискорбием сообщают о смерти своей дочери. Да, странно читать о собственной смерти. Интересно, а где находится моя могила? Мы даже посмеялись немного, представив, как мы кладем на могилу цветы. Но потом мы взялись за газеты начала восемьдесят второго года и нам стало не до смеха. Рина все это знала в общих чертах, а я не знала вообще. У меня было впечатление, что в войне с Темным Лордом хороши были обе стороны. Но «нашей» для меня была та сторона, на которой были отец Рины и мои родители. Что до методов, ими используемых, – так в войне не будешь особо разборчивым в средствах! Не ты, так тебя. Но в восемьдесят втором войны уже не было. И поэтому совершенное Лестранжами в стройную картину уже не укладывалось. Или это в «Пророке» все показывалось только с одной стороны? А в той книге про Лонгботтомов ничего не было. Но и про падение Темного Лорда тоже. Она была написана раньше? Интересно, есть ли продолжение? Надо будет спросить у Хмури, как мне ни противно с ним разговаривать. Интересно, он уже знает, кто я? Даже если не знает, должен догадаться, он не дурак, хоть и сумасшедший. Нарцисса же догадалась. В газете, кроме многословных обвиняющих статей, были еще и колдографии. Первой снимок Беллатрикс Лестранж обнаружила Рина и молча протянула мне. Тут мне пришлось приложить все усилия, чтобы не расплакаться. Мы все-таки в библиотеке, а не в слизеринской спальне. Неподалеку от нас Поттер со своей подружкой что-то лихорадочно искал, обложившись горой книг. Вид у него был растерянный и расстроенный, примерно как у меня. Интересно, он тоже узнал что-то шокирующее? «Мама», – говорю я про себя, глядя на колдографию. Вслух сказать не решилась. Здесь она постарше меня, это видно. Но смотрит точь-в-точь как я смотрю на Флер или Эсмеральду. Конечно, меня-то она не видит. А то смотрела бы по-другому. Интересно, это не она Хмури глаз выцарапала? Определенно, пора ему выцарапать второй. Для симметрии. Еще там было изображение Лонгботтомов. Молодые и красивые. Алиса с маленьким ребенком на руках. Год-полтора, не больше. Младше меня. Мне тогда было уже четыре с половиной, и я уже жила у тети. Интересно, мне тетя тогда уже сказала, что мама умерла? Не помню. – Рина, – тихо говорю я, – а этот мелкий Лонгботтом сейчас где? – В Гриффиндоре на четвертом курсе. Вместе с Поттером. Я его, наверное, видела, но не обращала внимания. А он, видимо, не читал старых газет. Или у него плохая память на лица. У меня хорошая память на лица, но плохая память на колдографии. Я по снимку человека узнать не могу. Наоборот – запросто. – Драко над ним смеется постоянно, – продолжала Рина. – У него все из рук валится, и соображает он не очень... Я в этом точно не виновата. Но почему-то становится неловко. – А Драко хорошо соображает? Рина смеется. – Иногда мне кажется, что вообще не соображает. Вот увидишь, он с и тобой перестанет разговаривать. – А я с ним не разговаривать собираюсь. Рина, ты хороший человек, но слишком мягкий. Ему надо было еще в детстве всыпать хорошенько. Впрочем, и сейчас не поздно. Мы смеемся вместе. Потом Рина осторожно трогает меня за рукав, я оглядываюсь и обнаруживаю, что в библиотеку вошел Хмури. Его только не хватало! Убивать взглядом я еще не научилась. А жаль. Он пропустил мимо себя мой взгляд и спокойно себе похромал к столу библиотекарши. За мной следит, не иначе. Да, я сижу за подшивкой старых «Пророков» и любуюсь колдографией Беллатрикс Лестранж, как две капли воды похожей на меня. Ну и что? – А что сейчас с этими Лонгботтомами, не знаешь? Они умерли? – Нет, – качает головой Рина. – Они в больнице святого Мунго. До сих пор. Невиллу не позавидуешь. Мне тоже. У него родители в больнице, у меня в тюрьме. А если бы меня за границу не отправили, еще неизвестно, где бы я была. Может, тоже в больнице. Или в могиле. Стараниями тех же Лонгботтомов. И с чего я взяла, что война к тому времени уже кончилась? А попадись мои родители в руки аврорам – что бы с ними сделали? Еще несколько минут – и я начинаю успокаиваться. Хмури к тому времени уходит – и это хорошо. Зато приходит Крам, а за ним – толпа поклонниц. Делать девчонкам нечего. Я бы ни за кем бегать не стала. Берусь за следующую газету. Почему-то чем больше статей, тем меньше информации. Приходится собирать ее по кусочкам и держать в голове, чтобы не забыть. Интересно, газетчики специально пишут так, чтобы у читателей мозги в трубочку сворачивались? Пробегаю статьи глазами, не останавливаясь ни на чем, ища лишь новые факты, которые можно было запомнить. И имя «Барти Крауч» меня сначала не останавливает, ибо про него я уже прочитала немало. Но потом я спотыкаюсь и возвращаюсь глазами назад. Контекст какой-то не такой. Как понять, что против Барти Крауча четких улик нет, но он, несомненно, виновен? – Рина, – опять взываю я о помощи, – я не поняла, при чем тут Барти Крауч? – Это другой Барти Крауч. Это его сын. – Сын? Ты хочешь сказать, сын Барти Крауча был вместе с нашими родителями?.. Мне становится смешно. Но это какой-то неправильный смех. Невеселый. – Его тоже посадили в Азкабан. И он там очень быстро умер. Вот как. Крауч спятил, честное слово. Интересно, чем он довел сына, что тот переметнулся на противоположную сторону? Хотя если он додумался до применения непростительных заклятий... Интересно, он их лично применял? Почему-то мне кажется, что да. Не ко всем, конечно. Но к таким, как выражается газета, «закоренелым преступникам», как Лестранжи – скорее всего. – Сволочь этот Крауч, – говорю я. – И он еще смеет приезжать в Хогвартс! – Ну так он начальник департамента международного сотрудничества, ему по должности положено. – Мало ли что ему положено, – сквозь зубы говорю я. – Ненавижу! Убила бы, не задумываясь! Стой, – спохватываюсь я, – он же приедет на первый тур! – Ты его убивать собираешься? В Азкабан захотела? Нет, в Азкабан я не хочу. Мама с папой мне явно там не обрадуются. – А если сделать так, чтобы он долго мучался, но не умер? И чтобы нас не поймали? Рина задумывается. – Есть сколько угодно зелий... Но ты ему зелье в еду не подольешь! – А заклятием никак? – Наверно можно. Но сложнее... Я улыбаюсь. Ничего, для нас нет никаких сложностей. Встаю и иду мимо книжных полок. Рина уже объяснила, где здесь что находится, и в хогвартской библиотеке я ориентируюсь достаточно свободно. – Сейчас что-нибудь найдем, – говорю я, кладя на стол книгу «Тысяча и одно проклятье». У меня не было никакого желания возвращаться в карету вечером, да и вообще когда-нибудь. Но за ужином ко мне подошла Камилла и, игнорируя пристально смотрящих на нее Рину и Драко, спросила, приду ли я сегодня к ним ночевать. Это было похоже на вызов, а отказ был похож на трусость, поэтому я уверенно сказала, что приду. Когда я постоянно была с ними, меня считали чужой. А теперь, стоило отдалиться, так я срочно понадобилась. Интересно, зачем? Рина проводила меня почти до самой кареты, причем мы сделали порядочный крюк, прежде чем до нее добрались. – Ты в порядке? – спросила она, когда мы подошли к карете и ходить кругами дальше уже не было ни времени, ни сил. – Конечно! – безмятежно ответила я. Действительно, я чувствовала себя гораздо лучше, чем вчера вечером. Во-первых, сказанное Нарциссой и найденное в газетах уже уложилось в голове. Во-вторых, мы нашли замечательное проклятье – осталось только дождаться вторника, чтобы испробовать его на Крауче. Ну почему первый тур во вторник? Не могли в среду сделать? Тогда бы урок по Защите пропал. А во вторник после обеда у нас ничего нет. В спальню я вошла почти веселая, подошла к своей кровати и поставила на нее сумку. Надо разобрать вещи и убрать те книжки, что не понадобятся завтра. И вообще, наверное, пора потихоньку перетаскивать вещи в слизеринскую спальню, чтобы постепенно переселиться туда окончательно. – Розье, – окликнули меня. Я даже не сразу сообразила, кто – Виолетта или Эсмеральда. Кажется, все-таки Виолетта. – Что тебе, Бланшфор? – в моем ответе явно читалось: «А не пошла бы ты». А при желании можно было и угадать маршрут, по которому Виолетте предстоит пойти. – Поговорить с тобой хотим, – сказала Эсмеральда тоном, не предвещающим ничего хорошего. – Говорите между собой, – парировала я, укладывая книги в тумбочку. – Вас тут много, до утра как раз наговоритесь. Флер сидит на своей кровати и в разговор не вмешивается. Цвет ее лица можно сравнить с цветом ее волос. Вчера она и то была веселее. Еще бы – первый тур уже послезавтра. Хорошо, что чемпионом выбрали не меня. Я бы не выдержала двойной нагрузки. Да и на Крауча сил бы уже не осталось. – Ты совсем про нас забыла, – произнесла Мануэлла, растягивая слова, – забыла, что мы должны быть все вместе... – Я вам ничего не должна! – отрезала я. – Какие мы гордые! – усмехнулась Эсмеральда. – А что у тебя с Уилкс? Ты отчаялась добиться взаимности мальчиков и решила перекинуться на девочек? Виолетта и Мануэлла захихикали. – А у тебя с Делакур что? – ответила я вопросом на вопрос. – Или ты у нас с мальчиками, девочками и со всем, что движется? Говорят, Хагрид новых огнедышащих тварей вывел, с ними не пробовала? Ты же любишь экзотику! Всю злость на Крауча и Хмури, что накопилась во мне за последний день, я была готова обрушить на Эсмеральду. Пусть она совершенно ни при чем! А может, как раз и при чем – она первая сказала, что мои родители были темными магами! Значит, знала. И молчала. – Не трогай Флер! – А зачем мне ее трогать? Я любовью к нелюдям не страдаю. Эсмеральда чуть не подавилась от моих слов. Собиралась что-то сказать, открыла рот и тут же его закрыла. Раньше я никогда прямо не говорила «нелюдь», тем более что Флер вейла только на четверть. Но сегодня я разозлилась и способна сказать и не такое. Флер не выдержала. Поднялась с кровати и встала рядом с Эсмеральдой. Я ожидала, что она сейчас скажет все, что обо мне думает, и приготовилась к отпору. Но дальше случилось странное. Флер что-то произнесла нараспев, я даже не поняла что, подумала, что какое-то заклинание и хотела потянуться за палочкой... но тут же об этом забыла. Все вокруг обволокло каким-то туманом, в этом тумане звучал голос Флер и ярко сияли ее светлые волосы... и больше я ничего не помнила. Как сквозь сон до меня доносились голоса. – Смотри, получилось! – Думаешь, и с драконом то же выйдет? Он же огромный! – Колючка по вредности дракону не уступает. – Зато по весу уступает! – Ничего, от веса оно не зависит! – Она жива вообще? – Да что с ней сделается! До утра поспит – и все. Диалог я слышала, но ничего из него не понимала. И не могла не то что встать и дать Флер по морде, но даже и подумать об этом. Утром меня растолкала Камилла. – Вставай, мы опаздываем на завтрак. Я встала, обнаружила на полу свою полупустую сумку и осознала, что не помню, как я ложилась спать. И даже не расплела косу перед сном, а расчесываться и заплетать ее заново было уже некогда. – Что случилось? – требовательно спросила я. – Ничего, – ответила Камилла, глядя на меня честными глазами. Так я ей и поверила! Флер со мной явно что-то сделала. Но что? Как я ни добивалась от Камиллы ответа, она хранила упорное молчание. На завтрак мы пришли последними. Рина, увидев меня, вскочила из-за стола и бросилась ко мне: – Куда ты пропала! Я чуть с ума не сошла! – Никуда я не пропала, – пожала плечами я, – просто чуть не проспала. Я бросила взгляд на равенкловский стол, где Флер с компанией уже кончали завтракать. Флер явно повеселела по сравнению со вчерашним днем. А я никак не могла понять, что же случилось вчера вечером. И случилось ли вообще чего-нибудь, или я просто легла, не раздеваясь, а все остальное мне приснилось. После трансфигурации мы с Риной зашли в пустой класс, и там я рассказала, что было вечером. Точнее – что никак не могу понять, было что-то вечером или не было. – Может, она тебя заколдовала? – Без палочки? – Так она же вейла! – На четверть. – Ну и что? У вейл способности передаются по женской линии! – Я же говорю – нелюдь! – с чувством произнесла я. – Сегодня ты ночуешь у нас! – подвела итог Рина. Я была не против. Мадам Максим я ничего говорить не стала. Завтра первый тур, ей не до меня. Вечером в гостиной Драко долго распространялся на тему того, как завтра Поттер опозорится перед всей школой. Честно говоря, я даже и не полагала, что эту мысль можно развить в получасовую речь. Не то что я не нашла бы столько слов, но столько бессмысленных слов подряд я произнести не могу. Просто потому, что они бессмысленные. Да, послал Мерлин родственничка. В другой день я бы ему задала, но сегодня у меня не было на это настроения. Меня тоже заботил завтрашний день. Только сам первый тур меня не волновал совсем. Наверное, единственную во всей школе. Утром к Драко Малфою прилетел обычный филин из дома с пакетиком сладостей. Зачем ему эти сладости, не понимаю – у нас и так всего достаточно. После того как Драко забрал свой пакет, филин подлетел ко мне. Я удивилась, но конверт от лапки отвязала. Мне от тети Нарциссы. Письмо и колдография. Письмо я и читать не стала, только глазами пробежала. То, что и следовало ожидать, – призывает быть осторожной. Это она зря. Если бы хотела от меня осторожности, не присылала бы мне эту колдографию. – Рина, смотри, – говорю я. Если я это Рине не покажу, то точно расплачусь. Колдография датирована летом семьдесят девятого года, и на ней изображена семья Лестранжей в полном составе. Мама держит меня на руках и улыбается, а я сосредоточенно изучаю мамины бусы. Папа изо всех сил хранит серьезный вид, но видно, что и он вот-вот улыбнется. – Как на тебя похожа! – восклицает Рина. – А я на себя похожа? – Похожа! Такая же наглая! Мы смеемся. Драко на нас оглядывается – ему безумно интересно, что мне написала его мама, – но не подходит. Впрочем, он эту колдографию мог и видеть. Он же меня как-то узнал! – Как живые... – говорю я. Рина кивает. Она понимает, что я хотела сказать. Вот уже пятнадцать лет прошло с тех пор, и на колдографии маленькая Бетти до сих пор сидит у мамы на руках и теребит мамины бусы. И будет их теребить еще пятнадцать лет. Или двадцать. Или сто. В то время как ее мама и папа медленно умирают в тюремных камерах. Во Франции, между прочим, ничего похожего на Азкабан нет. Есть крепость на одном маленьком острове в Средиземном море, но там нет дементоров. И жизнь вполне сносная. Эсмеральда как-то рассказывала. Не знаю, откуда она знает, – видимо, ей говорил кто-то. У нее совершенно неожиданный набор знакомств. Ненавижу Крауча! Хмури тоже ненавижу. Только Хмури мне сейчас не достать, хотя это было бы и удобнее – я не только часто с ним вижусь, но и наедине остаюсь. Но он мне не даст даже палочку вытащить, а магией вейл я не владею. И не овладею, даже если Флер захочет меня научить, – для этого надо иметь кровь вейлы. Я усмехнулась – ну надо же, я уже жалею, что во мне нет крови нелюдей! Ничего, я до него и традиционной магией как-нибудь доберусь. А сейчас на очереди – Крауч. С ним сложнее, потому что близко к нему не подойдешь. Но и проще – он, в отличие от Хмури, нападения не ждет. А может, Хмури его предупредил? – Рина, – шепчу я, – у Хмури с Краучем какие отношения? – На открытии Турнира они не разговаривали. А что – ты боишься, что Хмури догадался и Краучу скажет? Крауч ему не поверит, все ведь знают, что Хмури – параноик. Будем надеяться, что не поверит. Будем надеяться, что Крауч вообще приедет. За завтраком его нет. Впрочем, и Бэгмена нет. Наверное, прибудут к началу состязаний. А мы даже не знаем, где это будет проходить и как, будет ли возможность оказаться близко от Крауча. Время тянулось невыносимо медленно. Стрелки часов, казалось, застыли на месте. Уроки никак не хотели кончаться. Нумерология, потом заклинания... Я половины не понимала из того, что слышала, и даже возникло желание, подобно Флер, сказать профессору Вектор, что я плохо знаю английский. Вот мы будем хороши, если нас поймают и посадят в Азкабан! Нет, так нельзя. Нельзя думать, что сорвется. Иначе на самом деле сорвется. Во-первых, нас не поймают. Во-вторых, даже если и поймают, ни в какой Азкабан не посадят. Мы же не собираемся применять к мистеру Краучу непростительные заклятья! Всего лишь маленькая детская шалость, за которую в худшем случае заставят две недели мыть полы в коридорах. Зато Крауч эти две недели проведет, не выходя из туалета. Скорее всего, никто и не догадается. Подумают – съел что-нибудь не то. На обеде у меня кусок в горло не лез. Кое-как похлебала суп и запила тыквенным соком. Крауча не было. Один Хмури никуда не делся и то и дело на меня посматривал. А у меня на лице все написано! Как бы этот старый хрыч все не испортил! Из-за нашего стола поднялся Крам и направился к выходу. Флер тоже поднялась, бледная и взволнованная. Последним из зала вышел Поттер. Ну наконец-то! Еще пара минут – и мы пойдем. А Крауча все нет. Наверное, уже на месте. Знать бы еще, на каком. – Внимание! – говорит Дамблдор. Вроде и негромко, но слышат его все. – Первый тур начнется через десять минут. Идите за деканами своих факультетов. Разумеется, все факультеты смешались, и образовалась большая беспорядочная толпа. Но мы с Риной протолкались к Снейпу и пошли вслед за ним. Ничего подозрительного – сказали следовать за деканами, вот мы и следуем. А к тому, что я вот уже три недели со Слизерином, а не с Бобатоном, все уже успели привыкнуть. Снейп как-то странно на меня посмотрел, но ничего не сказал и целеустремленно пошел дальше, туда же, куда и все – вдоль опушки Запретного Леса. – Рина, – сказала я, стараясь не отставать от слизеринского декана, – а Снейп маму знал? – Мог знать. Он ведь тоже состоял в организации. Интересно, а почему тогда он преподает в Хогвартсе, а не сидит в Азкабане? Впрочем, пусть делает, что хочет. Рина говорила, он неплохой декан. Строгий, но справедливый. И мне, опять-таки, ни слова не сказал по поводу того, что я постоянно торчу в слизеринской гостиной. Не то что Хмури, который, встретив меня как-то в подземелье, с подозрением спросил, что я здесь делаю. На мой стандартный ответ, что укрепляю международные связи, он заметил, что я их не с теми укрепляю. Он что, думал, что я с Поттером подружусь? Держась возле Снейпа, мы рассчитывали быть поближе к судьям. Наши надежды не оправдались – судейская трибуна находилась на другом конце стадиона, на вышке, обтянутой золотой тканью. Не достанем. Да еще и Хмури появился из ниоткуда и сел сзади. И в довершение ко всему рядом со Снейпом и с нами устроился Драко. И тут же заговорил о том, как сейчас дрожит Поттер, узнав, с чем ему придется иметь дело. А я, поспешая за Снейпом и выискивая взглядом Крауча, не озаботилась выяснить, что же за зрелище нам приготовили. – Неужели ты не видела! – Драко аж подпрыгивает на месте. – Драконы! Четыре штуки. Такие громадные! Спорим – Поттер уже