Форум » Архив "Веселые старты 2011: Round Robin" » ВС: "Учебная тревога", Гарри Поттер и все-все-все, general, макси. Глава 7 от 31.10.11. (Закончено) » Ответить
ВС: "Учебная тревога", Гарри Поттер и все-все-все, general, макси. Глава 7 от 31.10.11. (Закончено)
Gaudeamus: Название: Учебная тревога Автор: Граф Дракула, Изумрудная Змея, Мерри, tigrjonok, valley Бета: Altea N Герои: Гарри Поттер и все-все-все Рейтинг: G Жанр: general Саммари: Прошло 19 лет после Битвы за Хогвартс, и все было хорошо, но Гарри Поттер точно знал, что ни в чем нельзя быть уверенным. Дважды два может оказаться равно трем, восьми и даже бесконечности. Надо проверить, чему оно равняется на этот раз. Дисклаймер: Gaudeamus igitur, juvenes dum sumus! Vivat Joann! Vivant Warner Brothers! Vivat scriptor quodlibet! Vivant nostri lectorum quodlibet! Semper sint in flore! (*) Тема: Бесконечность не предел Примечание: фик написан на конкурс "Веселые старты 2011" на Зеленом форуме Клип Автор: Voice [more]Музыка: Diablo swing orchestra - Barlog Boogi Видео: "Гарри Поттер и Узник Азкабана", "Гарри Поттер и Орден Феникса", "Гарри Поттер и Принц-полукровка", "Гарри Поттер и Дары Смерти-1, 2", "Снежный пирог"(Snow Cake"), Омен II: Дэмиен ("Damien: Omen II") "Ученик волшебника"("The Sorcerer's Apprentice"), "Способный ученик"("Art pupil"), "Несущая смерть"("Tamara"). Ссылка на скачивание: http://narod.ru/disk/28715030001/Учебная%20тревога.wmv.html[/more] Рисунки: Сима Коллаж№1: Naisica Коллаж№2: ele Ссылка на тему обсуждения: (*) [more]Итак, будем веселиться, пока мы молоды! Да здравствует Джоан! Да здравствуют Warner Brothers! Да здравствует каждый автор, Да здравствуют все наши читатели! Да вечно они процветают![/more]
Ответов - 15
Gaudeamus: Учебная тревога Мертвые не кусаются. Джон Сильвер Глава 1. Как же все было хорошо! — Вы сдурели оба? Поттер! Ты представляешь, какая паника начнется? — Не начнется, — Гарри упрямо мотнул головой. — Люди мобилизуются, и... — Куда они мобилизуются? Почти двадцать лет прошло. Его только по книжкам теперь изучают. — Это-то и плохо, — вмешался Драко. — Вы министр, а не понимаете, как важно... — Именно, — решительно поддакнул Гарри. Они с Малфоем переглянулись, точно так же, как несколько часов назад на вокзале Кинг-Кросс, когда провожали детей в школу, и снова уставились на Кингсли. — Поттер, — министр почти сдался, — почему именно теперь? Что-то случилось? У тебя... голова болит? Гарри слегка растерялся и обернулся на Драко. Тот энергично кивнул. — Ну что ты молчишь? — наседал министр. — Болит? Гарри неопределенно обвел взглядом стену и уставился в окно. Врать не хотелось. — Понятно, — сделал Кингсли единственный возможный вывод. — Послушайте... но ведь это ужасно. — Ничего, — успокоил его Гарри. — Мы подготовимся. С этими словами он вышел из кабинета, прикрыв за собой дверь. — Поттер очень расстроен, — извинился за него Драко. — Всего хорошего. — И он выскочил следом. — Зачем я только тебя послушал! — возмущенно зашипел Гарри в коридоре. — Во-первых, ничего не выйдет... — Выйдет. — Во-вторых, это обман. — Что именно? — У меня ничего не болит! — Поттер, хочешь, я дам тебе по лбу? — Сам получишь. — Да ладно. Зато сразу заболит, и врать больше не придется. — Я не врал! — Разумеется, — примирительно сказал Драко. — Кто будет для него речь писать? — Я не буду. — А кто? — Почему я? — Ну, говорят... — Кто говорит? — Я так слышал, будто у вас в то время была одна голова на двоих. Ты должен помнить, как он думал. И о чем. — Лучше тебе не знать ни о чем он думал, ни как. К тому же с ним ты общался, а не я. Ты должен помнить. — Я сделал все возможное, чтобы это забыть. И с твоей стороны просто свинство напоминать мне такие вещи. — Тогда придется попросить Гермиону. — Исключено. Она проболтается этому твоему... — Ну? Кому? — Своему мужу, — дипломатично ответил Драко. — Не проболтается. Я объясню ей, как это важно. * * * Гермиона выслушала их с пониманием. Но без энтузиазма. — Гарри, я так и не поняла, у тебя на самом деле болит голова или нет? — наконец спросила она. — Нет. — Ты хочешь устроить эту дикую фальсификацию, чтобы удостовериться... — Люди не должны бояться его возвращения. — По-моему, ты слишком много хочешь от людей. — Еще сразу станет ясно, сколько у него сторонников. У нас за последние два года восемь нераскрытых убийств и куча запрещенных ритуалов по всей стране. Разве Рон тебе не говорил? — Говорил. Но ведь это всегда было. — Не всегда, — возразил Драко, до того молча сидевший в углу небольшой кухни, обхватив ладонями чашку с горячим чаем. — Не всегда. — Хорошо. Это выйдет в эфир, начнется паника, и вы ничего не добьетесь. — Мы сразу увидим тех, кого это обрадует. — И кого напугает, — опять вмешался Драко. — Кого это напугает, мы и так знаем, — вздохнул Гарри. — Вы что-то скрываете, — после секундных раздумий отчеканила Гермиона. — Рассказывайте быстрее, скоро Рон придет. — Да чего там, — Драко отмахнулся и принялся за чай. — Потом, — одними губами ответил Гарри Гермионе. * * * В этот день произошло еще одно событие, ничем не примечательное и не оказавшее никакого влияния на все, что случилось впоследствии. Житель одного маленького ирландского города Балтус Струпс с утра съездил в другой ирландский город, побольше, зашел там в лавку и приобрел бутылку красного сухого французского вина, берестяную коробочку с вонючим сыром, четверть фунта хорошего горького шоколада, пакет чипсов и бутылку кока-колы. По дороге домой он сжевал чипсы и выпил колу, в очередной раз не понимая, зачем покупает эту дрянь. Сторонний наблюдатель, если бы вдруг случайно оказался в маленьком ирландском городе — или в городе побольше, если на то пошло, — увидел бы там невысокого седеющего мужчину в больших квадратных очках и старомодной вязаной кофте, одной из тех, которые почему-то принято называть «бабушкиными», хотя ни одна уважающая себя бабушка никогда не выйдет на улицу в таком виде. Предположить, что этого мужчину зовут Балтус Струпс, ни один сторонний наблюдатель был бы не в состоянии — такое имя нельзя придумать, с ним можно только родиться. Или, как это произошло с мистером Струпсом девятнадцать лет тому назад, приобрести по сходной цене латвийский паспорт. Мистер Струпс, за долгие годы свыкшийся со своим диковинным именем, вернулся домой, сложил покупки на кухне, сменил «еще приличные» брюки на «рабочие», снял очки и отправился в огород. Очки он носил исключительно для маскировки: вдаль он видел прекрасно, а при чтении ему было достаточно держать книгу чуть подальше от глаз. Если бы сторонний наблюдатель последовал за ним в огород, то был бы очень удивлен. Мистер Струпс, кряхтя, наклонился к грядке и поднял с земли небольшую крепкую тыкву. Затем вытащил из кармана фломастер, нарисовал на тыкве что-то, отдаленно напоминающее лицо, поставил ее на услужливо торчащий пенек, отошел на пятнадцать шагов, вынул из кармана волшебную палочку, прицелился и сказал: «Бум!» Тыква разлетелась на кусочки. Мистер Струпс вернулся в дом, перенес покупки в гостиную, откупорил вино и с удовольствием выпил за еще один год без детей, уроков и Поттера. * * * Вечером того же дня Гарри Поттер получил сову. Я их нашел! Нет, ну ты прикинь! P.S. Вот сволочь! С последним утверждением Гарри был согласен на сто процентов. Координаты для поиска он получил еще в середине июля, а ведь теперь уже сентябрь. Счастье еще, что профессор Спраут согласилась продержать место преподавателя ЗОТИ вакантным так долго. Правда, с условием, что в случае непредвиденных трудностей его займет сам мистер Поттер, так что у Гарри были очень веские причины радоваться успеху поискового предприятия. Справедливости ради стоит заметить: у «информатора» были все основания для того, чтобы не проявлять в этом деле должного энтузиазма. И хотя способ, которым Гарри убедил Малфоя поделиться информацией, сложно назвать этичным, физиономия, которую скорчил Люциус при взгляде на компрометирующие документы, определенно входила в десятку лучших воспоминаний мистера Поттера. – Только не говорите, что вам нужны деньги. – Что?! – Ну ведь что-то же вам нужно. – Снейп. Мне нужен Снейп. – Сходите на мемориальное кладбище Хогсмида. – Обязательно. Просижу там целую неделю, а потом отправлюсь прямиком к Драко. Он как раз вернется из Франции. – Поттер, я всегда знал, что ваши… гм, нежные чувства к Северусу могут завести вас очень далеко, но чтоб настолько... – Все не так! Мне просто нужна… помощь. Человека, которого никто не ожидает увидеть в живых. – То есть ваши извращенные вкусы удовлетворит любой покойник? – Мистер Малфой! – Этому горю мы поможем. Вот. В окрестностях Лиона… «покойников» целых два. И уверяю вас, уговорить их сотрудничать будет куда проще. Гарри покачал головой. Не стоило, конечно, поддаваться на глупую провокацию, а теперь карта уже разыграна. Ну что ж. Эти два «покойника» ведь тоже могут знать, где Снейп. А если и нет, то, по крайней мере, помогут его выманить. Дорогая директор Спраут. Профессор ЗОТИ будет в Хогвартсе послезавтра. Это очень компетентный специалист, Вы останетесь довольны. Благодарю Вас за терпение. С уважением, Гарри Поттер. Поставив точку, Гарри свернул письмо, привязал к лапе взъерошенной министерской совы и отправился за заказанным еще два месяца назад порключом до Лиона. * * * Утром второго сентября декан факультета Слизерин школы чародейства и волшебства Хогвартс Гораций Слагхорн сладко проспал аж до полудня. Потом еще около часа провалялся в постели, прикидывая, как бы половчее в этот раз выпытать у Распределяющей Шляпы всю информацию не только о «своих», но и о «чужих» первокурсниках. Вчерашнее распределение оставило у профессора благоприятное впечатление, и он уже успел отметить несколько перспективных юнцов, к которым имело смысл присмотреться повнимательнее. К сожалению, все они попали не в Слизерин, что слегка усложняло задачу. Уж Гораций-то прекрасно знал, насколько тлетворное влияние может оказать гриффиндорская или хаффлпаффская атмосфера на пытливый, но неокрепший разум. Наконец Слагхорн со вздохом попрощался с бездельем, вылез из постели и неторопливо направился в ванную. Спешить ему было особо некуда. Встреча с новыми старостами факультета назначена на три, потом предстоит поближе познакомиться со слизеринскими первокурсниками. А завтра можно будет устроить встречу клуба, посвященную, например, приезду нового профессора ЗОТИ, имени которого директор Спраут пока не сообщила не только студентам, но даже преподавателям. Поразмыслив, Гораций нашел в своем расписании на сегодня полчасика для визита на кухню и разговора с домовиками. Как же хорошо, когда первое сентября приходится на пятницу! В гостиной Слагхорна уже ожидал накрытый к завтраку стол. Покончив с яичницей с беконом и пудингом, Гораций собственноручно заварил себе крепкого чаю — самое лучшее средство, чтобы проснуться, — вдумчиво выбрал первый на сегодняшнее утро круассан из пяти предложенных и принялся изучать свежий номер «Ежедневного пророка». Передовица почти полностью была посвящена назначению нового спикера Визенгамота. Слагхорн внимательно прочитал все интервью, комментарии и экспертные мнения, но так и не узнал ничего для себя нового. Рита Скитер развлекала читателей важными новостями о скандале в аврорате, связанном с нарушением Статута Секретности. Эту статью Гораций просмотрел по диагонали. Аврор Голдштейн применил магию на глазах полудюжины магглов. В целях защиты магглов от высокого лысого «змееподобного» волшебника, имени которого назвать не может. «Или не хочет», – прозрачно намекнула Скитер. Официальные представители аврората отказались дать комментарии. Дело идет к штрафу. Покачав головой, Гораций быстро пролистал пестревшую колонками цифр пространную статью о расширении Гринготтса — Великий Салазар! — и углубился в криминальную хронику. Можно с уверенностью утверждать, что смерть Варнавы Каффа не была несчастным случаем. Нашелся свидетель, видевший, как из окна его дома в ту самую ночь вылез незнакомый волшебник, высокий, лысый и очень бледный... Похоже, аврорат не слишком заинтересован в поимке убийцы бывшего совладельца «Боргина и Бёрка». За прошедшие полгода Министерство так и не смогло разобраться в таинственном происшествии в Лютном переулке, а между тем неофициальные источники сообщают, что в районе знаменитой лавки видели странного человека в черной мантии, неестественно высокого и безносого... Покушение на Амоса Диггори… Прочитав третье упоминание о «высоком, бледном и безносом» волшебнике, Гораций подавился круассаном. Прокашлявшись, он поднял выпавший из рук номер «Ежедневного пророка», вернулся к статье Скитер, внимательно прочитал ее два раза и крепко задумался. * * * — На чем вы поймали Люциуса? — с интересом спросил Рудольф Лестранж. — С чего вы взяли? — фальшиво удивился Гарри. — Да бросьте. Люциус всегда готов продать парочку друзей по выгодному курсу, но я что-то не помню, чтобы он сдавал их задаром. — Я его убедил. «И надеюсь, что Драко никогда не узнает, как именно я это сделал». — И теперь вы хотите таким же образом убедить меня? — (Рабастан кашлянул в кулак). — Точнее, нас? Я вас внимательно слушаю, господа. — Мне нужен человек, который сможет изображать профессора Снейпа. Некоторое время. Рудольф воззрился на Гарри с откровенным изумлением. — Помилуйте, но зачем? Вы что, ставите пьесу к юбилею Битвы за Хогвартс? Как раз двадцать лет будет в следующем июне. — Я хочу его найти, — объяснил Гарри. — Думаете, если он узнает, что какой-то наглый самозванец присвоил его личность, то сразу явится убивать? Не исключено. Хотя не скажу, что меня радует такая перспектива. Впрочем, должен признать, мысль об Азкабане радует еще меньше. Я там уже был, мне не понравилось. Что ж... Давненько не приходилось маскироваться. — Оборотное зелье... — начал Гарри. Рудольф засмеялся. — Да вы с ума сошли. Уж не говоря о том, что оно вредно для здоровья в таких количествах, где я, по-вашему, должен найти столько волос? Вы что, думаете, я девятнадцать лет держал Снейпа в сундуке? Или обрил его перед расставанием? — А как же тогда?.. — Мерлин с вами, какое еще зелье? Северуса двадцать лет никто не видел. Кто знает, во что он превратился, если он еще жив, конечно? Его кто угодно может изображать — толстый, лысый, человек с тремя бородавками на подбородке... Даже блондин — мало ли какие взбрыки бывают у мужчин после пятидесяти. Мы с ним оба невысокие, носатые и черноволосые, этого вполне достаточно. Я его старше на десять лет, ну так никто не ожидает от Северуса, что он хорошо сохранился. — Да, но... манеры... — Гарри осекся. — Вот именно, манеры. Ходить в черной мантии и на всех огрызаться. Тоже мне задача. К тому же Северус всех своих старых друзей отправил в Азкабан или убил, а новых, несмотря на очаровательный характер, завести не удосужился. — Но он же больше пятнадцати лет преподавал в этой школе... Рудольф вздохнул. — А я в ней семь лет учился. Причем, что характерно, у тех же самых учителей. Вот за это я и люблю нашу волшебную Англию. Жить в ней, конечно, совершенно невозможно, зато кем-то прикидываться — проще не бывает. Здесь ничего не меняется. Двадцать лет прошло — и здравствуйте, опять Темный Лорд воскрес, — Рудольф постучал пальцем по свежему номеру «Ежедневного Пророка». — Дурная бесконечность какая-то. Почему про Гриндельвальда никто ничего похожего не выдумывает? Потому что он жил на континенте. Там еще пятьдесят лет назад все были уверены, что он умер, а теперь даже сомневаются в том, что он существовал. А он, вполне возможно, до сих пор живет где-нибудь в Будапеште. — Гриндельвальд умер, — возразил Гарри и с неудовольствием заметил, какой у него неуверенный голос. — Я сам видел. Рудольф возвел глаза к потолку. — И это говорит аврор?! Как мы только умудрились вам проиграть две войны подряд, ума не приложу. Неужели мы были еще глупее? Страшно представить. Хотя да, если вдуматься — наверное, действительно были. Послушайте, все, что вы видели своими глазами у волшебника уровня Гриндельвальда, можете сразу записать себе в дневник сновидений. Возможно, он действительно умер, и, не исключено, даже тем самым образом, который вам привиделся, но лично я бы на это денег не поставил. — Хорошо, — Гарри решил обойти эту скользкую тему, — тогда остается основной вопрос: как вы собираетесь преподавать в Хогвартсе? То ли Рудольф Лестранж уже начал вживаться в роль, то ли в нем изначально было нечто снейпообразное, но взгляд, которым он наградил Гарри, был до боли знаком. — Послушайте, зелья — это предмет. Школьный. Я ему семь лет учился и даже получил «превосходно» на ТРИТОНах. Конечно, я их знаю хуже, чем Снейп, но чтобы это заметить, надо быть хотя бы Слагхорном, а не семикурсником. — Защиту, — вмешался Драко. — Я против того, чтобы кто-то заменял профессора Слагхорна на зельях. У меня сын на первом курсе, между прочим. — Вы хотите, чтобы я взял эту проклятую должность? — Она не проклятая, — неожиданно оскорбился Драко. — Было официальное заключение Министерства. — Ну, если Министерства, то, конечно, я могу спать спокойно. Мое уважение к этой инстанции не знает границ. — За последние девятнадцать лет никто из преподавателей ЗОТИ не умер, если вас это волнует. — «Преподавателей» во множественном числе? Чудесно. — Значит, я свободен? — неожиданно подал голос Рабастан. Гарри вздохнул. Он подозревал, что второе его задание для братьев Лестранжей будет объяснить куда сложнее.
Gaudeamus: * * * — И что я здесь буду делать? — поинтересовался Рабастан, оглядывая полупустую квартиру на первом этаже. Обои в мелкий цветочек отставали от стен, кое-где в углах явно виднелась плесень. Окно комнаты, где они стояли, выходило в грязный проулок: была видна глухая кирпичная стена дома напротив и какие-то сараи. — А что хотите, — отозвался Поттер. — Главное, чтобы вас из окна было видно. — Все время? — съязвил Рабастан. — Спать на подоконнике будет затруднительно. — Спать не обязательно. — Вообще? — Нет. На подоконнике не обязательно. Кровать же есть. По совершенно серьезному лицу Поттера было невозможно понять, издевается он или нет. — Показываться несколько раз в день вполне достаточно, — спокойно вмешался Драко. — Вы курите? — Могу и курить. Если надо. — Значит, можете курить у окна, — все так же серьезно предложил Поттер. — Или читать. Стол вот прекрасно с улицы видно, если лампу зажечь. — И долго мне здесь... читать? — Неизвестно. Пока с вами не выйдут на связь. — Вы? — Или они. Это как получится. Наконец эти двое убрались, оставив Рабастана одного. Он вздохнул, сумрачно разглядывая стол, на котором красовалась обшарпанная зеленая лампа. * * * Утренняя почта Балтуса Струпса в этот день состояла из свежего номера «Ежедневного Пророка» и одного письма. В письме было написано следующее: «Это не я, это Руди». Подпись отсутствовала, но адресат в ней не нуждался. За газету он взялся с тяжелым чувством. Долго искать не пришлось. На первой же странице он увидел заголовок, сообщающий сенсационную новость. «ПРОФЕССОР СНЕЙП ЖИВ! Прошло девятнадцать лет с того дня, как один из самых загадочных и противоречивых героев последней войны Северус Снейп нашел свой последний приют на мемориальном кладбище Хогсмида. Вернее, так полагали все жители магической Британии. Однако сегодня Министерство магии распространило официальное заявление, что Северус Снейп жив. Пока неизвестно, каким образом таинственный профессор сумел остаться в живых. Также не сообщается, где он находился в течение всех этих лет. Его личность подтвердили некоторые бывшие ученики, в том числе Гарри Поттер и Драко Малфой. Профессор Снейп отказался от встречи с прессой, однако сообщил, что намерен вернуться в Хогвартс и преподавать там защиту от Темных Искусств. Также в номере: * редакционная статья Риты Скитер, автора бестселлера «Северус Снейп — сволочь или святой»; * комментарий директора Спраут; * эксклюзивное интервью Драко Малфоя, повествующего о встрече с бывшим деканом; * а также еженедельная колонка Гермионы Грейнджер, посвященная все тому же волнующему событию». Мистер Струпс не стал читать ни статью, ни комментарий, ни интервью, ни даже еженедельную колонку. Он уронил газету на ковер и громко сказал: — Вот сволочь! * * * Больше всего Помону Спраут смущали зубы Снейпа. Справедливости ради, его брови с годами также приобрели излишне самостоятельный характер, но этого как раз стоило ожидать. А вот его белые, ровные, крупные зубы просто притягивали взгляд. — Если это все... — сказал он. Помона поняла, что самым неприличным образом смотрит Снейпу в рот, и торопливо перевела взгляд на его колени. Там тоже не наблюдалось ничего хорошего. — Я не уверена, что могу позволить вам держать в школе низла. Они, конечно, прекрасно приручаются, но признают только хозяина, а что будет, если какой-то первокурсник решит погладить... Снейп приподнял верхнюю губу — видимо, это заменяло ему улыбку. — Первокурсником больше, первокурсником меньше, какая разница? Очень глупым волшебникам лучше погибать в молодом возрасте, до того, как они научатся причинять серьезные неприятности окружающим. Низл на его коленях вызывающе зевнул, демонстрируя собственные белые клыки. — Что ж, в случае чего объяснять эту доктрину родителям будете вы сами. Кажется, это действительно все. Инвентарную опись лаборатории я вам отдала, расписание будет в понедельник, учебники у вас на столе, в программе никаких существенных изменений не произошло... Увидимся за ужином. Оказавшись за дверью, она тяжело вздохнула. Снейп не слишком сильно состарился, но теперь при всем желании нельзя было поверить, что ему когда-то было одиннадцать лет. Это означало, что в следующий раз, когда Помоне захочется его убить — например, за ужином, — ее ничто не будет останавливать. — В программе никаких существенных изменений не произошло, — процедил Рудольф сквозь зубы. — Еще бы, прошло каких-то девятнадцать лет! Низл потянулся, спрыгнул с его колен и превратился в невысокую молодую вейлу. — Бабушка что-то тебя опасается. Ты, не иначе, в годы бурной молодости пытался ее убить. — Не ее, а другого директора. И не пытался, а убил. И не я, а... Хотя знай она, кто я на самом деле, было бы еще хуже. Мирна – а вейлу звали именно так – хотя в минуты хорошего настроения она благосклонно откликалась и на «низлу» – засмеялась. — Бедная бабушка. Не думала, не гадала, что ей на голову свалится безжалостный убийца со своим диким домашним животным. Кстати, а мне обязательно все время быть с хвостом? В конце концов, ты бы мог просто сделать вид, что я твоя любовница. Рудольф смерил ее тяжелым взглядом. — Хотелось бы мне знать, кто в это поверит. — Вейла показала ему язык. — К тому же мне надо, чтобы ты в любое время могла покидать Хогвартс и возвращаться в него, в облике животного это делать проще. Поттер приковал меня к этой галере и думает, будто я стану сидеть, не зная, что он там напридумывал? Ха. Мирна уселась в кресло и подобрала под себя ноги. — То есть ты не веришь, что Как-Его-Там возродился? — Я не хочу ни во что верить. Я хочу твердо знать, чтобы принять соответствующие меры. Это было сказано таким тоном, что вейла поджала губы и молча превратилась в огромную пятнистую кошку с круглыми ушами. Рудольф взял учебник для первого курса и попытался сосредоточиться. — Вот еще что, — добавил он сердито. — Поттер женат и, кажется, удачно. Так что ты поосторожнее со своими методами. — Низла подняла морду и мурлыкнула. — У него трое детей, имей совесть. Если он, идиот, не понимает, чем для него может закончиться вся эта история, то кто-то должен думать за него. Правда, не знаю, почему этот кто-то — я... За мои грехи, видимо. Низла снова превратилась в вейлу. — Жаль, он симпатичный. А второй, который блондин, тоже вне категорий? — Драко? Нет, отчего же. Если бы у Малфоев из-за таких пустяков разрушались браки, их род не дожил бы до наших дней. — Хоть какое-то удовольствие от работы. Став вейлой, Мирна не потеряла умение мурлыкать. Рудольф притворился, что эти звуковые эффекты его не волнуют. — Принести тебе что-нибудь с ужина? — Пару серебряных вилок, если тебя не затруднит. Не беспокойся, я прогуляюсь по коридорам, поймаю себе мышку-другую. Рудольф покачал головой и снова углубился в учебник. Мирна достала откуда-то пилку и начала приводить в порядок ногти. — Мы могли бы не делать вид, что я твоя любовница, — сказала она вполголоса. — Ты об этом не думал? Вместо ответа Рудольф взял со стола стакан, наполнил водой, со щелчком вынул изо рта вставные челюсти и положил в воду. Мирна наморщила нос. — Ты, мой друг, кажется, принимаешь меня за человека. Ее длинный пушистый хвост скрылся за дверью. Рудольф вздохнул и посмотрел на пустой стакан. За долгую жизнь он лишился любимой женщины, многих врагов, большинства друзей, некоторого количества принципов и иллюзий, а также десяти процентов волос, но зубы у него были свои. * * * Первую неделю Рабастан терпеливо и даже старательно играл роль Темного Лорда. Спятившего Темного Лорда, который невесть зачем торчит в окне какой-то трущобной развалюхи, маясь от безделья. За это время он прочел «Церковную историю народа англов», «Историю бриттов» и «Смерть Артура», проклиная того, кто столь «заботливо» подбирал для него книги. Рабастана грызло страшное подозрение, что это Люциус. По крайней мере, больше никто на такой извращенный юмор был не способен. К окну он честно подходил время от времени, но от этого становилось очень неуютно. От осознания, что где-то снаружи за ним постоянно следят авроры, по спине ползли мурашки. Еще три дня он тщательно растягивал «Описание Эллады» — Павсаний слегка скрасил сидение взаперти. Странно устроен человек: заключение в Азкабане без надежды на освобождение изводило куда меньше, чем пребывание в этой потрепанной, пропахшей плесенью комнате, за которое ему была обещана свобода. К концу второй недели абсолютного одиночества Рабастан не выдержал и принялся развлекаться. * * * — Я такого не ожидал, — растерянно сказал Гарри, снял и протер очки, а потом снова надел. — Я тоже, — буркнул Драко, разглядывая отчет. «Четверг. В девять утра и.о. Т.М.Р. высунулся из окна и выкрикнул, что объявляет бактериологическую войну магглам Индокитая. После этого закрыл окно и более не показывался до обеда. В три часа сел на подоконник, спустив ноги наружу, и принялся декламировать вслух какие-то стихи. На длинном списке кораблей и царей неожиданно замолчал и вернулся к себе. Вечером читал при лампе, затем лег спать. Никаких подозрительных лиц в районе квартиры не замечено». — Он с ума сошел? Драко нахмурился. — Не думаю. — А вдруг? — Даже если и сошел, — Драко пожал плечами, — какая разница? Нас интересует, клюнет ли на него кто-нибудь. Нормальный он или чокнутый, не имеет никакого значения. — Драко посмотрел на встревоженного приятеля и хмыкнул: — Да не расстраивайся ты. Все с ним в порядке. Ему просто скучно. Я его очень даже понимаю. — Да? — отозвался Гарри. — Ладно. Напомни мне, пожалуйста, чтобы я никогда не давал тебе скучать. Министерство этого может просто не перенести. * * * — Люциус, тебе никогда не случалось так удачно доказать какую-нибудь идею, что ты сам начинал в нее верить? — спросил Рудольф Лестранж, сидя в отдельном кабинете в «Трех метлах». — А можно иначе? — удивился Люциус. Рудольф почесал за ухом. — У всех свои методы. Но, видишь ли, я тут, исключительно в риторических целях, доказал Поттеру, что Гриндельвальд жив, а заодно и себя в этом убедил. — Думаешь, это он у них воскрес и является? — заинтересованно спросил Люциус. — Логично. Если он жив, ему сейчас где-то сто сорок. Самое время впасть в маразм. — Да нет, — протянул Рудольф, — он-то как раз в своем уме. Во-первых, это идеальное прикрытие. Я понял, пока Поттеру голову морочил. Сам-Знаешь-Кто в прошлый раз вернулся в сам знаешь каком виде, а как он в этот раз мог преобразиться, никто даже близко предположить не сможет. Немного зелий и фантазии — и в Темного Лорда можно кого угодно превратить, хоть тебя. — Спасибо, я обойдусь. — А жаль, это было бы забавно. Но слушай, во-вторых, если бы я, например, собирался завоевывать Англию, то примерно так для начала и поступил бы: пустил бы слух, от которого мы все с гарантией передеремся. Логично? — Нет. — Почему? — Потому что он семьдесят лет как никого не завоевывал. С чего бы ему сейчас начинать? Разве что я прав и он действительно в маразме. Рудольф откинулся на спинку кресла и вздохнул. — Этот театр одного актера на меня плохо влияет, я начал думать как Снейп. Скоро сброшу Спраут с Астрономической Башни и улечу в ночь, демонически хохоча. Люциус устроился поудобнее. — И как, по-твоему, думает Снейп? — Да Мерлин его знает, — с досадой ответил Рудольф. — Знаешь, как он изобрел Сектусемпру? Ему в школе какие-то мальчишки покоя не давали, и он пытался от них отбиться. В пятнадцать лет. Одно из самых эффективных боевых заклятий. И он даже не считал защиту своей основной специальностью. Вот и пойми, как он думает. Как они все думают, долбаные гении. Дамблдор в свое время забрел в лабораторию, нашел там двенадцать способов применения драконьей крови, вышел, посвистывая, и отправился дальше заниматься своей любимой трансфигурацией. И Гриндельвальд был точно такой же. Он мог сорок лет сидеть в камере Нурменгарда, крутить пальцами, решить между делом проблему бессмертия и продолжить размышлять о всеобщем благе. С чего ему быть в маразме? Он не преподает защиту пять дней в неделю. Некоторое время они оба молчали, глядя в камин, затем Люциус сказал: — Знаешь, по-моему, Снейп так не думает. И ты тоже прекрати.
