Форум » Библиотека-2 » "Дверь в утро" by Resmiranda, SS, HG, R, drama - окончание » Ответить
"Дверь в утро" by Resmiranda, SS, HG, R, drama - окончание
Galadriel: Дверь в утро (Door of the morning) Автор: Resmiranda Переводчик: Galadriel Разрешение на перевод: получено Герои: Снейп, Гермиона Gen Рейтинг: R Жанр: драма Саммари: седьмой год Гермионы; свобода и рабство, сумасшествие и воспоминания, истины и прозрения – разве история когда-нибудь кончается? Дисклеймер: все принадлежит JKR и другим уважаемым правообладателям, автор и переводчик никакой выгоды не извлекают. Примечание: cпасибо Ferry за перевод стихотворных эпиграфов Эта третья часть "Трилогии теней". Первая, "Как тени в зимних небесах", есть на Сказках, вторая, "Унылые часы" - здесь, на форуме.
Ответов - 118, стр:
1 2 3 4 All
Galadriel: Глава первая: Под полной луной И пал на нее туман, И жизни тяжесть она ощутила, И хоть красной была ее кровь, Синим льдом она показалась, И сливались цвета, образуя Серость. DMB, «Серая улица», пер. Ferry Ей снова снился кошмар: она ощущала тяжесть сна, мысли текли вяло, как всегда бывает в состоянии полудремы. Она пробиралась сквозь густую холодную ночь; воздух был буквально физически ощутим, и она едва могла повернуть голову. Она открыла рот, и будто вязкий черный клей полился в горло, просачиваясь в легкие, закупоривая глотку, перекрывая дыхание. Она пыталась сделать глоток воздуха, но тот был слишком, слишком густым, ужасно вязким, легкие сжимались до боли, пытаясь втянуть его. Она искала что-то, но не видела даже собственных рук, которые вытянула вперед, чтобы ни на что не натолкнуться. Что бы она ни искала, найти это было очень, очень важно… нет, она искала кого-то… но кого? Она не помнила. Внезапно у нее перехватило дыхание, она вцепилась ногтями в горло и в это мгновение услышала звук. Кто-то вдалеке, слева, звал ее, искал ее… Гермиона резко села на постели, лихорадочно дыша; она тихо всхлипывала, по спине стекал пот. Боже, подумала Гермиона, вытирая дрожащей рукой холодный пот со лба; пальцы скользнули к щекам, и она обнаружила дорожки от слез. Этот сон повторялся постоянно уже недели. Она не знала, что с этим поделать. Конечно, всегда можно взять у мадам Помфри зелье сна без снов, но тогда она будет просыпаться еще более усталой, а она заметила, что чем сильнее утомлена, тем проще расплакаться из-за какой-нибудь ерунды. Гермиона чувствовала себя слабой: раньше она никогда не впадала в истерики без причины, а теперь, когда особенно требовалось быть сильной и здравомыслящей, любые малости напоминали о нем. Любые малости заставляли ее заплакать. Два дня назад она сидела в библиотеке, лихорадочно строча очередное задание. Оказалось, что работа, как всегда, дает спасение, позволяет отвлечься, что бы ни беспокоило ее. Но когда она писала предложение в сочинении по Защите, кончик пера сломался, и на пергаменте расплылась клякса. Гермиона просто просидела так добрые полминуты, ощущая, что у нее разрывается сердце, мысли растекаются и она теряет контроль над собой; она заплакала, сама не понимая этого. Спасибо еще, что ей удалось не разрыдаться в голос – лишь задрожали губы, и тихая слезинка выскользнула из уголка глаза и упала на испорченную страницу, отчего чернила растеклись, и слезы хлынули потоком. Никто не заметил этого, и Гермиона не знала, радоваться или обижаться. В глубине души Гермиона была рада, что стала в этом году старостой школы. Появились новые обязанности, зато ей удалось покинуть спальню девочек, где Лаванда и Парвати, несомненно, нашли бы множество поводов расспрашивать ее и задавать нежеланные вопросы, как пытались в прошлом году. Это раздражало уже тогда, а теперь Гермиона чувствовала себя слишком истощенной, чтобы отражать расспросы и любопытные взгляды, когда поздно возвращалась, просыпалась в слезах или просто хотела побыть одна. Рон и Гарри были настоящим подарком. Все, по крайней мере, в Гриффиндоре, знали, насколько сблизились Гермиона и Дин в прошлом году, и к ней относились очень бережно, будто она была хрупкой и могла разбиться. Хотя временами она была за это благодарна, потому что сама мысль о Дине заставляла ее губы дрожать, а сердце болезненно сжиматься. Так и было первые две недели с начала занятий, но вскоре это начало смертельно раздражать Гермиону, и она искренне пожалела, чтобы все не могут просто обращаться с ней как обычно и позволить пострадать в одиночестве, без присмотра двадцати пар глаз, и каждый, с кем она говорит, пытается осторожно обойти тему ее чувств. Рон и Гарри просто не разговаривали об этом и продолжали вести себя нормально, насколько это вообще возможно. Хотя эта маленькая радость причиняла ей еще больше мучений, и когда Рон шутил или Гарри улыбался ей своей невинной улыбкой маленького мальчика, она не знала, плакать от счастья или от горя. Конечно, только Гарри мог понять то чувство вины, что глодало ее изнутри, но она не могла рассказать ему об этом – работа с профессором Снейпом все еще была скользкой темой. В общем, она запуталась. Гермиона нервно вздохнула и опустила ноги с постели, одной рукой снимая со столбика кровати халат, а другой ища палочку на ночном столике. Когда пальцы сомкнулись на гладкой деревянной рукоятке, она улыбнулась; по крайней мере, магия всегда будет с