Форум » Библиотека-1 » "Слишком поздно", джен, миди, не закончен. Том Реддль Продолжение от 9.02 » Ответить
"Слишком поздно", джен, миди, не закончен. Том Реддль Продолжение от 9.02
BRITVA: Название: "Слишком поздно" Автор: BRITVA беты: Снарк, Маргарита. Отдельное спасибо Ищущей за ценные замечания. жанр: general рейтинг: PG-13 Герои: Том Реддль и другие. Предупреждение: AU (незначительное несовпадение с хронологией Лексикона). Саммари: история одного убийства Дисклеймер: не претендую, деньги зарабатываю по-другому. Отношение к критике: You are welcome.
Ответов - 41, стр:
1 2 All
BRITVA: СЛИШКОМ ПОЗДНО I Когда мою историю будут рассказывать в назидание каждому маленькому мерзавцу, то посчитают, что я решил убить отца чуть ли не с рождения. Вздор! Как сотни других брошенных детей, я примерял на его выдуманную фигуру все романтические костюмы по очереди. Мистер Реддль-старший из моего воображения оказывался то отважным пиратом, то королём далёкой страны, то хитрейшим из шпионов, то премьер-министром в изгнании. И в семь лет мне это вовсе не казалось смешным. Потом, конечно, он (как и я в будущем!) стал великим волшебником. Весь первый курс я тщетно искал его имя, перебирая списки выпускников прошлых лет, и даже унизился до расспросов уплетающего сладости (мои сладости!) Слагхорна. Во мне ещё теплилась надежда, что мой родитель совершил нечто-настолько-непоправимо-ужасное, что его имя вымарали даже с пунктира бланков. Нет, человек по фамилии Реддль до меня никогда не учился в Хогварце. Нет, списки составляет зачарованное перо, оно не может ошибиться и пропустить кого-нибудь. И, разумеется, он никогда не слышал о том, чтобы кого-то вычеркивали из списков выпускников, что за глупости я вбил себе в голову. - Должно быть, твой отец – маггл, - благодушно улыбнулся алхимик, стряхивая с толстых пальцев сахарные крошки. Прочитав на моём лице разочарование, наш жирный декан промокнул губы салфеткой и посоветовал не обращать внимания на насмешки. Глупый слизень, уже на первом курсе я сам решал, кого будут дразнить на МОЁМ факультете. А обыденная до тошноты история моего происхождения ставила знак равенства между мной и тысячами наполнявших Англию голодных, безродных оборванцев. Моя бурная фантазия тут же скроила нового мистера Реддля – по мотивам карикатурного Простака-Маггла со странички юмора в «Ежедневном пророке». Я, внутренне содрогаясь от стыда и отвращения, видел его лысеющим краснолицым булочником или, Мерлин сохрани, потным плотником с обветренными ручищами, или (только не это!) мрачным пастором с лошадиной физиономией. А от мысли о том, что это ничтожество заявится в Хогварц, чтобы дать волю неожиданно разгоревшимся отцовским чувствам, на лбу появлялась испарина, а зубы начинало ломить, словно я грыз кусок льда. Потом я узнал историю моей несчастной матери, и вопросы крови снова стали занимать меня. Сомнительное происхождение обернулось мезальянсом абсурдным, но уже не скучным, как я полагал вначале. Ведьма из величайшего магического рода и грязный маггл. Одурманенный приворотным зельем добропорядочный сквайр и дочь сумасшедшего бродяги. С годами я всё меньше боялся, что отец объявится сам, но всё больше опасался того, что моим появлением на свет заинтересуется кто-то ещё. Мой авторитет у слизеринцев, имя, звучащее как собачья кличка, и шлейф сомнительных историй, неизменно оканчивающихся двусмысленным вердиктом «не доказано», располагали к тому, что какая-нибудь хлопотливая матушка наймёт магодетектива. И вытащит на свет моего треклятого родителя: «Я же говорила!». Разыскать его не составит труда: я ношу его имя и его лицо. За полбутылки джина Коулиха выболтает всё, что ей известно о «бледной косоглазой дурнушке, такой оборванной, что глядеть страшно», которая произвела меня на свет чуть ли не на ступеньках сиротского приюта. Незаметно где-то на периферии сознания зрело желание избавиться от всех оставшихся Реддлей и Гаунтов заодно. В конце концов, они ничуть не беспокоились о моей жизни, с чего мне относиться с большим почтением к их собственным? Рождественские каникулы я, как считалось, провел в замке, где у меня, школьного префекта, была отдельная спальня и негласная договоренность с деканом, что я обеспечиваю Слизерину все мыслимые награды, ему самому – угощение, а он не суётся ни в мои дела, ни в то, КАК ИМЕННО мне всё это удаётся. Учитывая, что год назад к находящемуся в полном распоряжении лучшего студента хроновороту прибавилась лицензия на аппарирование, это означало безграничную свободу. Я перемещался по дымолётной сети в дом кого-нибудь из факультетских приятелей (их камины, несмотря на войну, всегда были открыты для меня) и отправлялся в путешествие. В это же самое время ещё один я читал книжку в слизеринской гостиной или болтался по школе в компании жизнерадостных бездельников, считавших себя моими друзьями. В канун Нового года я заглянул в нашу богадельню: мне исполнялось восемнадцать, и британская корона полагала, что её обязательства передо мной исполнены. Коулиха подготовила какие-то бумаги, которые я подписал не глядя (одна, кажется, была о том, что я отказываюсь от бредового предложения поступить на военную службу), а потом вдруг сказала: - Тебя ждёт посетитель.
BRITVA: Поймав мой вопросительный взгляд, она, икнув, добавила: - Детектив Спикернелл. Что ещё ты натворил? Этого только не хватало. - Ничего, мэм, - я отодвинул бумаги, изобразив на лице оскорблённое благочестие. – Я лучший студент и префект школы, спросите у профессора Дамблдора, если не верите, - я пожал плечами, соображая, как, во имя Мерлина, кто-то из ограбленных мною магглов ухитрился пробиться через рассеивающие внимание чары и запомнить моё лицо? Как меня могли разыскать, если я очень редко промышлял в Лондоне? Пока я прикидывал, каковы мои шансы найти паршивца и стереть ему память раньше, чем эта история дойдёт до Дамблдора, дверь открылась, и вошёл «детектив Спикернелл». Невысокий и обрюзгший, с грустными слезящимися глазами и неопрятными бакенбардами на обвислых щеках, он был похож на старого бульдога. В руках он крутил изрядно залоснившийся котелок. Я пожалел, что забыл снять дорогие часы, принадлежавшие раньше какому-то магглу. Впрочем, кажется, я украл их в Цюрихе. - Миссис Коул, прошу прощения… - сипло начал он. - Ничего, мистер Спикернелл. Но всё же мне хотелось бы знать, что он натворил? - Уверяю вас, ничего, - ответил визитёр слишком поспешно для полицейского. Услышав это, я удивился больше Коулихи, которая, смерив меня неизменно-подозрительным взглядом, удалилась с деланной поспешностью. - Здравствуй, сынок. Ты Том Реддль? – он подошёл ближе, обдав меня запахом лука и застарелого перегара. - Здравствуйте. Да, это моё имя, - я уже терпеть не мог этого маггла. Он оказался частным детективом, специалистом по супружеским изменам и незаконнорожденным детям. Несколько месяцев назад этот гений сыска взялся навести справки о родственниках воспитанников приюта. Он только что рассказал этой крашеной девке, Лиззи Маршалл, что она незаконная дочь какого-то виконта. Виконтесса за пять шиллингов. Умора. Ещё он нашёл мистера Реддля – богатого сквайра из какой-то дыры Малый Висельтон в ***ширском графстве. Спикернелл прищурил влажные глаза и сверился с какой-то зашмыганной бумажкой. - Ну и что? – я уже начал злиться всерьёз. Паршивый маггл лезет в мои дела, а я даже не могу поставить его на место. – Какое мне дело, кто он и живёт в Малом Висельтоне или на Жабьих Выселках? - Подожди, сынок, не горячись, послушай старика. Твой папаша, конечно, мерзавец каких мало - бросить беременную жену без гроша в кармане. Но ты можешь потребовать компенсации. Они с твоей мамкой женаты были, не отвертится. Да если бы и захотел, вас только рядом поставить. Одно лицо! – детектив всплеснул руками и заискивающе, по-собачьи заглянул мне в глаза. Мразь. - Какой ещё компенсации? – ровным голосом поинтересовался я, мечтая о круциатусе для него и аваде для папаши. – Мне от него ничего не надо. - Как это какой?! – Спикернелл аж подпрыгнул. – А содержание за все эти годы? А сколько ещё можно взять за неразглашение, - он прищурился, даже не предполагая, какая ярость закипает во мне от каждого его слова. – И не забудь про обязательную долю. Ты богатый человек, сынок. Уж я тебе помогу вытрясти из паскудника всё сполна! Всего за десять процентов, - торопливо добавил он, хватая меня за руку. - Послушайте, мне это не интересно, - превозмогая тошноту, я приблизился к нему и, глядя в упор, сконцентрировался и проник в алчно-алкогольное сознание. Без палочки мне удалось не так много: внушить, чтобы убирался и забыл о том, что был в Малом Висельтоне, и мельком увидеть его близорукими глазами дом на холме. Тот самый, которого у меня никогда не было. Дом Реддлей. Виски заныли от напряжения, и я прервал контакт. Спикернелл растерянно озирался и моргал, пытаясь вспомнить, что он здесь делает. Я с удовольствием вытолкал бы его взашей, но ограничился приторно-вежливым: - Вам пора идти, сэр. Он закивал, схватил свой котелок и почти выкатился из моей бывшей комнаты в моём бывшем приюте. Мне хотелось проделать с Коулихой тот же фокус и заставить её забыть о детективе, но я не рискнул – старая кочерыжка всегда держала со мной ухо востро. Её не обманывали мои отличные оценки и внешний лоск: она проспиртованным нутром чуяла, что я хищник и я опасен. На Диагон-Алеею я аппарировал с мыслью, что скоро придётся навестить родственничков. То, что удалось магглу, получится у любого волшебника. Но, поразмыслив трезво, я решил немного подождать: мои хоркруксовые изыскания подходили к концу, и мне показалось, что будет очень символично связать смерть отца и моё бессмертие. Да, я склонен к драматическим эффектам. Или у меня такая извращённая сентиментальность, замешанная на эдиповом комплексе.