Gaudeamus: Глава 2. Повелители Стихий — Ой! — Тихо ты! — Я просто сказала «ой», когда Морган на меня свалился. Если тебе это кажется неадекватной реакцией... — Я не свалился. Я споткнулся. Тут везде под ногами какие-то корни. — Кто бы мог подумать, правда? — Тихо вы! По Запретному Лесу, сопя и переругиваясь, шла Пентаграмма... Создателем Пентаграммы был профессор Слагхорн. В его оправдание стоит заметить, что он действовал без всякого злого умысла, исключительно на благо школы и всего волшебного сообщества. Никто не мог предположить, что обычное чаепитие, на котором, среди прочих приглашенных, оказались некая гриффиндорка, некая хаффлпаффка, кое-кто из Рейвенкло и двое слизеринцев, будет иметь такие разрушительные последствия. Изобретателем Пентаграммы был Чжан Ши-Цы. Он также пытался изобрести Пирамиду, в которой четверо его друзей были Основанием, а он сам — Вершиной, но эта идея была отвергнута большинством голосов. До этого пятерку объединяла только любовь к книгам, ненависть к квиддичу, уверенность в том, что именно на их факультете учатся самые невыносимые люди Хогвартса, а также страсть к маджонгу. Принцип Пентаграммы был прост и элегантен. Она состояла из пяти элементов: огня, воды, земли, дерева и металла. Каждый из Лучей Пентаграммы считался Повелителем Стихии. Стихии были распределены несколько наугад: так, Эйлин О’Доннел стала Повелительницей Огня, потому что у нее были рыжие волосы и она училась в Гриффиндоре; Финлей Аргайл был признан Повелителем Воды, потому что единственный из всех умел плавать; а Венера Хопкинс оказалась Повелительницей Металла, потому что планета Венера в китайской космологии покровительствует именно этой стихии. Вдохновителем Пентаграммы был Финлей Аргайл. До этого пятерка несколько месяцев вела себя очень мирно. Конечно, профессор Флитвик бывал крайне недоволен, когда на его уроках кто-то пытался без разрешения повелевать огнем или водой, зато профессор Лонгботтом с удовлетворением отметил, что Морган ап-Керриг наконец преодолел типичную для слизеринцев нелюбовь к гербологии. Вообще-то, Морган долго ворчал, что согласен повелевать исключительно деревянными табуретками, но в конце концов был побежден совокупной интеллектуальной мощью своих четырех друзей. Мнения Филча, ежедневно стиравшего со стен пятиконечные звезды, никто не спрашивал. И, возможно, Пентаграмма так и дожила бы до конца седьмого курса, устраивая пятиступенчатые чайные церемонии в Выручай-комнате, если бы однажды Финлей Аргайл не сказал: — Ребята, мы должны стать Пентаклем. Пентаграмма на мгновение замолчала, подавленная величием замысла. Затем Чжан Ши-Цы, привыкший к тому, что гениальные идеи исходят только от него, язвительно спросил: — Хорошо, и как ты предлагаешь это сделать? — Нам нужна Миссия, — торжественно ответил Финлей. Миссия Пентаграммы зародилась сама собой. Во всяком случае, ни один Луч Пентаграммы впоследствии не признался в том, что Миссию придумал именно он. Миссия Пентаграммы, как и положено Великой Миссии, была трудновыполнима и требовала множества специальных знаний и умений, не входящих в школьную программу. Остаток учебного года Пентаграмма совершала набеги на Запретную Секцию, а к лету приступила к добыванию информации из профессора Слагхорна. Интересующий их вопрос был разбит на пять подвопросов, и каждый Повелитель Стихии написал профессору вежливое письмо, в котором, чисто теоретически и из чистого научного интереса, задавал свой подвопрос. Пентаграмма не знала, что профессор Слагхорн однажды уже ответил на чисто теоретический вопрос, заданный из научного интереса, и был твердо намерен больше никогда подобной ошибки не повторять. * * * — Это такой большой секрет, что говорить о нем ты можешь только здесь? — Гермиона неодобрительно оглядывала кабинет начальника аврората. – У меня дома нас могли подслушать? — Мне так спокойнее, — немного нервничая, ответил Гарри. – Я в июне получил письмо. От Горация Слагхорна. — Он приглашал тебя… — Пожалуйста, это очень важно! — Гарри даже нетерпеливо поднял руку, призывая ее к молчанию. Этого оказалось достаточно, чтобы Гермиона прониклась серьезностью ситуации. Начав свое послание начальнику аврората с восхищенных воспоминаний о былом, профессор Слагхорн под конец поведал о том, как получил пять вежливых писем с чисто теоретическими вопросами, как две капли воды похожими на любознательные вопросы не менее когда-то вежливого пятикурсника Тома Риддла. За всю свою жизнь не боявшийся никого кроме Волдеморта, Слагхорн пришел в ужас. В ответ на вопросы отшутился и, чуть внимательнее приглядевшись к новым любителям старой теории, быстро выяснил, что к чему. Несколько наиболее талантливых его студентов считали себя продолжателями дела Темного Лорда, не очень хорошо представляя, в чем именно это дело заключалось. Первичной целью группы было возвращение Волдеморта и всяческое способствование ему в получении былого величия и власти. На этом моменте Гермиона тихо ахнула. — Тут понимаешь, какая штука, — сказал Гарри, заметив, что она прониклась серьезностью ситуации даже больше, чем ему хотелось, — дети не могли сами это придумать. — Ты считаешь, что они действуют по указанию взрослых? Родителей? — По крайней мере, один из них. Эти идеи наверняка принесены из дома. Не сами же они такое придумали. А если не только идеи, но и организация группы не их инициатива, то все еще хуже. — И ты решил… — Гермиона задумалась. — Решил дать им вот такого Темного Лорда? — Да. Это Драко придумал. — Я понимаю, зачем вы поселили в Лондоне двойника Волдеморта, в этом есть смысл, но зачем вам понадобился двойник Снейпа? У него-то нет поклонников. Гарри улыбнулся. — Я хочу, чтобы настоящий Снейп возмутился и явился в Хогвартс разобраться с наглецом, присвоившим его имя, его репутацию и его… личность. А так как двойника там изображает Рудольф Лестранж, можно не беспокоиться. Они хотя бы не поубивают друг друга. — Оставил бы ты Снейпа в покое, — недовольно произнесла Гермиона. — Если бы он хотел, то давно бы объявился, у него орден Мерлина. — Очень мы ему нужны, — усмехнулся Гарри. — Вот и не трогай его! — Мне необходим шпион. Я хочу, чтобы он проник в этот кружок и… — Даже если ты запустишь в школу трех Снейпов, как ты надеешься внедрить его в детскую группу?.. Они никогда его не примут, Гарри, это просто глупо! — Давай сначала заставим его появиться. А там видно будет. Как именно внедрить шестидесятилетнего дамблдоровского шпиона в группу старшекурсников Хогвартса, Гарри придумал еще в июне, пока читал письмо профессора Слагхорна. Но раскрывать раньше времени свои идеи он не хотел даже Гермионе. * * * — Без пяти, — прошипел Финлей. — Быстро, быстро, быстро! Пентаграмма собралась в круг. Эйлин взмахнула рукой, и от нее к Венере поползла огненная змейка. Венера взвизгнула и отскочила, затем смущенно опустила голову и вернулась на место. Морган поднял лежавший в траве сучок и начал чертить им линию от себя до Чжана. Финлей выпустил из палочки тонкую струйку воды, которая потекла в сторону Эйлин. Венера, которая, воткнув в землю нож, вела линию от себя до Моргана, попала под струю и намокла, но сдержалась и во второй раз визжать не стала. Чжан самодовольно ухмыльнулся, сложил ладони лодочкой и резко развел в стороны. От него к Финлею по земле протянулась дорожка пыли, завершая пентаграмму. — Медальон! — шепотом приказал Финлей. Эйлин достала из кармана серебряный кругляш и положила в центр пентаграммы. Пятерка Повелителей Стихий взялась за руки, вдохнула и начала нараспев читать заклинание. Сначала ничего не происходило. Потом лунный цвет сгустился в центре круга, зашевелился, взметнулся вверх и исчез вместе с медальоном. — Что, и это все?! — разочарованно спросил Морган. — Я даже не понял, вызвали мы кого-нибудь или нет. — Я понял, — задумчиво сказал Финлей. — Только знаете, это был не он. Это была какая-то женщина. Очень злая. — Не женщина, а гоблин, — поправил Чжан. — Давайте в следующий раз делать круг побольше, и все будем держаться за длинную веревку. Венера мне сейчас чуть руку с перепугу не сломала. — А по-моему, это была собака, — внесла свой вклад Эйлин. — Огромная такая. — А по-моему, — сказал Морган, — тебя здорово надули в Лютном переулке. Это не его вещь. — Да? — Да. Если великий волшебник держал что-то в руках, то на этом остается отпечаток его личности. — Жалко, что не отпечаток пальца, — огрызнулась Эйлин. — Сам бы и покупал. Думаешь, в Лютном переулке стоит его дом-музей с сувенирной лавкой? Да меня там один раз хотели ограбить и два раза чуть в аврорат не сдали! — Поправка: один раз тебя хотели ограбить и один раз ограбили. Сколько ты заплатила за эту подделку? — А я ничего не видела, — дрожащим голосом сказала Венера. — Я зажмурилась. Чжан нагнулся и начал шарить в траве. — Нету, — сказал он шепотом. — Ребята, вы что, не понимаете? Заклинание работает! К нам явилась нематериальная сущность! — И свистнула наш медальон, — продолжил Финлей. — Народ, мы ерундой занимаемся, по-моему. Ну не станет дух великого волшебника бросаться на какие-то цацки. Пентаграмма уселась в кружок на поляне и начала разрабатывать новый план действий. Было решено: 1) в следующий раз в центр круга ничего не класть, потому что дух великого волшебника — это не рыба, клевать на приманку не будет; 2) следующий сеанс устроить в новолуние; 3) хорошо, не в лесу, а на Астрономической Башне, если уж ты так боишься темноты; 4) придумать какой-нибудь стабилизатор для духа, вроде якоря; 5) завтра ночью пробраться в Запретную Секцию и почитать об этом. Тут заседание было решено считать закрытым, и Пентаграмма начала подниматься с травы. — Ой, — сказала Венера, — смотрите, что я нашла... На ее ладони лежал небольшой черный камень. — Камень как камень, — Чжан пожал плечами. — На нем какие-то знаки, — Венера задумчиво разглядывала в тусклом свете неровную поверхность. — Просто трещины. — Я все-таки думаю, это какой-то артефакт. — Угу. Конечно, — Морган даже не пытался скрыть раздражение. — Тут полный лес таких артефактов. — А если это дух нам его отдал? — Бритва Оккама... — задумчиво начал Чжан. — Вместо серебряного медальона? Этот жалкий кусок невесть чего? Значит, дух тоже жулик! — Бритва Оккама... — А если это все-таки артефакт? — Бритва Оккама... — в третий раз попытался Чжан. — Послушай, я не знаю, кто такой Оккам, — не выдержала Эйлин, — но меня не интересуют его туалетные принадлежности! Давайте придерживаться темы... — Я придерживаюсь, вы просто не даете мне договорить! Итак, согласно бритве Оккама... — Говорящая бритва?.. Крайне разочарованная Пентаграмма возвращалась в замок, устало переругиваясь. Венера Хопкинс, однако, аккуратно завернула свою находку в носовой платок и спрятала в нагрудный карман. Спорить ей не хотелось, но она была уверена, что камень не простой и обязательно пригодится. * * * Отправляясь в Хогвартс, Рудольф предусмотрительно захватил с собой изрядный запас зелья Сна-без-Сновидений, предчувствуя, что его будут преследовать кошмары о возродившемся Лорде и Азкабане. К сожалению, зелье нельзя было принимать постоянно, особенно если тебе уже за шестьдесят и здоровье и так ни к Мордреду. Но по крайней мере две ночи из трех он проводил спокойно. В остальное время приходилось расплачиваться за свое бурное прошлое и буйное воображение. Первым делом Рудольфу действительно приснился Лорд. Пополнивший свои знания о пыточных проклятьях, противно неутомимый и изрядно раздраженный Лорд, как две капли воды похожий на Гарри Поттера. Утром Руди, списавший эту дикую картину на свинское поведение гриффиндорского шантажиста, от души помолился Мерлину и Фламелю, чтобы больше никогда такого не видеть. Мерлин и Фламель вняли его мольбам: через двое суток Рудольф увидел во сне нормального, привычного Лорда. Который гладил его по голове и говорил что-то утешительное, время от времени сочувственно проклиная Поттера и Снейпа. Мысль о том, что такого Лорда можно назвать «нормальным», еще неделю назад не пришла бы Рудольфу в голову даже в бреду, но нескольких дней в Хогвартсе оказалось достаточно, чтобы он поменял свое мнение. Помона Спраут неизменно разговаривала с ним тем мягким тоном, каким говорят с детьми и больными. Увы, пары часов наблюдений ему хватило, чтобы понять: директриса его не боится, а опекает. Флитвик и Хагрид на два голоса приглашали его на чашку чая, бокал вина, партию в шахматы и традиционный «пятничный вечер преферанса». Слагхорн смотрел на него так, будто считал виноватым во всех мировых бедах, начиная от падающего курса галеона и заканчивая отсутствием в круассанах заварного крема. Рудольф очень надеялся, что этот взгляд предназначался Снейпу, но стопроцентной уверенности у него не было. А предсказания Трелони так просто наводили на него ужас. «Ты провел много времени в одиночке», – изрекла Сивилла в первый же день. Рудольф подозревал, что изрядно набравшаяся предсказательница просто перепутала существительные, однако такие случайные попадания никогда не бывают к добру. «Но я вижу, как к тебе подкрадывается твое счастье», – закончила Трелони, скользя расфокусированным взглядом в сторону подкрадывающейся к Рудольфу низлы. Через три дня он с радостью выслушал от Сивиллы традиционную порцию предупреждений о «страшных опасностях». Тем же вечером, стоило ему показаться с Хогсмиде, его плотным кольцом окружила толпа. Благоговейно молчащая толпа и пара-тройка журналистов с колдокамерами. Рудольф напомнил себе, что большинство этих людей училось у Снейпа и вряд ли сохранило о тех годах светлые воспоминания, призвал на помощь весь свой опыт Упивающегося и грозно сдвинул брови. Кольцо увеличилось в диаметре на пару метров, но менее плотным не стало. Чудом избегнувший опасности угодить в Азкабан за применение Непростительных к собственным «поклонникам», Лестранж с тех пор старался держаться от Трелони подальше. Но чаще всего Рудольфу в кошмарах являлись студентки. Изрядно бестолковые, но старательные девчонки, которые демонстрировали ему то голые коленки, то лодыжки, обтянутые чулками весьма недетского фасона. Вообще, Лестранж не имел ничего против симпатичных ножек и вошедших в этом году в моду глубоких вырезов, но после того как однажды за ужином Слагхорн, усмехнувшись, предупредил: «Вы уверены, что из этого бокала безопасно пить, коллега? По-моему, в него подлили Амотренцию. Впечатляющее достижение для студентки, не правда ли?» — Лестранж занес декольте в Список Вещей, Которые Будут Являться Ему В Кошмарах. В тот момент, когда семикурсник-слизеринец, услышав про назначенное на вечер взыскание, покраснел, уставился куда-то вбок, перевел взгляд на собственный нос, после чего на секунду вскинул глаза на «профессора» и снова потупился, Рудольф понял, что дальше так продолжаться не может. * * * Профессор Лонгботтом беседовал с гарденией. Строго говоря, в этом не было ничего необычного. Многие цветоводы разговаривают со своими питомцами: поздравляют Зубастую гвоздику с новыми клыками, критикуют Ядовитую перечницу за медленный рост и обещают Хищной росянке сходить в магазин за личинками. С другой стороны, не все гербологи делятся с гардениями своими сомнениями по поводу нового коллеги. В оправдание Невилла стоит отметить, что это была так называемая Непроизносимая гардения, и разговаривал он с ней не просто так, а в ходе научного эксперимента. Как известно, Непроизносимая гардения расцветает, только если рядом звучит нецензурная брань. Невилл, как и положено настоящему ученому, время от времени решал перепроверить факты, известные любому первокурснику. В начале прошлого учебного года он посадил в двух концах теплицы две Непроизносимые гардении, одну из которых подвергал воздействию литературного английского языка, а другую — непечатной ругани. На литературном языке Невилл разговаривал сам, а ругаться заставлял провинившихся студентов. Эти нестандартные отработки производили сильное впечатление: даже самый отъявленный хулиган, после того как в течение часа ругал на все корки цветочный горшок под добрым взглядом профессора Лонгботтома, всю следующую неделю вел себя примерно и выражался крайне куртуазно, даже если ему капали за шиворот кипящее зелье. Эксперимент завершился как нельзя более удачно: Невилл доказал, что Непроизносимой гардении совершенно все равно, о чем и с помощью какой лексики с ней разговаривают, после чего продажи этого комнатного растения упали в пять раз. Но эксперимент закончился, а привычка ежедневно разговаривать с гарденией осталась. — Я не верю, что это он, — сказал Невилл цветку. — Вот не верю, и все тут. И совсем не потому, что он меня не узнал, хотя настоящий профессор никогда бы меня не забыл. У него сто лет такого бестолкового ученика не было. И не потому, что он стал выше ростом, хотя люди в таком возрасте уже не растут, а в ботинки на каблуках я тоже не верю. Он просто неправильный. Он неправильно смотрит. Неправильно ходит. У него не такой голос. И я вчера видел, как он гладил собаку. Я... пойду посмотрю на его портрет, вот что. Директор Спраут безропотно впустила Невилла в свой кабинет. Она считала Лонгботтома нетребовательным молодым человеком, не склонным к капризам. Если уж ему надо посмотреть на портрет покойного директора — значит надо. Она даже вышла и оставила Невилла в кабинете одного. Созерцание портрета не дало ничего, кроме усилившейся уверенности в том, что живущий в Хогвартсе Снейп — неправильный. Портрет смотрел гораздо убедительнее. — Правда же, он ненастоящий? — спросил Невилл у портрета Дамблдора. Дамблдор загадочно улыбнулся и промолчал. За все годы, что портрет висел в Хогвартсе, он ни разу не ответил ни на один прямой вопрос.
Gaudeamus: * * * По маленькому ирландскому городу шла очень красивая молодая девушка. Судя по зеленой футболке с арфой на груди — туристка. Судя по кокетливому кожаному рюкзачку за спиной — неопытная, в таком рюкзачке только косметичку таскать. На самом деле именно косметички-то в нем и не было, потому что вейлам краситься ни к чему. Зато там была бутылка холодного пива, пакет крупы, розовые тапочки, вышитый мешочек с деньгами, паспорт гражданки Финляндии Мирьи Хакконен и плетеная корзинка, затянутая полотном. Девушка подошла к неприметному дому в конце улицы, огляделась вокруг, толкнула калитку и вошла во двор. — Чудный город, — сказала она. — Тут что, никто двери не запирает? Заходи кто хочешь, бери что надо. — Разбойница, — отозвался басовитый голос из рюкзака. — Вот придет хозяин, он тебя хворостиной. Мирна вздохнула, вынула из рюкзака корзинку и размотала холстину. Затем отступила на три шага и поклонилась в пол. — Вот тебе, дедушка, и новая хата. — Дошутишься у меня, всю гриву ночью заплету, — ответили ей из корзинки. — Иди кашу вари. Ох, грязища-то, грязища... Несколько лет назад Мирна подобрала в заброшенной деревне домового по имени Девятко. Не было дня, чтобы она не кляла себя за то, что не обошла эту деревню десятой дорогой. Прежде всего, Девятко не признавал ее хозяйкой. «Ты же не человек, — говорил он рассудительно. — Ты нечисть. У тебя и дома-то быть не может, твой дом в чистом поле, росой умываешься, лопухом укрываешься». Один раз Мирна, обозлившись, с выражением прочитала ему одну из статей Гермионы Грейнджер в «Ежедневном Пророке». Девятко внимательно выслушал, сказал: «Замуж ей надо», и ушел спать за печь. Кроме того, Девятко любил чистоту. В этом как раз не было ничего удивительного, домовые этим славятся, но Девятко, будучи без хозяина, сам наводить порядок отказывался, гонял Мирну. Время от времени ей надоедало подметать, вытирать пыль и драить раковину, и она объявляла забастовку. Тогда Девятко начинал пакостничать: прятал туфли, сквашивал молоко, громыхал посудой по ночам и самое неприятное — сбивал ей волосы в нерасчесываемые колтуны. В Хогвартсе он не ужился с местными эльфами, поэтому Мирне пришлось снять ему каморку в Хогсмиде. Раз в неделю она его навещала. Девятко приветствовал ее словами: «Что стоишь? Полы немыты!» * * * Пока Мирна варила кашу, Девятко обследовал помещение, неустанно ворча себе под нос. — Травами занимается, травознатец, значит. В мое время этим бабки промышляли. — Ты ему это скажи, — крикнула Мирна из кухни. — Чего я буду с человеком разговаривать? — рассудительно ответил Девятко. — Это по обычаю не полагается. Ты лучше, чем дерзить, бумажки из торбы повыкидывай. Конфеты жрешь, а бумажки в торбу пихаешь. И полы помой. Что, готова каша-то? Мирна закатила глаза и неслышно выругалась по-болгарски. — Готова. Иди есть... дедушко. Девятко подозрительно ткнул в кашу на блюдечке корявым пальцем и задумчиво облизал его. — А ить это не пшено. — Да неужели? — удивилась Мирна, пять минут назад выкинувшая в мусорное ведро пакет с надписью «Булгур». — Точно тебе говорю. Вот, девка, волос долгий, ум короткий, пшена на базаре купить не можешь... — Ваша наглость не знает границ, — сказал суровый мужской голос от порога. Девятко пискнул и забился в щель между стеной и плинтусом. — Мало того, что вы вломились в чужой дом, даже не удосужившись посмотреть, не занят ли хозяин чем-нибудь в огороде. Мало того, что вы готовите себе обед на чужой кухне. Вы еще и извели мою последнюю бутылку молока! Мирна покаянно вздохнула. — Хотите, я вымою пол? * * * — Как вы меня нашли? — спросил Снейп, прочитав письмо. — Знаете, у вейл есть особая древняя магия... — Да, — согласился Снейп, — безусловно. Это вы Ксенофилиусу Лавгуду расскажите, или кто там сейчас редактирует этот ужас. Еще раз спрашиваю: Как. Вы. Меня. Нашли? Мирна мило улыбнулась. — Профессиональная тайна. Я, видите ли, частный детектив, искать людей — моя работа. — Руди нанял частного детектива, чтобы меня искать? Хорошо же его приперло. — Он сам частный детектив, мы с ним компаньоны. А Рабастан ведет нашу бухгалтерию и улаживает проблемы с авроратом. Снейп воззрился на нее с откровенным изумлением. — Вы хотите сказать, что целых два представителя семейства Лестранжей работают? За деньги? — Э-э-э... ну да. — Куда катится волшебный мир? Прекрасно, передайте ему, пусть работает дальше. Мирна закинула ногу за ногу. — То есть вы не вернетесь? — Поверьте, мисс, быть профессором Снейпом в Хогвартсе — дело тяжелое и неблагодарное. Не знаю, зачем Руди за него взялся, но мне это уж точно ни к чему. — Например, за деньги? — предположила Мирна. Презрительный взгляд был ей ответом. — А по дружбе? — Мы с ним не друзья, это во-первых. Он сам разболтал Поттеру, что я не умер, это во-вторых. Пусть теперь мучается, в наказание за болтливый язык. — А если я всем расскажу, что вы живы? Снейп пожал плечами. — Все и так знают, что я жив и преподаю в Хогвартсе. Маловеры могут взять билет до Хогсмида и убедиться лично. — Расскажу Гарри Поттеру, где вас найти. — Иными словами, если я не полезу в растопленный камин, вы кинете в меня угольком? Один визит Поттера я как-нибудь перенесу, не станет же он лагерем в моем огороде. Это не повод ехать туда, где он будет постоянно торчать под боком. — Рудольф просил передать, что если вы не приедете, он испортит вам репутацию. — Пф! Рудольф получил Метку в пятнадцать лет, входил в ближний круг Волдеморта, имеет на своем счету десяток боевых операций и несколько убитых авроров. А вся его репутация состоит из одного слова — «подкаблучник». Что, говорите, он мне испортит? До свидания, мисс. Мирна встала и накинула на плечо лямку рюкзака. — Хотите, я вам домового подарю? — предложила она. — И это тоже расскажите Лавгуду. Домового нельзя подарить, они привязаны не к владельцу, а к дому. Мирна улыбнулась, встала на пороге, выпалила: «Вот-тебе-дедушка-новая-хата!» — и со всех ног бросилась бежать. — Посмотрим, — бормотала она себе под нос, — посмотрим. Как начнет тебя Девятко гонять, так ты сам в Хогвартс прискачешь. Аллюром «три креста». * * * Следующей же ночью профессор Снейп обнаружил, что в доме что-то шуршит. Это было странно. Он прожил здесь девятнадцать лет и знал все звуки наизусть: страшный грохот с потолка, взрывы в подвале, леденящее душу завывание в ванной. В каждом из этих случаев он знал, что делать: прогнать с крыши ворон, убрать осколки и маринованные кабачки с пола, вызвать сантехника, чтобы тот починил трубы. Но до сих пор в его доме никогда ничего не шуршало. «Мыши?» — подумал он недовольно. В его холодильнике мышь могла разве что повеситься, но для охраны книг следовало принять меры. Девятко с недоумением посмотрел на тонкую полоску порошка, окружающую книжный шкаф. — Отраву, что ли, сыплет? А от кого? Дом чистый, ни мышей, ни клопов... ни тараканов... Последнее было сказано с некоторым сожалением. К тараканам Девятко относился с уважением, полагая, что без них нет жилого духа. Следующей ночью он опять шуршал за половицами, давая человеку понять, что в доме появился домовой. Снейп поставил в углу мышеловку. Через неделю Девятко убедился, что тонких намеков этот человек не понимает, и утащил у Снейпа очки. Пока тот хлопал себя по карманам, заглядывал в ящики стола и бормотал: «Куда же я засунул?..», Девятко сидел в углу и тихо хихикал. По правилам, теперь человеку полагалось обвязать нитку вокруг ножки стула, положить на пол конфетку и сказать: «Дедушка домовой, поиграй и отдай». Мирна обычно вполголоса прибавляла: «Зар-р-раза такая!», но на это Девятко внимания не обращал. Увы, вместо того чтобы исполнить почтенный старинный ритуал, человек просто-напросто сказал: «Accio очки», и очки вылетели из угла, куда Девятко их тщательно запрятал. Домовой икнул. За свою долгую жизнь он ни разу не жил у волшебника. Через два дня Девятко пришел в себя и еще раз попытался показать, кто в доме хозяин. Снейп твердо знал, что котлы и колбы после эксперимента надо мыть сразу, иначе остатки зелий могут начать жить своей собственной жизнью. Так же твердо он знал, что нормальные люди посуду моют перед едой, а не после. Иногда остатки еды на тарелках тоже начинали жить своей собственной жизнью, но Снейп просто молча соскребал плесень в стеклянную чашку и уносил в лабораторию. Девятко такой порядок не устраивал. Посреди ночи он с грохотом расколотил немытую чашку. Снейп вышел на кухню в халате, зевая, сказал: “Reparo!”, кинул целую чашку в мойку и ушел обратно спать. После этого Девятко еще пару раз, для порядка, сквашивал молоко, но затем смирился и только злобно шуршал по углам. * * * — Он не боится испорченной репутации, — Рабастан так самодовольно улыбнулся, будто говорил о себе. Вероятно, в некотором смысле так оно и было. — Ему вообще на вас плевать. — Все боятся, — буркнул Драко. Во взгляде бывшего Упивающегося проскользнуло презрение. — А что он сказал? — спросил Гарри. — В двух словах. — Если в двух, то получится нецензурно. Если же выражаться чуть пространнее, он не желает находиться в пределах вашей досягаемости, Поттер. А пределы эти весьма широки. Можете, конечно, поставить палатку у Снейпа в огороде и посмотреть, что получится... Гарри содрогнулся. — Нет уж. Экстраординарные меры мы оставим на крайний случай. — Вам виднее, — Рабастан пожал плечами. — Боюсь только, после известного шедевра мисс Скитер вы вряд ли сумеете чем-то его шокировать. Разве что... — Разве что?.. — встрепенулся Драко. — Обратитесь к отцу. Если Люциус не сумеет сделать так, чтобы Снейп примчался сюда сам, значит, никто не сумеет. * * * — Тебе не кажется, — задумчиво сказал Гарри, когда они оказались под защитой охранных и заглушающих чар в его кабинете, — что мы с тобой ведемся как дети? Причем сами не знаем на что. — В каком смысле? — В прямом. Они же над нами откровенно издеваются. И заодно выясняют отношения. Драко пожал плечами. — Очень может быть. Но тебе не все ли равно? Могут же у людей быть маленькие радости. Пусть развлекаются. Ты представь, как им всем было скучно после войны. Последние лет десять так точно. А нам главное, чтобы результат был. — А он будет? — Непременно. Кстати, кто станет с моим отцом разговаривать? Я? Или, может, опять ты? У тебя в прошлый раз отлично получилось, — хмыкнул Драко. — И не думай, что я не знаю почему. Я, правда, пока так и не выяснил, какой именно компромат ты на него нашел, но обязательно выясню. Гарри дипломатично промолчал, невинно глядя в окно. — А второй раз это использовать нельзя? — Неэтично, — вздохнул Гарри. — По-твоему, все остальное, чем мы тут занимаемся, этично?! — Нет. Но это будет неэтичность другого порядка. Личного. Мне это не нравится. — Экий ты разборчивый. Ладно. Я сам. Но ты же понимаешь, что он будет торговаться. — Конечно понимаю. Но у тебя, в отличие от меня, семейная скидка. * * * — «Открой врата в центре куба, что есть центр сферы, что есть центр пирамиды...» — Что это значит? — Понятия не имею. Пентаграмма внимательно изучала очередной ветхий манускрипт, ловко похищенный в Запретной Секции практически из-под самого носа у мадам Пинс. Манускрипт именовался «Теоретические основы практической материализации духов» и зверски вонял эктоплазмой. Во всяком случае, Финлей заявил, что это именно эктоплазма, и никто не стал возражать, хотя у Венеры оставались некоторые сомнения. — Какая-то нумерологическая задача. Потом решим. Дальше. — «... что есть центр пирамиды. Центр куба есть центр смерти. Центр пирамиды есть центр жизни. Центр сферы есть совершенство единства и борьбы противоположностей». — Восхитительно. Дальше. — «Четыре и один — одно. Один и четыре — одно. Ключ к вратам — пять». — О! — хором выдохнула Пентаграмма. — О! * * * Сенсационное заявление Чжана, что врата можно открыть в любой точке, на некоторое время повергло остальные Лучи Пентаграммы в легкий шок. — Это точно? — нахмурился Финлей, разглядывая чертеж. — Абсолютно. В любую правильную пирамиду можно вписать сферу. А в любую сферу можно вписать куб. — А в неправильную? — А зачем нам неправильная пирамида? Ответа ни у кого не нашлось. — Так что, это просто для отвода глаз? — нахмурилась Эйлин. Чжан улыбнулся. — Я думаю, это и есть стабилизатор. В плоской фигуре энергии не хватает. Нужна пирамида. Пентаграмма нахмурилась. — Да ну вас! Я не об этом, — досадливо отмахнулся он. — Ну хорошо, пускай вершиной будет кто-то еще. — Подождите, — вмешался Морган, — как вы себе это представляете на практике? Подвесим кого-то одного к потолку? — Чур не меня, — быстро вставил Финлей. — Полагаю, — ответил Чжан, — метлы будет достаточно. У кого есть метла? Пентаграмма переглянулась. — Ладно, — вздохнула Эйлин, — я достану метлу. Только я на нее не сяду. Ни за что. Венера Хопкинс мысленно зажмурилась и решительно выпрямилась. — Ну хорошо. Вершиной буду я. * * * — Чуть в сторону. Полтора дюйма. — Так? — Да, отлично. Теперь Морган. Над Астрономической башней раскинулось чудесное безлунное сентябрьское небо. В мягком свете звезд Пентаграмма строила на обзорной площадке пирамиду. — Хорошо. Венера, теперь ты. Немного выше. Замечательно. Удержишься? — Постараюсь. — Не знаю, что будет, если ты упадешь на нашего духа, но я бы на твоем месте постарался этого избежать. Наконец все заняли свои места, точно рассчитанные Чжаном и на всякий случай перепроверенные Морганом. Венера сидела на метле очень прямо, в правой руке стиснув палочку, а в левой — подобранный в Запретном лесу камень. Несмотря на пренебрежение друзей, Венера была совершенно уверена, что это какой-то артефакт. На всякий случай она даже проверила его на сглаз и некоторые проклятия, но камень оказался совершенно безвреден. Тогда она решила носить находку с собой как талисман — просто на всякий случай. — Все готовы? — скомандовал Финлей. — Начали! Они договорились сначала задать основание, а затем соединить его с вершиной. Это означало, что Венере придется проводить четыре линии, а не одну. Они не сразу придумали, как рисовать металлические линии в воздухе, но потом Эйлин раскопала где-то заклятие, соединяющее две точки тонкой серебряной цепочкой. Никто не знал, для чего оно нужно, но за многие века было изобретено множество удивительных и абсолютно бесполезных вещей. — Основание готово. Венера, давай! Раз... два... три... четыре! Теперь она сжимала в руке четыре тонкие цепочки, каждую из которых за другой конец держали остальные Повелители Стихий. — Начали! Как и в прошлый раз, они хором прочли заклинание. Сначала ничего не происходило, а потом в центре пирамиды появилась маленькая светящаяся точка. Сперва она начала расти, увеличилась до размеров яблока, замерла, а потом стала мерцать и блекнуть... «Ну же! — подумала Венера, от волнения вертя свой талисман в руке. — Камень, миленький, помоги нам, пусть у нас получится! Пусть он появится!» Сияющее яблоко вдруг ослепительно вспыхнуло и стало увеличиваться с невероятной скоростью, точно пирамиду что-то распирало изнутри. Цепочки загудели, задрожали... и вдруг с громким хлопком вся конструкция лопнула. Морган, Финлей, Чжан и Эйлин с воплями полетели на пол, а Венеру отбросило в сторону, и она свалилась с метлы прямо на Финлея. Свет исчез. Наступила короткая тишина. — По крайней мере, теперь эффект получился совсем другой, — задумчиво заметил Чжан, садясь и потирая здоровенную шишку на затылке. — Diesen Effekt find' ich echt Scheiße! — прорычал чей-то голос из того места, где прежде был центр пирамиды. — Wo ist mein Elderstab?* *По-настоящему дерьмовый эффект! Где моя Старшая Палочка? (нем.)
