Форум » Библиотека-1 » "Под веткой сирени", джен, мини » Ответить
"Под веткой сирени", джен, мини
alleanza: Название: "Под веткой сирени" Автор: alleanza Бета: ddodo Категория: джен Рейтинг: PG Дисклеймер: characters, names, and all related indicia are trademarks of J.K. Rowling
Ответов - 11
alleanza: Старушечьи руки давят на клавиши. Слуги каждый день протирают пианино, а она каждый день на нем играет. Желтая кожа обтягивает пальцы, на правой руке кольцо. Почти совсем слепая, она играет, не заглядывая в ноты. Но иногда механическая память подводит, музыка срывается в фальшь, и муж недовольно морщит одутловатое лицо, но ничего не говорит, потому что знает — она почти слепая. Иногда ей читает сын, иногда муж, но у него ужасный акцент, и он почти не умеет читать по-немецки, а она так любит слушать чистую немецкую речь. Это напоминает ей детство в Дрездене. И то, как они познакомились. Тогда ей нравилось, как он говорит по-немецки: немного коверкая слова, рассеянно улыбаясь, будто извиняясь за свою нелепую речь. Они целовались под белой сиренью — сын сто раз слышал эту историю, но каждый раз вежливо выслушивает заново. А еще они танцевали босиком на бортике фонтана, и камень был совсем не холодный, только мокрый и скользкий. Они упали в воду, и мама долго ругала ее за испорченное новое платье. А потом Мари рассмеялась, стала целовать маму и повторять: «Мам, я замуж выхожу, представляешь? Я в Англию уезжаю, мам». — Ну ладно тебе, сколько можно? — величаво произносит Чарльз и треплет жену по седым волосам, из которых вываливаются шпильки. И сыну видно, что отец доволен, хоть и не улыбается. — Хорошо, что ты вернулся, сынок, — говорит мама, не поворачивая головы. Том пытается улыбнуться. Последние годы прошли как в тумане. Кто-то еще носит его фамилию. Женщина, в которую он бросил чашкой и велел убираться. Она заплакала и села на пол. Она гладила круглый живот и визгливо всхлипывала. И он не пожалел ее, сам не помнил, почему. Просто она была некрасива и выглядела больной. У нее была сероватая кожа, мышиного цвета волосы, слипшиеся, как крысиные хвосты, под глазами лежали темно-бордовые тени, щеки под скулами чуть вздуты. Он вдруг испугался, что может заразиться. Она постоянно гладила свой круглый, как пузырь, живот, и ладонь ее вздрагивала, словно кто-то уже толкался изнутри. А еще она совсем не умела играть на пианино, невкусно готовила, постоянно тянула его в постель, где облизывала, повизгивала, радостно и бездумно, трогала маленькими мокрыми ладошками. Она ушла. Прошло уже пятнадцать лет. Или шестнадцать? Он никак не мог вспомнить, только думал — как хорошо, что он ее тогда прогнал. Отец ходил по гостиной и зажигал свечи, освещая матери клавиши, хотя для нее это совсем не играло роли — будут свечи или нет. — Война, — весомо отпускал он, и Том вежливо умолкал. Даже если не говорил, а просто кашлял или вздыхал. Теперь отец пустится в рассуждения о том, верно ли поступает Черчилль, можно ли рассчитывать на то, что кончится голод и как долго немцы будут на востоке. Это Томас обычно не слушал. Он разглядывал дорогую обивку кресел, трогал поцарапанное дерево подлокотников, разглядывал чистые рояльные клавиши и тяжелые шторы. Всё такое родное, как он мог бросить всё это? Как он мог бросить маму, отца? Он ведь даже собирался пойти на фронт. Что это были за глупые мысли… — Тщ, стучат, слышите? Это мама. Ей вечно кажется, что кто-нибудь стучит, но все из вежливости умолкают, чтобы не выставлять старуху совсем сумасшедшей. — Хм, — нахохлился отец, — а ведь действительно