BRITVA: *** В душном мареве летнего зноя ещё дрожало напряжение выпускных экзаменов. Я спасался от жары у Чёрного озера вместе с Ноттом и Флинтом и под трескучую болтовню их подружек готовился убить незнакомца из Малого Висельтона. Моего отца. На самом деле сначала я навестил дядюшку Морфина, одного из самых невозможных придурков на свете. Вроде Хагрида, даже их смрадные берлоги похожи друг на друга. Они бы подружились: один разговаривает с пауками, другой со змеями. Мне даже обидно, что люди верят, будто мои виртуозные комбинации под силу таким недоумкам. Больше всего дядюшка Морфин был похож на косоглазую обезьяну-переростка. Его лохмотья задубели от грязи, а на шее болталась полупридушенная змея. Её менее удачливая товарка грустно покачивалась, прибитая к двери. - Грязный, грязный маггл, - противно закудахтал он, едва я переступил порог. На мгновение тяжёлая, кислая вонь просто оглушила меня, и родственничек, самодовольно склабясь, успел не только достать палочку, но и наставить её на меня. Но с почти неуследимой для глаз скоростью я наложил невербальные «экспеллиармус» и «акцио». Палочка выпорхнула из его немытой обезьяньей лапы и подлетела ко мне. - Ты не маггл, - он издал знакомое свистящее шипение. -А ты сообразителен для макаки, - я ответил ему тем же. - Ты… - он не успел произнести свою очевидную догадку до того, как я наложил «Силенцио» и «Петрификус тотале», уже его собственной палочкой. Слова «сын Меропы» так и застряли у него в глотке. Выгребная яма, которую мой дядюшка считал домом, поразила убогостью даже меня, выросшего в сиротском приюте. Уютно здесь было только паукам и тараканам. Я поискал глазами, куда бы присесть, но на рассохшееся кресло с засаленной обивкой и кучу серого, склизкого на вид тряпья в углу мой желудок отреагировал рвотным спазмом. С непривычки я не мог понять, куда смотрит мой косоглазый дядюшка, но чувствовал исходящие от него волны жгучего презрения. Этот урод, в чьём «доме» плесени было столько, словно он разводил её специально, считал меня ГРЯЗНЫМ. Вместе с начищенными до блеска новыми ботинками, накрахмаленной до хруста сорочкой и сияющим значком префекта на отутюженной мантии. - Легилименс, - и в моё сознание ворвался такой всеобъемлющий поток брани, что я чуть не позавидовал дядиному красноречию, вернее, красномыслию. – Круцио. Ни кричать, ни шевелиться он не мог. Только слёзы бежали из глаз, а на лбу выступила испарина. Я не разрывал ментального контакта, и почти чувствовал, как раскалённые лезвия боли разрезают каждый нерв его тела, как вместо крови бежит по сосудам кипящий яд. – Фините инкантатем. Он притих, трусливая душонка умоляла, чтобы я не мучил его больше. Не буду. Пока. Я отправился в путешествие по закоулкам его отвратительных воспоминаний. Уменьшенный вариант дядюшки, ещё без неряшливой щетины и спутанного колтуна на голове, носится по комнате и распевает: - Сквиб, сквиб, ты мерзкий сквиб! Бледная некрасивая девочка в застиранной почти до дыр одёжке тихо плачет в углу. А на лице выражение беспомощности столь полной, что трудно передать словами, точь-в-точь как у маленькой Эми Бенсон в пещере. Если бы у меня была совесть, сейчас она напомнила бы о себе. Я узнал, что они никогда не учились в Хогварце: - Мои дети не переступят порог школы, в которую принимают грязнокровок! – бушевал приземистый широкоплечий мужчина. Дедушка Марволо. Такой же гориллообразный и оборванный, как Морфин. Как жаль, что я не могу и тебе засвидетельствовать своё почтение. Сказал бы очень большое Круцио за моё второе имя, из-за которого в приюте до сих считают, что я потомок бродячих циркачей. – Ты понимаешь, с кем разговариваешь?! – орал Марволо Гаунт, тыкая пальцем в лицо неизвестного собеседника. Сначала я решил, что дедуля хочет выколоть ему глаз, но потом понял, что всё это для того, чтобы посетитель не проглядел старинного перстня грубой работы с массивным чёрным камнем. – Это принадлежало Салазару Слизерину! Видишь герб? Я узнал кольцо: сейчас оно красовалось на волосатой лапе Морфина. Дядюшка уже нападал на моего отца и провёл три года в Азкабане. Его тюремные воспоминания состояли из мрачнейшего холода, голодного урчания в животе, сырости, гулких шагов в коридорах и тоски столь беспросветной, что будь я немного менее самоуверен, то, пожалуй, отказался бы от своего плана. Какая, право, дивная у меня семейка! Я вдруг подумал, что стал бы делать, окажись моя бедная мать жива. Я купил бы для неё уютный домик в каком-нибудь глухом местечке, наполнил банковскую ячейку золотом, нашёл услужливого эльфа и никогда, никогда, никогда не встречался бы с нею. С этой мыслью я оставил обездвиженного Морфина наедине со страхом, что я не вернусь, а его сожрут собственные тараканы, и аппарировал на залитое солнцем крыльцо дома на холме. От ухоженного особняка, построенного и обставленного по высоким меркам старомодной роскоши, веяло провинциальной благопристойностью.