ней. - Lumos, - произнесла она, и огонек на кончике палочки озарил комнату. Ничего особенного, надо признать, но по крайней мере здесь тихо и никаких посторонних – место, где она может найти уединение и упиваться своими маленькими несчастьями, и никто не будет спрашивать, не видела ли она расческу или учебник. Мебель из вишни, полог кровати и обивка стула из темно-красного бархата делали комнату теплой и уютной, когда был зажжен огонь в камине. Сейчас же, в свете палочки, комната казалась немного жутковатой, но Гермиона привыкла. Она была необычайно благодарна за личный камин, поскольку он предоставлял возможность тихо и незаметно добираться до комнат профессора Снейпа, не давая никому знать о своем уходе и не пробуждая подозрений, поскольку любой «проект на дополнительные баллы» должен уже быть закончен. Так что все просто думали, что она проводит много времени, занимаясь в своей комнате, и Гермиона была рада, что создала такой образ – он оберегал ее от множества любопытных расспросов, если она иногда забывала выйти к обеду или всю субботу сидела взаперти. Обязанности старосты так же помогали: теперь она могла проводить со Снейпом столько времени, сколько нужно, в любой вечер. Но сейчас ей хотелось сбежать из своей комнаты. Такое случалось нечасто, но ее преследовали маленькие приступы клаустрофобии, и она ужасно устала пялиться на одни и те же стены или лежать в постели и ждать, пока голова оставит ее в покое и она сможет наконец поспать. Кто бы подумал, что она покидает башню после отбоя? Палочкой она зажгла огонь в камине и поискала на каминной полке собственную баночку с дымолетным порошком, что ей дал Дамблдор, испытав при этом легкие угрызения совести за то, что использует порошок в личных целях, но решительно отбросив их. Всего лишь еще одна капля вины в ее печальное застоявшееся озеро неисполненных обязательств; невелика разница. Она бросила щепотку порошка в огонь, ступила в зеленое пламя и объявила назначение.
Galadriel: Гермиона вышла на холодные плиты на вершине Змеиной башни и глубоко вдохнула. Ночной воздух был наполнен резкими, острыми запахами окружающих растений, медленно умирающих или уходящих обратно в землю, чтобы продремать зиму и возродиться весной. Она любила Садик зелий – теперь от него не было никакой практической пользы, поскольку ни Помфри, ни Спраут не знали о нем, зато он стал ее прибежищем от остального мира. Она сомневалась, чтобы профессор Снейп часто ходил сюда: теперь сад был ему хорошо знаком и, кроме того, напоминал об утраченной жизни. Гермиона шла по гравийной дорожке мимо растений, которые летом были покрыты цветами и плодами, а теперь увядали в похолодевшем воздухе. Сентябрь уже вступил в свои права, дни стали короче, а растения в Садике зелий слишком хорошо знали, что настала пора спрятаться в землю, чтобы пережить зиму. По сторонам мелькали стебельки паслена, так же называемого белладонной, черенки кендыря, ростки ясеня с поникшими, побуревшими листиками, маленькие кустики буквицы и тысячелистника, а в конце дорожки, за лесенкой, была разросшаяся клумба с мятой и лимонной мелиссой. Наверное, с мятой и мелиссой дела обстоят получше, подумалось Гермионе, ведь они могут расти и как сорняки. Даже Шеймус, который был в этом ужасно неумелым, мог бы вырастить их без особых проблем. Гермиона присела на корточки. Луна светила ярко, но еще не было полнолуния – профессору Люпину пока не надо запираться в кабинете, подумала Гермиона – и серебристый свет окрашивал толстые листья мелиссы, стебли которой все еще густо покрывали землю. Гермиона растерла листок между пальцами, поднесла руку к носу и глубоко вдохнула. Лимонный запах мелиссы успокаивал, и, повинуясь внезапному желанию, Гермиона наклонилась вперед, уткнувшись носом в листья. - Гуляете так поздно, мисс Грейнджер? Гермиона тихо вскрикнула и вскочила на ноги, чуть не потеряв равновесие на скользком гравии; руки инстинктивно потянулись к небрежно распахнутому халату, чтобы запахнуть его поплотнее и прикрыть шею. И почти тут же она осознала, насколько это глупо, ведь о садике не знает никто, кроме профессора Снейпа, и расслабилась. Он стоял, скрестив перед собой руки и едва не наступая на клумбу с вереском. Дыхание Гермионы постепенно выравнивалось. - Простите, профессор, - сказала она. – Не думала, что вы будете здесь, - Гермиона поправила халат и пригладила волосы. Он не мог по-настоящему видеть ее, по крайней мере, как утверждал, но зато мог почувствовать. Она нахмурилась, когда в голове мелькнула быстрая, почти незамеченная мысль: он знал, что я буду здесь. Гермиона быстро прогнала ее. Этому нет никаких доказательств. Казалось, он наблюдал за ней, а потом слегка пожал одним плечом. - Несомненно, - произнес он и направился к Гермионе. Профессор Снейп остановился в паре метров от нее и задрал голову к небу. Казалось, он смотрит на луну. - Пройдемся? – спросил он. Гермиона кивнула. Он молчал, пока они шли под лунным светом, а Гермиона пыталась вспомнить, когда она вот так гуляла со Снейпом. Наверное, за день до его… перемены, о чем же они тогда говорили? Что-то о поэме, которую она читала по его совету… «Кубла Хан», вот что. Она жаловалась, что, по правде говоря, не поняла поэму, и просила Снейпа объяснить ей. Он злорадно рассмеялся и отказался. Она так разозлилась, что