Gaudeamus: Глава 3. Джеймс Сириус Поттер «Сегодня в 12:13 по Гринвичу к дому объекта подошла вейла. Объект помахал ей рукой, она достала из сумочки какой-то небольшой предмет в форме круглой коробки и кинула ему в окно. За вейлой была организована слежка, но в районе магазина «Боргин и Бёрк» она зашла за угол и избавилась от «хвоста». Курсант Боббин направлен на переэкзаменовку по основам наружного наблюдения. Санитарная обстановка Лютного переулка должна быть расценена как неблагополучная. На меня среди белого дня напал дикий низл». — Плохо дело, — задумчиво сказал Драко. — Это журналистка. — Во-первых, ничего плохого. Чем больше народу узнает, тем лучше. Во-вторых, с чего ты взял? — Я вчера с ней познакомился в кафе. Сплошное очарование. Очень интересуется британской историей и работой аврората. Ненавязчиво пыталась выведать, чем я сейчас занимаюсь. — Ненавязчиво? — с подозрением переспросил Гарри. — Такая красивая женщина не может никому навязываться, — самодовольно ответил Драко. — Но знаешь, мне не нравится, что вчера она сидела в кафе, где я каждый день обедаю, а сегодня что-то кидает нашему другу в окно. И заметь, она подсела именно ко мне, а я официально к этому делу никаким боком. У нас что, утечка в отделе? Подожди, а если она не журналистка? — Пойдем навестим Рабастана, — решил Гарри. — Посмотрим, что это у него за предмет такой. Круглый. Круглым предметом оказалась жестянка лакричных леденцов. Рабастан только плечами пожал. — Ничего не знаю. Незнакомая вейла проходила мимо, кинула в окно, ничего не сказала. Может, у них в культуре это такая форма кокетства? — С безносыми лысыми незнакомцами, — уточнил Драко. — Именно такие вейлам и нравятся... Вот вы гады, дорогие родственники! Оба. — Что такое? — озабоченно спросил Гарри. — Учебник по ЗОТИ, седьмой курс. А я лопух. Вейлы видят сквозь чары иллюзии и оборотку. — Вы не оставили нам другого выхода! — поспешно заявил Рабастан. — Руди заперт в школе без малейшей связи с окружающим миром... — ... и с вейлой в кладовке, — безжалостно продолжил Драко. — Меня бы кто так запер. — У них чисто деловые отношения! — Скажите ей, чтобы завтра в двенадцать пришла ко мне в кабинет, — прервал Гарри начинающуюся перепалку. — Как ее имя? Я ей выпишу гостевой пропуск. * * * Категорический отказ Снейпа вернуться не стал для Рудольфа неожиданностью и именно поэтому возмутил до глубины души. Попытка успокоиться, сорвав плохое настроение на студентах, успехом не увенчалась. «Профессор Снейп» раздал с десяток взысканий и снял около сотни баллов, но лучше ему не стало. А на горизонте уже маячили Флитвик и Хагрид со своим «пятничным преферансом». В конце концов Рудольф не выдержал и отправился в Хогсмид. К счастью, вечер выдался сумрачный и дождливый, и был хороший шанс миновать толпу журналистов и «поклонников» незамеченным. Позднее Лестранж так и не вспомнил, какая нелегкая принесла его в «Кабанью голову». Можно было бы цивилизованно посидеть в отдельном кабинете в «Трех метлах», время от времени выстукивая что-нибудь цинично-ироничное. Привычка разговаривать с самим собой перестуком досталась Рудольфу на память об Азкабане, в комплекте с хронической простудой и ревматизмом. В те годы они с Рабастаном частенько общались подобным образом, не слыша и половины сигналов собеседника, так что «разговор» больше походил на монолог. Но ритмичный перестук хотя бы создавал иллюзию компании. Наверное, в этом и было дело – в компании. Злиться в одиночестве Рудольф не любил, злость, как не слишком хороший алкоголь, нуждалась в подходящем «собутыльнике». Но в «Трех метлах» по вечерам собирались почтенные, скучные волшебники, чтобы, пропустив стаканчик-другой, почтенно и скучно посплетничать о соседях, коллегах и налогах. А в «Кабаньей голове» околачивалась пестрая веселая компания, всегда готовая с юмором обругать министерство, спеть малопристойную балладу или ввязаться в какую-нибудь не вполне законную авантюру. Кроме того, тут можно было сидеть в надвинутом на глаза капюшоне, и это никого не удивляло. Как раз то, что колдомедик прописал. В «Кабаньей голове» и.о. Снейпа сразу заказал бутылку огневиски и устроился в темном углу по соседству с двумя троллеподобными детинами, обсуждавшими ассортимент «Боргина и Бёрка». Полтора часа спустя бутылка опустела, а переместившийся за столик к соседям Лестранж обзавелся полезными сведениями о поставщиках самого известного темномагического магазина. В ответ он снабдил своих новых друзей подробнейшим описанием незадокументированных свойств Исчезательных шкафов, неизвестных, наверное, даже их создателям. Два часа спустя новые приятели Рудольфа исчезли, а их место занял Аберфорт Дамблдор. Еще через час хозяин заведения притащил солидных размеров бутыль, в которой плескалось что-то мутное. После первого глотка Лестранж окрестил забористое мутное пойло «снейповкой» и почувствовал, что к нему возвращается хорошее настроение. После этого единственным, что он помнил более или менее отчетливо, был ослепительно-белый козел, весьма точно мемекавший мотив баллады про героя Одо. * * * На следующее утро Рудольф проснулся с жуткой головной болью. Проснулся почему-то в Хогвартсе, хотя совсем не помнил, как тут оказался. И даже в своей постели, точнее, на ней — ни снять с кровати покрывало, ни раздеться он вчера уже не смог. После контрастного душа и трех флакончиков антипохмельного зелья жизнь стала казаться более или менее сносной. Правда, в голове все еще постукивало, и Лестранж всерьез начал подозревать, что рецепт мутного пойла действительно когда-то изобрел Снейп — из каких-то своих мазохистских соображений. Болел сломанный и собственноручно залеченный — не к Помфри же идти — нос, а правый локоть окрасился в синий цвет. Рудольф напрягся и смутно припомнил, как вчера ночью по дороге из Хогсмида приложился о здоровый светлый камень. В остальном все было в порядке. Воспоминания о «концерте» — они с Аберфортом пели, а белый козел играл роль бэк-вокала — так даже доставляли удовольствие соответствием происходящему. То есть полной сюрреалистичностью. К двум часам Лестранж пришел в себя настолько, что отважился развернуть свежий номер «Пророка». Просмотр колдографий был испытанным способом проверить, готов ли мозг хоть что-то воспринимать или ему еще нужен отдых. При взгляде на первую полосу Рудольф подскочил едва не до потолка. На крупной, в четверть полосы, колдографии красовался он сам. Стоящий на коленях у могилы Альбуса Дамблдора. Ниже шла редакционная статья Риты Скитер о «героическом профессоре, покойном Дамблдоре и годовщине Непреложного обета». Действительно ли Рита полагала, что сие событие случилось в сентябре, или считала подобные мелочи несущественными, Рудольф так и не понял. Зато узнал, что «несмотря на всенародное признание и всеобщую любовь, профессор Снейп, очевидно, все еще терзается сожалениями и раскаянием, что, безусловно, не может оставить равнодушным никого из посвященных». Далее мисс Скитер поведала, что «утешение в этот тяжелый день профессор Снейп нашел в компании брата покойного директора — вероятно, единственного человека, способного понять всю глубину его горя». Попытки уяснить, содержится ли в этом заявлении грязный намек, Рудольф оставил на потом. Представив реакцию коллег на эти откровения, он испытал огромное желание куда-нибудь сбежать. Потом вспомнил о Поттере и решил, что можно не беспокоиться — до встречи с коллегами ему все равно дожить не суждено. Вечером незнакомая рыжая сова принесла ему плотный конверт без подписи. В конверте оказался номер «Ведьминого досуга», заложенный небрежно оборванным листом пергамента на шестой странице. Разумеется, добрую половину этой страницы занимала уже знакомая колдография с могилы Дамблдора. «Так вот что это был за камень!» — запоздало сообразил Рудольф. И только он собрался с духом, чтобы почитать отредактированную для женского журнала версию своих вчерашних похождений, как на обрывке пергамента проступили слова: «Хорошая идея. Г.П.» Лестранж громко выругался. Но через минуту представил себе реакцию самого Снейпа и впервые за последние недели от души рассмеялся. * * * — Только это не призрак, — сказала Мирна, в очередной раз явившись с докладом в кабинет Гарри Поттера. — Оно такое... слегка двухмерное. Вроде бы настоящее, а вроде бы и нет. Похоже на чей-то сон, но тогда этот кто-то здоров спать. Это явление уже три дня по Хогвартсу бегает, и ночью тоже, я проверяла. Рудольф считает, это Патронус. — Что? — изумленно спросил Гарри. — Патронус. Он говорит, если бы у очень сильного волшебника, вроде вашего Волдеморта, был Патронус в форме человека, то приблизительно так это и выглядело бы. Он ходит по замку явно с какой-то целью. Разговаривать Патронусы умеют, только короткими фразами, и диалог поддерживать не могут, но этот никаких диалогов и не ведет. Правда, Рудольф говорит, они обычно более серебристые. В любом случае, толку от этой идеи никакой нет: оказывается, никто из тамошних учителей не знает, как прогнать чужого Патронуса. За последнюю тысячу лет ни у кого не возникало такой необходимости. — А что думает профессор Флитвик? — вмешался Драко. — Он говорит, что так выглядит фантом. Это, насколько я понимаю, научный способ сказать «хрень вроде призрака, но не призрак». Правда, он тоже не знает, как его прогнать. Говорит, прогнать может тот, кто вызвал, и то не всегда. — Даже я понимаю, что это ерунда, — сердито сказал Драко. — Фантомы получаются, когда кто-то пытается вызвать дух горячо любимого человека. Не знаю, кем надо быть, чтобы горячо любить существо с таким темпераментом. Носится по замку, хватает всех за руки, ругается... — Любовь зла, — философским тоном заметила Мирна. — У многих людей жены себя так ведут. Гарри сделал вид, что изучает пейзаж за окном. — Хорошо, — продолжил Драко, — предположим, что в школе действительно чей-то фантом. Тогда надо просто понять, чей он, узнать, кто этого дорогого покойника так любил, взять за шиворот и велеть загнать это чудо обратно. Не знаю, как вы, а я, например, беспокоюсь, у меня там ребенок учится. — Хватает за руки... — задумчиво протянул Гарри. — Может, он Метку ищет? — У первокурсников, ага. Это какой-то очень тупой фантом получается. — Уж какой есть. — Зато образованный, — сообщила Мирна. — Он ругается минимум на пяти языках. Я бы на вашем месте поторопилась выяснять, что это и откуда. Он вчера отобрал у какого-то малька палочку, пытался ею колдовать, не смог, выкинул в окно и орал так, что чуть стекла не полопались. А если у него завтра получится, кто знает, что он там наколдует? Мирна была очень недовольна фантомом. В первый же день своего появления он загнал ее на самый высокий шкаф в кабинете истории магии, и там она просидела больше часа, шипя и плюясь, пока у Рудольфа не закончился сдвоенный урок и он не пришел ей на выручку. — Прекрасно, — сказал Драко, — теперь мы знаем, что при жизни он был волшебником. Это здорово сужает круг подозреваемых. * * * Колдография с могилы Дамблдора привела Гарри Поттера в полный восторг. Спаситель магического мира лично явился в Хогвартс на следующий же день и прямиком отправился к и.о. Снейпа. За ним по пятам следовали журналисты, которых, впрочем, дальше ворот не пустили. Беседа с Поттером продолжалась часа три. Первые пятнадцать минут Рудольф потратил на попытки объяснить неугомонному главе аврората, что все получилось случайно и никакого «плана», тем более хорошего, у него нет. Потом бросил эту затею ввиду её полной бесперспективности и оставшееся время боролся с желанием придушить собеседника. Но в конце концов количество, как это часто бывает, перешло в качество, и Рудольф решил последовать примеру Рабастана, то есть получить от ситуации хоть какое-то удовольствие. Результатом этого решения стала новая статья в «Пророке» — на сей раз с колдографиями из «Трех метел», где Поттер и «Снейп» на скорую руку организовали сцену своего полного и чрезвычайно душевного единения на глазах у растроганной публики. После чего храбрый глава аврората незаметно, но как-то очень быстро ретировался, пообещав в ближайшее время прислать в Хогвартс Риту Скитер для беседы о знаменитой книге «Северус Снейп – сволочь или святой?». Рудольф имел весьма смутное представление о том, как можно испортить Снейпу репутацию — и так-то довольно незавидную, — но в конце концов решил положиться на волю случая. Во-первых, экспромты у него всегда получались значительно лучше, а во-вторых, развлечения и не требуют четкого плана. С тех пор он регулярно наведывался в Хогсмид — то к Аберфорту, то к Розмерте. Поближе познакомился с белым козлом, обладающим удивительным музыкальным слухом, и выучил около полусотни старинных шотландских баллад. Усилиями Розмерты поправился на пару фунтов и восстановил навыки лазания по деревьям — почему-то хозяйка «Трех метел» неизменно выпроваживала его не через дверь, а через окно. Рудольф подозревал, что это была идея Поттера. О том, какие именно истории сочиняли об этих визитах журналисты, он старался не думать. Интервью же со Скитер Рудольф терпел исключительно ради Снейпа. Развлечения развлечениями, но возвращение вредного мастера зелий стало теперь делом принципа. Вот и сегодня они со Скитер обсуждали ее бестселлер, и Рита даже грозилась отредактировать свое творение в свете бесед с «уважаемым профессором». Правда, беседами это можно было назвать весьма условно – Рудольф отвечал односложно, ибо книгу прочитать так и не удосужился. Но когда журналистов смущали такие мелочи? Стоило «Снейпу» назвать чье-то имя, как Прытко Пишущее Перо размахивалось на целый свиток слащавых воспоминаний. Интервью и статьи Рудольф не читал. Его гораздо больше занимали колдографии, и он прилагал немало усилий к тому, чтобы выглядеть на них соответственно ситуации. В дверь просочилась низла, махнула хвостом и, не обращая внимания на журналистов, принялась умываться прямо на пороге. Это означало, что проход свободен. Весь преподавательский состав Хогвартса прилагал немало усилий к тому, чтобы журналисты не повстречались с недавно появившимся в школе странным недопривидением. К счастью, пишущая братия была так занята профессором Снейпом, что до всего остального им не было дела. Рудольф величественно кивнул, завершая интервью, и смахнул скупую мужскую слезу. Вообще-то, слезу было бы лучше пустить еще минут двадцать назад, но она, ведьма, никак не желала выдавливаться. Впрочем, и так получилось неплохо — фотограф щелкнул своим затвором как раз вовремя. Блестящие от непролитых слез глаза — их вот уже две недели приходилось истязать какой-то раздобытой Мирной дрянью, — блестели на славу, за милю видно. Перекошенное от сдерживаемых эмоций лицо — перекосило его от сдерживаемого смеха, но ведь главное, как это выглядит! На груди — не до конца прикрытый воротом мантии орден Мерлина (орден принадлежал Снейпу, но покойникам собственность не полагается, так что если хочет его забрать, пусть возвращается). В общем, сплошная пафосная романтика. Или романтический пафос? Этого Рудольф так и не додумал, но в любом случае, колдография должна была получиться замечательной. Снейп не останется равнодушным. * * * Паника Пентаграммы была сильной, но непродолжительной. Как только Повелители Стихий поняли, что не уничтожили мир и что их не собираются выгонять из Хогвартса, они сели в кружок и составили список Основных Вопросов, ответы на которые должны были помочь им разработать План Действий. Основных Вопросов было пять: 1) Что это? 2) Кто это? 3) Как это получилось? 4) Что с этим делать? 5) Кто виноват? Если профессор Биннз и удивился внезапному интересу некоторых семикурсников к истории магии — а это, что ни говори, было очень удивительно, — то не подал виду. Профессор Флитвик не удивился — весь Хогвартс только и говорил про новое привидение, оно же фантом, оно же полтергейст. Было бы странно, если бы пять его самых умных учеников остались в стороне от событий. Рудольф Лестранж подумал: «Мерлин меня побери, что еще надо сделать, чтобы эти дети перестали ко мне приставать? Рога отрастить? Я злой Снейп, уйдите от меня!» Ответ на Основной Вопрос «Что это?» нашелся очень легко. Профессор Флитвик сказал, что это фантом, а мнению Флитвика в подобного рода вопросах Пентаграмма доверяла. К сожалению, долгое и вдумчивое чтение специальной литературы не принесло желаемых результатов. Все сводилось к тому, что фантом может изгнать только тот, кто его вызвал. Пентаграмма, по очереди и группой, несколько раз подходила к фантому и предлагала ему удалиться. Фантом отвечал на иностранных языках и делал в их сторону угрожающие жесты. В одной старой и очень злобной книге из Запретной Секции обнаружился ритуал экзорцизма, но Эйлин категорически заявила, что не позволит убивать свою крысу. Ответ на вопрос «Как это получилось?» нашел Чжан Ши-Цы, после того как заставил всех участников событий вывернуть карманы. — Это — Камень Воскрешения, — сказал он, демонстрируя Пентаграмме упомянутый камень. — Мифический артефакт, один из трех так называемых Даров Смерти. Предположительно, создан в середине шестнадцатого века. Вызывает умершего человека, к которому вызывающий чувствовал сильную душевную привязанность. Достоверных сведений об использовании не существует. Легенда утверждает, что первый владелец после использования повесился. Последнее сообщение было встречено гробовым молчанием. На первый план вышел Основной Вопрос «Кто это?» Поиск ответа потребовал основательных усилий. Прежде всего Пентаграмма убедилась, что фантом не Волдеморт: ни в один из периодов своей бурной деятельности Том Риддл не носил светлых усов. Справочник «Великие волшебники двадцатого века» оказался весьма толстым и крайне необъективным, однако именно там Финлей обнаружил колдографию знакомых усов. — Геллерт Гриндельвальд, — сообщил он Пентаграмме. — Образец тысяча девятьсот сорок третьего года. Точнее, с тридцать девятого по сорок пятый — в тридцать восьмом он еще брился. Самый могущественный волшебник прошедшего века, на пике формы, как заказывали. Что будем делать, если он отправится завоевывать Европу по второму разу? Пентаграмма столкнулась лбами над справочником. — Вот это да, — недоверчиво сказал Морган. — Интересно, если он и правда был самым могущественным в мире, как же Дамблдор его победил? — Надо было вызывать не самого сильного, а самого умного, — после продолжительной паузы сказала Венера. * * * Справедливости ради надо сказать, что на эту мысль его натолкнул Поттер. Устав любоваться на колдографию с могилы Дамблдора, Рудольф взял лист пергамента, нацарапал на нем: «Ты трогательно смотришься, не находишь?» — и отправил Снейпу вместе с экземпляром «Ведьминого досуга». На следующий день пришел ответ: «Из нас двоих тронулся ты, а не я». С тех пор так и повелось. Как только выходила очередная статья в «Ведьмином досуге», Рудольф немедленно, не читая, переправлял ее Снейпу. Исключительно в просветительских целях. «Между прочим, его зовут Альбус», – приписал Рудольф на статье с колдографией очередного концерта в «Кабаньей голове». На ней профессор Снейп обнимал белого козла и распевал балладу про Горца. «А меня – Балтус», – немедленно ответил Снейп. Рудольф шутки не понял, но увидевшая это Мирна расхохоталась в первый раз после появления нового привидения. Хогсмидскую колдографию со Снейпом в окружении весьма смело одетых – или почти раздетых, это как посмотреть – девиц венчала надпись: «Твои студентки – очень интересные девушки». Получив ответ: «Это твои студентки. Во всех смыслах», – и почувствовав по тону послания, что Снейп готов потерять терпение, Рудольф радостно приписал: «Но об этом знаешь только ты». Через пару часов пришел ответ: «Об этом знает вся магическая Британия». С тех пор переписка стала более интенсивной. Колдографию с последнего интервью — она действительно получилась замечательной — Рудольф снабдил кокетливой надписью: «Похоже, Рита может говорить о твоей биографии бесконечно». Однако на этот раз ответ его озадачил. Прямо над словом «бесконечно» Снейп нацарапал: ∞ = lim f(x). Рудольф попытался восстановить в памяти школьный курс нумерологии, понял, что это бессмысленно — недаром бухгалтерией в их бизнесе ведал Рабастан, — зачем-то перечеркнул знак равенства и отправил обратно Снейпу. Когда ответа не последовало в течение суток, Рудольф понял, что можно расслабиться. Он усмехнулся, подмигнул своему отражению и приготовился к началу нового акта комедии абсурда.
