Форум » Архив "Весёлые старты" 2008 9-12 » Вне конкурса. "Век милосердия", AD/SS, R, slash, UST, dark, минифик » Ответить

Вне конкурса. "Век милосердия", AD/SS, R, slash, UST, dark, минифик

Команда Дамблдора: Внеконкурсный фик Команды Дамблдора Название: Век милосердия Автор: Galadriel Пейринг: AD/SS slash, UST Рейтинг: R Жанр: dark. страшная паучья сказка)) Дисклеймер: Мир Гарри Поттера принадлежит Роулинг, Альбус Дамблдор принадлежит вечности, а наши фантазии принадлежат только нам. Текст ни имеет никакого отношения к братьям Вайнерам, просто так получилось)) Предупреждения: AU (отклонения от канона как в фактах, так и в их трактовке), "плохой" Снейп, стилизация, смерть персонажей, анти-хэппиэнд. Кто предупрежден, тот вооружен! ))

Ответов - 45, стр: 1 2 All

Команда Дамблдора: В кратчайшее время ангел был разделен на тридцать частей, и каждый член этой дикой своры ухватил себе кусок отбежал в сторону, гонимый похотливой алчностью, и сожрал его. (Патрик Зюскинд «Парфюмер») Маленький паучок выползает из темного угла. Так он представлял себя, впервые попав в ярко освещенный, пугающе огромный и сверкающий Большой зал. «Маленький паучок», - дразнила его эта противная девчонка, сестра Лили. У нее были лягушачий рот и грязно-зеленые глаза навыкат, она действительно походила на недокормленную жабу. Но даже она сторонилась его. Зал пугал даже не своим размером – скорее блеском и светом. Посреди, на возвышении, сидел директор, сам такой же неколебимый и блистательный, какими бывают новогодние елки в мультфильмах (только не облезлые скелетики из его детства). И паучок жался по углам, словно боясь что-то запачкать. На самом деле – боясь попасть под этот пронизывающий взгляд голубых глаз, искристый, как молния. Столь же опасный. Тогда он не знал его, совсем не знал. Он читал о директоре, это имя упоминалось во многих научных работах и просто газетах. Неизменно – с эпитетом «блистательный». «Блистательный юноша посвятил свою жизнь развитию магической науки». «Маг из Англии одержал блистательную победу над Гриндельвальдом». Паучок читал, оставляя на хрупких страницах старых газет сальные пятна от пальцев, читал и морщился. Осознавая, что каких бы высот он ни достиг в магии, его никогда не назовут «блистательным», он для этого слишком черен. Так говорили все, и сам он, видя свое настороженное отражение в зеркале, кривил тонкогубый рот, представляя, что прячет ядовитые клыки. Про него, как и про молодого Тома Риддла, говорили, что он «пугает других детей». Он был бы горд, если бы узнал об этом. (Но он так никогда и не узнал, как не догадался и о другом сходстве, определившем его судьбу. Автор прикусывает язык. Все в свое время). После первых уроков трансфигурации паучок понял, что на самом деле не знал о своем директоре ничего. Блистательность оказалась вовсе не пышной, подавляющей яркостью барокко, а скорее – дешевым ярмарочным калейдоскопом, который можно приставить к глазу и крутить, пока все не пойдет цветными пятнами. Директор был слишком шумным для фигуры с пьедестала, слишком озорным – неестественно, как никогда не бывают озорны настоящие дети. Вечно хмурому, нелюдимому паучку это было в новинку: ему самому даже в одиннадцать лет не приходило в голову почти бегом бегать по школьному коридору с урока на урок, взмахивая полами непомерно широкой мантии. Впрочем, мантию он усвоил потом, якобы с тем, чтобы она скрывала его