обделался! – Я тебе сейчас как дам, – мрачно говорю я, – сам обделаешься. – Если ты мне кузина, это не значит, что мною можно командовать! Идиот! При Снейпе! При Хмури! При полных трибунах! Ну ладно, народ шумит так, что самих себя не слышит, но Снейп-то рядом сидит! Съездить бы ему по морде со всего размаху, но не могу. Из-за Снейпа. И из-за Хмури. Беру его за руку, разворачиваю лицом к себе и размеренно говорю: – Тебя в детстве, видать, мало пороли. Мне исправить этот недостаток? Кузен что-то пищит и пытается вырваться. Это он зря. По морде я его ударить не могу, а вот сжать руку так, чтобы он всю мою злость почувствовал – это запросто. Снейп улыбается или мне показалось? – Хорошо, – заключаю я, полюбовавшись на покрасневшую физиономию Драко, – посмотрю, как ты себя будешь вести. Драко бормочет что-то неразборчивое, но в этот момент появляется Бэгмен и объявляет о начале первого тура. Мне в настоящий момент глубоко наплевать на всех драконов и всех чемпионов на свете, поэтому за попытками Диггори подойти к дракону я наблюдаю рассеянно и пропускаю их мимо сознания. Будем считать, что слово «кузина» было произнесено в переносном смысле и означает оно родственницу вообще. А раз моя фамилия Розье, то мы с Драко определенно какие-то родственники. Зову же я Аннет кузиной. А мое сходство с мамой? Хмури его заметил точно, Снейп – возможно. Хмури, наверное, уже знает. То-то он мне на той неделе о Лестранжах рассказывал! Проверял мою реакцию. А теперь он, похоже, знает, что я знаю. А вот Снейп... А чем мне опасен Снейп? Пусть его Поттер боится. Драко рассказывал, как Снейп третирует Поттера на каждом уроке. Так же как меня Хмури. Ну, Хмури когда-нибудь от меня получит. Получит ли Снейп от Поттера, не знаю, и у меня нет ни малейшего желания ни помогать, ни мешать этому. Интересно, а я смогла бы подойти к дракону? Не знаю. В моей голове вертится столько всего одновременно, что дракон в нее просто не влезет. Если хорошо подумать... Но лучше подумать о том, как подобраться поближе к Краучу. Можно считать его пятым драконом, а меня – очередным участником Турнира. С той разницей, что за Крауча мне очки не начислят, а наоборот, снимут. И не с меня, а с Рины, поэтому ей рисковать вообще не следует. Я наклоняюсь к Рине и шепчу ей о Крауче и драконах. Она смеется. И в этот момент трибуны взрываются оглушительным ревом – Седрик схватил золотое яйцо. Следующая – Флер. Это я не пропущу. Интересно, что она сможет против дракона-то! Это не на меня наскакивать при поддержке Эсмеральды. Впрочем, у нее и со мной обычно не выходило, позавчерашний случай – исключение. Если он был, конечно, этот случай. Флер вошла в загон с высоко поднятой головой. При этом вся дрожала и вид имела бледный. Я усмехнулась, сложила руки на коленях и принялась наблюдать. Она сделала несколько шагов, посмотрела на оскалившего клыки дракона, подняла палочку и начала что-то нараспев произносить. У меня вдруг возникло впечатление, что я нахожусь не сейчас и не здесь, а в нашей спальне в карете, и стою перед Флер, а она что-то нараспев произносит и я засыпаю... – Бетти! Что с тобой! – голос Рины выводит меня из оцепенения. – Смотри – она его, кажется, усыпила! – Дракона одному волшебнику усыпить невозможно, – машинально говорю я. Волшебнику невозможно. А вейле? И тут до меня доходит. Ничего мне не приснилось. Это Флер тренировалась на мне. Узнала как-то про драконов и решила испробовать на мне свою магию. Теперь я начала припоминать – сквозь сон я ведь слышала что-то о драконах! Я тут же пересказываю догадку Рине. И добавляю: – Врезать бы ей хорошенько! – Давай сначала с Краучем разберемся. А потом подумаем про Флер. Да, Рина у нас голос разума. Иногда даже разум зашкаливает. Вновь перевожу взгляд вниз. Кажется, нам не надо ничего делать с Флер – из пасти дракона вырывается язычок пламени и юбка на Флер загорается. Я не выдерживаю и начинаю громко аплодировать. Правда, Флер тут же тушит огонь и получается, что аплодирую я не ее поражению, а победе. Поскольку яйцо она забирает, подойдя к треугольной кладке легким шагом, прямо как к кавалеру на балу. Смотрю на оценки. Семь, восемь, девять... Неплохо. Все-таки справилась. А как мы надеялись, что она провалится и мы ее засмеем! После Флер я расслабляюсь и на Крама смотрю вполглаза. Крам действует напролом, засветив дракону каким-то заклятием по глазам. Ну и дурак. Какой же дракон такое потерпит! При всей своей нелюбви к Флер приходится признать, что она обошлась со своим драконом наиболее гуманно. Интересно, что придумает Поттер? Поттер призвал откуда-то свою метлу и изобразил матч по квиддичу с венгерской хвосторогой. Зрелище было, без сомненья, замечательное. А если смотреть еще и на лицо Драко – то целых два зрелища, друг другу не уступающих. Под конец я только на Драко и смотрела. Когда хвосторога задела Гарри хвостом, Драко захлопал в ладоши точь-в-точь как я. Я засмеялась. Но Гарри, в отличие от Флер, на Драко не тренировался. Чем же мой кузен так недоволен? Через несколько минут все было кончено, и зрители вздохнули с облегчением. Все, кроме нас с Риной. К нашему счастью, Хмури сорвался с места и побежал поздравлять Гарри. – Выходим первыми и ждем судей? – спрашиваю я. – Чтобы Хмури спросил – зачем вы здесь стоите? – Как зачем? Ждем Флер, чтобы поздравить! – Скажешь, Хмури не знает, в каких вы с Флер отношениях? – Откуда ему знать? А что – последними идти? – Ладно, пойдем первыми, но не совсем. Чтобы вертеться в толпе и постепенно приблизиться к Краучу. – Надо его вперед пропустить! И насылать заклятье буду я! – Почему ты? – А потому что с Бобатона баллы не снимают! Кстати, о баллах – судьи наконец-то выносят свое решение. Поттер получает сорок очков, как и Крам. Флер с Седриком позади. Хоть это хорошо. Расходились, как я и предполагала, медленно. Множество народу стремились поздравить чемпионов прямо сейчас, не отходя от загона, и из-за этого остаться на месте, не вызывая никаких подозрений, было проще простого. Хотя мы никого поздравлять и не собирались. Наконец мы увидели идущего вдоль купы деревьев Крауча. Он аккуратно обошел толпу и направился к замку. Я осторожно двинулась за ним, а Рина страховала меня со спины. Когда я приблизилась к бывшему главе департамента магического правопорядка на три шага, я достала палочку и приготовилась произнести заклинание. И тут меня грубо схватили за руку. – Что вы делаете, мисс Розье? Какая мантикора принесла этого Хмури! – Ничего, – с нахальной улыбкой ответила я, – возвращаюсь в школу. – С палочкой наизготове? – А вдруг дракон вырвется? – с той же улыбкой произношу я. – Прекратите шутить, мисс Розье! – рявкает Хмури. – Кого вы собрались проклясть? – Не скажу, – еще наглее улыбаюсь я. – Можете хоть все непростительные заклятья ко мне применять – все равно не скажу. Кажется, его проняло. Он вздрагивает и вертит своим волшебным глазом во все стороны. – Вы получите еще одно наказание, мисс Розье! – Да хоть десять, – меланхолично говорю я, ища глазами Рину. Куда она девалась? Только что стояла за мной, но Хмури меня развернул, значит, она должна быть передо мной. А ее нет. Жаль, у меня нет волшебного глаза и я не могу заглянуть себе за спину. – Можно и десять, мне не жалко, – неожиданно легко соглашается Хмури. – Идемте в школу. До замка плетемся с неимоверно низкой скоростью, ибо Хмури меня от себя не отпускает. Рины не видно, и я начинаю волноваться. Едва мы входим в холл, я вырываюсь из рук Хмури, говорю ему что-то неразборчивое и несусь в слизеринскую гостиную. Только я вхожу в проем в стене, как Рина бросается мне на шею. – Все в порядке? – Все, а что может случиться? Хмури мне наказание назначил, но это не страшно. Наказанием больше, наказанием меньше... А ты куда пропала? – А я его достала! – радостно смеется Рина. – С двух шагов! Пока Хмури с тобой говорил, я побежала вперед и достала Крауча! – Молодец! – с чувством говорю я. Мне даже не обидно, что я не сделала этого сама. Главное – оно сделано! – И мистер Крауч на своем опыте познает уют хогвартских туалетов! – сквозь смех говорит Рина. – В течение двух недель, – добавляю я. – Раньше он не вылезет. – К Рождеству вылезет. А на Рождество что-нибудь посерьезней придумаем, – добавляет Рина, и мы снова весело смеемся. Мы победили в сегодняшнем Турнире. Несмотря на то, что официально в нем не участвовали.
assidi: Полночи с субботы на воскресенье я провел в мечтах. Представлял, как было бы хорошо, если бы не было необходимости таиться и скрываться под чужой личиной. Как бы я поговорил с Бетти и Айрин, как бы мы вместе пошли в «Три метлы», а потом на прогулку по Хогсмиду, а потом мы бы с Бетти нашли какое-нибудь уютное место и остались вдвоем... Я был уверен, что меня, такого, как я есть, примут и Бетти и Айрин. Айрин мне все-таки родня. Хотя ее отца я знал плохо. В детстве я мало общался с Тедом – мешала разница в возрасте, а потом видел его всего пару раз у Беллы. Вряд ли я смог бы рассказать Айрин многое о Теде. Но, думаю, ей и без меня про него рассказали. Замечтавшись, я сам не заметил, как уснул. А наутро меня захватили мысли более практические. Во-первых, как дела у Поттера, а во-вторых, что думает Бетти после вчерашней встречи? Поттер прибежал в Большой зал к концу завтрака, есть ничего не стал, дождался, пока поест Грейнджер, и вместе с ней убежал на улицу. Понятно, у кого же еще ему спрашивать совета. Бетти пришла на завтрак вместе с Айрин, выглядела утомленной и почти не разговаривала. Только огрызнулась на Малфоя, когда тот в очередной раз принялся громко разглагольствовать. А после завтрака они с Айрин неспешно удалились. Через пару часов я решил заглянуть в библиотеку. Там обнаружились обе неразлучные парочки. Гарри и Гермиона обложились стопкой книг о драконах, девчонка открывала очередную книгу и зачитывала имеющиеся в ней заклинания, а мальчик уныло качал головой. Не умеет сегодняшнее поколение работать с книгами. Не учат их этому в Хогвартсе. Меня тоже толком никто не учил, я сам научился. Мог найти все, что угодно, в кратчайшие сроки. Даже тот древний обряд, который поможет Темному Лорду вернуть тело, знал. Еще до Азкабана. И в первом разговоре с Темным Лордом, пришедшим ночью в наш дом, об этом обряде вспомнил. До того как он мне сам сказал, что ему от меня нужно. Если бы только этот Поттер не был таким тупицей! Бетти и Айрин сидели над подшивкой старых газет. Бетти, не отрываясь, смотрела на колдографию Беллы. В глазах девочки стояли слезы, а подруга обняла ее за плечи. Та же самая выдранная из газетного листа колдография лежит у меня в кабинете. Ни одного изображения Беллы в нашем доме не сохранилось, пришлось рвать газету. Бетти посмотрела на меня очень злобным взглядом. Поттер меня и не заметил. Я поговорил немного с мадам Пинс, взял приготовленные для меня книги и вышел из библиотеки. Ночь с воскресенье на понедельник я спал плохо. Представлялись всякие ужасы – то я не успеваю вовремя выпить оборотное зелье, а в это время входит Дамблдор, то Поттер заваливает первое задание, то Бетти пытается наслать на кого-нибудь проклятье и попадается при этом. Или же поведение моего отца кажется Дамблдору подозрительным, он снимает с отца Империо и тот все рассказывает. Или же я сам проговариваюсь перед Бетти, а потом ее ловит Дамблдор и заставляет все рассказать... Интересно, как там Бетти? Не задохнется ли она под шквалом сведений, обрушившихся на ее голову? Сумеет ли она понять и принять тот мир, где жили ее родители и где живу я? И что она будет делать после этого? То, что неутомимая энергия девочки потребует выхода, я не сомневался. В понедельник она прибежала на завтрак последней. Растрепанная и взволнованная. Поттер тоже был взволнован. А мне что – разорваться? Разрываться я не стал. Поттер сейчас важнее. Бетти никуда не денется. У меня было предчувствие, что до начала первого тура она ничего не сделает. А там я ее остановлю. Поттера же надо ловить сейчас и выяснить, готов ли он к испытанию. Я чувствовал, что не готов. Разумеется, он понятия не имел, что будет делать с драконом. Зато успел предупредить Диггори. Гриффиндорское благородство, будь оно неладно! Я сделал Поттеру такой намек, который понял бы и хаффлпафский первокурсник. Со способностью соображать у Поттера обычно плохо, но сейчас сообразил даже он. Под конец нашего разговора точно сообразил. Бетти тоже, кажется, что-то сообразила. В понедельник вечером вид у нее был довольный и радостный. Поттер в Большом зале вообще не появился, и Грейнджер тоже. Тренируются, наверное. Вот и хорошо. Больше ничего с Поттером я сделать не мог – все зависело от него. Будем надеяться, он меня не подведет. А вот надеяться на Бетти не следовало. Чем дольше я на нее смотрел, тем больше ее вид мне не нравился. Нарвется ведь! Она уже почти месяц только и делает, что нарывается. А я могу ее защитить только тем, что сам же и наказываю. К загону с драконами я вышел первым. Поскольку шел я медленно, самые торопливые ученики успели меня обогнать. Бетти и Айрин шли рядом со Снейпом и вид имели заговорщицкий. Они, случаем, не Снейпа проклинать собираются? Три четверти школы им за это благодарны будут! Нет, вряд ли все-таки Снейпа. Я постарался устроиться поблизости от них, и мне это удалось. Хорошая компания – Снейп, Малфой, две неразлучных подружки и я сзади них. Всем четверым мое соседство явно не нравилось. Девчонки посматривали на судейскую трибуну и перешептывались. Они что, моего отца собрались проклинать? Скорее всего. В восьмидесятом году можно было получить полгода Азкабана всего лишь за фразу: «Этот Крауч совсем зарвался!», а за брошенное сквозь зубы «Чтобы ты сдох!» светило до пяти лет. Сейчас девяносто четвертый, и Крауч всего лишь начальник департамента международного магического сотрудничества. Но это не значит, что нападение на него пройдет безнаказанно. В Азкабан, может, и не посадят, если у девочек хватит ума не применять непростительные, а вот из школы вылететь можно. Сейчас они Крауча не достанут, поэтому можно сидеть спокойно. А вот после окончания соревнований – держать ухо востро. Отца мне было нисколько не жаль. Но он нам нужен. Живым и желательно невредимым. Чтобы не вызывал подозрений. Я бы сам его с удовольствием заклял, например какой-нибудь сыпью по всему телу. Но что в Министерстве подумают? Пока чемпионы сражались со своими драконами, Бетти то ерзала на месте, то пристально смотрела на судейскую вышку, то перешептывалась о чем-то с Айрин. А когда на Флер от дыхания дракона загорелась одежда, Бетти зааплодировала. Я не удержался от улыбки. Ну почему я не могу сейчас сидеть рядом с ней и беззаботно болтать, подобно Айрин? А все из-за моего отца, будь он неладен! Если бы он не засадил меня в Азкабан... Или хотя бы дал не пожизненное. Нет, нельзя об этом думать. Лучше пойти поздравить Поттера, который уже завладел золотым яйцом. Не могу не признать, что зрелище было красивое. Поттер летает не хуже Крама. Мог бы стать хорошим игроком в квиддич. Не станет. Никем не станет. Я спустился вниз и подошел к Поттеру. Оставить Бетти я не боялся. Все равно отец пойдет с другой стороны, и девчонки должны его дождаться. Тут-то я их и заловлю. Скрываться девочки не умели. На их лицах большими буквами было написано «Мы идем делать гадость!». Правда, не было написано – кому. Может, дернувшему вчера за косичку однокласснику. Или Драко Малфою, который во всеуслышание назвал Бетти кузиной. Я-то и так знаю, а вот Снейп... Хотя Снейп тоже мог догадаться, он не дурак. Я схватил ее за руку, едва она достала палочку. Меня они вовремя не заметили, потому что я спрятался за спинами шестикурсников-равенкловцев. – Что вы делаете, мисс Розье? «Какая мантикора тебя принесла?» – прочитал я в ее глазах. Да, именно мантикора. Можешь считать так, девочка. Ты играешь во взрослые игры, не зная, что это такое. И тебя надо защищать от самой себя. Но ты сама этого не дашь – слишком гордая. Ты хоть подумала, кому и за что собираешься мстить? И как мстить? Дабы Бетти не побежала вперед, чтобы догнать Крауча-старшего, я взял ее за руку и до замка мы дошли вместе. Да, Барти, мечтал пройтись с ней под ручку? Вот и прошелся. Можешь наслаждаться моментом, пока Хмури не мешает. Только войдя с Бетти в холл, я сообразил, что нет Айрин. Она пропала в тот момент, когда я схватил Бетти за руку. Плохо. Надо уметь контролировать сразу двоих. И если бы эти двое не были Бетти с Айрин, я бы ни одну не упустил из виду. Может, Айрин просто убежала от меня подальше? Оказалось, нет. Придя в учительскую, я узнал, что мистеру Краучу стало плохо, у него случилось расстройство желудка и он быстро отбыл к себе домой. И на праздничный ужин, посвященный завершению первого тура, не придет. Неужели Айрин сама это сделала? Или случайность? Да нет, вряд ли. Отец ведь и не ел ничего в Хогвартсе. Молодцы, девочки! Я бы так не смог. Но этим выходкам надо положить конец. Пока что они не опасны для меня, но могут стать опасными для них. Надо остановить раньше. Для их же блага. Хмури тоже считает, что пора. И что это надо было сделать раньше. Но раз раньше не получилось, придется сейчас. Пока они еще кого-нибудь не прокляли. Меня, например. Продолжение следует...
Rendomski: Фик нравится своей естественностью, неспешностью, правдоподобностью. Повествование воспринимается так ровно, что даже нелегко выделить, что именно привлекает. Приятно за интересную историю, точнее, за умение обращаться с достаточно распространённым сюжетом «потерянных детей», чреватым латиноамериканскими страстями, мерисьюизмом, аляповатой драматичностью или готишшной страшной мстёй. Признаюсь, поначалу девочка, «не такая, как все», меня насторожила, но напрасно. Бетти хороша, с обычными человеческими чувствами и порывами: можно и поразмыслить на досуге о кровавой мести, а на деле всё выливается в мелкую и не очень красивую пакость – что вполне человечно и понятно. Вот только Крауч-младший у вас слишком уж рассудительный… ИМО, не хватает ему какой-то сумасшедшинки. Надеюсь на продолжение .
assidi: Rendomski, спасибо за отзыв! Я сама очень боюсь мэрисьюшности и стараюсь всячески ее избегать. Продолжение будет в ближайшем будушем, мне надо отредактировать седьмую главу, а потом отдать бете. А написано уже девять с половиной :) Барти - он странный... Он может в любой момент устроить истерику и поэтому свои чувства в себе старается подавлять. Хотя частично выбрасывает, изображая сумасшедшего Хмури. Тут еще дело в том, что я оставляю задел под второй фик про Барти ("Записки сумасшедшего"), который у меня давно начат и застрял. Поэтому здесь не так много о чувствах Барти, не относящихся к Бетти - чтобы в другом фике не повторяться. Барти - сумашедший да, но тихий. До определенного момента. Как только момент придет, мало никому не покажется...