BRITVA: Они ужинали. Моя зрелая копия с пунктиром седины на висках, напудренная сухопарая леди с впалыми щеками и самый-старший-Реддль: надменный джентльмен с тусклым взглядом, подъеденная молью тень викторианской эпохи. Три пары глаз глядели на меня с сердитым изумлением. Моя несостоявшаяся семья. Мы никогда не виделись, но были смутно знакомы друг другу, как персонажи часто повторяющегося сна. - Кто вы? – старикан, наконец, справился с оцепенением от моего беззвучного появления прямо в их чистенькой столовой. – Что вам нужно? - Том Реддль, - честно ответил я. Папаша подпрыгнул, как будто его вытянули кнутом. В глазах старомодного джентльмена промелькнул страх, а пожилая леди, похоже, упала в обморок. - Сидеть, - рыкнул я, наставив на родителя палочку, и он послушно опустился на стул. – Ну, здравствуй, папа. - Боже милосердный... Ты… Ты… - у него не было слов. Он изо всех сил отказывался признать, что я существую. И что я пришёл требовать ответа за мою несчастную мать. - Я твой сын. Том Марволо Реддль, - с нажимом повторил я. – Ты помнишь Меропу Гаунт? Он помнил. - Послушай, - начал он, мучительно подбирая слова. – Я… Твоя мать… Я понимаю твою обиду, ты считаешь, что я бросил тебя. Не знаю, готов ли ты поверить, но… Готов ли я поверить? - Ты о приворотном зелье? – я улыбнулся краешком рта и превратил тарелку с бифштексом в жирную змею. – О да. Моя мать была ведьмой. И меня это устраивает. Папаша был удивлён, но не шокирован, как магглы, столкнувшиеся с волшебством впервые. - Эта ужасная женщина, - веско начал старик Реддль, но я припечатал его поганый рот заклятием молчания. - Она умерла. Ты уничтожил её и даже не заметил. Ты ведь знал, что она беременна, правда? Ответ вспыхнул в глазах раньше, чем он успел что-то сказать. - Я не поверил ей. Она всё время обманывала меня, опаивала этим дурманом. Я совсем потерял голову, а когда пришёл в себя… А ведь у меня была невеста! Бедняжка Оливия. Послушай, Том. Я понимаю, тебе пришлось нелегко, и ты вправе получить объяснения. Ты неглупый парень, хоть и такой же … необычный. Возможно, несмотря на то, что сейчас это кажется невероятным, мы со временем сможем если не подружиться, то хотя бы понять друг друга, - зачастил он, не сводя тревожного взгляда с моей палочки. Напыщенный кретин. Охотники не дружат с дичью. Меня слишком больно предавали, чтобы я сам стал играть честно. - Ты ни черта не понимаешь. Ты всеми силами отворачиваешься даже от того очевидного факта, что перед тобой сидит твой сын. В твоих куриных мозгах стучит только одна мысль: выиграть время и вызвать полицию, - я сделал паузу, глядя, как цепенеет подобие улыбки на его лице. – Не поможет. Твоя дружба нужна мне ещё меньше, чем твои деньги. Их у меня полно. Интересно только, откуда я их взял?! Впрочем, неважно. Он должен понять, что я богат и успешен без его идиотской заботы. Чёрт, ведь это для него я оделся сегодня с такой вызывающей тщательностью. Я ровным счётом ничего не потерял, когда этот ублюдок отказался от меня, ещё не родившегося. Премудрая Моргана, я почти в это верю. - Тогда чего ты хочешь? Зачем ты пришёл? Если хочешь мне отомстить, то это плохая идея. Мне придётся заявить в полицию, и вместо блестящего молодого джентльмена, которым ты мог бы стать, ты превратишься в уголовника. Поверь, тюрьма намного хуже сиротского приюта… По моему приказу свернувшаяся клубочком на столе змея сделала стойку и высунула раздвоенный язык. Он отпрянул, и я почувствовал, как к сиреневой горечи примешивается запах нешуточного ужаса. - Сосредоточься, Реддль, - мягко сказал я. – И попытайся понять, что ты сейчас умрёшь. И не будет никакой полиции. - Что?! - Его честь Лорд Вольдеморт приговаривает трёх грязных магглов к смертной казни, - из моего горла вырвался ледяной смешок. - Лорд чего? – папаша захлопал глазами. Он решил, что я сумасшедший. – Том… Это немыслимо, ты не можешь. Ты очень, очень пожалеешь, - его побелевшие губы дрожали. Я не мог ему объяснить, мы говорили на разных языках. Он никогда не был Никем. Он всегда был Кем-то. Непоседливый и очаровательный малыш Томми, счастье матери и гордость отца. Томас В. Реддль, студент престижного колледжа. У него был белый дом на холме с подстриженными лужайками, шумные приятели и послушный жеребец в конюшне.
BRITVA: А у меня не было ничего. Если бы ему хватило… Мужества, чести, любви, наконец, я вырос бы здесь. На полированном ореховом секретере стояли бы сейчас мои детские фотографии, а из меня получился бы отличный слепок отцовского тщеславия. За несколько секунд перед моим невидящим взглядом проплыли картины выдуманного псевдо-детства весёлого и счастливого Тома Реддля-младшего. Он жил среди ярких игрушек и смеющихся лиц. Ему нЕ за что не нужно было бороться, солнечный мир и так лежал у него под ногами, цветной и благоухающий. Но заласканный и капризный Том Реддль-младший был тут же оценен, взвешен и отвергнут холодным и рассудительным Лордом Вольдемортом. Из него получилось бы такое же убожество с желеобразными мозгами, как те трое, что сидели за столом. Я ни о чём не жалел. Слишком поздно. Я смотрел на своё постаревшее, съёжившееся отражение, и где-то в слепой глубине подсознания зашевелилась нерешительность. Мне вдруг стало трудно дышать, словно из комнаты выкачали весь воздух. - Я не желаю носить это имя. И не хочу иметь с тобой ничего общего, понятно! – выкрикнул я больше себе, чем ему. Мне никто не нужен! Его костлявая матушка приоткрыла глаза, но я тут же обездвижил её. Палочка Морфина вибрировала в моей дрожащей руке. Как ни старался, я не мог вызвать к этим магглам никакого недоброго чувства, кроме отвращения. Справедливость Лорда Вольдеморта, беспощадная, как лезвие опасной бритвы, требовала, чтобы я сейчас же убил их. Она была холодна, как заснеженные горные вершины, и сводилась к простой формуле: убитый виноват всегда. Он был слаб, позволил себя убить и наказан за это. Ты оставил меня умирать, но я выжил. Пришло время платить по счетам, так сопротивляйся, если можешь. - Том, у тебя не получится. Я видел, что этой штукой, - он кивнул на палочку, - ты можешь проделывать очень забавные вещи. Ты мог бы стать великим иллюзионистом. Но убить… Что? Лорд Вольдеморт – площадный фокусник?! - Тебе интересно, как этим можно убить? – волна негодования затопила меня с головой. – Авада Кедавра! Зелёная звезда вспыхнула на кончике палочки. В её луче неотвратимое сплелось с необратимым. Тело старика Реддля обмякло на стуле, как тряпичная кукла. У меня больше не было пути назад, сердце стучало везде одновременно, грозя разорвать грудную клетку и запрыгать по полу. И тут его новоиспечённая вдова завопила, так надрывно и отчаянно, что у меня чуть нервы не полопались. Её боль и страх прорвались сквозь неподвижность наложенного мной заклятия. Такое иногда бывает. - Авада Кедавра! Миссис Реддль нелепо дёрнулась и повисла на стуле. - Том, не надо, прости меня, нет!!! – отец сделал попытку подняться, и мне в память врезалась золотая цепочка часов поперёк бархатного жилета. Самый обыкновенный маггл. - Авада Кедавра! Я – убийца. Я убил их. Всех троих. Я ждал чего-то особенного, мне казалось, что в мире кончатся краски, звуки и запахи. Что я перестану их ощущать. Говорят, убийство раскалывает душу, но я не почувствовал ничего, кроме страха, что меня обнаружат, и странного удовлетворения. Ритуал я выполнял как во сне. Дядюшкино кольцо и обломок моей души, перемешанный с его смертью. Всё очень просто: я убил его, чтобы никто не убил меня. Это правильно. Это справедливо. Я сильнее. Эта мысль наполнила меня странной решимостью: ради своих целей Лорд Вольдеморт не остановится ни перед чем, самым ужасным, самым подлым, самым… Я прошёлся по столовой, которая внезапно показалась мне тесной и душной, достал из ИХ бара бутылку бренди и сделал большой глоток. Жгучая горечь пролилась в горло, и мне стало легче дышать. Я должен вернуться в Хогварц. Нет, сначала зайти к Морфину и убедить его, что это он их убил. Его палочкой. У меня завтра выпускной бал, и я только что сдал последний экзамен на бессмертие. Мои мысли сплелись в бессмысленный клубок. Я их убил. Я – убийца. Слишком поздно, чтобы жалеть.