практически болезненную худобу, а на самом деле – чтобы спрятаться в этих метрах черной ткани, как в центре собственной паутины. «Блистательный» директор мурлыкал на уроках хиты тридцатилетней давности, задавал дурацкие вопросы на контрольных, не замечал беспорядков в классе. Больше всего он напоминал веселого майского шмеля, то и дело с шумом проносящегося мимо них по коридору. И при этом оставался блистательным. Книжному паучку хватило ума, чтобы понять это – и пока его одноклассники еще обсуждали манеру «этого выскочки» вести уроки, взялся за учебу всерьез. Это было единственным, в чем он ощущал себя на достаточной высоте. И грязные волосы и поношенная мантия не имели здесь значения. Как это ни странно, его заметили. Раз за разом, ловя на себе чуть более внимательный взгляд директора после полного и правильного ответа, он чувствовал, как внутри все сжимается. В ожидании. В напряжении. Но ему даже не приходило в голову, что он может выпустить клыки. Директор-шмель заговаривал с ним все чаще, все больше уклоняясь от учебных тем. Паучку было странно, он не привык к тому, что кто-то интересуется его персоной просто так, но не мог различить здесь подвоха. - Почему ты не говоришь со мной? – раз за разом спрашивал его шмель, натыкаясь, чуть ли не ударяясь об него в коридорах. – Ты так прекрасно пишешь, у тебя отличная голова, почему ты никогда не говоришь? «Не говорижж, молчижж, молчижж», - жужжало у него в голове. Паучок кусал губы и молчал. Почерк выдавал очень мало, бумага, в отличие от него, не краснела, и, в конце концов, он не видел, как читают его работы. Но когда ему приходилось говорить в классе, все было иначе: он спиной ощущал скользящие взгляды – по его поношенной мантии, грязным волосам, нервно сжатым рукам. И чем больше смотрели окружающие, тем больше он был уверен в этом сам. Сжимающие парту кончики тонких пальцев и впрямь напоминали паучьи. Но шмель не замечал этого. Никогда не замечал. Прикасался. Невзначай хлопал по плечу, касался руки, передавая листок. И паучок поначалу вздрагивал от этого неожиданного ощущения чужого тепла, а потом начал привыкать. Впервые в жизни он робко, осторожно попробовал выступить из темного уголка, а не просто поднимать глаза и щуриться на яркий свет в Большом зале. Он начал с самостоятельного проекта по трансфигурации, и директор посвящал ему, казалось, куда больше времени и сил, чем другие учителя своим дипломантам. Тогда он впервые увидел шмеля усталым. С поникшими крылышками, поблекшим золотым сиянием. И эта мгновенная слабость блистательного директора поразила его в самое сердце. Заканчивая школу, он знал, что о нем не забудут. Пусть он не будет первым учеником, пусть не получит отличий. Но все-таки хотя бы для одного человека он является особенным, и это не капризная девчонка, которая ведется на дешевые уловки. Spinner’s end, куда он вернулся совсем ненадолго, прежде чем присоединиться окончательно к Жрецам смерти, так и не успел стать настоящим домом, логовом. Он решил отказаться от своей сути и никогда больше не возвращаться в паучий тупичок. Теперь ему казалось, что он может выйти из темноты на свет. Сделать, наконец, полный шаг, а не мелкие семенящие движения туда-сюда. Решиться. Но свет оказался слишком ярким, и уже не было возможности вернуться в спасительный темный угол, снова стать нелюдимым, незаметным паучком. Впервые решившись испробовать свой яд, паук был ошеломлен