assidi: Глава 7 Когда мы с Риной направлялись в школу вслед за Краучем, за нами и впереди нас шла целая толпа. Но эта толпа как-то незаметно рассосалась, а частью даже повернула назад, так что некоторое время мы были в гостиной одни. Только минут через пятнадцать стена отъехала в сторону, и вошел Малфой с одноклассниками. Драко во весь голос поносил Поттера и жалел, что тот не свалился с метлы. Мерлин, как мне это надоело! Ведь красиво было и правильно, что после драки кулаками махать? Чужие победы надо уметь признавать, иначе не видать тебе своих собственных! – Драко, – спокойно и по-деловому произношу я, – подойди сюда. – Зачем? – подозрительно смотрит он на меня, но подходит. Я встаю с кресла и с размаха бью его по морде. Какое наслаждение сделать то, о чем мечтала уже две недели! – Ты чего? – испуганно вскрикивает Драко. – А не надо языком трепать где ни попадя, – все так же по-деловому говорю я. Его друзья, разумеется, не выдерживают такого насилия над одноклассником и бросаются ко мне. Я их останавливаю взмахом руки: – Драко в детстве родители мало били. Я на правах кузины исправляю этот недостаток. Вопросы есть? – А тебя в детстве родители били? – спрашивает Гойл. Ну идиот! Откуда вообще такие берутся? – Мои родители, Грегори, – очень холодным тоном говорю я, – уже почти тринадцать лет сидят в Азкабане и не имеют возможности меня воспитывать. Еще вопросы есть? В гостиной становится тихо. Так тихо, что слышно хлопанье ресниц Пенси Паркинсон. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп-хлоп... Гойл паническим взглядом смотрит на Крэбба, тот на Малфоя. Малфой медленно краснеет и начинает хлопать ресницами в такт Пенси. Я с ума скоро сойду с такими родичами. Хотя нет – с Риной не сойду. Она не даст. Первым молчание нарушает Нотт: – А почему тогда твоя фамилия Розье? – Потому что Розье – наши дальние родственники, у которых я жила. Или ты думаешь, меня во Францию отдыхать отправили? Ребята медленно обдумывают сказанное. Даю им минуту, после чего добавляю: – Информация о моем происхождении не должна выйти за пределы этой гостиной. Прежде всего это касается тебя, Драко. – Думаешь, Хмури не догадался? – возражает Драко. – Догадаться и знать – это разные вещи, – вступает в разговор Рина. – Скажешь, мы с тобой сразу все поняли? Отмечаю мысленно это «мы с тобой». Впрочем, мы с Риной об этом уже говорили и обижаться тут нечего. Они решили мне сразу не сообщать. Якобы мне так было бы легче. Наверное, так и так было бы тяжело. Вот почему Драко не пришлось ни от кого прятать? – А ты после школы во Францию вернешься или здесь останешься? – спрашивает Пенси. – До окончания школы еще дожить надо, – отвечаю я. – А с таким братцем, как Драко... – А что я? – Языком меньше болтай налево и направо! В этот момент стена снова отъезжает в сторону, и в гостиную вваливается взъерошенный первокурсник. – А вы знаете, что Крауч заболел! – выпаливает он в пространство. – Как заболел? – спрашивает Рина. – А я не знаю, у него живот схватило, и он как побежал!.. Первокурсник оглядывает всех нас восторженным взглядом и убегает обратно в проем, который еще не успел закрыться. Мы с Риной заходимся в хохоте. – Что вы смеетесь? – подозрительно спрашивает Драко. – Ваша работа? – уточняет Нотт. Мы не можем ответить. Мы заняты – мы хохочем. Вот что странно – никогда хохотушкой не была. Наоборот – всегда была предельно серьезной. Мне девчонки постоянно говорили: «Розье, ну что ты, как на похоронах!». И если у меня при этом было мрачное настроение, я еще и отвечала: «Да, на похоронах, потому что я в гробу вас всех видала». А здесь, в Хогвартсе, мы с Риной только и делаем, что хохочем по поводу и без повода. Я в субботу вечером думала, что не смогу больше смеяться, – так нет, продолжаем веселиться, как миленькие. Рина, кстати, тоже раньше всегда была серьезной. Мы друг друга испортили, не иначе. Все еще продолжая смеяться, мы поднимаемся с кресел и идем к лестнице, ведущей к спальням. И только сев рядышком на кровать Рины, успокаиваемся. – Что бы нам такое с Флер сотворить? – вслух размышляю я. – То же, что и с Краучем? – Ты что! Нельзя повторяться, догадаются. У меня поинтересней кое-что есть. Она косметикой пользуется? – Не то слово! У нее просто тонны всяких кремов, помад и теней для век! Рина лезет в чемодан и, порывшись там, достает маленькую скляночку, наполненную каким-то серым порошком. – Держи. Сможешь ей в какой-нибудь крем насыпать? – Да запросто! А что это? – Ты насыпь, а на следующий день она будет очень красивого синего цвета. Я захлопала в ладоши. – Откуда у тебя такая прелесть? – Да я еще летом сделала, хотела Хмури куда-нибудь подсыпать. Но к нему близко не подойдешь. Ай да тихая Рина! Ничего, до Хмури мы тоже доберемся. – Сегодня и сделаю, – радостно говорю я. – Пока все в Большом зале. Мне как раз надо носки чистые взять и книжки на завтра. – Когда ты совсем сюда переберешься? – А я постепенно. К Рождеству и переберусь окончательно, – говорю я. И мы снова смеемся. Утром в среду я забежала в карету за специально забытым рефератом по защите, чтобы полюбоваться плодами рук своих. Плоды были просто великолепны – Эсмеральда и Виолетта сидели на кровати рядом с рыдающей Флер, лицо которой было нежно-голубого цвета. Между прочим, ей так даже идет. С цветом волос хорошо сочетается. И сразу видно, что не человек. Завидев меня, Эсмеральда тут же вскочила. – Это ты! – Что я? – спросила я с недоумением. – Ты Флер заколдовала! Я пожала плечами. – С чего бы? – А кому еще, кроме тебя? – истерически выкрикнула Виолетта. Я снова пожала плечами. – Может, это побочный эффект от дыхания дракона? На меня продолжали смотреть очень злобно и повторять, что виновата непременно я. Я забрала свой реферат и побежала на завтрак. Флер на завтрак не пришла. На гербологию тоже. Камилла сообщила мне, что ее отвели в больничное крыло, где ей предстоит провести три дня как минимум. Я загадочно улыбнулась. – Это не ты? – с надеждой спросила Камилла. Я в очередной раз пожала плечами и отвернулась. Нам было весело. Мы то и дело сдерживались, чтобы не засмеяться, и даже предстоящий по урок по защите от темных искусств не портил нашего хорошего настроения. До обеда оставалось еще два часа, и мы вошли в замок, намереваясь провести это время в гостиной. В оранжерее мы изрядно промерзли, и теплый камин был бы весьма кстати. И вдруг наши мечты были разрушены какой-то неизвестной мне девчонкой с Гриффиндора, которая поймала меня за рукав: – Ты Беатрис Розье? – Да, а что? – Тебя просят подойти в учительскую. И девчонка упорхнула, проскользнув между нами. – А где эта учительская? – спросила я, как ни в чем не бывало. Рина посмотрела на меня, так, как будто ей только что сообщили время моей смерти – через пять минут. – Да ты не бойся, – усмехнулась я, – никто не докажет, что это я. – А Крауч? – А что Крауч? Может, в нем совесть проснулась тринадцать лет спустя. И от этого он сразу заболел. Рина не выдерживает и смеется. – Никогда не думала, что пробуждение совести имеет именно такие последствия! – У Крауча – да! – смеюсь я в ответ. Доходим до двери учительской, не прекращая по дороге смеяться. Мне страшно. Но я этого не показываю. Только не хватало, чтобы там оказался Хмури – вот он-то точно не поверит моим отговоркам! Разумеется, самые плохие мои предчувствия сбываются. В учительской обнаруживаются Хмури, МакГонагалл и мадам Максим. Она одна занимает добрую половину комнаты. Странно, в Бобатоне у меня такого впечатления никогда не было. Или там классы просторнее? Хотя сам замок меньше. Стою, приняв самый невинный вид, какой только могу изобразить. Хотя прекрасно знаю, что мадам Максим мне не обмануть. Она меня уже изучила. – Бетти, – говорит мадам Максим почти ласково, – что ты сделала с Флер? В который раз за день пожимаю плечами. – Я? С Флер? А что случилось? – Жаннет сказала, что ты видела, что именно случилось. Она утверждает, что это твоих рук дело. Какая такая Жаннет? Ах, Эсмеральда? Ну, по мнению Эсмеральды, я всегда во всем виновата. – Все, что я видела, это что она посинела. Может, от холода, мне-то откуда знать? Я вообще в карете почти не бываю. И на каком, интересно, основании Жаннет утверждает, что это я? Я точно так же могу сказать, что Жаннет сама это проделала, а теперь сваливает на меня. – Жаннет – подруга Флер. Зачем бы ей это делать? – А может, они из-за мальчика поссорились. Вы же знаете, что они только о мальчиках и думают. Может, Жаннет хотела устранить соперницу... – тут уже я сама понимаю, что несу чушь. Если бы Эсмеральда хотела устранить Флер как соперницу, она бы краской не ограничилась. Уж на что не люблю Флер, но Эсмеральда даже разноцветной Флер в подметки не годится. Потом, все знают, что Флер положила глаз на Диггори, а Эсмеральда – на кого-то из дурмстрангцев. Флер же ни румын, ни болгар за людей не считает. Еще минут десять я препираюсь с мадам Максим, причем со второй фразы мы переходим на французский. С нашим директором мне по-французски общаться куда проще, ибо на английском она говорит с таким чудовищным акцентом, что даже меня коробит. Быстро я привыкла к чистой английской речи в Хогвартсе. Интересно, а как у Хмури с французским? МакГонагалл говорит свободно, Флер уже проверяла. Вроде понимает, хотя по его лицу ничего не разберешь. На него лучше вообще не смотреть. Мадам Максим – о чудо! – задумывается. Так надолго, что я успеваю вообразить, будто спасена. А нет, фигушки. Соображает наша директриса медленно, но верно. – Жаннет до такого не додумается, – выносит вердикт мадам Максим. Ага, а я значит, додумаюсь. Спасибо, мне очень лестно, но... – Значит, если она не додумается, то можно просто валить на меня, да? Кто бы что ни сделал – валите все на Розье? Просто потому, что я не такая, как все вы?! – Я останавливаюсь – перевести дух – и пытаюсь успокоиться. Нельзя давать волю чувствам. Я одна среди трех взрослых людей, имеющих надо мной власть, и двое из них – чужие, а теоретически «своя» мадам Максим – не на моей стороне. Уловив паузу в нашем разговоре, вклинивается Хмури. На английском, так что я сначала выслушиваю фразу, а потом уже осознаю, о чем она. – Мисс Розье, вы еще скажите, что с мистером Краучем ничего не делали. Ах ты, негодяй! – Я ничего с ним не делала, – говорю я размеренно и четко, словно объясняя в сотый раз какому-нибудь тупице. – Тем не менее на него определенно наслали порчу, и сделали это вы. На спокойный тон меня уже не хватает, и я почти кричу: – А где доказательства? Вы с Краучем раньше в Азкабан людей так же отправляли – потому что они вам не нравились? МакГонагалл бледнеет. Мадам Максим пытается встать со стула и тут же садится обратно. Стул зловеще скрипит. Хоть бы он сломался, что ли. Будет зрелище поинтереснее разозленной Бетти. Малфою я морду набила за длинный язык, а сама чуть не разболтала. Еще секунда – и выдала бы фразу о том, кого именно они с Краучем засадили в Азкабан, и что после этого они вообще не имеют никакого права мной распоряжаться. – Может быть, вы мне еще объясните, за что мне на Крауча порчу насылать? Я его в Англии первый раз увидела! Он мне ничего не сделал! Что мне, по-вашему, от него потребовалось? – Мисс Розье, я вижу, вы плохо усвоили то, что я вам давал на дополнительных занятиях, – говори Хмури, совершенно не подавая вида, что мои слова его задели. Да я все забыла, что прочитала в той книге! Твои родители, между прочим, в Азкабане не сидят! Можешь хоть сто раз меня после уроков оставить – и тебя головой о стенку приложу, и на Крауча еще что-нибудь такое нашлю, что он двумя неделями на унитазе не отделается! А с Флер – всего лишь детская шалость. Через три дня пройдет. – Я прекрасно усвоила, что вы всегда бьете на опережение! Вы меня и тогда опередили! Схватили меня, как... как... – я не нахожу слов – а это плохо. А еще хуже – то, что чувствую слезы в голосе. Еще чуть-чуть – и почувствую не только я. Я с усилием проглатываю комок, с чего-то вставший поперек горла. – Вы меня схватили, когда я шла к друзьям – не знаю, что вам взбрело в голову! Но только с той минуты и до того, как мы вошли в холл, я была рядом с вами. У вас на глазах. Могла я в таких условиях на кого-нибудь наслать порчу, как по-вашему?! – Я тебя побью твоей же логикой, я... Я вдруг замолкаю. Не приведи Мерлин ему сообразить, что у меня был сообщник! Ведь на эту роль подходит только Рина! У меня здесь больше нет подруг... Злость во мне опадает проколотым воздушным шариком. Ладно, страдать – так хоть за что-то стоящее. За кого-то. За Рину. Хмури собирается что-то сказать. И тут в паузу вмешивается декан Гриффиндора – вот уж от кого я не знаю, чего ожидать. А та произносит ровно три слова: – Хмури, так нельзя. – И добавляет еще два: – Девочка права. И после этого мне остается только окончательно заткнуться. Мадам Максим медлит перед тем, как вынести приговор. Наконец... – Значит так, Бетти, – говорит мадам Максим снова по-французски. – До рождественских каникул запрещаю тебе появляться в гостиной Слизерина. Что? – Совсем? – вырывается у меня. – Совсем. – Мадам Максим непреклонна. Не иначе, Хмури ее надоумил. Ну надо же было такое наказание придумать! – И завтра я вас жду в восемь часов у себя в кабинете, – добавляет Хмури, уже по-английски. Да пожалуйста. Сколько угодно. Но запретить мне появляться в Слизерине – это действительно тяжелое наказание. Я на бобатонцев уже смотреть не могу. А теперь целый месяц каждый день ночевать с ними в одной спальне, под шепот Виолетты и насмешки Эсмеральды! – Ну что? – спрашивает меня Рина, когда я выхожу из учительской. – Что с тобой, Бетти? – Плохо, – отвечаю я. – Мадам Максим до каникул запретила мне к вам ходить. – Как? – Рина смотрит на меня широко раскрытыми глазами. – А вот так. Я не то что ночевать – даже прийти посидеть к вам не смогу. – Ну, сидеть и в библиотеке можно, или класс пустой найти... – Все равно в гостиной уютнее, – вздыхаю я. – Ладно, пошли в библиотеку хотя бы. В десять вечера я вышла из дверей замка и направилась к нашей карете. Рина проводила меня до дверей, но наружу я ее не пустила – дул сильный ветер, а она не захватила плащ. Я тоже, но мне было уже все равно. В библиотеке, конечно, было уютно и тепло, но с гостиной ее было не сравнить. Ни мягких кресел, ни камина. И говорить лучше шепотом, чтобы не мешать. Библиотекарша и так на наш громкий смех очень нервно оглядывается каждый раз. Пока мы сидели в библиотеке, до меня дошло, что я еще легко отделалась. Могли и назад во Францию отправить. Перед отъездом в Англию мадам Максим пригрозила нам, что отправит назад тех, кто будет плохо себя вести. И при этом очень выразительно посмотрела на меня. Я, честно говоря, не особо верила, что ради одного человека будут гонять карету в Бобатон и обратно, а портал до Франции у них вряд ли приготовлен. Но мало ли? А я не могу оставить Хогвартс! Здесь Рина, жизни без которой я себе уже не представляю, здесь Драко, которому надо вправлять мозги, здесь Хмури, которого я еще приложу головой об стенку. И здесь много лет назад учились мои родители и вся моя родня! Я готова хоть месяц подряд сидеть у Хмури, только бы меня не отправляли обратно! Хмури, как я и ожидала, на уроке только и делал, что придирался ко мне. Заставил рассказывать про основные события войны с Волдемортом и устроил мне страшный разнос за то, что я сказала «Темный лорд» вместо «Тот-Кого-Нельзя-Называть». А я всегда так говорю. Половина Слизерина так говорит. А вторая половина не говорит, но думает. Правда, на уроке проговорилась я первая. Если конец учебного года я встречу в Хогвартсе, а не в Бобатоне и не в Азкабане, то можно считать, мне повезло. После разноса от Хмури я еще получила разнос от Рины за то, что не берегу себя. Я только кивала, сделав печальное лицо, и кончилось тем, что Рина сказала, что такое лицо мне не идет. Я рассмеялась, прекратив тем самым дискуссию о моем поведении. Но Рина права – соблюдать хоть какие-то правила придется, если я не хочу распрощаться с Хогвартсом. Я уже почти подошла к карете, как мне показалось, что кто-то на меня пристально смотрит. Я обернулась. Никого. – Кто здесь? – спросила я, держа палочку наизготове. Ответом было молчание. Но ощущение, что кто-то еще здесь и этого кого-то очень интересует моя персона, осталось. И вдруг из темноты возникло что-то белое и полетело ко мне. Оно вылетело так быстро, что я не успела даже испугаться. А потом оказалось, что и бояться нечего, поскольку, медленно описав вокруг меня круг, оно приземлилось на моей ладони. Непонятный предмет оказался всего лишь бумажным самолетиком. Мы так всегда записки складывали. На крыле было что-то написано, в темноте не разглядишь, что именно. Записка? Мне? От кого, интересно? Разворачивать и читать записку прямо на улице я не стала. Мало ли кто пройдет мимо, а я буду стоять посреди дороги с зажженной палочкой. Я сунула записку в карман и поспешила в карету. Девчонки встретили меня злобными взглядами, но промолчали. Наверное, потому, что Эсмеральда была занята – она сидела на кровати и лихорадочно раскладывала карты. Вытаскивала сразу штуки три, кидала на кровать, через секунду отбрасывала и доставала новые. Делала она это с такой быстротой, что даже сведущий человек ничего бы не понял в ее раскладе. Такой человек был – Виолетта наблюдала из-за спины, но, судя по ее лицу, не могла разобрать, что именно поведали Эсмеральде карты. – Бетти, – тихо позвала меня Камилла. – Что? – Я повернулась к ней. Желания разговаривать у меня не было. Но это все же Камилла, а не Эсмеральда. – Правда, что у Айрин Уилкс, с которой ты дружишь, отец был темным магом? – А тебе какая разница? Я же с ней дружу, а не с ее отцом. Вот интересно, она сама такие вопросики задает или ее надоумили? Компания Флер частенько использует Камиллу, как передаточное звено для общения со мной. Она как патологически честный и мягкий человек отказать никому не может. А последствий обычно не предвидит. Ей скажешь – позови Бетти, мы с ней хотим поговорить, она и пойдет. Думая при этом, что со мной хотят именно поговорить, а не набить морду. – Мадам Максим сказала, что Слизерин пользуется плохой репутацией, а ты постоянно там торчишь. Ага, так это она меня в порядке перевоспитания от слизеринской гостиной отлучила? Думая, что Рина и ее сокурсники на меня дурно влияют? – Знаешь, Камилла, Дурмстранг славится куда большей любовью к темным искусствам, чем один-единственный факультет в Хогвартсе. Тем не менее, если я не ошибаюсь, Эсмеральда гуляет с кем-то из Дурмстранга. Услышав свое имя, Эсмеральда поднимает голову и смотрит на меня. Виолетта, наоборот, голову опускает и пытается разглядеть сочетание карт. Разглядеть ей, может, и удается, а вот осознать... – Колючка, ты ни с кем никогда не гуляла, раз не понимаешь разницы, – говорит Эсмеральда снисходительным тоном. – Я же не темной магией с ним занимаюсь. Мануэлла, делающая вид, что читает учебник, хихикает в кулак. – О да, – я картинно закатываю глаза к небу, – мы с Риной занимаемся темной магией и пьем кровь нерожденных гриффиндорских младенцев! Ой, что-то я не то сказала. Во-первых, как можно пить кровь нерожденных младенцев? Во-вторых, младенцы гриффиндорскими не бывают. Гриффиндорскими они только в одиннадцать лет становятся. – Бетти, ты зря над этим смеешься, – говорит Камилла. – Помнишь, что сегодня профессор Хмури говорил на уроке о сподвижниках Того-Кого-Нельзя-Называть? А я еще пару книг взяла почитать... – Камилла, – перебиваю я, – война есть война, а на войне без жертв обойтись невозможно. С обеих сторон. Я для профессора Хмури одну книгу на французский перевожу, там про это есть. Как мне надоели эти разговоры! Но пока от меня не отстанут, я не смогу нормально прочесть записку. Эсмеральда сгребает карты в кучу и начинает энергично их тасовать. – Опять черт знает что получается! – Что получается? – пытается спросить Виолетта. Но Эсмеральда своих тайн не открывает никому. – Ничего не получается! Пойду завтра к профессору Трелони, спрошу у нее. – Можно я с тобой? – Нет! – отрезала Эсмеральда. Я улыбнулась. Люблю смотреть, как Эсмеральда Виолетту с Мануэллой отшивает. Они потом еще очень забавно дуются, бывало, что и по паре дней. Странно, что на меня как-то вяло реагируют сегодня. Я ожидала большего и уже приготовилась к отпору. Боятся меня, что ли? – Эсмеральда, – спрашиваю я, – что у тебя получается? Что страшные темные маги – мы с Риной – изведут под корень всю школу? – Почти, – совершенно серьезно ответила Эсмеральда. – Но вы – это еще не самое страшное. – А Флер? – влезла Виолетта. Вспомнили все-таки. Даже странно, что так не сразу. Я ожидала, что они меня, как я только войду, на части раздирать начнут. – Флер послезавтра выпишут, – отмахнулась Эсмеральда. – Ей так даже идет, – заметила я. Но на Эсмеральду это почему-то не подействовало. Она только сказала незлобно: – Да отстань ты! На нее это было совсем непохоже. Я усмехнулась, взяла с тумбочки «Историю Хогвартса» и бросила на кровать. Потом незаметно переложила записку из кармана платья в книгу. Почитаю перед сном, это никого не удивит. Некоторое время я действительно читала «Историю Хогвартса», при зажженном огне палочки и задвинутом пологе кровати. Мало ли кто захочет поинтересоваться, чем я тут занимаюсь. Поведение Эсмеральды было более чем странным. Неужто она меня и вправду боится? Или Камилла рассказала мадам Максим, как Флер на мне тренировалась? На Камиллу это похоже. Постепенно шум в спальне затих, только тихо переговаривались о чем-то Виолетта и Мануэлла. Ну, эти могут и до утра болтать. Мне не помешают. На крыле бумажного самолетика было написано мое имя. Что я и ожидала. Медленно, чтобы бумага не шуршала, я развернула записку. «Мисс Розье! Прошу прощения за то, что так настойчиво вторгаюсь в Вашу жизнь. Я – друг Вашей матери. Сейчас скрываюсь в разных местах, в том числе и в Хогвартсе. Не ищите меня здесь, Вы можете, сами того не желая, мне помешать». Я еле удержалась от удивленного возгласа. Письмо показалось мне чем-то нереальным, как будто бы пришедшим из другого мира. В этом мире, в дне сегодняшнем была превращенная в русалку Флер, издевательство над Хмури, веселые посиделки в слизеринской гостиной... А что же в том мире? Если он друг моей матери, значит, он тоже... Что тоже? Надо хотя бы дочитать до конца, а потом делать выводы. «Я понимаю, что просьбы о необходимости быть осторожной Вам уже надоели, но я вынужден просить об этом еще раз. Берегите себя, если вы хотите встретиться со своими родителями». На этот раз я сама зажимаю себе рот свободной от письма рукой. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь услышал! «Пока я не могу сказать большего, но надеюсь, что смогу позже. Я прошу Вас поверить мне. Слишком многое сейчас находится в моих руках – и висит на волоске. Не говорите никому об этом письме, даже Вашей подруге и Вашему кузену». Кузену я точно не скажу. Ему что скажешь – наутро вся школа узнает. «Если Вы захотите мне ответить, положите письмо в дупло большого дерева в двадцати шагах от Вашей кареты строго на север. Оно там одно». Не помню никакого дерева. Ладно, можно будет пойти и посмотреть. Дерево там явно не одно, но возможно, что с дуплом и вправду одно. Подписи не было. Я перечитала письмо еще два раза и на третий начала что-то соображать. Эсмеральда говорила о родственнике или друге семьи. А ведь это он и есть! Больше некому. Что он здесь делает и где именно скрывается – это я узнаю. Но упускать его из виду не стоит ни в коем случае. Что он собирается делать – а какая, собственно, разница? Да пусть хоть Темного Лорда в Хогвартс за ручку приводит. Я его не боюсь. Если он сумеет освободить моих родителей... Нет, на эту тему лучше не думать. Лучше лечь спать. Если к Хмури мне надо прийти в восемь, он меня может задержать до ночи, а выспаться хоть когда-то надо.