BRITVA: II В Хогварц я вернулся за полночь, совершенно разбитый и ошеломлённый этим новым ощущением. Всемогущества? Безнаказанности? Вины? Пустоты? Я был неуловимым и бессмертным ночным демоном с резервной копией жизни в древнем перстне и дрожащим от страха подростком со светящимися буквами «Я – убийца» на лбу. Холодные и липкие щупальца подозрений ползли за мной на запах смерти. Я был мертвецки пьян. Всё, что мне было нужно, – часов шестнадцать беспробудного сна, не подведи меня хроноворот. Эти проклятые коридоры никогда не кончатся. - Реддль? От колонны вестибюля перед Большим залом отделилась Минерва МакГонагалл. Она вся, от забранных в пучок волос до подола мантии, светилась неодобрением: - Я знаю, кто их убил. - Что?! - Я говорю, в зале кто-то окно разбил, - подозрительные глаза уставились на меня из-за квадратной оправы очков. Для этого есть «репаро», гриффиндорская выскочка. Отвяжись, драная кошка, у меня был тяжёлый день. Я только что убил своего папашу и дедушку с бабушкой в придачу. Мне надо выспаться. - Опять подозреваешь кого-то из моих? – интересно, удастся ли списать моё бешенство на полинялую межфакультетскую вражду? Ты мне веришь, госпожа второй префект? Нет? И правильно делаешь. Я сам себе не верю. - У тебя паранойя, - её губы недовольно сжались. – Может, поможешь мне? Надо обновить все иллюзии и защитные чары… Ты всё ещё школьный префект, помнишь? Кажется, помню. Я чёртов школьный префект. Префект-убийца. Я поплёлся за ней в Большой зал. Из ощерившейся острыми зубцами осколков дыры веяло свежестью и прохладой. А за окном парил полупрозрачный, жемчужно-серый призрак Тома Реддля-старшего. Он укоризненно смотрел на меня, и призрачная цепочка часов светилась лунным серебром. Я тряхнул головой, и он рассыпался на пылинки. - Они просили пощады! - Что?! - Проверь силу защиты, говорю, - терпеливо повторила Минерва. – Видишь контур? Тебе плохо? Ты даже не представляешь, насколько. - Нет, ничего, - я достал из кармана носовой платок, и завёрнутый в него перстень покатился по полу, звякая и подпрыгивая. - За что ты их убил? - Извини, что ты сказала? - Ты что-то уронил! Ты что, оглох? – на меня взглянула рассерженная кошка. - Да. Это подарок. Для моей девушки, - я поспешно нагнулся за кольцом, но пошатнулся и чуть не растянулся на полу. Что я несу? Какая девушка? - Девушки? – переспросила Минерва. - Ну да. Завтра выпускной бал. Я пригласил девушку. А ты ожидала, что я приду с парнем? Чьи-то шаги. Я повернулся, уверенный, что сейчас в зал зайдёт, пританцовывая и улюлюкая, дядюшка Морфин, ведя на веревочке моих жертв. Но дядя почему-то оказался девушкой из Равенкло. Кажется, её зовут Доминика. У неё большие, чуть навыкате, янтарно-карие глаза и медового оттенка волосы. Она, как и я, слишком худая для своих восемнадцати, хотя под просторной мантией этого не видно. А ещё у неё неудобное имя, но кто бы говорил. - Привет! Я думала, здесь уже никого нет. Профессор Айзенгрим попросил меня… Она осеклась, чуть не выдав какой-то невинный секрет своего декана: - Я приду попозже. - Ничего. Мы тут окно чиним, - я, глупо улыбаясь, сшиб какую-то мошку замораживающим заклятием. - Том, что с тобой? – она подошла ближе и вдохнула запах спирта, Морфиновой конуры и смерти.
BRITVA: - По-моему, он выпил лишнего, - догадалась Минерва вместо Доминики. На мой пылающий лоб легла холодная ладонь: - У него жар. Пойдём, - Доминика требовательно схватила меня за руку и поволокла прочь из зала. Растерянная Минерва что-то проворчала в ответ, но не сделала попытки нас остановить. Умная девочка. От меня всё равно никакого толку. - От тебя несёт, как из бочки огневиски, - отчитывала меня Доминика. Я молчал, потому что понимал, что если открою рот, то меня стошнит. - Пароль помнишь? Она притащила меня к входу в слизеринское подземелье. Почему девчонки обожают хлопотать вокруг убогих? Чем беспомощнее, тем им лучше. Я замотал головой. - Святое небо! Что мне с тобой делать? – она всплеснула руками, словно заботливая матушка. Оставить в покое. Сейчас я немного приду в себя и доберусь как-нибудь до СВОЕЙ ЛИЧНОЙ спальни, дурёха. Какого гоблина она вообще ко мне прицепилась? Кажется, в прошлом месяце я приглашал её в Хогсмид. Или это было в прошлой жизни? - Я лучше к себе пойду. Просто отлично. Я рад, что меня не вывернуло прямо на её мантию. Коридор качнулся у меня под ногами, и я навалился на стенку. Кажется, до неё дошло, что я префект и мне нечего делать в общежитии. - Рассказал бы кто, ни за что бы не поверила, - она вдруг приблизилась ко мне и ослабила удавку галстука. Холодные пальцы скользнули по шее. – У тебя действительно жар. От неё пахло запертым в духи жасмином. До-ми-ни-ка. У меня заплетался не только язык, но и мысли. - Ты ведь здесь живёшь? Мы неожиданно оказались у двери моей спальни. - Да, спасибо. Извини, я немного не в себе. Только Мерлин знает, чего мне это стоило. Я вышипел свой персональный пароль и уже приготовил медленную, очаровательно-мальчишескую улыбку, которую храню специально для неисправимо отвратительных типов, как она решительно, слишком решительно оттёрла меня от двери и вошла. В МОЮ КОМНАТУ. - Что ты делаешь? - Тебе нужно выпить лечебное зелье. - Ерунда, я просто пьян. И в кои-то веки честен. Мантия полетела на пол и сама собою уползла в шкаф. За ней последовал удушливый галстук. Я, ничуть не стесняясь её присутствия, расстегнул рубашку почти до пояса. - Что с тобой? Зачем ты так надрался? Ничего. Я просто убил своего отца. Его труп, наверное, уже остыл в Висельном Моветоне. Малом Висельтоне. - Хочешь? – я достал фляжку. - Нет! - А я хочу, - я пожал плечами, опустился на кровать и начал откручивать пробку. - Тебе уже достаточно! – она набросилась на меня, чтобы вырвать из рук фляжку, но Лорд Вольдеморт, даже пьяный до полусмерти, – не дрессированная зверюшка. Я сопротивлялся, и скоро мы уже катались по кровати. Я был невменяем от прошедшего вечера и виски, меня бил озноб. А она была просто хрупкой и слабенькой девушкой, что почти уравнивало наши шансы. Впрочем, только безумец будет пытаться бороться с женщиной в моём состоянии. Наша странная потасовка скоро перешла в сражение совсем иного рода. Сначала я испугался, что у меня вообще ничего не получится: из обрывочных сведений о хоркруксах я знал, что человек, посмевший ими воспользоваться, становится стерилен, - такова малая часть цены бессмертия. Но нет: меня лихорадило от странного, болезненного возбуждения. Желание выплеснуть в это случайное, податливое тело всё напряжение и отчаяние сегодняшнего дня переполняло меня.