Gaudeamus: * * * — Па, мне почему-то кажется, что это не сработает. — А мне — не кажется. — Тогда он должен был бы уже… Вот дерьмо! — Драко, будь любезен, воздержись от подобных выражений. — Как скажешь. Ладно, это не сработает, я понял. Тебе виднее, ты Снейпа лучше знаешь. — Вот именно. И почему ты сразу не обратился ко мне? — Не успел. Дядя Рудольф придумал… это… раньше. — Руди всегда умел эффектно преподносить собственные промахи. — Нам нужна не эффектность, а эффективность. — Да неужели? А я думал, вам просто стало скучно. — Ладно. Давай сделаем вид, что я уже повелся на все твои намеки, упал на колени и вымолил твое согласие нам помочь. У тебя есть идеи, как нам заставить его вернуться? — Поттер на тебя плохо влияет – ты совсем разучился заключать цивилизованные сделки. — Я согласен и на нецивилизованную. Например, ты поможешь нам, а я забуду о том, что летом ты помог Поттеру — и по совершенно непонятной причине. — Я об этом подумаю. — Сколько угодно. Но Снейпа вперед. — Терпение – добродетель. Что касается Северуса, то, я надеюсь, вы придумали, как будете опровергать все эти… сантименты? — Ну па! — Учитывая последние события, мои сомнения в вашей предусмотрительности можно понять, ты не находишь? — Нахожу. Так ты сможешь его… выманить? — Разумеется. — И как? — Как бы смешно это ни звучало, Драко, я думаю, проще всего будет его просто попросить. * * * Тем же вечером сова принесла Балтусу Струпсу конверт, в котором обнаружились записка и сделанная в хогвартском коридоре колдография. На ней испуганный третьекурсник протягивал свою палочку странному непрозрачному призраку с очень знакомым лицом. Призрак палочку взял, повертел в руках и начал складывать левой рукой некие знаки. Знаки мистер Струпс узнал — и ему стало слегка нехорошо. В последний раз на его памяти такие же манипуляции производил Волдеморт, когда пытался выяснить, нужная ли палочка осталась от Дамблдора. Одновременно с этим воспоминанием пришло еще одно: Имение Малфоев, библиотека, энциклопедия «Взлет и падение Темных Искусств» на французском языке. После первого исчезновения Волдеморта английские издатели почти слово в слово скопировали именно эту книгу, сменив лишь несколько имен и вырезав колдографию Гриндельвальда. В записке же было всего одно слово: «Приезжай». Мистер Струпс опустился в кресло и погрузился в размышления. Через час он вздохнул, встал из кресла и отправился искать чемодан. Единственный чемодан мистера Струпса вот уже неделю лежал в духовке. Девятко наконец нашел средство борьбы с человеческой магией и теперь мог прятать предметы, не опасаясь заклинания Accio. Мистер Струпс еще об этом не знал, но мысли его в данный момент были настолько далеки от подобных мелочей, что, побродив какое-то время по дому, он решил отправиться в путешествие налегке. И был абсолютно прав. Дальнейшие события показали, что чемодан бы ему все равно не пригодился. * * * Джим Поттер имел все основания считать, что жизнь к нему благосклонна. Он учился на самом прекрасном факультете Хогвартса, ему твердо обещали, что в следующем году его непременно возьмут в квиддичную команду, а в школьных коридорах завелось очень прикольное привидение. Лучше этого могло быть только одно: если бы кто-то из взрослых подошел к нему и таинственным шепотом сказал: «Джим, у меня к тебе есть одно важное дело. Встретимся в полночь возле большой горгульи. Сможешь выйти из спальни незаметно?» И удача Джима Поттера была настолько велика, что именно это с ним и произошло. Профессор Лонгботтом ждал его в условленном месте. Рядом зачем-то крутилась низла профессора Снейпа и время от времени бодала его головой в коленку. Профессор Лонгботтом говорил: «Хорошая киса», — и чесал ее за ухом. — Здравствуйте, — шепотом сказал Джим. — А у вас все брюки в шерсти. А какое у вас ко мне дело? Кис-кис-кис… Низла посмотрела на него с презрением, отошла подальше и начала умываться. — Очень важное, — сказал профессор Лонгботтом. — Но сначала дай мне честное слово, что никому не расскажешь о том, что видел этой ночью. — Честное гриффиндорское! — горячо ответил Джим. — Мы с тобой сейчас пойдем по потайному ходу. Про него никто в Хогвартсе не знает, только я. И никто не должен знать, понимаешь? Джим восторженно кивнул. — А… куда ведет этот потайной ход? В аврорат? В пещеру, где спит Мерлин?! В подземелье с сокровищами?! — В Хогсмид. Уау! Джим не завопил от восторга только потому, что настоящие авроры никогда не орут на задании. И не танцуют индейские танцы дождя, даже если их что-то очень радует. И не задают лишних вопросов, хотя вот это уже было выше его сил. — А что там, в Хогсмиде? — Очень важное дело. — Профессор Лонгботтом сделал строгое лицо и приложил палец к губам. — Там все узнаешь. Пойдем. И помни — никому ни слова. — Могила! — торжественно пообещал Джим. Всю дорогу его распирало от счастья. Он идет по самому настоящему подземному ходу! По которому, как рассказал ему дорогой профессор Лонгботтом, во время Битвы за Хогвартс тайно переправляли людей! В полночь! И теперь он знает, как попадать в Хогсмид, и один со всего курса сможет туда ходить! — Привет! — сказал папин голос, и Джим понял, что случилось самое прекрасное и невероятное, что только может произойти. Папа решил взять его на секретное аврорское задание! Профессор Лонгботтом сказал: — Я буду внизу, позови меня, когда вы закончите. И Джим с папой остались вдвоем. — Джим, — серьезным тоном сказал папа, — у меня к тебе очень важное дело. Нас с тобой в потайной комнате ждет один человек. Он тебе будет задавать разные вопросы, некоторые из них — очень странные. Говори ему только правду, даже если не понимаешь зачем. Ясно? Джим взволнованно кивнул. «Один человек» был похож на старого угрюмого попугая. — Это же ребенок! — сказал он возмущенно. — Поттер, вы в своем уме? — Вы знали, что мой сын учится в школе, кого вы еще хотели увидеть? — Хотя бы пятикурсника. Поттер, сколько лет вы женаты? — Восемнадцать. При чем тут?.. — И чего, спрашивается, вы ждали столько лет? Папа вздохнул. — Других детей у меня для вас нет, извините. Если хотите, я могу попробовать договориться с Виктуар Уизли, она на седьмом курсе, но у нее выпускные экзамены в этом году, так что я не знаю… Незнакомец схватился за голову. — Вы смерти моей хотите, Поттер? — Нет, — сказал папа, — не хочу. Я так рад, что вы живы… — Это у вас ненадолго. — Незнакомец посмотрел на Джима пронзительными черными глазами. – Ладно, приступим. Как тебя зовут, несчастье? — Джеймс Сириус Поттер, — растерянно ответил Джим. Незнакомец отступил назад. — К-х-ак?.. — Можно просто Джим. — Ребенок, — проникновенно сказал незнакомец, — выйди за дверь на пять минут, я хочу твоему отцу в глаза посмотреть. Без свидетелей. Джим послушно вышел. — Да вы надо мной издеваетесь, что ли?! — глухо донеслось из-за двери. Замечательное приключение продолжалось как-то странно. И что такого в имени «Джеймс Сириус Поттер»?.. Когда Джим вернулся в комнату, незнакомец начал спрашивать его про всякую ерунду. Как зовут его друзей с факультета? Какие у них прозвища? Где в гриффиндорской спальне стоит его кровать? Что Джим любит есть на завтрак? А на обед? Какие у него оценки по зельям? А если честно? Из чего сделана его палочка? Умеет ли Джим колдовать без нее? — Как это? – изумился Джим. — Мерлин всемогущий, — тоскливо сказал незнакомец, — Поттер, признайтесь, вы это все придумали специально, чтобы развлечься за мой счет? Папа ничего не ответил. Незнакомец посмотрел в потолок, вздохнул и снова начал задавать дурацкие вопросы. Затем он попросил Джима походить по комнате, попрыгать, пробежаться из угла в угол и съесть кусок холодного мяса ножом и вилкой. При этом он все время так стонал, хватался за голову и скрипел зубами, как будто Джим ходил по его мозолям. После этого он дал Джиму перо и велел написать: «Съешь еще этих мягких французских булок да выпей чаю». Затем взял это же перо и почерком Джима написал: «О древней истории великанов никто не имеет ни малейшего понятия, и меньше всего — сами великаны». — Ну как? Знаешь такой фокус? — Знаю, — злорадно ответил Джим. — И профессор Флитвик тоже знает. Он с начала года уже шесть таких перьев только в нашем классе отобрал. — Да, — согласился незнакомец, — Флитвик — это голова. Будем надеяться, что именно такой фокус ему незнаком или что он хотя бы не ожидает его от второкурсника. Ладно, раздевайся и давай сюда свою палочку. Джим попробовал было запротестовать, но папа мягко объяснил ему, что очень важное дело требует от него отдать свою одежду и палочку. На время. На стуле за ширмой лежат его старая мантия, свитер, брюки и ботинки. Поторапливайся, сынок. * * * Пока возмущенный Джим переодевался за ширмой, Гарри протянул Снейпу свиток пергамента. — Это что? — спросил тот недовольно. — Карта Мародеров. Пожалуйста, профессор, не делайте такое лицо. Это для того, чтобы вы знали, кто где находится в Хогвартсе. — Поттер, пожалуйста, скажите, что в вашем доме нет мемориальной комнаты Сириуса Блэка или чего-то в этом роде. Гарри смущенно промолчал. — Бедная ваша жена, — вздохнул Снейп. — Показывайте, как работает эта… кхм… карта. Карта работала как часы. Стоило Снейпу ее развернуть, она мгновенно посоветовала ему вымыть голову. Он аккуратно сложил ее и повернулся к Гарри. — Знаете, Поттер, я все больше и больше убеждаюсь в том, что вы затеяли какой-то идиотский розыгрыш, и Драко Малфой вот-вот выскочит из камина с криком: «Ага!» Заберите ваше… сентиментальное воспоминание. Гарри взял карту, наклонился к ней и прошептал: — Эй, прекратите. Надо, понимаете? Для дела надо. Карта Мародеров на четыре голоса высказала свое возмущение. Потом согласилась, что раз надо для дела, значит, надо, и показала Снейпу план Хогвартса. * * * Когда Джим вышел из-за ширмы, незнакомец, которого папа назвал профессором, суровым тоном потребовал у него волосы. Джим втянул голову в плечи. Папа успокоительно потрепал его по макушке и ножницами срезал у него с затылка несколько локонов. — Напишите, когда закончатся, — сказал он, передавая их профессору. — Только называйте как-нибудь по-другому, например… — Кабанья щетина. Она действительно быстро заканчивается. Если я попрошу у вас подмаренник, то ночью того же дня вы должны быть в Хогсмиде, а если руту — то дело плохо и мне надо отсюда выбираться. Ужасная глупость, кому в голову придет перехватывать письма вашего сына? — Надеюсь, что никому, — со значением сказал папа. — Что ж… до свидания. Джим, ты ведь никогда еще не аппарировал, правда? Джим восторженно кивнул. Его замечательное приключение только что стало превосходным. Папа аппарировал с ним к бабушке Молли и дедушке Артуру. Его восторг стал еще сильнее следующим утром, когда дедушка со значением сказал: — Никто-никто не должен знать, что ты здесь, а не в Хогвартсе. Это страшная тайна. Понял? Джим ответил ему индейским боевым кличем. И только к ужину до него дошло, что в результате своего «замечательного приключения» он оказался заперт в Норе, без палочки и без метлы, зато с заботливо приготовленным комплектом учебников. * * * Невилл сидел у камина в «Кабаньей голове» и читал детективный роман «Долгое прощание». В Хогвартсе, помимо большой библиотеки, процветавшей под управлением мадам Пинс, существовала еще и маленькая, потайная, состоящая из книг, которые ученики неосмотрительно читали на уроках. В основном это были «Войны мафии», «Пламенеющие сердца» и «Как похудеть, объедаясь на ночь», но попадались и настоящие сокровища. Например, там имелись два тома «Властелина колец»: первый издания пятьдесят пятого года прошлого века, второй — девяносто седьмого. Третий том еще пока ни у кого отобрать не удалось, и профессор Флитвик несколько раз грозился написать окончание самостоятельно. Если бы кто-то увидел, с каким трагическим лицом профессор Лонгботтом читает «Долгое прощание», то подумал бы, что его очень волнует судьба персонажей книги, как всегда у Рэймонда Чандлера, незавидная. На самом же деле его расстраивала мысль о невозможности снять у профессора Снейпа отпечатки пальцев. — Вот и все, — услышал он голос Гарри. — Спасибо за терпение, Невилл. Э-э-э... до свидания, Джим, рад был повидаться. — До свидания... папа, — ответил Джеймс Поттер, и Невилл уронил книгу. «Спать, — подумал он в ужасе, — спать, немедленно! Завтра начать пить Успокаивающее Зелье, обходить профессора Снейпа десятой дорогой и перестать наконец думать на эту тему. Уже галлюцинации начались, так нельзя». Гарри торопливо пожал ему руку, сказал: «Ну... я пойду. Спасибо еще раз», — и испарился. Невилл всего этого не одобрял. Он, разумеется, ни на секунду не поверил, что Гарри просто вдруг захотелось повидаться со своим сыном в первом часу ночи. Опять какие-то тайны, и опять, конечно, его в них не посвящают. Ну и ладно. Ну и подумаешь. — Пошли, Джим. Джим направился к выходу какой-то странной шаркающей походкой. «Что они там делали? — озабоченно подумал Невилл. — Он ног от земли не отрывает. Устал, что ли?» — Хочешь, садись на плечи, я тебя довезу, — предложил он. Джим остановился на крыльце прямо под большим фонарем, обернулся, и Невилл увидел на его лице то самое выражение, которое несколько лет являлось ему в кошмарных снах и которое он безуспешно искал с начала учебного года на лице обосновавшегося в Хогвартсе Снейпа. — Профессор? — прошептал он. — Да, — сказал мальчик, — сорок семь секунд. Самая короткая карьера шпиона в моей жизни. Ну, здравствуйте, Лонгботтом, чего уж там. Осознав происходящее, Невилл удивился только тому, что сам оказался вполне готов к чему-то подобному. И даже к худшему. — Пойдемте, — спокойно сказал он. — Не волнуйтесь, кроме меня, все в Хогвартсе верят, что вы вернулись и преподаете защиту. Но раз это не вы, тогда кто?.. Снейп вздохнул. — Вот еще несчастье на мою голову. Не скажу. Не знаю. Не ваше дело. Поттера спросите. Невилл остановился. — Это кто-то из Лестранжей, верно? Джеймс посветил ему в лицо Люмосом, нахмурился и сел на придорожный камень. — Я так и знал, что этим все кончится. Вы пойдете убивать Руди, он убьет вас, вся эта история выплывет наружу, Поттер опять превратится во врага номер один, а мне придется эмигрировать куда-нибудь в Южную Америку. Суета сует и всяческое безобразие. Невилл подумал и сел на землю рядом. — Не пойду я его убивать. Наверное. Это все равно ничего не изменит. Вы же не убили этого, как его, Петтигрю. — У меня были высшие соображения, — глухо ответил Снейп. — И я бы не советовал вам использовать меня в качестве ролевой модели. Невилл неожиданно засмеялся. — Это вы опоздали с советом лет на двадцать. Я уже преподаю в Хогвартсе, я уже декан... Знаете, только сейчас сообразил — когда я был на первом курсе, вы были моложе, чем я сейчас. А когда я был на седьмом, вам было как раз столько же. — Хочется надеяться, что я был несколько умнее, — ворчливый тон Снейпа в голосе Джима звучал так забавно, что Невилл снова засмеялся. — Могу представить, как я вас раздражал. — Поверьте, Лонгботтом, не можете. У вас для этого слишком лимфатический темперамент. Я весь год боролся с желанием замуровать вас где-нибудь в подземельях и откопать, только когда все закончится, так вы мне мешали с вашим героическим сопротивлением. — Я имел в виду — на первом курсе и вообще все время, когда я у вас учился, — осторожно уточнил Невилл. — А, тогда... Да, это было малоприятно. Я, видите ли, всю свою карьеру учителя стремился к тому, чтобы ученики меня боялись. И вы, как настоящая злая фея из сказки, выполнили мое желание, да так, что меня же первого и затошнило. Разумеется, меня это раздражало, — Снейп поднялся с камня и отряхнул мантию. — Не надо так делать, — сказал Невилл. — Джима не волнует, грязная у него мантия или нет. И он не берется обеими руками за поясницу после того, как встает. А сейчас вы на меня посмотрели точно так же, как он, даже смешно. — Обхохочешься, — согласился Снейп. — Что ж, если вы действительно решили не убивать Лестранжа, придется мне все-таки идти в Хогвартс и изображать там второкурсника. Жаль, а я почти решил, что удастся увильнуть в последнюю минуту.
Gaudeamus: Глава 4. Не самый сильный, но самый умный Снейп лежал в гриффиндорской спальне под бордовым балдахином и думал о том, о чем за более серьезными заботами не удосужился подумать раньше. Какое это будет испытание: изо дня в день общаться с сопящими на соседних кроватях двенадцатилетними детьми. А ведь еще на занятия ходить… Ходить на занятия. И слушать то, что он знает лучше всех когда-либо работавших здесь профессоров. Попытавшись представить себе эти уроки, он тихо застонал. Ясно вырисовывалась необходимость учиться колдовать ногами. Потому что руками колдовать как эти дети он не сможет даже в бреду. Выход был один: история с сумасшедшим фантомом должна закончиться как можно скорее. «И это почему-то еще одно мое дело», - горько подумал Снейп. К середине первого дня невыспавшийся шпион почти всерьез усомнился, реально ли в Англии, да и вообще где бы то ни было, найти психиатра, который не сойдет с ума, консультируя волшебника. Очень могущественного волшебника, у которого в голове явно не хватает ингредиентов. Накануне, после знакомства с ребенком, которого звали Джеймс Сириус Поттер, он как-то легкомысленно решил, что хуже уже не будет. А после беседы с Лонгботтомом даже позволил себе немного расслабиться. В конце концов, больше его узнавать было некому. Спраут ничего не заподозрила, когда появился Руди, не заподозрит и теперь. Сам Руди, если и догадается, будет держать язык за зубами. И как же удачно, что Макгонагал ушла на покой! Однако уже утром он с ужасом пришел к выводу, что каким-то образом они все упустили из виду главное: у Поттера в Хогвартсе училось двое детей. — Джим! Джим, смотри! Снейп замер в дверях Большого зала, оглянулся и остолбенел: размахивая каким-то пергаментом, к нему вприпрыжку скакал одиннадцатилетний Гарри Поттер. На одно страшное мгновение профессор успел подумать, что у него галлюцинации. От стресса и с непривычки. Потом сложил в голове два и два, получил четыре и мысленно проклял Поттера. Уже в который раз за последние двадцать четыре часа. — На что смотреть? — поинтересовался он, лихорадочно соображая, как бы незаметно выяснить имя собственного брата. К счастью, Джиневра Поттер очень аккуратно подписывала своим детям учебники. В этом Снейп убедился, бесцеремонно вытянув первую попавшуюся книгу у «брата» из рюкзака через минуту после того, как Эл на него наскочил. Альбус Северус Поттер. Прочтя это имя на форзаце «Тысячи волшебных растений и грибов», Снейп снова подумал о психиатре. Кем надо быть, чтобы так назвать ребенка?.. Потом решил, что душевное здоровье Поттера не его проблема, и тихо порадовался: мальчик в Хаффлпаффе, а значит, не станет путаться под ногами. Однако довольно быстро обнаружилось, что радоваться рано. Младший сын Поттера обладал феноменальной способностью тихо и ненавязчиво общаться двадцать четыре часа в сутки. При этом он отнюдь не был идиотом и очень многое замечал. Первое было утомительно, а второе — просто опасно. Кроме того, за девятнадцать лет Хогвартс сильно изменился. Гостиные пока оставались приватной территорией, но и только. На уроках теперь обязательно присутствовали дети со всех четырех факультетов, а в Большом зале чуть ли не треть студентов сидели не за «своим» столом, а где-нибудь с приятелями. С одной стороны, это сильно облегчало задачу самого Снейпа. С другой — означало, что от мальчишки нужно избавиться. Сделать это, не привлекая внимания, можно было только одним способом: найти ему другой объект для общения вместо старшего брата. Конечно, месяца через два почти у всех первокурсников появляются друзья. Но у Снейпа не было двух месяцев. Поэтому за обедом, энергично вылавливая из супа клецки, он вполуха слушал болтовню Эла, изображал бурное одобрение в нужных местах и незаметно шарил взглядом по залу, выискивая подходящую жертву. — А сегодня на уроке Малфою в котел чертополох кинули, и профессор Слагхорн даже снял баллы с Гриффиндора, хотя это не они кидали, я видел, — негромко сообщил Эл. — А кто? — машинально встрепенулся Снейп, тут же одернув себя за дурную привычку волноваться за это беспокойное семейство. — Одна девчонка из их класса. Гойл, кажется. Они не дружат. Снейп обернулся и посмотрел на слизеринский стол. Там, где сидели первокурсники, чуть в стороне от остальных отчетливо виделась знакомая белобрысая макушка. — Ага, вон он там, — подтвердил Эл. Снейп хмыкнул. Жертва была найдена. * * * Дорогие папа и мама! У меня все хорошо и появился новый друг. Я его и раньше видел, но мы не разговаривали, потому что он ходит отдельно и все время молчит. Но сегодня после трансфигурации я отстал, и он тоже задержался, и нас кто-то пихнул в самозапирающийся чулан. Джим говорит, что это не он. В общем, мы там проторчали до ужина, пока Скорпиуса не хватился профессор Слагхорн, а меня — профессор Брэнстон. У нас совпадают почти все уроки, и у него папа тоже работает в аврорате. Может, вы даже знакомы. Эл. * * * Пентаграмма, поглощенная проблемой фантома, не заметила внезапного интереса, который начал питать к ней Джеймс Поттер. Впрочем, даже не будь у Пентаграммы пары нерешенных Основных Вопросов и проваленной Миссии, она все равно не обратила бы на второкурсника никакого внимания. Надо сказать, что собственных однокурсников Пентаграмма тоже не замечала, и все четыре факультета дружно платили ей тем же. Пентаграмме случалось неделями разговаривать только с учителями и друг с другом. Именно поэтому их попытки изгнать фантом Гриндельвальда, странный выбор книг для чтения, собрания в Выручай-комнате и экскурсии в Запретный лес до сих пор оставались незамеченными. Как известно, самое тайное общество — то, которое никому не интересно. За два дня Снейп прочитал через плечо, подслушал и дедуцировал все, что только было возможно. Внимание при этом на него обратили только один раз. Венера Хопкинс рассеянно сунула ему конфету и сказала: «Мальчик, что ты тут делаешь? Иди играй». Снейп специально попался ей на глаза через десять минут и убедился, что она его не запомнила. За эти же два дня он проникся огромным уважением к действующему директору Помоне Спраут. Тот факт, что никем не любимые всезнайки со скверными характерами к седьмому курсу не научились видеть спиной, вздрагивать от каждого шороха и ходить по коридорам с палочками наперевес, говорил очень о многом. К семнадцатилетнему Снейпу никто не смог бы так легко подобраться незамеченным. Невнимательность Пентаграммы сильно упростила его первоначальную задачу «узнать, что происходит», но основательно усложнила второй этап: «втереться в доверие и не дать натворить новых глупостей». Трудно втереться в доверие к людям, которые не обращают на тебя никакого внимания. Особенно тяжело это делать, когда на тебя обращают внимание все остальные. Попытка изобразить Джеймса Поттера так, чтобы никто не догадался, потерпела поражение в первые же полчаса: сначала Снейпа узнал Невилл Лонгботтом, а затем… Хогвартс. И если Лонгботтома можно было убедить молчать, то договориться с замком не получалось. Сложно сохранять конспирацию и прикидываться двенадцатилетним мальчиком, когда твоя школа считает, что ты ее директор. Снейпу кланялись призраки. Портреты пропускали его повсюду без паролей. Домовые эльфы ежедневно крахмалили ему рубашки, а когда он входил в Большой зал, оттуда вылетал испуганный Пивз. Самым странным во всем этом было то, что кабинет директора как ни в чем не бывало продолжал открывать двери перед Помоной Спраут. Хогвартс на удивление легко воспринял идею, что теперь у него два директора. Снейп прикладывал массу усилий, чтобы учителя видели в нем лишь жертву всех этих странностей и ничего не заподозрили. И только на уроках Невилла профессор мог немного расслабиться. Спокойно и ненавязчиво Лонгботтом взглядом и знаками корректировал его манеру держаться: сидеть, ходить, смотреть и даже оборачиваться. Именно Невилл смог после нескольких специально устроенных тренировок обучить бывшую грозу Хогвартса неуверенно держать волшебную палочку. Настолько неуверенно, насколько положено двенадцатилетнему волшебнику, даже если он и сын знаменитого Гарри Поттера. Но скрыть поведение замка от окружающих было невозможно. Особенно после того, как на уроке полетов, отвлекшись на что-то, Снейп умудрился, потеряв равновесие, не грохнуться со старенькой школьной метлы на землю, а плавно приземлиться на ноги. Сделал он это автоматически и тут же пожалел, но было поздно. В умении летать его, конечно, не заподозрили, но очередная странность незамеченной не осталась. Уже через сутки имя Джеймса Поттера повторяла вся школа, исключая лишь пятерых Повелителей Стихий, глухих ко всему, кроме проклятий фантомного Гриндельвальда. Очень сложно изображать двенадцатилетнего гриффиндорца, когда ты шестидесятилетний слизеринец. Очень сложно делать вид, что ты нормальный ребенок, когда стены, мимо которых ты ходишь, демонстрируют всем желающим твою исключительность. Но зато очень просто убедить пятерых заносчивых мальчишек и девчонок в том, что ты гениальный волшебник, если ты им действительно являешься. Когда Снейп окончательно убедился, что привлечь внимание Пентаграммы можно только землетрясением, он подошел к ним и сказал: — Привет. * * * — Здравствуй, мальчик, — ласково ответила Венера. — На конфетку. Иди поиграй где-нибудь в другом месте. — Я хочу к вам, — заявил мальчик. — К нам нельзя, маленький, у нас взрослые разговоры, тебе будет скучно. — В ваше тайное общество. Это наконец-то заставило Пентаграмму на него посмотреть. — В какое тайное общество? — вкрадчиво спросил Морган. Вместо ответа мальчик достал волшебную палочку и начертил в воздухе огненную пятиконечную звезду, затем слегка подумал и заключил ее в круг. Пентаграмма ошалела. — Откуда т-т-ты знаешь? — Эйлин даже начала слегка заикаться от удивления. — Пф! — пренебрежительно ответил мальчик. — И чем, по-твоему, занимается это наше тайное общество? — Финлей попытался до последнего сохранить конспирацию. Мальчик молча ткнул пальцем в сторону фантома, который в конце коридора пытался отнять палочку у Виктуар Уизли. Пентаграмма в ужасе переглянулась. На этот раз первым дар речи и способность соображать обрел Чжан Ши-Цы. — В наше тайное общество так просто не попасть, надо сначала пройти испытания. Ты готов? Мальчик кивнул. — Хорошо. Тогда вот тебе первое задание. У меня в спальне на тумбочке рядом с кроватью лежит книга в синем переплете. Принеси ее сюда через... раньше, чем пересыплется песок в этих часах. Чжан поставил на подоконник миниатюрные песочные часы и самодовольно ухмыльнулся. Пентаграмма не знала, что именно такую модель песочных часов, отмеряющих академически час, когда-то давно третьекурсник Северус Снейп подсунул на зельях своему заклятому врагу Сириусу Блэку вместо очень похожих трехминутных и с удовольствием наблюдал потом получившийся взрыв. — Щедро, — сказал мальчик. — Ладно, переворачивай, я побежал. Только не уходите никуда. Мальчик вернулся с книгой через десять минут. — К вашему сведению, — сказал он, отдуваясь, — этот цвет называется не синий, а «циан», он же, если пользоваться лексиконом портных, «цвет морской волны». — Как ты быстро, — ошарашенно заметил Чжан. — Я бежал всю дорогу, — правдиво ответил мальчик. Пентаграмма не заметила восторга в его глазах. У двенадцатилетнего тела были свои, давно забытые преимущества. — Второе задание, — тут же сказал Финлей. — Сбегай в Хогсмид и купи мне кулек лимонных леденцов. Вот деньги. — Какие-то у вас однообразные задания, — неодобрительно ответил мальчик. — Даже скучно. Ладно, через час на этом месте. — Что? — огрызнулся Финлей под укоризненными взорами Пентаграммы, когда мальчик скрылся за углом. — Таких мальков в Хогсмид не выпускают. — Интересно, а что ему помешает отправиться к себе в спальню и достать пакет лимонных леденцов из тумбочки? Или выменять у приятеля на пищалку из магазина Уизли? — ядовито спросил Морган. — А то, мой ненаблюдательный друг, что в последний раз, когда мы ходили в Хогсмид, там не было лимонных леденцов. То ли нашествие червяков на фабрику, то ли забастовка лимонов, я толком не понял. Их обещали только сегодня подвезти.