чуть было не ушла, но он остановил ее. И сказал, что не будет объяснять, потому что объяснить не может. Говорили, поведал Снейп, что Колридж необычайно пристрастился к опиуму, и однажды пополудни, где-то в период написания «Старого морехода», ему приснилось триста строчек фантастической эпической поэмы, и когда Колридж проснулся, то начал записывать поэму. Но прежде чем он закончил – он остановился на тридцатой строчке – в дверь постучали, и ему пришлось ответить. А когда он вернулся к поэме, то обнаружил, что забыл окончание. Гермиона вспомнила, она тогда заметила, что это, должно быть, большая потеря, но Снейп лишь фыркнул. Он сказал ей, что поскольку Колридж всегда был склонен растягивать свои поэмы, запиши он текст целиком, вероятно, тот был бы полностью посвящен проблемам Хана со строителями и как тому пришлось четыре недели переезжать с места на место, пока он улаживал дела с союзом. Гермиона улыбнулась этому воспоминанию… тогда она слегка рассмеялась… однако сейчас… Улыбка как раз исчезала с ее лица, когда идущий рядом мужчина заговорил: - Чему вы улыбаетесь? – спросил он. Гермионе было немного неловко сказать ему, что она вспоминала их последнюю совместную прогулку, так что она лишь неопределенно махнула рукой. - Да так, - ответила она. Снейп привычно фыркнул. - Должен же быть повод, - настаивал он. – Вы не улыбались, наверное, несколько недель. Она искоса взглянула на него. - Откуда вы знаете? Он снова пожал одним плечом, и Гермиона поняла, что это начинает ее безумно раздражать. Наверное, он об этом знает, потому так и делает, зло подумала она. - Просто знаю, - загадочно ответил он. Гермиона вздохнула. - Да, наверное, - сказала она. Но знал ли он, в действительности? Она чувствовала вялое биение сердца в груди, боль была сильной и тянулась бесконечно. Но он должен понять. – Дин… его больше нет, и…. - Он умер, мисс Грейнджер. Гермиона застыла, как вкопанная. - Что? – произнесла она. Снейп остановился в полуметре впереди нее и повернулся, край его плаща скользнул по поле ее халата. - Мистер Томас умер. Не надо приукрашивать это изящными словами, это лишь возвеличит его и запутает вас. Гермиона почувствовала, будто она падает, так закружилась голова; она не могла поверить своим ушам. Она поджала губы, ощущая, как приливает к лицу кровь. - Извините себя, - произнесла она сквозь зубы, - но так уж получилось, что я считала его милым и хорошим человеком, который заслуживал лучшей участи. И буду «возвеличивать» его сколько угодно, если захочу.
Galadriel: Снейп только покачал головой. - Мисс Грейнджер, он умер. И это навсегда. Говоря, что его нет, - он неопределенно помахал рукой, - вы оказываете ему плохую услугу, потому что не признаете, что его жизнь была тем, чем была, и она закончилась, и оказываете плохую услугу самой себе, потому что не отпускаете его, - он вздохнул. – В этом вопросе можете мне поверить. Гермиона сглотнула и почувствовала на языке вкус желчи. В ушах шумела кровь. - Замечательно, - огрызнулась она. – Дин умер, потому что мы не смогли спасти его. Вы это хотели услышать? – она шагнула к нему и слегка удивилась, когда он отпрянул, но была слишком зла, чтобы обратить на это внимание; ее щеки пылали, боковое зрение будто застилало багровое облако. – Его больше нет, потому что мы предсказали неверно, и теперь я никогда не увижу его снова. Это моя вина, - она почти кричала, и на последнем слове голос сорвался. Гермиона была немного ошарашена тем, что только что наговорила самому черствому человеку из всех, кого могла вспомнить, но ей было наплевать. Поселившееся в ее сердце горе пробуждалось всякий раз, когда она думала о Дине. Гермиона чувствовала, как от унижения к горлу подкатывает рыдание, и чуть было не отвернулась, но гордость заставила ее остаться на месте, с вызовом глядя на человека, который не мог ее видеть. Мгновение профессор Снейп стоял неподвижно и, казалось, глядел на нее. Потом резко развернулся и пошел по дорожке прочь. Гнев Гермионы сменился негодованием. - Эй! – крикнула она. – Куда вы? Снейп не обернулся и не ответил, и Гермиона быстро обдумала возможность просто покинуть башню и отправиться в постель, но отбросила ее. Снейп мало чего делал просто так. Сжав зубы, она с мрачным видом пошла за ним; гнев все еще клокотал внутри. Снейп остановился у одной из ржавых железных скамеек и сел. Когда Гермиона дошла до него, он жестом показал ей присесть рядом. Она неохотно подчинилась, опустившись как можно дальше от него; Снейп прочистил горло. - Послушайте меня, мисс Грейнджер, - начал он, и Гермиона буквально ощутила: он готовится рассказать историю. Несомненно, он перенял эту причуду у Дамблдора – тот тоже любил рассказывать. Возможно, Снейп ощутил, как она разочарованно закатывает глаза в гневе, но все равно продолжил. - Когда-то я знал девушку, - произнес он. – Мы познакомились в юности. Она была сиротой, жила с какими-то моими дальними родственниками, и особой близости между нами не было. Но с возрастом она стала красива и очаровательна и могла бы выбрать любого из молодых людей, что увивались за ней. Однако они были ей не нужны. Она влюбилась в человека много старше и убедила себя, что он один подходит ей. Тот еще романтик, - прибавил Снейп. Он откашлялся и продолжил. – Тот мужчина не интересовался ей, но она