BRITVA: Не думаю, что ей было хорошо со мной: многочисленные доступные за деньги партнёрши научили меня требовательности, но не нежности. Но потом, когда всё было уже кончено и мой разум прояснился, я увидел её глаза, распахнутые так доверчиво, будто она действительно готова была принять всех моих демонов. Но я всего лишь сумма эгоистичных импульсов, и поэтому я повернулся к ней спиной и уткнулся в подушку, чтобы забыться тяжёлым сном. Просыпаться мне категорически не хотелось. Я понятия не имел, что делать с этим живым, тёплым существом, которое тихонько посапывало в моей постели и, чёрт возьми, держало мою ладонь. Тонкорукая девочка с золотистым пушком на голых ногах пугала меня едва ли не больше, чем три трупа в столовой дома на холме. Интересно, их уже нашли или нет? Я встречался с женщинами ровно столько, сколько требовал молодой, здоровый организм: самоудовлетворение я считал слишком убогим занятием. Началось всё с бутафорской виконтессы Лиззи Маршалл. Кажется, тогда мне было четырнадцать. За пять шиллингов она позволила мне короткое, бесцветное действо, закончившееся разрядкой с послевкусием брезгливости. Я никогда не назвал бы ЭТО близостью. Позже я научился извлекать удовольствие из процесса, но моими обычными наперсницами были или маленькие продажные хищницы, или опытные, пресыщенные изящные стервы много старше меня. Ни с теми, ни с другими нельзя было проснуться утром в одной постели. Первых ждали клиенты, вторых – постылые мужья. Благовоспитанных ведьмочек моего возраста вроде Доминики я избегал, мне совершенно не хотелось возиться ни с их романтическими бреднями, ни с их драгоценной невинностью. Многомесячные ритуалы ухаживания с цветами, прогулками под луной, ревностью и капризами я считал непомерной ценой за то, что можно купить за пять шиллингов. К тому же эти пошлейшие «честные девушки» мечтали лишь о том, как бы побыстрее сменить фамилию и преподнести кому-нибудь в дар докучливого слюнявого младенца собственного изготовления. Если бы они были хоть немного умнее, сиротские приюты не были бы переполнены брошенками вроде меня. А если бы при виде меня боггарт не становился моим собственным безжизненно распластанным телом, то он, несомненно, превратился бы в миссис Реддль: пресную, несносную, заботливую домохозяйку в штопаной робе с красным от крика младенцем под мышкой. Чтобы у меня не судачили за спиной, я обычно приглашал в Хогсмид и на танцы какую-нибудь не очень липучую и желательно хорошенькую девушку, вёл с ней пустые светские разговоры, угощал самыми-дорогими-сладостями, прощаясь, галантно целовал руку, а на следующий день забывал поздороваться. Они дулись, плакали, вздыхали, но потом всё же находили новую жертву. Никогда, никогда я не ходил на свидание дважды с одной и той же девушкой: впрочем, этим курицам вполне хватало одного, чтобы задуматься о фасоне подвенечного платья. После первого поцелуя, они, должно быть, уже выбирали имя для первенца. Всё было прекрасно, но… Я категорически отказывался смириться с неслыханным фактом, что Доминика (как там её фамилия?!) спит в футе от меня. Что вчера после убийства папаши я не придумал ничего лучше, чем… Идиот. Я осторожно выдернул руку из её горячей лапки, прикидывая, каким неприятностями может обернуться модификация её памяти под самым носом Дамблдора. И стоило ли связываться: господа присяжные, она совершеннолетняя, как и я. Я не брал её силой и не соблазнял обещанием жениться. Я просто не хочу больше её видеть, не хочу бесполезных тягучих объяснений. Это ничего не значит. Я даже не хочу знать её фамилию. Но это уже моё дело. Не Дамблдора, не Хогварца и не британской короны. Как и следовало ожидать, она проснулась и уставилась на меня: - Доброе утро. ДОБРОЕ?! Ну, если только ад замёрз.
BRITVA: - Привет, - я потянулся за смятой рубашкой на полу, но раньше Доминика перекатилась по кровати, и мне на лицо пролился шелковый дождь её спутанных волос. Некоторое время мы просто молча целовались, и я без особого удивления отметил синюшные следы от моих пальцев на её узкой спине. - Сейчас я их уберу, - я оторвался от её мягких губ и нащупал на стуле палочку. Кажется, она ждала, что я извинюсь. Или хотя бы пожалею её. Ну, я и раньше этого не умел. - И что мы теперь будем делать? – наконец спросила она, когда я закончил с медицинскими заклинаниями. Мы? Интересная постановка вопроса. - Ну, вечером, наверное, пойдём на бал. Если у тебя нет спутника получше. А пока я собираюсь принять душ и пойти проверить, как мои оболтусы подготовились к выступлению факультетов. - Бедный Брайан, - лицо у неё вдруг стало совершенно растерянным и огорчённым. – Я предала его. - Почему? Она взглянула на меня, как на кретина, но понятнее мне ее сожаления так и не стали. - Я провела ночь с тобой. - Ну и что? Я не собираюсь давать объявлений в «Ежедневный пророк». Брайану не обязательно знать. Доминика посмотрела на меня так, что я почти почувствовал увесистую пощёчину. - Как ты можешь?! - Я просто не хочу, чтобы ты переживала. Отлично. Может, мне пора писать дамские романы? - Врёшь. Ты отталкиваешь меня потому, что боишься, что кто-нибудь подойдёт слишком близко. И увидит нечто большее, чем непроницаемый взгляд, обходительные манеры и сверхъестественное самообладание. Если хочешь знать, сегодня ночью ты был отвратительным, грубым и пьяным. Но живым и гораздо лучше, чем сейчас. Я ни о чём не жалею, понял? – она смотрела на меня с вызовом, маленькая, решительная и взъерошенная. Как птичка, защищающая своё гнездо. От голодной змеи, например. - А с Брайаном я сама разберусь. Он не заслуживает, чтобы его обманывали, не знаю, понимаешь ты или нет. Он не виноват, что я … - Доминика залилась краской и проглотила окончание фразы. Я действительно не понимал. Если где-нибудь есть специалисты по переводу с этого девичье-романтичного наречия на человеческий язык, я с удовольствием воспользовался бы их услугами. Впрочем, главное я, кажется, понял: она не будет устраивать скандала. Пока. - Так ты пойдёшь со мной на бал или нет? - Да. Логика. - Мне напиться или так сойду? – участливо поинтересовался я. - Злюка, - она чему-то рассмеялась и швырнула в меня подушкой. Справедливейшие господа присяжные, если я её придушу и перескажу наш разговор, вы меня оправдаете? Я вдруг проникся удивительно искренним сочувствием к приятелем, которые терпели доминикиных товарок годами. Несносная девчонка схватила моё запястье и посмотрела на часы. Они показывали без четверти полдень. - О, Мерлин! Профессор Айзенгрим просил меня… Помнишь? Она очень сомневалась, что я хоть что-то помнил из вчерашнего вечера. Мне было легче не переубеждать её, это снимало всякую ответственность. - Ну, это не страшно. Иди-ка сюда, - я достал хроноворот. Она охотно подошла, обняла меня за шею и трогательно уткнулась в расстёгнутый воротник рубашки. Даже не спросив, что я намерен делать. Меня даже смутила такая безоговорочная доверчивость. Я опасен, мне нельзя верить. Доминика, я убийца. Хроноворот завертелся в моих руках, отмеряя время назад. Мир вокруг нас устремился вспять, набирая обороты. - Всё, - я слегка тронул её за плечо, и она неохотно оторвалась, с удивлением глядя, как прозрачный полдень за окном сменился предрассветными сумерками.