и сломлен произведенным эффектом. Капли этого яда, будто из рваной раны над разрушенным домом, стекали на него из всех газет. Ему стало казаться, что он действительно видит в зеркале клыки, отвратительную жадную пасть насекомого. Впервые он понял, что не способен удержать контроль над своей жизнью, и дело не в цене, а в грузе, который просто раздавит его. Пауку некуда было идти больше, в Spinner’s end еще жили родители. И он вернулся в школу. Ни на что не рассчитывая. Он знал, что люди ужаснутся его клыков, едва прикрытых бескровными губами, его тонких цепких пальцев, грязных черных одежд. Но его неудержимо влекло туда, где было шумнее и ярче, в веселое царство шмеля. Директор принял его и согласился выслушать. Само по себе это не было необычно – хоть он и казался слишком поглощенным собственной персоной, но слушал всегда и всех. И при этом почти не говорил сам, отделываясь одобрительным хмыканьем, недоговоренными, ничего не значащими фразами. За него говорили легкий взмах ярких крыльев, заботливо поданная чашка с чаем, мгновенное теплое прикосновение. Шмель не сказал: «Что же ты наделал, Северус?» Паук закончил свой рассказ и терпеливо ждал, чувствуя, как его сердце наполняется ядом. Внезапно комната наполнилась веселым жужжанием, будто в нее ворвался рой серебряных пчелок. Паук сжался в кресле, не зная, чего ждать дальше. А шмель думал о другом юноше, гораздо более ярком и талантливом, который много лет назад пришел к нему просить не пристанища – просить по праву заслуженного места – и получил отказ. Он всматривался и всматривался в паучьи черты, длинные пальцы, кривой тонкий рот, и ему казалось, что единственное спасение – полюбить этого мальчика, пока тот не натворил еще больших бед. Шмель улыбнулся. «Ошибки, ошибки, все мы ошибаемся, - прогудел он в голове у паучка. – Не бойся, не бойся, я помогу». Вслух шмель так и не сказал ничего. Так паук поселился в Хогвартсе. По привычке забился в мрачный угол, отказавшись от предложенных солнечных комнат. Свет теперь пугал его еще сильнее, и он невольно крался по углам. Шмель, веселясь, ловил его за этим занятием, внезапно перегораживал ему путь, а потом с гудением так же стремительно уносился прочь. Шмель потчевал его чуть не с ложечки, шмель носил ему маггловские сказки, шмель и слушать не хотел его жалобы на учеников. Паука тянуло к нему, как магнитом. Спрятавшись в центре своей паутины, куда не проникал ни звук из внешнего мира, он вытягивался на несвежих простынях и, обхватив свой член, грезил наяву. О веселом гудении в солнечный майский день, тепле чужой руки, сладком вкусе леденцов во рту. Горячее, мягкое, живое – и он кусал до крови костяшки пальцев, изнывая от желания впиться клыками в чужую плоть. И каждый раз при следующей встрече со шмелем испытывал горький стыд и пытался скрыться как можно скорее. Шмель отпускал его недалеко, но потом одним движением настигал, брал под локоть, волок пить чай. Почти никто не видел их вдвоем: рядом со сверкающим шмелем паук просто растворялся в тени. Лишь гудение шмеля отдавалось по коридорам – тихого шипения паука не было слышно. «Почему ты не говоришь со мной, не говорижж, не говорижж». «Прости, прости», - шептал паук. Шмель на мгновение стихал, отводил глаза, и становилось понятно, что тот читает все в паучьих воспоминаниях, будто ходит по дому, заросшему паутиной. «Милосерднее, надо быть милосерднее», - гудел шмель, и паук