умоляла его сделать ее своей любовницей. Наконец он устал от ее настойчивости и открыл ей правду: он был ее отцом, а она – внебрачным ребенком, и приказал больше никогда не попадаться ему на глаза. Она была так поражена этой печальной новостью – или просто впала в истерику – что достала нож, перерезала себе запястья и вспорола живот. Прямо перед ним. Наверное, ужасно испачкала ковер, - мрачно добавил он. - Сэр! – воскликнула Гермиона. Это было уже чересчур. Снейп отмахнулся от нее. - Разумеется, она умерла. Ее отец не был особенно хорош в целительской магии. Или не особенно старался, - он пожал плечами. – Как бы там ни было, ее больше нет. Гермиона нахмурилась, но ее гнев уже утихал, сменившись толикой отвращения. - И в чем смысл этой истории? Снейп изобразил удивление. - Уверен, что вы не настолько тупоголовы, мисс Грейнджер, - сказал он. И, прежде чем она успела возмутиться, продолжил. – Смысл в том, что вы должны научиться терпеть поражения. Вот чего та девушка не умела. Неудачи неизбежны. То несчастье, что постигло вас обеих – всего лишь роковой случай, одно из тех бесчисленных совпадений, который только доказывают нам, что происходит обычно самое худшее, - он скривил рот. – Шутки богов, если угодно, - добавил он. Гермиона отвела взгляд. В глубине души она все еще злилась, и чувство, что ее ударили по больному, не прошло, но звук его голоса немного успокоил ее. Он не говорил с ней так много не об арифмантике вот уже три месяца. Но образ Дина все еще стоял перед глазами и не покидал ее мыслей. Она закрыла глаза. - Зачем вы здесь, мисс Грейнджер? – внезапно спросил Снейп. Гермиона раздраженно вздохнула. - А вы не знаете? – язвительно спросила она. Снейп лишь фыркнул и отвернулся. Она закатила глаза. - Хотела привести в порядок мысли на свежем воздухе, - ответила она, внимательно разглядывая растущий неподалеку кустик полыни. Внезапно ее осенила мысль. – А вы здесь что делаете? – спросила она более дерзко, чем намеревалась. – Пытаетесь сварить какое-нибудь зелье? Вернуть крупицу былой славы? Снейп резко вдохнул, но промолчал, и Гермионе стало немного стыдно. Возможно, он и не заслужил такого, но она обнаружила, что в последнее время у нее недостает ни терпения, ни вежливости для тех, кто сердит ее. Некоторое время он сидел почти неподвижно, настолько, что она в итоге повернулась посмотреть, дышит ли он. Черные волосы в лунном свете отливали серебром, челюсти были крепко сжаты, и он показался Гермионе каким-то странным богом справедливости: слепым, но полным медленно кипящей ярости, мстительным божеством. Она отодвинулась от него подальше. - Раньше я ухаживал за этим садом, - внезапно произнес он и вновь замолчал. Гермиона только кивнула. Некоторое время они сидели в тишине, потом Снейп прочистил горло. - Я чувствую его, - произнес он. – Я чувствую, как все вокруг меня умирает. - Сэр? – казалось, Снейп не услышал ее. - Все эти растения, - выдохнул он, и упавшая на лицо прямая черная прядь качнулась от легкого дыхания, трепеща перед двигающимися губами. – Я отбирал их, высаживал и растил. Ухаживал за ними. Убеждал самые трудные из них взойти. И они росли… они цвели благодаря мне. Они были прекрасны, такие красочные в солнечном свете. Я даже сажал цветы, распускающиеся ночью. Где-то тут еще есть несколько луноцветов… - он замолк, а Гермиона боялась что-нибудь сказать. Она никогда раньше не слышала, чтобы он так много говорил о себе. Она ждала. - Но это не имеет значения, потому что я больше не могу их видеть, - так резко произнес он, что Гермиона слегка подпрыгнула. – Я не могу выращивать их, - безжалостно продолжил он, - не могу поливать их, не могу заботиться о них, не могу срывать то, что мне нужно. Хотя, - он горько усмехнулся, - разумеется, они мне больше не нужны, - он скривил губы. – Они умирают. Все к лучшему, я полагаю. Некоторые выживут и без моего ухода, но в конце концов… в конце концов все здесь зарастет мятой. Снейп тяжело сглотнул, Гермиона увидела, как опустились уголки его губ. - Я сделал все это, - он почти шептал. – Я Озимандия, царь царей. Он замолчал и, хотя сидел рядом с ней, казался невероятно далеким. Гермиона не знала, что сказать, так что ничего не ответила, а лишь глядела на растения вокруг, которые медленно погружались в дремоту или смерть. Он был прав; Садик зелий завянет без ухода. Без заботы… Гермиона закрыла глаза, внезапно почувствовав себя очень усталой, и попыталась думать… Она ощутила легкое прикосновение руки к плечу и резко выпрямилась, заставляя прикасавшегося к ней быстро отдернуться. Гермиона моргнула… неужели она заснула? Она полностью села и потерла глаза. Снейп сидел рядом с ней, и она взглянула на него. - Вам надо идти, - произнес он. Просто идти, не к себе в комнату, никуда конкретно, просто идти. Он хотел избавиться от нее. Гермиона кивнула, слишком уставшая, чтобы спорить, с трудом поднялась на ноги и, спотыкаясь, дошла по гравийной дорожке до камина, откуда отправилась в свою комнату. Снейп оставался на месте, пока луна не зашла.
DashAngel: Не верю своим глазам! Дважды не верю! Galadriel, я очень рада, что вы выкладываете третью часть! ...И - я первая отметилась в этой темке! Уря!
Galadriel: DashAngel спасибо и добро пожаловать))
Эльпис: О, с возвращением, рада вас видеть! Пойду быстрей читать!