BRITVA: - Что это? - Хроноворот. Сейчас шесть утра, - прошептал я, чтобы не разбудить ещё одного Тома Реддля и Доминику-первую. – Тсссс… Мы потихоньку выскользнули из комнаты. - Здорово, - она натянуто улыбнулась, но у меня не было больше желания копаться в смехотворных девичьих бедах. - Доминика, мы оба должны вернуться сюда без четверти полдень. Не вздумай опоздать, будет разрыв во времени. - Хорошо. А ты куда? - В ванную комнату для старост, я же говорил. - А можно с тобой? - Пойдём. Но ты же хотела что-то сделать в Большом зале? - Успеется. Мы же ненадолго, - Доминика беспечно пожала плечами. Ненадолго, конечно, не получилось. Я всегда любил эту уютную, красивую комнату с мраморным бассейном, и даже доминикины дурачества не слишком раздражали меня. Она-то оказалась здесь впервые и не успокоилась, пока не перепробовала все без исключения краны. Если бы ещё покойные обитатели дома на холме не лезли беспрестанно мне в голову! Моя переменчивая спутница вдруг стряхнула с себя озорное настроение вместе с клочьями разноцветной пены, подплыла ко мне и пугающе серьёзным голосом спросила: - Что вчера случилось? - Ничего. Просто выпил лишнего. - Нет, - она неприятно прищурилась, и я напрягся. – Это я прекрасно видела и говорю о другом. Я не могу понять, что же произошло настолько ужасное, что твой панцирь не выдержал и треснул? Что ты стал уязвимым? - Ни-че-го, - повторил я с нажимом. – Ничего такого, о чём тебе нужно знать. Я же не спрашиваю, какого смертофалда ты осталась со мной вместо этого, как его… - Брайана, - подсказала она. – Ты абсолютно безнадёжен, хоть и лучший ученик. Тебе всё нужно объяснять словами. Я смотрел, как лопаются радужные пузырьки, и думал, что уже слишком поздно для нелепых попыток превратить чудовище, жившее у меня в душе, в глянцевого принца. И дело даже не в том, что я никогда не согласился бы на это: чудовище вчера издохло, и я без него ничуть не скучал. Я вылез из бассейна и завернулся в полотенце: - Без четверти полдень, не забудь. Доминика кивнула, и я безошибочно определил в гуще безобидных капелек воды на её лице две дорожки слёз.
assidi: Несмотря на AU, мне понравилось. Не знаю, если ли еще фики на этот сюжет, мне еще только один раз встречалось в большом фике про ТОма Риддла, который писаля еще до 6 книги, причем там тоже с хронологией нелады, там Тому еще 14 нет, когда он убил отца. Мне очень понравилось, как в душе мальчика борются между собой Лорд Волдеморт и Том Риддл. Жду продолжения!
Пепловей: Да, да, да! Так и было. В несовпадениях с хронологией я копаться не стала, а характер хорош. BRITVA пишет: цитатаСправедливость Лорда Вольдеморта, беспощадная, как лезвие опасной бритвы, требовала, чтобы я сейчас же убил их. Она была холодна, как заснеженные горные вершины, и сводилась к простой формуле: убитый виноват всегда. Он был слаб, позволил себя убить и наказан за это. Верю безоговорочно. Мне очень понравилось. assidi пишет: цитатав большом фике про ТОма Риддла, который писаля еще до 6 книги, причем там тоже с хронологией нелады, там Тому еще 14 нет, когда он убил отца. "Я - Лорд Вольдеморт", нет?
BRITVA: assidi Спасибо. Мне тоже встрачалось один раз в "Я - Лорд Вольдеморт", но этот фик написан по-моему даже до выхода пятой книги. Надеюсь, продолжение вас не разочарует Пепловей Спасибо, для меня очень важно было достоверно передать характер и состояние человека, который решился на убийство. Ради этого я и писала этот текст. А насчёт несовпадения по Хронологии, оно заключается в том, что по официальной хронологии на Лексиконе (со ссылкой на шестую книгу) Том убил отца когда ему было 16. Т.е. после пятого курса, а не после седьмого. До выхода шестой книги я ошибочно полагала, что в 18. Т.к. во второй говорилось, что 50 лет назад он выпустил василиска и погибла Миртл, и в первой главе четвёртой тоже говорилось о том, что Реддли погибли 50 лет назад. Поскольку разница между событиями второй и четвёртой книги как раз два года, я и вышла на 18 лет. Сюжет этот у меня вынашивался довольно давно с привязкой именно к окончанию Хогварца и я менять ничего не стала.
Algine: Понравилось. И Том у вас интересный и почему-то совсем не страшный, а имхо, забавный в своём юношеском максимализме. А ещё меня смутили некоторые особенности его восприятия... я пока не могу понять, нравится ли мне это или нет. Ведь тут весь текст - это его восприятие реальности? Или я не права? Какое-то оно у него цветистое очень.
BRITVA: Algine Спасибо. Возраст к юношескому максимализму очень располагает, это в общем намеренно. А насчёт цветистости - ну, мне весьма отчётливо видится в его характере сочетанием цинизма и высокопарности. Даже взрослый Вольдеморт, что хорошо видно в сцене воскрешения очень склонен к театральным эффектам. А в юности это чувство должно быть острее.
Algine: BRITVA А мне кажется, это чувство должно ещё больше "заматереть" к старости
BRITVA: Algine Сложно сказать. Мне кажется, что в юности чувства, эмоции, восприятие в принципе острее. Зато к старости это позёрство настолько вьедается в личность, что человек уже по-другому не может. А Вольдеморт безусловно позёр, причём ему это здорово мешает.
Aktis: Занятная вещь. Читаешь - и раскрывается сантиметр за сантиметром яркое, в пятнах свежей краски, дивное полотно. Том Марволо Риддл - живой молодой человек, полный эмоций, чувств, комплексов. Борьба внутри него приобретает оттенок позерства, юношеского максимального восприятия реальности - и из-за подобных переливов личности будущего Лорда и возникает облик, - целостный и отбрасывающий блики на всю историю в целом. Спасибо. Буду ждать продолжения
Stupid Girl: "Я в восхищении" (с) В восхищении не столько от такого Риддла, сколько от того, каким языком написан фик. Прекрасно, когда нет разрыва между тем, о чём человек пишет и тем, как он это пишет. Я в восхищении от образного мышления Риддла. За его хлёсткие определения вроде "виконтесса за пять шиллингов" мне просто хочется расцеловать автора, но я не уверена, что такое проявление чуйств будет уместно, поэтому просто и
Таня Геллер: Понравилось. С интересом жду продолжения
BRITVA: Aktis Stupid Girl Спасибо большое за добрые слова! Таня Геллер Спасибо! Я очень рада, что Вам понравилось. Извините, а можно вопрос: продолжение выкладывать в этой же темке, или лучше новую открыть?
Пепловей: BRITVA пишет: цитатаИзвините, а можно вопрос: продолжение выкладывать в этой же темке, или лучше новую открыть? Так давайте здесь же, конечно.)
Stupid Girl: всё ещё смиренно ждём проды
BRITVA: Stupid Girl Продолжение задержалось, потому что проходило последнюю вычитку у беты. Зато как здорово знать, что его ждут.