понимал, что снова прощен. Но чуть позже, когда ученики вновь доводили его до бешенства, он повторял это с отвращением. «Милоссердие», - зло шипел он, и зелья в колбах и ретортах портились от распыленного в воздухе яда. «Трахни меня, - яростно шептал он, вновь вытягиваясь на постели в заросшей паутиной комнате. – Приди и трахни меня!» Но шмель никогда не приходил, а его терпению не было предела. «Я принадлежу тебе душой и телом, - бесился про себя паук, - почему ты выбираешь только одно». Его невысказанные жалобы исчезали впустую, его яд был бессилен. Ни спровоцировать шмеля, ни вывести его из себя пауку так и не удалось. Годы шли, и паук не замечал, как нереализованные желания, непроизнесенные слова копятся в нем, ложатся слой за слоем в его памяти, загнивают. Ему снились странные сны, будто он бежит по пустым пыльным коридорам за золотой искоркой – летящим впереди шмелем, бежит изо всех сил и никак не может догнать. Шмель был на полшага ближе, чем все остальные люди, он уже давно пересек границу личного паучьего пространства. И паук, едва почувствовав колебание периферийных нитей, напряженно ждал, когда жертва запутается совсем. Но стоило ему самому сделать шаг навстречу – шмель поспешно улетал с тяжелым гудением, ссылался на дела в Визенгамоте, дела в Министерстве, встречи со старыми друзьями. Паук оставался ждать его в тихом бешенстве. Шмель возвращался, и они гуляли по красивейшим лесным тропинкам. Паук – всегда чуть позади, согнувшись, оглядываясь. Впрочем, их никто не видел. Они пили чай и смотрели из высокого окна на далекие снежные тучи. И каждый раз, за полночь выходя из директорского кабинета, паук уносил с собой воспоминания о легком прикосновении к руке, искренней улыбке, адресованной ему одному. Хрупкое сердце билось и болело, гоняя темную кровь, но внутри, в районе солнечного сплетения, было горячо. Он долго лежал без сна, не смея прикоснуться к себе, и чувствовал себя счастливым. А шмель тяжело падал на постель, закрывая глаза еще до того, как его голова касалась подушки. От слабости подрагивали руки, но он знал, что опять удачно скрыл это даже от настойчивого взгляда паука. Моральные силы за день подходили к концу, а паук пил из него больше, чем кто-либо другой, так что к вечеру он не был способен ни на какие эмоции. Но шмель был доволен тем, что выполнил свой долг, что не подвел. Годы шли, и паук забыл о своих сладких грезах. Забыл даже думать о том, как можно впиться в живое тело, наслаждаясь властью над чужой жизнью. Все это было похоронено под слоем пыли и паутины, которая нарастала с каждой пачкой контрольных работ, с каждой пробиркой бездарно сваренного зелья, с каждой бесцельной прогулкой по пустым коридорам – во сне и наяву. Ему только и оставалось, что вспоминать веселое гудение шмеля над майской поляной да изредка случайно встречаться с ним. Но собственная паутина затягивала его все глубже и глубже. Наверное, он мог бы выпутаться, если бы шмель снова стал его проводником по затхлым коридорам. Но у того сейчас были другие заботы: война поднималась, ширилась, задевая все больше и больше людей, и к шмелю со всех концов стекались жалобы, крики о помощи, угрозы, упреки и просьбы. «Милосердие», - напоминал он себе, прежде чем дать очередной ответ или вынести решение. Это требовало от него почти физических усилий. Паук прекрасно знал, что невысказанная просьба справедлива. Ему не подарили это