Gaudeamus: * * * Стараясь избегать любых встреч, Снейп шел по Хогсмиду и озабоченно качал головой. Он знал, что через час будет членом Пентаграммы, а через день — ее главой, и это его не заботило. Но крайне смущал интерес фантомного Гриндельвальда к чужим палочкам. Дойдя до Сладкого Королевства и купив там кулек леденцов, а заодно и шоколадных лягушек для себя, потому что Джеймсу Поттеру нравилось, как они прыгают, Снейп не спеша вышел на крыльцо магазина и недовольно оглядел пустую улицу. В тот же миг кто-то схватил его сзади и с силой натянул на голову капюшон его же собственного плаща, полностью закрыв лицо. Это произошло настолько неожиданно и быстро, что профессор повел себя точно так же, как и любой второкурсник на его месте, то есть начал вырываться и даже попытался заорать. Но его только крепче обхватили, приподняли над землей, и, прямо через капюшон зажав рот, потащили с крыльца вниз и по траве куда-то за угол магазина. Дернувшись еще пару раз, больше для порядка, а не в надежде вырваться, задыхающийся шпион взбешенно подумал, что у двенадцатилетнего тела оказались не только давно забытые преимущества, но и давно забытые недостатки. Наконец его поставили на землю, развернули и сдернули с головы капюшон. Прямо перед ним стоял высокий седой старик. — Не ори, — коротко приказал он, ткнув Снейпа в горло волшебной палочкой. — Вы! — на вдохе спросил обалдевший шпион. — Вы живы?! Первая его мысль была самой дикой: сплавив надоедливого ребенка в Хогсмид за конфетами, Пентаграмма доделала свое черное дело, превратив относительно двухмерного фантома в самого настоящего человека, да еще и соответствующего возраста. «Не может такого быть, - твердо заявил Снейп волнами накатывающей панике. – Нет!» — Как видишь, — немного удивленно ответил Гриндельвальд. — Я тоже жив, — зачем-то сообщил Снейп. — А что вам тут нужно? — Мне нужно вон в тот замок, — старик махнул рукой в сторону Хогвартса. — Ведь ты оттуда. Веди меня. Идея привести в полную детей школу живого и довольно агрессивно настроенного Геллерта Гриндельвальда Снейпу не понравилась. — Зачем? — профессор вспомнил, что он двенадцатилетний мальчик, и обиженно надулся. — Зачем вы меня схватили? И рот зажали? И что вам нужно в моей школе? И… — Ребенок, — устало сказал старик, убирая палочку в карман мантии, — если ты такой патриот своей школы, то лучше поторопись. Или тебя заставить? Снейп забыл, что он двенадцатилетний мальчик. — Вы не сможете меня заставить. Я вас не боюсь, а Империо на меня не подействует. — У вас там все такие вундеркинды, или это мне так повезло? — Вы даже не представляете, насколько вам сегодня повезло, — усмехнулся Снейп. Гриндельвальд вздрогнул. — Фантом получился, потому что вы на самом деле живы, да? — Д-да. Ребенок, ты кто? — Так что вам нужно? — Я должен немедленно попасть в замок. Там мой... мое... там оно пытается сжечь Альбуса! — Идемте, — быстро проговорил Снейп. — По дороге расскажете. * * * — Кто? — возмущенно спрашивал Гриндельвальд, спотыкаясь в темноте потайного хода из Хогсмида в Хогвартс. — Кто в этом замке додумался сделать мой фантом? Узнаю — убью! — Не убьете, — холодно ответил Снейп. — И если я услышу еще одну такую угрозу — сообщу директору школы, что вы собираетесь убивать ее учеников, и тогда вам мало не покажется. Гриндельвальд резко остановился. — Учеников? Это что, сделал кто-то из детей? Какая в Хогвартсе интересная учебная программа, оказывается. И зачем им понадобился мой фантом? Как пособие по истории? Снейп решил пока не сообщать Гриндельвальду, что английские школьники не считают его величайшим волшебником двадцатого века. — Они что-то напутали, — лаконично отозвался он. Гриндельвальд выругался по-венгерски. — Дети — самое разрушительное оружие волшебного мира. Не понимаю, почему их до сих пор не запретили производить. Ваши любознательные школьники доставили мне массу неприятных минут. Я же воспринимаю все то же, что и он. Представьте, что ваш правый глаз переместили куда-нибудь на Канарские острова, и вы продолжаете им видеть, в то время как левым глазом наблюдаете вот этот самый туннель. Я уж не говорю о том, что для создания фантома они отобрали у меня некоторое количество жизненной силы, а в моем возрасте это, знаете ли, не шуточки. За всю жизнь у меня не было такой мигрени! — Напомните попозже, я дам вам зелье от головной боли. — Спасибо, не надо. Теперь, когда я знаю, где эта штука находится... Я чуть с ума не сошел, пока сообразил, по какому замку он носится. — Язык... — предположил Снейп. — Да, язык. В вашей школе масса полиглотов, передайте мои поздравления директору, раз вы с ней так дружите. Со мной — то есть с ним — разговаривали на английском, французском, немецком, латыни, очень приличном древнегреческом, и одно привидение попыталось на меня напасть, выкрикивая угрозы на, если я ничего не путаю, пуатевинском диалекте. — Это, должно быть, Кровавый Барон. — Не исключено. Как бы то ни было, я терялся в догадках. И только когда увидел, как он снимает со стены портрет Альбуса... Снейп остановился. — Зачем он это делает, кстати? — Вы не поверите, — с отвращением ответил Гриндельвальд. — Он выпытывает, куда Альбус спрятал Старшую палочку. Это какой-то рок. Мало того, что двадцать лет назад меня уже пытался убить очередной ненормальный, которому нужна была эта палочка... Снейп чуть не сказал: «Меня тоже», — но вовремя сдержался. Ему не хотелось объяснять Гриндельвальду, каким именно образом он сам чуть не оказался владельцем Старшей палочки. — Так вот зачем он отбирал у всех палочки, — сказал профессор вслух. — Искал свою. Странно, что он узнал Дамблдора на портрете, все-таки столько лет прошло. Гриндельвальд прислонился к стене и перевел дыхание. — Поверьте, молодой человек, я узнал бы Альбуса спустя любое количество лет и в любом виде. Есть такие чувства... Впрочем, вы еще слишком молоды. Снейп с ужасом вспомнил, как Невилл Лонгботтом узнал его спустя двадцать лет и в очень непривычном виде, и тут же постарался забыть об этом навсегда. — Вот мы и пришли, — сказал он вслух. — Учтите, у меня чужая палочка, так что на серьезную помощь не рассчитывайте. Я вас проведу в кабинет директора, а там разбирайтесь сами. Гриндельвальд презрительно задрал подбородок. — Я и не думал просить вас о помощи. Слабоваты вы против моего фантома, молодой человек. Пентаграмма увидела, как Джеймс Поттер в сопровождении костлявого старика в черном плаще промчался мимо, и, не сговариваясь, потянулась следом, стараясь держаться поближе к стене. Когда мальчик и старик вбежали в кабинет директора, Пентаграмма переглянулась и села на пол. Увести ее оттуда не смог бы теперь даже сам Великий Мерлин. * * * В директорском кабинете у Снейпа сразу же закружилась голова. То ли от увиденного, то ли от того, что детское тело было не слишком хорошо приспособлено без потерь воспринимать удушливые запахи. Схватив успевшего потерять очки Дамблдора за бороду, чтобы тот не мог сбежать, ужасный фантом запихивал портрет в камин. Нижний левый угол рамы уже загорелся, наполнив кабинет едким дымом и неприятным химическим запахом, от которого щипало глаза и нос. — Где моя палочка?! — рычал фантом. — Куда ты ее дел?! Снейп ринулся на помощь. — Отойди, мальчик, — очень спокойно сказал Гриндельвальд, удержав его сзади за мантию. От этого тихого голоса профессор застыл, и по спине его побежали мурашки. Ему почему-то стало гораздо страшнее, чем было в Хогсмиде, когда неизвестный грубиян напал на него и даже тыкал палочкой в горло. — Отпусти его, — обратился старик к фантому и тот тоже, как и Снейп замер, будто под гипнозом. — Немедленно прекрати. Приходилось признать, что Гриндельвальд знал, что делает. Фантом отшвырнул дымящийся портрет и с угрожающим видом двинулся к своему оригиналу. — А-а-а! Это ты?! — заорал он по-немецки. — Глупый неудачник! Это ты погубил нас! Меня! Снейп бросился к тлеющему портрету, залил дымящуюся раму водой из волшебной палочки, поднял его и, стараясь игнорировать сопровождающийся руганью грохот, который устроили в кабинете Гриндельвальд и его фантом, осторожно повесил портрет на место. — Спасибо, Северус, — как ни в чем не бывало, улыбнулся ему Дамблдор, пристраивая на место свои очки. — Ты так любезен. — Я все теперь про тебя узнал! – кричал фантом. — Дело всей моей жизни! Снейп ошарашенно смотрел, как Альбус вытащил из складок своей синей в звездах мантии носовой платок, встал и, высунув руку, стал платком аккуратно протирать раму. Дойдя до обгоревшего угла, он поцокал языком, покачал головой, вздохнул и грустно произнес: — Не сердись на Геллерта. Он всегда был немного несдержан. Тем временем немного несдержанная версия явно брала верх. Обернувшись, Снейп увидел, что фантом повалил Гриндельвальда и, сидя у того на груди, душит его обеими руками. — Не надо, Северус, пускай сами разбираются, — Дамблдор аккуратно сложил грязный платок, и тот исчез в складках его мантии так же неожиданно, как и появился. — Это один и тот же человек, уверяю тебя, не стоит! Северус! Но Снейп уже левитировал по направлению к дерущимся тяжелый думоотвод. Зависнув над фантомом, думоотвод долю секунды помедлил, а потом с глухим стуком опустился ему на голову. Получив удар, фантом резко обернулся, увидел испуганного, замершего с волшебной палочкой в руке ребенка, зловеще прошипел: «Die stumpfen Kinder», поднялся в воздух и, выбив витражное окно, вылетел из кабинета вон. Гриндельвальд приподнялся на локтях и, прислонившись к стене, попытался сесть. Вид он при этом имел растрепанный и крайне мрачный. — Я с ним не справлюсь, Альбус, — пробормотал он по-немецки. — Я точно с ним не справлюсь. Уже нет. — Он же моложе, — Снейп подошел и протянул руку, помогая старику подняться. — Значит, вы умнее. Вам нужно подумать, как от него избавиться. — Моложе, значит сильнее, — зло ответил Гриндельвальд, постепенно приходя в себя. — Хотя кому я это объясняю… — Мне, — Снейп рассердился. — Или вы уже забыли, что я не просто ребенок? — Я не знаю, кто ты, - отрезал Гриндельвальд. — О, это очень интересный ребенок, — вмешался в разговор Дамблдор. — Не груби ему, Геллерт. Это не только некрасиво, но и весьма опасно, поверь мне. Тут Снейп вспомнил то, на что не обратил внимания в пылу сражения с фантомом: портрет сразу назвал его Северусом. Значит, он все знает? Профессор почему-то почувствовал облегчение. — Хорошо, — Гриндельвальд устало сел в кресло напротив обгоревшего портрета. — Если это не просто ребенок и ты так настойчиво рекомендуешь мне его в наперсники, то как, скажи на милость, ему объяснить, почему я не могу справиться с собственным фантомом? Он все равно не поймет. Ему двенадцать лет. — Полагаю, несколько больше, — улыбнулся Дамблдор. — Тринадцать? Или он недомерок, и ему уже шестнадцать? Снейп отошел к выбитому окну и повернулся к старикам спиной. Они завели тихий разговор, который ему не хотелось даже слышать, не то что в него вмешиваться. Достав из внутреннего кармана мантии маленький пузырек, Снейп сделал несколько глотков оборотного зелья. Он едва успел спрятать склянку, как Гриндельвальд подошел к нему сзади и бесцеремонно развернул к себе лицом. — Дело в том, что фантом — это уже давно не я. Мне сто тридцать пять лет, я почти в три раза старше него и втрое умнее. У меня нет его смелости, наглости, твердого знания миропорядка и абсолютной уверенности в своей правоте. Но так как ты ничего из этого все равно понять не сможешь, прими как данность — мне никогда его не одолеть. «Интересно, я тоже с годами так сильно изменился, или это не закономерность?..» — молча подумал Снейп. Тут его взгляд упал на собственное отражение в стекле книжного шкафа, и он грустно усмехнулся. Изменения были сильно заметны даже невооруженным глазом. — Но знаешь что, — вдруг сказал Гриндельвальд. — Кажется, я знаю того, кому самой судьбой суждено сделать это вместо меня. Идем отсюда. * * * Снейп вывел Гриндельвальда из директорского кабинета и наконец-то заметил пораженную Пентаграмму. Он подошел к Финлею и протянул ему пакетик леденцов. — Как заказывали. И я считаю, что третье задание я тоже уже выполнил. Вы бы все равно меня в кабинет директора отправили. А выносить оттуда вопросы к контрольной я не буду, потому что это неэтично. Ну что, принимаете меня в свое тайное общество? Прежде чем Пентаграмма успела отмереть и что-то сказать, Гриндельвальд свирепо воззрился на нее и потребовал: — Камень. Венера безропотно залезла в карман и протянула ему свою находку. Гриндельвальд стремительным движением выхватил у нее Каминь, величественно кивнул и быстрым шагом удалился по коридору. — Зря, — заметил Снейп. — Конечно, есть шанс, что он ничего с этим камнем не натворит, но я бы не рассчитывал. — Тут он замер, до конца осознав услышанное буквально три минуты назад в кабинете директора, и похолодел: — О, нет... А ну-ка побежали! — Куда? — обрела дар речи Эйлин. — К гробнице Дамблдора! — Зачем? — Убеждаться, что нет большего дурака, чем старый дурак. Пентаграмма ничего не поняла, но послушно побежала следом. — Эй, пацан! — на бегу окликнул Снейпа Морган. — Да? — А зовут-то тебя как? * * * Дорогой папа! У нас в Хогвартсе теперь появилось еще одно новое привидение, с длинной рыжей бородой. Они с этим усатым бегают по коридорам и смешно дерутся, Филч не успевает стекла вставлять. Еще возле гробницы Дамблдора разбил палатку какой-то старик. Он говорит, что ему сто тридцать пять лет, врет, наверное. Я подружился с очень умными мальчиками и девочками. Они говорят, что это все получилось из-за того, что кто-то выбросил в Запретном лесу камень Воскрешения. Ты случайно не знаешь, кто бы это мог быть? Твой любящий сын Джеймс Сириус Поттер.
Gaudeamus: Глава 5. Бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях Дорогие папа и мама! Вы, наверное, уже знаете от Джима, что у нас тут в Хогвартсе теперь два новых привидения. Одно очень похоже на портрет профессора Дамблдора, только рыжее. Может, это какой-нибудь его родственник? Скорпиус говорит, что второго тоже где-то видел, но не может вспомнить, где именно. Они очень шумные, но вроде бы безобидные. Правда, Джим, по-моему, немного боится того, которое рыжее. Он когда видит его, почему-то все время вздрагивает. Профессор Снейп тоже его не очень любит. Привидение, а не Джима. Мне пора бежать, у меня зелья скоро. Я напишу опять, если еще кто-нибудь новый появится. Эл. * * * — Та-ак, — выдавил Гарри, держа в руках письма от своих сыновей, одного настоящего и одного поддельного. — Так. — Что-что ты там выкинул? — поинтересовался Драко из-за плеча. — Ничего, — Гарри вздрогнул и поспешно свернул оба пергамента. — И с чего ты взял, что это я? — С того, — усмехнулся Драко, — что Снейп об этом написал открытым текстом. Не валяй дурака, дай сюда, — он выхватил у Гарри свитки. — Там конфиденциальная информация! — слабо запротестовал Гарри. Драко даже не удостоил это сомнительное заявление ответом, изучая послание Снейпа, а затем наскоро просмотрел письмо Альбуса. — Да-а, — протянул он наконец. — Ты уникум. — Сам ты... — Где уж мне. Камень Воскрешения... сознайся, ты его сознательно выбросил или просто посеял? — Я его нечаянно уронил, когда Волдеморт меня убил, — сухо отозвался Гарри. — Да ну тебя. Мне уж мог бы и сказать. — А я и сказал. Некоторое время они молча смотрели друг на друга, потом Драко кивнул. — Ладно, проехали. Что теперь с этой штукой делать? Чего еще эти дети могут с ее помощью добиться? Гарри задумался. — Понятия не имею, — в конце концов признал он. — По обоим пунктам. Вообще, то, что у них получилось, — это какие-то недокументированные возможности. Судя по всему, что я о нем знаю, Камень не должен так работать. — А ты у нас, конечно, эксперт по Дарам Смерти. — У нас профессор Дамблдор эксперт. Был, — мрачно отозвался Гарри. — Почему «был»? А портрет на что? — А ты когда-нибудь пробовал с ним разговаривать? Я пробовал. Он не отвечает на вопросы. То есть прямо не отвечает. Это первое. А второе — если я явлюсь в Хогвартс и начну его расспрашивать, вся наша затея рухнет. Там и так уже слишком много посторонних. — Это уж точно, — фыркнул Драко. — Дядя Рудольф, Северус, два фантома и какой-то неизвестный старик с бородой. Кстати, как по-твоему, кто это? — Гриндельвальд, — не задумываясь, ответил Гарри. — Кто? — Драко вздрогнул. — Гриндельвальд, — повторил Гарри. — Ты так не шути. — А это не я так шучу. Это твой дядя Рудольф придумал, между прочим. Но я уже почти уверен, что он прав. Смотри, что мы знаем? Давай рассуждать логически. Во-первых, это однозначно не Волдеморт. Его бы полшколы узнало, даже отпусти он две бороды, а не одну. Во-вторых, он вряд ли там случайно, учитывая, чего пытались добиться эти доморощенные любители черной магии. Я не верю в такие совпадения. Наверняка какой-нибудь темный волшебник. В-третьих, ему сто тридцать пять лет. Не думаю, что он врет. Зачем врать с такой точностью? Получается, он как раз на год младше профессора Дамблдора. И, в-четвертых, ему что-то надо от дамблдоровской могилы. Если это не Гриндельвальд, то кто? — Не знаю, — задумчиво сказал Драко. — Но мне это не нравится. — А уж мне как не нравится! Между прочим, это все ты виноват. — Я? — Ну не я же. Это была твоя гениальная затея. — Зато она сработала. — Да что ты говоришь. — Ну, не совсем так, как я думал, — признал Драко. — Кстати, к Рабастану так никто подозрительный и не явился. Зато наши рапортуют, что к нему какие-то магглы теперь под окно ходят. Слушать его декламации. Говорят, он вчера «Сагу об Эгиле» читал. Деньги ему оставляют, между прочим. — Маггловские? — Ну не магические же. Конечно, маггловские. — И что, он берет? — Деньги есть деньги, — Драко пожал плечами. — Но надо с этим что-то делать, а то он там и впрямь спятит, чего доброго. Они снова посмотрели друг на друга. — Значит, так, — решительно начал Гарри. — Я напишу Снейпу, пусть постарается выяснить, как именно эти дети добились такого результата. А ты узнай у Рудольфа и у Люциуса, не пытался ли на них кто-нибудь выйти. Особенно в связи с последними событиями. — Отец бы мне сказал, — покачал головой Драко. — Но я уточню. А что с Рабастаном? — Думаю, пора переходить к плану Б. * * * — Я же специально тогда уточнил, можно его там оставить или надо искать! — Гарри барабанил пальцами по кухонному столу и отчаянно злился. — Вот знал же, что ничем хорошим это не кончится! — А если знал, так зачем теперь удивляться? — пожал плечами Рон. — Дамблдор всегда отличался умением решать проблемы исключительно по мере их поступления. — Тебе бы все шутки шутить. — Гарри посмотрел на Гермиону, но она стояла к ним спиной, заваривая чай, и в разговор старалась не вмешиваться. — С каждым днем все только хуже и хуже. — А Снейп-то хоть появился? Гарри молчал. Миссия Снейпа изначально предполагалась как самая секретная часть операции, о которой не знал вообще никто, кроме Драко и Министра магии. О том, что профессор провалил всю секретность через сорок секунд после начала работы, ни Невилл, ни сам Снейп начальника аврората в известность, разумеется, не поставили. — Слушай, — усмехнулся Рон, — когда ты попросил меня найти тебе Лестранжей, я пол-лета мотался по пригородам Лиона, потому что кто-то водил тебя за нос. Тебя и этого твоего… — Рон, — предостерегающе сказала Гермиона, ставя перед друзьями по чашке ароматного чая. — Ну да, — вздохнул Гарри. — И найдя их, ты написал записку, в которой обозвал Люциуса Малфоя сволочью, и теперь я даже не могу подшить ее в дело, потому что Драко увидит. — Да пусть увидит, — широко улыбнулся Рон. — Как будто это неправда. — Я с ним работаю. И кстати, он оказался очень надежным напарником. — Ладно, не дуйся. Как ты собирался подшить это в дело, я давно не работаю в аврорате. — Ну и что? — Гарри упрямо мотнул головой. — К тому же твоему… напарнику все равно не нужно знать, что именно я искал ваших покойников, он уверен, что я не в курсе. — Вы, кажется, говорили о Камне, Гарри, — примирительно сказала Гермиона, подсаживаясь к ним. — Тебе известно, где он? — Нет. Эти дети нашли его и развели в школе фантомов. И все это… а, ладно, неважно. — То есть нужно найти Камень и каким-то образом убрать привидения, так? — Ну… да. — А что с двойником Волдеморта? — Ты представляешь, ничего. По-моему, он никого не интересует. — То есть сторонников у него нет? — Не знаю. Мы еще проверяем. Но пока все тихо. — А может быть, твой Малфой просто всех предупредил? — с легким злорадством поинтересовался Рон. К нападкам Рона на Драко все за этим столом давно привыкли. Дальше домашней кухни они никогда не шли, и Гарри в целом смотрел на них сквозь пальцы. — Он совсем не такой человек, как ты про него думаешь. И мне с ним удобно. И кстати, он не нападает на меня по пустякам, и никогда… — Потому что он подхалим! — радостно подхватил Рон. — А мы твои друзья и говорим правду. — И у него очень крепкие связи, — засмеялась Гермиона, потому что эта тема была частой причиной их шуток. — И старые, — кивнул Гарри. — Это полезно. — Люциус Малфой всегда рад сделать полезное одолжение, — насмешливо сказал Рон. — Особенно такому известному человеку, как ты. — У всех свои слабости, — улыбнулся Гарри. Что делать с Камнем, они в тот вечер так и не решили, но Гарри на это особо и не рассчитывал. Ему просто нужно было выговориться. * * * Дорогой дедушка! Мне очень нравится в Хогвартсе. Правда, сначала было немного скучно. Но потом начался настоящий бедлам, как и обещали вы с бабушкой. У нас тут поселились призрак директора Дамблдора и целых два Лорда Гриндельвальда. Один живой и старый, а другой тоже вроде призрака, зато помоложе. Не знаю, почему их никто не узнает. На всякий случай я пока никому ничего не сказал. И ты не говори, пожалуйста. Даже папе. А то он пришлет авроров, они обоих Гриндельвальдов заберут, и опять станет скучно. Со мной подружился один мальчик. Его зовут Альбус Северус Поттер. Я еще не решил точно, дружить с ним тоже или нет. Можно, я приглашу его на каникулы в поместье? Твой внук Скорпиус. * * * — Что это? — строго спросил Кингсли, ткнув в свежий номер «Ежедневного пророка». — Похоже, кумулятивный эффект, — Драко пожал плечами. — Очень смешно, — Кингсли вздохнул и снова уставился на колдографию. Там над покосившейся Астрономической башней как раз взорвалась очередная светлая вспышка. Конечно, Снейп упоминал, что хогвартские фантомы «смешно дерутся», но Драко не думал, что настолько. — Итак, подытожим. Единственным результатом ваших с Поттером усилий стало появление у нас собственной… гм… Шотландской башни. Обхохочешься. — Наших усилий? Это мы, что ли, фантомов наплодили? Выражение лица Кингсли говорило: «Я бы этому не удивился». — Это еще хорошо, что журналисты только сейчас очухались, — заметил Поттер. — Снейп снова отказался с ними разговаривать, — пояснил он в ответ на вопросительный взгляд министра. — Им… скучно. — Такой фейерверк и слепой бы не пропустил. — Ну вот видите, — обрадовался Драко. — Мы тут ни при чем. — Вот именно! — непоследовательно разозлился Кингсли. — «Тут» вы ни при чем, а «там» все равно ничего не происходит. Вы собирались ловить темных магов на живца? И много поймали? По-моему, одного Снейпа. — Снейпа мы поймали на Гриндельвальда. — Тем более! Ваша затея не работает, — отрезал Кингсли. — Она работает, — упрямо возразил Поттер. — Только немного… неправильно. * * * Добравшись до переулка, где располагалась квартира «Темного Лорда», Гарри убедился, что его люди в своих рапортах не только не преувеличивают, но скорее значительно преуменьшают масштабы происходящего. Под окном Рабастана собралась толпа человек в пятьдесят, если не больше. Там были люди бедные и не очень, постарше и помоложе; студенты с рюкзаками, обнимающиеся парочки, несколько нищих и даже некий обладатель престарелого «кадиллака», кое-как припарковавшийся в сторонке. Кто стоя, кто сидя — некоторые предусмотрительно запаслись складными стульями, — люди внимательно слушали. Вот тебе вторая гибель: Ты проедешь лишь немного, И в теченье дня второго Ров ты огненный увидишь. Гарри уставился на окно. Рабастан в образе воскресшего Темного Лорда, то есть худой как щепка, лысый и почти безносый, сидел на подоконнике, свесив ноги наружу, и прекрасно поставленным голосом читал стихи. Книги в руках у него не было. «Неужели он все это наизусть выучил? — поразился Гарри. — Нет, наверное, все-таки тут какой-то магический трюк». Он лежит среди дороги, Протянувшись и к востоку, И на запад бесконечно. Гарри начал пробираться сквозь толпу к дому. Кое-кто не преминул выразить возмущение, но на недовольных тут же зашикали. Тем не менее Гарри с огорчением понял, что прервать спектакль не получится. Он осторожно проскользнул в подъезд, а затем в квартиру. В дверях комнаты Гарри остановился, не желая, чтобы его случайно увидели с улицы в окне. Рабастан продолжал декламировать: Полон ров камней горячих, Глыб он полон раскаленных; Там уж сотни пострадали, Там уж тысячи погибли. Были сотни те с мечами, Эти тысячи с конями. Через десять минут, убедившись, что Лестранж прерывать спектакль не собирается, Гарри тихо вздохнул и сел прямо на пол. * * * — Ну, — спросил Рабастан, спрыгивая с подоконника и закрывая окно, — с чем пожаловали? — Я смотрю, к вам так никто и не пришел... — Ну почему же. Вон, посмотрите, сколько народу сегодня было. И все такие милые люди. Молчат, слушают и деньги дают, — он издевательски хмыкнул. — Не то что эти дети в вашей школе. Руди пишет, они там совсем распоясались. Смотрите, Поттер, вы доиграетесь. Если у Руди сдадут нервы... — А у вас? — А что у меня? У меня все в порядке. Скучно только. Не люблю бесцельно тратить время. — Вот я как раз по этому поводу и пришел. Поскольку пассивная фаза плодов не принесла, предлагается перейти к активной. Рабастан уставился на него с неподдельным интересом. — Как вы это себе представляете? Мне начать заниматься тем же, чем наш покойный Лорд? Отчего-то мне кажется, что вам не понравится. Хотя, конечно, если я завтра на середине Двадцать седьмой руны начну убивать магглов, получится похоже. Разве что, смею надеяться, несколько более артистично. — Нет, магглов мы убивать не станем, — твердо заявил Гарри. — Просто пойдем прогуляемся немного. — Куда? В Гайд-парк? — В Косой переулок. — В таком виде? — Конечно. Рабастан некоторое время молчал, потом ровным, невыразительным голосом уточнил: — Вы хотите, чтобы я в личине Темного Лорда прогуливался с вами по Косому переулку? — Именно. — А вам не кажется, что это будет несколько... странно? — Так я же не в своем виде пойду. — А в чьем? В Мэри-Эннином? Гарри хмыкнул. — Практически. * * * — Я почему-то думал, что Выручай-комната сгорела, — сказал Снейп, оглядывая просторное помещение, заваленное книгами. — Кладовка сгорела, — объяснил Морган. — То есть до сих пор горит, если случайно сунуться. И туалет почему-то сломался. Я один раз два литра воды выпил, чуть не лопнул — не-а. Просто появляется табличка «Не работает». А все остальное в порядке. Ты же знаешь, что такое... — Ты знаешь, что такое двойная шкатулка? — перебил Чжан. — Знаю, конечно, — ответил Снейп чересчур уверенным тоном. Он знал, когда сдавал ТРИТОНы по трансфигурации, но это было сорок лет тому назад. — Эйлин нам всем сделала такие в прошлом году, они очень удобные, — вмешалась Венера. — И тебе мы тоже сделали, вот, держи. Смотри, налево она все время пустая, а направо в ней видно то, что ты туда положил. Здесь внизу стопор, если нажать, то направо она не откроется. Мы заметили... — Ты заметила, — уточнила Эйлин. — Хорошо, я заметила, что волшебники после четвертого курса уже не понимают, что такое механические ограничители, просто думают, что неправильно заклинание подобрали. Так что мы придумали... — Ты придумала. — ... я придумала вот такой стопор, в нем нет ни одной волшебной детали, но он замечательно работает. Снейп на какое-то мгновение действительно почувствовал себя второкурсником. Он знал, что такое принцип двойной шкатулки. Чтобы сдать ТРИТОНы по трансфигурации, нужно было заставить работать по этому принципу спичечный коробок. Снейп знал нескольких волшебников, способных сделать то же самое с коробкой, которую он держал в руках. Все они были немолоды и гениальны. Пигалица, изготовившая пять таких коробок в шестнадцать лет, выбила его из равновесия. «Что это за дети пошли... такие?» — подумал он с ужасом. — Короче, Выручай-комната работает как двойная шкатулка, только очень большая и не двойная, — снова включился Морган. — Раньше, до пожара, все думали, что это бесконечный хронотоп, — продолжил Чжан. — Но теперь, когда мы убедились, что кладовая в ней всего одна, можно с уверенностью утверждать, что это недетерминированный полиномиальный хронотоп. Понимаешь? — Нет, — вынужден был сказать Снейп. Эти дети пугали его все больше и больше. — Говорят, если подойти к Выручай-комнате и сказать на парселтанге: «Я хочу спать», то откроется комната, где спит Салазар Слизерин, — добавил Финлей. — И если напоить ужа сонным зельем, а потом подтащить к этой стене и растормошить, то эту гипотезу проверить нельзя, — ехидно уточнила Эйлин. Снейп незаметно вытер пот со лба. — Вы для этого пытались оживить Волдеморта? Потому что знали, что он змееуст? — спросил он осторожно. Как выяснилось, не для этого. Пентаграмма собиралась выудить из Волдеморта все его знания в области чар, зелий и ЗОТИ, а также создать условия, в которых он мог бы и дальше заниматься наукой. — Но... говорят, он был плохим человеком. Убивал магглов... — Да, — отмахнулся Морган, — но это было давно, после войны с Гриндельвальдом, на социальном сломе, тогда все общество было дикое. Сейчас-то такое невозможно. Снейп с облегчением вздохнул. Дети как дети, нормальные идиоты. Только что гениальные. * * * — Поттер, а вам идет юбка. — Спасибо. — Только вы меня зря в заблуждение ввели. Хоть бы предупредили. Это не я с вами прогуливаться должен, а вы со мной. — Какая разница? — Финансовая. Я денег не взял. — У нас есть выделенные средства. — Браво. Любопытно, и сколько же магбезопасность выделила на прогулку Темного Лорда и Беллатрикс Лестранж по злачным местам волшебного Лондона? — Достаточно, — Гарри протянул маленький мешочек. — Хотел бы я видеть ваши расходные ведомости. Гарри фыркнул. — Многие бы хотели. Ладно, давайте к делу.
