Форум » Архив "Веселые старты 2011: Round Robin" » ВС: «Таинственное исчезновение Салли-Энн Перкс», ГП, ГГ, детектив, G, миди, закончен » Ответить
ВС: «Таинственное исчезновение Салли-Энн Перкс», ГП, ГГ, детектив, G, миди, закончен
Команда Салли-Энн : Название: Таинственное исчезновение Салли-Энн Перкс (The Strange Disappearance of Sally Anne Perks) Автор: Paimpont Переводчик: mary b., belana, vlad_, rose_rose, Lady Nym Бета: katerson , belana, Margaret Onixe, Рыжая Элен, Катори Киса Ссылка на оригинал: The Strange Disappearance of Sally Anne Perks Разрешение на перевод: получено Герои: ГП, ГГ Рейтинг: G Размер: миди Жанр: детектив Саммари: Гарри видел, как маленькая бледная девочка по имени Салли-Энн Перкс проходила Распределение одновременно с ним и попала в Хаффлпафф, — но он единственный, кто это помнит. Никакой Салли-Энн теперь в Хогвартсе нет. В школьных архивах о ней ни слова, а учителя утверждают, что такой ученицы никогда не было. Существовала ли на самом деле Салли-Энн? Гарри и Гермиона пытаются раскрыть тайну исчезнувшей ученицы Хогвартса. Дисклаймер: Канон принадлежит Роулинг, текст — автору, а мы просто ищем Салли-Энн. Тема: Тайна — та же сеть: достаточно, чтобы порвалась одна петля, и всё расползётся (В. Гюго) Примечания:[more]1. Фик переведён на конкурс "Веселые старты 2011" на Зеленом форуме . 2. Так как в русской художественной литературе курсив для выделения интонационных акцентов используется гораздо реже, чем это принято в английском языке, наша команда сочла возможным не оставлять авторский курсив, заменив его теми средствами передачи интонации, которые традиционно используются в русском языке.[/more] Клип: Катори Киса Скачать клип можно здесь: здесь Рисунки: Рыжая Элен Коллажи: Сара Хагерзак Ссылка на тему обсуждения:
Ответов - 11
Команда Салли-Энн : Не прошедших отбор первокурсников оставалось все меньше. Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перкс и, наконец... — Поттер, Гарри! (Гарри Поттер и Философский Камень, гл.7) Через десять минут профессор Флитвик выкликнул: — Паркинсон, Пэнси! Патил, Падма! Патил, Парвати! Поттер, Гарри! (Гарри Поттер и Орден Феникса, глава 31) ~В какой-то момент между сентябрем 1991-го и весной 1996-го Салли-Энн Перкс покинула Хогвартс. Может быть, она бросила школу. Может быть, заболела. Может, умерла. А может – просто исчезла. Вечера в октябре были холодными. Дни еще оставались теплыми и солнечными, а ночью в воздухе чувствовалось морозное дыхание зимы. Гарри, Рон и Гермиона удобно устроились на полу перед камином в гостиной Гриффиндора. Тепло и треск догорающих поленьев убаюкивали. Даже Гермиона в конце концов опустила книгу на колени и теперь задумчиво смотрела на огонь. Гарри вдыхал пряный, древесный запах горящего орешника и пытался разглядеть фигуры в огне. Сколько же в нем было цветов! Он всегда думал, что огонь оранжевого цвета, но теперь заметил, что пламя искрилось охрой, янтарем, оттенками темного золота и огненно-рыжими, даже синими, словно в лампах накаливания. – Я вижу пирамиду, – пробормотал он сонно. – А вы? Вон там, где пламя поднимается выше? Рон наклонил голову, размышляя. – Нет, – заявил он, наконец. – И вообще, это не пирамида, а Распределяющая Шляпа. Гарри с Гермионой рассмеялись, но все же согласились с тем, что языки пламени действительно чем-то напоминали Шляпу. – Я никогда не забуду, как волновалась в день распределения, – тихо произнесла Гермиона. – Больше двух лет прошло… – Я тоже, – встрял Рон. – Я был уверен, что Шляпа отправит меня на Слизерин. – Он скривился. – Родители отреклись бы от меня. Гарри улыбнулся, но предпочел промолчать о своих страхах в тот день. Может быть, в другой раз… – Я думаю, мы все были напуганы, – тихо сказал он. – Даже Малфою было не по себе... А Салли-Энн Перкс, бледная такая, вообще собиралась упасть в обморок… Гермиона нахмурилась. – Салли-Энн? А кто это? Гарри удивленно взглянул на нее. – Салли-Энн Перкс, девочка, которую распределяли прямо передо мной. Она попала на Хаффлпафф, помнишь? Но Гермиона смотрела непонимающе. – О чем ты, Гарри? – она покачала головой, сбитая с толку. – Не было никакой Салли-Энн. – Конечно, была. Как ты можешь ее не помнить? Ты же обычно все запоминаешь. – Внезапно его осенило: – Подожди, как странно – я не видел ее после этого… Действительно странно, просто я никогда не думал о ней. Я заметил ее тогда только потому, что ее фамилия была прямо перед моей в списке, и я знал, что скоро моя очередь. Но больше в тот день она не попадалась мне на глаза. Она была на Хаффлпаффе, но никогда не занималась вместе с нами. Наверное, бросила школу вскоре после распределения… Интересно, почему? Гарри заметил, что Рон смотрит на него со странным выражением. – Что? Что такое, Рон? Ох… Ты слышал, что с ней случилось? Это было что-то, что-то плохое? Гарри почувствовал укол жалости к давно забытой Салли-Энн. Он вспомнил ее – худенькая, с бледным, почти прозрачным личиком, светло-голубые глаза, расширившиеся от страха, крапинки веснушек на носу; как она сжимала руками края стула, ожидая, когда Шляпа опустится ей на голову. Наверное, она просто так сильно тосковала по дому, что родители забрали её. – Гарри, ты о чем? Не было никакой Салли-Энн, – Рон смотрел на него с беспокойством, и вдруг Гарри понял, что друг переживал за него, а не за Салли-Энн. Гарри начал задаваться вопросом: не приснилось ли ему это. – Только не говорите, что вы совсем её не помните! Её распределили прямо передо мной. Перкс, Салли-Энн. А потом я: Поттер, Гарри. – Гарри? – мягко сказала Гермиона. – Гарри, ты что? Я помню церемонию распределения так же хорошо, как и ты, каждую мелочь. В тот момент наши судьбы решались; как я могла бы забыть? Она глубоко вздохнула. – Гарри, что с тобой? У тебя галлюцинации? Не было никакой Салли-Энн. Тебя распределили сразу после близняшек Патил. Несмотря на тепло от огня, Гарри поежился, будто от холода. Что-то определенно было не так. Гарри упрямо покачал головой. Что это с Роном и Гермионой? Неужели они забыли Салли-Энн – только потому, что она покинула школу, проучившись всего… а сколько, собственно, она здесь проучилась? Он стал вспоминать: не видел ли он её еще когда-нибудь. Нет, у них не было парных уроков с Хаффлпаффом до второго курса, а потом она ушла. Он резко встал. – Куда ты? Почему у Гермионы такой тревожный вид? – В гостиную Хаффлпаффа, – Гарри старался говорить спокойно. – Кто-то должен помнить её, даже если она пробыла в Хогвартсе совсем недолго. *** Но хаффлпаффцы не помнили Салли-Энн. К большому удивлению Гарри, ему удалось войти в их гостиную в подвале без пароля; когда он подошел к двери, та просто открылась перед ним. Он недоуменно осмотрелся: уютная круглая комната с глубокими, удобными креслами и золотыми гобеленами на стенах. Сюда что, можно войти просто так? Он услышал переливчатый смех. На него с улыбкой смотрела Сьюзен Боунс. – Все в порядке, Гарри. Пароля нет. – Нет пароля? А что же тогда не пускает сюда нежелательных гостей? Сьюзен улыбнулась, и на розовых щеках появились ямочки. – Их собственная уверенность в своих предположениях. Например, в том, что пароль есть. – О, – Гарри почувствовал, как его уважение к хаффлпаффцам растет. Сьюзен закрыла книгу. – Некоторые вещи, – тихо сказала она, – трудно понять потому, что они слишком сложны. Но чаще люди не понимают того, что слишком просто. Как наш пароль. – Ее улыбка стала озорной. – Чем я могу тебе помочь, Гарри, теперь, когда ты узнал секрет входящих в эту дверь? К этому времени вокруг них собралось еще несколько хаффлпаффцев: Эрни Макмиллан, Ханна Аббот, Джастин Финч-Флетчли... Гарри оглядел их дружелюбные лица и набрал в грудь побольше воздуха. – Вы не помните девочку по имени Салли-Энн? На лицах окружающих было написано доброжелательное недоумение. Все качали головами, с любопытством расспрашивали Гарри, но ответ на его вопрос был однозначен. О Салли-Энн Перкс никто из них никогда не слышал. Да, конечно, они помнили распределение; кто бы мог забыть? Гарри все больше и больше злился. Он не сумасшедший, она существовала… Но хаффлпаффцы лишь с искренним непониманием смотрели на него – нет, они ничего не знали о Салли-Энн. – Скажите мне, – произнес он наконец, – сколько девочек были распределены на Хаффлпафф на нашем первом курсе? – Четыре, Гарри, – ответила Ханна Эббот, милая девочка с косичками. – Сьюзен Боунс, Лиэнн Робинсон, Меган Джонс и я. Гарри внимательно посмотрел на нее – она говорила искренне. – Но разве не по пять девочек и мальчиков распределяются по факультетам каждый год? – В отчаянии спросил он. – На Гриффиндор отправили пятерых, на Равенкло и на Слизерин тоже. Почему же на Хаффлпафф – четыре девочки и пять мальчиков? Ханна выглядела сбитой с толку. – Я не знаю, – медленно сказала она. – Возможно, это еще один пример несправедливого отношения к Хаффлпаффу. Все зашептали, соглашаясь с Ханной, и Гарри сдался. Он поблагодарил хаффлпаффцев и вернулся в башню Гриффиндора. Рон и Гермиона все еще сидели на полу перед огнем, но в нескольких футах друг от друга. Поссорились? Гермиона подняла взгляд на Гарри, когда он вошел. – Что-нибудь узнал? Гарри покачал головой. – Ничего особенного. Они её тоже не помнят, но согласны с тем, что это странно – то, что на нашем курсе было только четыре девочки на Хаффлпаффе и по пять на других факультетах. Гермиона задумалась, а Рон потянулся и зевнул: – Ну, если на Хаффлпаффе ее не помнят, тогда она была распределена не на Хаффлпафф, так? Она тебе просто привиделась, Гарри. Не волнуйся, приятель, можно легко запутаться – в тот первый день в Хогвартсе мы все были не в себе. – Она мне не привиделась! Рон только пожал плечами в ответ на такую вспышку гнева, покачал головой и отошел от них. Вскоре он увлекся игрой в подрывного дурака с Невиллом в дальнем углу гостиной, и, судя по опаленной одежде Невилла, выигрывал с большим отрывом. Гарри перестал наблюдать за Роном и уставился на огонь. Почему бы Рону не поверить ему, хотя бы на секунду? Он уже начал сомневаться в том, была ли Салли-Энн, хотя совсем недавно был в этом полностью уверен. Может, он просто придумал ее? Привиделось, как контур пирамиды в огне? – Гарри, давай сходим к Макгонагалл, – голос Гермионы вторгся в его мысли. Гарри непонимающе посмотрел на нее. – Макгонагалл? Зачем нам идти к Макгонагалл? Гермиона посмотрела на него со смесью раздражения и сочувствия. – Зачем? Чтобы спросить ее о Салли-Энн, конечно. – Ты веришь мне? – прошептал Гарри. – Я не знаю, во что я верю, Гарри, – мягко сказала Гермиона. – Я не знаю, была Салли-Энн, или нет. Но я верю, что ты отчетливо помнишь кого-то, кого мы не помним, и это само по себе очень странно. И число девочек, распределенных на Хаффлпафф в том году... Я никогда не думала об этом раньше, но ты прав: должна была быть еще одна. Ты заметил, что новые ученики всегда распределяются равномерно по каждому из четырех факультетов? Есть что-то в самой магии Хогвартса – а может, и в Распределяющей Шляпе тоже – что стремится к равновесию, к симметрии: четыре факультета должны быть равны по силе и по количеству учеников… Не может быть, чтобы на Хаффлпафф распределили только четырех девочек. – Она сглотнула. – Значит, получается, что одна действительно пропала – это логично… Давай сходим к Макгонагалл, Гарри, она отвечала за распределение. Гермиона протянула руку, которую Гарри с радостью принял. Они шли по уже пустым древним коридорам в молчании. – Войдите! – отрывисто сказала Макгонагалл в ответ на нерешительный стук. – А, мистер Поттер и мисс Грейнджер! – доброе лицо Макгонагалл озарилось улыбкой при их появлении. – Что я могу для вас сделать? Уже довольно поздно – не пора ли вам ложиться спать? – Но, увидев их лица, быстро добавила: – Садитесь, дети. Что-то случилось? Гарри и Гермиона сели на предложенные стулья. Гарри сделал глубокий вдох. – Профессор, вы помните тот день, когда мы были распределены – Гермиона и я? Макгонагалл положила перо и внимательно посмотрела на них: – Конечно же, мистер Поттер. Как я могла забыть тот день, когда Гарри Поттер попал на мой факультет? Гарри улыбнулся, уловив нотки гордости в ее голосе. – И вы тоже, конечно, мисс Грейнджер, – быстро добавила Макгонагалл. – Конечно, Гарри уже был известен, а вас я еще не знала. Но я горжусь тем, что умею читать характер и способности детей по их лицам. Ваше решительное лицо сразу показалось мне многообещающим, и теперь я могу сказать, что не ошиблась. – Профессор, – тихо спросил Гарри. – Вы помните учеников Хаффлпаффа? Помните девочку по имени Салли-Энн Перкс? Ему показалось, или же руки Макгонагалл задрожали? Нет, должно быть, он ошибся – ее руки лежали на столе, голос был ясным и твердым, а когда она ответила, то в нем слышалось удивление: – Салли-Энн Перкс? На Хаффлпаффе? Нет, не было такой ученицы. – Но я помню ее! Макгонагалл была обескуражена его внезапной вспышкой гнева. – Помните ее? Нет, вы, должно быть, ошиблись, Гарри. – Она улыбнулась ему нежной, почти материнской улыбкой. – Иногда наше подсознание обманывает нас. Но я думаю, что вы не должны беспокоиться. Макгонагалл достала тяжелую кожаную книгу из запертого шкафа на стене. – Смотрите, Гарри, это архивы Хогвартса; я назначена хранителем этой книги. Имена всех учеников, которые когда-либо учились в Хогвартсе, записаны здесь вместе с названиями факультетов и их датами распределения, результатами экзаменов и остальным. Она открыла древний том и начала перелистывать его. – Теперь посмотрим; вы были распределены в 1991 году, первого сентября. Ах, вот же. Патил, Падма. Патил, Парвати. Поттер, Гарри. Посмотрите, Гарри. Вы сами видите, что там нет никакой мисс… Перкс, да? – Перкс. – Ах, да Перкс. Как видно из списка Хаффлпаффа за 1991 год, только четыре девочки были зачислены на первый курс. А вот журнал посещаемости; посмотрите, мисс Перкс не было ни на одном занятии той осенью. – Ох, – Гарри откинулся на спинку стула, не зная чувствовать ли ему облегчение или разочарование. Так все это было иллюзией. Почему какая-то странная грусть овладевала им, когда он думал об этом? Бледной Салли-Энн никогда не существовало. Но почему ее лицо было таким четким в его воспоминаниях? – Спасибо, профессор. – Гермиона обменялась несколькими вежливыми фразами с Макгонагалл, а затем взяла Гарри за руку, и они вышли из кабинета. Когда дверь за ними закрылась, Гарри прошептал: – Ну, теперь все ясно. – Безусловно, ясно. – Что за странный блеск промелькнул в глазах Гермионы? Она потащила его за угол пустынного коридора. – Она лжёт! Макгонагалл лжёт! – Что? Но мы же видели записи… Гермиона нетерпеливо помотала головой. – Разве ты не видел? Не видел, как ее руки задрожали, когда ты упомянул о Салли-Энн? А потом она показала нам школьные архивы! Профессор Макгонагалл, их хранитель, показала тайную книгу Хогвартса двум ученикам, просто потому, что один из них утверждает, что помнит ученицу, которой никогда там не было. Зачем ей так делать? Она могла бы просто прогнать нас или забеспокоиться о твоей ложной памяти и послать тебя в больничное крыло отдохнуть. Но она этого не сделала. Вместо этого она нарушила правила, чтобы доказать нам, что Салли-Энн существовала только в твоих фантазиях... Почему? – Я не знаю, – у Гарри закружилась голова. – Гермиона, ты думаешь, что Макгонагалл пытается скрыть какое-то преступление? Если Салли-Энн не существует в школьных записях и никто не помнит ее, кроме меня, то, возможно, её никогда и не было… Гермиона покачала головой. – Школьные записи можно подделать, даже магические. Воспоминания – уничтожить, память – изменить… – Но почему тогда мою не изменили? Гермиона посмотрела на него. – Может быть, – медленно произнесла она. – Ты как-то отличаешься от других. – Она взглянула на Гарри. – Я не имею ввиду, что ты сумасшедший. Но мы знаем, что ты не такой, как все. Ты можешь говорить со змеями, например. Возможно, то, что позволяет тебе говорить на серпентарго, также защищает твою память. Минуту Гермиона стояла в задумчивости. – Интересно, – мечтательно произнесла она. – Интересно, может ли кто-нибудь на самом деле уничтожить все воспоминания о человеке. Понимаешь, это трудно будет сделать. Можно стереть школьные записи и воспоминания одноклассников, но очень легко проколоться на мелочах. Она глубоко задумалась и молчала, пока они шли обратно в гостиную Гриффиндора. Рон поднял глаза, когда они вошли, но притворился, что не замечает их. Видимо, устал от несуществующей хаффлпаффки. Он поднялся наверх с Симусом и Дином, а Гарри и Гермиона остались одни в гостиной. Гермиона посмотрела вокруг и шепнула Гарри: – Мне нужна помощь с домашней работой. Гарри мог ожидать чего угодно, только не этого. Он непонимающе уставился на нее. – Что? – Мое домашнее задание, Гарри, – она улыбалась уголками губ. – Ты бы мог позвать Добби сейчас? Он мог бы помочь с особенно сложной частью. Гермиона вытащила пергамент и приготовила перо. Расстроенный Гарри произнес в пустоту: – Эй, Добби? И Добби появился с хлопком. Его огромные, похожие на ягоды крыжовника глаза были влажны от волнения: – Гарри Поттер звал? – Привет, Добби, – мягко сказал Гарри. – Спасибо, что появился. – Услышанное «спасибо» вызвало такой взрыв благодарности со стороны Добби, что Гарри пришлось его прервать: – Моя подруга Гермиона нуждается в помощи с ее… э… домашним заданием. – Добби, – ласково произнесла Гермиона. – Я сейчас делаю очень сложное самостоятельное задание по нумерологии, и я хотела бы знать, можешь ли ты мне помочь. Добби взвизгнул от волнения. – Добби будет рад помочь, мисс. Добби много знает о нумерологии, так же гематрии и рунической нумерологии. Все домашние эльфы знают. – Правда? – Гермиона удивилась, но поспешила добавить: – Добби, я изучаю особенно трудную и малоизвестную часть маггловской нумерологии – статистику. – Статистика? – Добби попробовал на языке незнакомое слов. – Добби не знает, что это обозначает, мисс. Гермиона движением головы отбросила назад растрепанные волосы и улыбнулась ему. – Мало кто в волшебном мире слышал об этой науке, Добби. Но принципы достаточно легко понять: мы собираем информацию о самых разных вещах, странных и произвольных, например, число ступеней, рост детей, число людей, заболевших конкретным заболеванием. А потом мы находим зависимости между этими случайными числами, и тогда видим истории, которых не видно за отдельными цифрами. – О! – Глаза Добби засияли, когда он начал обдумывать чудесные тайны статистики. – Так вот, я хотела спросить, – тихо сказала Гермиона. – Ты мог бы помочь мне собрать некоторые цифры? – Добби нетерпеливо кивнул, и она продолжила: – Особенно мне хотелось бы знать число учеников Хогвартса, для которых накрывают на стол в Большом зале. Я заметила, что число тарелок каждый раз нужное – ни больше, ни меньше. Как это возможно? – Чары, мисс, – Добби был рад поделиться тем, что знал, с Гермионой. – Информация о необходимом количестве приборов всегда появляется в магическом огне на кухне, вместе с сообщениями о том, что, например, кому-то из учеников нельзя есть какие-то продукты. Гермиона мягко улыбнулась ему. – Добби? Ты бы мне очень помог, если бы вспомнил, сколько порций было в определенный период времени. Например… – она заглянула в пергамент. – Например, в сентябре 1991 года. Ты можешь сказать мне, сколько школьников обедали в Хогвартсе каждый день в сентябре того года? – Да, конечно, мисс! Добби кивнул со счастливым видом и аппарировал. Друзья ждали в молчании. Добби потребовалось меньше получаса, чтобы вернуться. – Гарри Поттер и мисс Грейнджер, Добби получил статистику! – Он вынул листочек и начал торжественно читать: – Обеды, сервированные в Хогвартсе: первое сентября 1991 – 412, второе сентября – 412, третье сентября – 412, четвёртое сентября – 412, пятое сентября – 412, шестое сентября – 412, седьмое сентября – 412, восьмое сентября – 411, девятое сентября – 411... Он прочитал все до конца месяца. После седьмого сентября каждый день на ужин в Большой зал приходили только четыреста одиннадцать учеников. – Спасибо, Добби, – прошептала Гермиона. – Это именно то, что мне нужно. Добби с улыбкой исчез, а Гарри и Гермиона застыли в молчании, глядя друг на друга. Салли-Энн Перкс была в Хогвартсе неделю, а затем словно испарилась. Что произошло с ней за эти семь дней?