пристанище, а дали взаймы, и пришло время отрабатывать долг. Но сама мысль об этом наполняла его горечью и злобой, и ученики, выходя из его класса, бежали на улицу, чтобы отдышаться: им было почему-то душно и мерзко под этими низкими сводами. А паук методично и аккуратно играл свою роль, забираясь все дальше и дальше в логово врага, перебегая по тонким ниточкам, затаиваясь в темных уголках. В этом ему не было равных. Он не сразу заметил, что перестал видеть в неизменных снах своего путеводного шмеля, а когда заметил, испытал горькое разочарование. Ему казалось, что его использовали втемную, над ним надругались, заманили в опасное место и оставили одного. Он раз за разом пытался поговорить со шмелем, но тот взял привычку ловко уклоняться от разговоров, и паук в пелене ярости не видел, что шмель избегает не только его. Просьба о помощи, когда помощь была так нужна ему самому, прозвучала почти кощунственно, но паук не посмел отказать. Он варил лечебные зелья, приходил каждый вечер, чтобы наложить повязку на руку, - и ежечасно наблюдал, как блекнет золотое сияние, как из шмеля утекает жизнь. Жертва, к которой он так и не притронулся, умирала у него на глазах. Разочарование, бессилие, злоба, горькая нежность сменяли друг друга, как в калейдоскопе. Осознавая, что он ничего не сможет поделать, лишь замедлить тягостный процесс, паук заставлял себя поверить в невероятное. «Ненавижу, - повторял он сквозь зубы, помешивая целебное зелье, - ненавижу». Повторял так долго, что начал верить в это сам. Он не мог видеть, как исчезает жизнерадостный пьяный шмель, слышать, как затихает вдали его гул. Он готов был бежать на край света, но не мог оставить шмеля даже не день. Зрелище умирающего шмеля, едва держащегося на ногах, едва способного вымолвить его имя, поразило паука в самое сердце. По сравнению с тем сверканием, с тем биением жизни, что он так хорошо запомнил с детских лет, это было отвратительно. Самое омерзительное зрелище, что ему приходилось видеть. Самые омерзительные слова, прозвучавшие еле слышно у него в голове. «Я был милосерден к тебе, - раздался тихий гул. – Помоги мне, помоги мне». Паук сжал зубы, почувствовав во рту горький привкус подкатившей желчи, сочащегося яда. И в это мгновение осознал, что есть единственный способ спасти ситуацию, не дать шмелю медленно истаять, оставив у него на руках лишь пустую оболочку. Иначе рухнуло бы все, во что он верил или заставлял себя верить. Пусть лучше шмель останется навсегда веселым и сверкающим, он запечатлит этот блеск одной вспышкой, как на колдографии. Это было паучьим милосердием: он сделал мгновенное движение и наконец вонзил клыки в свою обессиленную жертву. На парапет стекали зеленые капли яда, но для шмеля оказалось достаточно и одной. ------------ - Бедный Северус… - прошептал шмель, покачав головой. - Разве вы планировали со Снейпом свою смерть, вы хотели, чтобы он стал владельцем Старшей палочки? – недоверчиво спросил мальчик. Шмель-директор помедлил. Возможно, борясь с привычкой недосказывать. Возможно, борясь с гриффиндорским отвращением ко всякой лжи. - Да, таков был мой план, - признал он наконец. Мальчик прикусил губу, задумавшись, вспоминая безумные глаза и цепкую хватку паучьих лап, лужу темной крови на грязном полу. В метрике записали: «Альбус Северус». Но тот, первый Северус, так никогда и не узнал, что он все-таки побежден этим безграничным милосердием. -fin-