BRITVA: - Профессор Дамблдор просил тебя зайти, - сообщил мне на бегу какой-то гриффиндорский третьекурсник. Значит, тела нашли. Это единственное, о чём я мог думать, меряя шагами бесконечные переходы и лестничные марши. Я нащупал в кармане кольцо Морфина и, напустив на себя спокойную уверенность, постучал в кабинет декана Гриффиндора. - Можно войти, сэр? - Да, здравствуй, Том, заходи, - начал рыжебородый колдун в мантии игриво-бирюзового цвета. Я хотел сказать, мой персональный рыжебородый кошмар. Его кабинет, как обычно, был наполнен множеством таинственных звуков и запахов. Неизвестные приборы и механизмы пыхтели, вращались и плевались разноцветным паром. - Доброе утро, профессор. Вы меня искали? - Да. Присаживайся, будешь чай? Не дожидаясь ответа, он дотронулся палочкой до стола, и на полированной глади появилась изящная чашка с голубым ободком. - Нет, спасибо. Я предпочитаю кофе, - я наколдовал собственную чашку. – Не хочу показаться невежливым, сэр, но я префект, а сегодня выпускной бал, и у меня столько обязанностей… - Конечно, - голубые глаза хитро сверкнули. – Но в крайнем случае ты можешь воспользоваться хроноворотом. Ты ведь ещё не сдал его, верно? Думаю, профессор Слагхорн не стал бы возражать. Уверяю, если мы и задержимся после полудня, то очень ненадолго. Ублюдок. Его обычная тактика – с первых минут ткнуть меня носом в то, что он видит меня насквозь. Интересно, какая из картин проболталась? Ладно, подождём - признаться в нарушении правил пользования хроноворотом я всегда успею. Я молча прихлёбывал кофе, горячий и горький, не выказывая никакого интереса к тому, зачем же он меня позвал, и обдумывал, какими домыслами обставила моё странное поведение в Большом зале эта шотландская ябеда. Со стороны мы, наверное, были похожи на двух скорпионов, готовящихся к атаке. - Ты уверен, что ничего не хочешь сказать мне? Началось. - Я хотел бы извиниться, сэр. Правда, это больше касается Минервы МакГонагалл и, пожалуй, профессора Слагхорна, но всё же. Вчера вечером … - я сделал тщательно отмеренную паузу и стыдливо опустил глаза, – я был немного не в себе, если можно так сказать. Я понимаю, что мой поступок недопустим для студента и в особенности префекта. Мне нечего сказать в своё оправдание. За полукружиями очков метнулась тень разочарования. Интересно, ему было нужно моё запирательство или драная кошка действительно не успела проболтаться? - Так уж и нечего? – он неожиданно по-дружески подмигнул мне. – Если хочешь знать, когда я сам сдал ТРИТОНы… - полоумный профессор трансфигурации пустился в воспоминания столетней давности о своих шалостях. А я сидел, обмирая от страха, изо всех сил старался улыбаться в нужных местах, и искал в его побасёнках скрытый смысл. Как обычно, безуспешно. - Кроме того, не попасться едва ли не важнее, чем не нарушить правила. Ты ведь так считаешь? – вдруг спросил он. – А мы вчера вечером играли в кегли, - закончил мой мучитель непринуждённым, почти светским тоном. - Простите, сэр, но я не совсем понимаю, о чём вы говорите. - Всего лишь о том, что всегда лучше простить виноватого, чем наказать невиновного. Ты согласен? Я лихорадочно соображал, имеет он в виду Хагрида или Морфина. Или обоих сразу. В этом проклятом кабинете хладнокровный и самоуверенный Лорд Вольдеморт испарялся, уступая место одиннадцатилетнему мальчишке, дрожащему у пылающего шкафа в сиротском приюте. - Я думаю, что стоит принять все меры, чтобы изобличить и наказать виновного. Принципиальнейший Том Реддль. - Изобличить и наказать, - задумчиво повторил Дамблдор и сделал глоток душистого чая. – Иногда простить и дать шанс гораздо действеннее. Жестокость, возведённая в принцип, всегда оборачивается против того, кто ей следует. - Наказывать одних и прощать других? Это будет несправедливо. Как выбрать? Сколько бы я ни пытался его понять, Дамблдору каждый раз удавалось обвести меня вокруг пальца. В такие минуты я ненавидел его особенно сильно. Куда он клонит? Что, если я признаюсь, мне простят три убийства? Что он отмажет меня от дементоров, если я обольюсь покаянными слезами и принесу клятву верности? Бред.
BRITVA: - А это должно подсказать сердце, Том, - он пригладил бороду. - Скажи, ты хотел бы встретиться со своей семьёй? Дешёвая подначка. Неужели он действительно ждёт, что я изумлённо воскликну: «Они же умерли?!» - Нет, сэр. Теперь уже нет. - Теперь? - Да. Раньше, давно, ещё до Хогварца, я часто думал о том, как найду своего отца. Вернее, он найдёт меня. Но у него были дела поважнее, а сейчас… Сейчас нам нечего сказать друг другу. - Ты не можешь простить, что он отказался от тебя? Ах, какой у него при этом был мудрый и понимающий взгляд! Если бы это говорил не Дамблдор, я мог бы и растрогаться. - Не знаю, сэр. Я всю жизнь прожил без родителей, и уже поздно что-то менять. Кроме того, он маггл, у него своя жизнь, и я не представляю, что у нас может быть общего. Да, порядочный человек так не поступил бы, но его поздно перевоспитывать. - Поставь себя на его место. Не так легко смириться с, прости, нежеланным ребёнком от женщины, которая поработила твою волю. Нужно время и благородное сердце, чтобы принять всё, как есть. И открыть душу для родного человека. Лорд Мерлин и леди Моргана! Этот старый маразматик вообще соображает, что несёт?! Я должен кинуться в объятия магглу, который восемнадцать лет уповал на то, что я не родился или умер где-нибудь от голода и холода?! Право, василиска я расцелую гораздо охотнее. Он хотя бы честное чудовище. - Простите, сэр, но я не вижу в этом смысла. - Смысла? Ты не видишь смысла в том, чтобы иметь семью? Он презирал меня. Со всем дружелюбием, на какое только был способен. - Я не думаю, что его невольное участие в моём появлении на свет делает нас близкими людьми. А если, по-вашему, иметь семью так важно, то почему никто и никогда не слышал о миссис Дамблдор? Когда вы в последний раз разговаривали со своим братом, профессор? Кажется, удар попал в цель. Его липовая сердечность дрогнула. Под маской обычной безмятежности показалась усталость и, будь я проклят, сожаление. - Пожалуй, я действительно не вправе давать тебе советы. Ты ведь это хочешь сказать? Верно. А ещё то, что я сыт по горло этим фарсовым чаепитием. Что, если он подозревает меня, то хватит играть в кошки-мышки. - Я хочу сказать, что это моё дело и я не желаю его видеть. Жили мы друг без друга восемнадцать лет и дальше проживём. И тут до меня дошло, как бездарно я попался. Сам подтвердил это аккуратно вплетённое в доброжелательный вздор «нежеланный ребёнок… женщины, поработившей сознание… ». Я знал слишком много для человека, которому наплевать. У меня был мотив. Руки невыносимо чесались расквасить его крючковатый нос, но я мог только беззвучно скрежетать зубами. - Я понимаю. Но мне хочется надеяться, Том, что ты изменишь своё мнение. Или хотя бы пожалеешь о нём, когда уже ничего нельзя будет исправить. - Что вы имеете в виду? - Лишь то, что время уходит. И самые простые вещи могут совсем скоро оказаться недостижимыми. - И все мы смертны? Я не должен избегать столь очевидных намёков. Не должен. Он догадается. Вернее, он давно догадался. - Не только. Смерть – далеко не самое худшее. - Да? А что может быть хуже смерти, профессор? - Боюсь, что я не смогу тебе этого объяснить. Можно получить высший балл за ТРИТОН, но так и не понять, что жить среди страха и ненависти много хуже, чем умереть. Что для мудрого человека смерть всего лишь переход в новое состояние, и встретить её нужно с лёгким сердцем. - Послушайте, если я умру, у меня уже не будет никакой жизни. Даже самой ужасной и бессмысленной. Я предпочитаю жить. Пока я жив - есть шанс что-то изменить. Чего-то добиться. - Любой ценой? – голос Дамблдора вдруг утратил всякое подобие мягкости. - Которую сочту разумной. - И насколько далеко ты готов зайти? - расплывчатое выражение радушия окончательно растаяло за стеклами-полумесяцами. Я опять оказался в заботливо расставленной ловушке. Он прекрасно знал, как далеко я готов зайти. Как далеко я уже зашёл. Будь он проклят вместе с его проницательностью и душеспасительными бреднями. Поздно. Спасать уже нечего. Я молчал, нацепив маску вежливого, но отстранённого внимания. Меня это не касается. - Я всего лишь отказался от встречи с отцом, который никогда не интересовался мной. Это что, преступление? - Отказался? Что ты хочешь этим сказать? - На рождественские каникулы я был в приюте и встречался с одним детективом… Спин… Спик… - начал я, тщательно полируя ничего не значащие округлые фразы. Он, без сомнения, уже знает о детективе, и надо быть осторожнее. - И что же? – Дамблдор так и не подсказал мне фамилию Спикернелла, но по какому-то неуловимому движению мышц или даже колыханию воздуха я понял, что не ошибся относительно того, что он знает про детектива.