Gaudeamus: * * * — Мама, мама, смотри, какой лысый дядя. — Лавиния, детка, нехорошо показывать пальцем. Дядя старенький. — А почему он зелье не купит, как прадедушка? — Может, у него аллергия. — Мам, а почему у него носа нету? — Потому что он слишком любопытный и совал его куда не надо. — Мам, а это его жена, да? А почему она так странно ходит? День катился к вечеру, и Гарри постепенно начинал отчаиваться. Рабастан, кажется, получал от прогулки невероятное удовольствие. Он был издевательски галантен, не оставляя сомнений, что происходящее его страшно забавляет. Они прогулялись и по Косому переулку, и по Лютному, посетили несколько лавочек, пообедали и заглянули к мадам Малкин, где этот мерзавец настоял на том, чтобы приобрести «Беллатрикс» роскошную вечернюю мантию. — Мне нравится тебя баловать, моя дорогая, — заявил Рабастан с ослепительной улыбкой. Гарри оставалось только мысленно скрипеть зубами. Однако хуже всего было то, что их никто не узнавал. Даже у «Боргина и Бёрка» нынешний Боргин скользнул по ним равнодушным взглядом, да и только. И это не было притворством или маскировкой — уж что-что, а такие вещи Гарри распознавать умел. Наконец он не выдержал и решился на рискованный шаг. — Зайдем к Олливандеру. Рабастан с непроницаемым лицом покосился на Гарри. — Проблемы с палочкой? Бывает. — Не у меня! — зашипел Гарри. — А у меня тем более все в порядке. — Неважно. Скажете, что сломали свою и вам нужна новая. Нас интересует его реакция. Рабастан пожал плечами. — Как пожелаете. Рука об руку они зашли в полутемную лавчонку Олливандера. — Одиннадцать дюймов, остролист, перо феникса. Здравствуйте, мистер Поттер. Что-то вы сегодня необычно одеты. Это теперь так модно? Рабастан не выдержал и разразился хохотом, пользуясь тем, что в лавке не было других посетителей. Сволочь, мрачно подумал Гарри. — Тринадцать дюймов с четвертью, бузина и волос вейлы. Здравствуйте, мистер Лестранж. — Здравствуйте, мистер Олливандер. — Давненько не заходили. Надеюсь, ничего не случилось? — старик прищурился, вглядываясь в гостя, и Гарри затаил дыхание. — Пока все в порядке, слава Мерлину, — неожиданно серьезно отозвался Рабастан. — А у вас? — Не жалуюсь, спасибо. У Гарри появилось отчетливое ощущение, будто он упускает что-то очень интересное, но сейчас он не мог позволить себе отвлечься. — Простите, — обратился он к Олливандеру, — вы, случайно, не замечаете ничего... необычного? Старик внимательно оглядел обоих, потом медленно покачал головой. — Нет. Разве только... вы уж простите, если я что не так скажу, мистер Поттер, но все-таки вам эта новая мода не идет. * * * К тому времени, когда они, еще раз продефилировав по всему Косому переулку, вернулись на «конспиративную квартиру», Рабастан только-только наконец отсмеялся. — И что теперь? — поинтересовался он, не скрывая, впрочем, веселья. — Просветите меня, а то вдруг мне нужно время подготовиться морально. Какие у вас дальнейшие планы? — Пока никаких, — буркнул Гарри. — Оставайтесь здесь и ждите дальнейших указаний. Рабастан хмыкнул. — Ну-ну. Передайте Люциусу, пусть пришлет «Тысячу и одну ночь». А то у меня чтение заканчивается. Публика огорчится. * * * — Обращаю ваше внимание на то, что у нас произошли изменения в расписании, — преувеличенно спокойным тоном сказала директор Спраут. — Профессор Снейп с завтрашнего дня будет вести зелья, профессор Лонгботтом — защиту, а я возьму на себя гербологию. В учительской стало очень тихо. — А… с профессором Слагхорном что-то случилось? — жалостливым шепотом спросила Вектор. Спраут сделалась еще более пунцовой, чем минуту назад. — Профессор Слагхорн забаррикадировался у себя в подземельях и заявил, что не выйдет оттуда, пока, цитирую, какой-нибудь талантливый ученый или компетентный администратор не прекратит это безобразие. Конец цитаты. — Талантливый ученый в моем лице вынужден признать, что эта задача выше его скромных способностей, — вздохнул Флитвик. — Единственное, что я могу предложить, — это наложить защитные заклятия на все помещения и эвакуировать учеников и преподавателей. Фантом не может долго существовать отдельно от того, кто его вызвал, он либо последует за своим создателем, либо со временем растает. — Со временем, — повторил Невилл. — Да. Учитывая, так сказать, витальность этих объектов, я бы сказал, что где-то через полгода они с большой долей вероятности исчезнут естественным путем. — Через полгода, — повторил Невилл все с тем же неопределенным выражением лица. Спраут гневно тряхнула седыми кудрями. — Профессор Снейп, у вас будут какие-то более рациональные предложения? Руди поднял обе руки, не то защищаясь, не то сдаваясь на милость победителя. — Увольте. — Кого? Горация? Вас? Себя? — Меня, остальных — как хотите. Я не стану заниматься этой скандальной парочкой. Синистра неуверенно предложила: — Поговорите с профессором Дамблдором, он, в конце концов, столько лет преподавал в этой школе. У него должно было остаться хоть какое-то чувство долга. — Я пробовала. — Спраут укоризненно посмотрела на портрет покойного директора. — Он молчит. — Не с этим профессором. С живым. То есть неживым. — С фантомом? Я уже пыталась, спасибо. Он мне сказал, что его долг — спасти Европу от Геллерта и Геллерта от него самого. — Давайте придумаем им какие-нибудь короткие прозвища, — предложил Невилл. — А то пока кто-нибудь выговорит: «Фантом профессора Дамблдора и фантом Гриндельвальда опять дерутся в теплице», там уже ни одного целого стекла не останется. — Фальбус и Феллерт, например, — предложил Лестранж. — Буква «ф» от слова «фантом». В учительской снова стало тихо. — Прошу прощения? — осторожно спросил Дамблдор с портрета. — Фальбус, — повторил Рудольф. — И Феллерт. По-моему, очень элегантно звучит. * * * — Почему Слагхорн так перепугался? — удивленно спросил Драко. — Руди не знает, — Мирна пожала плечами. — Но вроде как этот ваш декан Слизерина решил, что он во всем виноват. «А Снейп считает, что я виноват, — удивился Гарри. — Ерунда какая-то». — Видишь? — спросил его Драко. — Вовсе и не в Камне дело. — А в чем? Мирна упорно делала непонимающее лицо, решив пока не передавать начальнику аврората экспрессивный монолог Лестранжа, который, если исключить разнообразные ругательства, сводился к тому, что много лет назад Слагхорн создал некий клуб. В клубе том приятно проводил время и Темный Лорд Волдеморт, и большинство Упивающихся Смертью, а потом они не один год пытались Слагхорна убить. И вот теперь, когда клуб опять свел очередную компанию «талантливых» студентов, слизеринскому декану стало сильно не по себе. — Вы не отвлекайтесь. Рудольф велел вам передать, что больше там не останется. Одно дело преподавать ЗОТИ, а другое — зелья. И деканом он быть не может, это надо за всеми детьми следить. — Я его уговорю! — Гарри преувеличенно бодро встал из-за стола. — Ему в любом случае пока придется там остаться. — Можно вам задать нескромный вопрос? — вежливо спросила Мирна, когда за Гарри закрылась дверь кабинета. Драко довольно улыбнулся. — Наконец-то! Вы всегда так невыносимо корректны, что я уже начал сомневаться в собственной неотразимости. Можно было догадаться, что это на вас Поттер так расхолаживающе действует. Давайте свой нескромный вопрос. — Сколько вам лет? Драко в замешательстве провел рукой по волосам, неубедительно прикрывающим солидную плешь. — Это называется не «нескромный» вопрос, а «бестактный». Тридцать восемь, а что? Не выгляжу? Мирна смерила его оценивающим взглядом. — Нет, вполне. Просто вы с Поттером иногда так ведете себя, как будто вам недавно исполнилось пятнадцать. — И что? В конце концов, мы с ним оба женаты, у него трое детей, у меня двое, он глава аврората, я начальник отдела… Если мы будем вести себя как взрослые солидные люди, то ненароком может оказаться, что мы такие и есть. Представляете, какой это будет ужас? Мирна в очередной раз решила, что людей, в особенности мужчин, в особенности волшебников, в особенности британских, ей никогда не понять. Можно даже не пытаться. — Что, неужели пятнадцать? — продолжил Драко. — Мне казалось, что нам с ним удается удачно удерживаться на пороге совершеннолетия. Вы бы видели, как он со своим школьным другом общается, подумали бы, что им обоим и двенадцати нет. — Со своим школьным другом? Простите, а вы тогда ему кто? — Я? Да что вы, мы в школе страшно друг друга ненавидели, потом он попытался меня убить, потом спас мне жизнь, и потом мы лет шесть друг друга старательно избегали — исключительно от неловкости. Я так и вовсе уехал на континент. А потом началась прекрасная трогательная история про маленького мальчика и маленькую девочку. Могу рассказать. — Сделайте такое одолжение, — сказала Мирна с некоторым испугом. — Так вот, у Поттера был школьный друг, такой Рон Уизли. Не спрашивайте меня про него, я не понимаю Уизли как институт, это какое-то совершенно чуждое мне учреждение, во всех своих проявлениях. Короче, Уизли дружил с Поттером с первого курса, вместе с ним спас магическую Британию, вместе с ним пошел в аврорат, и так они жили в любви и согласии, пока одиннадцать лет назад у Уизли не родилась дочь. — Э? — только и могла выговорить Мирна. Знаменитая эксцентричность британских волшебников повернулась к ней какой-то совсем неожиданной стороной. Драко слегка приподнял брови. — Какая вы испорченная, — сказал он неодобрительно. — Хорошо, у жены Уизли родилась дочь. Честно говоря, мне впервые приходится это специально уточнять. Так вот, когда Уизли стал отцом, он внезапно обнаружил факт, который для нормального человека был бы очевиден после первого же рабочего дня, но когда дело касается Уизли… Короче, оказалось, что авроры очень мало зарабатывают. Такой, понимаете ли, неприятный сюрприз. Так что Уизли уволился из аврората и пошел работать в некий магазин удивительных ужасов. Очень много потерял, на мой взгляд. Самые удивительные ужасы в мире — у нас в аврорате, ни в одном магазине такое не продают. Но это неважно. Важно то, что в это же время у меня родился сын. — И вы тоже внезапно обнаружили, что мало зарабатываете? — Нет, что вы. Я в это время ничего не зарабатывал, потому что не работал. Дело в другом. Знаете, говорят, что если ты не можешь объяснить пятилетнему ребенку, кем ты работаешь, то ты занимаешься полной ерундой. И когда я в первый раз взял Скорпиуса на руки, вдруг понял: то, чем я последние лет шесть занимался, не то что ребенку — ни одному взрослому не объяснишь, кроме тех, кто и так знает, потому что сам такой, или был в молодости, или у него сын, внук или племянник сейчас именно вот так живет. И тогда я вернулся в Англию, попросил маму, она попросила свою сестру, та пошла к министру магии, и я оказался в отделе внутренних расследований аврората. — И тут вы с Поттером подружились… — Нет. И тут меня возненавидели всем авроратом. Отдел внутренних расследований никто не любит, а уж когда туда пришел человек со стороны, да еще слизеринец, да еще Малфой, да еще конкретно я… Но Поттер все равно считал, что это несправедливо. А вы же понимаете, когда Поттер где-то видит несправедливость, то он моментально начинает ее изничтожать. Чудовищный характер. Если бы не я, его бы уже из аврората десять раз выжили, несмотря на все его заслуги. — И… — выжидательным тоном сказала Мирна. — И… и все. Вот так мы с ним и… подружились, как вы выражаетесь. Но вы только не подумайте, что мы ходим друг к другу в гости, вместе водим детей на квиддичные матчи, или наши жены обмениваются рецептами пирогов и прочие пошлости. Для этого у него есть Уизли. Он, так сказать, домашний друг Поттера, а я… «Дикий», — про себя заключила Мирна. * * * — Ну и чего вы добились? — устало шипел Снейп из-под мантии-невидимки. — Вместо одной проблемы у нас появилось две. Точнее, три. Впрочем, нет, четыре. — Я не успеваю за вашей арифметикой, — фыркнул Гриндельвальд. — Чего же тут непонятного? У нас был один фантом, — Снейп для наглядности загнул мизинец, совсем забыв, что собеседник его не видит. — Теперь их два, — к мизинцу добавился безымянный. — И вместо того, чтобы взаимоуничтожиться, они уже успели разнести ползамка, — загнув средний палец, Снейп замолчал и взглянул на Астрономическую башню. — Не беспокойтесь, молодой человек, в прошлый раз разрушения были куда… масштабнее. — Это меня очень успокаивает, — съязвил Снейп. — Вы-то тут при чем? Пусть по этому поводу голова у мадам Спраут болит. Кто, в конце концов, в этой школе директор? Снейп замолчал, подавленный этим аргументом. Действительно, почему «по этому поводу» голова болит у него? Тот факт, что у Помоны она тоже «побаливает», ситуацию никак не прояснял. В конце концов, сам он уже давным-давно не директор Хогвартса. Правда, замок считает иначе. Уж не из-за того ли, что Снейп и в самом деле не может перестать о нем беспокоиться? — А в чем состоит ваша четвертая проблема? — весело поинтересовался Гриндельвальд. — В том, что Альбус, вместо того чтобы изгнать вашего фантома, умудрился «изгнать» Слагхорна. Как и следовало ожидать, Гриндельвальд расхохотался: — Господин директор, а позвольте поинтересоваться, куда именно он вашего сотрудника… изгнал? — В подземелья! — рявкнул Снейп. — Раньше Слагхорн просто сидел там безвылазно, а теперь и вовсе забаррикадировался. Зелья вести некому, и Слизерин остался фактически без декана. О том, что Рудольф перед лицом перспективы взять на себя факультет всерьез собрался в бега, Снейп, разумеется, умолчал. — И это, конечно же, проблема не менее серьезная, чем агрессивный фантом немалой магической силы. И то, что у Альбуса есть хороший шанс с этим фантомом справиться, ну никак не искупает некоторых… неудобств. Знаете, молодой человек, — Гриндельвальд перешел на серьезный тон, — если вы и дальше станете подсчитывать свои проблемы по тому же принципу, у вас всегда будет получаться бесконечность. — А как же мне их подсчитывать? — искренне изумился Снейп. — По степени серьезности. Есть проблемы, а есть, — Гриндельвальд кивнул на покосившуюся Астрономическую башню, — мелкие неприятности. И снимите, наконец, эту мантию — мне неудобно разговаривать с воздухом. Все равно вас никто сейчас не увидит. Снейп вздохнул и послушно стащил мантию. Тем более что в ней было жарко. — Кроме разве что кошки, — добавил Гриндельвальд. Снейп вздрогнул и развернулся на сто восемьдесят градусов. Прямо за его спиной сидела полосатая кошка с очень характерными отметинами вокруг глаз. * * * Едва они удалились от палатки Гриндельвальда, Минерва спросила: — Почему вы в таком виде? — И это все? А где драматичное: «Вы живы?» и прочие всхлипывания? — Я читаю «Ежедневный пророк», — строго сказала Макгонагал. — И что же там такого страшного появилось на этот раз? Минерва не стала делать вид, что не поняла вопроса, а просто молча вытащила из кармана вырезку из «Пророка». Сначала Снейп не понял, что такого страшного в новой статье про расширение «Гринготтса», если, конечно, не считать цифр — их многие волшебники находили пугающими. Но потом заметил на заднем плане колдографии лысого бледного волшебника, держащего под руку темноволосую женщину. — Это то, что я думаю, Северус? «Вряд ли», — мысленно усмехнулся Снейп, вслух же спросил: — Почему вы явились в Хогвартс? А не к министру или хотя бы к Поттеру? Минерва посмотрела на него укоризненно. Секунд пять Снейп не мог понять почему, а сообразив, почувствовал, что краснеет. — Тронут. Но, как бы смешно это ни звучало, боюсь, что они, — Снейп кивнул на вырезку, — не основная наша проблема. На краткий пересказ «основной проблемы» — естественно, с некоторыми купюрами — ушло минут двадцать. Что всегда было хорошо в Макгонагал, так это ее умение все схватывать на лету. Дослушав, она покачала головой: — А еще говорят, молодежь измельчала. Какие талантливые дети. — Таких бы талантливых да на освоение Антарктиды. Видимо, поняв по его голосу, что дело плохо, Макгонагал спросила: — Я могу чем-то помочь? — Вы случайно не знаете, как изгнать фантом? — Простите?.. — Фантом. — Снейп не удержался от соблазна съехидничать. — Полуматериальный призрак живого челове… Снейп запнулся. Живого? Живого?! — Северус! Что с вами? — А? — Я сказала, что не знаю. — Тогда, наверное, ничем. Хотя постойте. — Снейп рассмеялся. — Вы не согласитесь преподавать зелья? * * * Гриндельвальд сидел на белом надгробном камне и глядел на звезды. Затем он перестал притворяться сам перед собой и снова начал смотреть на Хогвартс, над которым носились два светлых пятна. — Завораживающее зрелище, верно? — спросил чей-то голос, и на край надгробной плиты присела тень в длинной мантии и остроконечной шляпе. — Это ты? — спросил Гриндельвальд без удивления. — Да, — ответил Дамблдор, — это я. А это ты. А это, — он показал рукой в сторону покосившейся Астрономической башни, — надо понимать, мы. — В каком-то роде, — согласился Гриндельвальд. — У тебя голова не болит? — Нет, я уже привык. Они замолчали и некоторое время просто сидели бок о бок, глядя на замок. — А на портрете… — Тоже я. — И… — И здесь тоже, — ответил Дамблдор, постучав по белому мрамору. — Слышал когда-нибудь такое выражение: «Бесконечное разнообразие в бесконечных комбинациях»? — «И Цзин»? — «Star Trek». — Тогда вряд ли. * * * На восьмом этаже Макгонагал сказала: — Я пойду поздороваюсь с Помоной, а вам пора, — она подмигнула, — в Гриффиндорскую башню. Снейп закатил глаза, из вредности свернул вместе с Макгонагал за угол и немедленно убедился в весьма непедагогичной мысли: иногда поступки, сделанные «назло», приводят к очень хорошим результатам. На площадке перед входом в кабинет директора высокий седой волшебник в темно-синей мантии укоризненно рассматривал неподвижную горгулью. Макгонагал охнула и схватилась за сердце. Старик обернулся. — Здравствуйте, Минерва. Я не знал, что вы уже в Хогвартсе. Северус, мальчик мой, рад тебя видеть. Ты прекрасно выглядишь. Несмотря на свою недавнюю догадку, Снейп все-таки растерялся и от неожиданности выпалил: — А меня-то ваша горгулья почему пропускает?!
Gaudeamus: Глава 6. Шаг в бесконечность Дорогой папа! Я сегодня встретил твоего старого друга, с которым ты ездил на море. Он велел тебе передать, что его рука совсем зажила. Свою кошку он тоже привез. Несколько ребят со старшего курса придумали, как изгнать наших двух фантомов, но я ничего не понял. Но это неважно, потому что у них все равно ничего не получилось. Они очень расстроились, но я им сказал, что это не страшно, у взрослых волшебников тоже ничего не получается. Мне так хочется поскорее вырасти, очень обидно, что мне всего двенадцать лет, особенно сейчас, когда в школе происходит столько интересного. Твой любящий сын Джеймс Сириус Поттер. — Когда это вы с Дамблдором ездили на море? — спросил Драко. Гарри зажмурился и помотал головой. — Когда хоркрукс из пещеры забирали. Это не может быть Дамблдор, он умер. Драко посмотрел на него с жалостью. — Еще скажи, что ты видел это собственными глазами. Гарри, честное слово, я как-нибудь специально так подстрою, чтобы ты видел, как я помираю. Это, как выясняется, железная гарантия жизни и здоровья. Снейп — раз, Гриндельвальд — два, Дамблдор — три… — Он умер, — упрямо повторил Гарри. — Извини за бестактное напоминание, но ты тоже однажды… того. Сам же мне говорил. Ничего, справился как-то. Почему ты считаешь, что Дамблдор глупее тебя? — Я не считаю… Уж если на то пошло, это всего-навсего значит, что в Хогвартсе появился кто-то умнее Снейпа. — Это просто другой способ сказать, что Дамблдор жив, но как тебе угодно. Гарри повернулся и молча вышел из кабинета, даже не хлопнув дверью. Драко вздохнул и направился к камину. — Грейнджер, — произнес он озабоченным тоном. — Слушай, Поттер в очередной раз ничего не понимает, так что он будет у тебя минут через пять. Ты на всякий случай учти: то, чего он не понимает, — это секрет на уровне Министерства, так что никому не слова. И вот еще что: ты мне можешь перечислить всех людей, которые умерли у Поттера на глазах? Гермиона добросовестно перечислила. — Да, — сказал Драко, — я бестактная скотина. Ладно, до скорого. Привет твоему… этому. Он достал из ящика стола бутылку коньяка, сделал несколько глотков прямо из горлышка и сказал, ни к кому особенно не обращаясь: — А прикольно будет, если они все воскреснут. * * * — Я не понимаю, Северус, что тебя не устраивает, — ласково сказал Дамблдор. — Никто ведь от тебя не требует составлять расписание, общаться с попечительским советом или искать преподавателя ЗОТИ. И денег тебе за эти годы никто не платил, так что по этому поводу тебя совесть мучить не должна. Считай, что обзавелся почетным званием, только и всего. — «Хронический директор Хогвартса»? Очень почетно. Хорошо, у вас стаж в этой странной должности на год больше моего, так что, может быть, расскажете мне… — Нет, — мягко поправил его Дамблдор, — с тех пор, как я умер, я перестал быть директором. — А Минерва… — А Минерва уволилась. Ты же не позаботился сделать ни того, ни другого, вот и остался, как ты удачно выразился, хроническим директором. — «Не позаботился», — пробормотал Снейп. — Действительно, надо будет исправить эту оплошность. Завтра же отправлю попечительскому совету прошение об отставке, то-то они удивятся. — Северус… — Что? Умирать не планирую. Вы меня почти убедили в том, что это не страшно и вполне обратимо, но все же я бы воздержался, если вы не против. Дамблдор лучезарно улыбнулся. — Я просто хотел обратить твое внимание на то, что это письмо должно быть подписано Северусом Снейпом. Думаешь, разумно сообщать Рудольфу Лестранжу, что он формально директор Хогвартса? — Нет, — вздохнул Снейп, — это совсем неразумно. Но послушайте, а как же Минерва и Помона… — А ты как думал? Ты станешь выращивать тыквы в Ирландии, а кабинет директора так и будет стоять закрытым? Кто-то же должен составлять расписание. * * * — У меня гениальная идея, — сказал Финлей. Снейп содрогнулся. «Гениальными» свои гениальные идеи именовали только Чжан и Финлей. Венера обычно нерешительно говорила: «Я тут подумала…», а Эйлин безапелляционным тоном сообщала: «Короче, мы сделаем так». Морган молча колдовал над очередным зельем, а потом рассказывал, почему оно работает таким удивительным образом, или ремонтировал Выручай-комнату, попутно объясняя, почему взрывная волна оказалась направлена именно в потолок. Идеи Чжана обычно представляли собой противоестественный союз нескольких математических концепций, а эксперименты по их подтверждению ставились исключительно в мозгу юного ученого — к великому счастью для человечества. Единственный раз, когда Чжан смог воплотить свою идею на практике, закончился появлением в Хогвартсе двух фантомов. Финлей Аргайл, на горе себе и окружающим, соединял в себе бурную фантазию Чжана и практический ум Венеры. Каждый раз, когда ему в голову приходила какая-нибудь бредовая гениальная идея, за ней по пятам следовала другая, объяснявшая, какой именно глупый и опасный эксперимент следует провести по этому поводу. — Я придумал, как изгнать фантом, — сказал Финлей. — И тут нам очень пригодится Джим. — Буду бегать вокруг вас со скоростью света? — подозрительно спросил Снейп. — Лучше. Я тут на досуге сообразил, где мы напороли с пирамидой. Не знаю, чем руководствовался автор этого бреда по материализации духов, но он неправ. Пяти точек мало, чтобы контролировать объемную фигуру. Надо строить пентаграмму на земле, как положено, загнать туда фантома, а Джим сверху замкнет нас всех одновременно. — Сверху, — пробормотал Снейп убитым голосом. С первого своего появления в Хогвартсе в обличье Джеймса Поттера он с ужасом ждал того дня, когда его попросят применить свои квиддичные навыки. Проклятый мальчишка, сын ловца и охотника, к началу второго курса освоил около пятидесяти различных вольтов, финтов, разворотов, подлетов и вывертов. Снейп же твердо убедился после ночной экспедиции на квиддичное поле, что может похвастаться только двумя умениями: летать и не падать. И то не всегда. — Да, на метле, — подтвердил его опасения Финлей. — В воображаемой точке над центром пентаграммы. — И как я вас должен «замыкать»? Да еще одновременно. Вертеться волчком?! Если ты хочешь, чтобы я еще и равномерно вращался вокруг воображаемой точки… — То получится аэродинамическая труба, — перебила Эйлин. — Фантома поднимет вверх, и он врежется прямо в Джима. Конечно, если ты в последний момент сумеешь отскочить, то сила инерции… — Не хватит, — авторитетно заметил Чжан. — Максимум футов пятьдесят, потом он шлепнется в озеро. — Да? Бестелесный фантом? Под действием гравитации? — Он не бестелесный, у него есть масса! Почитай Берквиста! — Именно поэтому, — очень спокойным тоном продолжил Финлей, — Джим не будет вращаться на метле, а будет просто светить вниз. Люмосом. Пентаграмма замолчала. Затем Морган выразил всеобщее мнение, спросив: — Зачем? — Шестая линия. — Финлей, где ты видел пентакль, у которого шестая линия торчит из центра вертикально вверх? Вместо ответа Финлей надел на свою палочку небольшой бумажный конус, жестом погасил в Выручай-комнате свет и сказал: «Люмос!» На стене образовался круг света. — Конус, — объяснил он в полной темноте. — С пентаклем в основании. Полностью устойчивый. Без механических частей. Мы в прошлый раз погорели на том, что цепочки порвались, а тут нечему рваться или ломаться. «Кроме меня», — мрачно подумал Снейп. Чжан, судя по выразительному пыхтению, также остался недоволен этой демонстрацией. — Хочу напомнить, что в обычный трехмерный конус нельзя вписать четырехмерную сферу. Пентаграмма задумалась. Затем Морган снова спросил: — Зачем? — Что значит «зачем»? В манускрипте было написано… — Да, я помню. Но ты знаешь, я сегодня случайно напоролся на двух наших фантомов и заметил одну примечательную особенность. — Какую же? — Они оба не сферические. * * * Гораций Слагхорн коротал вечер за прослушиванием модного реалити-шоу. О том, что такое реалити-шоу, профессору прошлой весной рассказала Элиза Куинси, талантливая магглорожденная пятикурсница, боготворившая Риту Скитер и мечтавшая реорганизовать магические средства массовой информации. Тогда концепция показалась Горацию странной и даже глупой, но с началом нового учебного года он внес в составленное мнение некоторые корректировки. «Реалити-шоу, — понял профессор Слагхорн, — это когда мир спятил, а ты сам спрятался за стеклом и пытаешься хоть как-то не сойти с ума вместе с остальными». Когда в Хогвартс вернулся «дорогой Северус», Гораций мысленно посетовал на несовершенство мироздания вообще и умственных способностей своих коллег в частности, а затем попросил Амброзия Флюма прислать несколько бутылок хорошего хереса — так, на всякий случай. Когда в школе появился фантом Гриндельвальда, Слагхорн понял, что дела обстоят куда более скверно, чем он ожидал, и взялся потихоньку готовиться к худшему. С тех пор его не видели ни на одном педсовете. Впрочем, его вообще почти не видели. Гораций с невообразимой ловкостью избегал всех своих коллег, а старшекурсников на всякий случай завалил таким количеством головоломных заданий, что мысль о не относящемся к предмету вопросе им не могла прийти в голову просто по причине отсутствия в этой голове свободного места. Сов Слагхорн не принимал, на обычные вызовы не отвечал, в Большой зал не ходил. Наложив на свои комнаты все известные ему звукоизолирующие и противовзломные чары, он по вечерам медленно, но методично приканчивал присланный Амброзием херес, чокаясь с портретом Салазара Слизерина, который, кажется, был рад-радешенек, что разгуливающее по замку нечто — явно не англичанин. Время от времени Гораций активировал одно из загодя разбросанных по замку подслушивающих устройств, наблюдал за Гриндельвальдом и пополнял запас ругательств на древнегреческом — он всегда жалел, что когда-то недостаточно глубоко изучил этот чудесный язык. Однажды вечером Гораций получил записку от прорвавшегося через все препоны Филиуса: Неужели ты его тоже не узнал? Оставалось только радоваться, что Флитвик не озаботился задать этот — а то и какой похуже — вопрос раньше, но, видимо, декан Рейвенкло, как всякий истинный исследователь, хотел разгадать загадку самостоятельно. Нацарапав на клочке пергамента «Не дождетесь!», Гораций вернулся к своим лингвистическим изысканиям. И тут в поле зрения (точнее, слуха) появился Альбус. Ситуация из просто паршивой стала паршивой в степени maxima. Вот тогда-то Слагхорн и оценил пользу означенных маггловских развлечений. И добавил к своему арсеналу парочку сигнализационных заклинаний. На всякий случай. * * * — Это правда? — недоверчиво спросила Гермиона. — Гарри, но если он действительно жив… Это же замечательно! Мне теперь так хочется с ним поговорить, и профессор Снейп не будет переживать, что ему пришлось… И наконец-то в Хогвартсе появился хоть один разумный человек! Гарри, а Рону можно сказать, что Дамблдор жив? Он после каждого нового письма от Рози собирается поехать в Хогвартс и сделать там что-нибудь отчаянное. — Ты не понимаешь, — вздохнул Гарри. — Даже ты не понимаешь. — Пойму, если ты хотя бы попробуешь мне объяснить. — Как бы ты себя чувствовала, если бы узнала, что одно из самых важных воспоминаний твоей жизни — это просто жульнический фокус? Гермиона задумалась. — Сначала я бы разозлилась. Потом я бы подумала, что именно делает это воспоминание таким важным и становится ли оно менее значимым от того, что все было совсем не так, как я думала. Затем я решила бы, что не стоит употреблять слова вроде «жульнический», потому что они слишком эмоциональны и, возможно, несправедливы. И, наконец, я подумала бы о том, чего мне больше хочется — чтобы мое важное воспоминание оставалось неприкосновенным или чтобы один из самых важных людей в моей жизни оказался жив. Гарри посмотрел на нее с некоторым испугом. — Как с тобой только Рон живет? — пробормотал он. — С удовольствием, — Гермиона улыбнулась. — Гарри, а тебе не приходила в голову мысль о том, что Дамблдор тогда, возможно, действительно умер? Судя по выражению лица Гарри, такая мысль ему в голову не приходила. — А в Хогвартсе тогда кто? — спросил он осторожно. — Дамблдор. — А… как? — Вот у него и спроси, — предложила Гермиона. * * * Несмотря на маячившие впереди упреки в том, что их с Драко затея по-прежнему не работает, Гарри явился к министру в хорошем настроении. Причина была мелкой, но в некоторой степени даже забавной: Гарри не представлял, что сказать воскресшему Дамблдору. А вот у Кингсли, которого предстояло обрадовать этой новостью, наверняка получится выразить все четко, емко и достаточно саркастично. Министр почему-то встретил Гарри в пустой приемной. И выглядел при этом изрядно смущенным. — Ты помнишь убийство Бёрка? — ни с того ни с сего поинтересовался он. — Помню, — слегка растерялся Гарри. — Ты еще просил нас оставить это дело. Говорил, что подключишь… особые силы. — Именно. — Что, «особые силы» сели в «особую» лужу? — Напротив. Через пару недель тебя ждет ворох бумажной работы. — Почему? — Будешь договариваться о совместной работе с немцами, румынами, болгарами и еще полудюжиной стран, — фыркнул Кингсли. — Убийцы у нас оказались членами международной группы зачистки. Избавляют мир от темных магов и тех, кто им помогает. При помощи темной же магии, как ты понимаешь. — Однако, — присвистнул Поттер. — Очень логично. А почему ты решил меня обрадовать прямо сейчас? И где твой секретарь? — Секретаря я отпустил. А прямо сейчас с тобой хотят поговорить наши… точнее, мои агенты, — Кингсли наложил дополнительные охранные чары и открыл дверь в свой кабинет. — Рассекречиваешь своих международных ищеек? Я, конечно, польщен, но… «Но» застряло у него в горле. — Здравствуй, Гарри, — уже не очень молодая женщина со знакомой мальчишеской стрижкой шагнула вперед, неловко задев стоявшую на столе чашку. Поттер прислонился к закрывшейся двери и ущипнул себя за руку. — Я же предупреждал, что лучше раздобыть для нас жестяные кружки. Гарри ущипнул себя за руку еще раз. Потом глубоко вдохнул, медленно выдохнул и выдавил: — Я так понимаю, Кингсли, на Дамблдора после этого ты вряд ли обидишься.