Команда Салли-Энн : Он снова и снова прокручивал в голове воспоминания о Салли-Энн, пока они не начали размываться, теряя четкость. Действительно ли он видел её? Гермиона снова и снова заставляла его повторять то малое, что он помнил о девочке – цвет глаз, оттенок волос, выражение худенького лица. Видел ли он Салли-Энн ещё раз за ужином после распределения? Наверное, она сидела за столом Хаффлпаффа; может быть, рядом со Сьюзен? Нет. Он действительно не смотрел на стол Хаффлпаффа в тот вечер. После распределения Гарри был слишком возбужден; он был рад, что сидит за гриффиндорским столом. Он так хорошо помнил огненные волосы Фреда и Джорджа, манерность Перси... С тайным восторгом смотрел на лица других ребят, которые были распределены на Гриффиндор вместе с ним: Гермиона, Рон, Дин, Симус, Невилл... Они смеялись, разговаривали и ели, внезапно ощутив жуткий голод после того, как церемония завершилась. Гарри, возможно, взглянул раз или два на стол Слизерина, испытывая облегчение от того, что не оказался там, но о Хаффлпаффе он в тот вечер не думал. А до распределения? Видел ли он Салли-Энн, когда они томились в нервном ожидании за пределами Большого зала? Он вспомнил толпу первокурсников, старавшихся держаться ближе друг к другу, их тонкие голоса, отражавшиеся пугающим эхом от каменных стен. Была ли Салли-Энн среди них? Он не мог вспомнить. Она, наверное, была на платформе станции Кингс-Кросс, ожидая отъезда величественного алого поезда. Гарри представил ее, стоящую на перроне в легкой дымке. Она пришла одна, как и он, или вместе с ней была ее семья, призрачные мать и отец? Высунулась ли она в окно, когда поезд отошел от станции, надеясь последний раз мельком взглянуть на мать? Её мать... Плакал ли кто-нибудь, когда Салли-Энн уехала учиться в Хогвартсе? Плакал ли кто-нибудь, когда она исчезла? Или она просто стерлась у всех из памяти? А Салли-Энн – плакала ли она, когда поезд увозил её в новую неизвестную жизнь? Или же нашла утешение в компании других учеников? Улыбалась ли она застенчиво кому-нибудь, кто ей понравился и с кем ей захотелось подружиться? Покупала ли конфеты с тележки, удивляясь волшебству? Он не знал. Гарри был уверен, что не видел Салли-Энн на платформе или в поезде. Его мысли занимали дружелюбный рыжий мальчик, который оказался Роном, и занудная маленькая девочка с непослушными волосами, – Гермиона. Гарри всегда был один до того, как поступил в Хогвартсе, и привык мириться с этим. Но волшебный алый поезд исполнил заветное желание – у него появились друзья. Он наслаждался обществом Рона и был приятно удивлен тем, что тот оставался рядом, пока они шли пешком к лодкам; Гермиона тоже была с ними. Гарри был не один – а со своими новыми друзьями. Он забрался в лодку с Роном... Лодки! Он видел Салли-Энн в одной из лодок! Гарри вспомнил: он огляделся в поисках Гермионы, когда лодки начали скользить в сторону далекого замка, светящегося в лунном свете подобно миражу, и заметил бледную девочку рядом с красивым темноволосым мальчиком. Салли-Энн и Энтони Гольдштейн... *** Гарри и Гермиона вместе поднялись по винтовой лестнице в гостиную Равенкло. На самом верху их встретила запертая дверь – тяжелая, дубовая, без ручки. Портрета, который спрашивает пароль, не было, только бронзовый дверной молоток в форме птицы. Ворон, или, может быть, орел? Гарри нерешительно постучал металлической птицей по дереву. К его изумлению, птица спросила: – Куда пропадают исчезнувшие предметы? – О, – тихо выдохнула Гермиона рядом с ним. – Пароля нет, но на надо ответить на вопрос. Испытание для мудрых; только те, чьи умы достойны Равенкло, могут войти. Птица ласково повторила свой вопрос: – Куда пропадают исчезнувшие предметы? «Это именно то, что мы хотим узнать», – подумал Гарри про себя. Он видел, что Гермиона отчаянно пытается найти разгадку, но не стал дожидаться ее ответа. Вместо этого он обратился к птице: – Если бы мы это знали, эти предметы нельзя было бы назвать "исчезнувшими". Это бы значило, что они просто переместились в другое место. Птица на секунду замолчала. Затем дверь распахнулась перед ними, а птица тихо и мелодично сообщила: – Не совсем тот ответ, который я ожидала, но вы можете войти. Гостиная Равенкло была светлой и просторной, с высокими арочными окнами и гобеленами в темно-синих и бронзовых тонах. Появление Гарри и Гермионы было неожиданным, но Энтони был готов поговорить с ними. Они втроем нашли уединенное место возле окна с головокружительным видом на озеро и далекие горы в туманной дымке. Энтони улыбнулся им, и эта внезапная улыбка будто осветила его серьезное смуглое лицо. – Значит, вам удалось добраться до нашей гостиной? В вас обоих от Равенкло больше, чем могло показаться сначала. Мы все еще надеемся, что Шляпа поймет свою ошибку и повторно распределит Гермиону... – Мы просто пришли в гости, Энтони, – мягко сказала Гермиона, но немного покраснела из-за его комплимента. – У нас есть к тебе вопрос. Гарри пристально наблюдал за ним. – Энтони, ты помнишь, когда мы впервые прибыли в Хогвартс на лодках? – Конечно. Как я могу забыть? – по глазам Энтони стало понятно, что мыслями он сейчас находился в прошлом. – Это был лучший день в моей жизни. – Ты был один в лодке или с кем-то ещё? Энтони нахмурился. Он помолчал мгновение, а потом тихо сказал: – Как странно, что вы меня об этом спросили… Гарри наклонился ближе. – Что ты имеешь в виду? Энтони медленно покачал головой: – Я сам толком не могу сказать, что имею в виду. Трудно выразить словами. Вы помните, что мы были в лодках по двое, так? Но количество учеников, видимо, было нечётным, потому что я был один. Только... – Что? – Гарри затаил дыхание. Их взгляды встретились. – Обещай, что не будешь смеяться, я знаю, это звучит смешно, но... Я помню, что там, в лодке, рядом со мной никого не было; она была пуста. Но я не помню ощущения того, что один... Я бы чувствовал его, да? Если я оказался без пары, один в лодке, то должен был чувствовать себя одиноко. Но одиноко мне не было. Я не знаю, как это объяснить. С одной стороны, я убежден, что я был один в лодке, но с другой, мне почему-то никак не удается отделаться от ощущения, что там был кто-то еще – мне не было одиноко. Когда я вспомнил это позже, то подумал, что, может быть, это была магия – что магия Хогвартса поддерживала меня, когда я плыл к нему в ночи... Он с любопытством посмотрел на них. – А почему вы спрашиваете? Гарри не знал, что сказать, но у Гермионы уже был готовый ответ: – Мы просто пытаемся узнать больше о Хогвартсе и о том, как действует его магия. Есть еще столько всего, чему стоило бы научиться. Видимо, равенкловец нашел это объяснение удовлетворительным, потому что серьезно кивнул. – Вы правы. Иногда мне кажется, что Хогвартс хранит больше тайн, чем мы можем себе представить. *** Гермиона крутила в руках перо. Другие гриффиндорцы уже легли спать, и Гарри с Гермионой смогли разложить собранные доказательства прямо на полу. Гермиона пристально рассматривала различные пергаменты перед ними, разные "статистики", добытые благодаря энтузиазму Добби. Он даже согласился тайком пробраться ночью в кабинет Макгонагалл и переписать страницы школьных архивов своим мелким почерком. На них были имена всех четырёхсот одиннадцати учеников, которые официально учились в Хогвартсе осенью 1991 года. Они знали все об учениках всех факультетов: что те ели на завтрак, обед и ужин, какие предметы изучали и какие получали отметки. Гарри был приятно удивлен, обнаружив, что Снейп не в восторге от способностей Драко к зельеварению, но Гермиона даже не улыбнулась, узнав эту превосходную новость. Добби свернулся калачиком на полу рядом с ними и, затаив дыхание, ожидал дальнейших просьб о помощи в этой странной новой «гематрии». – Это просто какая-то бессмыслица, – пробормотала Гермиона. – Как может кто-то исчезнуть, а остальные этого не заметить? Она исчезла – и из наших воспоминаний, и из магических архивов. Умерла? Или бросила школу? Это могло бы объяснить, почему её нет в записях, но не то, почему мы вообще не можем её вспомнить. Почему мы не заметили, что одного ученика не хватает? Неужели никто не обратил внимания на эту странность – ведь такого никогда раньше не было? – Я не знаю, – прошептал Гарри. – Добби не думает, что раньше такого не было, мисс, – Гарри и Гермиона взглянули на маленького домового эльфа с удивлением. – Что ты имеешь в виду? – спросил Гарри. Добби начал искать что-то в складках полосатого кухонного полотенца, в которое был одет; его глаза засияли. – Гарри Поттер, сэр, Добби нравится статистика, так что Добби пожелал собрать больше цифр для себя. Кухонные эльфы знают, сколько тарелок доставляют в Большой зал с самого начала! Они сказали об этом Добби, сэр! – С начала? – Гарри стало интересно, когда было "начало", – ведь Хогвартс вроде был основан где-то в средние века. И действительно, Добби вытащил откуда-то из складок полотенца толстую пачку бумаг, исписанных миниатюрным почерком с завитушками; похоже, там и правда были записи о хогвартских трапезах за последнюю тысячу лет. – Добби может прочитать это вам, Гарри Поттер, сэр, – в надежде предложил эльф, но Гарри мягко покачал головой. – Давай ты просто скажешь главное, Добби? Ты же знаешь, что скрывается за этими цифрами. Добби выглядел немного расстроенным, но утвердительно кивнул. – Так вот, Гарри Поттер и мисс Грейнджер, Добби увидел самое главное в этих цифрах. Количество обедов всегда оставалось одним и тем же в течение учебного года, кроме тех случаев, когда кто-то из студентов болел или был исключен – или умер, как бедная мисс Миртл. Тогда число менялось, сэр, но в записях всегда было примечание, где указывалось, что произошло. – То есть в записях всегда отмечается, если кто-то бросил школу или умер? – голос Гермионы дрогнул. – Да, мисс. Кроме двух случаев. – Двух? Добби кивнул. – Да, мисс. Один в сентябре 1991 года и один в сентябре 1896 года. Глаза Гермионы округлились. – В сентябре 1896? Такое уже было раньше? – Да, мисс. В сентябре 1896 года обедов вдруг стало на один меньше, без всяких объяснений. – Он заглянул в свои листки. – Восьмого сентября, мисс. Через семь дней после начала занятий в школе. Семь дней... Хотя в камине гриффиндорской гостиной весело трещал огонь, у Гарри по спине пробежал холодок.
Команда Салли-Энн : – Два исчезновения… – задумчиво произнесла Гермиона. – Одно в 1896 году, другое – в 1991 году. Два ученика исчезли с разницей в девяносто пять лет… Добби, есть ли способ узнать, на какой факультет был распределен первый пропавший ученик? И кто это был: мальчик или девочка? Добби внимательно перечитал свои драгоценные материалы. – Ну, мисс, похоже, что 8 сентября 1896 года на стол Хаффлпаффа сервировали меньше обедов. Добби не знает, был это мальчик или девочка, но Добби заметил, что в тот год было четыре первокурсницы, а в остальные – пять, мисс. – Эльф повернулся и посмотрел на Гарри громадными зелеными глазами. – Добби это не по душе, Гарри Поттер, сэр. Гарри похлопал его по плечу: – Я знаю, Добби, – прошептал он. – Мне это тоже не нравится. Пропала еще одна девочка из Хаффлпаффа? Гермиона начала собирать бумаги. – Нам нужно немедленно поговорить кое с кем, – заявила она, сунув последний пергамент в школьную сумку. – С кем? Гермиона с трудом застегнула переполненную сумку. – С единственным человеком, который присутствовал на обеих сортировках. С единственным человеком в Хогвартсе, который находится здесь и в 1896, и в 1991, за исключением привидений. Только через минуту Гарри сообразил, о ком речь. – С Дамблдором? Ты правда думаешь, он такой старый? – Он родился в 1881 году. Так написано в «Истории Хогвартса». Гарри, ты хоть раз эту книгу открывал? – Нет. – Хорошо, что я открывала, – вздохнула Гермиона. – Дамблдору было пятнадцать лет на момент первого исчезновения. Он был пятикурсником-гриффиндорцем; не удивлюсь, если он был ещё и старостой. В голове Гарри сложился нелепый образ седого Дамблдора в школьной мантии со сверкающим значком старосты, прикрытым бородой, и он ухмыльнулся. Почему-то он не мог представить директора подростком. *** Гарри нравилось гулять по запутанным школьным коридорам вместе с Гермионой. Его воспоминания о Салли-Энн были мимолетным видением о другой реальности, которая существовала только в его голове. Рон отказался признать существование этой иной реальности, той, в которой была Салли-Энн. Но Гермиона прониклась его воспоминаниями и приняла активное участие в поисках девочки из прошлого. Они задержались у горгульи, охранявшей кабинет Дамблдора. – Лимонный шербет? – с надеждой предположил Гарри, но горгулья только холодно посмотрела на него и не двинулась с места. Очевидно, с прошлого года пароль сменился. – Как думаешь, Гарри, какая у профессора Дамблдора в этом году любимая сладость? – вздохнула Гермиона. – Карамельки? Грушевое монпансье? Птифур? Смородиновое желе? Гарри задумался. Мята. Вокруг директора витал запах мяты каждый раз, когда они встречались в коридорах. Но какая это сладость? Почему-то Гарри был уверен, что Дамблдор любит не «Тик-так». Какими вышедшими из моды мятными конфетами угощала его сумасшедшая старая миссис Фигг, когда Дурсли вынуждали её присматривать за Гарри? У неё по всему дому были рассованы чудные сласти, Гарри они всегда страшно нравились, в отличие от её чрезвычайно невкусного капустного супа. У некоторых конфет были очень оригинальные названия: эдинбургские камешки, летающие тарелки, холодок… Точно, холодок! – Холодок. Горгулья отъехала в сторону и пропустила ребят внутрь. – Холодок? Это, что, правда конфета? – спросила Гермиона, перешагнув порог кабинета. – Никогда о такой не слышала. Но прежде чем Гарри смог рассказать дочери стоматологов всё о сладостях, оба заметили одно и то же: кабинет Дамблдора был пуст. Распределяющая Шляпа, всё такая же старая и потрепанная, находилась на своей полке. Ребята быстро огляделись. В большой круглой комнате было полно книг, приятно пахнущих кожей и пылью, странных хрупких инструментов из серебра, часов и измерительных приборов. Феникс Фоукс сидел в своей золотой клетке, роскошный сгусток алых и золотистых перьев, но больше никого не было. Распределяющая Шляпа, казалось, спала на своей полке, опираясь на кипу книг, среди которых были «Алхимическая свадьба Кристиана Розенкранца» и «Долой школу! Путеводитель по школьной жизни для самых маленьких и их родителей» авторства некоего Моулворта. Гарри аккуратно взял в руки старую поношенную шляпу и надел на голову. На секунду он задержал дыхание, а потом почувствовал, как Шляпа оживает. – Что происходит? – голос Шляпы был сонным и несколько недовольным. – Пришли на повторное распределение, да? Изменили своё мнение, мистер Поттер? – Э-э-э… Нет, спасибо. Мне очень хорошо на Гриффиндоре. Я пришёл задать вам несколько вопросов, если вы не против. Шляпа вздохнула – от старой потрепанной ткани поднялась пыль. – Я против. Я Распределяющая Шляпа, а не школьный психолог, черт побери. Я определила вас на Гриффиндор по вашей просьбе. Я не собираюсь анализировать ваш выбор и рассуждать о том, как бы сложилась ваша жизнь на Слизерине. Я буду спать дальше. Шляпа попыталась сползти с его головы, но Гарри крепко держал её обеими руками. – Я не хочу спрашивать вас о своем распределении. У меня вопрос по другому поводу. – Больно же! – Шляпа подергалась, но сдалась. – Хорошо, я отвечу на один вопрос, но лучше бы вам меня отпустить, а то я перераспределю вас на Слизерин. – Три вопроса. Пожалуйста, ответьте на три вопроса, и я вас отпущу. – Вот нахал! Вы уверены, что вы не слизеринец? Хорошо, маленький разбойник. Я отвечу на три вопроса, но если вы и ваша подруга посмеете нарушить мой сон, я вас обоих отправлю в Дурмштранг. Гарри попытался пристально посмотреть на Шляпу, надетую на голову, чтобы понять, насколько серьезна угроза, но, конечно, это было невозможно. – Не думаю, что вы можете это сделать. – Это вопрос? – Нет! Ни в коем случае. – Гарри быстро соображал. – Так, мой первый вопрос: что случилось с Салли-Энн Пeркс? – Ха! – Шляпа хмыкнула. – Вот уж не ожидала услышать это имя… – Салли-Энн исчезла вскоре после распределения, – тихо сказала Гермиона. – Да? – Распределяющая Шляпа на секунду умолкла, потом произнесла: – Я сама думала, что случилось с Салли-Энн Пeркс. Я чувствовала, что её нет в Хогвартсе, я всегда знаю, когда распределенный мною человек покидает замок. Она пробыла здесь всего семь дней. Но, похоже, этого никто не помнит; её имя никто не произносит. Боюсь, у меня нет ответа на ваш вопрос. Она была здесь, попала на Хаффлпафф, а потом исчезла. Это всё, что я знаю. Второй вопрос, пожалуйста. – Гарри, подумай… – начала Гермиона, но он уже знал, что хочет спросить. – Какой она была? Вы, должно быть, определили её характер во время распределения. Какой была Салли-Энн? – Хмм… – Шляпа на минуту задумалась. – Она несомненно была из Хаффлпаффа. У неё были магические способности, но она не была ни сообразительной, ни храброй, ни жестокой. Относительно её распределения не было никаких сомнений. Но… – Но что? – переспросил Гарри и быстро добавил: – Это уточнение, не вопрос. – Хорошо. – Он мог поклясться, что Распределяющая Шляпа над ним смеется. – У вас остался еще один вопрос, мистер Поттер. Итак, Салли-Энн… Низкий глубокий голос, раздавшийся над головой Гарри, был мрачен. – Салли-Энн была воплощением Хаффлпаффа. Это совершенно ясно. Но было в ней что-то, что меня настораживало. Не знаю, как объяснить. – Пожалуйста, постарайтесь. – Мистер Поттер, – вздохнула Шляпа, – у вас, конечно, есть волшебная палочка. Напомните, пожалуйста, какая. – Остролист и перо феникса. Одиннадцать дюймов. – Что будет, если однажды вы ошибетесь и возьмете палочку, считая её своей, но это окажется другая палочка из тех же материалов, такого же размера? Гарри задумался. – Думаю, я бы понял, что она не моя. Ощущения были бы не те. – Именно. Каждый волшебник знает свою палочку, и он бы понял, что держит в руках другую, даже очень похожую. Так вот, я знаю детей. Я распределяю их по факультетам несколько столетий. Но Салли-Энн Пeркс была другой. Она не была не похожа ни на одного известного мне ребенка. О, я не имею в виду, что она была хорошо замаскированным злым гением и всё такое. Не забывайте, я могу видеть истинный характер человека, и я могу сказать, что Салли-Энн была милой, не слишком одаренной девочкой. Она нервничала на распределении и чувствовала себя очень растерянной. Но это обычное явление, я видела страх и смущение в сотнях детей за прошедшие годы. В Салли-Энн Пeркс не было злобы или недоброжелательности, в этом я уверена. Она была просто маленькой испуганной девочкой. Но в ней было нечто, что я не совсем понимаю. Что-то с ней было не так. Неправильно. Я не знаю, как ещё это объяснить. – О, – Гарри на секунду задумался, потом сказал: – Гермиона, почему бы тебе не задать последний вопрос? Она шагнула ближе и обратилась к Шляпе без малейших колебаний: – Пожалуйста, назовите всех девочек, попавших на Хаффлпафф, в сентябре 1896 года. Всех, пожалуйста. Распределяющая Шляпа любезно затарабанила: – Эббот, Доротея. Додж, Хейзел. Спраут, Деметра. Зеллер, Амариллис. И замолчала. – Всех, пожалуйста, – тихо повторила Гермиона. Гарри ждал ответа, не дыша. Было ли ещё одно имя? Должно было быть… Распределяющая Шляпа тяжело вздохнула: – Я… Боюсь, я не могу ответить. Есть ещё одно имя, которое я хочу назвать, но не могу. Когда я пытаюсь его произнести, у меня отнимается язык и образуется белое пятно в памяти. Меня заколдовали, и заклятие не позволяет мне назвать имя одной ученицы из того распределения. Боюсь, это всё, чем я могу помочь вам, юные гриффиндорцы. Гарри снял Шляпу с головы, вежливо её поблагодарил и аккуратно поставил обратно на полку. Шляпа с благодарностью оперлась о книги и, кажется, заснула. – А, Гарри! Пытаешься пройти распределение ещё раз? – тихо спросил Дамблдор из дверей. Гарри развернулся. – Профессор Дамблдор! Простите, мы не собирались входить без приглашения. – Да пожалуйста, Гарри. И вы, конечно, тоже, мисс Грейнджер. Любому, кто может разгадать мой пароль, здесь рады. Я ведь тщательно выбираю свои пароли. Ни один министерский чиновник не в состоянии их угадать, а ученики делают это постоянно, – Дамблдор улыбнулся и указал им на пару мягких кресел. Он сел за стол и посмотрел на гостей поверх очков. – Чем я могу вам помочь? Или вы пришли, чтобы обсудить своё распределение с Распределяющей Шляпой? Гарри посмотрел на спящую Шляпу. – Не думаю, что она любит анализировать результаты распределения, сэр. Голубые глаза Дамблдора сверкнули: – Да, не любит, но учеников это никогда не останавливало. Я, бывало, постоянно видел здесь Сириуса Блэка. Видимо, он временами беспокоился, что Шляпа совершила страшную ошибку, отправив его на Гриффиндор вместо Слизерина, где учились остальные члены его семьи. С полки раздался мрачный голос: – Я не ошибаюсь. Он был гриффиндорцем с головы до ног. – Сириус Блэк, беглый преступник? Сбежавший из Азкабана? – прошептала Гермиона. – Он учился на Гриффиндоре? – Да, – мягко ответил Дамблдор. – Вместе с родителями Гарри и вашим профессором ЗоТИ, Ремусом Люпином. Гарри вспомнил изможденное, тревожное лицо на плакатах. Сириус Блэк – гриффиндорец? – Как это могло случиться, профессор Дамблдор? – тихо спросил мальчик. – Я не знаю, Гарри, – покачал головой директор. – Я думаю, произошла какая-то ошибка, Сириуса, должно быть, подставили… Но вы пришли сюда не Сириуса Блэка обсуждать, не так ли, Гарри? – Нет, сэр. – Гарри помедлил, но потом посмотрел Дамблдору в глаза. – Мы пришли, чтобы задать несколько вопросов о Салли-Энн Пeркс. Директор на секунду замер. Он резко побледнел, а его зрачки расширились. – Профессор? – Гермиона тронула Дамблдора за плечо – тот взял себя в руки. – Да, – директор улыбнулся, но это потребовало больших усилий. – Салли-Энн Пeркс… Позвольте спросить, откуда вам известно это имя? – Её имя назвали перед моим на церемонии распределения, профессор, – ответил Гарри. – Я помню. Что её распределили на Хаффлпафф перед тем, как меня определили на Гриффиндор. У него разыгралось воображение или у Дамблдора действительно дрожал голос, когда он спросил: – Как ты это узнал? – Я знаю, потому что я там был, профессор. Как и вы. Я помню, что её распределили на Хаффлпафф. – Ты её помнишь? – прошептал Дамблдор. Почему в его голосе было слышно недоверие? Директор повернулся к Гермионе: – А вы что скажете, мисс Грейнджер? Вы её тоже помните? – Нет, сэр. – Тогда, похоже, ты ошибся, Гарри. Гарри не верил собственным ушам. – Я не ошибаюсь, профессор, и вы это знаете. Салли-Энн Пeркс прожила здесь семь дней и исчезла, как и другая девочка. – Другая девочка? Какая другая девочка? Гари начал закипать. – Девочка, которую распределили на Хаффлпафф в 1896 году, когда вы учились на пятом курсе. Та девочка тоже пропала из Хогвартса через семь дней. Лицо Дамблдора посерело. – Гарри, откуда ты… Нет, это невозможно, ты не можешь этого знать… Гарри подался вперед: – Пожалуйста, расскажите, что с ними случилось, профессор! Что произошло с Салли-Энн и второй девочкой? Дамблдор тяжело вздохнул и покачал головой. – Пожалуйста… Гарри, Гермиона – я не понимаю, как к вам попала эта информация, но я прошу вас: оставьте это дело. Не спрашивайте о Салли-Энн Пeркс. Или о… другой девочке. Пожалуйста. Я надеюсь, вы доверяете моей рассудительности. О некоторых вещах лучше не вспоминать. О некоторых вещах лучше не вспоминать? Перед внутренним взором Гарри появилось бледное лицо Салли-Энн. Если и он её забудет, она исчезнет, как будто её никогда и не существовало… – Нет, профессор. Она не заслужила забвения. Дамблдор вздохнул. – О, Гарри, – мягко произнес он. – Ты истинный гриффиндорец, не так ли? Всегда стараешься спасти невинную жертву. Но это не тот случай, Гарри. Салли-Энн – не невинная жертва преступления, её не убил или похитил лорд Волдеморт. Пожалуйста, поверь мне, Гарри. Я не могу и не буду обсуждать это, но поверь мне, когда я говорю: Салли-Энн исчезла из Хогвартса, потому что она вообще не должна была здесь появляться. Её присутствие здесь было ошибкой. Гермиона открыла было рот, но Дамблдор не дал ей начать: – Нет, мисс Грейнджер, никаких больше вопросов. Я всё сказал и прошу вас оставить эту тему. Доброго дня! И он выставил их за дверь – вежливо, но непреклонно.