стучат. Я пойду открою. А ты продолжай играть, дорогая, продолжай играть. Ты так великолепно играешь. Мари улыбается слепыми глазами и снова ставит пальцы на чистые клавиши. Отец неоднократно намекал Тому, что мама сошла с ума, но в это как-то не хотелось верить. У нее совершенно неосмысленная улыбка, но не хуже, чем у его прошлой жены. А ведь она совсем не казалась ему сумасшедшей. Она казалась самой прекрасной женщиной на земле, и он рассказывал ей, как познакомились его родители, как они целовались под белой пахучей сиренью, а она слушала и смеялась, хотя ничего не понимала. Прихрамывающий шаг отца. Сейчас он подбоченится, гордо выпятит грудь — совсем как в молодости — и важно спросит: — Кто там в такую погоду? На улице действительно страшный дождь. Ему что-то отвечают — отсюда неслышно, зато слышен поворот замка. И усилившийся шум дождя, пока дверь остается открытой, пропуская гостя. Чей-то шепот. Теперь две пары шагов на лестнице. — Господа, к нам гость. У гостя насмерть перепуганные черные глаза, мокрые волосы, белое красивое лицо. Он кутается в мокрый плащ, от которого уже начинает идти пар. Гость мелко дрожит. — Детка, что же ты дрожишь? — говорит мать, хотя она не может видеть гостя, и тянет руку в другую сторону от него, желая погладить по рукаву. – На улице холодно, да? И ветер, да? Вот и электричество отключили… Дорогой, а кто это к нам? Мальчик поворачивается к Томасу. Это всё равно, что посмотреть в зеркало. Мужчина каменеет, ворочает языком во рту, закрывает глаза, открывает. — Это твой сын, Томас? — строго спрашивает отец. — Сын? — удивленно переспрашивает мама. — Дорогой, я не… — Да тут и дураку видно! — крякает старик, не смущаясь того, что старухе не может быть видно. — Они же как две капли воды… Сын, да? — Да, — отвечает вместо отца гость, не спуская с него взгляд. — Я его сын. Томас поднимает глаза. — И зачем ты пришел? Мальчишка быстро переводит взгляд от старика к отцу. — Мне нужны деньги. — Денег не дадим, — авторитетно произносит Риддл-старший точно таким тоном, каким он любит произносить «война». — Ишь, проходимец выискался! Сколько лет тебя не было. Небось в тюрьме сидел или… — Я учился, — голос «проходимца» давит, как поток воды на дамбу. — Учился он… — ворчит его дед. — Мне нужны деньги. — Денег не дадим. Но накормить можем. Хотя лучше катился бы ты… — Моя мать, — теперь мальчик обращается к отцу, — Меропа Гонт, умерла при родах. Потому что ты ее выгнал. — Я ее не выгонял, — ложь — это первое, что пришло в голову Томасу. Юноша дышит хрипло, как больной. Быстро убирает со лба мокрые волосы и достает из рукава тонкий прут. — Это еще что за… — Чарльз, как ты выражаешься при ребенке, — бесцветно говорит Мари. — Не слушай его, детка, не слушай. — Авада Ке… — Да что ты себе возомнил! Сейчас же убери! — Авада Кедавра, — слабым, срывающимся на кашель шепотом. Из палочки посыпались светло-серебристые искорки. — Убирайся отсюда по добру, по здорову! — клокочет Чарльз, потрясая крупными руками. — Авада Кедавра! – высоким голосом кричит парень. Теперь нет даже искорок, вся сила уходит на громкий звук. Это только кажется, что чем громче кричишь, тем эффективнее. И если от кончика палочки отделяется светло-зеленая дуга – это еще тоже ничего не значит. Фонарик фонариком. В слизеринских гостиных закрытые подсвечники иногда накрывают тонкой зеленой тканью и называют такие посиделки «Под солнцем Авады». Потом рассказывают всякие страшные истории… — Я сказал… Мальчишка поворачивается к отцу. «Ты, ты во всем виноват!» Снизу поднимается что-то горячее