Selezneva: Жуть какая

valley: Какая штууууука! Шикарно!


Кендра: Ох, такой необычный фик...

Algine: Очень понравилось И плавный такой переход от имён и персонажей к каким-то абстрактным, но в то же время конкретным Шмелю и Пауку.

Сара Хагерзак: Отличный фик. Хотя на конкурс его, наверное, действительно не стоило. Но, ИМХО, Альбус раскрыт тут великолепно.

бурная вода: Потрясающе Прекрасный Альбус

Читерабоб: жууууть. написано шикарно, но явно не мое. не ангстер я

ikarushka: Это ахрененно!

Команда Дамблдора: Selezneva Читерабоб очень жаль, что напугала. Пожалуйста, читайте предупреждения! valley Кендра ikarushka Algine большое спасибо)) Сара Хагерзак бурная вода думаете, похоже?) очень -очень рада))

speranza: Кажется, мне еще никогда Дамблдор не был так симпатичен, как после прочтения этого фика. Очень понравилось. Спасибо!

Sever_Snape: Хорошо написано. Надо очень сильно не любить и совершенно не понимать Дамблдора, чтобы так написать. Но камень не бросишь, чувства автора мне вполне понятны. Цепляет, очень цепляет. И злит неимоверно. Короче, супер.

Команда Дамблдора: speranza правда симпатичен?) Очень рада, что нравится. Sever_Snape насчет понимания - не понимания - это же не исключительная авторская позиция по отношению к персонажу, это просто моделирование ситуации, вариации на тему канона. Имхо, возможна и такая точка зрения в том числе. В смысле, и эти отношения можно повернуть так, чтобы они стали для участников "адом и раем". Но вы, кажется, единственный, кто понял)) что автор безмерно сочувствует Снейпу, Снейпу, а не кому-то другому) И именно отсюда непонимание - потому что это как ни крути pov Снейпа) а не автора. Спасибо вам.

Sever_Snape: Команда Дамблдора Сочувствие Снейпу просто прошибает. И с POV все понятно, конечно. Дело тут, в принципе, не в объективности как таковой. А этические проблемы отношений СС и АД еще как затронуты. Про "непонимание" Дамблдора написал исключительно в эмоциях, мгновенно встав на его POV)). Хотя не могу сказать, что понимаю Дамблдора, местами мучительно не понимаю). Вообще, из прочитанных мною это единственный фик, который красиво протоптался по моим личным мозолям) Так что еще раз спасибо.

Selezneva: Команда Дамблдора пишет: очень жаль, что напугала. Пожалуйста, читайте предупреждения! Ну прям, напугали Все равно жуть, от безысходности.

Команда Дамблдора: Sever_Snape имхо, на самом деле Дамблдор тут, как и везде, впрочем, играет исключительно честно. Просто из него "тянут" все, Снейп в том числе. Отчасти как раз из-за непомерной широты его сердца, потому что он слишком для многих становится одной из центральных персон в системе мироздания, а сам при этом по большому счету ни в ком не нуждается. Но "тянущие" увлекаются, и получаются как раз такие ситуации: что он не оправдывает ожиданий)) С другой стороны, любому нормальному человеку, АД в том числе, такие ожидания обоснованно покажутся чрезмерными и нелепыми. У автора тоже личное, ага)) Selezneva так канон... ))

Sever_Snape: Команда Дамблдора Про "честную игру" в каноне могу сказать с позиции имхо, разумеется, что эта "игра" лежит несколько вне сферы этики априори, хотя есть искушение любые явления оценивать исключительно с точки зрения этики. Мне кажется, в этом основная проблема взаимоотношений АД с окружающими. Он сознательно не этичен с обычной точки зрения, потому что его бытие абсолютно, непробиваемо целевое. И между этикой и следованием цели он выбирает цель. А все ждут (требуют) от него этических поступков. Даже Снейп). Про широту сердца... тоже не скажу. Смотря в каком контексте. Я тут недавно пытался для себя выяснить, совершил ли АД хоть один поступок, доказывающий его декларируемую любовь не ко всему человечеству, а к конкретному человеку - при условии, чтоб это "проявление любви" никак не было связано с целью. Я долго думал, но ни одного такого поступка не нашел. Примитивный пример моего рассуждения: вот АД вступается за Трелони в 5 книге и не допускает ее выселения из замка. Какой этический поступок, да?) Но сразу вспоминается, что Трелони ему нельзя упускать из виду, она должна быть "под рукой". Просто исходя из целевых соображений, что она уже ДВАЖДЫ делала предсказания относительно ТЛ, и вполне возможно, сделает еще. И то, что АД ни в ком не нуждается вне цели, наверное, очевидно. Лично ему никто не нужен. Кстати, ведь тоже понятно, почему все так запущено) Я прошу прощения за такой бестолковый оффтоп и лучше закруглюсь)