Команда Салли-Энн : Оказавшись за дверью директорского кабинета, Гермиона в изумлении повернулась к Гарри: – Что это было? Дамблдор знает, что произошло с Салли-Энн и второй девочкой, но по какой-то причине отказывается говорить. Интересно, почему… Гарри, как думаешь, может, Дамблдор был как-то связан с этими исчезновениями? – Дамблдор?.. – Гарри вздрогнул. Быть не может! Дамблдор такой милый старик… Правда? Внезапно у Гарри появилось тревожное чувство, что старый добрый Хогвартс превратился из теплого и дружелюбного замка в зловещее и незнакомое место. Что происходит? Маленькая девочка исчезла неизвестно куда, и вместо того, чтобы перевернуть небо и землю в поисках разгадки, добрый и мудрый директор занервничал от одного упоминания её имени. Несомненно, Дамблдор что-то скрывает, но что именно? Гарри не мог представить благодушного престарелого директора в роли злодея или убийцы, хоть в пятнадцать, хоть в сто десять лет. Или мог? Он покачал головой и прошептал: – Не знаю… Он что-то знает, я в этом уверен. Странно видеть его настолько взволнованным. Воспоминания о выражении лица директора тревожили Гарри. Каким старым показался Дамблдор, каким болезненным и слабым, когда исчезло его спокойное выражение лица и ласковая улыбка… – Не понимаю, – внезапно сказал Гарри. – Почему он так смутился? Разве Макгонагалл его не предупреждала, что мы будет задавать вопросы о Салли-Энн? У меня такое чувство, что они оба знают страшный секрет и отказываются о нем говорить. Но если они оба замешаны и пытаются скрыть какое-то происшествие, она должна была предупредить директора, так? – Ты прав, Гарри, – кивнула Гермиона. – Это и правда странно: видеть Дамблдора настолько выбитым из колеи нашими вопросами, вне зависимости от того, знал он что-нибудь или нет. Похоже, упоминание Салли-Энн обеспокоило его больше, чем Макгонагалл. Если сам Дамблдор как-то связан с её исчезновением, если он его спланировал, надо думать, у человека его ума были бы готовые ответы на случай, если кто-нибудь обнаружил намеки на правду. Вместо этого он вёл себя так, будто пытался забыть о существовании тех учениц… – Меня беспокоит и ещё кое-что, – нахмурилась Гермиона. – Распределяющую Шляпу заколдовали так, что она не помнит имя девочки. – Да, – сказал Гарри задумчиво. – Это очень сложная магия. Не думаю, что обычный волшебник смог бы заколдовать Распределяющую Шляпу, да? Это должен был быть очень могущественный волшебник, кто-нибудь вроде Дамблдора… или Волдеморта… Гермиона вздрогнула при упоминании имени Волдеморта, но в кои-то веки не стала развивать эту тему. – Ты прав, Гарри. Чтобы запутать Распределяющую Шляпу, нужно использовать сложные заклинания, но речь не об этом. Чего я не понимаю, так это как Распределяющая Шляпа помнит имя Салли-Энн. Почему она помнит её имя, но не помнит, как звали девочку, пропавшую девяносто пять лет назад? Если один и тот же человек пытался прикрыть исчезновение обоих девочек, зачем заставлять Шляпу забыть одно имя, но не другое? Почему Шляпу заколдовали один раз, а не два? Гарри задумался. – Если воспоминания об этих двух ученицах были стерты у всех и каждого, а потом еще и упоминания были удалены из школьных архивов, зачем вообще было заколдовывать Шляпу? Ведь предполагалось, что никто и так о них не спросит? Я помню о ней по какому-то странному стечению обстоятельств. Если бы у моих мозгов не было этой особенности, никто бы никогда не задал бы Шляпе про Салли-Энн. – Возможно, кто-то перестраховался? – робко предположила Гермиона и добавила: – Но почему не заставить Шляпу забыть и о Салли-Энн? Какая бессмыслица! Если только… – Если только что? Гермиона минуту стояла в задумчивости, накручивая локон своих невероятно запутанных волос на палец. В конце концов она сказала: – Если только нет иной причины, по которой заколдовали Шляпу. Вряд ли кто-либо стал задавать вопросы Шляпе о девочке, пропавшей в 1896 году. А раз так, возможно, ее имя было стерто из памяти Шляпы по другой причине. – Что? По какой тогда? – Возможно, первое имя должно было быть стерто до сортировки Салли-Энн. Гарри посмотрел на неё, ничего не понимая: – Но зачем стирать имя из памяти Распределяющей Шляпы, до того, как?.. О… – До него дошло. Нет, это невероятно! Но все же… Он поймал взгляд Гермионы – та кивнула. – Шляпа не смогла бы отправить Салли-Энн в какой-нибудь факультет, если бы помнила, что уже распределяла её девяносто пять лет назад. Возможно, одно имя пришлось стереть, потому что это была одна и та же девочка. * * * По дороге в башню Гриффиндора они столкнулись с профессором Макгонагалл. У Гарри сильнее забилось сердце. Должен ли он задать вопрос, который крутился у него на языке? Макгонагалл тепло их поприветствовала и собиралась идти дальше, когда Гарри выпалил: – Профессор Макгонагалл, почему вы не предупредили профессора Дамблдора, что мы пытаемся найти информацию о Салли-Энн Пeркс? Когда мы упомянули её имя, он выглядел так, словно увидел привидение. – Гарри! – Судя по сердитому возгласу Гермионы, она считала этот вопрос необдуманным и бестактным, но ему было всё равно. Гарри почти ожидал, что профессор окинет его ледяным взглядом и посоветует не лезть в чужие дела, но она только задумчиво на них посмотрела. – Так он… – тихо начала она. Она слегка улыбнулась и внимательно посмотрела на них поверх очков. У неё и правда глаза блеснули или показалось? Сказать было сложно, в коридоре стоял полумрак, разгоняемый только светом факелов. – Мистер Поттер, мисс Грейнджер, когда вы спросили меня об ученице по имени Салли-Энн Пeркс, я ответила, что ребенок с таким именем не обучался в Хогвартсе. Это чистая правда. Мне бы никогда не пришло в голову лгать ученикам или кому бы то ни было еще. Рассказав вам правду и показав школьные документы, в которых нет упоминания Салли-Энн Пeркс, я выполнила возложенные на меня обязанности. Предупреждать директора о том, что для двоих сообразительных учеников моих слов могло оказаться недостаточно, выходит за пределы моих полномочий. Директор – занятой человек, было бы абсурдом ожидать, что я пересказываю ему каждую беседу с учениками. Салли-Энн Пeркс никогда не существовало. Такова истина. Если вы проводите свое свободное время, общаясь с директором, Распределяющей Шляпой, портретами или даже привидениями замка, я не вижу причин вам мешать. Если только ваши увлечения не отражаются на успеваемости. Она пристально посмотрела на Гермиону. Гарри показалось, что профессор несколько неожиданно сменила тему, сказав Гермионе: – Вы записались на очень много курсов в этом году, мисс Грейнджер. Надеюсь, вы не слишком себя нагрузили? – О, нет, – Гермиона покачала головой. – Я очень рада, что в моем расписании нашлось время для всех предметов, которые мне интересны … – Она едва заметно улыбнулась – Макгонагалл ответила тем же. У Гарри появилось странное чувство, что он что-то пропустил. – Прекрасно, мисс Грейнджер. Я рада слышать, что вы ответственно относитесь к занятиям. Очень немногие сегодня интересуются серьезными и запутанными разделами магии. Будет обидно, если часть громадного наследия предков канет в Лету просто потому, что ученики предпочитают более легкий путь. О некоторых вещах нельзя забывать… – она быстро продолжила: – Я говорю, конечно, о таких сложных темах в арифмантике, как изопсефия и теоматика. Что ж, ступайте. Профессор кивнула им и развернулась, чтобы уйти, но бросила через плечо: – Не сомневаюсь, мисс Грейнджер, что способ организации учебного процесса, который вы используете в этом году, также послужит вам и для других целей. Только помните: не перемещайтесь дальше, чем я предложила. Гарри озадаченно смотрел ей вслед, даже после того, как Макгонагалл повернула за угол. – О чем речь вообще?.. Гермиона сосредоточенно теребила верхнюю пуговицу рубашки. У неё на шее висело какое-то украшение, которое скрывала одежда. Гарри и раньше видел золотую цепочку, но не придавал этому значения. Сейчас кулон оказался поверх мантии, и Гарри заметил, что подвеска была довольно необычной: хрупкий золотой механизм, состоявший из переплетенных колец. – Что это? – Это хроноворот, Гарри, – улыбнулась Гермиона. – Он позволяет обладателю путешествовать назад во времени. Макгонагалл дала мне его в начале семестра, потому что она знала о моём желании посещать несколько занятий, происходящих одновременно. Я вынуждена хранить этот секрет. Понимаешь, очень немногие вообще знают о существовании хроноворотов. Представь, какой хаос образуется, если люди начнут путешествовать назад во времени, чтобы изменить уже произошедшие события. А что будет, если он окажется не в тех руках? У Макгонагалл есть хроноворот практически с детства. Она мне доверяет; она знает, что я буду путешествовать назад во времени только на несколько часов, чтобы успеть на другие занятия, как и она делала в своё время. – Ты можешь путешествовать во времени? – Гарри завороженно смотрел на золотой механизм. – Но... Если он существует, почему нельзя переместиться назад во времени и изменить всё? Почему нельзя остановить Волдеморта? Почему нельзя не дать умереть всем его жертвам? – О, Гарри, – Гермиона посмотрела на него с нежностью и медленно покачала головой. – С ним нельзя путешествовать так далеко. Это может быть опасно; ткань времени начнет разрушаться. Можно перемещаться только на несколько часов, не более. Иначе сойдешь с ума. – Ясно. – Гарри сглотнул. На секунду он почти поверил, что есть способ вернуть его родителей. – Боюсь, мы не можем переместиться на церемонию распределения и увидеть Салли-Энн, – мягко сказала Гермиона. – Но мы можем использовать хроноворот как-нибудь по-другому. – Как? – Ещё не знаю. Мне нужно подумать. Я использовала его только чтобы перемещаться самой. Может быть, есть и другие применения. Может быть, можно как-то связать хроноворот со школьным архивом, чтобы узнать, как бумаги выглядели раньше. Они добрались до входа в гриффиндорскую гостиную, и Гермиона спрятала золотой хроноворот под рубашку. Когда они вошли в комнату, Рон их уже ждал. Его обычно приятное веснушчатое лицо исказила злость. – Наконец-то! Вернулись! – у него дрожал голос. – Забавно, да, Гарри, что ты помнишь какую-то выдуманную девочку, но забываешь о квиддичной тренировке со своим лучшим другом. О, чёрт. Теперь вспомнил. Он и правда обещал полетать вместе с Роном. – Прости. – Забудь, – Рон отвернулся. – Но это не его вина. Мы ходили к Дамблдору, – Гермиона попыталась исправить ситуацию. – К Дамблдору? Зачем? Гарри решил, что лучше не упоминать про вопросы о Салли-Энн. Вместо этого он сказал: – У меня было несколько вопросов о Распределяющей Шляпе и её работе. – О, – Рон обдумал это объяснение. Потом, к облегчению Гарри, он ухмыльнулся: – Ты всё ещё пытаешься понять, почему ты не попал на Слизерин? А Гермиона всё ещё размышляет, почему она не оказалась на Равенкло. – Угу, – Гарри схватил Рона за руку. – Пошли, на улице ещё светло. Мы успеем полетать. К его вящему облегчению, Рон легко согласился, и они ушли. Гермиона осталась в гостиной. Гарри заметил, что она теребила золотую цепочку на шее, и знал, что она найдет способ втиснуть многочасовое расследование в полчаса, оставшиеся до ужина. * * * В тот вечер Гарри не смог поговорить с Гермионой наедине. Но она, должно быть, успела много сделать, потому что когда Гарри пошел спать, то обнаружил под подушкой пергамент, доставленный, несомненно, услужливым Добби. Это был отчет Гермионы. Просмотрев его, Гарри подивился, какого успеха она сумела добиться с их последнего разговора. Она ещё не нашла способ связать хроноворот со школьным архивом, но работает в этом направлении. Она ещё раз проверила с помощью Добби списки учеников и отчеты по питанию. Никаких указаний на исчезновение других учеников, кроме двух девочек с Хаффлпаффа, не обнаружено. Она также внимательно проштудировала школьный архив в поисках другого ученика с фамилией Пeркс помимо Салли-Энн. «Как ты знаешь», писала она, «магические способности передаются по наследству, поэтому часто у учеников Хогвартса братья, сестры или родители также учились здесь. Но в случае Салли-Энн я ничего не нашла. Учеников с фамилией Пeркс в школе никогда не было. Это может означать, что она была первым магом в своей семье или была полукровкой. Поскольку мы не знаем девичью фамилию её матери, мы не можем узнать, училась ли она здесь. Возможно, Салли-Энн была удочерена, и Пeркс – фамилия приемной семьи. Но если Салли-Энн магглорожденная, мы должны найти следы её существования за пределами школы. Я послала сову родителям; они собираются в театр, я попросила их зайти в Сомерсет-хаус (*) и посмотреть кое-что для меня. Я сказала, что это для школьного проекта, уверена, они мне помогут. Если Салли-Энн попала на Хаффлпафф в одиннадцать лет, она родилась в 1980 году. Возможно, родители найдут её свидетельство о рождении в маггловских архивах. На всякий случай я попросила родителей поискать документы на то же имя за 1885 год». Гарри улыбнулся. Гермиона всегда была организованной, но с хроноворотом её успехи стали просто поразительными. Той ночью ему снилась Салли-Энн. Во сне он был в Сомерсет-хаусе, спускался в тайный архив по золоченой винтовой лестнице, перекрученной, как хроноворот. Он обнаружил заброшенную секцию, где стояли шкафы со старыми книгами, покрытые толстым слоем пыли. Он снял с полки один том и открыл его. Со страниц вышла призрачная Салли-Энн. Она на секунду посмотрела на Гарри странно, будто пыталась о чем-то попросить, потом растворилась в потоке света. – – – – – (*) Сомерсет-хаус – особняк в центре Лондона, где сейчас находится архив налоговой инспекции см. здесь
Команда Салли-Энн : – Мне очень, очень жаль, мистер Поттер, – сочувственно сказала Макгонагалл. – Как бы мне ни хотелось, я не могу отпустить вас с друзьями в Хогсмид без подписанного разрешения. Нет, и не спорьте, это моё последнее слово. Что ж, ладно. Гарри не особенно рассчитывал, что она уступит, но все же расстроился. Он быстро отвернулся, чтобы Макгонагалл не увидела, насколько ему не по себе. Но она снова его окликнула. – Мистер Поттер? Я понимаю, что вам, должно быть, обидно остаться в замке в компании одних только привидений и портретов, но замечу, что если хорошенько подумать, то можно найти способ провести это время с пользой. Она мельком улыбнулась ему и пошла присматривать за группой учеников, которые приготовились к своему первому походу в волшебную деревню. Привидения и портреты… При одной мысли об этом Гарри вздрагивал от нетерпения, пока махал уходящим друзьям. Ведь сейчас был самый подходящий момент для того, чтобы узнать, что же помнят привидения и портреты. Может, он и в самом деле не будет жалеть о пропущенном походе в Хогсмид. Наверное, ему есть что поискать в Хогвартсе в компании привидений. Как только все скрылись из виду, Гарри начал разыскивать в древних коридорах призраков. Первым, с кем он столкнулся, был Толстый Монах, парящий неподалёку от входа в хаффлпаффскую гостиную. Монах вежливо посторонился, давая ему пройти, но Гарри остановился рядом с ним и сказал: – Извините, можно с вами поговорить? – Со мной? – кажется, Монах удивился. – Вы хотите поговорить со мной? Гарри кивнул: – Да, если вы не против. – О-о, я не против, дорогое дитя. Я буду рад с вами поболтать. Просто вы застали меня врасплох: мало кто сбавит шаг, чтобы перемолвиться словечком с привидением. Гарри заметил, как что-то похожее на улыбку промелькнуло на жемчужно-сером лице Монаха. Каким же бесплотным тот был, каким странно неуловимым, как сон. Или как его смутные воспоминания о Салли-Энн… – Вы могли бы мне объяснить, что такое привидения? – прошептал он. – Хмм… – полупрозрачное лицо становилось все задумчивей. – Любопытно, зачем вы хотите узнать о них? – Я?.. Просто так. Что такое призрак? Он все ещё человек? Монах покачал головой. – Нет, не совсем. Призрак – это память, давние воспоминания. Я все ещё остаюсь в этих стенах привидением, потому что душа покинула этот мир, но сердце не захотело с ним расстаться. Мои воспоминания держат меня здесь, и так будет всегда. Гарри уставился на мерцающую фигуру Монаха. – Но вы монах, так ведь? Верующий человек? Почему вы застряли здесь, вместо того чтобы двигаться дальше к какой-нибудь загробной жизни? Монах тихонько вздохнул: – Я был хоть и верующим, но всего лишь человеком. В бытность учеником, много веков назад, я влюбился в девушку, что ходила по тем коридорам, к которым сейчас привязан я. Давным-давно, когда ещё не был построен Бобатон, юные колдуны и ведьмы из Франции приезжали учиться магии в Хогвартс. Среди французских студентов была девушка, которую звали Перенелль. Она была самым очаровательным существом, которое мне только доводилось встречать. Иногда я представляю, что вижу её в коридоре, и её рыжие волосы сияют в свете факелов. Но она любила другого, француза по имени Николя Фламель. – О-о. Вы любили Перенелль Фламель? – Да, и до сих пор люблю… – прошептал Монах. – В тот день, когда она вышла за Николя, я и принял монашество. Я нашёл успокоение в религии и провёл остаток дней в молитвах и помощи бедным. Но это не помогло мне забыть Перенелль, и после смерти я обнаружил, что парю здесь, где она когда-то училась. Я до сих пор помню её сияющие зелёные глаза. И видит Бог — эти воспоминания для меня слаще обещанной вечности. Гарри безотчётно потянулся подбодрить Монаха, но вместо тепла его руки он ощутил лишь едва уловимый холод. – А как насчет вас, дитя? – спросил Монах. – Какие-то воспоминания не дают покоя? – Может быть. Но я не знаю, привидение она или живой человек, та, которую я помню… Вы можете что-нибудь рассказать о девочке, которую распределили на ваш факультет два года назад? Её звали Салли-Энн Перкс, и она исчезла. Гарри задержал дыхание, всматриваясь в неясные черты Монаха. Он был почти уверен, что призрак назовёт все это выдумками, но, к облегчению Гарри, Монах кивнул. – Конечно, я помню Салли-Энн. Бледная маленькая девочка, все время крутилась возле Сьюзен Боунс, пока не пропала. Сердце у Гарри забилось чаще. – Вы помните, когда она исчезла и почему? Монах ненадолго задумался: – Я помню когда, но никогда не знал, почему. Она пробыла здесь неделю или около того. Не знаю, почему Салли-Энн исчезла, но думаю, что она поехала домой. Она казалась грустной, это правда. Даже Сьюзен с ее вечными шуточками не могла ее развеселить. Может, она скучала по дому? Помню, что несколько раз видел Салли-Энн в коридоре ночью. Не знаю, куда она ходила. Я решил, что по ночам она тосковала особенно сильно и хотела поговорить с кем-нибудь из учителей, вроде профессора Спраут или директора. Я помню, как спрашивал о ней у других привидений, когда стало ясно, что она пропала, но никто из них не слышал, почему это случилось. – А вы не заметили в ней чего-то необычного? Она была просто девочкой? Или чем-то вроде привидения? – Привидением? – тень удивления промелькнула на призрачном лице Монаха. – Нет, она точно им не была. Но, раз вы упомянули об этом, я не думаю, что она была обычным ребёнком. Что-то с ней было… – Пожалуйста, помогите мне, – прошептал Гарри. – Вы же видели: она исчезла, и никто кроме меня не помнит о ней. Ни следа в школьном архиве, и учителя говорят, что её никогда не было. Но я же её помню… Я должен выяснить, что с ней случилось. Монах на секунду умолк. Потом тихо сказал: – Я не знаю, кем или чем она была. Но я сделаю все, что смогу, чтобы помочь вам, мистер Поттер. Я тронут тем, как вы беспокоитесь о девочке, которая существует только в воспоминаниях... Вроде меня... – Но она же не была призраком, когда была здесь? Ведь она выглядела, как обычная девочка. Но вы думаете, что она была не настоящей? Монах покачал головой: – Она была маленькой девочкой, а не призраком или духом, в этом я уверен. Но что-то отличало ее от других детей. Мне казалось, что это её печаль. В ней не было чего-то такого, что должно было быть. – Вы уверены… – Гарри сглотнул, – вы уверены, что она была человеком? Она не могла быть каким-либо другим существом, с помощью магии принявшим человеческую форму? – Нет, вряд ли, – призрачное лицо Монаха стало задумчивым. – Она была человеком. Я это чувствовал, да и Распределяющая Шляпа наверняка ни с кем бы не перепутала волшебника-человека. Но что-то в ней было… что-то ускользающее, будто она уже начала исчезать. А сейчас я начинаю припоминать кое-что из того, что не давало покоя тогда: она была мне знакома. Она была похожа на кого-то, кого я видел раньше, но так и не вспомнил, на кого именно. – На другую ученицу? Которая была здесь лет сто назад? – Возможно, – Монах медленно покачал головой. – Я обитаю в этих коридорах шесть сотен лет. Я видел, как пришли и ушли тысячи учеников. Только некоторых из них я помню ясно, и вы, несомненно, будете в их числе. Но воспоминания о большинстве стали далеки и расплывчаты, почти неразличимы. Да, я видел кого-то, похожего на Салли-Энн; может, кого-то из ее предков. Такое случается, когда существуешь долго: лица начинают сливаться. Я порой посмеиваюсь над близнецами Уизли и их дикими эскападами, а потом думаю об этих шалостях и понимаю, что не могу отличить, какие устраивали они, а какие – их дяди, Фабиан и Гидеон. Он вздохнул. – Как вы знаете, в замке довольно много привидений. Все вместе мы можем вспомнить Салли-Энн получше. Мы редко вмешиваемся в дела живых, но, возможно, это тот самый случай. Даже если Салли-Энн и не одна из нас, ее исчезновение могло сроднить ее с нами. Я соберу всех привидений замка, и мы созовём Совет Призраков. Встретимся на вершине Астрономической Башни в полночь. Гарри кивнул, благодарный за то, что он больше не единственный, кто видел Салли-Энн. Она стала куда более реальной теперь, когда он узнал, что и другие помнят о ней, даже если эти другие – древняя шляпа и привидение. Гарри спрашивал себя, почему никто не попытался изменить память Монаху. Может, память привидения нельзя изменить, поскольку оно само и есть воспоминание? Но как тогда насчёт портретов? На стенах Хогвартса были сотни портретов и картин, которые могли двигаться, разговаривать и наблюдать. Могут ли портреты помнить? «Они должны, – решил Гарри, – раз уж Полная Дама запоминает пароли от гриффиндорской башни». Но портреты - это не привидения; привидение – это воспоминание о том, кто когда-то жил. А портрет… Направляясь к гриффиндорской башне, Гарри задавался вопросом: почему, проходя мимо портрета Полной Дамы, он ни разу не задумался о том, кто она? В директорском кабинете тоже висели говорящие портреты - это были портреты реальных людей, давным-давно занимавших в Хогвартсе пост директора. Те портреты наверняка помнили тех, кого изображали. Само собой, они не настоящие директора - а только отпечатки тех, кто жил раньше. Гарри остановился у портрета Полной Дамы и посмотрел на неё, будто увидел впервые. Ее круглое лицо и седые локоны были ему хорошо знакомы, но сейчас он заметил, что ее бледно-розовое платье удивительно старомодно. Интересно, она портрет настоящей женщины, которая жила когда-то давно, или плод воображения неизвестного художника? – Пароль? – раздражённо спросила Дама. – Почему вы стоите и таращитесь на меня? Ради всего святого, вы же помнили его сегодня утром! – О-о, мне не нужно внутрь, – поспешно сказал Гарри. – Я только хотел вас кое о чем спросить. – Меня? – она недоверчиво посмотрела на него. – И о чем же? – Я… Мне просто хотелось бы узнать о вас. Ведь я вижу вас каждый день, но даже не представляю, кто вы. Вы – портрет женщины, которая на самом деле когда-то жила? Как вы оказались здесь, у входа в гриффиндорскую башню? Вы раньше учились на Гриффиндоре? – Так-так-так… – портрет усмехнулся. – Знаете, мистер Поттер, вы первый человек за тысячу лет, который меня об этом спросил. – Тысячу? Но тогда вы должны были быть здесь с самого начала? – Конечно, мистер Поттер. Вы бы ни за что не догадались о моем возрасте, не так ли? Признаться, раму мне заменили – прежняя была ужасно проста, и я захотела одну из этих милых современных, как у некоторых других портретов. Гарри с недоверием взглянул на позолоченную раму в стиле барокко, но Полная Дама, ошибочно приняв его взгляд за восхищённый, защебетала: – Она прекрасна, правда? Гарри улыбнулся: – Это один из Основателей повесил здесь ваш портрет? Как только замок был построен? Полная Дама с заговорщицким видом понизила голос: – О, действительно. Я всегда предпочитала оставаться безымянной для учеников; некрасиво же хвастаться своими родственными связями. Но вы выглядите необыкновенно чутким и умным юношей, так что я не против того, чтобы довериться вам. Она оглянулась, будто желая убедиться, что их никто не подслушает: – Я его мать! – Его мать? Чья? – не понял Гарри. Полная Дама коротко вздохнула, очевидно, решив, что преувеличила его сообразительность. – Мать Годрика Гриффиндора, конечно! Когда он построил башню, то мудро решил сделать так, чтобы никто посторонний не вошел в комнаты, предназначенные только для учеников его факультета. Он защитил вход паролем, но не стал просто зачаровывать дверь, чтобы она открывалась в ответ на пароль. Мой милый мальчик решил украсить вход портретом любимой матери. Он даже привёл меня сюда, когда портрет был готов, и я была ужасно рада. Полная Дама помолчала, потом продолжила: – Конечно, это было неведомо когда, и никакой миссис Гриффиндор давно нет. Но ведь правда же, прекрасно думать, что пока я здесь, память о ней, пусть и безымянной, сохранится. Гарри взглянул на неё с любопытством: – Получается, вы её душа? Портрет засмеялся: – Душа? Бог с вами, милый мальчик, конечно нет! Душа миссис Гриффиндор давно там, куда все уходят после смерти. Я просто её отпечаток, её память, если хочешь, запечатленная одним художником тысячу лет назад. – Но вы двигаетесь, разговариваете и помните… В магловском мире картины ничего из этого не умеют. Полная Дама покачала головой: – И что с того? Просто магловские художники не так уж и хороши. – Я так не думаю, миссис Гриффиндор. Можно спросить у вас о том, что случилось в прошлом? – Да, конечно, мой дорогой. Наверняка вы хотите спросить меня об этом мошеннике, Слизерине? Годрик был милым, милым мальчиком, но таким доверчивым! Гарри улыбнулся: –Нет, я хотел спросить о другом. Из Хогвартса бесследно пропали две ученицы. Никто не помнит о них, кроме привидений и Распределяющей Шляпы. Обе исчезли через неделю после того, как их отправили на Хаффлпафф, одна два года назад, а другая за девяносто пять лет до этого. Я хочу узнать, что с ними случилось. Портрет нахмурился: – Ох… Я не слежу за хаффлпафцами. Они никогда сюда не приходят. И, конечно, нет подходящего хаффлпаффского портрета, который ты мог бы расспросить. Как я понимаю, глупышка Хельга просто повесила картину с фруктами у входа в Хаффлпафф. Фрукты! Ее мать, должно быть, разрыдалась, услышав про портрет, который сделал Годрик для меня. Я слышала, что у хаффлпаффцев даже нет пароля для гостиной, – она фыркнула. – Видимо, любой негодяй может туда войти. Я всегда говорила, что Хельга та еще дура. Бог знает, что мой бедный Годрик в ней нашел… Гарри моргнул: – Вы хотите сказать, что Годрик Гриффиндор и Хельга Хаффлпафф?.. – Чем меньше об этом сказано, мой дорогой мальчик, тем лучше, – подчеркнула Полная Дама. – Ладно, вернемся к пропавшей девочке. Тебе не кажется, что отгадка очевидна? Упрямая девчонка Хельга настояла на том, чтобы ученикам любого происхождения было позволено учиться на ее факультете. И думаю, что рано или поздно там должен был оказаться кто-нибудь, кому в Хогвартсе не место. Хельга могла заставить Распределяющую Шляпу принимать всех студентов, которые отвечали ее требованиям – если их можно назвать требованиями – но в конце концов сами стены школы должны была восстать против того сброда, который она привечала. Я думаю, Хельга зашла слишком далеко и стала принимать учеников, которых здесь вообще не должно было быть. И Хогвартс сам избавился от них, заставив исчезнуть, – она довольно кивнула. – Думаю, все именно так и объясняется. Гарри поежился. «Может, однажды настал день, – размышлял он, спускаясь по лестнице, – когда Годрик Гриффиндор дал себе большого пинка за то, что не повесил красивую картину с вазой и фруктами вместо…» Но слова Полной Дамы до сих пор вертелись у него в голове. Могло ли быть так, чтобы сам Хогвартс стоял за таинственным исчезновением Салли-Энн Перкс?