BRITVA: - Он сказал, что нашёл моего отца, и предложил мне потребовать от него денег. Я отказался. Вот и всё. - Ты отказался весьма необычным способом. - Не понимаю, о чём вы, - я сердито передёрнул плечами, как человек, чьей откровенностью пренебрегли. – В нашем приюте зафиксировали неправомочное волшебство? Дамблдор покачал головой: - Мы оба хорошо знаем, Том, что даже в одиннадцать лет у тебя неплохо получалось манипулировать сознанием. Особенно людей недалёких, - это прозвучало слишком многозначительно. Морфин? Не может быть. Блефуете, профессор. - Он действительно показался мне недалёким, а кроме того, бесчестным и жадным. И мне бы очень не хотелось, чтобы даже в мире магглов перетряхивали грязное бельё моих родителей. Но я ничего не делал. Я пользовался этой фразой так часто, что впору брать её девизом моего детства и юности. Дамблдор не сводил с меня сверлящего, пристального взгляда: - А если бы ты узнал, что твой отец умер? - Это не стало бы для меня ударом, если честно. Невозможно потерять того, кого никогда не знал. Мне было бы жаль его, как любого человека. Но что вы хотите этим сказать? - То, что сказал. Вчера вечером Тома Реддля-старшего нашли мёртвым в его собственном доме. И его родителей – твоих бабушку и дедушку, - веско произнёс он. Я красноречиво опустил глаза, словно мне нужно было пережить это известие в одиночестве. Растерянный, печальный и притихший Том Реддль. - Не думаю, что этот тип – Спикернелл - способен на такое, - наконец ответил я, как будто сглатывая несуществующую горечь. - Да и зачем ему это, ведь мертвых нельзя шантажировать. Или он их ограбил? – я нанизывал одну нелепую догадку на другую. – И вообще, если кто-то должен был сообщить мне об этом, то почему вы, а не профессор Слагхорн и не директор Диппет? - Потому что я только что вернулся из аврората, - забавный, безобидный старикан исчез без следа. Победитель Гриндельвальда, грозный и могущественный, излучал невиданную, властную силу, о которой я все эти годы лишь подозревал. - Аврората? – у меня перехватило дыхание. – Разве дело расследует не маггловская полиция? Это сделал колдун? - Без сомнения. Авроры обнаружили орудие убийства. Он не сдвинулся с места, но мне казалось, будто надо мной нависла грозовая туча. - А убийца? Его поймали? - Кое-кто уже сознался, - он сказал это таким тоном, что я понял: логичнейший профессор Дамблдор ни на минуту не поверил, что этот кое-кто действительно виновен. - И кто же? - Морфин Гаунт. Он жил в той же деревне. - Но что они ему сделали?! – я вложил в изумление всю свою фальшивую искренность, уповая на музу лжецов. - В том-то и дело, что Морфин уже попадал в Азкабан за нападение на твоего отца. Поэтому его признания и освидетельствования палочки будет вполне достаточно для обвинительного приговора. Но кое-что не даёт мне покоя. Во-первых, садовник Реддлей видел на крыльце мальчика-подростка. Морфин, конечно, не старый человек, но уж подростком его никак не назовешь. Мне в живот как будто влепилось что-то очень тяжёлое, и стало нечем дышать. Внутри всё оборвалось: я раскрыт. Садовник опознает меня. Я сгнию в Азкабане из-за поганого маггла и собственной глупости. Несколько бесконечных секунд я ощущал, что говорить больше не в состоянии, пока, наконец, не сообразил, что видеть меня могли только со спины и издалека. - Оборотное зелье? Должен же я был сказать хоть что-нибудь. - Не исключено. Но зачем Морфину пользоваться оборотным зельем, если он так легко и охотно признался? Дознаватель сказала, что он практически гордится своим поступком. Во-вторых, палочка Морфина. Довольно интересный набор заклинаний, особенно последнее. Очень сложная комбинация для модификации памяти. Как ты думаешь, что это могло бы значить? - Ну, я, пожалуй, предположил бы, что он модифицировал память этого маггла, садовника, и заставил его поверить в то, что тот видел какого-то паренька.
BRITVA: Интересно, чувствует ли он, как плотно сжаты в замок мои руки под столом? - И опять я согласился бы с тобой, если бы Морфин отрицал свою вину. Но он рассказал всё в мельчайших подробностях, как только появились авроры. Кроме того, я убеждён, что ему не под силу такие штуки. Он никогда не учился магии. Он неторопливо, изящно и непринуждённо загонял меня в угол. Я никогда ещё не ненавидел его так сильно. - А Непростительное проклятие ему под силу? - Не уверен. Но, естественно, никто не будет проверять. А что ты делал вчера вечером? - Вы подозреваете меня, профессор?! – разъярённо выплюнул я, даже не пытаясь сдержать вспышку неприязни. - По крайней мере, тебе точно под силу непростительные проклятия. Вот оно. Леденящее ощущение непредсказуемой опасности обрело форму. Он обвинял меня в убийстве. Я замер, считая, сколько раз качнётся серебряный маятник какого-то странного сияющего хронометра, и свыкаясь с чувством, что он только что переступил невидимую грань, отделявшую ненавистного учителя от смертельного врага. Он объявил мне войну. Холодная, спокойная ярость Лорда Вольдеморта вытеснила страх разоблачения. Я впился взглядом в мерно покачивающийся витой отрезок белого металла, чья вина состояла лишь в том, что он принадлежал Дамблдору. Моя ненависть сузилась до невидимого острия. Маятник неуверенно дёрнулся и замер. В механических внутренностях хронометра полопались пружины, а у меня в голове всё вдруг встало на место. Лорд Вольдеморт принял вызов. Я был собран и решителен, как никогда. - Вам не кажется, что это уже слишком? Послушайте, мне не интересно, кого там видел какой-то садовник и видел ли вообще. Может, у Реддлей есть дальний родственник или к ним заходил коммивояжёр. Благодарю за чрезвычайно лестную оценку моих способностей, только я здесь ни при чём. Я был на Чёрном озере вместе с Ноттом и Флинтом. Ещё с нами были Лора Макнейр и Алиса Элдридж. Можете спросить у них. «Можете спросить у них» я говорил почти так же часто, как «Я ничего не делал». До сих пор это помогало. - О каком из Томов Реддлей ты говоришь? Сколько их было вчера вечером, вооруженных хроноворотом? Мне захотелось заорать, что я не желал им смерти. Что он ничего не докажет. Но я молчал, глядя на своё отражение в полукруглой серебряной плоскости мёртвого хронометра. Оно было белым, словно из матового стекла. - Хотите проверить мою палочку? – я, уже не скрывая отвращения к нему, почти бросил её на стол. - Не думаю, что ты бы этого не предусмотрел, - просто сказал он, даже не взглянув на палочку. - Послушайте, Дамблдор, - я намеренно не добавил «сэр» или «профессор». – Если у вас есть что-нибудь поубедительнее, чем желание упрятать меня в Азкабан, то сделайте официальное заявление. И если меня не признают виновным в убийстве, вы ответите за оговор. Я страшно раскаиваюсь, что когда-то в детстве украл губную гармошку, но это не повод всю жизнь оскорблять меня как вздумается. Всего доброго, – я поднялся так резко, что стол пошатнулся и чашки грустно задребезжали. Он больше не сможет мне помешать, будь он хоть трижды победитель Гриндельвальда. Хронометр остановился. Слишком поздно. - До свидания, Том, - Дамблдор разочарованно покачал головой. В его голосе не было ни злости, ни раздражения. Только грусть и жалость. Внезапно он показался мне очень старым, почти дряхлым. Морщины особенно резко обозначились на лице декана Гриффиндора. Моего бывшего профессора трансфигурации. Часы показывали без двадцати минут полдень. Он, как всегда, раскрыл меня играючи, но ничего не мог сделать. Наша очередная ничья. Моё привычное «не доказано».
assidi: Наконец-то дождались! Мне очень понравилось, как Волдеморт описан. И его поединок с Дамблдором. Вот интересно - знал ли Дамблдор, что Морфин Тому родственник? И не выдал ли себя Том, когда не стал спрашивать, кто такой Морфин, как будто его давно знает?
BRITVA: assidi Спасибо. Наверно всё-таки знал, или хотя бы догадывался. Шестая книга точного ответа не даёт. Дамблдор, упомянув Мофина назвал его прежде всего соседом Реддлей (жил в той же деревне). Самым логичным для человека, который узнал об убийстве в котором подозревают кого-то из соседей убитого предположить соответственно бытовую ссору, а не многоходовую вендетту. И если Том игрет в то, что никогда не был в Малом Висельтоне ему нет смысла интересоваться, что за сосед. Они для него все одинаковы. Логичнее интересоваться "за что". Тому как раз опасно было выказывать интерес к имени Морфина. А выдавал себя он по разговору много чем, так и было задумано.
полная версия страницы