Команда Дамблдора: Sever_Snape Под честной я имела в виду, что АД никогда и никому ничего не обещал - такого, чтобы не исполнил. Например, Гарри он не говорил "я всегда буду рядом, помогу, найду выход в любой ситуации" - но в то же время, когда погибает Блэк, кого винит Гарри первым делом - АД, который казался ему всесильным. И так далее, сплошь и рядом. А все ждут (требуют) от него этических поступков. Потому что проецируют на него свои собственные мотивы, я думаю. Но если бы Дамблдор следовал этике, никакую войну они бы не выиграли, пожалуй. совершил ли АД хоть один поступок, доказывающий его декларируемую любовь не ко всему человечеству, а к конкретному человеку - при условии, чтоб это "проявление любви" никак не было связано с целью. Поступков - пожалуй и нет, согласна. С другой стороны, он куда внимательнее, вежливей и мягче, чем большинство остальных персонажей. Эту-то внимательность герои и склонны принимать за особое к себе отношение и, соответственно, ждать от него каких-то особых поступков. А это просто его манера общения с людьми, и не более, похоже. Совсем не бестолковый, я только рада пообсуждать АД с вами, на самом деле, и очень ждала вашего мнения, если совсем честно)) Но как хотите, конечно)

Sever_Snape: Команда Дамблдора Полностью солидарен, что и войну бы этик не выиграл, и про то, что если под честностью понимать обещания - да, абсолютно честный АД получается. А внимательность и вежливость - это несколько иные, этически вторичные качества. И в самом деле навыки "культурного человека". Как он, например, с Ритой разговаривает, это ж блеск) в ответ на ее прямые наезды, между проч). А со Снейпом имхо АД попал, конечно. Потому что это была ключевая подручная фигура в планах. В цели. И с ключевой подручной фигурой пришлось вступать в гораздо более близкое взаимодействие, чем со всеми остальными, даже в более близкое, чем с Поттером (оно и понятно, почему). И мне кажется, АД был не очень-то готов к такой степени вынужденной, необходимой ему близости. Он, разумеется, Снейпу тоже ничего не обещал, однако ниточки натянул крепко-крепко, чтоб СС не сорвался. Строго говоря, личные отношения у АД есть только Снейпом, но со стороны Снейпа они гораздо более «личные», и у Снейпа имелись основания думать, что да, в иерархии АД он человек особенный – и это как бы дает право требовать к себе «особого отношения». А никакого «особого отношения» АД в силу своих общих установок дать ему не мог. Вот мне кажется оч хорошо в третьей книге видна разница «отношений». Снейп на протяжении всей книги активно навязывает Дамблдору свою тз, всячески пытается его «контролировать» и вообще истерично требует внимания к собственному мнению и к собственной убежденности. Причем он постоянно выходит из себя именно потому, что АД ни хрена его не слушает. Мало того, не слушает. В третьей книге АД ему сознательно лжет (при этом подсмеиваясь), и его нимало не заботит, что он Снейпа, мягко говоря, как человека обижает. АД весь внутри своих целей, и вопрос отношений со Снейпом его вообще не занимает. Я не приемлю тз, что СС - лучшее детище АД, что он красиво вел его к высоким понятиям и вообще менял к лучшему. Никуда он его не менял, а если и менял, то не изменил, имхо. Снейпа в этом тандеме действительно жаль. Я вообще думаю, что конечное понимание Снейпа: его грамотно и жестко «юзают в целях» было очень разрушительным с точки зрения общего мировоззрения СС. Его базовое недоверие к миру укрепилось, превратившись в апофеоз. В разных дискуссиях встречал, что поведение Снейпа в 7 книге, особенно в конце, несколько алогично, если принять во внимание инстинктивное стремление любой особи сохранить собственную жизнь. Создается впечатление, что проблемы с основным инстинктом у Снейпа были серьезные, как у совершенно разочарованного человека. Кажется, умирание Снейпа началось с того разговора с АД, где Снейп узнал, что предстоит Поттеру. Вряд ли АД не понимал, что он сеет. Понимал. Но по другому не мог. Не сумел. И меня лично очень коробит всегда его «бедный Северус». Это единственное, что АД счел нужным сказать. Показательно, имхо(.