Команда Салли-Энн : До тех пор, когда все вернутся из Хогсмида, ещё оставалось время. Может, набраться смелости и прокрасться в кабинет Дамблдора, чтобы поговорить с портретами? Они могли знать куда больше Распределяющей Шляпы. Но когда Гарри приблизился к кабинету директора, то услышал доносящиеся оттуда голоса и звук шагов, и ему пришлось ретироваться. Видимо, Дамблдор был там и беседовал с очередным посетителем. Гарри показалось, что он узнал голос Макгонагал – до странности резкий, будто она чем-то возмущалась. Гарри никак не мог собраться с мыслями. Не мог найти разумного ответа на вопрос, не дающий ему покоя, и уже начал сомневаться, что отрывочные воспоминания о Салли-Энн когда-нибудь сложатся в ясную и цельную картинку. Он укрылся в туалете Плаксы Миртл. Надо сказать, Миртл тоже была отголоском прошлого - почти таким же неуловимым, как Салли-Энн. Он нашёл Миртл зависшей в одной из кабинок. – Пришел поплакать? – с надеждой спросила она. – В туалете для этого самое место, знаешь ли. Гарри покачал головой и присел рядом. – Можешь мне кое в чем помочь, Миртл? Ее призрачная фигура подлетела поближе: – Конечно. Что-то потерял? Гарри вздохнул: – Кажется, да. Я помню девочку, но она будто растворилась в воздухе, потерялась в мире, где нет названий ни для чего. Я теперь даже не знаю, была ли она вообще. – О-о, милый, – Миртл кротко вздохнула. – Ты влюбился в привидение? В ее голосе послышались нотки любопытства, и Гарри поспешил ответить: – Нет, я говорю не о привидении. Я не знаю, кто она. Может быть, воспоминание. Скажи, Миртл, ты ее помнишь? Ее распределили на Хаффлпафф два года назад, а потом она исчезла. Ее звали Салли-Энн. Тень призрачной улыбки мелькнула на печальном лице Миртл: – Салли-Энн… Да, я помню Салли-Энн. Она приходила сюда поговорить со мной. Сердце Гарри чуть не выпрыгнуло из груди. – Правда? Она приходила и говорила с тобой? – его вопросы посыпались, как из мешка: – Как она выглядела? Что она говорила? Она была девочкой или привидением? Что с ней случилось? Миртл склонила голову к плечу и ненадолго задумалась: – Как она выглядела? Несчастной. Поэтому, мне кажется, она и пришла сюда. Если ты привидение и обитаешь в туалете, ты видишь столько слез, сколько тебе и не снилось. Люди стараются прятать свои слезы, а здесь хорошо и спокойно. Сначала она не говорила со мной, просто сидела тут, вся в мрачных мыслях. А потом соизволила меня заметить, и через пару дней мы разговорились. Кстати, ей было наплевать на то, кто я такая, не в пример прочим! Мы просто болтали с ней по-дружески. – Что она говорила? – Голос Гарри опустился до шёпота. Миртл вздохнула. – Ой, она говорила столько всего, больше всякую ерунду. Сначала вообще путалась в словах, будто их позабыла. Потом стала говорить получше. Сперва она не могла понять, почему она здесь, в Хогвартсе. Все повторяла: "Как это возможно?". Она болтала о Сьюзен Боунс, которая с ней подружилась, об одноклассниках, и доброй Спраут. Несколько дней была в полном восторге от того, что она в Хогвартсе. Говорила, что Сьюзен нравится ей куда больше, чем Амариллис. Я понятия не имею, кто такая Амариллис, а ты? Гарри кивнул, не в силах и слова сказать. Если верить Распределяющей Шляпе, Амариллис Зеллер была одной из четырёх девочек, распределённых на Хаффлпафф в 1896-ом. – Тоже, наверное, какая-нибудь подружка, – пожала плечами Миртл. – Сначала она была такой счастливой... Да, я это уже сказала. А потом все изменилось. Она стала такая печальная и все больше плакала здесь. А однажды совсем перестала ко мне приходить. Исчезла. Я не знаю, куда она делась. – Я тоже, – прошептал Гарри. – Ой, Миртл, как ты думаешь – она была настоящей? Была человеком? – Человеком? – переспросила Миртл. – О да, она была человеком. Может, все дело было именно в этом. – Что? – Гарри уставился на мрачное видение рядом с ним. – О чём ты? Миртл покачала головой: – Она была человеком, – тихо ответила она. – Но ей этого не хотелось. *** Рон и Гермиона возвратились из Хогсмида раскрасневшиеся, с карманами, оттопыренными от сладостей и бутылок со сливочным пивом. К Рону, казалось, вернулась его обычная жизнерадостность, и он посмотрел на Гарри с настоящим сочувствием, говоря: – Ну и невезуха, приятель: на целый день застрять здесь. Вот, я принёс шоколадных лягушек и шипучих шмеликов. Гарри с ним согласился, больше обрадовавшись хорошему настроению Рона, чем конфетам. – А ты что тут делал целый день? – пробормотал Рон с полным ртом тараканьих гроздьев. – О, – улыбнулся Гарри, – я немного поболтал с Миртл. Она и вправду начинает мне нравиться. – Все так плохо, а? – сочувственно спросил Рон. Гермиона тоже взглянула на Гарри, и тот понял, что ей не терпится услышать о том, что ему удалось узнать от Миртл. – Вот, – Рон бросил ему ещё одну шоколадную лягушку. – Ты ее заслужил, Гарри. Даже не представляю, о чем ты беседовал с этой Миртл, – он вздрогнул. – Мы говорили о Салли-Энн, – спокойно сказал Гарри. Он отчаянно хотел обсудить Салли-Энн с друзьями. Может быть, Рон выслушает его сейчас, когда Хогсмид с его чудесными магазинами поднял ему настроение? – Кто? А-а…– Рон нахмурился. – Ты все еще думаешь о ней? Это уже странно. Ты же знаешь, что ее не было, правда? Я в курсе, приятель, тебе в жизни выпало столько всего, и, само собой, что… иногда ты видишь всякое. Но если серьёзно, если сам не можешь избавиться от этого пунктика, может, тебе стоит помочь? Мама знает в Мунго одного целителя… Она водила к нему Перси, когда того несколько лет назад заклинило на измерении наших садовых гномов. Может, и тебе стоит к нему сходить… – Рон заметил выражение лица Гермионы и сник. – Ну, я просто стараюсь помочь, – будто оправдываясь, сказал он. Гарри вздохнул и с силой рванул обертку от своей шоколадной лягушки. Карточка вылетела и упала на пол. – Что?.. – Рон зачарованно уставился на карточку, даже веснушки на лице побледнели. Гарри удивился: – Что с тобой, Рон? Все нормально? Рон прошептал: – Тебе… тебе достался правитель Аратты! Гарри поднял карточку. Там и правда был правитель Аратты. – Это самая редкая из карточек от шоколадных лягушек, – проговорил Рон дрожащим голосом. – Ходили слухи о том, что они есть, но никто никогда ни одной не видел. А теперь ты держишь ее в руках! Гарри снова взглянул на карточку, и правитель Аратты безмятежно улыбнулся ему. – Думаю, да. Тебе такую надо? Рон посмотрел на него так, будто Гарри окончательно и бесповоротно спятил. – Надо ли мне? Насколько я помню, все считают, что этой карточки на самом деле даже не существует, что это всего лишь легенда, придуманная с целью продать побольше шоколадных лягушек. И все равно, каждый, кто хоть раз открывал шоколадную лягушку, знает: когда снимаешь фольгу, сердце всякий раз так и выскакивает из груди, потому что ты надеешься, как дурак, – а вдруг именно тебе повезет, вдруг там будет правитель Арраты. Никому так и не повезло, но у всех дыхание перехватывает каждый раз, когда в руки попадает лягушка. Я раньше считал, что обязательно его найду - когда совсем маленький был. Конечно, когда пошёл в школу, то уже понял, что это вряд ли. И все равно – каждый раз разрываешь обёртку, а сердце так и прыгает... Он усмехнулся: – Если бы Дамблдор знал, сколько раз я проклинал его ещё до того, как попал в Хогвартс! Кажется, я ругался каждый раз, когда, развернув лягушку, находил в ней портрет этого чертова директора вместо неуловимого правителя Аратты. Гарри довольно долго смотрел на него. Потом поднялся и молча отдал Рону карточку. – Чего? – голос Рона дрожал. – Можешь ее взять, Рон, – сказал Гарри. – Возьми правителя Аратты, если хочешь. Я больше не собираю карточки от шоколадных лягушек. – Не собираешь… Гарри, я не могу ее взять. Ты хоть представляешь, сколько она стоит? – Нет. Послушай, Рон. Мне правда наплевать на эту карточку. Я хочу, чтобы ты ее взял. Рон недоверчиво уставился на карточку. – Ой… Спасибо, Гарри. А, я не знаю, что и сказать. Секундой позже он добавил: – Гарри? Прости за то, чего я наговорил только что, про ту девчонку. Может, она и правда была… Уж если правитель Аратты существует? Гарри улыбнулся: – Не думай об этом, Рон. – Не могу дождаться, когда Фред и Джордж ее увидят, – Рон, все еще не веря своему счастью, ушел показывать это чудо другим коллекционерам. К тому же, он справедливо подозревал, что Гермиона не собиралась восторгаться правителем Аратты. Когда Рон отошел достаточно далеко, Гермиона вытащила из кармана письмо: – От моих родителей. Только что пришло. Этим утром они были в Сомерсет-Хаус. – И?.. Гермиона покачала головой: – Ничего. В магловских архивах нет никаких данных о рождении Салли-Энн Перкс ни в 1980-ом, ни в 1885-ом. Возможно, Салли-Энн – не настоящее имя. Гарри рассказал ей о разговорах с Монахом, Полной Дамой и Плаксой Миртл. – Я не представляю, что еще можно сделать, – тихо сказал он. – Если Салли-Энн помнила Амариллис, то она и есть та девочка, которую распределили в 1896-ом. Но как такое может быть? Может, у неё был хроноворот? Гермиона нахмурилась: – Не думаю, что это возможно, Гарри. Никто не может путешествовать во времени так далеко. Она должна быть кем-то вроде привидения. – И Монах, и Миртл сказали, что она не привидение, и она точно не была похожа на привидение в тот момент, когда я ее видел. Гермиона побледнела: – А если она какое-нибудь существо, которое похоже на призрак, но при этом не является им? Может, привидения Хогвартса скажут нам больше? *** В полночь Гарри, Гермиона и Добби карабкались по ступенькам Астрономической башни на назначенную встречу с тенями прошлого. Гарри предложил было позвать и Рона за компанию, но Гермиона отказалась. – Он уже сегодня получил свою порцию сверхъестественного, – сухо ответила она. От вида, открывшегося им на вершине башни, у Гарри перехватило дыхание. Около двух дюжин бестелесных созданий парило в звёздной ночи – неясные, странно-пленительные существа. Гарри сразу узнал и Почти Безголового Ника, одетого в фантастический сияющий камзол с ярким гофрированным воротником вокруг шаткой шеи, и Кровавого Барона – гротескную и скорбную фигуру в жемчужно-белом плаще, покрытом темными пятнами. Призрак Серой Дамы завис рядом с Бароном. Его мрачный и ужасный вид еще более оттенял ее бледную, неземную красоту. Гарри узнал и темного аристократа сэра Патрика Делани-Подмора, который только что появился и то и дело снимал голову с бесформенной шеи, вызывая бурю восторгов. Плаксу Миртл было трудно заметить в толпе прочих привидений, но она, увидев Гарри, слабо улыбнулась. Многие из этих волшебных существ, собравшихся на залитой лунным светом крыше, были незнакомы Гарри и Гермионе, но они почти сразу же разглядели в призрачной толпе маленькую, хрупкую фигурку профессора Бинса. Гарри, привыкший думать о профессоре как об обыкновенном учителе, пусть и самом скучном из всех, смотрел теперь на призрак Бинса с внезапным благоговением. Теперь, когда он увидел его силуэт, сияющий в свете звёзд рядом с остальными бестелесными сущностями, то с ужасом понял, что профессор Биннс был не просто воплощением скуки; он принадлежал другому, нечеловеческому миру, области тайн и непознаваемого. Туманная фигура Монаха парила впереди всех. – Добро пожаловать, мои давно оплаканные дамы и господа, – сказал он. – И добро пожаловать нашим друзьям из мира живых. Я созвал Совет Призраков, потому что моему вниманию был представлен важный вопрос, вопрос памяти и забвения. Толпа призраков затрепетала – будто по серебристой воде пробежала рябь. Гарри почувствовал, как рядом дрожит Гермиона, как ее рука скользнула в его ладонь. – Расскажите нам, Гарри Поттер, – сказал Монах, его голос звучал до странности отдалённо, будто из сна, – о том, что вы помните. Мне кажется, что вы единственный кто знает о любопытной пропаже. Гарри глубоко вздохнул. Сам толком не понимая, наяву это происходит или во сне, он рассказал призрачному собранию историю позабытой Салли-Энн. Бледная от волнения Гермиона и Добби, глаза которого стали даже шире, чем обычно, добавляли детали, которые Гарри упустил. Добби выдал добытые на кухне сведения о тарелках и порциях, и профессор Бинс пробормотал: «Ага, факты, вот что нам нужно: сухие, холодные факты». Его голос был похож на шорох пергамента. Гарри улыбнулся и внезапно решил, что призрак профессора Биннса остался в Хогвартсе только потому, что не вынес бы расставания со своими историческими фактами. – Вопрос в том, – сказал Монах, – как маленькая девочка могла исчезнуть столь бесследно. Ее время здесь закончилось слишком быстро, но даже несмотря на это, ее могли бы запомнить. Но воспоминания подправили, и даже магические записи изменили. Похоже, кто-то приложил все усилия, чтобы об этой девочке забыли. Мы обычно не вмешиваемся в дела живых, но это искусственное забвение касается нас всех. Память – это все, что у нас осталось. Как ужасно было бы исчезнуть из воспоминаний. – Он оглянулся на собравшиеся на крыше призрачные фигуры. – Мы не позволим, чтобы она была забыта. Мои давно оплаканные друзья, что вы можете вспомнить о Салли-Энн? Серая Дама заговорила первой: – Мне кажется, я видела ее раз или два, гуляющей с друзьями из Хаффлпаффа. Я бы не обратила на нее внимания, но кое-что разбудило мое любопытство: она была маленькой застенчивой девочкой, и все же именно она вела более смелую Сьюзен и рассказывала ей, как найти дорогу сквозь запутанные коридоры. Она была боязливой малюткой, но ходила по Хогвартсу с такой уверенностью, будто давно все знала про его коридоры и залы. – Вы не помните, видели ли вы ее раньше, госпожа? – голос Гермионы в темноте звучал тихо и испуганно. Серая Дама покачала головой: – Не могу сказать. Так много детей перебывало в замке. А запоминаются только самые необычные. – Боюсь, что она стала жертвой злоумышленника, – голос Кровавого Барона заставил Гарри поёжиться, как от ледяного ветра. – Возможно, её убийца заколдовал воспоминания всех, кто был с ней рядом, чтобы скрыть своё преступление. – Но ведь если кого-то убивают, он становится привидением, – вежливо вставил Почти Безголовый Ник. – Ах, – надтреснутый голос Биннса, раздавшийся из темноты, звучал почти неслышно. – Не все жертвы убийства становятся привидениями, и не все привидения были убиты. Но если она была жертвой двойного преступления, как предположил Барон – исчезновения и ее самой, и памяти о ней – она точно должна была остаться в замке, чтобы привлечь убийцу к ответу. Монах кивнул. – Я думаю, вы правы. Ее не могли убить. Но куда она исчезла? – Я помню, что видел ее в своём классе, – сказал профессор Биннс, поправив призрачные очки. – И однажды она задала вопрос. Это случается сравнительно редко, поэтому я хорошо запомнил. Обычно ученики предпочитают закрыть глаза и молча слушать. Но Салли-Энн Перкс спросила меня. Так, сейчас посмотрим… О чем же она спросила? Что-то из истории Хогвартса, как я помню. Ах, да. Она интересовалась, есть ли души у портретов. Я заверил ее, что нет, что они всего лишь отпечатки людей. Пивз однажды рассказал мне о волшебной карте школы, которую довольно давно создала группа учеников и которая показывает имена всех, кто есть в школе, и их расположение в здании. Кажется, она давно утеряна, и, скорей всего, оно и к лучшему. Представьте только, что будет, если такая карта попадет не в те руки. На ней, как я понимаю, можно видеть всех, у кого есть и имя, и душа. Все люди будут на этой карте, но не привидения, поскольку наши души не полностью здесь. И не портреты, само собой, и животных тоже не увидишь... – У животных нет души? – прошептал Добби. – Даже у Хедвиги, совы мистера Поттера? Профессор Биннс моргнул. – Конечно, у животных есть души, но они не показываются на карте, поскольку их настоящие имена неизвестны. Люди-волшебники, конечно, называют питомцев в соответствии со своими прихотями, но истинные имена животных, данные им их родителями при рождении, людям неведомы. – А как насчет домовых эльфов, сэр? – дрожащим голосом спросил Добби. На призрачном лице профессора Биннса появилось подобие улыбки. – Конечно, у домовых эльфов есть души. И надо сказать, что вы могли бы увидеть сотни домовых эльфов на этой карте Хогвартса. – Что? В Хогвартсе есть домовые эльфы? – прошептала Гермиона. Удивленный Добби повернулся к ней. – Конечно, мисс. Добби рассказывал вам о еде, что готовят на кухне домовые эльфы. – Домовые эльфы готовят еду? Я думала, у кухни есть своя собственная магия. – Гарри заметил, что Гермиона расстроилась. – И, конечно, в школе есть места, которые не показываются на карте, – размышлял профессор Биннс. – Некоторые комнаты могут быть ненаносимыми по разным причинам – например, ужасная Тайная комната. – А как насчёт людей, сэр? – спросил Гарри. – Если комната может быть невидимой на карте, бывают ли «ненаносимыми» люди? – Конечно, мой дорогой мальчик, – тем, кто ему ответил, оказался Монах. – В данный момент вы окружены именно такими людьми. Гарри оглянулся на эфемерные фигуры привидений. – Скажите, – прошептал он. – А могут живые люди быть ненаносимыми? Монах покачал головой: – Нет, даже мантия-невидимка не поможет сделать это. У тебя все ещё будет имя и душа, даже если тебя никто не будет видеть. – Если, конечно, кто-то не украдёт твое имя и душу, – мрачно сказал Кровавый Барон. Гарри почувствовал, как задрожала рука Гермионы в его руке, как Добби придвинулся поближе. На мгновенье Гарри представил себе, как на утерянной карте видны три точки на вершине башни, окружённые пустотой.