assidi: Перевоплощаясь в Хмури, я был готов ко всяким неожиданностям. В том числе и тому, что он будет поступать совсем не так, как хочется мне. По крайней мере, он был у меня под контролем. Сдавать меня Дамблдору точно не побежит. Как он может меня сдать, если мы с ним практически одно? Но того, что он сделал сегодня, я никак не ожидал. Когда тема неожиданного недомогания Крауча в учительской практически исчерпала себя, Хмури топнул деревянной ногой об пол, обращая на себя внимание, а потом громко заявил: – Крауча прокляли! И я знаю кто. – Кто? – Дамблдор, до этого момента разговаривающий с МакГонагалл на темы, далекие от Турнира и Крауча, повернулся ко мне. – Розье! – торжествующе сказал Хмури. Вот гад, а? Кто его просил Бетти закладывать? Точно не я. – Которая Розье? – заинтересовалась МакГонагалл. – Из Бобатона? Она еще с Уилкс дружит. – У нас, кажется, одна Розье, – проворчал Хмури. – Почему ты думаешь, что именно она прокляла Крауча? – спросил Дамблдор, улыбаясь. Он все время улыбается так лукаво, как будто мы все тут первокурсники, а он наш добрый дедушка. Эта улыбка меня раздражает больше всего. А вот Хмури, наоборот, нравится. – Да потому что я ее за руку поймал, когда она собиралась наложить на Крауча заклятье! – Собиралась или наложила? – поинтересовалась МакГонагалл. – Я не увидел. Возможно, и успела. Я поймал ее с палочкой наготове, совсем рядом с Краучем. Дамблдор продолжал все так же лукаво улыбаться. – Аластор, а почему ты подозреваешь именно ее? – А она тебе никого не напоминает? – Хмури пристально посмотрел на Дамблдора. Ну идиот! А если директор сейчас легилименцию применит и меня увидит? Я окончательно перестал понимать логику Хмури. Логику Дамблдора тоже. Дамблдор снова улыбнулся. Почему-то каждый раз он улыбается по-разному, хотя всегда лукаво. – Мне люди постоянно кого-то напоминают. Недавно показалось, что встретил в «Кабаньей голове» старого приятеля, который уже лет сто как умер. Оказалось – не родственник и даже не однофамилец. Он издевается, честное слово! Но, кажется, ничего не заподозрил. Хмури, вот зачем тебе это было надо? Легенду о своей паранойе поддерживаешь? Дамблдор улыбается очередной лукавой улыбкой. Сколько их у него в запасе? – Как насчет стоящей в углу кабинета швабры, за которой может скрываться засада? Мерлин! Это же цитата из пародийного интервью! Мы с Хмури не выдерживаем и смеемся. – Альбус! Ты это читал? – Вы про что? – заинтересованно спрашивает МагГонагалл. – Про творение неизвестных студентов о том, как бывший аврор Аластор Хмури дал интервью «Ежедневному пророку». – Не неизвестных, – не выдерживает Хмури, – а Розье и Уилкс. Розье мне это сама на стол и положила, спрятав в кипу листов. А у тебя-то откуда? Дамблдор загадочно улыбается. Наверное, кто-нибудь переписал и распространил по всей школе. – Какие знакомые фамилии – Розье и Уилкс, – вздыхает МакГонагалл. – Помнится, в шестьдесят седьмом году они подсунули мне в стол маленького розового крокодильчика. Лично я не вижу в этом ничего смешного. Ни я, ни Хмури. Раз дошло до таких воспоминаний, нам тут делать нечего. И я вышел из учительской, сказав, что у меня еще куча непроверенных работ. Только я собирался отдохнуть после успешного окончания первого тура... Кроме непроверенных домашних работ был еще краткий отчет для Лорда. В котором я не стал писать ни про Бетти, ни про отца. Мало ли отчего тот мог заболеть? А для нас же и лучше, если он будет сидеть дома, а не ходить в Министерство и ездить в Хогвартс. Если даже я смог освободиться от Империо, то отец и подавно сможет, если его оставить без присмотра. Писать про Бетти я тем более не стал. Зачем это Лорду? Ему нужно, чтобы я выполнил задание. И я его выполню. Все остальное – уже мое личное дело. А вот сделать так, чтобы Бетти не помешала мне выполнить мое задание, я должен сам. Зачем тревожить Лорда? Я был уверен, что одним Краучем не ограничится, что неутомимая энергия девчонок еще найдет себе выход. И я был прав – на следующий день с самого утра мадам Максим заявила, что кто-то заколдовал Флер, покрасив ее лицо в голубой цвет. Все девочки единодушно утверждали, что сделала это Бетти. А я и не сомневался. Бетти, вызванная в учительскую, упорно все отрицала. Поскольку перед этим Хмури долго распространялся о том, как дурно влияют на нее слизеринцы, а особенно Уилкс, дочь Упивающегося Смертью, мадам Максим запретила Бетти появляться в гостиной Слизерина. Отчасти я был согласен с Хмури. Некоторые слизеринцы, особенно Малфой, и впрямь могут на Бетти дурно повлиять. Айрин – другое дело, но они могут встречаться и не в гостиной. Да и запрет действовал только до каникул. Я же назначил ей прийти в свой кабинет позже обычного, еще не зная, что предложу ей делать. Книга переведена еще не до конца, но хотелось придумать что-нибудь новое. И более трудоемкое, чем перевод. На уроке же я попросил ее рассказать в общих чертах о войне с Волдемортом. И она опять отличилась, сказав «Темный Лорд» вместе привычного «Тот-Кого-Нельзя-Называть». Сказала – и сама того не заметила. – Мисс Розье, повторите то, что вы сейчас сказали. Она повторила, на этот раз – с вызовом. Осознала. Бобатонцы так ничего и не поняли. Слизеринцы смотрели на нее со смесью испуга и восхищения. Айрин ойкнула и зажала рот ладонью. Бетти наверняка от нее научилась. Не с детства же она помнит. Нет, добром дело не кончится. Надо ее как-то остановить. Но как? Хмури ее не остановит, а наоборот, раззадорит. Ну дал ей переводить книгу, и что она усвоила? Ровным счетом ничего. В голове у нее, может, и отложилась, а в душе – нет. Представится ей еще раз случай отомстить мне или отцу – пойдет, не задумываясь. А если и задумается – то только над способом мести. И то, скорее всего, план обдумает Айрин. В одиночку она не опасна, но вдвоем они разнесут всю школу по кирпичику еще до окончания Турнира. Вот если бы я смог с ней поговорить. Я, а не Хмури. А это возможно? Говорить ей, что я – вовсе не Хмури, я не стану. У нее все на лице написано, и она не сможет в дальнейшем относиться ко мне, как к Хмури. А вся школа уже знает об их взаимоотношениях. Примерно как у Снейпа с Поттером, если не хуже. Может, написать ей письмо? Не раскрывая себя. Скажем, я вокруг школы в мантии-невидимке бегаю. Идея с письмом мне понравилась, и до ужина я ее обдумывал. А после ужина заперся в своем кабинете и принялся писать. Точнее сказать – попытался начать. С полчаса сидел и тупо смотрел на чистый лист бумаги. Хотелось начать словами «Бетти, милая!» – но я понимал, что так нельзя. Это только сказать легко – написать письмо. А что писать? «Бетти, я тебя люблю»? Она даже не знает обо мне! «Бетти, береги себя» – это уже ближе. «Береги себя, если хочешь увидеться с матерью» – это почти то, что нужно. Никогда не думал, что слова откажутся мне подчиняться. Сколько всего я написал за свою короткую жизнь до Азкабана – школьные рефераты, письма матери, письма Белле, отчеты Рудольфусу, докладные записки в Министерстве... И вот, одно-единственное письмо написать не могу! Я не мог понять, как же я к ней отношусь. Я помнил ее маленьким ребенком и порой и сейчас воспринимал как ребенка. Они с Айрин вдвоем и смотрелись, как дети, особенно когда дружно и взахлеб смеялись над чем-нибудь. Но она уже не ребенок, она взрослая девушка, ей семнадцать. Даже семнадцать с половиной. И она – не копия Беллы, а вполне самостоятельная личность. Хотя общего между ними много. Прежде всего то, что обе не признают никаких рамок. Разобраться в своих чувствах было еще сложнее, чем написать письмо. Обычно я в них и не разбирался, это они разбирались со мной. Я знал, что я ее люблю. И мне этого было достаточно. Еще через полчаса мучений я написал несколько фраз. Каждую приходилось подолгу обдумывать, и на одно записанное слово приходился десяток вычеркнутых. Стиль поразительно напоминал служебные записки, которые я сотнями писал в Министерстве, не задумываясь. Мог думать об одном, а перо выводило стандартные фразы о международных стандартах, стабильном положении, необходимости сотрудничества... Этот стиль прочно впечатался в мой мозг и теперь вылезал безо всякого моего на то желания. Ладно, пусть будет так. Излишней эмоциональностью можно ее и напугать. А как она мне ответит, ты не подумал? Надо найти какое-нибудь приметное дерево с дуплом на опушке запретного леса. Переписав набело большую часть письма, я надел мантию-невидимку и отправился на улицу. Пока я искал дерево и дописывал прямо на ходу последнюю строчку, на тропинке, ведущей к карете Бобатона, показалась чья-то фигурка в синем шерстяном плаще. Она! Я встал за деревом, сложил письмо самолетиком и отправил в полет.
assidi: Глава 8 С утра я перечитала письмо раз десять, убедилась, что выучила его наизусть, и сожгла. В туалете, чтобы никто не видел. Рине решила пока ничего не говорить. Я ей и про предсказание Эсмеральды не говорила. Рина не доверяет прорицаниям. Я тоже не доверяю, но у Эсмеральды всегда все сбывается. Что меня совершенно не заботило – так это предсказанная смертельная опасность. Мне она точно не грозит. Да и Флер, я думаю, тоже. Но об этом я с таинственным другом матери еще поговорю. Мне вовсе не нужно, чтобы его разоблачили. А впрочем – кто сказал, что Эсмеральде поверят? Она сама взрослым не доверяет и делиться своими открытиями ни с кем не будет. Но в дальнейшем надо будет действительно быть поосторожней. И до каникул ничего серьезного не предпринимать. А то еще в слизеринскую гостиную не смогу вернуться. Когда я собрала сумку и вышла из кареты, чтобы идти на завтрак, ко мне подошла Камилла. Вот интересно – вроде бы они с Риной похожи, обе спокойные, задумчивые, говорят мало и по делу, но если Рина сейчас мне как вторая половинка, то с Камиллой общаться вообще не тянет. Подойдет – можно поговорить, а сама искать встречи не стану. – Бетти, ты меня прости. – За что? – удивилась я. – За то, что я ничего тогда не сделала, когда Флер на тебе тренировалась. Я и правда не знала. Я уже и думать забыла о том случае. Когда это было? Вечером в воскресенье? Такое чувство, что прошло не три дня, а три года. Флер, Эсмеральда, драконы – какие мелочи! Меня больше волнует таинственный отправитель письма. И его слова о встрече с родителями. Чем Камилла отличается от Рины – своей правильностью. Она бы не стала участвовать в нападении на Крауча. Заявила бы сразу: «Это нечестно!». Из бобатонских девчонок меня никто не поймет. Все могут увидеть своих родителей, когда пожелают. Даже Эсмеральда, хотя и ноет постоянно, как ее разлучают с матерью и сестренками. – И что? – спрашиваю я. – Что вчера все были такие притихшие? Меня испугались? – Ну не то, чтобы испугались, – смущается Камилла. – Я рассказала все мадам Максим, когда она спрашивала... Так я и думала. Предельно честная Камилла все рассказала. А если она случайно увидит, что я готовлю нападение на Крауча или на Хмури, она тоже расскажет. И меня посадят в Азкабан, а Камилла будет считать, что выполнила свой долг. – Мадам Максим мне запретила появляться в слизеринской гостиной, ты знаешь? – Знаю. Но я же тебе вчера говорила – раз у твоей подруги отец был темным магом... Я перебиваю: – То мы непременно изведем под корень весь Хогвартс. Эсмеральда поэтому меня вчера на кусочки не разорвала? – Эсмеральда сказала, чтобы тебя не трогали. Она что-то такое нагадала... Эсмеральда просила меня не трогать? Воистину, мир перевернулся. Этак скоро она придет ко мне с предложением руки и сердца. – И правильно сделала, – с кровожадной улыбочкой говорю я. – Потому что я страшный темный маг... – Бетти, – теперь уже Камилла меня перебивает, – о таких вещах не шутят. Не поверю, чтобы ты искренне могла захотеть причинить кому-то зло. – Это смотря кому, – все тем же кровожадным тоном говорю я. – А о добре и зле можно дискутировать бесконечно, все равно никто толком не знает, что это такое. На этот моменте мы как раз входим в Большой зал, я делаю Камилле ручкой и почти бегу к слизеринскому столу. Рине я пересказала разговор с Камиллой, но про письмо говорить не стала. И про предсказание – тоже. Скажу позже, когда прояснится. Но все-таки, кто мог написать это письмо? Он находится в Хогвартсе. Кто из знающих мою маму может здесь быть? Перед дверями кабинета зельеварения меня настигла неожиданная мысль – а если это Снейп? Он был Упивающимся Смертью, он, скорее всего, знал маму, он слышал, как Драко назвал меня кузиной... Тогда почему он написал, что скрывается? А может, он имел в виду, что скрывает ото всех, чем занимается, помимо преподавания зельеварения и третирования Гарри Поттера. Одна его нелюбовь к Поттеру чего стоит – ведь именно из-за Поттера сгинул Темный Лорд! Если бы Снейп не хранил до сих пор ему верность, стал бы ненавидеть того, кто послужил причиной его гибели? Во время урока я тщательно обдумывала эту мысль и чуть не запорола свое зелье. Рина вовремя схватила меня за руку и спасла и зелье, и мою репутацию у Снейпа. А Снейп ничего не заметил, ибо препирался с Эсмеральдой. Жалко, я не слышала, о чем. Когда прозвенел звонок, я сказала Рине: – Иди, я сейчас. Рина не стала ничего спрашивать, а взяла сумку и вышла. Я подождала, пока последние ученики покинут класс, и подошла к Снейпу. Что я ему скажу – я так и не придумала. Спрашивать в лоб: «А вы знали мою маму?» глупо. Вдруг я все придумала и он вовсе не хранит верность Темному Лорду? – Профессор Снейп, – начала я. Но продолжить не успела. – Ничего не могу вам помочь, мисс Розье, – холодным, но довольно-таки вежливым тоном сказал Снейп. С Эсмеральдой он разговаривал куда язвительней. – Наказание вам назначила мадам Максим, и я не могу его отменить. К сожалению, вы не на моем факультете. К сожалению? Интересно, в чем выражается это сожаление? В том, что он не может наказать меня еще сильнее? Или в том, что без меня факультет много бы потерял? Вот то, что много потерял, это точно. На этом Снейп счел разговор законченным и отвернулся к шкафу с ингредиентами. А мне ничего не осталось, как выйти в коридор, где меня поджидала Рина. – Ну, что он сказал? Рина поняла меня так же, как и Снейп. Совершенно так же. И с тем, что только меня Слизерину и не хватало, согласилась с восторгом. А я так и не поняла, чем считать ответ профессора зельеварения. Наверное, все же не он. Если бы это он написал мне письмо, мог бы хоть как-нибудь намекнуть. Или все же он? А тем, что так быстро меня перебил, дал понять, что в Хогвартсе не место таким разговорам. К обеду я склонилась к мысли, что это все-таки не Снейп. Снейп мог бы подойти и поговорить, зачем писать письма и посылать их в темноте из-за деревьев? Он был в нескольких шагах от меня, но все же предпочел не говорить, а послать записку. И видно его не было. Маскировался под дерево? Или надел мантию-невидимку? Впрочем, в темноте можно было и просто за дерево встать, я бы и не увидела. Но интересно, чем я могу ему помешать? Что там находится в его руках? И связано ли это с участием Поттера в Турнире? Да кому он нужен, этот Поттер. Не думаю, что, если его убить, Темный Лорд возродится. А может, мой таинственный незнакомец собирается прибить Хмури? В этом я ему с удовольствием помогу! Только бы Хмури не прибил его раньше! Кто знает, если он видит сквозь парты и стены, может, и мантия-невидимка от его взгляда не спасает? Надо отвлечь его внимание. Пусть считает меня главным нарушителем спокойствия и хоть все вечера со мной просиживает – только чтобы таинственный друг моей матери смог довести свое дело до конца. Хотя перестараться тоже нельзя. От меня просят быть осторожной – буду осторожной. Больше насылать порчу ни на кого не стану и травить тоже. Но кто мешает мне еще раз нахамить Хмури? Хоть на уроке, хоть с глазу на глаз. У нас и так с ним отношения такие, что больше уже и не испортить. С этой мыслью я и пошла в кабинет Хмури после ужина. Уже представляла себе, как я ему отвечу, если он начнет придираться к моему переводу. Может, вообще от рассеянности на французский перейти? Раз он смеет критиковать перевод, пусть по-французски со мной поговорит, тогда и увидим, кто лучше языком владеет. Но когда я вошла в кабинет, то обнаружила, что к переводу ничего не приготовлено – ни пергамента, ни пера, ни книжки. Все заготовленные фразы сразу вылетели у меня из головы. Я как вошла, так и застыла у двери. Хмури сидел за столом спиной ко мне и, кажется, проверял очередные работы. Может быть, даже и наши – издали они все одинаковые. Когда дверь за мной закрылась, он обернулся. – Добрый вечер, мисс Розье. Не надо садиться, сейчас мы с вами пойдем. – Куда? – вырвалось у меня. Так и представилась картина – мы рыщем по Хогвартсу и окрестностям в поисках скрывающегося агента Темного Лорда. А я – в качестве приманки. Ну уж нет, от этого я как-нибудь отделаюсь. – Пойдем в подземелья замка, – явно наслаждаясь моим замешательством, продолжил Хмури, – и поищем там боггарта. Мне как раз нужен боггарт для занятий, а в подземельях хотя бы одного да найти можно. Я чуть не засмеялась. Полазать по подземельям я бы не отказалась. Но – одна. Хмури в качестве напарника мне совсем не нужен. Что я, сама с боггартом не справлюсь? – Профессор Хмури, а если я одна пойду? – Одну я вас не пущу, мисс Розье. Вы уверены, что хорошо знаете хогвартские подземелья? Я пожимаю плечами. Зачем мне их знать? По знакомым подземельям лазать неинтересно. – А что – там еще один василиск может быть? – Василиск? – Хмури усмехнулся. – Все может быть. Какой-то он странный был сегодня. Мысленно пожелав ему встретиться с василиском первым, я вышла вслед за ним из кабинета. В подземельях я действительно не ориентировалась. Сначала мы пошли в сторону слизеринской гостиной. Наткнулись по пути на пару первокурсников, которые сразу от нас шарахнулись. Рину не встретили. Что ей делать в коридоре, она давно в гостиной сидит, или в спальне. Только я хотела спросить, не в Слизерин ли мы идем, как мы куда-то свернули. Потом еще раз, потом еще, и я уже сбилась с направления. Здесь было гораздо темнее, чем в коридорах. Свет шел откуда-то с потолка, но был он приглушенный и холодный. Туман какой-то, а не свет. Хмури зажег огонек на своей палочке, и я последовала его примеру. – Что, мисс Розье, – сказал Хмури, не оборачиваясь, – это вам не Парижская Опера? И этот вспомнил про Оперу! Мадам Максим, конечно, разболтала по всей школе. – В Опере маглы все испортили, – проворчала я. – И подземелий я там не нашла. Точнее сказать – не дошла. – А я вот не был в Парижской Опере, – почти дружелюбно сказал Хмури. – Не до того было. Мерлин, что это с ним? Что-то он на себя сегодня не похож. – Ничем не могу вам помочь, – огрызаюсь я. – Я в ближайшее время в Париж не собираюсь. И помолчав пару секунд, добавляю: – Если меня, конечно, из Хогвартса не выгонят. Хмури только хмыкает себе под нос и вдруг делает движение палочкой в сторону стены. Я инстинктивно шарахаюсь в сторону – но тут в стене обнаруживается дверь. Хмури ее распахивает и делает жест, чтобы я шла за ним. Не знаю что это – пустой класс или какая-то кладовка. В одном углу пара парт, а в другом ведра. Боггартом и не пахнет. Василиском тоже. Интересно, а как пахнет василиск? Внимательно осмотрев класс, Хмури оборачивается ко мне и говорит: – Идемте дальше. Интересно, а я ему зачем? Он и один вполне справляется. В следующую комнату он запустил меня первую. А сам остался в дверях. В этой комнате обнаружилось три сломанные тумбочки, крышка от письменного стола, стул с ободранным сиденьем и живая мышь. Вторжением в свою личную жизнь мышь была сильно недовольна. Возмущенно пискнув, она соскочила со стула, побежала к дальней стене и исчезла. Я не боюсь мышей. Чего их бояться, они забавные. Я даже докси не боюсь. А вот чего я боюсь – я и не задумывалась. Во что превратится мой боггарт? Может, в Хмури? Мне рассказывали, как в прошлом году профессор Люпин показывал гриффиндорским третьекурсникам боггарта, итогом чего был Снейп в женском платье. Вот точно так же я и со своим боггартом поступлю, если он в Хмури превратится. Пусть покрасуется в ночной рубашке Флер – кружева, белый атлас и прозрачные рукава. Нечто среднее между ночной рубашкой и вечерним платьем. Сейчас она в ней не спит – холодно. Представив себе Хмури в кружевах и с декольте, я не выдержала и тихонько засмеялась. – Рано веселитесь, мисс Розье, – тут же оборвал меня Хмури. – Идемте дальше. Он что, мысли читает? А ведь может. Надо при нем осторожнее. Точнее, не так – надо его отвлекать. Я ему сегодня еще ни разу не нахамила. Да как-то и не хочется хамить. Он сегодня удивительно мягкий. Даже странно. В следующей комнате вообще ничего не было, кроме круглой дыры в полу. Я подошла к краю, чтобы заглянуть в нее, но Хмури схватил меня за руку. – С ума сошли? Провалиться хотите? Он второй раз уже меня так хватает. У меня