Команда Дамблдора: Sever_Snape насчет того, насколько Снейп ключевая фигура именно в планах - не берусь судить. Мне кажется, что АД скорее не расчитывает ни на кого конкретного (ну, кроме Гарри), а использует, кто под руку попадется. Просто Снейп в силу своего положения всегда под рукой. А вот Сириус, например, который зависит от АД точно так же, только мешается, и места ему в текущих планах АД нет - так его и запирают в доме, и АД наплевать, по большому счету, страдает он от этого или нет. Строго говоря, личные отношения у АД есть только Снейпом, но со стороны Снейпа они гораздо более «личные», и у Снейпа имелись основания думать, что да, в иерархии АД он человек особенный – и это как бы дает право требовать к себе «особого отношения». Да, да, я это и имела в виду. Бедный Снейп, как ни крути. Это все равно, что принимать простую симпатию за любовь. Не важно, есть там сексуальный подтекст или нет (по здравому размышлению, я уверена, что нет и быть не может). И все мелкие обиды АД он воспринимает куда болезненнее, чем открытую ненависть остальных - но при этом от АД никуда и никогда не уйдет. умирание Снейпа началось с того разговора с АД, где Снейп узнал, что предстоит Поттеру Вы имеете в виду, уничтожение всех хоркруксов, а потом уже Волдеморта? Может быть. Хотя я всегда считала убийство самого АД отправной точкой: имхо, Снейп по большому счету своими руками уничтожил единственного человека, который что-то значил в его жизни. И это такой акт самоуничтожения, что его странное поведение в 7 книге им тоже можно оправдывать: он и так жил этот год на автомате, а потом просто позволил Волдеморту довершить начатое им самим. Можно и так смотреть, имхо. "Бедный Северус" - действительно, показательно. С другой стороны, это у себя Северус один, а у Дамблдора их таких мешок: бедный Сириус, бедный Гарри, бедные Джеймс и Лили, Лонгботтомы, и все остальные.

Selezneva: Команда Дамблдора пишет: так канон... )) Канон ужаснее тем, что канон

taiverin: Команда Дамблдора Сорри, что вмешиваюсь, но вот эта фраза "Бедный Северус" - действительно, показательно. С другой стороны, это у себя Северус один, а у Дамблдора их таких мешок: бедный Сириус, бедный Гарри, бедные Джеймс и Лили, Лонгботтомы, и все остальные. - ее просто цитировать надо.

Команда Дамблдора: Selezneva думаете?) это вопрос отношения, конечно, я лично вообще его принимаю за данность и с этой точки зрения, эмоциональной, даже не оцениваю) taiverin спасибо)

Сара Хагерзак: Сорри что встряла... Почитала вашу беседу с Sever_Snape... Почти так же увлекательно и драматично, как и сам фик (который, похоже, войдет у меня в число любимых) Таки да, Дамблдор "вне этики", а "проблемы с основным инстинктом у Снейпа были серьезные, как у совершенно разочарованного человека". И вообще полно фраз, под которыми я бы подписалась. Так что огромный респект обоим сторонам, выразившим в словах мои мысли...

Команда Дамблдора: Сара Хагерзак очень рада, что мы все трое совпадаем во мнениях по поводу этой парочки))

Дариана: Спасибо, это потрясающе. Мрачный такой, тягучий безнадежный дарк. Все, как я люблю! Спасибо, дорогой автор!

Mes bijoux: Очень сильно. Да, это Дамблдор! Спасибо

Команда Дамблдора: Дариана Mes bijoux ура! очень рада, что вам понравилось)))

donna_Isadora: Команда Дамблдора спасибо за то, что заставили заново пережить чувства, которые я испытывала во время прочтения 7-й книги. Все-таки тандем АД/СС - бездонная тема для споров и размышлений)

Команда Дамблдора: donna_Isadora что бездонная - целиком и полностью согласна)) Правда, меня уже и после 5 книги на эту тему штырило



полная версия страницы