Команда Салли-Энн : – О чем задумался, Гарри? Гарри поднял глаза, очнувшись от своих мыслей. Он нашел на территории Хогвартса укромный уголок под ивой, чтобы посидеть и подумать. Листья ивы, которые летом были серебристо-белыми, с наступлением осени приобрели золотистый оттенок, но сейчас большая их часть уже опала. В это время года земля была холодной, но Гарри не обращал на это внимания. Рядом с ним стоял профессор Люпин – волосы с проседью, поношенная, как всегда, одежда. – Ты встревожен из-за Сириуса Блэка? – осторожно спросил он, присаживаясь под дерево рядом с Гарри. – Думаю, все потрясены жестоким нападением на портрет Полной Дамы прошлой ночью. Трудно поверить, что кто-то мог испытывать такую дикую злобу по отношению к картине. Гарри вспомнил яростно, в клочья располосованный ножом холст, который видел прошлой ночью, – и поёжился. Бедная миссис Гриффиндор! – Профессор Люпин, как вы думаете, можно ли ранить портрет? Не просто холст, а того, кто на нем изображен? Я знаю, Полная Дама убежала и спряталась в другой картине, но что если бы она не успела? Она могла пострадать? Люпин на мгновение задумался. – Не знаю, Гарри. Мне кажется, нет. В конце концов, изображение на портрете – это не живой человек, а только воспоминание о том, кого больше нет. Разве можно причинить вред воспоминанию? – Ну, не знаю, – Гарри понизил голос до шепота. – Воспоминания о человеке можно стереть заклятьем забвения, правда ведь? Похоже, его слова удивили Люпина. – Наверное. Но ты же понимаешь, изображение на портрете и воспоминания о человеке – это не сам человек. Воспоминания – это просто отголоски, тени людей, которые жили когда-то. Хотя, конечно, иногда они кажутся очень реальными… – Он улыбнулся. – Знаешь, ты сам – ходячий портрет Джеймса, хотя и от Лили в тебе что-то есть. Так странно было увидеть тебя здесь, ведь под этим деревом любил сидеть твой отец. Ты так на него похож, Гарри. Иногда мне приходится напоминать себе, что ты – не оживший Джеймс. Гарри посмотрел на усталое лицо своего учителя. Странно было осознавать, что серые глаза Люпина видели его отца живым… Интересно, он сидел когда-нибудь здесь, под деревом, вдвоем с Джеймсом, как сейчас сидел с Гарри? – Профессор, – робко сказал Гарри, – я хотел спросить – скажите, а можно оживить человека, который умер? Он услышал, как с губ Люпина сорвался легкий вздох, и почувствовал, что тот аккуратно положил руку ему на плечо. – Нет-нет, я не о родителях, профессор, – торопливо добавил Гарри. – Я не пытаюсь найти способ вернуть их, ничего подобного. Просто… мне попалась одна старая загадка, что-то вроде головоломки. – В книге, наверное? – улыбнулся Люпин. – В детстве мне нравились книги с загадками и тайнами. Расскажи мне, в чем там дело. Гарри на мгновение задумался. – Допустим… допустим, человек исчез, когда ему было одиннадцать лет. Он – или она – просто пропал, исчез бесследно, никто о нем даже не помнит. Потом он объявляется через много-много лет, и ему по-прежнему одиннадцать лет. А через неделю снова пропадает, и о нем снова никто не помнит. Такое может быть? – Хм-м… – Люпин нахмурился, задумавшись над вопросом. – Ты говоришь о человеке? Гарри кивнул: – Да, это человек. Не совсем такой, как другие, но человек. – М-м-м… Сложный вопрос. – Люпин наморщил лоб. – Но почему, когда он исчез, о нем все забыли? До этого его кто-нибудь видел? – Да. – Понятно. Это привидение? – Нет, не привидение. Это живой человек. – Чрезвычайно интересная загадка, Гарри, – улыбнулся Люпин. – Думаю, тут было использовано какое-то заклинание забвения; это объясняет, почему никто не помнит о существовании того человека. Но как он может вернуться через много лет – и при этом не стать старше? Это как-то связано с путешествиями во времени? Или, может быть, он выпил эликсир жизни? Или нашел философский камень? Гарри вспомнил свою встречу с двуликим Квиррелом в подземелье и содрогнулся. – Но как этот человек исчез? И зачем кому-то потребовалось стирать воспоминания о нем? Люпин опять задумался. Затем широко улыбнулся. – А! Мне кажется, я нашел ответ, Гарри. Поначалу тебе удалось меня запутать. Конечно, возраст, который ты назвал, не подходит, но в остальном ответ очевиден. Это загадка про лорда Волдеморта, да? – Про Волдеморта? – с удивлением посмотрел на него Гарри. – Вы думаете, за исчезновением стоит Волдеморт? Люпин покачал головой. – Нет, я не говорил, что Волдеморт стоит за исчезновением. Я хотел сказать, что пропавший и есть Волдеморт. – Пропавший – Волдеморт? – Гарри уставился на учителя, чувствуя, как душу наполняет ужас: «Нет, это невозможно!» – Ну, либо сам Волдеморт, либо кто-то вроде него. Думаю, суть загадки в том, что этот этот человек пытался стать бессмертным – поэтому он и появился снова много лет спустя. Но его действия несли зло и противоречили законам природы, поэтому, когда его планы были нарушены, кто-то другой решил стереть всю память о произошедшем. В конце концов, Гарри, если бы Волдеморту удалось стать бессмертным с помощью философского камня и ты сумел бы победить его, разве тебе не захотелось бы стереть все воспоминания о нем и его делах? Просто на всякий случай, чтобы никто не захотел пойти по его стопам? – Наверное, захотел бы, – у Гарри настолько пересохло горло, что слова дались ему с трудом. «Но Салли-Энн – не Волдеморт, она просто ребенок, – отчаянно подумал он, – просто маленькая девочка. Не могла же она стать таким же чудовищем, как Волдеморт? Неужели она получила бессмертие и превратилась в нечто, настолько злобное и темное, что какая-то добрая душа решила избавить мир от всех воспоминаний о ней? Нет. Нет, Распределяющая Шляпа сказала, что ничего темного в ней не было». Гарри с облегчением вспомнил, как Шляпа уверенно утверждала, что Салли-Энн – обычная маленькая девочка. Но мрачный голос в его сознании не преминул шепнуть: «Так ведь и Том Риддл когда-то был обычным маленьким мальчиком». Гарри прогнал из головы странные мысли и вместе с Люпином отправился в Большой зал пить чай. Уже войдя в зал и направляясь к своему столу, Люпин тепло улыбнулся ему: «Увидимся, Джеймс». Он не заметил, что назвал Гарри именем его отца, а Гарри не стал ему об этом говорить. * * * Гарри стоял у окна, глядя на заснеженный пейзаж. Знакомые статуи и кусты под толстым слоем снега выглядели совсем иначе. Вот это – это ангел или горгулья? Он вдруг поймал себя на мысли, что уже почти забыл. Как же сложно запомнить что-то в точности; забвение стирает наши воспоминания, сглаживает детали, пока не останутся лишь самые общие очертания… Сжимая в руке пергамент, он ждал Гермиону. Карта! Легендарная волшебная карта Хогвартса действительно существовала – и сейчас была у него! Прежде она успела побывать в других руках, причем самых неподходящих – в веснушчатых руках Фреда и Джорджа. Кто знает, какие трюки они проворачивали с помощью этой необыкновенной карты, позволявшей им следить за передвижениями всех учителей и учеников в Хогвартсе! При мысли об этом Гарри слегка улыбнулся. Конечно, Фред и Джордж знали, когда горизонт был чист, а когда их подстерегала опасность. Если на карте можно увидеть, где находятся все взрослые, то, соответственно, видны и места, где их нет и где можно безнаказанно вытворять что угодно. Но близнецы пожалели Гарри, который, будто узник Хогвартса, был вынужден оставаться в замке по выходным, когда другие ученики ходили в Хогсмид. Видимо, они решили, что он нуждается в свободе больше, чем они – в том, чтобы переворачивать все вверх дном, – и сделали ему этот поистине щедрый подарок. Теперь Гарри мог проникать в Хогсмид через один из тайных тоннелей, обозначенных на карте, и благодаря этому узнал правду о своем крестном – Сириусе Блэке, друге Джеймса, предавшем его… Он поёжился. Гарри уже провел немало времени, наблюдая за движущимися точками на карте. Их было так много, и разобраться в них было так трудно! Там, где собиралось большое количество людей, точки превращались в сплошное облако, надписи с именами накладывались друг на друга, так что буквы сливались, образуя неразборчивую мешанину. Следить за одиночными точками было проще. Сейчас он видел Гермиону, которая поднималась в гостиную и на мгновение задержалась посреди лестницы. Гарри нахмурился. Почему она вдруг остановилась? А, конечно – портрет! Она разговаривала с сэром Кадоганом, который, как настоящий рыцарь, сменил на посту Полную Даму, чтобы та могла отдохнуть и прийти в себя. Но если смотреть на карту, казалось, что Гермиона стоит в одиночестве. А где Рон? Гарри рассматривал карту, пока не нашел точку, обозначавшую Рона, на улице, вместе с большой группой мальчишек. Точки двигались туда-сюда – может, играли в мяч? Какой-то Питер с неразборчивой фамилией, похоже, решил во что бы то ни стало не дать Рону завладеть мячом и неотступно следовал за ним по пятам. Гермиона зашла в гостиную и бросила школьную сумку на пол. Громкий стук, который раздался при этом, заставил Гарри заподозрить, что в сумке, как обычно, не меньше двух дюжин учебников. Он посмотрел на карту: теперь в гостиной отображалось два человека. – Добби? – позвал он, при этом внимательно следя за точками на кухне. Их было так много, что прочесть имена рядом с ними было совершенно невозможно. Одна из точек вспыхнула на миг и исчезла, а в гостиной, бок о бок с обозначением его самого, появилась новая. – Гарри Поттер звал? – Рядом с ним стоял Добби, все еще держа в руках нож для чистки картошки, с которого свешивалась изящно закрученная полоска картофельной кожуры. Наверное, он как раз готовил обед. Гермиона осторожно вынула нож из его руки и положила на стол. Втроем они склонились над картой, наблюдая за тем, как по ней скользят точки. Точки складывались в красивые, сложные узоры на пожелтевшем пергаменте, и Гарри вдруг показалось, что он смотрит на какую-то абстрактную картину. «Каждая точка – это часть узора», – подумал он, но тут же осознал, что сами эти узоры все время менялись, ускользали и были не более чем иллюзией. Вот Люпин под деревом, вот Дамблдор в своем кабинете. Пивз находился в комнате мистера Филча – возможно, тот распекал его за какую-то недавнюю проделку. Но точка, обозначавшая Пивза, всё время двигалась – видимо, слушал он не особенно внимательно. Стоп, а почему он отображается на карте? – Смотрите! – Гарри показал точку, обозначавшую Пивза, Добби и Гермионе. – Это Пивз! Но я думал, что привидений карта не показывает… – Не показывает, – задумчиво сказала Гермиона. – Посмотри сюда. Когда я шла по лестнице, я видела Почти Безголового Ника, но на карте его нет. И других привидений нет. Вон, в туалете не видно Плаксы Миртл. Но Пивз – другое дело; он ведь не привидение, а полтергейст. Не отражение человека, который когда-то жил, а совсем другое существо, дикий стихийный дух, который всюду сеет хаос. О, смотри – кажется, он напал на мистера Филча… Они в молчании наблюдали за тем, как точка с именем Пивза прыгнула на точку мистера Филча, а потом унеслась в направлении Астрономической башни. Точка, обозначавшая Филча, пару мгновений оставалась в неподвижности, а затем медленно направилась к кабинету Макгонагалл – видимо, чтобы рассказать об инциденте. Гарри постарался всмотреться не в отдельные точки, а в более крупные элементы карты. На ней был изображён Хогвартс со всеми его помещениями, хорошо знакомыми Гарри; но кое-что на карте отсутствовало. Он указал на пергамент. – Здесь должна быть Тайная комната, но ее на карте нет, потому что на ней заклятье ненаносимости. Мне кажется, в Хогвартсе могут быть и другие ненаносимые помещения… Внезапно его осенило. – Как вы думаете – а что, если Салли-Энн… здесь? В Тайной комнате? – при мысли об этом у него похолодело в груди. Но Гермиона покачала головой. – После того, что случилось в прошлом году, комнату тщательно проверили. Мне об этом говорила Макгонагалл. Что, если бы василиск отложил яйцо, например? И там ничего не было, Гарри, кроме мертвого чудовища. – А как они смогли туда попасть? Я думал, что кроме меня никто в школе не говорит на серпентарго. Как они открыли комнату? Гермиона пожала плечами. – Как я поняла, ты оставил ее полуоткрытой. – Она указала на совятню. – Смотри сюда. Совы на карте не отображаются, так ведь? Поэтому с ее помощью нельзя найти потерявшееся домашнее животное… Привидения говорили нам, что у животных есть душа, но на карте их нет, потому что их настоящие имена неизвестны, они тоже ненаносимы. Смотри, и Фоукса в кабинете Дамблдора не видно. – Интересно, откуда карта знает, кого как зовут, – задумчиво сказал Гарри. – Имена обладают магией, – ответила Гермиона. – Между существом и его именем есть магическая связь. Принцип тот же самый, что у заклинаний. Например… Она нашарила в кармане свою палочку и грациозно взмахнула ею в воздухе: – Папилио! Из палочки вылетела изящная сиреневая бабочка с тонкими, почти просвечивающими крыльями. Несколько мгновений она порхала по комнате, затем присела на спинку одного из стульев. Там она оставалась пару секунд, пока не начала бледнеть и не растаяла в воздухе. – Заклинания необходимы для того, чтобы творить магию, – тихо сказала Гермиона, – потому что между словами и реальностью есть магическая связь. Я могу сказать «Папилио» и создать подобие бабочки, но не могу сказать то же слово и создать птицу. Даже при невербальной магии нужно мысленно произносить заклинание. Имена – это и есть магия. – Может быть, именно поэтому, – прошептал Добби, – волшебники позволяют домовым эльфам иметь только одно имя, а не два. Гермиона выдохнула и зачарованно уставилась на точки, собравшиеся в кухне. В этом хаосе было почти невозможно разобрать отдельные имена, но видно было, что накладывающиеся друг на друга надписи короче, чем в других местах на карте. У Гарри создалось ощущение, что Гермиона скоро постарается, чтобы домовые эльфы узнали о своем праве иметь фамилию. Но какими будут их фамилии? Фамилии их хозяев? В этом было что-то неправильное. Может быть, они все поставят после имен Икс, как бы показывая, что были лишены фамилий насильственно. Как Малкольм Икс.* Добби Икс... Гарри эта идея понравилась. – По крайней мере, домовые эльфы отображаются на карте, – жизнерадостно сказал Добби. – А животные, привидения и портреты – нет. – И Распределяющая Шляпа не отображается, – добавила Гермиона, рассматривая кабинет Дамблдора. – Не думаю, что у нее на самом деле есть душа; это просто магический объект, в который заключена частица мудрости четырех основателей и их замыслы. Гарри на мгновение замер, задумавшись. Потом спросил: – Интересно, что произойдет, если кто-то поменяет имя? Когда Том Риддл стал Волдемортом, поменялось ли имя рядом с точкой? А если бы он сейчас появился в замке, что было бы написано на карте – «Том Риддл» или «Волдеморт»? – Я думаю… – голос Гермионы дрогнул, – это зависит от того, изменилась ли его душа так же, как изменилось имя. Она не отрывала взгляда от карты. – О, вот опять Рон. Нет, серьезно – он что, влюбился в этого Питера? Они совершенно неразлучны. Как его фамилия? Петри… Нет, не могу прочитать. Поразительно, сколько всего можно узнать, глядя на эту карту. – Она потеребила золотую цепочку на шее. – Если бы только можно было увидеть изображение на карте в тот день, когда нас распределяли… – Попробуй, – нетерпеливо сказал Гарри. На лице Гермионы было написано сомнение. Она достала золотой хроноворот, сняла его с шеи и поднесла к карте. Затем медленно перевела его механизм немного назад. На карте ничего не изменилось. – Добби думает, что получится лучше, если хроноворот будет касаться карты, мисс. Гермиона посмотрела на маленького домового эльфа. – Хорошая мысль, Добби, – шепнула она. – Может быть, вы вдвоем подержите карту, пока я буду крутить… Гарри и Добби растянули карту горизонтально. Гермиона поднесла хроноворот к ее оборотной стороне, прижав его к пергаменту, и начала поворачивать механизм. – Как мы поймем, который час? – с недоумением спросил Гарри. – Я имею в виду – на карте? – Смотри внимательно, – спокойно ответила Гермиона. – Короткие промежутки времени, когда точки не двигаются, – это ночи. А теперь – гляди! – замок почти пуст, все студенты пропали. Это, наверное, прошлое лето, когда все разъехались по домам. Теперь мы вернулись к нашему второму году в Хогвартсе; вот мистер и миссис Уизли обнимают Джинни после того, что ей пришлось пережить в Тайной комнате. Смотри, твоя точка пропала с карты – ты в Тайной комнате. А вот вы с Роном разговариваете с Малфоем в слизеринской гостиной. Хорошо, что у него не было этой карты, а то он бы сразу понял, что вы не Крэбб с Гойлом! А вот я – в туалете для девочек… Гарри уставился на точку, обозначавшую Гермиону. Он вспомнил, в какой ужас она пришла, частично превратившись в кошку после оборотного зелья. Но карту это не обмануло – ее точка по-прежнему была снабжена четкой подписью: «Гермиона Грейнджер». – О, смотри, вот Добби, а вот Колин Криви ходит за тобой по пятам, Гарри. А это, наверное, Рождество – в замке гораздо меньше народу… А это Хэллоуин, гляди, вот мы в подземельях – на Смертенинах… Гарри посмотрел на подземелья. Он помнил Смертенины Почти Безголового Ника, на которые собралось множество привидений, однако на карте никого из участников вечеринки не было, только их собственные три точки, которые, казалось, бесцельно бродили по комнате. – О боже! – пораженно сказала Гермиона. – Ну и досталось вам с Роном от Дракучей Ивы! Гарри увидел, как две точки, обозначенные «Гарри Поттер» и «Рональд Уизли», необъяснимым образом мечутся туда-сюда совсем рядом с замком. На карте Дракучей Ивы, конечно, не было – как и летающего автомобиля. – Снова лето, – тихо сказала Гермиона. – Ой. Посмотри на Макгонагалл – она столько времени проводит летом в библиотеке! А вот и наш первый год в Хогвартсе. – Она испуганно ахнула, и голос ее дрогнул: – Посмотри на Квиррела… Возле его точки странная приписка… Гарри увидел, что к имени Квиррела добавлено еще одно, написанное миниатюрными буквами над первым, так близко, что буквы соприкасались: «Волдеморт». – Ты был прав, Гарри, – прошептала Гермиона. – Наверное, Том Риддл действительно настолько изменился, что сама его душа стала другой. Карта называет его «Сам-знаешь-кто»… – Ничего подобного, – сказал Гарри с легким раздражением. – Карта не боится называть его по имени. Но Гермиона продолжала, не обратив внимания на его слова: – О, а вот ты разговариваешь с Дамблдором, Гарри. Это, должно быть, Рождество; в замке почти никого нет. А сейчас твоя точка выглядит слегка размытой – наверное, это когда ты носишь мантию-невидимку. А вот и Хэллоуин, отсюда давай смотреть помедленнее, чтобы не оказаться слишком далеко в прошлом и не пропустить церемонию распределения. Вот я в туалете… У тролля есть имя? Ну и ну… – Они неотрывно наблюдали за картой, где точки, обозначавшие Гарри и Рона, нападали на точку, возле которой было написано «Тривальди». – А вот мы идем к Хагриду на чай, – взволнованно проговорила Гермиона. – Сейчас смотрим внимательнее – это следующий день после распределения. Это предыдущая ночь, а вот приветственный ужин. Вот мы сидим за факультетскими столами. Не вижу за столом Хаффлпаффа Салли-Энн, а ты? Вижу Сьюзен Боунс и Ханну Эббот – почему она не с ними? О, вот распределение. Смотри, тебя распределяют, Гарри! Твоя точка единственная стоит впереди. А теперь… почему ничего не происходит? Не помню, чтобы на распределении были паузы. Вот распределяют Парвати Патил, а вот – Падму… – голос Гермионы звучал все тише и в конце концов умолк. Втроем они смотрели на карту, на множество точек и имен. Среди них не было точки, подписанной именем Салли-Энн Перкс, только небольшое пустое пространство за столом Хаффлпаффа между Сьюзен Боунс и Ханной Эббот – там, где должна была сидеть пропавшая девочка. ______________________________________________________________________________ * Малкольм Икс (19 мая 1925 – 21 февраля 1965) – американский борец за права чернокожих; сменил «рабскую» (т.е. полученную предками от белых хозяев) фамилию на «Икс». Прим. пер.
Команда Салли-Энн : – Я ничего не понимаю, – произнесла Гермиона дрожащим голосом. – Здесь нет Салли-Энн – только место, где она должна была быть. А ведь все люди должны отображаться на карте. – Значит, она не человек, – прошептал Гарри. – Хотя Распределяющая Шляпа сказала, что человек… Как она может одновременно и быть человеком, и не быть им? – Может быть, она человек, но на ней заклятье ненаносимости, Гарри Поттер, сэр, – предположил Добби. Он смотрел на магическую карту своими огромными глазами – так, будто верил, что если присмотрится пристальнее, то сможет каким-то образом обнаружить невидимую Салли-Энн. Гермиона снова начала накручивать прядь волос на палец. – Мы знаем, что есть три вида ненаносимых существ: привидения, животные и портреты. Привидения видели ее и сказали, что она не из них. Значит, остаются только животные и портреты. – Если только мы ничего не упустили, мисс. Гермиона задумчиво перевела взгляд на маленького домового эльфа, завернутого в полотенце. И кивнула: – Да, если мы ничего не упустили. Гермиона убрала хроноворот от карты, и Гарри вновь увидел, как там, где несколько мгновений назад они наблюдали за прошлым Хогвартса, разворачивается его настоящее. По коридору на третьем этаже пробирался Филч, но его верной миссис Норрис видно не было. Он представил себе, как за точкой, обозначающей Филча, следует невидимая точка, обозначающая его компаньонку. Может быть, и Салли-Энн по-прежнему была в Хогвартсе – просто ее точка была невидима, как точка миссис Норрис? – Может быть, она анимаг, как профессор Макгонагалл? – медленно проговорил он. – Возможно, карта просто не видит ее, когда она превращается в животное. – Тут он покачал головой. – Нет, это какая-то ерунда. Макгонагалл отображается на карте, когда она человек, так ведь? Мы видели ее на карте раньше. Может быть, карта показывает ее даже тогда, когда она кошка, раз на самом деле она человек. Но Салли-Энн на распределении была человеком – а на карте ее все равно не было. – Тогда портрет, – шепнула Гермиона. – Может, Салли-Энн – портрет, который оживили с помощью какого-нибудь необыкновенного волшебства. На мгновение Гарри представилась внушительная фигура Полной Дамы, спускающаяся по лестнице в гриффиндорской башне, чтобы смешаться с живыми людьми. При мысли об этом он слегка поёжился. Если уж оживлять хогвартские портреты, он бы предпочел, чтобы ожили веселые, постоянно пьяные монахи с их неиссякаемым бочонком вина. Он подозревал, что эти неунывающие францисканцы могли бы даже Фреду и Джорджу рассказать кое-что новенькое о том, как развлекать народ. Но – оживить портрет? Гарри с сомнением покачал головой. – Какое нужно волшебство, чтобы человек с портрета ожил? – начал вслух размышлять он. – Портрет – это просто воспоминание, отпечаток, у которого нет души. Гермиона задумалась на несколько мгновений. – Существа, не имеющие души, не отображаются на карте – и Салли-Энн на карте не было. Так что, может быть, Салли-Энн и есть портрет, оживленный кем-то, кто ее любил… Нет, Распределяющая Шляпа сказала, что она человек, живая девочка, так ведь? – Гермиона закрутила прядь волос в такой сложный узел, что Гарри засомневался, сможет ли она его распутать. – Гарри Поттер, сэр! – Добби потянул его за рукав. – Добби думает, что нам нужно перевести карту еще дальше в прошлое, сэр, и посмотреть, будет ли на ней отображаться другая девочка с Хаффлпаффа. Гарри посмотрел на него с одобрением и быстро кивнул. – Хорошая мысль, Добби. Давай попробуем. Они с Добби снова развернули карту и держали ее за края, чтобы Гермиона могла прижать к ней снизу хроноворот. В этот раз она перевела механизм еще дальше назад, и крошечные точки на карте стали двигаться с головокружительной скоростью. Гарри пытался отсчитывать годы в уме, но скоро перестал ориентироваться в молниеносно сменяющих друг друга картинах. Гермиона тоже, похоже, была в замешательстве, но Добби тихонько отсчитывал года, в то время как маленькие точки на карте закручивались в водовороты. Гарри был поражен тем, как домовой эльф ухитрялся следить за скользящими точками; может быть, думал он, Добби научился быть таким внимательным за те долгие годы, что служил семье Малфоев и был вынужден справляться с неиссякаемым потоком их требований. 1989 год. Вот Фреда и Джорджа распределяют в Гриффиндор – вместе с Ли Джорданом и Анжелиной Джонсон. Вот Билл Уизли, а вот – Чарли… Как, интересно, Чарли удавалось так много бывать на квиддичном поле – и при этом не завалить все предметы? Вот Перси, проводящий невероятное количество времени в мужском туалете; Гарри стало интересно, что Перси там делал – плакал или прихорашивался. Он решил, что, наверное, второе. 1987, 1985, 1983… Теперь на карте было гораздо больше незнакомых имен. Неужели Чарли действительно играл в квиддич один на один с Гвеног Джонс? 1981, 1979, 1977… Гарри, как завороженный, уставился на крошечные точки, которые были подписаны такими знакомыми именами: Джеймс Поттер, Лили Эванс, Сириус Блэк, Северус Снейп; их окружало море других, незнакомых имен. Он с улыбкой отметил, что точка, обозначавшая Люпина, часто оказывалась рядом с точкой, обозначавшей его отца. Тут был и Сириус – предатель, и Питер Петтигрю, которому предстояло стать его жертвой. Гарри поёжился. Но почему точка, обозначавшая Снейпа, следовала за точкой, обозначавшей маму? Ее это, наверное, ужасно раздражало. Может быть, он умолял ее дать списать домашнюю работу по зельеварению… Гарри улыбнулся этой мысли про себя. Он протянул руку и коснулся пальцем точки Лили Эванс. Если бы только можно было каким-то образом превратить эту маленькую точку в настоящую маму! Он задался вопросом, существует ли заклинание такой силы. «Если бы я смог перенести моих маму и папу с этой карты в реальный мир, – внезапно подумал Гарри, – интересно, что произошло бы с их точками? Может быть, они бы исчезли, оставив вместо себя пустое место… Совсем как точка, обозначавшая Салли-Энн…» 1975… Что случилось с картой? Похоже, движение на ней замерло; все точки внезапно остановились. Затем они медленно начали исчезать с пергамента, пока он не опустел полностью. – Что случилось? – Гарри уставился на чистый лист. – Думаю, мы дошли до начала, – спокойно ответила Гермиона. – Наверное, это момент, когда карта была сделана. Видимо, она не может показать то, что происходило до ее создания. – Тогда, получается, мы не сможем посмотреть, что произошло в 1896 году*, – разочарованно сказал Гарри. – По карте – нет, не сможем, – тихо проговорила Гермиона. – Но магические архивы школы охватывают гораздо больший период времени, так ведь? Думаю, нам нужно сегодня вечером навестить кабинет Макгонагалл. У нас есть копии архивных записей, которые достал Добби, но нам нужны оригиналы. Надеюсь, хроноворот поможет нам посмотреть их более ранние версии. – Она сокрушенно покачала головой. – Забавно, правда? Я потратила кучу времени, читая теорию магии и пытаясь найти способ, как связать хроноворот с другим магическим артефактом. Мне даже в голову не приходило, что достаточно коснуться одним объектом другого. Это так просто – поэтому я и не думала об этом, пока Добби не предложил. «Люди не понимают того, что слишком просто, – Гарри внезапно вспомнил, что говорила о паролях Сьюзен Боунс. – Может быть, – подумал он про себя, – правда о Салли-Энн тоже настолько проста, что мы не можем ее разглядеть». * * * Направляясь в Большой зал на чай, Гарри и Гермиона встретили на лестнице полосатую кошку. – Добрый день, профессор, – хором поприветствовали они ее, и кошка будто замерцала на мгновение, а затем приняла знакомый облик профессора Макгонагалл. – Ученики постарше всегда меня узнают, да? – печально покачала она головой. – Ну что ж, по крайней мере, я могу поймать одного-двух первокурсников, нарушающих правила перед моим носом, когда я в кошачьем облике. – Она поправила очки, которые были так похожи на отметины вокруг кошачьих глаз. – Профессор, а каково это? – повинуясь внезапному импульсу, спросил Гарри. – Я хочу сказать, каково это – быть кошкой? – Каково быть кошкой? – Профессор Макгонагалл посмотрела на него задумчиво. – Прекрасный вопрос, Гарри, – странно, что студенты задают его так редко. Может быть, дело в том, что кошки для всех настолько привычны – и никто не отдает себе отчета в том, насколько они на самом деле отличаются от людей. – Она улыбнулась, и в ее глазах появилось отсутствующее выражение. – Я впервые превратилась в кошку, когда была маленькой девочкой. Это был самый удивительный и пугающий опыт в моей жизни. Это так… непохоже на все, что происходит с нами в обычной жизни. Меняется не просто твой внешний облик – чтобы изменить внешность, достаточно оборотного зелья, как вы, вероятно, уже знаете. – Ее глаза блеснули, и Гарри заподозрил, что, возможно, для Макгонагалл не остались тайной их эксперименты с оборотным зельем в прошлом году. Он почувствовал, что краснеет. – Быть кошкой, – тихо продолжала Макгонагалл, – это значит не просто выглядеть как кошка, но и обладать разумом и чувствами кошки. Когда я впервые начала превращаться, я думала, что сойду с ума от невероятного наплыва запахов, потрясающе чистых звуков, непереносимой яркости солнечного света… Но постепенно я начала привыкать – и поняла, что, пока не стала кошкой, никогда не воспринимала мир во всей его полноте. Люди не замечают ничего; нас, людей, окружают удивительные запахи и звуки, которых мы не слышим и не ощущаем, потому что наши органы чувств недостаточно чувствительны, а наш разум – слишком инертен. Мы привыкли думать, что люди и кошки живут в одном и том же мире, и очень немногие осознают, что на самом деле наши миры совершенно разные. Кошки действительно чувствуют окружающее, в то время как люди – понимаете, люди просто ковыляют вслепую, ничего вокруг не замечая. – А вам никогда не хотелось остаться кошкой, профессор? – застенчиво спросила Гермиона. Макгонагалл улыбнулась. – Не буду отрицать, иногда подобная мысль приходила мне в голову, мисс Грейнджер, – в особенности в те моменты, когда передо мной лежит стопка особенно бестолковых работ по трансфигурации. Но если я останусь в облике кошки слишком надолго, я потеряю желание вновь превратиться в человека, и тогда кто будет присматривать за Гриффиндором? Кто-то же должен о вас заботиться. – Вы ведь не допустили бы, чтобы о ком-то из учеников-гриффиндорцев забыли, как о Салли-Энн – да, профессор? – прошептал