Gaudeamus: * * * — Как ты мог такое подумать? — возмутился Ремус, когда Гарри наконец охрип от крика. — Разумеется, Андромеда в курсе. И Тедди тоже. — То есть что значит «как я мог»?! Ты… Вы… Конспираторы гребаные! — Гарри, понимаешь… — Нет. Не понимаю. И вряд ли пойму в ближайшие несколько лет, так что давай потом. И вообще, если забыть о том, что мне очень хочется всех вас убить, я чертовски рад вас видеть. — Гарри с трудом отлип от двери и сгреб смущенного Ремуса в охапку. Проделав то же самое с Тонкс, он рассеянно заметил: — Не думал, что Тедди так хорошо умеет хранить секреты. — Он мой сын, — виновато улыбнулся Ремус. — Понятно, — Гарри кивнул и хрипловато выдавил: — Так что там с убийцами Бёрка? — С кем? Нет, с ними все в порядке. — Если, конечно, не считать того, что они в наших надежных руках, — заметила Тонкс. — А из-за чего тогда вы хотели меня видеть? — Кстати, мне вы на этот вопрос тоже пока не ответили, — кивнул Кингсли. — Или вы знаете, как починить Астрономическую башню? — А что с ней случилось? — Она… скажем так, покосилась. И, между прочим, Поттер, никто не имеет ни малейшего понятия, как вернуть ее в исходное состояние. Гарри пропустил шпильку мимо ушей. — О, а мы же видели ту статью! — радостно кивнула Тонкс. — Но не обратили на нее внимания. — А на что же вы его… обратили? — вкрадчиво прошипел Кингсли. Гарри начал подозревать, что несчастная башня с некоторых пор является министру в кошмарах. Ремус положил на стол номер «Пророка». У Гарри засосало под ложечкой. — Это вас гоблины так… перевозбудили? — съехидничал Кингсли. Ремус укоризненно вздохнул. — Нас «перевозбудили» вот они, — ткнул он пальцем в стоящую на заднем плане колдографии пару. — Мы подумали, что в такой ситуации вам потребуется любая помощь. И между прочим, ты мог бы нас отозвать и сам. Почему мы такие вещи узнаем из газет? Гарри и Кингсли переглянулись. — Поздравляю, Поттер, — расхохотался министр. — Твоя затея действительно «работает». * * * Последние инструкции от Поттера Рабастан получил неожиданно элегантным способом — на одной из маггловских купюр, оставленных публикой. Сколько он ни напрягал память (а на лица она у бывшего Упивающегося была превосходной), вычислить, кто из восторженных слушателей на самом деле министерская ищейка, никак не удавалось. Пришлось с огорчением признать, что люди Поттера не зря едят свой хлеб. — Надо учесть на будущее, — пробормотал Рабастан, разглаживая записку. Вы свободны. Оставьте пост как можно эффектнее, чтобы магглы Вас не искали. Но без фокусов! Статут соблюдать! И помните, что на будущие прегрешения Ваша амнистия не распространяется. Г.П. — Ну-ну, — пробормотал Рабастан и глубоко задумался. * * * Драко прикончил бутылку коньяку, затем с некоторым сожалением выпил отрезвляющее зелье, а вослед ему — сироп шиповника, защищающий печень от вредных последствий алкоголя и зелья. Немного раньше, примерно на середине бутылки, ему в голову пришла какая-то очень неприятная мысль, и ее необходимо было тщательно обдумать. Правда, предварительно ее надо было вспомнить. Это была не новость о том, что Дамблдор жив. Драко было очень неудобно перед бывшим директором, но он не возглавил бы отдел внутренних расследований, если бы напивался каждый раз, когда ему было неудобно. Никакая печень этого не выдержит, даже при поддержке сиропа из шиповника. Это было не сообщение о том, что Рудольф Лестранж собирается улизнуть из Хогвартса. Конечно, неизвестно, что теперь у Скорпиуса будет с ЗОТИ весь остаток года, но первый курс не пятый, можно нанять преподавателя и за пару летних месяцев ликвидировать отставание. Драко подумал, что даже знает одного такого преподавателя, и тихо засмеялся, представив, что по этому поводу скажут отец, Скорпиус и сам предполагаемый репетитор. И тут неприятная мысль снова всплыла в голове, причем настолько отчетливо, что он чуть было опять не потянулся к бутылке. Во имя какого предмета из гардероба Мерлина, спрашивается, Слагхорн замуровался в подземельях? Чего именно он испугался? Страшной мести семикурсников? Драки двух фантомов над Астрономической башней? Появления живого Дамблдора? Хотя нет, Дамблдор появился уже потом… Драко набросал на клочке пергамента схему событий и глубоко задумался. Получалось, что Слагхорн испугался то ли живого Гриндельвальда, то ли фантомного Дамблдора. Причем испугался не за учеников, не за школу, а лично за себя… Драко снова с тоской покосился на пустую бутылку, написал на том же пергаменте: «Кончай дуться, у нас с тобой очередные неприятности», сложил из него самолетик и отправил начальнику аврората. * * * — Наслаждайся, — Рабастан швырнул на колени Люциусу несколько помятую газету, откинулся на спинку кресла и сделал глоток бренди, наслаждаясь возможностью наконец законно находиться на родине в своем собственном облике. — Зачем это мне? — удивился Люциус. — Учитывая твое нездоровое нынешнее пристрастие к популярной маггловской литературе, я решил, что тебе понравится. Ты читай, читай. Лондонское поэтическое сообщество крайне сожалеет о неожиданном исчезновении популярного в последнее время чтеца, неофициально известного под прозвищем Безносый. В течение нескольких недель он неизменно дарил любителям высокой литературы несказанное удовольствие, наизусть читая шедевры мировой поэзии из окна своей квартиры на N-роуд. Однако накануне вечером, после оглушительных аплодисментов, которыми были встречены последние строки «Песни о Роланде», г-н Безносый поклонился и произнес: «Я отбываю. Только вы меня и видели. ПРОЩАЙТЕ!» Последовала яркая вспышка — вероятно, фейерверка, — а когда зажмурившиеся слушатели открыли глаза, на подоконнике никого не было. Квартира также оказалась пуста. Так эффектно попрощался с лондонской публикой этот безымянный, но, без сомнения, крайне талантливый артист. — Артист — это точно, — усмехнулся Люциус. — Куда ты теперь отправишься? К эльфам в лес? — Поживем — увидим. А пока у меня к тебе будет одна просьба. — Какая? — Когда тебе в следующий раз станет скучно, пожалуйста, сообщи мне об этом каким-нибудь более цивилизованным способом. Без привлечения аврората. — Договорились. Кстати, Руди поделился с тобой последней захватывающей новостью? — Нет. Не успел. А что у них там стряслось? — Ты не поверишь, — вздохнул Люциус. — Дамблдор вернулся. — Что?! Это точно? — Увы. Руди его видел собственными глазами. Вместе с Гриндельвальдом. И, между прочим, Макгонагал. Рабастан выругался. — Появление Гриндельвальда ты сам, кстати, и предсказал, — пожал плечами Люциус. — А если верить Рите, где один, там непременно где-нибудь рядом и другой. — Мда. Хотя в одном я теперь точно уверен, — хмыкнул Рабастан. — Шеф ни за что не воскреснет. — Почему? — заинтересовался Люциус. — Да он скорее удавится, чем согласится оказаться в такой очаровательной компании. * * * В тот вечер фантомы облюбовали для своей очередной «встречи старых друзей» закрытый класс истории магии на втором этаже. Они темпераментно и изысканно ругались в два голоса на пяти языках и, похоже, ставили сто двадцать пятый дубль своей знаменитой дуэли, о которой сами не имели ни малейшего понятия по причине слишком юного возраста и отсутствия тяги к общению с окружающими. «Интересно, есть ли у них палочки? И если есть, то чьи? — лениво размышлял Гораций. — Латинская обсценная лексика в сочетании с волшебными палочками чревата непредсказуемыми последствиями». Словно в подтверждение этой мысли, наверху что-то грохнуло. Послышался дробный стук, шелест пергаментов и простецкое, но экспрессивное «hol's der Teufel». «Шкаф уронили», — дедуцировал Гораций и ухватил со стола бокал хереса и последнюю письменную работу Джеймса Поттера. Размашистые каракули на обработанном проявляющим зельем пергаменте на глазах сменялись до боли знакомыми мелкими острыми буквами. Не то чтобы Слагхорн ожидал чего-то другого. Конечно, мальчики старались, но нюхлера в «Гринготтсе» не спрячешь. Даже с учетом того, что так называемый Джеймс Сириус Поттер очень старался лишний раз не попадаться преподавателю зелий на глаза. Присутствие Северуса Горация радовало. На него можно было с чистой совестью свалить ответственность не только за фантомов (что наверняка уже сделал Гарри Поттер), но и за змеиный факультет, вызывавший у декана некоторые опасения. Если студенты Слизерина настолько плохо учили историю, что умудрились не узнать Гриндельвальда, это очень серьезный повод для беспокойства. * * * — Гарри, ты ничего не хочешь мне рассказать? — спросил Невилл. — Ничего, — ответил Драко. Невилл внимательно на него посмотрел. Малфой выдержал этот взгляд без малейших затруднений. — Нет, мне не кажется, что я Гарри, — сказал он спокойно. — Я его подчиненный, и одна из моих обязанностей состоит в том, чтобы просить его друзей не лезть не в свое дело. Одна из моих наиболее неприятных обязанностей. Порадуйтесь на досуге, что у вас с Поттером чисто дружеские отношения. — Непременно, — вежливо согласился Невилл. — А вы, со своей стороны, постарайтесь, чтобы он у меня появился, этот самый досуг. Вот мы и пришли. Рядом с горгульей их ждал недовольный Джеймс Поттер в сопровождении низлы. — Джим! — запоздало и очень фальшиво обрадовался Гарри. — А что ты тут… — Жду, когда меня кто-нибудь приспособит к делу в роли универсальной отмычки, — сварливо ответил его «сын». — Вы, Поттер, учтите, никаких гарантий я вам дать не могу. Эту дверь запирал не Хогвартс, а Слагхорн. Один Мерлин знает, что он с ней сотворил. — Я по дороге в Хогсмид видел ваших детей, профессор, — озабоченно сказал Невилл, — и по-моему, они что-то замышляют. — «Моих» детей? — Снейп жестом призвал горгулью в свидетели такой неслыханной наглости. — Вы тут семь лет хлопали ушами, а теперь это, оказывается, «мои» дети? Восхитительно. Не беспокойтесь, это у них полевые учения, жертв и разрушений быть не должно. — Поттер, заткнись, — чуть слышно прошептал Драко. За годы преподавания Невилл научился прекрасно слышать любой шепот. Впрочем, и не слышать — тоже. — Это еще одна из ваших неприятных обязанностей? — поинтересовался он с любопытством. — Да, — согласился Драко, — еще одна. Затыкать Поттера, когда он открывает рот, чтобы испортить отношения со своими друзьями. С другой стороны, он тоже затыкает мне рот, когда я пытаюсь испортить отношения с его друзьями, но обычно уже постфактум. — И что я, по-твоему, собирался сказать? — скептически спросил Гарри. — «Зачем вы ему все рассказали?» или «Как ты догадался?». Что, не угадал? — Мерлин всемогущий, — вздохнул Снейп. — Бедная магическая Британия, в каких руках ты оказалась... Лонгботтом, сделайте одолжение, изолируйте это животное часа на два, а лучше на четыре. Руди совершенно ни к чему знать, о чем мы будем разговаривать со Слагхорном. Низла оскорбленно мяукнула. По дороге в подземелья Снейп остановился и с выражением произнес: — Невилл Лонгботтом на удивление неплохо соображает. — Это, как я понимаю, и есть ответ на оба твоих вопроса, — заметил Драко. — Почему «на удивление»? — спросил Гарри. — На ваше удивление, на ваше. — Значит, вы не удивились? — Я, — с достоинством произнес Снейп, — не удивился. Я в шоке. Мое безупречное педагогическое чутье в случае Лонгботтома дало постыдную осечку. Когда все это закончится, я подам в отставку с поста директора. — А вы что, до сих пор директор? — поразился Драко. Снейп смерил их с Гарри высокомерным взглядом, более чем выразительным, хотя он и смотрел на них снизу вверх. — Я должен внести поправку. Невилл Лонгботтом на удивление неплохо соображает. В отличие от вас обоих.
Gaudeamus: Глава 7. Феликс Фелицис — Ты пойми, — внушал Драко, — он бы не стал прятаться просто так, он точно что-то знает. Гарри отнесся к этому утверждению скептически. Он считал, что неплохо знает Горация Слагхорна, а потому был уверен: тот не то чтобы испуган, а просто не желает никаких неприятных вопросов или встреч. — Они ведь с Дамблдором были большие приятели, — нехотя ответил он Драко. — Может быть, Слагхорн просто боится, что фантом директора вспомнит об этом и будет навязчив. Да мало ли что. — Тебе никто не мешает это проверить. Не может человек настолько неадекватно отреагировать, если нет настоящей, серьезной причины. Ну не может! Он бросил не только преподавание, он ведь еще и декан. Последний довод показался Гарри самым логичным. Хотя в целом он остался при своем мнении. Кроме того, у него было еще одно соображение, которым не хотелось делиться с Драко. Он отлично помнил, каких усилий стоит вытянуть из Слагхорна то, чего тот не желает рассказывать. И в данном случае возиться не хотелось. Раз угроза очередного возрождения Волдеморта оказалась мыльным пузырем, все остальное уже не имело особого значения. У аврората есть дела и поважнее. — Пойдем спросим, — настаивал Драко. — Но спрашивать будешь ты. — Отлично. — Кстати, он никого не пускает, ты еще и не попадешь к нему. — Я — попаду, — усмехнулся Драко. — Интересно, как? Думаешь, он так вот сразу тебе и откроет? — Нет. Но он откроет твоему старшему сыну. Точнее, его собственные двери сделают это без него. Так что давай не будем откладывать наш маленький визит. А то других дел полно. * * * Гораций Слагхорн не был плохим человеком. Строго говоря, он был человеком хорошим. А главное — прирожденным учителем. Ему действительно был интересен каждый ученик, и Альбус Дамблдор любил его за это. Сам не обладая счастливой способностью интересоваться окружающими больше, чем собственным внутренним миром, Дамблдор невероятно ценил эту способность в других. Гораций мог сколько угодно объяснять свой интерес к детям корыстными соображениями, но Дамблдор отлично знал, хотя бы по себе, как трудно, а зачастую и невозможно изображать искренний интерес, какие бы выгоды тебе это ни сулило. Особенно не сразу, а в отдаленном неверном будущем. Поэтому именно Слагхорн, помнивший каждого своего ученика, с первого взгляда определил, что обосновавшийся в школе «профессор Снейп» вовсе не Снейп. Отлично понимая, что бывшего директора Хогвартса так достоверно может изображать только кто-то, хорошо его знавший, что сильно ограничивало выбор, через пару дней Гораций вычислил Рудольфа Лестранжа. И в отличие от остальных преподавателей, старался обходить его стороной. Он бы испугался явившегося в Хогвартс бывшего Упивающегося Смертью, но к мнимому Снейпу приезжал начальник аврората Гарри Поттер, да и газетная компания вокруг вернувшегося «героя» была слишком шумной. «Нарочито шумной», — подумалось тогда Слагхорну. Несложно было догадаться, что это какая-то операция Министерства. Гораций молчал, только неприязни своей к этому Снейпу скрыть не мог. Дамблдор никогда в нем не ошибался: Слагхорн не был лицемером. И вот теперь, когда над Хогвартсом каждую ночь бессмысленно носились друг за другом фантомы, Горацию Слагхорну было по-настоящему, мучительно страшно. «Вот такой страх и смертную тоску, наверное, и будут чувствовать люди перед концом света, — думал он, всматриваясь мутным взглядом в очередную опустевшую бутылку из-под виски. — Это конец». В таком совсем не свойственном ему состоянии Гораций, разумеется, пребывал не просто так. И не просто так за время его одиночества в подземельях виски постепенно сменило почти безобидный херес. Только он знал, что битва двух фантомов не кончится никогда. Потому что он один знал правду о настоящей битве Геллерта Гриндельвальда с Альбусом Дамблдором. Слагхорн знал о ней больше, чем даже они сами. Именно сейчас это и терзало его рассудок, и без того основательно пошатнувшийся за время одинокого пьянства в подземельях. «Я своими руками устроил конец света! — страдал он. Осознание собственной вины преследовало его со всей неоспоримой ясностью, какую приобретает любое знание в голове беспрерывно пьющего человека. — Они все уничтожат!» Гораций отбросил пустую бутылку и разрыдался. В сотый раз за эту неделю.