Египетская Мау: Все-таки насколько сложный, глубокий и надежный человек. Образованный, умнющий, печальный. Один из моих самых любимых профессоров Снейпов, без всякого сомнения. Спасибо и спасибо, Galadriel, за продолжение чуда. Надеюсь, саду бедному загнуться не дадут. Жалко растения до слез горьких.
djbetman: утащила в читанье
Lecter jr: Galadriel как хорошо видеть этот фик - уж очень тревожным было окончание второй части; впрочем, не знаю, что ждет героев (не стану читать в оригинале, ибо , имея в наличии не слишком хорошее знание английского, можно только впечатление себе испортить), но уверена - это будет описано и переведено (вами) так, что... не могу подобрать подобающее определение. Ну, может быть, разве что "по-настоящему". Берет за душу и заодно ее выворачивает.
Эльпис: Вот это атмосфера...Читаешь и так и представляешь себе сумрачный садик, дорожки лунного света и двух идущих людей - красиво и грустно, особенно если услышать их разговор. Но название такое ... обнадеживающее, что-ли. Дверь в утро - это же надежды, рассвет, новый день, жизнь в конце-концов! *грустно смотрю на шапку* Эх, и все равно драма. Очень красивая драма. А почему никто не скажет о садике ни проф. Спраут, ни Помфри? Жалко растения, а Гермиона со своей учебой вряд ли найдет время на уход за ними. Или найдет?
Galadriel: Египетская Мау Я тоже нежно люблю этого Снейпа, хотя в моем понимании он гораздо менее снейпистый, чем общефаноническое представление)) Он не суетится, по крайней мере. Lecter jr Вторая часть вообще очень тяжелая, дальше будет событийнее и, наверное, легче)) Эльпис Драма - это по центральным событиям. А название, имхо, оправданно, хотя никаких реальных дверей, разумеется, не будет. Почему всех так заботит сад, интересно? Имхо, заросший и запущенный сад - тоже не так уж плохо. А не делится с другими профессорами, наверное, из чувства сродни ревности - все-таки это его, Снейпово)) Уверяю вас, скоро всем будет не до сада.
DashAngel: Galadriel , не пугайте Как это - не до сада ? А хоть в хорошем смысле или плохом?
Эва: Galadriel О, так может, всё же что-то будет? Лично меня очень удручает Снэйп, медленно сходящий с ума. То, что он может "почти" видеть - вне сомнения важное умение, но вот его шарики и ролики укатили куда-то слишком далеко и надолго, как мне кажется. Я могу надеятьтся, что он не встретиться с родителями Невилла по доброй воле?
Египетская Мау: (В возбуждении бродит от угла к углу) Хочу, чтобы Волдеморт на стены лез в ярости на себя за то, что этого арифмантика не убил. Хочу, чтобы Северус с Гермионой устроили ему грандиозную козью морду. Просчитали мерзавца от и до. Дверь в утро для профессора - ужасно хочу. А сад жалко... ну а как же? Его любили, о нем заботились, а теперь он брошен. Впрочем, когда Волдеморту устроят козью морду, дойдут руки и до сада, и до всего прочего. Тем и утешусь. А продолжение скоро?.. Тут кое-кто очень подсел.
Lecter jr: Galadriel пишет: дальше будет событийнее и, наверное, легче)) А мне, ангст-шипперу, и так хорошо.
Galadriel: DashAngel да как вам сказать...)) В событийном)) Эва На это - точно можете На самом деле, в двух словах этот сюжет не перескажешь, даже если бы я и хотела. А я не буду, разумеется)) Египетская Мау Козья морда *ржот*. В своем роде будет)) Не скоро, правда. Lecter jr Лично для меня самый большой ангст - это конец, который формально сходит за хэппи-энд).
Galadriel: Глава вторая: Лишь бессвязные речи Как бы ни было тяжело – Это не повод сдаться. DMB, «Серая улица», пер. Ferry Солнце светило ему в лицо, но Северус не мог вспомнить, где он и почему он здесь, и по дальнейшему размышлению обнаружил, что это не так уж важно. Его волосы покрывала роса, а прохладный сентябрьский воздух был чист и свеж. Он глубоко вдохнул и почувствовал запахи сада. Так. Он находится в саду, сидит на – он провел рукой по сиденью, ощутил, как жесткая холодная поверхность царапает подушечки пальцев – на ржавеющей скамейке, и с трудом мог вспомнить, как он там очутился. Северус потер крылья носа, массируя тонкую ранимую кожу под глазницами, пытаясь привести мысли в порядок, а потом почувствовал, как магия настигает его, разбивая тот утренний покой, в котором он находился. Она ворвалась в него и глубже, и внезапно он осознал все вокруг себя: поток воздуха между стебельками растений, изгибы камешков под ногами, медленное разложение железа под ним и органики вокруг… Прошедшая ночь навалилась на него, но показалась нереальным, причудливым сном. Было ли это в действительности? Если да, что же он за глупец. Всплыло мягкое, окрашенное в нежные тона, будто через матовое стекло, воспоминание о мисс Грейнджер: она была здесь прошлой ночью, и он знал тогда, что она придет, и специально разыскивал ее, оправдываясь, что она не должна ходить после отбоя. Чудесная ложь, в которой он играл заботливого наставника, а она – трудного студента. Он обнаружил ее склонившейся над мелиссой лимонной, но все, что последовало за этим, расплывалось в памяти. Он помнил, как вглядывался в будущее, ища, какими путями оно может пойти, видел, как она растягивается на миллион личностей, острыми обломками наплывающими друг на друга, каждая из которых ведет себя неуловимо иначе. Он чувствовал, как разум лихорадочно рыщет между ними в поисках желанного варианта, не обращая внимания на последствия, которые он также мог видеть… вспомнил, как глядел в небо, когда ему пришлось сменить