Гарри. Интересно, ему показалось, или Макгонагалл действительно поколебалась мгновение перед тем, как ответить? – Насколько это в моих силах, я не допущу, что в Хогвартсе забыли о ком бы то ни было. Даже о том совершенно не подходившем мне молодом человеке, с которым я трижды неудачно сходила на свидания в 1942 году – хотя я старалась забыть подробности. Гермиона засмеялась, но Гарри с любопытством спросил: – А как его звали, профессор? – Гарри! – Гермиона быстро пнула его в лодыжку. – Это нас совершенно не касается, ты что, не понимаешь? Но Макгонагалл, похоже, вопрос не задел; она лишь посмотрела на Гарри долгим, оценивающим взглядом перед тем, как ответить: – Возможно, мисс Грейнджер, иногда лучше задать слишком много вопросов, чем слишком мало. Я готова назвать вам его имя, мистер Поттер. И это имя будет вам знакомо. – Гарри показалось, что он услышал, как ее голос слегка дрожит. – Его звали Том Риддл. – Волдеморт? – Тогда он еще не был Тем-кого-нельзя-называть. Он был просто школьником – притом весьма обаятельным. Но поверьте мне, мистер Поттер, было время, когда мне хотелось стереть все воспоминания о тех трех походах в Хогсмид. – Но вы этого не сделали. Макгонагалл вздохнула. – Нет, не сделала. Видите ли, я убеждена в том, что даже такие постыдные воспоминания стирать нельзя. Если мы позволяем себе и другим забыть наши прошлые ошибки, мы рискуем повторить их в будущем. Мне хочется надеяться, что теперь, когда я знаю, как легко поддаться обаянию зла, я лучше подготовлена к тому, чтобы отстаивать добро, – ее голос затих. Несколько мгновений она стояла на месте, погруженная в свои мысли. Затем решительно сказала: – А теперь бегите пить чай, хорошо? Думаю, директор уже в Большом зале. Директор уже в Большом зале? Гарри и Гермиона обменялись быстрыми взглядами и, не говоря друг другу ни слова, в полном согласии двинулись в сторону его кабинета. В просторной круглой комнате не было никого, кроме Фоукса, который в этот день выглядел совсем уж неприглядно и, похоже, дышал на ладан, подремывающей Распределяющей Шляпы и ряда серьезных портретов на стене. Несколько мгновений они стояли и рассматривали портреты в полном молчании. Некоторые из имен, выгравированных на рамах, были Гарри знакомы. Армандо Диппет – хрупкий маленький человечек с лысиной, – был директором школы до Дамблдора. Финеас Нигеллус Блэк, высокомерного вида волшебник с остроконечной бородкой, явно состоял в родстве со сбежавшим Пожирателем смерти Сириусом Блэком. А нервный Квентин Тримбл, кажется, был автором одного из учебников, которым они пользовались на первом курсе. Да, точно, «Темные силы: пособие по самозащите». Гарри посмотрел на профессора Тримбла с сомнением: у того был несколько испуганный вид, будто он ожидал атаки Темных сил с минуты на минуту. Гарри также узнал Филлиду Спору – красивую ведьму в зеленых одеждах, автора учебника гербологии для первого курса. – Добрый день, дети, – доброжелательно поприветствовал их один из портретов. На нем была изображена жизнерадостная ведьма в старомодном платье. Гарри бросил взгляд на раму и разглядел на ней имя – «Дайлис Дервент». – Добрый день, профессор Дервент, – робко сказал он. – Меня зовут Гарри Поттер, а это моя подруга Гермиона Грейнджер. – О, тебя я знаю, – улыбнулась ведьма с портрета. – Знаменитый Гарри Поттер! Разумеется, мы слышали, как ты разговаривал с Распределяющей Шляпой пару дней назад. Мы все это время обсуждали твою загадку – правда, Эверард? – Истинная правда, – ответил с другого портрета красивый мужчина, одетый в белую рубашку с необычайным количеством рюшечек. – Чрезвычайно интересная загадка, мистер Поттер, чрезвычайно интересная. – Здесь, понимаете ли, совершенно нечем заняться, – прозвучал презрительный голос Финеаса Нигеллуса Блэка. – Несколько утомительно проводить дни, наблюдая за тем, как Дамблдор работает над своей неоконченной энциклопедией гоблинского юмора. – Удалось ли вам подобраться ближе к разгадке исчезновения девочки? – с интересом спросила Филлида Спора. – Мы все обеспокоены пропажей, но я – в особенности, ведь она училась на моем факультете. – Простите, профессор Спора, – сказала Гермиона, поднимая взгляд на портрет бывшей директрисы, – но исчезло две девочки: Салли-Энн Перкс и еще одна, неизвестная ученица Хаффлпаффа, которая пропала в 1896-м году. В ответ Филлида Спора улыбнулась. – Об этом мы знаем, дорогая, но только одно из этих исчезновений представляет собой загадку. Может, Распределяющая Шляпа и не помнит, как звали первую девочку, но я-то прекрасно помню. Гарри уставился на нее в изумлении. – Вы помните, как ее звали? – Ну конечно. Видишь ли, портрету память изменить нельзя – разве что уничтожить сам портрет. Мы и есть воспоминания, юноша, и помним все, что знали люди, с которых нас писали, в точности, ни на йоту больше и ни на йоту меньше. Дама, чьим изображением я являюсь, – профессор Спора – была директором Хогвартса в 1896 году, и я помню все, что она когда-либо знала об учениках, которые учились в то время. Сердце Гарри забилось в груди с удвоенной силой. – Так кто же она была – пятая девочка, которую распределили в Хаффлпафф в 1896-м году? Вы можете назвать ее имя? – Конечно, могу, – спокойно ответила профессор Спора. – Но в ее исчезновении ничего загадочного нет. Дело в том, что бедняжка была немного не в себе. Она родилась в семье волшебников с древней историей, и родные мечтали, что она будет учиться в Хогвартсе. Но скоро стало понятно, что состояние ее рассудка оставляет желать лучшего и она совсем не контролирует свою магию. Она устраивала один несчастный случай за другим – нечаянно, бедняжка, – и семья решила забрать ее из школы после того, как она проучилась лишь неделю. Позднее один из ее родственников стер ее имя из архивов школы, чтобы скрыть то, что, как он считал, бросало тень на их семью. – Как ее звали? – прошептал Гарри. Голос его не слушался. – Ее звали Ариана. Ариана Дамблдор. – Сестра профессора Дамблдора? – сказала Гермиона почти беззвучно. Профессор Спора кивнула. – Да, его сестра. Бедная девочка. Она умерла через несколько лет. Профессор Дамблдор так и не оправился полностью от ее смерти. Мне кажется, что даже сейчас, через столько лет, он не может ее забыть. – О. – Гарри замер на месте, пытаясь осознать услышанное. Он почувствовал, как Гермиона осторожно взяла его за руку, и сжал ее ладонь с благодарностью. – Но если она… умерла, как он смог оживить ее? – Оживить ее? Не болтай глупостей, мальчик, – с насмешкой произнес портрет профессора Блэка. – Она мертва. – Но, сэр, у нас есть причины думать, что две девочки, которые пропали с интервалом в девяносто пять лет, были одним и тем же человеком, – сказала Гермиона. Финеас Нигеллус Блэк фыркнул, но она продолжала: – Профессор Спора, скажите, пожалуйста, как выглядела Ариана Дамблдор? – Ариана? – профессор Спора на мгновение задумалась. – Бледная, застенчивая маленькая девочка, светловолосая, с веснушками. Глаза у нее были голубыми, как у брата. Гарри взял кусок пергамента и перо со стола профессора Дамблдора. – Такая? – Рисовать Гарри никогда толком не умел, но ему удалось набросать сносный портрет Салли-Энн, и он протянул его профессору Споре. При виде рисунка ее глаза расширились, и она лишь кивнула, не проронив ни слова. – Дети, вы предполагаете, что Салли-Энн Перкс и Ариана Дамблдор – это одно и то же лицо? – Мужчина, которого называли Эверардом, похоже, был в замешательстве. – Не понимаю, как это возможно. Как сказал Финеас, Ариана умерла, и с тех пор прошло уже девяносто лет. Как она может быть ученицей Хаффлпаффа, которая пропала два года назад? Это просто невозможно. – За этой загадкой стоят какие-то темные силы, запомните мои слова, – прошептал портрет Квентина Тримбла. Он бросил быстрый взгляд себе за спину, будто подозревая, что темные силы прячутся где-то там, на его же собственном холсте. – Ох, Квентин, не говори ерунды, – оборвала его Дайлис Дервент. – Темные силы, как же. Может, вспомним наконец о здравом смысле? Ариана Дамблдор мертва. Я лично была на ее похоронах. Прекрасно их помню – очень печальная была история. И поскольку никакая магия в мире не может оживить покойника, Салли-Энн и Ариана просто не могут быть одним и тем же человеком. – А если она – портрет, как вы? – нерешительно спросил Гарри. – Если после ее смерти с нее был написан портрет, можно ли его оживить? Могла ли она сойти с портрета, чтобы снова пойти учиться в Хогвартс? Профессор Дервент посмотрела на него с сожалением. – Дорогое дитя, если бы можно было оживить портрет – думаешь, наши близкие не вернули бы нас к жизни? – Ваши близкие – может быть, – с горечью сказал Финеас Нигеллус Блэк. – О своих неблагодарных потомках я этого утверждать не могу. – Никто не может оживить портрет, – тихо сказала Филлида Спора. – Даже Альбус Дамблдор. – Салли-Энн не была портретом, – сонно пробормотала со своей полки Распределяющая Шляпа. – Она была живой девочкой. – Но все же, – прошептала профессор Спора, – на портрете Салли-Энн, который ты, Гарри, набросал по памяти, лицо Арианы… Гарри сжал руку Гермионы и беспомощно обвел взглядом ряд портретов. – Но тогда я совсем ничего не понимаю. Это просто невозможно… – Если только, – тихо сказала Гермиона, – мы ничего не упустили. __________________________________________________________________ * Год, указанный в оригинале (1865 г.), исправлен при переводе в соответствие с логикой текста. Прим. пер.
Команда Салли-Энн : Гарри и Гермиона спускались по винтовой лестнице из кабинета директора, когда до них донёсся неясный гул голосов из обеденного зала. Остальные школьники всё ещё были за столом. — Кабинет Макгонагалл, — торопливо прошептала Гермиона. — Школьные архивы... давай, Гарри, скорее туда, глянем на записи, пока Макгонагалл не вернулась с полдника. Туда они и отправились, но к их огромному разочарованию комната была закрыта. Гермиона окинула взглядом пустой коридор и выхватила палочку. — Аллохомора! — прошептала она, но дверь не отворилась. Похоже, Макгонагалл знала толк в запирающих чарах. Гермиона попробовала полдюжины разных заклинаний, но ничего не помогло. — Сколько ты знаешь отпирающих чар, Гермиона? — удивлённо спросил Гарри. — По-моему, из тебя вышел бы отличный взломщик в маггловском мире. Как Раффлс. Или один французский джентльмен, Арсен Люпен. Или благородный норвежец Йест Бордсен. — Домашняя библиотека миссис Фиг была хоть и небогатой, но интересной. Львиную её долю почему-то составляли истории о ворах-домушниках. Гермиона взглянула на него удивлённо. — Так ты всё-таки читаешь книги? — усмехнулась она. — Ну, если бы ты прочёл ещё и «Историю Хогвартса», то знал бы, что все джентльмены, которых ты только что упомянул, были волшебниками, а не магглами, хоть и использовали свой магический дар для крайне сомнительных дел. Она снова подняла палочку и твёрдо сказала: «Эспса!» — но упрямая дверь не поддалась. — Чёрт! Макгонагалл и правда умеет закрывать замки! — расстроено воскликнула Гермиона. Разочарованные, они уже собирались уйти, как вдруг тяжёлая дубовая дверь распахнулась настежь. На пороге стоял сияющий Добби. — Сэр Гарри Поттер и мисс Гермиона Грейнджер! Добби стало интересно, кто это так колотится. Добби не знал, что это вы, а то бы он сразу открыл. Добби захотелось ещё раз заглянуть в школьные архивы, сэр Гарри Поттер. Благодарные за помощь, они вошли и закрыли за собой дверь. — Как ты сюда попал, Добби? — полюбопытствовал Гарри. Неужели Добби знает больше отпирающих чар, чем Гермиона? Да нет, не может быть. Маленький эльф пожал плечами. — Добби аппарировал в кабинет профессора Макгонагалл, сэр. — Но это невозможно! — удивлённо воскликнула Гермиона. — Внутри Хогвартса нельзя аппарировать! Так написано в самой первой главе «Истории Хогвартса», — она вдруг нахмурилась. — Хотя погоди, ты же уже аппарировал в гриффиндорскую гостиную, верно? Но в книге… — Хм, Добби думает, что книгу написал волшебник, мисс Грейнджер. А волшебники, прошу прощения, далеко не всё знают про магию, мисс. Это волшебники не могут аппарировать внутри Хогвартса, а домашние эльфы могут. Добби думает, что автор этой книги никогда не разговаривал с домашними эльфами, мисс. — Правда? — удивилась Гермиона. — Вот, смотрите, мисс. Добби нашёл школьные записи за 1896 год, — Добби показал на старую книгу в пергаментном переплёте, лежавшую открытой на столе профессора Макгонагалл. Гарри и Гермиона склонились над древним фолиантом. Имена девочек, распределённых на Хаффлпафф в 1896 году, были вписаны изящным почерком. Но что это — опять пустая строка? Да, в списке оставалось место для ещё одного имени. — Гермиона, хроноворот… — прошептал Гарри. Гермиона сняла с шеи хроноворот и дрожащей рукой опустила его на страницу. Она быстро крутанула песочные часы вокруг оси. Добби поднялся на цыпочки, чтобы лучше видеть. Все трое не отводили глаз от пожелтевшей страницы, исписанной старомодным почерком с завитушками. Сначала ничего не происходило. Но потом, через несколько минут, что-то изменилось в том месте, где была пустая строка. Там появилось новое имя, которого ещё мгновение назад не было. Сердце Гарри бешено заколотилось, и он прочёл вслух: — Аббот, Доротея. Дож, Хазел. Дамблдор, Ариана. Спраут, Деметра. Зеллер, Амариллис. Она была здесь! Ариана Дамблдор провела в Хогвартсе несколько дней в 1896 году, после чего её имя стёрли из школьных архивов. Она училась в Хогвартсе семь дней, точь-в-точь как Салли-Энн. — Давай теперь посмотрим на записи августа 1991 года, — нетерпеливо сказала Гермиона. Она убрала со страницы хроноворот, и имя «Ариана Дамблдор» медленно растворилось, не оставив даже следа, прямо на глазах у изумлённого Гарри. Гермиона быстро перелистала страницы до 1991 года. Под заголовком «Первый класс, факультет Хаффлпафф» числилось девять имён. Пять мальчиков и четыре девочки. И здесь опять была пустая строка! Между Меган Джонс и Лиэнн Робинсон. Гермиона снова положила на страницу хроноворот и повернула песочные часы. Гарри затаил дыхание. Какое имя появится на этот раз? Салли-Энн Перкс или Ариана Дамблдор? На странице медленно проступило новое имя, как будто написанное невидимой рукой: «Салли-Энн Перкс». — Смотри, — прошептала Гермиона. — Оно взято в кавычки. А все остальные написаны без кавычек. Она была права: с обеих сторон имени виднелись маленькие кавычки, как будто древняя книга считала своим долгом показать, что ни на йоту не поверила в то, что «Салли-Энн Перкс» — истинное имя девочки. — Посмотрите сбоку, мисс, — пискнул Добби. И точно — на полях стояла малюсенькая, почти невидимая пометка из двух букв: «АД». Были ли это истинные инициалы Салли-Энн или инициалы человека, который сделал запись? Вдруг тишину нарушил громкий треск. Чуть не подпрыгнув на месте от неожиданности, Гарри и Гермиона огляделись вокруг. Добби исчез. Куда он делся? В следующее мгновение дверь отворилась, и в кабинет вошли Макгоннагал и Снейп. У Гарри сердце ушло в пятки. — Очень интересная теория, Северус, — сказала Макгонагалл, — но я не верю, что если болотную мяту заменить на кошачью, то зелье будет влиять на кошек так же, как на людей. Хотя, разумеется, бери, сколько хочешь кошачьей мяты из моих запасов... Заметив Гарри и Гермиону, она оборвала фразу на полуслове. — Ой… Облачённый с головы до ног в чёрное профессор зельеварения с интересом смотрел на двух гриффиндорцев. — Похоже, мы поймали злоумышленников, — вкрадчиво произнёс он. — Минерва, разве ты обычно не закрываешь дверь? — Я… да, закрываю. Мистер Поттер и мисс Грейнджер, я не понимаю, как вы здесь оказались? «Ну, влипли, — подумал Гарри. — На этот раз их не одурачить даже Гермионе …» Но вскоре выяснилось, что он ошибался. Не секунды не колеблясь, Гермиона радостно заулыбалась. Можно было подумать, что ее уличили в том, что она делает посреди ночи дополнительные задания, а не в том, что она без спросу вломилась в чужой кабинет, — так рада она, казалось, была видеть преподавателей. Ещё буквально мгновение назад глаза Снейпа радостно блестели. Он явно придумал какое-то особенно неприятное наказание для пойманных с поличным нарушителей. Но стоило Снейпу увидеть уверенную улыбку Гермионы, как этот победоносный блеск быстро угас. — Что?.. Что всё это значит, мисс Грейнджер? — спросил он, переглянувшись с профессором Макгонагалл. — Мы всего лишь делаем нашу домашнюю работу, — вежливо ответила Гермиона. — Домашнюю работу? — в голосе Снейпа вновь зазвучал привычный сарказм. — Будьте так любезны, мисс Грейнджер, скажите мне, кто из учителей Хогвартса задал вам залезть тайком в кабинет профессора во время её отсутствия? — Вы, сэр, — мило улыбнулась Гермиона. — Что?! Я?— на бледном лице Снейпа застыло недоумение. — Мисс Грейнджер, вы совсем спятили? — Мы всего лишь выполняли дополнительное задание, которое вы нам задали в начале семестра, сэр, — невинно сообщила Гермиона. — Дополнительное задание? — Снейп беспомощно посмотрел на неё. — Да, профессор. Я спросила вас, не были ли когда-либо выявлены ошибки в учебниках Хогвартса. Вы сняли пять баллов с Гриффиндора за то, что я задала вопрос, а потом сказали, что если кто-нибудь из учеников обнаружит в любом из учебников ошибку, то получит за это двадцать пять баллов. — А, — лицо Снейпа было непроницаемым, но на какое-то мгновение Гарри показалось, что в его тёмных глазах блеснула искорка веселья. Впрочем, Гарри тут же отбросил эту абсурдную мысль. — И какую же ошибку вы выявили, мисс Грейнджер, забравшись без разрешения в кабинет преподавателя? — поинтересовался Снейп. — Две ошибки, сэр, — вежливо ответила Гермиона. — Во-первых, на самом деле внутри Хогвартса можно аппарировать. — Вы аппарировали в мой кабинет? — озадаченно спросила Макгонагалл. — Но вы слишком юны для аппарации, и даже не изучали её пока что. — Сами мы не аппарировали в ваш кабинет, профессор, — торопливо пояснил Гарри. — Кое-кто другой переместился сюда, и он-то и открыл нам дверь изнутри, так что мы точно знаем, что это была именно аппарация. Мы... мы не хотели, чтобы это видели другие ученики, чтобы им не пришла в голову та же идея, поэтому решили, что лучше всего будет, если этот кое-кто перенесётся в кабинет учителя, когда там никого не будет... — Да? — с сомнением переспросила профессор Макгонагалл, глядя на Гарри. — Ладно, пожалуй, это объясняет, как вы попали в кабинет, закрытый противовзломными запирающими чарами. Но кто же смог аппарировать внутри школы и как? — Домовой эльф, профессор,— ответил Гарри. — У домовиков и волшебников разная магия, поэтому на эльфов действуют не все хогвартские чары. Но мы не хотим, профессор, чтобы эльфа отругали и ему пришлось наказывать себя, поэтому разрешите, пожалуйста, не говорить вам его имя. — Домовик? — уже с интересом переспросил Снейп. — Да… Думаю, такое возможно. Что ж, по-видимому, существует исключение из общего правила об аппарации внутри Хогвартса. Крайне тревожное, между прочим! Представьте только: что, если какому-нибудь стороннику Тёмного Лорда захочется убить мистера Поттера? Ему достаточно будет всего лишь приказать своему домовому эльфу аппарировать в гриффиндорскую башню и зарезать мистера Поттера во сне… Его взгляд задержался на Гарри, и тот невольно поёжился — кажется, Снейп уже нарисовал в воображении картину трагической гибели Гарри Поттера. — Не думаю, что сторонникам Сами-знаете-кого настолько интересна жизнь домовых эльфов, чтобы попытаться выяснить, как работает их магия, сэр, — холодно заметила Гермиона. — Возможно, вы правы, — посмотрел на неё Снейп. — Но, полагаю, мне в любом случае следует обратить внимание директора на это слабое место в защите Хогвартса. А какую вторую ошибку вы нашли в школьных учебниках, мисс Грейнджер? Гермиона указала на раскрытую древнюю книгу на столе Макгонагалл. — Это школьные архивы, сэр. В «Истории Хогвартса» совершенно ясно сказано, что каждый год на каждый факультет распределяется равное число новых учеников. Однако мы обнаружили, что на факультете Хаффлпафф дважды не хватало ученика, в 1896 и в 1991 годах. — Понятно. 1896 и 1991. — Тут Макгонагалл заулыбалась, но встретившись взглядом со Снейпом, торопливо сказала: — Ну, хорошо, но не забывайте, что даже таким умникам, как вы, нельзя без разрешения входить в мой кабинет или смотреть конфиденциальные школьные документы. Десять баллов с Гриффиндора. — Всего? — возмутился Снейп. — За взлом двери и проникновение в кабинет? Ты серьёзно, Минерва? Профессор Макгонагалл посмотрела на него поверх очков. — Десять баллов, Северус. Это конечно ударит по факультету, но дополнительные баллы, которые ты обещал мисс Грейнджер, должны помочь нам выиграть в конце года Кубок школы. Снейп пробуравил Гарри и Гермиону взглядом, полным ненависти. — Ладно, пятьдесят баллов Гриффиндору, — процедил он сквозь зубы. — Минус один балл за криво завязанный галстук, мистер Поттер. — Идите-ка лучше отсюда, ребята, — поспешно приказала профессор Макгонагалл. — Так вот, Северус, насчёт кошачьей мяты… Гарри и Гермиона поторопились уйти, пока Снейп не придумал ещё какой-нибудь повод для снятия баллов. Не успели они закрыть за собой дверь, как услышали его голос: — Любопытная аномалия, однако, этот недостающий ученик Хаффлпаффа в те годы. Как будто два ученика исчезли из школы. Ответ Макгонагалл был едва слышен из-за тяжёлой дубовой двери: — Да. Очень любопытная. *** Гарри взял Гермиону за руку. — Пошли посмотрим, не вернулась ли профессор Спраут с полдника. — Думаю, она в одной из теплиц, — рассеянно сказала Гермиона. — Снейп прав, Гарри, галстук у тебя очень криво завязан, дай-ка я его… — А мне так нравится, — нетерпеливо отмахнулся Гарри. — Гермиона, одну из девочек, которую распределили на Хаффлпафф вместе с Арианой Дамблдор, звали Деметра Спраут. Может, она родственница профессора Спраут. Пошли разузнаем про это. Они нашли свою учительницу в дальней теплице. Её руки были по локоть испачканы в земле: судя по всему, она пересаживала маленькое кривое деревце, на ветвях которого красовались крупные серебристо-голубые двустворчатые раковины. Она приветливо махнула им вымазанной в грязи рукой. — Привет, ребятки! Вы пришли очень вовремя: вот-вот распустится гусиное дерево. — Гусиное дерево? — Гарри с опаской посмотрел на мерцающие раковины. Одна за другой они начали мелко дрожать. Потом створки раковин медленно растворились, и оттуда начали высовываться маленькие клювики. Вскоре дерево было буквально усыпано десятками мокрых и облезлых крошечных птенчиков. Гарри протянул руку и осторожно прикоснулся к одному из них. Птичка посмотрела на него блестящими чёрными глазками и нежно клюнула в палец. — Древесные гуси! — воскликнула Гермиона. — Это же такая редкость! Как вам удалось достать гусиное дерево, профессор? Улыбнувшись, профессор Спраут достала коробочку с червями и принялась кормить птичек. — Сестра прислала мне его с острова Мэн, где она живёт. Там всё еще сохранилось немного дикорастущих гусиных деревьев. В моей семье все любят деревья и растения. — Профессор? — нерешительно начал Гарри. — Мы как раз пришли спросить об одной вашей родственнице. Мы наткнулись на запись о девочке, которая в прошлом училась в Хогвартсе, на Хаффлпаффе. Её звали Деметра Спраут. Профессор Спраут радостно улыбнулась. — Двоюродная бабушка Деметра! Да, конечно, она, как и я, училась на Хаффлпаффе. До сих пор помню, как она обрадовалась, когда я сказала ей, что попала на Хаффлпафф — её родной факультет. К сожалению, она умерла до того, как я стала здесь деканом. Так жаль, она бы очень гордилась. — А она не рассказывала вам какие-нибудь истории об учениках Хаффлпаффа её времён? — поинтересовался Гарри. Профессор Спраут убрала коробку с червями и вытерла руки о свой фартук. — Да, конечно же! Ох уж эти её истории давних лет! — она засмеялась. — Близнецам Уизли было бы чему поучиться у маленькой Августы Мун. Она была настоящим школьным кошмаром! До того, разумеется, как стала миссис Лонгботтом. Теперь бабушка Невилла — очень почтенная леди. — Профессор, а вы не припомните, чтобы ваша двоюродная бабушка упоминала сестру директора, Ариану Дамблдор? — Гарри затаил дыхание. — Ариану Дамблдор? — профессор Спраут немного помолчала. А потом пробормотала: — Ну-ка признавайтесь, где вы о ней услышали? — Она ведь довольно внезапно покинула Хогвартс? — невинно заметила Гермиона. — Прямо как Салли-Энн Перкс. — Салли-Энн Перкс? Кто это? — недоумённо спросила профессор Спраут. — О ней я никогда не слышала. А Ариана Дамблдор и правда очень внезапно покинула школу, бедняжка. Она вздохнула и покачала головой. — Не думаю, что директору понравится, если вы будете болтать об Ариане, для него это очень болезненная тема. Так что только между нами. Кажется, никто больше не помнит малышку Ариану. Но я, конечно, не забыла её имя из историй бабушки Деметры. Ариана была милой девочкой, но у неё была какая-то психическая болезнь. Вскоре после её прибытия в школу произошёл ужасный несчастный случай, и родители забрали её домой. Дело было так: несколько мальчиков дразнили её и её подружку Амариллис, Ариана разозлилась и полностью потеряла контроль над своей магией, сильно поранив одного из мальчиков — Сигнуса Блэка. Судя по разговорам, он получил поделом, но семья Дамблдора решила, что дальше держать Ариану в Хогвартсе слишком опасно. Она провела здесь всего неделю или около того и умерла несколько лет спустя. Вот такая грустная история. Она была очень хорошенькая. Голубоглазая, как её брат Альбус… — Откуда… откуда вы знаете, как она выглядела? — нахмурился Гарри. — Это ваша бабушка описывала её внешность, или вы видели её портрет? Профессор Спраут грустно кивнула. — Да, конечно, я видела её портрет. — Он существует? Где? — сердце Гарри бешено заколотилось. — Здесь, в Хогвартсе? — Нет, в баре «Кабанья голова» в Хогсмиде, на втором этаже, — вздохнула профессор Спраут. — Бедный Альбус. Такая тяжёлая утрата. — Понятно… — прошептал Гарри. — Спасибо, профессор. Мы, наверное, пойдём. — Всегда пожалуйста, милый мой. Гуси завтра снимутся с дерева, обязательно приходите посмотреть, как они начнут летать. — Она усмехнулась.— Знаете ли, далеко не все люди в курсе, что некоторые птицы растут на деревьях. *** Когда скрытые мантией-невидимкой Гарри с Гермионой выбрались из «Сладкого королевства» и направились в «Кабанью голову», уже смеркалось. Гарри немного опасался, что Гермиона не захочет идти, ведь она и так уже почти полдня провела без учебников, но она безропотно скользнула под мантию и за всё время, пока они шли по подземному ходу, не проронила ни слова. Кабанья голова была полна странных посетителей. Многие кутались в плащи и скрывали лица под капюшонами. Перед глазами мелькнуло несколько уродливых рож — не то гоблиново, не то кикиморово отродье. Другие, казалось, находились в близком родстве с троллями. Оставаясь невидимыми, Гарри и Гермиона на цыпочках прокрались через грязную комнату и поднялись на второй этаж по ветхой лестнице, которую обнаружили у чёрного выхода. Ступеньки немного скрипели, но посетители «Кабаньей головы» ничего не заметили, слишком погружённые в свои чёрные мыслишки. Лестница вела в большую мрачную гостиную. Над нерастопленным камином висел портрет маленькой девочки со светлыми волосами. Затаив дыхание, Гарри уставился на неё. Салли-Энн Перкс. Она выглядела такой же милой и смущённой, как и в день распределения. — Эй! Есть тут кто-нибудь? — спросил портрет. Гарри стянул мантию-невидимку и посмотрел на знакомое личико девочки. — Ариана Дамблдор? — шёпотом спросил он. Портрет кивнул. — Как приятно встретить кого-нибудь, — приветливо сказала она. — Я уже заскучала. — Ариана, — Гарри пытался совладать с дрожащим голосом, — мы учимся в Хогвартсе. Ты когда-нибудь ходила в Хогвартс? Девочка на портрете слегка занервничала. — Совсем немножко. Понимаете, кое-что случилось, и они сказали, что мне надо уехать. Амариллис всё плакала и плакала, но они сказали, что меня опасно там оставлять. — Ты когда-нибудь возвращалась в Хогвартс снова, Ариана? — осторожно поинтересовалась Гермиона. — Потом? — удивилась Ариана. — Нет, я никогда больше не бывала в Хогвартсе после того случая. Правда, Альбус там учился, и Аберфорт. Вот если бы мне тоже можно было с ними… — мечтательно сказала она. Гарри голова пошла кругом. Это она была Салли-Энн, это её он видел на распределении, и, тем не менее, Ариана никогда не была в Хогвартсе после 1896 года… Как такое возможно? — Ариана, — прошептал он. — Я не понимаю. Не понимаю, как Салли-Энн… Бледное личико Арианы порозовело. — Ой, ты знаешь о Салли-Энн? — Что? — уставился на неё Гарри. — Ариана, что ты знаешь о Салли-Энн? Ариана оглядела комнату, словно хотела удостовериться, что их не подслушивают, и прошептала: — Только никому не говорите. Салли-Энн Перкс — это я. Рядом задрожала Гермиона, и Гарри обнял подругу за плечи. Побледневшая, она пристально посмотрела на портрет. — Но я думала, что ты — Ариана Дамблдор, — хрипло сказала она. — Как ты можешь быть Салли-Энн, если ты Ариана? Девочка на портрете захихикала. — Весело, правда? Альбус не хотел, чтобы я рассказывала об этом. Его всегда сильно раздражало, когда я играла в Салли-Энн. Но это же было так весело! В деревне, где я жила, маггловские дети играли в волшебников. Они придумывали себе всякие диковинные имена. И тогда я подумала, что было бы весело поиграть в магглу. Я представляла себя маленькой маггловской девочкой, живущей в обычном доме, где печку зажигают спичками, а полы моют щётками. Я даже придумала себе маггловское имя — Салли-Энн Перкс. Мне казалось, оно красивое и звучит очень по-маггловски. Но Альбусу не нравилось, когда я играла в магглу. Он говорил, что это принижает моё достоинство. Она погрустнела. — По-моему, прекрасная игра, — попыталась утешить её Гермиона, и Ариана благодарно улыбнулась. — Ариана, — прошептал Гарри. — Ты когда-нибудь играла, как будто Салли-Энн пошла в Хогвартс? — В Хогвартс? — Ариана покачала головой. — Нет, это было бы глупо. Она же маггла, так что не могла пойти в Хогвартс. — Но я видел её в Хогвартсе! — выпалил Гарри. — Её распределили на Хаффлпафф, и она выглядела точь-в-точь, как ты… В голубых глазах Арианы появилось замешательство. — Но это невозможно, — осторожно сказала она. — Салли-Энн была всего лишь выдумкой, игрой. Она никогда не существовала на самом деле. — Но я видел её… — А может, у тебя тоже с головой не в порядке? — задумчиво спросила Ариана. — Как у меня. Лучше никому не говори, а то и тебя отправят домой.