Gaudeamus: * * * Альбус Дамблдор смотрел на белеющие в ночном небе вспышки над Хогвартсом и мрачно думал, что его фантому никогда не победить. Потому что нет у рыжебородого фантома доброго друга Горация Слагхорна, не придет этот друг к нему в утро перед битвой и не уговорит выпить специально для этого случая собственноручно приготовленное зелье удачи из маленького переливающегося всеми цветами радуги золотого пузырька. Нет у фантома той удачи. Гораций недаром спрятался в подземельях. Альбус тяжело вздохнул. Фантому невозможно помочь обманом выиграть самое главное сражение его жизни. А потому оно никогда и не кончится. Альбус очень удивился бы, узнав, что сидящий с ним рядом в поставленном на траве кресле Гриндельвальд думает практически о том же самом. О маленькой переливающейся склянке в своей руке, которую утром перед сражением с Альбусом принес ему какой-то незнакомый волшебник. Быстрая проверка подтвердила, что это действительно зелье удачи. Феликс Фелицис. Не отравленное и никаким образом не модифицированное. — Вы так хотите моей победы? — насмешливо спросил он у дарителя. — Я и так всегда побеждаю, мне не нужна удача. — Она вам необходима, — уклончиво ответил незнакомец. «Глупый подхалим», — подумал тогда Гриндельвальд. Но мелкое это происшествие его позабавило. — Хорошо, я вас запомню, — презрительно бросил он, поднося зелье к губам. И потом, проиграв Дамблдору и Старшую палочку, и все свои мечты, Геллерт всегда считал, что в том и была его удача. И даже раньше, еще только держа пузырек в руке, он подумал, что счастье предмет сложный и, возможно, пора уже миру отдохнуть от властелина Гриндельвальда, а ему самому — от мира. Он слишком устал, носясь по Европе за призрачными победами, не приносящими ничего, кроме пустого злорадства и глухой тоски. «Этот дурак сам не понял, какое чудо притащил мне перед дуэлью», — рассеянно думал Геллерт после сражения. Они с Альбусом стояли тогда вдвоем и тихо разговаривали обо всем, случившемся с ними за те пятьдесят лет, что они не виделись. Разговаривали так, как только они одни и умели: ни о чем и обо всем сразу. — Она ударилась, — сказал Гриндельвальд на прощание. — Испугалась, упала и ударилась о каминную полку. Это точно не ты, Альбус, я видел. — Спасибо. Это был самый счастливый день в их жизни. * * * — Ничего у него не получится, — пробормотал Гриндельвальд, когда фантомы над замком после очередной стычки разлетелись в разные стороны и, прочертив в темном небе белые полосы, снова стали сходиться. — Второй раз мне так не повезет. — Что?.. — Дамблдор вздрогнул, потому что думал о том же. — Тебе… не повезет?.. Через несколько минут случилось то, что являлось Горацию Слагхорну в кошмарных снах с того самого дня, как фантомов в Хогвартсе стало двое: Альбус Дамблдор и Геллерт Гриндельвальд сказали друг другу правду о своем легендарном поединке. — Пойдем убьем его, — мрачно предложил Гриндельвальд. — Пойдем, — засмеялся Дамблдор. — Но убивать буду я. — Как скажешь. * * * Робкий писк сигнальных чар потонул в очередном грохоте. Дверь невозмутимо открылась, проигнорировав все установленные Слагхорном щиты. На пороге стоял не-Джеймс Поттер — как всегда в последнее время, под опекой Невилла Лонгботтома. За ними возвышались Гарри Поттер и Драко Малфой. А за ними два не-фантома. Несмотря на внушительное присутствие начальника аврората, на лицах не-фантомов Гораций с легкостью прочитал свое наиболее вероятное будущее. — Как вы вошли? — хрипло спросил он. Поттер-младший совершенно по-снейповски усмехнулся и уставился на портрет Слизерина. Секунд через десять Салазар возвел очи горе, но послушно исчез. «Ну конечно, — понял Гораций. — Директор. Точнее, два...» Разговор был долгим и тяжелым. Абсолютно протрезвевший после пары заклинаний хозяин подземелий очень убедительно изображал полное непонимание, в точности воспроизводя ту модель поведения, которой и ожидал от него Гарри. Сам же Гарри молчал, потому что ему все это не нравилось. Он клятвенно пообещал Горацию еще летом, что никто никогда не узнает о его письме с подозрениями, с которого все, собственно, и началось. Драко тоже, конечно, вынужден был хранить тайну и пытался лишь выяснить, чего же такой опытный старый волшебник, декан Слизерина, настолько испугался, что позабыл обо всех своих обязанностях. — Фантомов он испугался, — мрачно вмешался Гриндельвальд, которому все это наконец надоело. — Обоих? — быстро спросил Драко. — Полагаю, что моего, — усмехнулся Дамблдор. — Потому что после появления вашего фантома стало ясно, что вы живы? — Гарри смотрел на бывшего директора с грустным пониманием. — Иначе бы не получился фантом. Так? — А почему вы так боялись живого профессора Дамблдора? — наседал Драко. — Потому что он трус, подлец и предатель! — радостно заявил Гриндельвальд, не обращая ни малейшего внимания на дергавшего его сзади за мантию Альбуса. — Как знакомо, — горько усмехнулся Джеймс Поттер, направившись к выходу из кабинета. — Я подожду вас в коридоре. — Этому-то что не понравилось? — удивился Гриндельвальд. Лонгботтом поморщился и тихо выскользнул следом. — Гораций, объяснись, наконец, — тихо сказал Дамблдор, не обращая внимания на стоящих тут же Гарри и Драко. — Зачем все это было? Ты действительно хотел его победы? Тогда почему ты дал зелье и мне тоже? — Не хотел, — как будто через силу выдавил Слагхорн. — Это было давно, Альбус. И никто не знал как лучше. Лучше для всех. Я решил, что пусть повезет обоим, это будет честно. И правильно. В этот момент Гриндельвальду впервые за семьдесят лет пришло в голову, что этот человек вовсе не был ни идиотом, ни подхалимом. Оказывается, он отлично понимал, что делает и зачем. Это было немного обидно, пожалуй. Но эту мысль Геллерт додумать не успел. — Почему же ты не сказал мне? — резко спросил Дамблдор. — Ты ничего не сказал! Я столько лет считал себя обманщиком! С помощью жульничества выигравшего самый важный поединок в моей жизни! — А так тебе и надо, — широко улыбнулся Гриндельвальд. — Потому что ты тоже не был уверен, как лучше! — в запальчивости выкрикнул Гораций. — Неправда, — спокойно ответил Дамблдор, — я никогда не сомневался. — Да?! А почему тогда, позволь узнать, ты столько времени тянул с этой встречей? Кто мешал тебе остановить его на год или два раньше, если ты тоже не сомневался? Гарри и Гриндельвальд как-то непроизвольно сделали по шагу к Дамблдору, но ничего не сказали. — Я не сомневался, — тихо ответил Альбус. Потом повернулся и, не говоря больше ни слова, вышел в коридор. — Идиот! — прошипел Гриндельвальд бледному как смерть Слагхорну и выбежал следом. — Это вы зря сказали, — произнес Гарри, когда их шаги затихли. Драко молчал, но про себя решил, что при первом же удобном случае вытрясет из Гарри все, чего не понял в этом странном разговоре. Общаясь в детстве с Альбусом Дамблдором несравнимо меньше, чем Гарри Поттер, он даже мысли не допускал, что тот мог тоже не понимать, о чем речь, и при этом даже не желать понять. * * * — Если они не научатся думать головой до того, как применять свои таланты на практике, рискуют плохо кончить, — сухо заметил Джим Поттер своему отцу. Из уст двенадцатилетнего мальчишки это прозвучало более чем дико. Пентаграмма молча посмотрела на него, затем дружно перевела взгляд на Гарри Поттера и его спутников: встрепанного профессора Слагхорна, непривычно мрачного профессора Лонгботтома, какого-то лысеющего блондина средних лет и двух очень немолодых джентльменов, из которых один был похож на Гриндельвальда, а другой — на портрет директора Дамблдора. Гарри Поттер пожал плечами. — Он совершенно прав. Пентаграмма снова уставилась на Поттера-младшего. Внезапно Венеру осенила неожиданная догадка. — Это ведь на самом деле не ваш сын, мистер Поттер? А кто? Поттеры с абсолютно одинаковым трагическим вздохом подняли глаза к потолку. Второй, кажется, еще и пробормотал себе под нос нечто в духе «Этого только не хватало». Профессор Лонгботтом усмехнулся. — Хорошо, — Венера смутилась, — я не буду задавать лишних вопросов. — Вот и умница, — буркнул Джим. — А теперь к делу. Чем раньше вы ликвидируете дело ваших не в меру талантливых рук, тем больше неразрушенных частей останется от замка. — Мы ликвидируем? — осторожно уточнил Чжан. — Да, вы. Если фантом не хочет уйти сам, изгнать его может только тот, кто его вызвал, — мягко, но весомо произнес старик, похожий на Дамблдора. Старик, похожий на Гриндельвальда, кивнул. Венера подумала, что, наверное, это они оба и есть, но решила больше не спрашивать. — Мы уже пробовали, — мрачно буркнул Финлей. — Просили его уйти. Он не уходит. — Слышал я, как вы его просили, — проворчал Гриндельвальд. — Мне никогда в жизни еще так не хамили. Дамблдор легонько кашлянул. — Я бы на твоем месте... — начал он. — Ты на моем месте — это чудовищно. Даже думать не хочу. Но вы все время отвлекаетесь. Вы придумали, где будете его изгонять? Ваша башня для экспериментов выглядит... не очень устойчивой. Не хотелось бы с нее падать, тем более вместе с ней. — Это не так уж и страшно, — улыбнулся Дамблдор. Венера заметила, что обоих Поттеров при этих словах передернуло. — Мы так всю ночь проболтаем попусту, — решительно вмешался лысеющий блондин. — Предлагаю пойти на квиддичное поле. Там много места, оно достаточно далеко от школы, а разрушать почти нечего. Трибуны, если что, восстановить несложно. Дети займутся своим фантомом, а мы... проконтролируем процесс. Финлей и Чжан поморщились при слове «дети», но послушно двинулись за ним. — А как мы его будем изгонять? — поинтересовалась Венера. — По ходу дела разберемся, — отозвался Гарри Поттер. — Так обычно лучше всего получается. Почему-то эта невинная фраза вызвала у окружающих, за исключением Гриндельвальда и Слагхорна, дружный хохот. * * * — Ну, и что нам теперь делать? — поинтересовался Чжан, насупившись. — Я предлагал еще раз начертить пентаграмму, и... — Зачем что-то чертить? — удивился Гриндельвальд. — Никогда не понимал излишнего пристрастия к графико-символическому формализму... — Если люди хотят, — улыбаясь, прервал его Дамблдор, — пусть чертят. Не надо им мешать. Пентаграмма вещь хорошая, почему не начертить? — Вы их не слушайте, — вмешался вдруг Слагхорн. — Наслушаетесь еще. — Просто дело делайте, и все, — прибавил Гарри Поттер. Пентаграмма переглянулась. Она давно начала понимать, что влипла очень крупно, но только теперь осознала насколько. Всех пятерых охватило четкое ощущение, что лучше провалиться сквозь землю вместе с фантомами и замком, чем опозориться перед людьми, которые теперь смотрели на них с разной степенью доброжелательного сочувствия, нетерпения, тихого раздражения и нескрываемого веселья. — Хорошо, — наконец объявил Чжан. — Эйлин, разметь нам места. Делаем все, как в первый раз, только с Джимом в центре. — Я метлы не взял, — мрачно сообщил Джим (или кто там это был). — Мне сбегать? — предложила Венера. — Тут сарай недалеко. — Кхм, — заметил профессор Лонгботтом, хотя непохоже было, чтобы он сердился. — А вас, случайно, никто не предупреждал, мисс Хопкинс, что взламывать школьную собственность нельзя? — Нельзя, но если очень надо, то можно, — хором заявили Поттер-старший и его светловолосый приятель. Слагхорн поджал губы. Дамблдор и Гриндельвальд засмеялись, а профессор Лонгботтом неожиданно подмигнул Венере. — Между прочим, — как ни в чем не бывало продолжил Гарри Поттер, — кое-кому метла совершенно не нужна. Я точно помню. Джим помрачнел. — У вас отвратительная память... папа, — кисло сказал он. — И никакого понятия о конспирации. Хорошо. Но учтите, все последствия — на вашу же голову. Он решительно прошагал в центр фигуры, которую как раз наметила Эйлин, скрестил руки на груди и бесшумно взмыл в воздух, зависнув в нескольких ярдах над землей. Пентаграмма разинула рты. — Что уставились? — рявкнул Джим. — Я не буду тут до утра висеть. Это, между прочим, не так уж просто. Мистер Ши-Цы, не стойте столбом, а руководите процессом, пока мы все не поседели от скуки. — И это называется конспирация, — тихо пробормотал Поттер-старший. Венера молча заняла свое место, а Чжан наконец закрыл рот и взял себя в руки. — Делаем все примерно как в первый раз, только наоборот, — объявил он. — Точнее, сначала призываем этот дурацкий фантом, а когда он появится в пентаграмме, сосредотачиваемся на том, чтобы его изгнать. Никаких медальонов не надо, фантом ведь уже здесь. Он один, а нас пятеро... шестеро то есть. Мы точно сильнее. Джим, поднимись чуть выше. Да, так достаточно. И когда мы дочертим плоскую пентаграмму, ты замкнешь ее сверху. Люмосом. Венера ждала, что человек, который притворялся Джимом, начнет опять возражать или ехидничать, но тот только кивнул. Краем глаза она видела, что взрослые наблюдатели встали вокруг, заключив пентаграмму в правильный шестигранник. Гарри Поттер оказался почти точно за ней, по обе стороны от него — его приятель и Дамблдор. — А ничего, что профессора раньше с ними не было? — вполголоса спросил Поттер у Дамблдора. «Джим еще и профессор, значит, — подумала Венера. — Интересно, мы его знаем?» — Нестрашно, — отозвался Дамблдор. — Даже, наоборот, хорошо. Он их подстрахует, если что. Им явно не помешает хороший якорь. — Все готовы? — позвал Чжан. Венера вздрогнула и сосредоточилась. — Начали! Как и в первый раз, они начертили магическую пентаграмму, а когда она замкнулась, Джим наверху молча зажег волшебную палочку. Свет от нее пал на землю четким пентаклем. Как это у него получилось, Венера решила не думать... или спросить попозже. Если получится. Чжан начал читать заклинание. Венера очень жалела, что на этот раз у нее нет волшебного камня, но делать было нечего. Поэтому она просто сосредоточилась на том, какими видела фантомов последний раз, когда те кружили над Астрономической башней, словно в каком-то сложном танце. Свет в пентаграмме помутнел, а потом вспыхнул яркой белизной, и в центре, точно под Джимом, появился фантом Гриндельвальда. Он на мгновение замер, а потом заметался вдоль границы, но явно ничего не мог поделать. «Ему скучно одному», — вдруг поняла Венера. Фантом в пентаграмме отчаянно заколотил кулаком по «стене», образованной Люмосом. «Это неправильно! Так не должно быть!» Наплевав на договоренности, она набрала в грудь побольше воздуху и начала читать заклинание второй раз, призывая второй фантом. Она помнила, что изгнать его не получится, — в конце концов, его вызвали не они, а настоящий Гриндельвальд. И теперь она, кажется, даже понимала почему. «Но, может быть, — подумала она, — он сам согласится?..» Свет в пентаграмме снова померк, а затем рядом с первым появился и второй фантом. Кто-то рядом ахнул, но Венера так и не поняла кто. — Сосредоточились! — словно сквозь сон, услышала она команду Чжана. И Венера сосредоточилась. «Фантомы, миленькие, вам же тут плохо!» Свет в пентаграмме сделался совсем ослепительным, так что фантомов в нем стало невозможно разглядеть, а потом стало просто больно смотреть, и Венера зажмурилась. Что-то громко хлопнуло, и воцарилась тишина. — Вот и все, — произнес за спиной Гарри Поттер. Венера осторожно открыла глаза. На квиддичном поле было темно. Ни фантомов, ни света — только смутные тени людей. — Сто баллов Хаффлпаффу, — раздался во мраке голос Джима. Кто-то фыркнул. — Что вы смеетесь, Альбус? Я с вас пример беру. И, в конце концов, могу я на прощание позволить себе сделать хоть одну гадость гриффиндорскому факультету? * * * Если Пентаграмма рассчитывала отделаться изгнанием фантомов и легким испугом, то рассчитывала она зря. На следующий же день всех пятерых вызвали в директорский кабинет, где их принялся распекать почти весь преподавательский состав. Молчали только профессор Слагхорн, Невилл Лонгботтом и — что весьма странно — профессор Снейп. — ... После чего ваш фантом разнес практически весь замок! — бушевала директор. Пентаграмма никогда в жизни не видела тихую, доброжелательную Спраут в таком гневе, и возражать никто из них не осмелился. Вместо них это неожиданно сделал профессор Снейп. — Ну, положим, — ехидно протянул он, — одним фантомом тут дело не ограничилось. А второй, насколько я понимаю, не их рук дело. — Неважно! — отрезала Спраут. — А если вы думаете, — снова обернулась она к Пентаграмме, — что от Темного Лорда вреда было бы меньше, советую внимательно изучить подшивку «Пророка» за 1998 год. Или читать газеты вам скучно?! — Госпожа директор... — снова вмешался Снейп. — Северус, я не понимаю, почему вы их защищаете? Уж вы-то наверняка понимаете, к чему может привести чрезмерная снисходительность в подобной ситуации! — Наверняка понимаю, — очень серьезно произнес Снейп, но Пентаграмма видела, что глаза его смеются. — В связи с чем у меня есть предложение. Вы с них баллы уже сняли? — Еще нет, — грозно отвечала Спраут. — Но непременно сниму. Пентаграмма вжалась в стенку. — Мне кажется, — вкрадчиво начал Снейп, — что такой штраф их вряд ли напугает. В конце концов, им не одиннадцать лет. И даже недовольство товарищей по факультету их едва ли сильно расстроит. — Тогда что вы предлагаете? — Пусть займутся общественно-полезным трудом. Во искупление, так сказать. — Филч? — обреченно пискнула Пентаграмма. Им еще не случалось зарабатывать взыскания с завхозом, а потому Пентаграмма его побаивалась. — Астрономическая башня! — отрезал Снейп. — От разгребания завалов в кабинетах я их, так и быть, предлагаю избавить — все-таки у детей ТРИТОНы. А вот башню пусть вернут в исходное состояние. — Северус, это замечательная идея! — обрадовалась Спраут. Пентаграмма радостно перевела дух. О том, что никто в Британии понятия не имел, как выпрямлять покосившиеся волшебные башни с мощным остаточным маги-полем, Рудольф Лестранж деликатно умолчал. Он был уверен: Пентаграмму это только обрадует.
Gaudeamus: * * * — Люци, ты вообще понимаешь, что вы натворили? — Рабастан даже поперхнулся от возмущения. — Мы так не договаривались! Ну месяц, ну, я понимаю, два. Ну три от силы. Но год! — Очень странно, что ты этого не предусмотрел, — хладнокровно ответил Люциус. — С твоим-то опытом. В хогвартских контрактах не так много мелкого шрифта. Преподаватель не имеет права покинуть пост без уважительных причин в течение учебного года. — Зачем он это подписал?! — Понятия не имею. Вероятно, думал, что контракт будет недействителен, поскольку подписывается он не своим именем. — Но ты-то знал! — Я надеялся, — поправил Люциус. — У меня внук в Хогвартсе. Ему нужны нормальные учителя. Рабастан схватился за голову. — А я что буду один делать?! Я же не работаю в поле, я только веду дела! Мы за год потеряем всех клиентов! Люци, ты понимаешь, что ты нас попросту разорил? — Как ты хорошо обо мне думаешь, — с насмешкой отозвался Люциус. — Будет тебе полевой агент. Прекрати паниковать, я все устрою. * * * Как и в прошлый раз, Снейп покинул Британию очень тихо, никому ничего не сообщив и тем более ни с кем не попрощавшись. Он твердо считал, что так лучше и легче для всех. И все-таки, шагая по ночной ирландской улочке к дому, приютившему его целых девятнадцать лет назад, в отличие от прошлого раза, он не испытывал удовлетворения. Напротив, его грызло подозрение, что он опять упустил что-то очень важное. У калитки он вдруг резко остановился и нахмурился: в одном из окон горел свет. Держа палочку наготове, он бесшумно двинулся к двери, потом проскользнул в прихожую. Осторожно прислушался — а потом выругался сквозь зубы. На его уютной неприбранной кухне Люциус Малфой неизвестно с кем вел деловые переговоры. Причем, по-видимому, серьезные, потому что говорил сухо и без вальяжной иронии в голосе. Неизвестный собеседник отвечал протяжным баском. — Да ить хозяин-то вернется... как я хату-то брошу? Непорядок! — Я вас уверяю, если он и вернется, то ненадолго. Верно, Северус? Деваться было некуда. Мрачный как туча, Снейп покинул свое убежище в темном коридоре и вышел на ярко освещенную кухню. И остолбенел. Потому что серьезные деловые переговоры Люциус вел с непонятным косматым существом, одновременно напоминавшим человечка, кошку и Мерлин ведает еще кого. Существо было облачено в потрепанный тулупчик и важно восседало прямо на столе. — Это... кто? — выдавил Снейп севшим голосом. — Это дедушка Девятко, — преспокойно отвечал Люциус. — Он мне на тебя жалуется. Говорит, ты его обижаешь. И за домом... не смотришь, — поморщившись, он обвел неодобрительным взглядом захламленную кухню, на которой часть посуды уже не только начала жить собственной жизнью, но скоро была готова основать новую цивилизацию. — Впрочем, что тут удивляться. Тебе всегда не хватало здоровой патриархальности и простых буржуазных привязанностей. Кстати, ты ничего не хочешь мне сказать?.. Снейп тихо застонал и мешком осел на колченогий стул. — Ну что вам всем от меня надо?! — не выдержал он. В раковине что-то вспыхнуло и взорвалось. Дедушка Девятко странно пискнул и нырнул за плиту. * * * — Слушай, я ничего не понимаю, — с места в карьер объявил Драко, явившись в кабинет начальника аврората и первым делом активировав полный комплект защитных чар. — Я тоже, это нормальное состояние, — усмехнулся Гарри. — А чего именно ты не понимаешь сегодня? — Мне отец рассказал про твой компромат. Бред какой-то. Я этот компромат давно знаю, даже общался с ним пару раз. Ничего интересного. Мало ли у кого какие родственники. — Да? — странным тоном уточнил Гарри. — А что твой отец при этом говорил? — Сказал, что не ожидал от тебя такого элегантного чувства юмора. Но это он издевается, конечно. Откуда у тебя чувство юмора, да еще элегантное? — Передай ему, пожалуйста, что я оценил комплимент. Драко посмотрел на него с подозрением. — И почему у меня такое чувство, что теперь вы оба издеваетесь надо мной? — Извини, — Гарри засмеялся. — Есть немного. Видишь ли... я не знаю, как это лучше назвать, но правильнее всего будет сказать, что мы оба просто пошутили. — Хороши шуточки! — Не мог же я просто так обратиться к Люциусу Малфою с просьбой! Да и он вряд ли согласился бы оказать мне услугу ни с того ни с сего. А так мы вроде как заключили сделку, и все довольны. — Так вот почему... — осенило Драко. — Именно, — подтвердил Гарри. — Второй раз шутить на такие темы уже совсем неприлично. Жаль только, что самое главное у нас, похоже, так и не получилось. — Что? А, — Драко закивал. — Нет, ты знаешь, тут еще есть шансы. — Да? — Да. Отец как раз отправился это устраивать. * * * — Я не вернусь! — в сердцах воскликнул Снейп уже в десятый раз, одновременно чувствуя, что стремительно теряет не только позиции, но и лицо. — Что я там забыл? Кому я там нужен?! Он тут же спохватился, что говорить этого не следовало, но было поздно. Люциус, однако, почему-то нахмурился и уставился на него не то с презрением, не то с сочувствием. — А ведь ты, оказывается, совсем не понимаешь намеков, — наконец произнес он. — Что ты имеешь в виду? — устало поинтересовался Снейп. — Ты хоть сознаешь, что три солидных серьезных человека перевернули вверх тормашками всю Магическую Британию и половину континентальной Европы только для того, чтобы кое-кто прекратил свое незаслуженное изгнание, в которое сам же себя и отправил? — Никого я никуда не отправлял! То есть себя не отправлял! То есть... ну что за чушь?! Я здесь живу, я делом занят! — Да? Объясни мне тогда, пожалуйста, каким именно важным делом ты девятнадцать лет занят в этой глуши в полном одиночестве, в запущенной хибаре и под фальшивым именем? Снейп отвел глаза. — Вот именно, — сказал Люциус. — Тебе поименно перечислить всех, кто будет рад твоему возвращению, или сам догадаешься? — Не надо. Перечислять. — Вот и славно. В таком случае, — Люциус поднялся, — жду тебя завтра ужинать. У меня есть для тебя несколько интересных деловых предложений от самых разнообразных заинтересованных лиц. В том числе семейные, между прочим. — Но, — Снейп сглотнул, — а как же... дом? Мои вещи? Мне же нужно собраться! И этот, как его... Девятко? — Дедушка Девятко? — позвал Люциус. Из-за плиты высунулась косматая голова. — Ась? — Я вынужден вас поставить в известность, что ваш непутевый хозяин даже пожитки свои собрать не в состоянии. Подозреваю, потому, что чемодан хранит в весьма экстравагантном месте. Вы не могли бы ему поспособствовать? — А ить... хата как же? — мрачно поинтересовался Девятко. — Опять забросят... — Хату мы вам найдем, — твердо пообещал Люциус. — А этому? — прищурился Девятко, покосившись на Снейпа. — И этому найдем. Если одумается наконец. Вместе и поселитесь. За ним ведь глаз да глаз нужен, — Люциус усмехнулся, подмигнул и дезаппарировал. Снейп тихо вздохнул и поплелся собирать вещи. * * * — Что я могу сказать, — вздохнул Кингсли, оглядев собравшихся. — Мистера Поттера и мистера Малфоя можно только поздравить. Учебная тревога явно удалась. — Не то слово, — кисло отозвался Снейп. Гарри и Драко дружно решили, что лучше всего в данной ситуации скромно потупиться. Прочие участники тайной встречи пострадавших от «учебной тревоги» обменялись саркастичными взглядами. — Ну почему же, — вступилась Минерва Макгонагал, — я, например, была рада кое-кого видеть. Даже если этот кое-кто девятнадцать лет не считал необходимым заявлять о себе. Снейп возвел очи горе, Дамблдор улыбнулся. Ремус смущенно уставился в пол, а Тонкс покраснела. Гриндельвальд поморщился. Братья Лестранжи хором фыркнули. Один только Люциус сидел и молча улыбался каким-то своим мыслям. — Ну, честно говоря, на такой масштабный эффект даже я не рассчитывал, — признал Драко. — Зато как хорошо вышло! — обрадовался Гарри. — Что ж, Альбус, вы вырастили отличных кукловодов, — едко заметил Снейп, глянув на Гарри и Драко почти с презрением. — Под стать себе. — Мы вырастили, Северус, — спокойно поправил Дамблдор. — В первую очередь мы с тобой. И Том тоже в стороне не остался. — Вот не надо, а? — Люциус перестал улыбаться своим мыслям и посмотрел на Дамблдора с неприязнью. — Всегда какую-нибудь гадость вспомните. — Вот и меня не любят, — грустно сказал Гриндельвальд. — Что? — зло спросил он, заметив, что все повернулись к нему и глядят удивленно. Дамблдор засмеялся. — Потом объясню, — туманно пообещал он. — У кого-нибудь есть еще вопросы? — Да, — решительно вмешался Кингсли. — У меня. И даже два. Во-первых, Поттер затеял все это безобразие до того, как дети вызвали фантома. Значит, он знал, что они это сделают? Откуда он вообще мог это знать? — Нет, — твердо сказал Гарри, все так же намеренный ни за что не выдавать Горация Слагхорна. — Я не знал. Это просто чутье. И совпадение. — Это поттеровская удача, — подхватил Драко, чуя, куда дует ветер. — Вы же знаете, как Поттеру везет. Присутствующие прекрасно знали, как и при каких обстоятельствах Гарри везет, поэтому по комнате прокатились смешки. Один только Дамблдор, сощурившись, задумчиво смотрел на Гарри, но этого почти никто не заметил. — Во-вторых, — откашлявшись, продолжал Кингсли, — нельзя ли так устроить, чтобы в следующий раз я не оставался до последнего один на один с этими... деятелями? — Я могу и в отставку уйти, — оскорбленно фыркнул Драко. — Только что вы делать без меня будете? — И почему вы так уверены, что будет следующий раз? — невинно поинтересовался Гарри. — Потому, — печально отозвался Кингсли, — что у меня большой жизненный опыт и полное отсутствие иных перспектив. — Всему же есть пределы, — проворчал кто-то из Лестранжей. — Невозможно устраивать подобный бардак до бесконечности. — С этими людьми? — усмехнулся Кингсли, еще раз оглядев Гарри и Драко. — Уверяю вас, с ними и бесконечность не предел. * * * — Дамблдор же не отстанет, — пожала плечами Гермиона. — Скажи, что видел во сне, — усмехнулся Драко. — А что, — улыбнулся Рон, — Дамблдор знает, что у тебя были видения о Темном Лорде. — Так это когда было. И тогда были совсем иные причины. — Можно было бы свалить все на Камень, — сказала Гермиона, — но Камень они ведь тоже нашли позже. — Что свалить?.. — Ну, Камень-то как бы мой, я мог, например, почувствовать, что его использовали. — Это тем более позже. — Хорошо, что его нашли. Но нам все равно это не подходит. — Кстати, куда он делся? — спросила Гермиона. Гарри молча смотрел не нее, давно привыкнув, что лишнего говорить не следует. — Нет, не говори, — спохватилась Гермиона. — Я просто хотела напомнить, чтобы ты не забыл про него. — Я не забыл, — вздохнул Гарри, которому на этот раз Дамблдор предложил спрятать Камень вместе со Старшей палочкой в тайник за своим портретом. — Спасибо. — Послушай, — нервно потирая руки, сказал Драко, — у тебя действительно есть только один вариант. Гарри посмотрел на него довольно мрачно. — Они меня совсем за идиота сочтут. — Нет, Дамблдор… ну, понимаешь, он… ведь это ты пытался доказать ему и всему свету, что Темный Лорд не окончательно… помнишь, ты предлагал ему раскаяться? Это тогда казалось безумием. — Я не преуспел, — Гарри стал еще мрачнее. — Нет, ты не понимаешь. Скажи старику, что это он тебя предупредил. — Во сне?.. — Да. Явился и предупредил, что его хотят вернуть и все такое прочее. И ты заварил всю эту кашу. — Дикость какая. — Так ты докажешь Дамблдору, что он был неправ на счет Волдеморта. — У меня нет никакого желания доказывать Дамблдору что бы то ни было. — Он всегда страдал от того, что не смог его остановить. Если старик поверит, что Темный Лорд сделал доброе дело, ему будет спокойнее. — Это такая чудовищная ложь… я не могу. — Но это правда. — Что? — опешил Гарри. — Если бы Темный Лорд не пришел тогда, в сорок пятом году, к Слагхорну с теми же вопросами, и потом не использовал полученные знания, и потом не стал тем, кем он стал и не сделал, того, что сделал, и… — То Гораций не написал бы мне в начале лета письма? Ты это хочешь сказать? — Ну да. И мы имели бы удовольствие наблюдать в будущем кого-нибудь из этих детей в той же роли. — Это невозможно. Они нормальные дети. — Ну, не этих, а других. Так что спасибо Темному Лорду… — За наше счастливое детство? — Что-то в этом роде, — смутился Драко. — Как-то так, да. Как будто у нас было не счастливое детство. Гарри молчал. — Зато есть что вспомнить, — примирительно добавил Драко. — Это точно, — мрачно усмехнулся Гарри. — Твоя идея настолько чудовищна, что я даже не знаю, что сказать. — Ты ничего не говори, ты подумай. Думать обо всем этом нагромождении лжи и глупости Гарри, конечно, не стал. Однако когда въедливый Дамблдор в очередной невесть какой раз пристал к нему с расспросами, откуда он заранее узнал о планах детей, которые даже сами еще ничего о своей затее толком не знали, Гарри не выдержал и почти в шутку рассказал о снах с участием Темного Лорда. Шутка не удалась. — Я так и знал, — прошептал Дамблдор, и в глазах его блеснули слезы. — Бедный Том. Гриндельвальд стоял в дверном проеме и энергично крутил пальцем у виска. Гарри виновато улыбнулся и пожал плечами. * * * — Ну ты даешь, — только и сказал Драко, когда невероятно смущенный Гарри рассказал ему об этом. — «Бедный Том»?.. — Угу. Я же говорил, не надо было этого делать. Я представить боюсь, во что все это теперь выльется. А вдруг он... — Дамблдор же не Пентаграмма. — Нет, — грустно согласился Гарри, — он... ладно, неважно. — Между прочим, — Драко попытался сменить тему, — тебе очень занятное письмо пришло. Лежит на столе, светится и никого ближе, чем на ярд, не подпускает. Я решил не трогать на всякий случай, а то вдруг взорвется. — То есть, если я взорвусь, то не жалко? — Нет, но в первом случае ты не прочитаешь и начнешь дуться, а у меня не будет возможности даже оправдываться. Гарри, не откладывая дела в долгий ящик, отправился к себе в кабинет, изучать послание-недотрогу. Драко, разумеется, увязался следом. Письмо действительно лежало на столе и светилось. Подойдя ближе, однако, Гарри вдруг замер как вкопанный: ему показалось, что на конверте знакомый почерк. — Что случилось? — встревожился Драко. — Н-нет... ничего, — выдавил Гарри и достал палочку. Письмо как письмо, если не считать чересчур мощной защиты от посторонних лиц. Никаких подвохов. Гарри осторожно протянул руку. — Ты уверен? — Драко перехватил его за запястье. — Угу. Драко отпустил его руку, и Гарри все-таки взял письмо. Ничего не случилось. Спешно распечатав конверт, он в три секунды пробежал взглядом послание, побелел как полотно и тяжело опустился в кресло. — Что? Что случилось? — Драко не на шутку перепугался. — Он все-таки воскрес, да? Темный Лорд? Да не молчи же! — Нет, — слабо отозвался Гарри. — Это не он. Это Сириус. Спрашивает, не нужна ли нам помощь... The End Обсуждение и голосование
полная версия страницы