направление мыслей. С того момента он мог вспомнить сотню разных разговоров, из каждого – лишь короткие фрагменты, что почти неощутимо бились о его лицо, как призраки бабочек. Тут обрывки слов, там куски фраз, легкие жесты – он не был уверен, что делал их. Солнце разгоралось сильнее, проникая сквозь привычный черный плащ, просачиваясь в волосы, помаленьку нагревая обращенную на восток щеку – и он чувствовал, как бледную кожу начинает немного жечь, по ней пробегает легкий огонь. Так он понемногу заработает ожог; но Северус не мог заставить себя волноваться: он обнаружил, что тревога, гложущая сердце, занимает его гораздо больше. Если он не мог вспомнить, какой из мириадов разговоров произошел в действительности, тогда, теоретически, он мог сказать ей что угодно, хотя отсутствие синяка на щеке убедило его в том, что это не было слишком оскорбительным. Оставалось только надеяться, что не сказал ничего слишком личного. Боже, как он устал. Спал ли он вообще или просто впал на ночь в состояние кататонии? Он не чувствовал себя особенно отдохнувшим, но, опять же, даже лучший сон не приносил ему отдыха. Северус повернулся на скамейке, и мышцы завопили от негодования, заставив его вздрогнуть и издать резкий стон. Будет знать, как сидеть всю ночь на железной скамье. Превозмогая боль в спине, Северус поднялся и захромал к камину; числа в его голове падали и рассыпались серебристыми каскадами – путеводные звезды, говорящие ему, куда ступить и когда остановиться. В глубине души, он начал уставать от этого; магия была слишком… навязчивой. И все же по-своему красивой и очень, необычайно полезной. Свобода, независимость, никаких ограничений – Волдеморт никак не ожидал такого, он был уверен. Будет знать, ублюдок, подумал Северус. Это была странная сила: способность знать, что конкретно нужно сказать, чтобы услышать именно то, что хочешь услышать; способность точно знать, как нужно двигаться, чтобы никогда не оступиться; сила, заставляющая людей в действовать так или иначе, зная, как они отреагируют, если ты скажешь то или сделаешь это, выстраивающая весь разговор так, чтобы ты мог получить желаемое… разве истинный слизеринец может устоять? И я, кажется, не смог, кисло подумал он, входя в свою спальню и отряхивая сажу с одежды. Он прошел в ванную, снимая по пути плащ и мантию и бросая их в ее кресло – где все еще сидел ее призрак. Северус нахмурился, вспомнив свое безрассудство: ему не надо было идти в Змеиную башню, зная, что она будет там. Он не мог точно сказать, откуда знал, что она придет, но оказался прав… А теперь он жалел, что не может видеть ее: наверное, она была очаровательно растрепанной, волосы уложены в косу, лицо погружено в пахнущие лимоном листья. На ней был халат, который она плотно завязала от всепроникающего холода, на ногах тапочки. Жаль, что он не мог видеть ее глаз, но это была одна из тех немногих сфер, куда магия не вторгалась. Оставалось только представлять их себе. Эти глаза должны быть похожи на ее голос, большие и печальные, с темными тенями под ними, почти затравленные. Она горевала по мальчишке, ее сердце широко разверзлось, изливая печаль, но все же удерживая ту боль, от которой она хотела избавиться. Северус хорошо знал эти чувства. Главным из них была вина, хотя если кто и должен чувствовать себя виноватым, так это он, но он так запутался в глупой жалости к себе, что еще и чувство вины в придачу будет лишь каплей в море. Новый день, новая печаль. Для нее всегда найдется столько причин. Летом они с Альбусом обсуждали, можно ли ему снова начать преподавать. Ему ненавистно было это признавать, но он скучал по ощущению власти над классом, возможности делать замечания изумляющему числу идиотов и хвалить тех нескольких избранных, одаренных в зельях, прекращать стычки, заваливать учеников, нависать над ними во время работы и заставлять их чувствовать себя не в своей тарелке. Ему недоставало всего этого, и он попытался, насколько возможно незаметно для кого-то столь отчаявшегося, убедить директора, что он вполне может учить подростков. Но Дамблдор лишь покачал головой и сказал, что сейчас лучше всего сохранять его состояние в тайне. Любое появление долго отсутствовавшего мастера зелий, даже если использовать чары, чтобы вернуть ему нормальный вид, вызовет большое волнение и может привести к… инцидентам. Кроме того, рассуждал Дамблдор, поскольку в Хогвартсе наверняка есть дети Жрецов Смерти, тогда наверняка имеются и шпионы Темного лорда, и видит бог, будет невероятной глупостью позволить Волдеморту услышать хоть что-то о выздоровлении. Похоже, мисс Грейнджер хорошо хранит свою тайну, так что нет никаких причин волноваться. Мисс Грейнджер…