скоро все руки будут в синяках! – А что там? – с интересом спрашиваю я. – Василиск? – Не думаю, – усмехается Хмури. – Но боггарта там точно нет. Мы обошли еще несколько комнат, но ничего интереснее сломанных часов с планетами на месте цифр не нашли. Часы мне понравились, но они были слишком большие для того, чтобы унести их с собой. У меня было сильное подозрение, что мой боггарт превращается все-таки не в Хмури. Но очень уж не хотелось думать об этом. Сказал бы мне Хмури раньше, куда мы пойдем, я бы поговорила с Риной. Вдвоем, в каком-нибудь ярко освещенном пустом классе мы бы проанализировали все мои страхи и сообразили, как с ними бороться. А в этих пустынных коридорах и захламленных комнатах и никакого боггарта не надо. В этих коридорах почему-то думается об Азкабане. Все, что я себе представляла, начиная с воскресной ночи и до сих пор. Даже не обо всем рассказала Рине. Зачем ее лишний раз расстраивать? Я даже себя не хочу расстраивать, думая о таких вещах. А они все равно вылезают. Наверное, прошло уже часа два или три. А может, и больше, я не считала. У меня от полутьмы и однообразия начала болеть голова. Лучше бы перевод закончила. В кабинете Хмури хотя бы светло. Очередная комната была такая же, как и предыдущие. Три сломанных стула, рассыпанные по полу карандаши, тетрадка без обложки – обычный хлам. И письменный стол в углу. Подозрительно целый и даже не ободранный. При виде стола Хмури насторожился. Посмотрел одним глазом на него, а другим – на меня. Меня передернуло. Вроде давно пора привыкнуть к его разным глазам – а не могу. – Вы не боитесь, мисс Розье? Я? Боюсь? Ну это он зря. Я даже боггарта не боюсь. Что такое боггарт? Он, по сути дела, вообще не существует. Хмури я тоже не боюсь. Как представлю его в ночной рубашке Флер... Одна только загвоздка – он в два раза толще Флер, рубашка сразу по всем швам разойдется. А учитывая, что в ней и так сплошные вырезы, зрелище красивым не назовешь. Особенно, если у этого Хмури еще и ноги волосатые. Точнее – одно нога, вторая у него деревянная и волосатой быть не может. Хмури все продолжал вызывающе на меня смотреть, и я сделала шаг вперед. Подходить вплотную не стала, протянула руку с палочкой вперед, чтобы открыть один за другим ящики стола. Хмури с зажженной палочкой стоял прямо за мной, и моя собственная тень мешала мне видеть, что же там делается в столе. Может, там вовсе и нет никакого боггарта? Дальше все произошло так быстро, что я не заметила, в каком именно ящике притаился боггарт. Про ящики, равно как и про стол, я забыла. Стало как будто еще темнее. И холоднее. И так в этих подземельях прохладно, а теперь холод стал прямо таки ледяным. И это при том, что я в теплом плаще, в котором по улице хожу! Я невольно отступила на шаг, чуть не наступив на Хмури. Про него я тоже забыла. Я за последние несколько дней так часто представляла себе Азкабан, что он вокруг меня и материализовался. Или это меня туда перенесло. Прямо передо мной на грязном каменном полу чье-то тело. Худая измученная женщина в лохмотьях, которые когда-то были серой мантией. Половая тряпка и то чище. Длинные волосы рассыпались по полу. Лицо безжизненное. Глаза смотрят в пустоту. Лицо напоминает череп, обтянутый тонкой кожей. И все равно видно сходство. И со мной, и с той фотографией, что тетя Нарцисса прислала мне... Мерлин, неужели только позавчера? Нет! Я забыла, что у меня в руках палочка. Я забыла, что я в подземельях Хогвартса. И что кроме меня тут еще есть профессор Хмури, я тоже забыла. Я закрыла лицо руками, только чтобы не видеть! Но пронизывающий холод все равно остался. И увиденное никуда не делось – так и стояло перед глазами. Прошло, наверное, еще часа три, когда за моей спиной раздался крик: – Ридикулус! Сразу стало теплее. И свет откуда-то появился. Открываю глаза. Никакого Азкабана. Стоит Хмури с зажженной палочкой, перед ним непонятно откуда взявшийся деревянный ящик. Протираю глаза, чтобы убедится, что реальность на месте и никуда не делась. Руки дрожат. И я сама дрожу, хотя не так-то и холодно. В плаще – так вообще почти жарко. Хмури все это видел. Сейчас начнет задавать вопросы... – С вами все в порядке? Это было сказано почти тепло и немного обеспокоенно. А я даже сказать ничего не смогла, только кивнула. – Идемте наверх. Он направил палочку на ящик, заставляя двигаться впереди нас, и вышел в коридор. Я за ним. Больше всего мне сейчас хотелось оказаться в слизеринской спальне, рядом с Риной. Но мне туда нельзя. Если бы по дороге попался кто из студентов, можно было бы попросить позвать Рину, мне не откажут, меня уже давно считают своей. Но час поздний, и никто уже по коридорам не ходит. Мы в полном молчании дошли до кабинета Хмури. Поставили ящик в угол. Хмури посмотрел на меня и снова спросил: – С вами все в порядке, мисс Розье? – В полном, – с вызовом ответила я. Это была неправда. Но чтобы я призналась Хмури... Если он скажет хоть слово по поводу того, что видел только что, я ему в морду дам. Оставшийся глаз выцарапаю и оставшуюся ногу оторву. Голыми руками, безо всякой палочки. Но у него хватило ума никак не комментировать произошедшее. Вместо этого он выдал совсем неожиданное: – Чаю не хотите? Точно – сумасшедший. Чтобы я пила чай с аврором, который моих маму с папой лично в Азкабан засадил? – Не хочу. Я могу идти? – Идите, – ответил он как-то безразлично. Смотрю на часы – начало двенадцатого. А я не думала, что мы так долго шатались по подземельям! Неужели ни один слизеринец не задержался в школе? Хоть бы на несколько минут увидеть Рину, хоть пару слов ей сказать! Она – поймет. Шагнув на главную лестницу, ведущую в холл, вижу внизу какую-то фигуру. Неужели повезло? Но приглядевшись пристальней, вижу, что это не слизеринец и вообще не студент Хогвартса. Это кто-то из наших, из бобатонцев. Меня, что ли, поджидает? Прыгая через ступеньку, спускаюсь по лестнице. Фигура так и стоит, уцепившись за перила. Ни шагу не сделала, пока я спускалась. Да это же Эсмеральда! Очень странно себя ведущая Эсмеральда – даже не посмотрела, кто идет. – Эсмеральда! – тихо окликаю я. Эсмеральда поднимает голову, и я наконец-то понимаю, в чем дело. Она пьяна. Безобразно, просто вдребезги пьяна. Глаза смотрят в разные стороны, прямо как у Хмури, равновесие поддерживает, только крепко вцепившись в перила. – Розье, – произносит она неуверенно. – Привет, Розье! – Ты что здесь делаешь? Она отрывает одну руку от перил и тут же начинает заваливаться на бок. Я вовремя ее подхватываю. – Где ты так надралась? – Я не надралась! – пользуясь тем, что я держу ее за руку, Эсмеральда отрывает вторую руку от перил и поднимает ее вверх, потрясая ладонью. – Я была у профессора Трелони! Мы пили чай! Судя по ее состоянию, пили они явно не чай. И даже не сливочное пиво. Я знала, что Эсмеральда спелась со здешней преподавательницей прорицаний. Но не настолько, чтобы напиваться до бесчувствия прямо в школе! С бобатонской преподавательницей прорицаний, мадам Бонавантюр, у Эсмеральды были хорошие отношения, хотя и не всегда. На третьем курсе Эсмеральда чуть не бросила этот предмет, заявив, что не признает никаких видов гадания, кроме карт. Но потом примирилась и после шестого курса сдала экзамен с превосходной оценкой. Но как бы они ни были близки в последние годы, Эсмеральда никогда бы не стала с ней напиваться! Про Трелони говорят, что она ненормальная. В Большой Зал никогда не ходит, с другими преподавателями не общается... – Вы пили явно не чай, – ворчу я. – Пошли. – Куда? – она пытается вырвать руку из моей руки, но это у нее не получается. Тем более что я не только ее держу за руку, но и обнимаю за талию. Иначе она просто на ногах не устоит. – В карету. Спать! – Нам, провидцам, никто не верит! – патетически восклицает Эсмеральда. С пьяными лучше во всем соглашаться. Так сама Эсмеральда нас же и учила. – Не верят, – киваю я, – никто не верит. Идем спать, там постель теплая, подушки мягкие... Волоку я Эсмеральду из замка вовсе не по доброте душевной. Если бы со мной что случилось, Эсмеральда ко мне и близко бы не подошла. Но если оставить ее здесь, неровен час, кто-нибудь на нее наткнется. А что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Выложит Эсмеральда вслух все свои предсказания, а их потом проверять начнут... Если она Хмури попадется – тот точно начнет. И моему таинственному корреспонденту не поздоровится. Эсмеральда внезапно останавливается и опять подымает руку. – Розье! Ты его не остановишь! Но ты его и не спасешь! – Угу, угу, – киваю я, пытаясь сдвинуть нашу провидицу с места. Нести мне ее, что ли? Она же тяжелая! Или оглушить и транспортировать по воздуху с помощью палочки, как ящик с боггартом? – Смерть кружит над замком! И она приведет за собой еще больше смертей! Я сейчас скончаюсь на месте от таких предсказаний – вот вам и смерть. А Эсмеральда от такой дозы тоже загнется. Она раньше пила, но не в таком количестве. И на ногах всегда стояла. Они как-то с Марио на спор коньяк пили. После каждой рюмки нужно было прочитать без запинки фразу из учебника зельеварения. Так Марио сбился первым! А Эсмеральда после этого выпила еще три рюмки и даже тогда по ней было незаметно. Сколько ж они с Трелони выхлебали сегодня? Правильно я прорицателям не доверяю. Если они столько пьют... Пока мы шли от замка до кареты, Эсмеральда раз сто повторила про смерть, про опасность, про Поттера и что-то еще в том же духе. Я машинально поддакивала, сосредоточившись на том, чтобы дойти и не свалиться. Валяние в грязи в мои планы на сегодня не входит. Интересно, а как я ее по ступенькам кареты втащу? Волоком? Я не успеваю обдумать этот вопрос – дверца кареты распахивается сама. На пороге стоит мадам Максим, злющая, как дракон. Кто хоть раз увидел ее в таком состоянии, тот не сомневается, какой облик примет в следующий раз его боггарт. – Беатрис, что ты сделала с Жаннет! Где ты шатаешься так поздно? Смотрю в глаза мадам Максим, что весьма проблематично, ибо она стоит на верхней ступеньке, и честно отвечаю: – Я отбывала наказание у профессора Хмури. А Жаннет пила чай с профессором Трелони. Не стала уточнять, что это был не чай. Это и так видно. Она что, думает, что это я напоила Эсмеральду? Или она считает, что я решила извести весь Бобатон под корень? Внезапно Эсмеральда вырывается из моих рук, совершенно уверенно поднимается на одну ступеньку и отчетливо говорит, глядя в лицо мадам Максим: – Берегитесь жуков! У мадам Максим аж лицо перекосилось. Она умоляющим взглядом смотрит на меня. Я спешу пояснить: – Жаннет с профессором Трелони занимались гаданием. Я ее встретила внизу у лестницы. Хоть бы помогла мне ее втащить, что ли! Сейчас ведь опять свалится! Мадам Максим уходит в глубь кареты и что-то громко кричит. Тут же выбегают Виолетта и Мануэлла, берут Эсмеральду под руки и тащат наверх. Я перевожу дух. Прорицательница нашлась. Не стоит верить прорицательницам. В половине случаев они ошибаются. Знать бы еще, где она, та половина.
assidi: Я еле себя удержал от того, чтобы с раннего утра бежать к обозначенному в письме дереву. Вряд ли Бетти смогла за ночь осознать письмо и написать ответ. К тому же она в карете не одна. Ей надо написать ответ тайком от всех. И в Хогвартсе она это сделать тоже не может, если выполнит мою просьбу и ничего не скажет Айрин. Не то чтобы я Айрин не доверял. Но я и так рисковал, позволяя знать о себе Бетти. Меньше знающих – меньше опасность. Зато Бетти больше не решится на авантюры. Во-первых, я ее заинтриговал словами о родителях, во-вторых, если она не будет вести себя прилично, ей не позволят появляться в слизеринской гостиной. Чем бы ее занять сегодня? Опять переводом? Там осталось уже немного, пора заканчивать. Я из-за этого перевода и волнений о Бетти и Поттере, совсем забыл о других делах. Не думал, что у школьного преподавателя их столько. Совсем завяз в суете. Пятикурсники просили показать им боггарта, а я уже месяц не могу его найти. Точнее – даже и не искал, все откладываю. Того, что был у нас на начало года, благополучно развеяли в прах гриффиндорские третьекурсники, а точнее – Джинни Уизли с Колином Криви. На мой взгляд, они перестарались, тем не менее я дал двадцать очков Гриффиндору. Боггарта не жалко. А вот себя мне жалко. В тот раз я вывернулся так, что студенты моего боггарта не увидели. А сам я так и не набрался смелости посмотреть, во что же он превращается. В Дамблдора, поймавшего меня за руку? В тело матери в камере Азкабана? В не сумевшего возродиться Темного Лорда? Из-за этого я постоянно откладывал поход за боггартом. Да и время куда-то уходило. То книги, то проверка работ, то Бетти... И сегодня я ее позвал, хотя у самого завал с домашними работами. А может, пойти искать боггарта с Бетти? Ей это полезно. Мне тоже. До восьми как раз большую часть завала разгребу. Проводя урок у четвертого курса, я отметил, что Поттер помирился с Уизли. Давно пора. Видеть их по отдельности было странно. Да и без поддержки друга Поттер совсем упал духом и прошел первый тур только моими и Грейнджер стараниями. Надеюсь, что Бетти и Айрин тоже не поссорятся. В восемь вечера Бетти вошла в мой кабинет и растерянно остановилась на пороге, видя, что к переводу ничего не подготовлено. Нет, девочка, чашу терпения Хмури ты переполнила. Одним переводом не ограничишься. Разумеется, не возразить она не смогла. Против самой идеи искать боггарта она ничего не имеет, но хочет пойти в одиночку. Ну уж нет. Бетти одну не отпустим ни я, ни Хмури. Интересно, чего она боится? По-моему, она сама еще не знает. Может быть, и меня. Я вспомнил прошлогоднюю историю с Люпином и боггартом Невилла и улыбнулся. Бетти, конечно, это уже пересказали, так что я имею шанс понаблюдать профессора Хмури в женском платье. Потом сам над этим посмеюсь. Пока мы в полном молчании шли сначала вниз по лестнице, а потом в сторону слизеринской гостиной, я думал, как хорошо идти рядом с Бетти по Хогвартсу. Хмури молчит и не мешает. Можно считать, что мы с ней вдвоем. Можно ни о чем не говорить. Она идет рядом со мной и, может быть, в эту самую минуту думает обо мне. Что мне еще надо? Подземелья Хогвартса я знал не то чтобы очень хорошо, но не настолько, чтобы там заблудиться. Уж не знаю, для чего были предназначены пустые комнаты, ныне служащие хранилищем всякого хлама. Филч давно порывается эти подземелья проинспектировать и просит кого-нибудь из преподавателей помочь ему, ибо встретиться может всякое, а он с магическими предметами работать не умеет. Но поскольку все учителя всегда заняты, то затея Филча в очередной раз откладывается на следующий год. И так уже лет пятнадцать. Филч и ко мне попытался подойти с этим вопросом, но мне, как всегда, было некогда. И зачем Филчу эти комнаты? Вряд ли там можно найти что-то ценное. Бетти было немного не по себе. Она к подземельям не привыкла. Это мне после Азкабана в самом глубоком подземелье Хогвартса было тепло и уютно. Окрестности слизеринской гостиной я обследовал еще школьником. Я любил бродить по Хогвартсу в одиночку, выбирая места, где почти никто не ходит. Интересно, а любит ли Бетти лазать по подземельям? Мадам Максим рассказывала, что однажды она залезла в Парижскую Оперу. Смелости ей не занимать. Но что же тогда сейчас она дрожит? Из-за Хмури? Так Хмури и нет почти. – Что, мисс Розье, это вам не Парижская Опера? Вот в Парижской Опере я не был. Хотя во Францию один раз съездить пришлось. На международную ярмарку метел, которая изначально должна была проводиться в Англии, но из-за известных событий ее перенесли во Францию. Отдел международного магического сотрудничества при моем непосредственном участии написал не одну милю писем, но убедить устроителей, что у нас безопасно, нам не удалось. Но тогда мне было не только не до Оперы, но и не до Парижа вообще. Все три дня ярмарки я крутился, как белка в колесе, забыв обо всем, кроме метел и их производителей. Даже о том, что мне Рудольф говорил, тоже забыл. Хотя потом выяснилось, что полезная информация мимо моих ушей не прошла и я Рудольфу и Белле все рассказал. Съездить бы на самом деле в Париж вместе с Бетти. Посидеть в какой-нибудь кофейне в магической части года, побродить по Лувру, может быть, и в ту же Оперу зайти, изображая из себя благопристойных маглов. Не о том я думаю. Надо думать о том, где мы сейчас. А сейчас мы как раз возле двери в очередную заставленную хламом комнату. В первую комнату я вошел сам, а дальше запускал вперед Бетти. Пусть учится. Бетти делала вид, что ничего не боится. Ни мышей, ни василисков, ни боггартов. Даже рассмеялась тихонько. Наверное, Хмури в женском платье представила. Мы часа три бродили по подземельям и обошли десятка три комнат. Даже я устал, не говоря уже о Бетти. Ей чем дальше, тем больше становилось не по себе, но она всячески старалась это скрыть. При входе в очередную комнату я скорее почувствовал, что мы достигли цели. А потом и увидел. Письменный стол ничего особенно из себя не представлял – стол как стол, но что-то там было. И не какая-нибудь заблудшая мышь, а боггарт, которого мы и искали. – Вы не боитесь, мисс Розье?- спросил я. Если она и боялась кого-то в тот момент, то моего взгляда. Боггарта она точно не боялась. А я – испугался. Встал за ее спиной, отступив на пару шагов, чтобы боггарт, появившись из стола, первым почувствовал ее, а не меня. Я сейчас не настолько Хмури, чтобы бояться того, чего боится он. А чего он боится, я так и не узнал. Но явно не меня. Дальше все произошло так быстр, что я даже испугаться не успел. Бетти протянула руку, чтобы открыть ящики стола палочкой, ящики начали открываться один за другим... Этого просто не могло быть! Откуда Бетти знает, как выглядит Азкабан изнутри? Откуда она знает, как там холодно? Здесь, может, и прохладно, но этот не тот холод, что в Азкабане. Там закутайся хоть в десять мантий и десять теплых плащей – все равно холод проберется тебе в самое сердце. И на полу, у ног Бетти – Белла. Мертвая. То, что мне часто снилось в конце августа и начале сентября. Мы с Темным Лордом приходим в Азкабан, Лорд призывает к себе дементоров, а я иду в камеру к Белле... И застаю ее мертвой или умирающей у меня на глазах. Откуда Бетти знает, как выглядит Белла в Азкабане? Я тоже не знаю, но могу догадаться. Мне это просто. Да ее ли это боггарт? Может, он вовсе не в столе прятался? Бетти отступает на шаг и подбирается вплотную ко мне. Еще чуть-чуть – и совсем окажется в моих объятьях. А я сам растерялся и забыл, что надо делать. Где этот Хмури? То выступает с разоблачениями невовремя, а когда надо – его и нет! Сейчас здесь будет два трупа – Беллы и мой! – Ридикулус! К счастью, Хмури не заставил себя ждать. Еще и ящик из кабинета сюда призвал и запихнул в него боггарта. Он может. Это я ничего не могу. Или все-таки могу? Ведь Хмури создал я. Оборотное зелье не меняет душу человека. Только внешний облик. А раз я сам воссоздал образ Хмури, да так, что даже Дамблдор до сих пор не усомнился, – значит, я могу. Все могу, что может он. И уроки вести, и боггартов в ящики запирать, и решения принимать. И даже с воспоминаниями об Азкабане справляться. Не до конца. Я видел, как трясло Бетти. Меня трясло не меньше. Только она этого не видела. Слишком была потрясена. И больше всего на свете не хотела, чтобы я говорил с ней о только что увиденном. Я этого тоже не хотел. Хмури, пожалуй, скажет. Но и Хмури не хотел. Он хотел горячего чаю. И даже попытался предложить его Бетти, но девушка гордо отказалась. А вот я не отказался. И пил чай в одиночестве, потихоньку отогреваясь. Надо же – мы с ней думаем об одном и том же. И боимся одного и того же. Про дементоров рассказать ей могла Айрин. Она ведь видела их в прошлом учебном году. Когда дементоры явились на игру по квиддичу, Поттер упал с метлы. Но на стадионе был не один Поттер. Допустим, остальные крепко держались на метлах. А те, кто сидел на трибунах? Дементорам все равно, кто ты и где. Это Дамблдор думал только о Поттере и не дал ему разбиться о землю. Тем, кто сидел на трибунах, разбиться не грозило. Но это не значит, что они не погрузились в самое страшное, что когда-то было с ними и не с ними. Что могла вспомнить та же Айрин, я примерно представлял. То, что она могла рассказать Бетти – тоже. А как это Бетти поняла – я видел сегодня. Жаль, я не могу с ней поговорить. Или – не надо? Азкабанские воспоминания надо пережить в одиночку, иначе затянет. Я не хочу затягивать в них Бетти. Мне достаточно того, что я сам еле выкарабкался. Интересно, напишет ли она мне об этом? Если не напишет – придется делать вид, что не знаю. С полчаса, наверное, я сидел, тупо уставившись в Проявитель Врагов и прокручивая в памяти случившееся в подземелье. Нет, я этого не допущу. Белла дождется освобождения. Бетти тоже. А я сделаю все возможное для этого. Продолжение следует...