и скользкое, разворачивается, как огромный дождевой червь на асфальте. — Авада Кедавра! Он никогда не думал, что луч этого заклятия такой яркий, и что звук от него способен задуть свечи. Кажется, этот свет видит даже слепая старуха, потому что она отворачивается и закрывает лицо морщинистой рукой с кольцом. Один есть. Отец. На него набралось и смелости, и злости, и безысходности. Нужны деньги, очень нужны. Томас сползает с кресла, его ноги нелепо подгибаются, а руки так и остаются лежать на кресле. Старик каменеет, и в этот момент его лицо делается настолько глупым, что юноша начинает раздражаться. Он смотрит на это лицо, сопит, замечает каждую пору, каждую морщинку, открытый рот с желтыми и золотыми зубами. «Денег не дадим», «проходимец». Главное, посильнее разозлиться. На что угодно — да вот хотя бы на эту тросточку у него в руке. Он выглядит так глупо, когда напуган. Принцип схвачен. Нужно просто…просто чтобы внутри тебя развернулся дождевой червяк. — Авада Кедавра! Теперь вспышка не ослепляет, но Том все равно не успевает увидеть, куда проходит зеленый свет — в голову, в грудь или просто накрывает тело целиком. Мальчик дышит тяжело и с хрипами. Старуха сидит за роялем. Руки лежат на клавишах. Она смотрит мимо Тома. Она не напугана, не собирается плакать, она редко моргает. Видно, совсем сумасшедшая. Руки у волшебника дрожат, нижняя губа трясется, с волос капает на плечи, на твердый драп прохудившегося пальто. Совсем чуть-чуть осталось. — Иди сюда, — говорит она и вытягивает перед собой руки. Том подходит, и она обнимает его за талию сухими костлявыми руками, утыкается лицом ему в живот, и очки съезжают на лоб, больно вдавливаются. Том перекладывает палочку в левую руку. Она не так дрожит. Оказывается, Авада зеленая. Кто бы знал. — Потуши свечи, когда будешь уходить, детка… — Потушу, бабушка. Потушу.
f # min: Хорошая тема, интересный ракурс, их редко берут, это всегда приятно. Стиль живой. Вообще, впечатление хорошее очень осталось.
Malice Crash: Респект автору.
Элвайза: alleanza Очень интересная тема. Отличный стиль. И Том такой... живой.
alleanza: Спасибо вам большое ) Это мой дебют тут :)
Moura: alleanza И дебют удался... более, более чем. Потрясающий фик. Очень интересный взгляд на эту сюжетную линию, стиль замечательный, живой, и персонажи получились реальные, такие, в которых можно поверить - мол, все именно так и было. Сильный фик, запоминающийся.
DashAngel: alleanza пишет: — Потуши свечи, когда будешь уходить, детка… — Потушу, бабушка. Потушу. Ой... Спасибо, очень понравилось...
10баллов сГрифиндора: уже читал рассказы на подобные темы, но это написано лучше. Мне понравилось, что Авада у Тома с первого раза не получается. Не знаю, почему - просто понравилось. А то обычно его пишут таким терминатором, даже в детстве... Я только не понял, почему у рассказа такое название?
Gold: alleanza Очень понравилось! Раньше рассказов о Риддлах не читала - тем более впечатлилась. Респект автору
Chlo: Очень живо написано. Идея замечательная. alleanza пишет: Нужно просто…просто чтобы внутри тебя развернулся дождевой червяк. Вот так, говорят наследник Слизерина, змеинная сущность, а на самом деле дождевой червяк.
alleanza: 10баллов сГрифиндора это действительно очень долго объяснять данный параллелизм. Тут скорее на интуиции - почувствовали или не почувствовали, честное слово, никогда не умела подбирать названия рассказам. Chlo, ну, уж дождевым червяком я бы его не назвала. Мало ли, с чем он ассоциирует гнев в свои 15, дальше может быть больше.
полная версия страницы