Galadriel: При мысли о ней Северус ощутил укол страсти, она разлилось, заполняя его вены. Он яростно встряхнулся и приник к жесткой холодной раковине, размышляя, что он ведет себя как испорченный ребенок, потакающий собственным желаниям. Он жалок. Северус сунул голову под кран и позволил холодной воде сочиться по лицу, попадать в уши, стекать по волосам. Он осторожно поднял руку к голове и провел пальцами через грязные пряди. И сморщился от легкого отвращения. Ничего особо ужасного, но ванну принять нужно обязательно. Северус отстранился и нахмурился. В начале всего этого, после того как был ослеплен, он часами принимал ванну, пытаясь смыть наполнявшие его воспоминания, что ворочались в глубине, умоляя его дать волю тем слезам, которые он никогда не сможет пролить вновь. Конечно, воспоминания все еще оставались там – теперь они приходили к нему в том, что называлось снами – но их затопил прилив новых воспоминаний, некоторые из которых никогда не были реальными, не случались в действительности (а, может, и случались – ему становилось все труднее и труднее различать); такие воспоминания заменяли вероятности, которые ему привиделись и понравились… Например, действительно ли Люпин завел с ним разговор об Оскаре Уайльде, который затем почему-то перешел на мадам Хуч? Не то чтобы совсем неправдоподобно, но также и не совсем вероятно, и это тревожило его. Он был уверен, что в какой-то момент все испортил, упомянув о разговоре, которого никогда не было. Но сейчас, подумал Северус, ему, наверное, стоит принять ванну. Это больше не доставляло ему удовольствия. Спокойное отмокание в ванне теперь превратилось в математическое напряжение; разум не в силах был сопротивляться медленным струям и мягкой ряби, которые вызывали его движения, и помимо его воли вычислял и анализировал течения и отливы, чтобы Северус мог увидеть волны и водовороты на воде. Они слепили различными цветами, о существовании некоторых он даже не подозревал, а разум разворачивал эту картину, и можно было наблюдать, как цвета тонут, ныряют и поднимаются вновь. От этого у Северуса начинала болеть голова. Единственным достойным сравнением была музыка, но она по крайней мере упорядочена и стройна. Она тоже была буйством цвета, но в этом хаосе скрывался план, и у него в голове она звучала… божественно. Но, нахмурился Северус, это не музыка, и взяв себя в руки, он включил воду. Даже первый плеск на дне ванны вызвал резкую, пронзающую боль за тем местом, где располагался левый глаз, и Северус подавил раздраженный вздох, по опыту зная, что пытаться заглушить этот шум бесполезно. Поскольку он все еще был в брюках, он вышел в спальню и притворился, будто смотрит на умирающий огонь со своего кресла, ожидая, пока ванна наполнится… - Северус? Северус подпрыгнул на полметра в воздух, когда голос Дамблдора вырвал его из задумчивости, сердце пропустило удар, но он попытался вернуть самообладание. - Боже мой, Альбус, вы когда-нибудь стучитесь? – раздраженно спросил Северус. Дамблдор покачал головой. - Я не думал, что ты будешь еще неодет в обед, - возразил Дамблдор веселым голосом, от которого у Северуса начинали ныть зубы. Однако в этот раз это слишком отвлекло то, что Дамблдор сказал, а не как. - В обед? – тупо переспросил он; он был уверен, что сейчас самое позднее – середина утра. Смешок Дамблдора сказал ему, что да, уже за полдень, а магия в голове металась и извивалась, переводя внутренние часы, настигая его, вертя им почти так же, как он вертел ей. Ощущение было сродни тому, как после сильного опьянения кто-то жестокосердный решил избавить вас это этого счастливого состояния и применил чары Sobrietus. Головная боль вернулась с полной силой, и Северус застонал. - О, ну идем, - живо произнес Дамблдор, - не может все быть настолько плохо, а домовые эльфы сегодня на обед приготовили какие-то невероятные бутерброды. - Чудно, - кисло произнес Северус. А потом мир раскололся надвое. ***** Дамблдор с изумлением заметил, как что-то промелькнуло на лице Северуса – не то чтобы было необычайным наблюдать, как тот ломается, хотя за последнее время это случалось довольно редко, но Дамблдору нечасто приходилось видеть, чтобы Северус показывал свой страх. Он видел мужество, язвительность, злость, гнев, иногда испорченность, редко – счастье, но почти никогда – страх, и понимание этого одновременно интриговало и тревожило. Какой бы ни была причина, она наверняка серьезна. - Северус? – осторожно спросил Дамблдор. Северус неловко заерзал, и Дамблдор увидел, как сжались его губы и ходят желваки. Он закашлялся и не ответил. Дамблдор нахмурился. – Северус? – повторил он. Голова Северуса, располагавшаяся в середине огня, внезапно дернулась – наверное, он подпрыгнул, подумал Дамблдор, - и сдавленный голос произнес: «Мне нужно идти, директор», а потом исчез. Дамблдор остался смотреть во вновь порыжевшие языки пламени, теперь танцующие в полном хаосе безо всякого смысла. - Проклятие! – воскликнул Дамблдор. Он откинулся в кресле и начал тщательно обдумывать суть проблемы. По всеобщему мнению, он имел полную власть над замком, но, безусловно, не мог проникнуть в комнаты других преподавателей, и видит бог, был счастлив не приближаться к некоторым местам. Основной трудностью было печально известное упрямство Северуса Снейпа. Он не хотел никого видеть и нашел способ никого не впускать. Чертовы охранные чары! Заклинания, которые Северус наложил на свои комнаты, не давали никому войти туда, иначе как по прямому приглашению. Это была старая серая магия, не совсем темная, но ее границы были неясны; по легенде – достаточно могущественная, чтобы сдержать богов, по традиции же она давала неприкосновенное убежище и когда-то давным-давно сковывала вампиров. Она была могущественной, но, как и большинство вещей, ее можно было победить умом, проще говоря – заставив человека пригласить тебя. Однако, размышлял директор, для этого требуется общение с указанной персоной. Дамблдор попытался снова вызвать Северуса, но тот, как и ожидалось, погасил огонь. Дамблдор выругался про себя, бросил в рот пару терапевтических лимонных леденцов и позволил себе волноваться, пока они таяли на языке.