Green Dragonfly: Великолепно Оторваться просто невозможно. Особенно порадовало повествование от двух персонажей одновременно, взгляд на одни события с двух сторон. assidi , Вы молодец!
Malice Crash: Классно! Жалко, раньше не видела...
assidi: Глава 9 Полночи я не могла заснуть. И чтобы не ворочаться впустую, вспоминая одно и то же, нашла себе дело – стала писать ответное письмо. Надо было как-то уйти от стоящего перед глазами видения. А было еще и подозрение, что это же мне ночью и приснится. Остальные девчонки тоже не спали – они приводили в чувство Эсмеральду. Лучше бы дали ей спокойно заснуть. Наутро бы очнулась, как новенькая. Так нет – стали поить какими-то зельями и чуть ли не сливочным пивом. Чем они Эсмеральду слушали, когда она объясняла, как вести себя с пьяными? Я, разумеется, вмешиваться не стала. Раз Виолетте хочется побегать вокруг Эсмеральды, пусть побегает. Флер сейчас нет, вот Виолетта и претендует на все внимание Эсмеральды. А та в доску пьяная и вокруг себя никого не видит. Только продолжает нести свой пророческий бред. Мне она говорила про смерть и про опасность, а тут ее понесло на Флер и ее личную жизнь. Дескать, она свяжется с недостойным ее, хотя может найти в сто раз лучше. Это она про Седрика, что ли? Да нет у Флер ничего серьезного с Седриком, с его стороны – точно. Вообще не верю, что Флер способна кого-то полюбить. Она этим только играть умеет. Как и Эсмеральда, но у той заходит дальше. Вот если я кого-нибудь полюблю, то один раз и на всю жизнь. Играть этим точно не буду. Весь бред, что несла Эсмеральда, я и слушать не стала. Закрыла полог поплотнее и принялась писать. Таких длинных писем мне еще писать не приходилось. Меня понесло. Захотелось выговориться. Не перед Риной – она и так все знает. Перед тем, кто знал мою маму. Интересно, сколько ему лет? Маме сейчас лет сорок или даже больше. Я не сообразила спросить у тети Нарциссы ее год рождения. Но не меньше сорока – это точно. Значит, и ему около того. Впрочем, какое это имеет значение? Не знаю, почему я так безусловно доверилась неизвестному человеку, но я написала все, что только вспомнила. И про встречу с Нарциссой, и про отработки у Хмури, и про то, как Флер тренировалась на мне, а я в отместку испортила ей цвет лица, и про сегодняшние поиски боггарта. Не написала только про предсказание Эсмеральды. Разве можно ее вообще всерьез воспринимать? Да, я поверила письму из-за Эсмеральды. Но если бы не было ее и ее предсказания, разве бы я не поверила? Никто не будет ссылаться на мою мать ради того, чтобы просто надо мной подшутить. Даже Флер с Эсмеральдой. Их невозможно представить лезущими в старые газеты, дабы отыскать там подробности о моих родителях. А он меня узнал. И подкараулил на опушке Запретного леса, невзирая на то, что его могли в любой момент заметить. Где же, интересно, он живет? И как попадает в Хогвартс? В мантии-невидимке? Или в чужом обличье, под оборотным зельем? Да нет, вряд ли. Оборотное зелье такое противное, что больше одного раза не выдержать. Я пробовала. А постоянно под ним ходить – это свихнуться можно. Заканчивая письмо, я все-таки не выдержала и приписала последнюю фразу: «А вы верите в предсказания?». Заснула я почти в пятом часу утра и, слава Мерлину, мне ничего не снилось. Зато утром еле проснулась. Не я одна – все еле проснулись. Шли на завтрак, пошатываясь и держась друг за друга. Даже я держалась за Камиллу. Ребята на нас смотрели страшными глазами и допытывались – чем же мы занимались всю ночь. Чем-чем. Они Эсмеральду в чувство приводили. А чем я занималась, даже Рине не скажу. Сейчас, по крайней мере. Утром бросить письмо в дупло я не успела. Потом просидела в Хогвартсе весь день, а возвращаясь в карету, наткнулась на Хагрида и мадам Максим. При них бежать к дереву было неудобно. Мадам Максим и так посмотрела на меня очень подозрительным взглядом. Хорошо хоть Хагриду было не до меня – он любовался нашим директором. Рине о вчерашнем я, разумеется, рассказала с самого утра, сразу после завтрака. За завтраком не стала – уж больно много народа рвалось мне посочувствовать. Половина факультета, не меньше. Половина – только потому, что младшекурсники просто стеснялись ко мне подойти. Зато смотрели такими глазами, что все было ясно. Вот интересно, откуда весь Слизерин знает, что это я прокляла Крауча? Причем именно я – на Рину никто не думает. Уже не в первый раз обсудили, какие уроды Хмури и Крауч, и даже начали высказывать предположения, что сделать с Краучем, когда он приедет в Хогвартс в следующий раз. Какой-то третьекурсник, испугавшись собственной наглости, предложил мне сотворить то же самое с Хмури. Если бы он знал, что я об этом мечтаю уже неделю! Если не с самого приезда в Хогвартс. Драко попытался поднять тему Поттера, но его никто не поддержал. В конце концов, Поттер победил честно. После завтрака мы с Риной зашли в пустой класс, и я на едином дыхании все и выложила. Старалась говорить как можно быстрее и не только потому, что мы опаздывали на урок. Не хотелось переживать еще раз. Я и так в себе как будто заморозила впечатление от произошедшего, пытаясь от него отрешиться. Сначала письмо полночи писала, потом со слизеринцами трепалась... – Теперь он точно знает, – подвожу итог я. – Я думаю, он давно знает, – возражает Рина. – Он параноик, но не дурак. Не дурак, конечно. Я была уверена, что он знает. Но одно дело быть уверенной, а совсем другое – видеть своими глазами. Он не должен был вообще это видеть! Самого бы его в Азкабан засадить лет этак на десять! Неизвестно даже, кому хуже – мне или Рине. У Рины хоть мама жива. И отца она немного помнит. А у меня есть слабая надежда – а вдруг? А вдруг их все-таки освободят? Об этом я в письме не спросила, но это и так ясно. Мы с Риной всю пятницу проговорили о боггартах, Хмури, Азкабане и прочем. И в субботу продолжили. К вечеру субботы я успокоилась окончательно и стала обдумывать, как бы мне забросить письмо в дупло. На этот раз мне повезло. Возвращаясь вечером в карету, я не обнаружила поблизости ни наших студентов, ни мадам Максим. Все, наверное, уже в карете. Это я до позднего вечера в Хогвартсе проторчала. Я обошла карету, отыскала нужное дерево – с дуплом оно действительно было одно – и оставила в дупле конверт. Возвращаться в карету не хотелось. А вдруг тот, кому письмо адресовано, вот-вот подойдет и возьмет? Сейчас ведь то же самое время, что и в среду, когда я получила письмо. Я отошла поближе к карете и встала рядом с самым близким к ней деревом. Из кареты меня не заметят – из освещенного помещения темную улицу всегда видно плохо. Минут двадцать я проторчала на ветру и уже раздумывала, не пойти ли мне спать. Но вдруг послышались чьи-то шаги. Причем не со стороны кареты, а сбоку. Неужели он? – Что вы здесь делаете, мисс Розье? Откуда здесь взялся Хмури? Мантикора его съешь! Следил он за мной, что ли? – Гуляю! – ответила я так нагло, как только могла. – Я бы не советовал гулять так поздно, если вы не хотите получить еще одно наказание. Ну не урод ли? Может сейчас оглушить его и кинуть в озеро? А если спросят – ничего не знаю, сидела в карете... Нет, нельзя. Во-первых, он мне даже палочку не даст вытащить. На уроке мне еще ни разу не удалось его оглушить. А во-вторых, меня же просили быть осторожной! – А вы что делаете так поздно? Упивающихся смертью ищете? Их здесь нет! Так с учителями не разговаривают. Даже такие неудержимые нахалы, как я. Но мне уже было плевать. Что он сделает? Потащит искать еще одного боггарта? Да хоть сотню! – Вы зря так думаете, мисс Розье. Но вам я бы посоветовал поменьше думать об Упивающихся Смертью и пораньше возвращаться к себе в карету. – Спасибо за совет, – буркнула я. К счастью, он пошел вслед за мной, дабы убедиться, что я действительно направилась в карету, а не бегать вокруг озера. И когда я встала на первую ступеньку, развернулся и поковылял к замку. Все время, оставшееся до каникул, я вела себя удивительно прилично. Даже по сравнению с Бобатоном. Там я то и дело нарывалась, а здесь – ни разу. Даже Драко по морде от меня больше не получал, хотя было за что. Но в слизеринскую гостиную мне хода не было, а в других местах я его бить не хотела. Единственной нашей шалостью за все три недели было то, что мы переделали известную песню Селестины Уорбек про котел, полный горячей и чистой любви. В нашем исполнении этот котел приготовила юная наивная студентка на уроке зельеварения, дабы поднести своему профессору, в которого была тайно влюблена. Но профессор не оценил душевных порывов студентки и безжалостно поставил ей «неудовлетворительно», раскритиковав зелье. Мы ничего не имели против Снейпа, и вообще изначально я хотела осмеять Хмури, но песенка сочинилась сама собой. Мы как будто ничего и не делали, только записывали. На следующий день песню распевала вся школа, а через день мы узнали, что профессор Снейп снял за нее двадцать баллов с Равенкло и пятьдесят с Гриффиндора. Слизерин он почему-то не тронул. На Хмури и его перевод я вместо двух запланированных вечеров потратила четыре. Он опять начал ко мне придираться и вместо того, чтобы спокойно сидеть и заниматься своими делами, стал читать мне лекции. Я слушала и даже ему не хамила. Но он и не давал повода. Странно. У меня сложилось впечатление, что после боггарта Хмури стал относиться ко мне по-другому. Как будто смягчился. Врага видеть во мне не перестал, но ощущение, что он меня сейчас схватит за руку и отправит в Азкабан, пропало. Может, в нем совесть проснулась? Да нет у авроров совести. Ни у Крауча, ни у Хмури. Хорошо, что он не стал мне прямо говорить о родителях. Я знала, что ему все известно, и он, скорее всего, понял, что я об этом догадалась. Но мы молчали, как будто по обоюдному согласию. Не нравилось мне это обоюдное согласие и вообще не нравилась видимость хороших отношений между нами, но я была вынуждена это терпеть, раз уж решила хорошо себя вести. В карету я теперь возвращалась не позже десяти, а то и раньше. Мадам Максим пыталась добиться от нас, чтобы в девять все уже были на месте, мотивируя это темнотой и холодами. Так и в восемь не светлее и не теплее, чем в девять, какая разница-то? Если бы я одна приходила позже всех, то непременно получила бы выговор. Но Эсмеральда сама пару раз, загуляв со своим парнем из Дурмстранга, заявлялась чуть ли не в полночь, и поэтому мадам Максим от меня отступилась. Но все равно некоторые вечера мне приходилось просиживать в карете и прослушивать очередную порцию сплетен. Обо мне и Крауче здесь не говорили. Зато бурно обсуждали роман Хагрида и мадам Максим, который был на подъеме. И у Эсмеральды со своим румыном, или кто он там, все было нормально. А вот у Флер с Седриком Диггори ничего, кажется, не получалось. Эсмеральда предлагала одурманить его заклятьем, оттащить в темный угол и там сделать с ним все, что полагается. На что Флер отвечала, что для этого парень должен быть в здравом рассудке, а не полусонный. Я не могла серьезно слушать этот диалог и неизменно начинала фыркать в подушку. Особенно, когда Эсмеральда принималась объяснять подробности. Казалось, она была готова поймать этого Седрика и продемонстрировать Флер наглядно, что ей следует сделать. Кроме Седрика, у Флер была еще одна забота – то яйцо, которое она получила на первом туре. В нем, как сказал Бэгмен, крылась подсказка ко второму туру. Выло яйцо так, что не помогало даже заткнуть уши. Его кидали об стену, прятали под подушку, стучали по нему учебниками, но никакой подсказки оно открывать не желало. Мне так надоели эти упражнения, что в очередной особенно холодный и мерзкий вечер, когда в довершение всего мне еще и пришлось притащиться в карету к девяти, я не выдержала и воскликнула: – Если вы не перестанете выть, я пойду и выброшу это идиотское яйцо в озеро! Виолетта попыталась возмутиться, но Эсмеральда жестом остановила ее и посмотрела на Флер: – Слушай, а может и правда попробовать его под воду? – Думаешь, поможет? – По крайней мере, не помешает. Пойдем! И они действительно пошли. В десять вечера на мороз. Добились ли они чего-нибудь, я так и не узнала, ибо легла спать. А потом заботы о втором туре отошли на второй план. Ибо Турнир – для чемпионов, а вот рождественский бал устраивался для всех. Как сказала нам мадам Максим – для укрепления дружественных связей между школами. Ну и глупости. Кто хотел – тот уже и без всякого бала связи установил. Как я. И если они собрались укреплять связи, что же тогда меня от Слизерина отлучили? Я, конечно, этого не сказала, чтобы отлучение не продлилось еще и все каникулы. Мы с Риной и так дни считали. На сам бал я особо не рвалась. Подобные празднества мне еще в Бобатоне надоели. Прежде всего тем, что шумихи вокруг них было куда больше, чем сам праздник того заслуживал. Я не против потанцевать и весело провести время. Но меня дико раздражают ворохи сплетен и слухов по всякому мельчайшему поводу. Стоит тебе с кем-то пойти танцевать, так сразу на ваш счет высказываются сотни предположений, вплоть до самых неприличных. На последние особенно щедра Эсмеральда. Без пары я никогда не оставалось. И что там на мой счет придумывали, меня абсолютно не волновало. Но в этот раз, честно говоря, мне было не до танцев и поиска пары. Я даже с Риной об этом не говорила. У бобатонцев только и разговоров, что о танцах, должна же я чем-то от них отличаться! Где-то за неделю до начала каникул меня поймал Марио. Был очередной морозный вечер, рассиживаться в гостиной у меня желания не было. Я только направилась в спальню, как Марио меня окликнул. С ребятами отношения у меня всегда были лучше, чем с девчонками. Даже с Цезарем, который, получив по морде, стал меня уважать. А с Марио у нас были даже приятельские отношения на почве того, что он помогал мне учить итальянский. Почему изучать языки всегда проще с парнями? Мануэлла на мои попытки поговорить с ней по-испански всегда корчит рожу и отворачивается. Хорошо, что, кроме нее, в Бобатоне есть еще испанцы. Это сейчас их нет. – Бетти, ты с кем идешь на бал? – спросил Марио безо всяких предисловий и по-итальянски. – Понятия не имею, – ответила я, пожав плечами. – А зачем тебе? – Пошли со мной! От Марио можно было ждать чего угодно, именно поэтому я и не удивилась. – А с чего это вдруг? Марио посмотрел на меня честными черными, как южная ночь, глазами. Он прекрасно знает, что плести про внезапно возникшую симпатию мне не стоит – не поверю. Я не Камилла. – Вот скажи честно – тебе не очень-то хочется на этот бал. Я неопределенно пожимаю плечами. – Мы с тобой потанцуем пару танцев, а потом разойдемся. Ты наверняка прямо там себе кого-нибудь найдешь. Я начинаю понимать замысел Марио. Искать пару сейчас он не хочет, хочет подцепить кого-нибудь прямо на балу. Но на сам бал хочет прийти все-таки с девушкой – для порядка. А ведь мне такая сделка выгодна. Наверняка приедет Крауч, а чтобы без помех за ним следить, мне пара не нужна. Но для порядка я немного упираюсь: – А почему ты с Марией не пойдешь? – Потому что Мария идет с Цезарем. – А Цезарь разве не с Эсмеральдой? – Ты что! Эсмеральда идет с Владом. – С каким Владом? – спрашиваю я, опять-таки для порядка. Уже вспомнила – у Эсмеральды же есть парень в Дурмстранге. Только его имя я забыла. А может, оно при мне и не называлось. – Влад Ионеску, из Дурмстранга. Он прямой потомок Цепеша! – Такой же, как Цезарь? – скептически спрашиваю я. – Цезарь – не потомок Цепеша! – с жаром возражает Марио. Тут я не выдерживаю и заливаюсь смехом. Марио подхватывает, и расстаемся мы вполне довольными друг другом. Кого пригласила Рина, я так и не собралась спросить. Даже не знала, есть ли у нее парень. Подобные темы так мне опротивели в Бобатоне, что с Риной мне поднимать их не хотелось. Но тут Рина меня спросила сама: – А с кем ты идешь на бал? – С Марио. Он, видишь ли, хочет найти кого-нибудь прямо на месте, а я с ним пойду для виду. А ты? – А я с Уорингтоном. Я с ним уже год на все вечеринки хожу, с тех пор как мой парень школу закончил. К Уорингтону он не ревнует – знает, что это для видимости. Я не сумела сдержать удивления: – У тебя есть парень? – Ну да. Друг моего брата. Он меня на два года старше. – А что ж ты мне раньше не говорила? – А разве тебя любовные заморочки не достали? Тут она права. Достали. Когда с первого курса вокруг только и разговоров – кто в кого влюбился и кто с кем гуляет, то шарахаться скоро начнешь от подобных разговоров. Кто по-настоящему любит – тот не треплет языком направо и налево и тем более не пересказывает подробности свиданий, как Эсмеральда. – А сейчас он где? Ты с ним в Хогсмиде не виделась? Рина покачала головой. – Они с братом сразу после школы уехали в Южную Америку. Обещали следующим летом вернуться, но теперь пишут, что сами еще не знают, когда приедут... – А что они там делают? – Да я сама толком не знаю, – Рина неопределенно пожала плечами. У меня создалось впечатление, что знает, но не хочет рассказывать. Ладно, в конце концов, я ей сама не все рассказываю. – Не бойся, – продолжает Рина, – на свадьбу я тебя пригласить не забуду! – Еще бы ты забыла, – смеюсь я, – я тебе тогда в страшных снах являться буду! – Ты это и сейчас делаешь, – смеется в ответ Рина. – Если ты к тому времени не уедешь во Францию... – Или не попаду в Азкабан, – подхватываю я. – В Азкабан-то за что? – Найдут за что. Я сказала, что Крауча изведу – значит, изведу! На балу как раз будет удобный случай чего-нибудь ему подсыпать. – Только чтобы не до смерти! Я не хочу, чтобы ты попала в Азкабан! Ты мне живая нужна! Я тоже не хочу в Азкабан. Но навязчивая идея извести Крауча не дает мне покоя. Раз уж Хмури извести себе не дает, то начну с Крауча. Для того чтобы добраться до Хмури, у меня еще полгода. – Да зачем мне его убивать? Во-первых, еще успею, а во-вторых, хочу, чтобы он помучался. – Ну вот например, – радостно говорит Рина, – можно ему аппетит испортить на пару месяцев вперед. Его от всякой еды воротить будет! Только это заклятием не сделаешь, нужно зелье. – Ничего, – не унываю я, – зелье я сама подолью. Главное – Хмури отвлечь: если он увидит, как я к Краучу подсаживаюсь, сразу неладное заподозрит. Пока мы обсуждали планы отвлечения Хмури и изготовления зелья для Крауча, нам было безумно весело. Все готовились к Святочному балу, доставали наряды, придумывали украшения, запасались подарками для друзей, искали себе пару... А мы с Риной – не все. У нас есть заботы поважнее. С кем бы я действительно хотела пойти на бал – так это с тем самым другом моей матери. За декабрь он написал мне еще два письма, и оба прилетели мне лично в руки. Первое – еще и в снегопад, так что сначала я приняла его за большую снежинку. В ответ на мое длинное письмо он написал не менее длинное. Я его читала и не могла понять – сколько же ему лет? Показалось, что он мой ровесник, ну разве что на два-три года старше. Но тринадцать лет назад, когда моих родителей посадили в Азкабан, ему должно было быть хотя бы восемнадцать! На вопрос, чем он занимается в Хогвартсе и как туда попадает, он не ответил. Точнее – сказал, что ответит попозже. Зато написал целую страницу о том, как познакомился с Беллатрикс Лестранж на одном из светских приемов. Так написал, что я это как будто сама увидела. Интересно, а колдографий у него не сохранилось? Хорошо было бы взглянуть. Во втором письме он ответил, что колдографий не сохранилось, а про возраст опять умолчал. Как будто не заметил моего вопроса. У меня же ощущение, что он мой ровесник, стало еще крепче. Наваждение какое-то честное слово! Ему не меньше тридцати пяти должно быть! Мужчина в тридцать пять не должен быть таким наивным, как восемнадцатилетний юноша. Но с другой стороны – он как-то попал в Хогвартс. И не затем, чтобы писать мне письма. Он намекнул, что у него есть какая-то миссия. Чтобы выполнять ее под носом у Дамблдора и Хмури, нужна смелость. И сила. Так что никакой он не наивный мальчик. А то, что романтические воспоминания юности описывает, мне даже нравится. Я их не просто вижу – чувствую. Как будто бы не просто я там была, а это было со мной. По поводу предсказаний он подробно описал мне, как чуть не завалил экзамен по прорицаниям, увидев в хрустальном шаре что-то страшное. Я так и не поняла, верит он в них или нет, но получалось, что скорее верит. Интересно, почему в обоих письмах у него исключительно юношеские воспоминания? Ну, допустим, сейчас у него тайная миссия. А тринадцать лет после падения Темного Лорда он что делал? И если моих родителей возможно освободить из Азкабана, почему никто не занялся этим раньше? Третье письмо я закончила уже незадолго до начала каникул и целых два дня не могла бросить его в дупло. В письме я еще раз спрашивала, сколько ему лет. А также – чем он занимался все эти годы и нельзя ли с ним повидаться. Ведь будут каникулы, а на каникулах Рина предложила отпроситься дня на три и отправиться к ней домой. Из ее дома я могу аппарировать куда угодно, хоть в Лондон. Да мне и нужно будет в Лондон, зайти в Гринготс, чтобы разобраться с моими деньгами. Не думала, что можно привязаться к человеку с двух писем. Ну ладно – с трех. Все равно три письма – это мало. Но ведь с Риной мы подружились с одной фразы. Даже раньше – едва взглянув друг на друга. Три письма – это больше, чем один взгляд. Хотя взглянуть моему корреспонденту в глаза я бы очень хотела.