Команда Салли-Энн : На улице стемнело, и в «Кабаньей голове» стало ещё сумрачнее. Снова укрывшись мантией-невидимкой, Гарри и Гермиона зигзагами пробирались к выходу сквозь лабиринт шатких столиков и прогнувшихся скамеек. В баре по-прежнему было тоскливо и неуютно, хотя посетителей прибавилось. Было в этой огромной, полутёмной комнате что-то странное, противоестественное. До Гарри не сразу дошло, в чём дело: в комнате зависла вязкая тягучая тишина, которую нарушал только шепот да редкий стук стаканов. А ведь когда столько людей собирается под одной крышей в дождливый вечер, то должен быть слышен гул голосов. Две тёмные фигуры склонились друг к другу за столиком в дальнем углу. Но это же?.. — Смотри! — выдохнул Гарри прямо в ухо Гермионе. — Там в углу сидят Снейп и Люпин! Что они тут делают? Они, оказывается, друзья, кто бы мог подумать! — По-моему, они смотрят друг на друга не очень-то по-дружески, — прошептала в ответ Гермиона. Не снимая мантии-невидимки, они тихонечко прошли к угловому столу, за которым пили огневиски двое мужчин. Снейп и Люпин разговаривали шёпотом, хотя соседний столик был не занят. Ребята осторожно присели за него. На всякий случай Гарри проверил, полностью ли их прикрывает мантия. Снейп вдруг замер и, быстро оглянувшись, посмотрел в их сторону. Никого не заметив, он снова повернулся к Люпину. Гермиона оказалась права: их разговор нельзя было назвать дружелюбным. — Надеешься, я поверю, что ты понятия не имеешь, где прячется Сириус Блэк? Он же был одним из твоих лучших друзей в школе. Думаешь, я забыл? — от Снейпа прямо веяло холодом. Предатель Сириус Блэк был другом Люпина? Безумный преступник с бешеными глазами, которого он видел на листовках, и тихий учитель в поношенной одежде? Гарри попытался представить, как они вместе хохочут в большом зале. Хотя почему бы и нет? И Блэк, и Люпин дружили с его отцом, так что они вполне могли дружить и между собой тоже. Интересно, каково было Люпину, когда его друг оказался убийцей и предателем? Гарри поёжился. Неудивительно, что учитель ЗОТИ выглядит в последнее время таким усталым и измученным, ведь его вероломный приятель сбежал! Люпин отхлебнул огневиски и посмотрел на Снейпа. — Да, в школе мы с Сириусом были близкими друзьями, — он говорил нетвёрдым голосом, словно уже порядочно выпил. — Но дружбе нашей пришёл конец, когда он продал Волдеморту Джеймса и Лили и они погибли. Или ты запамятовал эту деталь? Если я его увижу, то, уверяю тебя, тут же убью подлеца собственными руками. — Интересно… — вкрадчиво начал было Снейп поразительно трезвым тоном. — Слушай, Северус, я понимаю, что ты тревожишься за безопасность Гарри из-за того, что Блэк на свободе, — тяжело вздохнул Люпин, — но пойми, пожалуйста, что мы с тобой на одной стороне. Спасибо за приглашение выпить вместе, хотя теперь я понимаю, что тебе хотелось всего лишь развязать мне язык. Он вдруг нахмурился и посмотрел в свой стакан. — Погоди. Ты что, подлил мне Веритасерума? — Разумеется, нет, — невозмутимо ответил Снейп. Люпин устало покачал головой. — Поверь, в этом допросе нет смысла. Идея, что я буду как-то помогать Сириусу Блэку — абсурдна. Милостивые боги, ты даже не представляешь, Северус, что Гарри для меня значит! Да я на всё пойду, лишь бы с ним всё было в порядке, и этот предатель-убийца держался от него подальше. — И как это ты умудрился так сильно привязаться к маленькому негоднику за столь короткое время? Ты же его знать не знал ещё несколько месяцев назад, — холодно заметил Снейп. Уставившись в свой стакан, Люпин покачал головой. — Пусть мы и встретились недавно, — прошептал он, — но мне кажется, будто я знал его всю жизнь. Он вылитый Джеймс, понимаешь? Мой лучший друг вдруг чудесным образом воскрес. Когда я в первый раз увидел Гарри, мне показалось, что это галлюцинация. У меня сохранились фотографии тринадцатилетнего Джеймса — того же возраста, что сейчас Гарри. Увидев мальчика, я на мгновение подумал, что это и есть Джеймс; что благодаря какой-то невиданной магии он просто сошёл с фотографии прямо в Хогвартс. Рядом под мантией шумно засопела Гермиона. К счастью, учителя были слишком увлечены беседой и ничего не услышали. — Вылитый Джеймс, говоришь? Такой же кичливый и безответственный, как его отец, — сердито уточнил Снейп. Но тут же, как будто спохватившись, уже совсем другим тоном добавил: — Но глаза у него удивительно похожи на материнские… Ты хоть заметил это, Ремус? Мужчины вдруг замерли, глядя друг на друга. Как будто между ними шёл невидимый разговор, которого Гарри не понимал. Люпин положил руку на плечо Снейпа и прошептал: — Мёртвых не вернуть, Северус. — Да, знаю, — Снейп одним глотком осушил стакан, и Гарри показалось, что рука профессора зельеварения дрожала. Люпин жестом подозвал бармена, тот подошёл и молча бухнул перед ними новые стаканы с выпивкой. Дождавшись, когда он отойдёт на достаточное расстояние, чтобы не слышать их, Люпин тихо сказал: — Гарри недавно спрашивал меня, нельзя ли вернуть умерших. — Да что ты? — Снейп вскинул брови. — Значит, интересуется тёмными искусствами? — Он спросил не прямо, а как бы загадкой, — слабо улыбнулся Люпин, — но, я думаю, на самом деле он хотел спросить, есть ли способ воскресить умерших. Я не сразу догадался, к чему он ведёт. Бедняга… Ему, наверное, пришлось очень тяжело. Каково это — расти без родителей? Его маггловские родственники очень неприятные люди, насколько я понимаю. — Неприятные? Впервые слышу, — удивился Снейп. — Странно, что директор мне об этом никогда не говорил. — Может, директору просто казалось, что тебе это безразлично, — сказал Люпин, пристально глядя на сидевшего напротив собеседника. — Может, — бесстрастно откликнулся Снейп, так внимательно разглядывая виски в своём стакане, будто это было какое-то очень интересное зелье. — Не могу винить Гарри за тоску по родителям, которых он никогда не знал. За желание узнать магию, которая позволила бы вернуть их назад. Ах, если бы такая была! Но мы оба знаем, что нет на земле силы, способной победить смерть. — Люпин приложился к стакану. — Если бы можно было воскрешать мёртвых, то, наверное, мы все бы уже попробовали это сделать. — Да, наверное, попробовали бы, — тихо согласился Снейп и одним глотком осушил свой стакан. *** Когда Гарри и Гермиона вышли на улицу, кроваво-красное солнце уже садилось за горизонт, и вечерний воздух стал морозным. — Итак, маленькая бледная девочка, которую распределили на Хаффлпафф на моих глазах, оказалась всего лишь плодом воображения другой девочки, уже умершей. — Гарри старался говорить спокойно. — Может, у меня и правда не в порядке с головой... Гермиона сжала его руку под мантией. — Не говори глупостей, Гарри, — спокойно сказала она. — Ведь имя Салли-Энн появилось в школьных архивах, когда мы положили на него хроноворот. Разве воображаемая девочка была бы там записана? И как простая детская выдумка могла оставить пустое место на карте мародёров? Нет, два года назад в Хогвартсе точно был кто-то, кто назвался Салли-Энн. И её распределили на Хаффлпафф. И этому должно найтись логическое объяснение. Давай-ка присядем и спокойно над этим подумаем. Как ни странно, от спокойной уверенности Гермионы Гарри немножко воспрял духом. Было что-то утешающее в её хладнокровной логике, как и в свежем вечернем воздухе, который остужал пылающие щеки. Гермиона повела его к скамейке у «Сладкого королевства». Окна кондитерской всё ещё светились, хотя в этот час посетителей было немного. В сгущающихся сумерках яркая, магически украшенная витрина так и звала случайных прохожих зайти в магазинчик, но на улице было пустынно. «Даже нас там нет, — подумал Гарри. — Нас не видно под мантией-невидимкой, просто осенним вечером слышатся два бесплотных голоса». — Давай рассуждать логически, — предложила севшая рядом Гермиона. — Девочка, которую ты видел два года назад, и которую распределили на Хаффлпафф под именем «Салли-Энн Перкс», выглядела точь-в-точь как Ариана Дамблдор. И Ариана сказала, что когда-то воображала, будто она Салли-Энн Перкс. Так что будет вполне естественно предположить, что Салли-Энн и Ариана — это один и тот же человек. — Но портрет Арианы сказал, что Салли-Энн — это выдумка, — прошептал Гарри. — И все остальные говорили мне, что Салли-Энн не существовало в реальности, что я просто её придумал. Дамблдор, Макгонагалл, Рон, ученики из Хаффлпаффа… Сначала я думал, что они ошибаются. Но теперь, когда Салли-Энн сама сказала, что Салли-Энн не существует… — он в замешательстве покачал головой. — Но ты видел Салли-Энн в Хогвартсе, Гарри. И Плакса Миртл тоже, и ещё некоторые призраки. Кто-то был в Хогвартсе под именем Салли-Энн. И кем бы ни была эта Салли-Энн Перкс, она помнила Амариллис, подругу Арианы, — спокойно продолжила Гермиона. — И она ориентировалась в Хогвартсе лучше, чем полагается новичку. Салли-Энн выглядела точь-в-точь как Ариана, помнила подругу Арианы и носила имя, придуманное Арианой. Разве не логично предположить, что это всё-таки была Ариана? Но как же такое возможно? Ведь Ариана, как ни крути, умерла девяносто лет назад… Гермиона дотронулась до золотой цепочки у себя на шее. — А что если у Арианы был такой же хроноворот? — прошептала она. — Может, она как-то перенеслась во времени? Может, она исчезла из 1896 года и тут же появилась в Хогвартсе в 1991? Путешествие во времени объяснило бы, почему она была в таком замешательстве, и почему она исчезла из Хогвартса всего через неделю. Макгонагалл предупреждала меня, что отправляться далеко опасно, что от этого может нарушиться ход времени. А что если это случилось не со временем, а с путешественником во времени? Может, Ариана отправилась так далеко в будущее, что начала разрушаться, исчезать. Может, она просто не вписалась в будущее… Гарри на мгновение задумался. Он представил, как маленькая девочка с портрета неподвижно стоит посреди большого зала в завихрении времени… — Но почему она выбрала этот год? — он нерешительно покачал головой. — Допустим, Ариана переместилась во времени. Но почему именно в будущее на девяносто пять лет? Почему не на сто? Не на девяносто девять? Гермиона чуть нахмурилась. — Об этом я не думала. Девяносто пять лет… Девяносто девять — это производное двух магических чисел, девяти и одиннадцати, а сто — это десятка, число тетрактиса, возведённое в квадрат. Девяносто пять похоже на случайно выбранное число, без какого-то тайного смысла. Может, она отправилась в Хогвартс в 1991 год по какой-то другой причине. — Но ведь в том году в Хогвартсе не произошло ничего особенного? — Ой, не знаю, Гарри, — усмехнулась Гермиона. — Разве не в том году в Хогвартс пошёл знаменитый Мальчик-который-выжил? — Уж не хочешь ли ты сказать, что она пришла в Хогвартс, чтобы встретиться со мной? Но я её совсем не знал и даже никогда с ней не говорил… — Не знал, — задумчиво согласилась Гермиона. — Но ты её запомнил… — Но Ариана Дамблдор мертва, — прошептал Гарри. — Она умерла девяносто лет назад. Она не могла переместиться во времени. Ведь после смерти невозможно путешествовать во времени, верно? И даже портрет подтвердил, что она больше никогда не возвращалась в Хогвартс после того несчастного случая, что произошёл из-за неё. — Так сказал портрет, — Гермиона помолчала. Потом задумчиво добавила: — Но портрет это всё же не человек, Гарри. Портрет помнит только то, что случилось с человеком при жизни. Так что портрет не может помнить, что случилось после… — После смерти? — Гарри поёжился. Неужели Салли-Энн была Арианой, вернувшейся из мёртвых? — Но ведь не существует способов вернуть мёртвых к жизни, верно? — нерешительно спросил он. — Даже философский камень может лишь продлить жизнь, а не возродить мёртвого… — Перед глазами как живая мелькнула картинка: он в подземелье, перед ним двуликий человек — робкий Квирелл и ужасный Волдеморт как единое целое. Постойте, разве сам Волдеморт не пропал на много лет после неудачной попытки убить Гарри и не болтался, бесформенный, в неведомом измерении, пока не прицепился к хогвартскому учителю-заике? Ему был нужен философский камень, чтобы вернуться в полноценной жизни во плоти. Может, дух Арианы тоже витал где-то и вернулся к жизни благодаря философскому камню? Нет, Ариана Дамблдор умерла, а не просто исчезла. По крайней мере, все так думали… — Ну хорошо, может, Салли-Энн не могла быть Арианой, потому что та мертва. Но, может, Салли-Энн была ожившим воспоминанием об Ариане, — предположила Гермиона. — Известно, что существуют формы, в которых умершие могут находиться среди живущих. Например, призраки, портреты, карточки от шоколадных лягушек… Они обернулись и посмотрели на красочную витрину кондитерской. В центре жизнерадостно бурлил шоколадный фонтан, а вокруг него раскинулась миниатюрная копия Хогсмида, полностью слепленная из сладостей. Чёрные лакричные дементоры в ужасе разлетались от брызг фонтана. Толстый слой сахарной глазури покрывал хорошенькие магазинчики из имбирного печенья и изящные домики из кокосовой пастилы, как свежевыпавший снег. Но времена года тут смешались: за зелёным забором из мятных палочек-леденцов цвели сладкие фиалки и герань. Шоколадные лягушки весело прыгали по улицам, вымощенным разноцветными всевкусными орешками. Рон душу бы продал за коллекцию карточек от шоколадных лягушек, что выстроилась вокруг конфетной деревеньки. Среди них был и Дамблдор. Как в ожившем мультике он болтал с карточками Джона Дира и Гесера из Лина, и они все вместе смеялись, будто только что услышали отличную шутку. Но изображения великих волшебников никогда не разговаривали с владельцами карточек. В витрине магазина был не Дамблдор, а лишь картонка с зачарованным рисунком. Карточка от шоколадной лягушки — это всего лишь изображение человека, ничего больше. В колдографии применялась более сложная магия, чем в карточке: на ней человек получался таким, каким он был в момент фотографирования. Люди на колдографиях двигаются, улыбаются, хмурятся. А портреты создавались ещё более сложной магией. Портрет может говорить голосом изображённого, беседовать с живущими и хранить воспоминания о прошедшей жизни. — Интересно, — медленно произнёс Гарри, — существует ли магия, сходная с той, что даёт возможность портретам разговаривать и сохранять память, только более сложная… Что-то, что позволило бы человеку, которого помнят, воплотиться в трёхмерном измерении и пройтись среди живых, а не сидеть запертым на плоском холсте… — Но Распределяющая Шляпа сказала, что Салли-Энн была живой девочкой, а не ожившим портретом… Какая же магия может воплотить в жизнь воспоминание? — озадаченно спросила Гермиона. Гарри посмотрел на светящуюся витрину магазина. Там отражалась пустынная сумеречная улица. Тёмная реальность, наложившаяся на весёлый карамельный городок. Гарри стянул мантию-невидимку и поискал глазами собственное отражение в ярко освещённой витрине. Вот оно! Его лицо нечетко, как призрачное, виднелось между карточками от шоколадных лягушек и пакетиками тараканьих гроздьев. Взлохмаченные тёмные волосы, круглые очки… Его лицо? Он придвинулся поближе и присмотрелся. «Нет, не моё, — подумал он. — Лицо моего отца. Я вижу в витрине отражение Джеймса Поттера. Цвета глаз точно не разглядеть, — может, мои глаза карие, а не зелёные… Шрама не видно из-под волос, может, его там и нет. Может, это не моё отражение, а отражение моего отца…» Он протянул руку и нерешительно прикоснулся к своему отражению в стекле. «Я прикасаюсь к отражению моего отца. Кто сказал, что нельзя вернуть мёртвых? Я — память о моем отце, отражённая в волшебном стекле…» Вдруг он замер. Словно очарованный, Гарри не отрываясь смотрел на собственное отражение. Дрожащей рукой он провёл по своему лицу в витрине, и отражение тоже подняло руку и прикоснулось к его пальцам. — Гарри? — шепотом позвала его Гермиона. — Что не так? На что ты смотришь? — На моего отца, — хрипло ответил Гарри. — На себя. На нас обоих. Иногда разгадка лежит на поверхности, а мы ищем в глубине… Потрясённый, он опустился на скамейку. Он наконец понял, кем была Салли-Энн Перкс.