assidi: Всю ночь я не мог заснуть. Думал то о Белле, то о Бетти. И если раньше они у меня смешивались между собой, то теперь уже нет. Если бы я знал, чем кончится история с боггартом, я бы Бетти вниз не потащил. Пошел бы сам. Или посла их вдвоем с Айрин... хотя нет, нельзя студентов на такие опасные задания посылать. Даже совершеннолетних. И чья это была идея? Моя или Хмури? Наверное, все-таки Хмури, хотя он и самоустранился до самой комнаты с боггартом. Хмури считает, что наказание было достойным преступления. А обо мне он и не подумал. Мне-то за что мучиться? Сидеть всю ночь и перебирать осколки воспоминаний, от которых, казалось, уже отделался – за что? Белла – сильная. Она выдержала эти тринадцать лет и выдержит еще полгода. Полгода – не больше – осталось до возвращения Темного Лорда. Она доживет, она выдержит. Это я не смог. Я ничего не помню из Азкабана, кроме темноты и холода. И всепоглощающего ужаса. Странно, я до сих плохо помню, как выглядят дементоры. Я хорошо знаю, как они ощущаются, но их внешний вид описать не смогу. И не из-за темноты. В зале суда было светло. Но я и там их не разглядел. Не приглядывался. Зачем мне их разглядывать, если я их чувствую. Самое страшное в Азкабане – то, что не на что опереться. Даже если у тебя была твердая почва под ногами – она может выскользнуть. А если ее и не было – мгновенно проваливаешься в пропасть и перестаешь видеть то немногое, что остается в твоем распоряжении из материального мира. Я не то что внешность дементоров не замечал – даже не знал, как выглядит моя камера. По крайней мере, сейчас не могу это вспомнить. Белла была где-то неподалеку от меня, но я не мог не то что с ней разговаривать – даже осознать, что она рядом. В соседней камере, кажется, был Сириус Блэк, а Белла сразу за ним. Блэк, кажется, пытался со мной разговаривать, но я не помню, чтобы я ему что-то отвечал. Мог даже и не осознавать, что он мне говорил. Я уверен, что Белла держится куда лучше меня. Она сильнее. Она может опираться на себя, если больше не на кого. Это я не могу. Или – не мог, до Азкабана? Сейчас-то я один. Бетти не в счет. Еще неизвестно, кто из нас кого поддерживает. Я с нетерпением ждал ответа от Бетти. Я был уверен, что она его напишет его в ближайший день, если еще не написала. В пятницу вечером ответа еще не было. Если она его и написала, то в условленное место не положила. Я уже начинал думать, что она мне не ответила и не захочет отвечать. В самом деле, зачем я ей? Беллу прямо сейчас я вытащить не могу, а даже если бы и смог, при встрече им бы не до меня было. Весь день субботы я промучился, а вечером пошел проверить еще раз, уже не надеясь на успех. И едва обошел карету Бобатона, как заметил стоящую у дерева Бетти. А если бы я подошел к условленному месту у нее на глазах, что бы она подумала! В следующий раз надо пойти в мантии-невидимке. Или останавливаться возле кареты, а письмо вытаскивать Манящими чарами. Ибо скоро выпадет снег, а следы Хмури не спутаешь ни с чем. Я убедился в том, что Бетти вошла в карету, выждал еще несколько минут и направился к дереву. Письмо было там. Оно было! Я обрадовался так, что чуть не помчался к замку вприпрыжку. Хорошо, что не помчался – неминуемо бы упал. В облике Хмури нельзя бегать вприпрыжку, можно только медленно ковылять. Я был рад даже самому факту получения письма, а когда его прочитал – обрадовался еще больше. Почти все, что она написала, я знал. Но я это знал от Хмури. А тут – она сама признавалась мне, и от этого известные факты становились совсем другими. Как будто нарисованную пером картину кто-то раскрасил яркими красками. Она меня совсем не знает. Но она мне уже доверилась. Я даже чуть не заплакал. Хотя чего плакать – радоваться надо! Перед тем как писать ответ, я долго колебался. Она задала мне много конкретных вопросов, начиная с того, как мое имя, и кончая вопросом – верю ли я в предсказания. В предсказания я верил. А вот Бетти, похоже, нет, раз уроки профессора Трелони не посещала. Но почему она спрашивает? Один раз во время наших ежевечерних разговоров Темный лорд сказал мне, чтобы я по возможности наблюдал за Трелони. Если это, конечно, не помешает моей основной деятельности. Больше он ничего не сказал, но у меня создалось впечатление, что Лорд не просто так ее вспомнил. Либо он с ней знаком, причем не при очень счастливых обстоятельствах, либо при подобных же обстоятельствах ему что-то рассказывали о ней. Или об ее предсказаниях. По разговору с Дамблдором у меня сложилось то же самое впечатление. Разговор же с самой Трелони оставил очень тягостное чувство. Как будто смотрю в кривое и испачканное зеркало. Я и нормальных-то зеркал в последнее время не люблю, не то что кривых. И вот – Бетти спрашивает меня о предсказаниях. Пообщалась с Трелони? Или с ней пообщался кто-то другой? Но этого спросить я как раз и не мог. Вместо этого рассказал, как чуть не завалил СОВ в школе. Можно сказать, даже завалил – ибо при «выше ожидаемого» по уходу за магическими существами и «превосходно» по всем остальным предметам, по прорицанию я получил всего лишь «удовлетворительно». Потому что упорно не хотел отвечать на вопрос, что же я увидел в хрустальном шаре. А я уже не помню, что я там увидел. Дементоров? Азкабан? Самого себя в чужом облике? Не помню. С тех пор в прорицания я верю, но отношусь к ним с опаской. И с Трелони стараюсь пересекаться поменьше. Да, Лорд просил за ней следить – но, во-первых, именно просил, а не приказывал, а во-вторых, он сказал «по возможности». А возможностей как раз и немного. Я еле-еле успеваю книги читать, не говоря уже о каком-то общении с другими профессорами. Мой ответ Бетти получился еще длиннее, чем ее письмо. И почти весь состоял из воспоминаний. А что я еще мог сделать, если меня понесло? Как будто бы растаяла та полупрозрачная пелена, за которой скрывались мои доазкабанские воспоминания, и я смог по-настоящему погрузиться в прошлое. Во втором письме она опять повторила те же вопросы, что и в первом. А я снова на них не ответил. И про колдографии не мог сказать ничего утешительного. Колдографий Беллы у меня дома не сохранилось ни одной. Те, которые были, отец, видимо, выбросил. А посылать свои я пока не хотел. Не стоило раскрывать себя. Мое имя ей бы ничего не сказало. Но все равно пока сообщать его рано. Даже сама переписка – это риск. А признание, кто я, вызовет кучу вопросов, связанных с моим отцом. Весь месяц прошел в ожидании писем. Как-то я его прожил: ходил на уроке, беседовал за обедом с другими учителями, даже с Дамблдором... Но это был не я, а Хмури. А я размышлял о том, что написала мне Бетти и что мне ответить ей. Еще четыре вечера я потратил на завершение перевода, хотя можно было управиться и раньше. Но мне уж очень не хотелось ее отпускать. Поэтому я устроил ей подробный разбор ее перевода, начиная от лингвистики и заканчивая историей. Чем больше мы общались с Бетти, тем больше с ней общался именно я, а не Хмури. Хмури после боггарта как будто изменил свое отношение к ней, решив оставить ее в покое. Лучше бы он не уходил – ибо мне наедине с Бетти было невыносимо трудно. Именно потому, что больше всего я хотел именно остаться с ней наедине. Но она-то видела не меня, а Хмури! Так что наедине мы все равно не оставались. Я считал дни до начала каникул, еще не зная, чем мне это поможет. Наоборот – мы не будем видеться на уроках, а только в Большом Зале, где нам не перекинуться и словом. Книгу мы закончили, а больше никаких идей для наказаний мне в голову не приходило. Да и наказывать ее было не за что. Я был уверен, что на рождественский бал они с Айрин готовят очередную гадость моему отцу. Но на этот раз я даже и не подумал им мешать. Все равно отец не приедет. Петтигрю написал мне, что Лорд приказал отца из дома больше не выпускать, ибо тот стал странно себя вести и есть опасность, что он способен освободиться от Империо. Этого еще только не хватало. Но, прочитав письмо, я только порадовался, что отец не приедет и я буду избавлен от необходимости ловить Бетти за руку и придумывать ей наказание. Об остальном подумаю позже. После каникул. Должен ведь и я отдохнуть, на самом деле!
assidi: Глава 10 За неделю до каникул только и разговоров было, что о предстоящем бале. Даже за слизеринским столом. О бобатонской спальне я уже и не говорю. Там все словно с ума посходили. Парой обзавелись все, кроме Флер. Даже Камилла. Флер же упорствовала в своем желании пойти с Седриком, а тот все никак не собирался ее приглашать. – Пригласи его первая! – настаивала Эсмеральда. Дело было вечером в четверг последней недели занятий. Флер, судя по ее виду, дошла до предела. Еще немного – и она устроит грандиозную истерику. – Как я его первая приглашу, если положено, чтобы приглашал парень! – с надрывом отвечала Флер. – Кем положено? Плюнь на все правила, ты выше их! – Вот именно, что выше! А он на меня и глядеть не хочет! На меня, понимаешь! От меня еще никто никогда не отворачивался! Тоже мне, нашла проблему. Если бы Седрик сразу повелся, Флер бы сама на него смотреть не стала. Еще ни разу такого не было, чтобы Флер так долго парня осаждала. – Флер, ну я не могу! С драконом справилась, а парня приворожить не можешь! Ты вейла или кто? – Я хочу, чтобы он честно в меня влюбился! – Вот и влюбится, куда денется! Он тебе так нужен? – Да мне уже все равно. Зло берет, что два месяца не могу охмурить! То что Флер нужен не Седрик, а победа над ним, я давно уже поняла. Но какой молодец парень! А ведь если она попытается его магией вейл приворожить, Диггори не устоит. Или устоит? Будем надеяться, что он кого-то уже к этому моменту пригласил. Если бы у него никого не было, сдался бы уже давно. – Вот завтра вечером перед ужином подойди к нему и пригласи сама. Я рядом буду, если что. Про себя я подумала, что тоже хочу посмотреть на это зрелище. Причем болеть я буду за Седрика. На завтрашний вечер у меня было намечено еще одно важное дело – подойти к мадам Максим и спросить, когда же кончается срок моего наказания. Провести первые дни каникул и начать подготовку к балу мне хотелось именно в слизеринской спальне. Потом, у меня опять возникло чувство, что мне что-то не договаривают. Пускаться в расспросы я не стала, ибо не хотелось делать это даже в пустых классах, не говоря уже о библиотеке или Большом зале. Вот окажусь в Слизерине – сама все пойму. В пятницу мы с Риной не сразу пошли на ужин, а заняли наблюдательную позицию возле главной лестницы. Ученики постоянно бегали туда-сюда, кто-то кого-то дожидался, чтобы идти на ужин вместе, так что мы ничем не выделялись. Мало ли зачем мы здесь стоим. Наши ожидания оправдались – откуда-то снизу появился Седрик в компании одноклассников, и в ту же секунду перед ним возникли Флер и Эсмеральда. Эти-то где прятались? – Седрик, можно тебя на минуточку? – томным голосом спросила Эсмеральда. Вот кому никаких чар не надо – так это Эсмеральде. Одной интонацией она может приворожить парня навечно. На этот раз она сработала не в полную силу – ей ведь нужно, чтобы Седрик запал на Флер, а не на нее! Седрик послушно остановился, но было видно, что мысли его где-то не здесь. Я прекрасно знаю, что означает такое выражение лица. «Да-да, я вас, конечно, выслушаю, но меня там ждут». Флер, похоже, тоже это почувствовала и поэтому начала издалека. Спросила, как настроение и как идет подготовка ко второму туру. Седрик вежливо отвечал, бросая при этом нетерпеливые взгляды на дверь в Большой зал, куда шли на ужин студенты. Мы с Риной весело переглянулись и синхронно зажали рты ладонями, чтобы не засмеяться. Эсмеральда сделала очень сердитую физиономию и посмотрела на Флер. Вид у нее при этом был такой, как будто она не просто злобно посмотрела, но еще и ощутимо толкнула локтем в бок. Флер стала произносить что-то нараспев, примерно тем же тоном, каким она усыпляла сначала меня, а потом дракона. Только слова были другие. Седрик непонимающе на нее посмотрел и отступил на шаг, чтобы без помех развернуться и уйти. И тут к Флер подскочил рыжий мальчишка из Гриффиндора, приятель Поттера. Драко про него говорил, но у меня вылетела из головы фамилия. – Ты не пойдешь со мной на бал? – выпалил он на одном дыхании. Тут мы с Риной не удержались и покатились со смеху. Ну надо же! – Промахнулась, – выдавила я сквозь смех. – Флер промахнулась! Приворожила к себе эту рыжую мелочь вместо Седрика! – А я знаю, кто это, – так же давясь от смеха, проговорила Рина. – Рон Уизли, друг Поттера. Драко мне им все уши прожужжал. Флер посмотрела на Рона Уизли уничтожающим взглядом, способным продырявить шкуру дракона. Мальчишка что-то пискнул и со всех ног кинулся бежать. Седрик, пользуясь моментом, тоже ретировался. Флер, издав очень громкий стон, бросилась в объятья Эсмеральды. Мы с Риной просто согнулись пополам. И тут к нам подошла мадам Максим. – По какому поводу веселье? Что ты опять натворила, Розье? А почему это сразу я? Я три недели веду себя удивительно прилично! Так прилично, что перед слизеринцами стыдно! – Я ничего не натворила, – сделав как можно более невинную физиономию, отвечаю я. Мне она, конечно, не верит и обращается к Эсмеральде: – Жаннет, что случилось? – Ничего не случилось, – отвечает Эсмеральда с физиономией еще более невинной, чем моя. Флер все еще не отошла от шока после неудачи и поэтому молчит. – Мы просто стояли и смотрели, – подключается Рина. Мадам Максим все еще смотрит на меня очень подозрительно. Ну надо же было ей появиться именно сейчас – не раньше и не позже! Сейчас опять запрет меня в карете на веки вечные и плакали мои каникулы со слизеринцами. – Мадам Максим, – говорю я все тем же невинным голосом, – а когда я смогу вернуться в слизеринскую спальню? Конечно, спрашивать вот так напролом – чистейшей воды идиотизм. Но терпение у меня уже кончилось. И так изображала из себя чуть не хаффлпаффца, так что – все зря? Мадам Максим только раскрывает рот, чтобы изречь приговор, как ее перебивает Эсмеральда: – Мадам Максим, правда, простите Розье. Она нам ничего не сделала! Что я слышу? Эсмеральда за меня заступается? Наверное, я им просто надоела. Но какие бы ни были ее мотивы, если это заступничество мне поможет, я буду очень рада. Нет, не понять мне наш цветник. То шипели на меня по поводу того, что я поселилась в Слизерине, то теперь упрашивают, чтобы меня туда отпустили. Мадам Максим пристально смотрит на Эсмеральду, потом на меня, потом еще раз на Эсмеральду и произносит: – Хорошо, Розье. Можешь на каникулах оставаться в Слизерине. – А после каникул? – наглею я. – А после каникул – посмотрим, как ты будешь себя вести. Только присутствие Эсмеральды и Флер удерживает нас с Риной от того, чтобы подпрыгнуть до потолка. – Спасибо, мадам Максим! – хором восклицаем мы обе и, схватившись за руки, бежим в Большой зал на ужин. Первые дни каникул мы с Риной смеялись по поводу и без повода, сидя в слизеринской гостиной. Одним из главных поводов нашего веселья была, конечно же, Флер и ее неудача с кавалерами. Но не будь Флер, мы бы нашли какой-нибудь другой повод. Мне просто было весело от одного возвращения домой. Именно домой – только так я и воспринимала слизеринскую гостиную. А где еще мой дом, простите? Больше нигде. Несколько раз я бегала в карету за своими вещами. Непременно в темноте, ожидая, что получу очередное письмо. Но письма не было. Девчонки при моем появлении в карете неизменно замолкали, но тут же принимались щебетать заново. У меня родилось впечатление, что они меня боятся. А с чего же еще ради Эсмеральда за меня перед мадам Максим заступалась? Явно, чтобы от меня отделаться. Ради меня она стараться не будет. После неудачи с Седриком Флер дня два ходила хмурая и злобно смотрела на меня каждый раз, когда я оказывалась в ее поле зрения, как будто это я была виновата. В очередной свой приход за вещами, пока я рылась в чемодане, я услышала их диалог с Эсмеральдой. Диалог, кажется, шел с переменным успехом уже трое суток – и все неизменно об одном и том же. – Ну кончай ты страдать! Хочешь – иди с Поляковым, мы с Владом его попросим, он не посмеет отказать. – Что значит – вы с Владом? Ты считаешь, я сама не способна пригласить парня? И кто такой этот Поляков? Вот с Крамом я бы пошла. Эсмеральда энергично замотала головой. – Крам уже кого-то пригласил. Кого – никто не знает, даже Марта, которая знает все и про всех. Эсмеральда не стала уточнять, кто такая Марта, и я осталась в неведении. Наверное, кто-то из Дурмстранга. Всю дурмстрангскую команду я по именам так и не выучила, несмотря на то что они сидели за нашим столом. – Ну ты пойми, что я не могу идти просто с кем-то! – Иди с Поттером. Он все никак себе пару найти не мог. – Ну вот еще, – сморщила нос Флер, – с этой мелочью. Ты надо мной издеваешься, что ли? Сама кавалером обзавелась, а меня одну оставляешь? – Я тебе когда еще предложила идти с Цезарем! – Ты мне еще с Колючкой предложи идти! Я не выдержала и засмеялась, прикрыв лицо парадной мантией. О да, я в виде кавалера при Флер смотрелась бы весьма занятно. – Ну хорошо, – примирительно сказала Эсмеральда, – а что ты думаешь насчет Роджера Дэвиса? – А это кто такой? – Шестикурсник, капитан команды Равенкло по квиддичу. – Он симпатичный? – Я тебе завтра за завтраком его покажу. Они с Цезарем и Марио приятели. – Не надо мне вашей помощи, – надула губки Флер, – я сама его приглашу! – Конечно, сама! – охотно согласилась Эсмеральда. – Я только тебе его покажу. Мне было безумно весело, но, находясь в спальне, я не могла смеяться в полный голос. Но едва только вышла из кареты, как не смогла сдержаться и разразилась громким смехом. И вдруг на мои руки плавно опустился бумажный самолетик. Ну наконец-то! Можно было прочитать тут же, возле кареты, но я не стала рисковать. Добежала до Хогвартса и закрылась в первом попавшемся женском туалете. Хмури может ходить где угодно, но в женский туалет он точно не пойдет. Свое имя мой неизвестный друг так и не назвал. Он что, не замечает вопросов, которые ему прямо задают? Он, видите ли, скрывается и в Лондоне показаться не может. Но если я смогу ночью выбраться в одну из пустых комнат хогварского подземелья... Неужели он живет там? Так кого тогда искал Хмури вместе со мной? Все-таки не боггарта. Боггарта он своим волшебным глазом мог и сквозь стены видеть, не было необходимости заходить во все двери! На следующий день я бросила в дупло ответ. Ответ заключался в том, что я еще не знаю, когда вернусь из поездки в Лондон и к родителям Рины, но выбраться ночью из гостиной я, конечно, смогу. Это ж не бобатонская карета. А Рина меня даже не спросит, куда я иду. Она мне безоговорочно доверяет. Как и я ей. Неделю, оставшуюся до Рождества, мы совершали подвиг, одолев всю гору домашних заданий, чтобы освободить от них оставшуюся часть каникул. Почему-то работа шла куда бодрее и веселее, чем в предыдущий месяц, возможно оттого, что нам не приходилось шастать по пустым классам. Я периодически начинала воспитывать Малфоя, который под конец стал очень смешно от меня шарахаться. Тогда мы с Риной с громким смехом ловили его в охапку и били учебниками, приговаривая: «Никуда ты от нас, кузен, не уйдешь!» Утром Рождества мы проснулись поздно. Спешить было некуда, вот мы и отсыпались. Все равно бал начинается только в восемь. Раздвинув порог кровати, я обнаружила возле нее груду свертков. Подарки! На мой восторженный вопль Рина высунула голову и ехидно поинтересовалась: – Что ты так кричишь? Тебе приснился Хмури? – Он тебе сейчас самой приснится! – махнула я рукой. – Или я приснюсь – мало не покажется! Рина тут же радостно засмеялась, а я стала разбирать подарки. Парадная мантия от тети, которая считает, что порядочная девушка из хорошего рода должна иметь их штук десять. Правда, из этих десяти носить я могу только одну – темно-бордовую. А эта темно-зеленая. Тоже ничего, по-слизерински по крайней мере. Аннет прислала свой рисунок – пейзаж Средиземного моря с горами, теряющимися в утренней дымке. Нравится мне, как Аннет рисует, она почти догнала меня в этом искусстве. А скоро и перегонит. Дядя верен себе – прислал толстенную книгу по высшей трансфигурации. Драко подарил золотой браслет в виде двух переплетенных змеек с изумрудными глазками. Интересно, считать это подарком от кузена или все же от тети Нарциссы? Рина подарила ожерелье из черных камушков с красными искрами. К моей бордовой парадной мантии – самое подходящее украшение! Оставался еще один сверток – от тети Нарциссы. – Рина, иди сюда, – позвала я. – Помоги развернуть. Развернуть я могла и сама, но мне хотелось, чтобы Рина при этом присутствовала. Я была права. В свертке оказался альбом для колдографий. Разумеется, не пустой. Здесь были и школьные колдографии Беллатрикс Лестранж, и юношеские, и свадебные, и даже те, где она со мной. На одной из колдографий в конце альбома обнаружились две маленькие девочки лет двух – двух с половиной, стоящие рядом. У одной в руке игрушечный дракон, и она увлеченно дергает его за крыло. А вторая сохраняет очень серьезную физиономию и обнимает одетую в ярко-желтое платье куклу. – Это я? – осторожно дотрагиваюсь пальцем до девочки с драконом. – Ага, – весело кивает Рина. – А рядом – угадай кто! Я непонимающе смотрю сначала на колдографию, потом на Рину. Сходства никакого, но разве в два года может быть сходство? Потом, если приглядеться... – Ты? – удивленно спрашиваю я. – Ага! – еще радостней говорит Рина. Мы что, с ней знакомы с детства? Неудивительно – ведь мы троюродные сестры и почти ровесницы к тому же. Рина меня только на полгода старше. Вполне возможно, что мы играли вместе. – Так вот почему ты мне сразу показалась такой родной! – радуюсь я. – Мы друг друга узнали! Но я тебя не помню, – заключила я упавшим голосом. – Зато я помню! – все тем же радостным тоном продолжает Рина. – Я складывала слова из кубиков, а ты их раскидала и стала строить замок. – И правильно! – вновь смеюсь я. – В детстве играть надо, а не зарываться в книжки, даже если они из кубиков! Но вместе с радостью во мне опять просыпается злость на Крауча и Хмури. Чьими еще стараниями я оказалась разлучена с родителями и друзьями детства? И если с Риной мы наконец-то встретились, то родителей я никогда не увижу. Ничего. Зелье для Крауча нами уже подготовлено. В один из вечеров мы с Риной спрятались в пустой комнате в подземелье и все сделали. Оно довольно простое, никаких особенно сложных ингредиентов не требует. Все, что нужно, мы в классе зельеварения взяли, никто и не заметил. А впереди еще два тура. И на каждом из туров мы придумаем для Крауча сюрприз. И не только для Крауча, но и для Хмури. Бдительность – это прекрасно, но самая неусыпная бдительность со временем притупляется. Вот тут-то мы его и достанем! За завтраком Рина получила сразу два письма. Это само по себе было странно – письма ведь могли прислать и вместе с подарками. Сов я узнала сразу – пестрая семейства Уилкс и всегдашний филин Малфоев. Значит – от матери и от тети Нарциссы. Причем Драко на этот раз филин не принес ничего. Прочитав оба письма прямо за столом, Рина нахмурилась и забыла про еду. Мне пришлось ее толкать, чтобы она доела хотя бы кекс, а не оставляла половину на столе неизвестно кому. Драко тут же пристал к Рине, чтобы та рассказала ему, что написала его мама. Я спрашивать не стала, но Рина сама предложила мне пойти поговорить. Мы зашли в один из пустых классов и закрыли дверь. Рина не сразу заговорила – будто бы не решалась. – Что случилось? – не выдерживаю я. – Да я сама не понимаю. Тетя Нарцисса вместе с мамой предлагают мне на вечер к Малфоям идти одной, без тебя. – То есть как? – удивляюсь я. Три дня, на которые Рина отпросилась из Хогвартса, у нас уже распланированы. Не решено только одно – отпустят меня или нет, потому что к мадам Максим я так и не подошла. Это Рина у Снейпа отпросилась. Я в тот момент стояла рядом, и Снейп отвечал нам обоим, но в конце разговора рекомендовал мне обратиться к мадам Максим. А я не обратилась – не успела. В остальном мы уже знали, чем займемся. Во-первых, осмотреть дом Рины и познакомиться с ее мамой. Во-вторых, зайти в Гринготс и выяснить, как дела с переводом моего состояния из Франции в Англию. В-третьих, зайти в аптеку Робинсов и уточнить насчет работы. Рина собралась устраиваться туда, и я решила, что пойду вместе с ней. Конечно, при моих деньгах я могла бы и не работать, но денег мало не бывает. Может, они на другое пригодятся. На жилье прежде всего. Жить после школы у Малфоев я не собиралась. Поиск подходящего дома тоже был намечен, и как раз на эту тему я хотела поговорить с Люциусом Малфоем – в числе всего прочего он занимался и торговлей недвижимостью. Званый вечер у Малфоев в наши планы тоже входил. Я его ждала особенно, ибо очень хотелось посмотреть на круг общения моих родителей. И задать вопрос – как получилось, что они здесь, а мои родители в Азкабане? Неужели тетя Нарцисса предчувствовала этот вопрос? – Они считают, что так будет лучше. Что твое появление вызовет слишком много вопросов. – Да? – язвительно спрашиваю я. – А меня они спросить забыли? Мне что – так на всю жизнь и затвориться и никому не показываться? – Почему никому не показываться? – Тетя Нарцисса считает, что раз меня в детстве спрятали, то я должна прятаться и дальше? От кого мне прятаться? Рина смущается и смотрит куда-то в пол. У меня опять возникает чувство, что мне что-то недоговаривают. – Ну ты пойми: сейчас сложное время, а ты не знаешь тонкостей всех отношений... – Каких таких тонкостей? По тонкостям ты у нас специалист, вот и научила бы! Что вообще происходит, скажет мне кто-нибудь или нет? Рина смотрит на этот раз в потолок. Вздыхает. Снова смотрит в пол. Еще раз вздыхает. Я терпеливо жду. Наконец она нерешительно произносит: – Я сама хотела бы знать, что происходит. Именно поэтому мне удобнее идти к Малфоям без тебя. – Ты хочешь сказать – я тебе помешаю? – Ты притянешь к себе все внимание. Кроме того, ты можешь нечаянно что-нибудь ляпнуть... Я уже готова была рассердиться, но остановилась. Опять я вышла круглой дурой. Рина не знает, но я-то знаю о неведомом сподвижнике Темного Лорда. А может, он не один? А может, бывшие Упивающиеся Смертью о них не знают, но догадываются? А может, им совсем невыгодна их миссия? Вот хороша я буду, если действительно ляпну что-нибудь! Но с другой стороны – как я узнаю настроение бывших Упивающихся Смертью? Рина, конечно, все расскажет, но она не знает того, что знаю я. А меня видеть не хотят. Ладно, что-нибудь придумаем. Пока что первое событие на сегодня – Святочный бал. До обеда мы гуляли на улице и даже поиграли немного в снежки с Драко и его друзьями. Кончилось тем, что меня вываляли в снегу Драко и Пенси, но Рина с Майклом Уорингтоном не остались в долгу и закидали их снегом. На входе в замок мы походили на снеговиков, и Филч очень неодобрительно на нас косился. После обеда мы сначала сидели с гостиной и весело говорили о всяких пустяках, а потом мы с Риной пошли в спальню переодеваться. Я достала подаренный тетей Нарциссой альбом и вытащила оттуда колдографию мамы с выпускного вечера в Хогвартсе. Надо же, как я угадала – моя парадная мантия почти такая же: бордовая и с черной отделкой. Ожерелье, подаренное Риной, оставлю, хотя у мамы такого и не было. Было другое, не менее красивое. Дело за прической. – Рина, – торжественно сказала я. – Сделай мне точь-в-точь такую же прическу! – Зачем? – Меня тут и так все прекрасно знают, от кого скрываться? Скрываться есть от кого – от Крауча, но он меня узнает с любой прической. Мне же хочется непременно быть не просто похожей на Беллатрикс Лестранж, а ее полной копией. Пусть Хмури и Краучу ночью приснятся кошмары. Особенно Краучу – на голодный желудок. Рина попыталась меня отговорить, но успеха не добилась и смирилась со своей участью. Участь ей выпала воистину тяжелая – не только расчесать мои длинные волосы и заплести их в косы, но еще и уложить в точности как на колдографии. Пока мы этим занимались, а потом я помогала переодеваться Рине, время подошло уже к восьми. Пора было идти на бал. Я посмотрелась в зеркало. Сама себя узнавала с трудом, а тех, кто хорошо знал мою маму, удар хватит. И поделом. – Ты готова? – спросила я Рину. – А ты? – пристально посмотрела она на меня. Ах я балда! Зелье для Крауча не взяла! Достаю из тумбочки пузырек с зельем и прячу его в потайной карман мантии. Хороша бы я была, если бы забыла! Да, теперь я понимаю, почему меня у Малфоев видеть не хотят. Ничего, у нас еще два дня, чтобы исправить положение. А пока – пора на бал!
assidi: Когда я учился в школе, я одновременно и ждал каникул и не хотел, чтобы они наступали. На рождественских каникулах я неизменно отправлялся домой, даже на старших курсах, хотя свободного от учебы времени оставалось крайне мало. На «Хогвартс-экспрессе» в рождественские каникулы я никогда не ездил – мама приезжала за мной на министерской машине. Я до последнего курса стеснялся этой машины, хотя никто меня этим никгда не упрекал. Даже Регулус, которого еще ни разу не встречали родители. По приезде домой начиналась праздничная суета, от которой хотелось сбежать обратно в Хогвартс. Дом был полон гостей с утра до вечера, все хотели непременно видеть меня и повосхищаться вместе с мамой моими успехами. Я сбегал в библиотеку, где неизменно проводил весь поздний вечер и раннее утро. Сейчас мне тоже отчаянно хотелось куда-нибудь сбежать. За почти пять месяцев в Хогвартсе я устал неимоверно. Никогда не выносил больших толп, а здесь они постоянно. Да и от Хмури тоже, честно говоря, устал. Помогать он мне помогал, но за счет того, что лишал меня последних сил. Тот Хмури, который сидел в сундуке, тоже помогал, но и он меня порядком изматывал. Меня все подмывало снять с него Империо, хотя я прекрасно понимал, что делать этого не следует ни в коем случае. Но мне было безумно интересно, что же он обо мне думает. Он меня, оказывается, узнал. Но что он еще знал обо мне, я так и не выведал. Иногда я представлял себе, как мы с ним беседуем, но ничего из мысленных наших бесед я в реальную жизнь не перенес. Я его так ненавидел, что говорить о чем-то, помимо необходимых сведений, просто не мог. Я уже предупредил Дамблдора о том, что хочу побывать дома, проверить, все ли там в порядке. Даже не соврал – я действительно вознамерился побывать дома. Только не у Хмури, а у себя. Во-первых, надо доложить Лорду о проделанной работе. Во-вторых, захватить еще несколько книг. И в-третьих, отдохнуть. Я мечтал об этой поездке с начала сентября. Но сейчас мне так не хотелось расставаться с Бетти, что я начинал думать – а надо ли мне вообще отправляться домой? Я не хотел говорить Темному Лорду о Бетти, но ведь он мог узнать и сам. Пускай я владею окклюменцией, но не настолько, чтобы сопротивляться Темному Лорду. Да и не я ему сопротивляться. Я просто не желаю говорить ему про Бетти. А потом я получил письмо от Бетти, в котором она писала, что собирается уехать на несколько дней вместо с Айрин. Она спрашивала, не сможем ли мы с ней встретиться где-нибудь в Лондоне или другом месте. Хочу ли я встретиться с Бетти? Лучше бы она не задавала таких вопросов. Едва я прочитал эти строчки, как мне сразу стало жарко. Я помимо воли представил нас вдвоем где-нибудь в укромном месте... например, у нас дома. Больше укромных мест я не знал. Но дома – отец, Темный лорд и Хвост, и никому из них я бы не хотел показывать Бетти. И предпочел бы, чтобы Бетти не видела никого из них. Даже Темного Лорда, пока он в таком виде. Это я помню его в полной силе, а она может сразу и не понять, что он такое и что значит для всех нас. Она ведь так мало знает! Айрин – и та знает больше. Не разумом – сердцем. Но и Айрин я бы к себе домой не привел. Незачем. А где мы еще можем встретиться с Бетти? В каком-нибудь лесу? В лесу холодно, а я от нервного напряжения очень быстро устаю и не смогу часами бродить. О прогулках по Лондону я уже и не говорю. Хвост думал, что в Албании он будет в безопасности, – так нет, напоролся на Берту Джоркинс. А если я тоже на кого-нибудь напорюсь? Между прочим, авроры все еще ищут Блэка. Это я у отца узнал. Он по-прежнему ревниво интересуется успехами своего бывшего отдела. А если они вместо Блэка найдут меня, то вряд ли разочаруются и пройдут мимо. Даже в Лютный переулок идти опасно, да и не знаю я там никого. Как бы я ни изменил себе внешность, Бетти не может не привлечь к себе внимания, а значит – и ко мне. А может быть, встретится в Хогвартсе? В подземелье, в одной из тех комнат, где мы искали боггарта. Она ведь знает, что я бываю в Хогвартсе, а значит, и не удивится, когда я ей назначу там встречу. В эти заброшенные подземелья не забредают даже привидения, не говоря уже о Филче. Но прежде чем написать Бетти, я долго колебался. Имею ли я право на такую встречу? Ведь осталось всего полгода, и через эти полгода мы сможем встретиться безо всяких помех. А если со мной что-нибудь случиться? Если я попаду в Азкабан? Ведь буду мучаться тем, что мог с ней поговорить в своем обличье и сам от этого отказался! Нереализованные возможности в Азкабане причиняют еще больше боли, чем самые приятные воспоминания. Это я знаю. А может, все пройдет удачно. Почему я сразу начинаю думать о самом худшем? Как следует обезопасить себя – и наша встреча пройдет незамеченной. А в дальнейшем Бетти может и оказаться полезной. Хотя бы тем, что не будет мне мешать. Потом, я просто хочу ее увидеть... Через три дня мучений я прислал Бетти ответ. С началом каникул она перебралась в слизеринскую спальню, но почти каждый день бегала в бобатонскую карету за вещами. В один из таких вечеров я ее и подловил. Ответ от Бетти пришел очень быстро. Она еще не знает, когда уедет из Хогвартса, но встретиться хочет сама. Мне опять стало жарко, и я опять весь вечер просидел в мечтах. Под конец уже сам на себя стал злиться. Делом надо заниматься! Поттер, между прочим, тоже дурака валяет и загадку яйца не разгадал. Я уже сделал намек Седрику, сказав, что если некоторые звуки на воздухе слишком громкие, то в воде они могут оказаться более отчетливыми. Будем надеяться, он поймет, в чем дело. А поняв, скажет Поттеру – тот ведь ему рассказал про драконов. Поттер решил устроить себе каникулы. Надо и мне устроить. Иначе не доживу не только до конца учебного года, но и до свидания с Бетти. Продолжение следует...
полная версия страницы