Команда Салли-Энн : – Гарри? – прошептала Гермиона. – С тобой все в порядке? – Не знаю… – Гарри услышал голоса в отдалении и поспешно накинул на них обоих мантию-невидимку. Уже темнело, но он различал под ней бледное лицо Гермионы. – Как странно, – подумал он, – что мы друг друга видим, а остальные нас – нет. Интересно, а те, кто невидим для нас, друг другу тоже видны? Он нашел ладонь Гермионы, маленькую и теплую, и втянул свою невидимую спутницу в ярко освещенный кондитерский магазин. – Давай уйдем до того, как они закроются, – выдохнул он ей в ухо. – Мы же не хотим остаться здесь без доступа к тоннелю. В «Сладком королевстве» не было никого, если не считать единственного продавца – молодого волшебника в мантии медово-желтого цвета, с блестящей буквой «С» на груди. Он в изумлении захлопал глазами, услышав, как зашуршали конфетные обертки, когда Гарри и Гермиона старались незаметно прокрасться между переполненными полками и столами. «Нас здесь нет», – мысленно сказал Гарри, и молодой волшебник, похоже, согласился, потому что лишь пожал плечами и продолжил тайком снимать пробу с ирисок. Когда они пробирались в Хогвартс по узкому каменному тоннелю, Гермиона прошептала: – Гарри, что с тобой произошло, пока мы стояли возле «Сладкого королевства»? Ты выглядел так, будто увидел привидение. – Кажется, я наконец-то всё понял про Салли-Энн. – Отразившись эхом от стен заброшенного тоннеля, его голос прозвучал странно. Гарри остановился и огляделся. Где они находились? Трудно сказать – в тоннеле не было никаких примет, с помощью которых можно было бы отличить один участок от другого. Он вытащил из кармана карту мародеров и вгляделся в нее при свете огня, мерцавшего на конце палочки. Но там не было точек, подписанных «Гарри Поттер» и «Гермиона Грейнджер». Большая часть тоннеля находилась за границами карты; на пожелтевшем пергаменте были видны только вход и несколько футов за ним. «Мы в нигде, – подумал Гарри. – Неизвестно где, в пути из одного пункта в другой; затеряны между Хогвартсом и Хогсмидом». Он выкинул странную мысль из головы и повернулся к подруге. – Давай постоим минутку, Гермиона. Думаю, лучше поговорить здесь. В школе трудно найти место, где нас никто не услышит. «И, может быть, – подумал он, – здесь легче говорить о Салли-Энн – пока мы находимся в этом «нигде», не здесь и не там, совсем как она сама». Гермиона кивнула, и они вмеcте присели на неровный каменный пол тоннеля. – Ты знаешь, кто такая Салли-Энн? – Гермиона смотрела на него расширившимися глазами, совсем темными на бледном лице. Гарри сглотнул. – Думаю, да. – Салли-Энн и Ариана – один и тот же человек? – Да. Или нет… Наверное, все дело в том, как на это посмотреть… – По лицу Гермионы Гарри увидел, что она вот-вот выйдет из себя, и улыбнулся. – Извини, я не собирался говорить загадками. Да, Салли-Энн действительно Ариана, сестра Дамблдора, – хотя Ариана давно умерла. – Как… как это может быть? – Он слышал, что Гермиона старается говорить спокойно. – Мертвые ведь не могут ожить, правда? – Ожить? Нет… или, может, да… как сказать… – Гарри на мгновение замолчал, пытаясь подобрать слова, которые объяснили бы то, что он внезапно с удивлением осознал. – В определенном смысле, Ариана Дамблдор вернулась в Хогвартс через девяносто пять лет. Но почему именно тогда? Чтобы понять, как она оказалась здесь, нужно сначала выяснить, почему это случилось именно в тот момент. Что такого произошло в начале осени 1991 года, что заставило ее вернуться в наш мир? – Ты приехал в Хогвартс. Гарри Поттер, Мальчик-который-выжил. – И ты приехала, и Рон, и еще куча разных людей. А еще Квиррел с его двумя лицами, прячущий под тюрбаном ужасную тайну. Несколько секунд Гермиона размышляла. – Но и ты, и я, и Рон приехали просто потому, что мы волшебники и нам исполнилось одиннадцать, – по той же самой причине, по которой в Хогвартс сотни лет приезжали другие дети. В нашем приезде не было ничего необычного, хотя ты сам необычный – и тогда был, и сейчас остаешься. А вот Квиррел… – Квиррел принял назначение на должность и приехал тогда в Хогвартс потому, что здесь было то, чем стремился завладеть его господин. – Философский камень, – прошептала Гермиона. – Салли-Энн появилась в Хогвартсе вскоре после того, как сюда привезли знаменитый философский камень. Волшебный камень, который производит эликсир жизни, чтобы жить вечно; артефакт, который так хотел заполучить Сам-знаешь-кто… И несколько недель, до начала четверти, камень был у Дамблдора – здесь, в Хогвартсе. Но… но Ариана была мертва, так ведь? Я уверена, даже философский камень не может оживить того, кто уже умер. Гарри медленно покачал головой. – Конечно, не может. Думаю, возвращение Арианы было связано с философским камнем, но вернулась она не с его помощью. – Не понимаю. – Какой по-детски уязвимой выглядела Гермиона, когда была в недоумении! – Гермиона, подумай, что делал Дамблдор последние несколько недель перед началом того учебного года, – тихо сказал Гарри. Гермиона на мгновение закрыла глаза, мысленно возвращаясь в ту осень. – Ну, он, наверное, готовился к началу семестра. Ему нужно было составить расписание занятий, обсудить все с учителями. И… и спрятать философский камень. Конечно, именно этим он и занимался – до тех пор, пока не приехали мы. А хогвартские учителя создавали полосу препятствий – ту самую, которую мы прошли на первом курсе. Хагрид достал трехголового Пушка, профессор Спраут дала дьявольские силки, кто-то зачаровал летающие ключи… Может, мадам Хуч? Да, наверное, она; в той комнате вдоль стен стояли метлы, так что, получается, испытание было чем-то вроде игры в квиддич, так ведь? Профессор Макгонагалл наверняка заколдовала волшебные шахматы. И еще был тролль. Наверное, Квиррел привел его сам. – Она слегка поёжилась. – Мне до сих пор иногда снится этот тролль. А профессор Снейп составил задачу про зелья. – Разве не забавно, что задание на логику сочинил именно Снейп? – пробормотал Гарри, вспоминая язвительного учителя зельеваренья. – Он мне не кажется таким уж хладнокровным и рациональным. Гермиона рассмеялась. – Ой, знаешь, Гарри, логика в той задаче хромала. На самом деле, задача вообще была нерешаемой. – Что? – изумленно заморгал Гарри. – Но ты же ее решила. – Конечно, решила, – мечтательно проговорила Гермиона, – но мне понадобилась не только логика. Понимаешь, Гарри, в той задаче – так, как она была написана, – было два возможных ответа, а не один. «Два возможных ответа? Это уже больше похоже на Снейпа! – подумал Гарри. – Учитель зельеварения, всегда такой противоречивый… Даже его задачи на логику не имеют одного определенного ответа». – Он с любопытством посмотрел на Гермиону. – Так что, ты просто угадала? – Ему почему-то не верилось, что она могла так поступить. – Конечно, нет. Логическим путем я свела количество возможных решений к двум, а потом выбрала правильный, исходя из своих знаний о Снейпе. Это была задача на логику, которую невозможно было решить с помощью одной только логики. Но в конце концов я поняла, что из двух вариантов расстановки флаконов Снейп предпочел бы симметричный. Разве ты не замечал, что он и на уроках раскладывает ингредиенты для зелий именно так? Гарри покачал головой. – Никогда не обращал внимания. Но ведь Квиррел тоже прошел испытание с зельями. Как ему это удалось? Гермиона улыбнулась. – Видимо, ему пришлось угадывать. Вряд ли он знал Снейпа достаточно хорошо, чтобы понять, какое расположение флаконов тот выберет. К сожалению, Квиррел угадал правильно. И еще было седьмое испытание… – Последнее и самое трудное, – прошептал Гарри. – Зеркало Еиналеж – то самое препятствие, которое не смогли пройти Квиррел и его темный повелитель. – И его поставил там Дамблдор. – Гермиона посмотрела на Гарри, и в ее темных глазах было удивление. – Зеркало Еиналеж, зеркало Желаний. Я начинаю понимать, Гарри… Наверное, Дамблдор тогда, в сентябре, посмотрел в магическое зеркало Еиналеж и увидел свою умершую сестру – сестру, которую потерял очень давно, но так и не смог забыть. – Но зеркало не сразу поставили туда, где был спрятан камень, – вспомнил Гарри. – Сначала оно было в другом месте, где-то вроде кладовой – я там его и нашел на Рождество. Наверное, Дамблдор перенес его в подземелье позже. А может, переносил туда-сюда несколько раз… Странно, почему. Такое ощущение, будто он хотел, чтобы я нашел зеркало. Сейчас, когда я вспоминаю тот раз, мне кажется, что это произошло не случайно. Интересно, философский камень был спрятан в нем уже тогда? – Я никогда не видела этого зеркала, Гарри, – голос Гермионы прозвучал хрипло. – Расскажи мне, какое оно. – Зеркало Еиналеж? – Гарри тихонько вздохнул. – Оно… Оно чудесное – просто дух захватывает. Когда его видишь, кажется, что в комнате вообще ничего нет, кроме него. А может, и не в комнате, а во всем мире… Оно берет тебя за душу и держит, как зачарованного. Когда в него смотришь, видишь свои самые заветные желания, даже те, о которых сам не подозревал до того момента. Оно понимает тебя лучше, чем ты сам. Гарри осекся, вспомнив лица отца и матери, которые видел в зеркале. – А самое странное в нём то, – продолжил он шепотом, – что все кажется настоящим, будто оно – дверь в другой мир, где нет ничего невозможного. И ты думаешь: «Если бы я только смог понять, как пробраться туда…» Так легко забыть, что никакого «туда» нет, что зеркало – просто блестящее стекло. Оно может только то, что и все остальные зеркала, – отражать человека, который перед ним стоит. Гарри умолк на мгновение, почувствовав, как глаза щиплет от навернувшихся слез. Потом прошептал: – Когда я посмотрел в зеркало, я увидел моих родителей. Они выглядели такими настоящими, что я на мгновение решил, будто их можно вернуть к жизни. Понимаешь, мне казалось, что они еще живы – где-то там, в ускользающем мире за поверхностью зеркала. Если бы только можно было перенести их оттуда к нам… – Мне бы тоже хотелось, чтобы это было возможно, Гарри, – тихо сказала Гермиона и погладила его по щеке. Ее прикосновение было мягким, почти неощутимым, но от него у Гарри почему-то перехватило дыхание. – Как ты думаешь, что бы ты увидела, Гермиона? – спросил он с любопытством, глядя в ее карие глаза. – Саму себя с отличным аттестатом в руках? Хотя нет, у тебя и так всегда отличные оценки, без всякого зеркала. Гермиона засмеялась. – Может быть, раньше, когда мне было одиннадцать и я только поступила в Хогвартс, я и мечтала об отличных оценках. Но сейчас… Может, я бы тоже увидела твоих родителей, Гарри. Мне бы так хотелось, чтобы ты мог их вернуть и тебе больше не было одиноко. – Гарри заметил, что ее щеки внезапно зарумянились, и почувствовал, как в его душе шевельнулось нечто, одновременно очень приятное и ужасно его смущающее. Ему почти захотелось, чтобы с ними был Рон, который помог бы сгладить неловкость момента, – но в то же время он был страшно рад, что Рона здесь нет. – Тогда что, по-твоему, произошло, когда мы были на первом курсе? – осторожно спросила Гермиона. – Думаешь, Дамблдор посмотрел в зеркало, увидел погибшую сестру и каким-то образом смог перенести ее сюда? Разве это возможно? Разве можно перенести свое желание из зеркала в реальный мир? Как ему удалось превратить воспоминания об Ариане в настоящую, живую девочку? – Возможно, так же, как мне удалось достать из зеркала философский камень, – медленно проговорил Гарри. – Помнишь, оно было заколдовано таким образом, что только тот, кто хотел найти камень, а не воспользоваться им, мог вынуть его оттуда. Может быть, Дамблдор открыл эту магию, когда стоял, держа в руках камень, который ему нужно было спрятать, и глядел в лицо погибшей сестры. Наверное, он отчаянно желал, чтобы она снова оказалась в Хогвартсе. Не ради себя, а ради нее… Ариана хотела вернуться сюда после того, как ее забрали домой, но ей это так и не удалось. Может быть, Дамблдор увидел ее маленькое бледное лицо в зеркале и всем сердцем пожелал, чтобы она смогла присоединиться к новым ученикам, которые должны были вот-вот приехать. И тогда, наверное, он понял, что Ариана действительно там, внутри, – благодаря той же магии, что помогла мне найти спрятанный камень. – И она вышла из зеркала… – Гермиона осеклась. – Потому что он так отчаянно желал, чтобы сестра ожила, не ради себя, а ради нее. Ему удалось дотянуться до нее и вывести ее оттуда. Но, думаю, Дамблдор не мог никому рассказать об этом, так что пришлось дать девочке другое имя. Он назвал ее Салли-Энн, потому что она хотела ею быть… Да, вот так, наверное, все и случилось, Гарри. Но кем все-таки была девочка, которая вышла из зеркала, – настоящей Арианой или воплощением воспоминаний Дамблдора? – Не знаю. Может быть, и тем, и другим… – прошептал Гарри. Он потянулся к подруге, взял ее за руку и помог ей подняться. – Пойдем навестим Дамблдора, Гермиона. Она кивнула, и они вместе, не говоря ни слова, пошли по тускло освещенному подземному тоннелю – до самых дверей, ведущих обратно в знакомый яркий мир Хогвартса. * * * Они обнаружили Дамблдора за столом – он работал при теплом, золотистом, временами подрагивающем свете лампы. Больше в кабинете ничего не было видно, знакомую обстановку скрывали сгущавшиеся сумерки. – А, входите, юные гриффиндорцы! – Дамблдор отложил перо и улыбнулся, увидев их в дверях. – Вы очень кстати отвлекаете меня от утомительной, но, к сожалению, необходимой работы – составления ежегодного отчета о бюджете школы для министерства магии. Боюсь, даже я не в состоянии совершить те чудеса, которых в последнее время от меня ожидают. Чем я могу вам помочь? – Он жестом пригласил Гарри и Гермиону сесть, и они нашли два стула у границы освещенного золотистым светом круга. Позади них, в тени, что-то завозилось, но что это было, Гарри не разглядел. Может быть, Фоукс, невидимый для него, шевелился в темном углу. – Сэр… – Гарри посмотрел в знакомое лицо доброго старика-директора. У него было столько вопросов, но он не знал, с чего начать. – Что случилось? – Дамблдор разглядывал его поверх очков-половинок. – Вы… сэр… – Гарри никак не мог подобрать слова. Он почувствовал облегчение, когда вместо него заговорила Гермиона: – Мы хотели спросить о вашей сестре Ариане, сэр, и о девочке, которая вышла из зеркала Еиналеж. – А. Значит, вы об этом знаете, – несколько мгновений Дамблдор сидел неподвижно. «Каким старым и слабым он стал вдруг выглядеть, – подумал Гарри. – У него отсутствующий вид дряхлого старика - такой, как бывает перед смертью, когда мир каждый день понемногу ускользает из пальцев…» – Сэр, с вами все в порядке? – Гарри дотронулся до морщинистой старческой руки директора. – Что? – Мгновение Дамблдор выглядел потерянным, затем по его лицу пробежала тень знакомой улыбки. – Я должен был догадаться, что вы двое не успокоитесь до тех пор, пока все не узнаете… Взрослых обмануть гораздо легче, чем учеников. Дети всегда хотят знать правду. – Профессор Макгонагалл знает, – тихо сказал Гарри, – хотя нам она отказалась что-либо говорить. – О, да. Профессор Макгонагалл, соучастница моего преступления… – Дамблдор усмехнулся, но голос его слегка задрожал. – Бедная Минерва! Когда я признался ей в том, что сделал, и попросил помочь мне скрыть ужасную ошибку, она прочитала мне такую гневную и суровую лекцию, что портреты на стене были вынуждены заткнуть уши. К счастью, из-за этого они пропустили суть разговора. Вы, возможно, не знаете, но у профессора Макгонагалл весьма внушительный словарный запас, который включает в себя некоторые очень красочные шотландские выражения. – Он печально улыбнулся. – Но в конце концов она сжалилась и согласилась скрыть свидетельства моего проступка. Видите ли, у нее доброе сердце, и она знала, что, как бы неправильно я ни поступал, двигала мною любовь. – Что случилось с девочкой из зеркала, сэр? – с некоторым колебанием спросил Гарри. – Куда она делась, когда исчезла? Она была настоящей? – Ах, Гарри. Куда деваются исчезнувшие люди? – Дамблдор говорил почти шепотом. – Уходят в небытие, наверное… Была ли она настоящей? Я не уверен, что знаю ответ на этот вопрос, Гарри. Полагаю, она была не менее настоящей, чем наши воспоминания… Взгляд ярко-голубых глаз Дамблдора был отсутствующим, будто он смотрел вдаль – на что-то, чего остальные не видели. Гарри впервые заметил, как похожи глаза директора на глаза девочки на портрете. – Воспоминания порой могут казаться удивительно реальными, – тихо сказал Дамблдор. – Моя сестра Ариана умерла девяносто лет назад. Можно было бы ожидать, что воспоминания о ней со временем сотрутся. Но нет, они не стерлись; память о сестре становится все более отчетливой с каждым проходящим годом. Понимаете, воспоминания о живых блекнут по мере того, как мы стареем, но воспоминания об умерших со временем становятся все яснее и ярче… Моя сестра провела здесь, в Хогвартсе, всего неделю, но я до сих пор совершенно четко помню, как она улыбалась, когда впервые вошла в Большой зал под руку со своей подружкой Амариллис, и как послеобеденное солнце освещало золотистым светом ее волосы, когда она спускалась со школьного крыльца. Иногда я смотрю на бледные от волнения личики первокурсников перед распределением в начале каждого года и вспоминаю, как выглядело её лицо в день, когда её распределили на Хаффлпафф. Иногда я наблюдаю за хаффлпаффцами и представляю, как рядом с ними ходит невидимая Ариана. Или ловлю себя на мысли: вон та девочка кажется милой, она могла бы быть хорошей подругой моей сестре, – а потом вдруг вспоминаю, что Ариана мертва… По морщинистому лицу Дамблдора скатилась слеза. – А потом, – прошептал он, – случилось нечто удивительное. Незадолго до того, как вы приехали в Хогвартс, я очутился перед зеркалом Еиналеж. В воздухе носились странные слухи, что лорд Волдеморт, возможно, все-таки не погиб, и мой старый друг Николя Фламель очень беспокоился за сохранность философского камня. Я предложил ему спрятать камень в Хогвартсе, и он с радостью согласился. Я нашел идеальное укрытие – заколдованное зеркало Еиналеж, в котором мы видим наши самые заветные желания. Это была хитроумная задумка, потому что именно с собственными желаниями никогда не умел справляться Темный Лорд. На самом деле, именно его отчаянная жажда бессмертия и превратила его в Волдеморта. Внутри зеркала камень был в безопасности. И вот, два года назад я оказался у зеркала, собираясь спрятать камень в единственном месте, где Волдеморт его никогда бы не нашел. Но оно обладает большой властью, в чём и ты, Гарри, успел убедиться на собственном примере, поэтому я не смог удержаться и заглянул в него. И от увиденного у меня перехватило дыхание… Его голос задрожал: – Понимаете, она выглядела такой настоящей, что я начал сомневаться, действительно ли она умерла много лет назад или мне это просто приснилось. Она улыбнулась и назвала меня по имени, и я не смог ничего с собой поделать – протянул руку, чтобы дотронуться до нее, чтобы убедиться, что моя сестра действительно здесь. И тогда произошло настоящее чудо: к моему удивлению и восторгу, моя рука прошла внутрь зеркала и дотронулась до живой плоти. С бьющимся сердцем я взял сестру за руку и вывел наружу, и она вышла из серебристого стекла с такой легкостью, будто просто переступила порог из одной комнаты в другую. Моя сестра – здесь, в Хогвартсе, живая девочка из плоти и крови! Я был так рад, что мне было совершенно все равно, настоящая она или я сошел с ума и теперь смотрю на галлюцинацию. Настоящая или нет, она была здесь, а все остальное не имело значения. Ариана сначала недоумевала и не могла понять, где находится. Но потом я сказал, что она снова в Хогвартсе, и она радостно засмеялась. И я придумал план. Это был безумный план, но тогда он мне показался очень здравым и логичным. Ариана поступит в Хогвартс и пройдет распределение, как все новички, которые прибывают в школу. Я отвезу ее в Лондон, чтобы она могла приехать на Хогвартс-экспрессе вместе с другими детьми, и заколдую Распределяющую Шляпу, чтобы та распределила ее заново… Ариана поначалу была полна энтузиазма по поводу моего сумасшедшего плана и рассмеялась, когда я предложил ей назваться новым именем – Салли-Энн Перкс. Для нее все это было чудесной новой игрой, в которую ей хотелось поиграть. Дамблдор тяжело вздохнул. – Несколько дней я думал, что все получится… В моей голове роились планы чудесного будущего для Арианы и картины нашей жизни вместе: она подружится в Хогвартсе с другими девочками, а я буду помогать ей делать уроки. Она никогда не отличалась большими способностями, но с моей помощью наверняка сможет сдать экзамены. А потом я найду ей работу – может быть, здесь, в Хогвартсе, и мы всегда будем вместе… – он умолк и несколько мгновений сидел молча. – Но не получилось, да? – тишину нарушил шепот Гарри. Дамблдор медленно покачал головой. Он отвернулся от света лампы, и Гарри не видел, плачет ли он. – Нет, Гарри, не получилось. Сначала Ариана подыгрывала мне с удовольствием, но постепенно ее настроение изменилось. Она стала задумываться… Начала задавать вопросы – стучалась ко мне в дверь посреди ночи, когда все спали, и задавала все те страшные вопросы, на которые у меня не было ответов: «Кто я? Как я могу быть Арианой, если Ариана мертва? Я настоящая или просто воспоминание, как портреты на стенах?» Я старался ободрить ее, вселить уверенность, но мои слова ее не успокаивали. Ей становилось все тревожнее, она чувствовала себя все более потерянной, хотя я изо всех сил убеждал ее, что неважно, настоящая она или нет, – важно только то, что она здесь, что мы вместе. Но однажды вечером Ариана уже не плакала. Она просто посмотрела на меня и сказала: «Я ухожу обратно в зеркало, Альбус». Я умолял ее подумать еще, но она уже приняла решение. И я понял: единственное, что может избавить ее от страданий, одновременно разобьет сердце мне. Но я согласился; что еще мне оставалось? Понимаете, я любил ее и не мог видеть несчастной. Так что я отвел ее обратно к зеркалу, поцеловал в лоб в последний раз и попрощался. Тогда она улыбнулась, впервые за несколько дней. А потом вошла в зеркало и пропала. – И вы больше… больше не искали ее там? В зеркале? – голос Гермионы дрожал. Дамблдор покачал головой. – Искал… О да, я искал ее, но не мог найти. Несколько раз я подходил к Зеркалу, но видел на его блестящей поверхности только отражение старика – старика, который, возможно, стал немного мудрее. – Он тихо вздохнул. – По крайней мере, мне хочется надеяться. Но иногда я до сих пор спрашиваю себя, что сделал бы, если бы нашел магическое средство, способное оживить умершего, – может быть, камень вроде философского, но более могущественный. Достало бы мне мудрости отказаться от него, забросить его куда-нибудь в Запретный лес – или искушение воспользоваться им было бы слишком велико? Даже сейчас я не могу ответить на этот вопрос… – Почему вы хотели, чтобы все забыли Салли-Энн? – шепнул Гарри. – Почему не желали, чтобы о ней помнили? Дамблдор опустил глаза. Его голос слегка задрожал: – Салли-Энн никогда не существовало, Гарри. Салли-Энн была просто мечтой, которая на мгновение стала реальностью, воплощением фантазий маленькой девочки и печалей старика. Ей не было места в этом мире, Гарри. Ее нужно было забыть. Профессор Макгонагалл спорила со мной, когда я попросил ее помочь модифицировать всем память и исправить записи в школьном архиве – так, чтобы ничто не напоминало о недолгом существовании Салли-Энн. Ваш декан считает, что свои ошибки нужно помнить – только тогда можно избежать их повторения. Но мне казалось, что она недооценивает неразумие, свойственное человеческому сердцу: я боялся, что если другие узнают о том, что я сделал, то постараются повторить это, а не воспримут как ошибку, на которой нужно учиться… В конце концов она согласилась помочь мне скрыть следы моего проступка. – Не все следы, сэр, – тихо сказала Гермиона. – Ничто не может быть полностью забыто. Дамблдор посмотрел на нее задумчиво. – Может, и нет, – мягко сказал он. – Но я надеюсь, вы поймете, почему нельзя никому рассказывать о том, что вы узнали. Гарри и Гермиона кивнули, не сказав ни слова. – Но сэр? – Гарри внезапно пришла в голову мысль. – Я не понимаю одной вещи. – Только одной? – улыбнулся Дамблдор. – И чего ты не понимаешь, Гарри? – Почему вы не попросили Снейпа помочь вам стереть воспоминания о Салли-Энн? Почему вы не посвятили его в свой секрет? Я думал, вы в нем полностью уверены, сэр. – А. – Несколько мгновений Дамблдор задумчиво смотрел на Гарри. – Прекрасный вопрос… Я действительно уверен в профессоре Снейпе, Гарри; я доверил бы ему собственную жизнь. Но… Я не уверен, что ему можно доверить знание о том, как наши мечты и печали могут выйти из магического зеркала и стать реальностью, пусть даже на короткое время. Он задержал взгляд на лице Гарри, затем спросил просто: – А тебе я могу доверить это знание, Гарри? – Да, профессор. В этот момент погрузившийся в тень дальний угол озарился ослепительным сиянием. Феникс Фоукс вспыхнул ярким золотисто-малиновым пламенем. Несколько мгновений он пылал, освещая заревом темную комнату. Затем огненное великолепие померкло; языки пламени стали тусклее и, в конце концов, погасли; вновь опустилась темнота. Чуть позже они услышали тихий скребущий звук, за которым последовал удивленный писк – это среди пепла завозился новорожденный птенец феникса. Дамблдор успокаивающе зацокал языком, и птенец тихонько просвистел что-то в ответ. – С ним все в порядке, сэр? – обеспокоенно спросила Гермиона. Дамблдор улыбнулся. – Ну конечно, мисс Грэйнджер. С Фоуксом это происходило уже много раз. По крайней мере, я так думаю… Наверное, только философ смог бы решить, что у меня за питомец: один феникс-долгожитель, который периодически сгорает, или последовательно четыре сотни одинаковых фениксов, несущих в себе воспоминаниях о своих предшествениках… Его ярко-голубые глаза блеснули под очками. – Думаю, вам пора идти. Мне нужно позаботиться о новорожденном фениксе, а вас уже ищут. Несколько часов назад ко мне заходили мистер Рональд Уизли и очень встревоженный домовой эльф. Они были крайне обеспокоены тем, что вы пропустили чай и ужин, а ваше местонахождение неизвестно. У них даже появились некоторые совершенно фантастические теории, объясняющие ваше таинственное исчезновение. В этих теориях фигурировали перемещения во времени, вампиры, симулякры, големы – и еще много разного. Так что вам нужно как можно скорее отправиться к вашим друзьями и успокоить их воображение. Дамблдор взмахнул палочкой, и свет лампы стал ярче. Теперь они видели едва оперившегося феникса – маленькое несчастное существо, сидящее на горке пепла. Дамблдор взял птенца и нежно погладил его. Уже направляясь к двери, Гарри и Гермиона увидели, что к ним плывет облачко светло-серебристой дымки, вылетевшее через трещину в старом шкафу. Гарри протянул руку и коснулся ускользающей серебристой струйки. – Что это, сэр? – Что? – Дамблдор с трудом оторвал взгляд от маленького птенца, сидевшего у него на пальце. – А, это. Просто воспоминания, Гарри. Воспоминания о прошлом… Может быть, когда-нибудь я тебе их покажу. В воспоминаниях, знаешь ли, заключена мощная магия. Конец Обсуждать фик, хвалить и ругать, ставить оценки можно здесь
полная версия страницы