Galadriel: ***** Северус попятился от камина, широко раскинув руки перед собой в попытке защититься от того, что бы там ни развинтилось у него в затылке. В то мгновение, когда он прервал разговор с Альбусом, мир снова сошелся, вернувшись к связной и, самое главное, линейной структуре, но странное ощущение одновременного падения и взлета осталось, как и покалывание внизу позвоночника, будто крошечные ловкие пальчики танцевали по коже. Какого черта? подумал он, рухнув в кресло; подушка смягчила падение, но все же спружинила достаточно, чтобы вернуть ему какие-то ощущения. Северус заставил напряженные мышцы шеи расслабиться и попытался логически осмыслить ситуацию. Ну хорошо, подумал он. Что произошло в начале? Здесь-то и была трудность. Вообще говоря, почти невозможно было сказать, что случилось первым. Северус нахмурился и скривил рот, мысленно перебирая собственный опыт и пытаясь найти что-то хотя бы отдаленно похожее, но ничего не шло на ум. Думай! приказал он себе. Они разговаривали, и потом Дамблдор упомянул о бутербродах, на что он ответил: «Чудно», а потом мир развалился. Внезапно возникло не одно наиболее вероятное будущее, а два, потом четыре, потом восемь, потом шестнадцать, и еще бог знает сколько постоянно множащихся в промежуток между ударами сердца, а он безмолвно стоял, пытаясь найти свою линию реальности. Это было даже не то что искать в сене иголку – скорее короткий светлый волосок. А в это время Дамблдор разговаривал с ним на каком-то странном языке, который был всего лишь привычным английским, помноженным в тысячи раз, с небольшими или большими вариациями. Звал ли Дамблдор его по имени или предлагал бутерброд с кресс-салатом? Вероятно и то, и другое, но были и иные варианты, и Северус не мог представить, как сосредоточиться и разделить реальное и нереальное. И потом, были другие проблемы… Казалось, заднюю часть его черепа отделили и в мозг воткнулись десятки сосулек, пронзая глубоко и резко, протыкая центры речи и слуха, ножом проходя через воспоминания, бесстрастно прожигая все центры удовольствия. Вокруг него раздавались полузнакомые голоса – эхо многих людей, он даже не знал, кто они или кем они были. Их личности не имели значения. Важно было лишь то, что они все еще были с ним, хотя Дамблдор уже замолчал, и мир принимал привычную форму. О, он никаким образом не мог ощутить их присутствие, они не делали шума и даже физически не были здесь, но он знал, знал, что они все еще колеблются вокруг него, шепчут едва слышными голосами, которые утихают, как только он пытается прислушаться. Они плыли по комнате, в его голове, садились ему на плечо и бормотали на ухо, и Северус боялся даже пошевелиться. Он сидел так, нахмурившись, уставившись в никуда, и готов был убить, лишь бы они ушли, но они все еще толкались внутри черепа, боже, он сейчас закричит… … ушел час назад… … куда же нам это поместить… … сладкая вишня, помнишь?.. … в подвал, быстро!.. … никогда не слушаешь, ведь так? Я… … потерян, а тени продолжают меняться… … если мы не хотим, чтобы кто-нибудь узнал об этом… … так вы имеете в виду… … оно смотрит на нас… … спаси меня… … господи, нет, только не ребенка!.. … в последнем месте, где стали бы искать?.. … думал, ты будешь большим… ... побереги… … а потом она сказала… … пахнет ванилью… … где ты был, я так волновалась… … маленькая шлюха, думала, я не узнаю?.. … нет… мы спрятали это там, где не станет искать вообще никто… … ты всегда будешь нужен мне… … ты забыл, ты всегда забываешь, ну-ка посмотри на меня!.. … умоляю, умоляю не надо, о боже, умоляюумоляю… … ублюдок… … всегда любить тебя… … гляди, кажется, она просыпается… Из его горла вырвался резкий жалобный крик попавшего в капкан животного, которое пытается выбраться – и они ушли, оставив Северуса мокрым от пота и тяжело дышащим, сердце молотком стучало у него в груди.
Gloria Griffindor: Galadriel пишет: Жаль, что он не мог видеть ее глаз, но это была одна из тех немногих сфер, куда магия не вторгалась. Оставалось только представлять их себе. Вот здесь почему-то стало совсем грустно и страшно... Как же ему одиноко. Хотя, название такое... подающее надежду... вроде. Очень нравится в этой истории описание проявлений магии - просто хочется во все это верить.:) И интересный здесь Дамблдор - добрый такой, но почему-то от него - шерсть дыбом :) Замечательная вещь, красиво продуманная. И перевод замечательный. Спасибо, Galadriel. :)
Египетская Мау: Потрясающе сложный текст для перевода. Читаешь по-русски - и восхищаешься умной головой автора, которая все это придумала и умудрилась описать так, что мурашки по коже, что сам с ума сходишь от множественности и одновременности исходов, клубящихся в бедной снейповой головушке. Представляю, чего стоило все это перевести, чтобы не потерять ни точности описаний, ни вот этой тонкой, болезненной жути происходящего. То, что Северус чувствует сейчас, просто ужасно. Еще и пытается подходить логически . Лично у меня волосы дыбом. Порадовало, как обломился у камина Дамблдор, но это смех сквозь слезы. Переводчику браво и спасибо.
Эльпис: Ничего себе, что же это происходит с Северусом??? Побочный эффект или своеобразное развитие, когда эта магия уже перехлестывает через край? Подумать только, сколько всего прокручивается в голове у человека!? А как это описать? Вот уж точно, можно только восхититься писателем и переводчиком!
djbetman: Galadriel пишет: Он чувствовал, как разум лихорадочно рыщет между ними в поисках желанного варианта, не обращая внимания на последствия по ходу сева впал в зависимость от гермионы Galadriel пишет: Они плыли по комнате, в его голове, садились ему на плечо и бормотали на ухо бедный сев сначала я подумала, что он может слышать разговоры людей на расстоянии, а потом поняла, что это может быть фразы из прошлого. хм... хотя... что бы это могло быть? Galadriel я очень рада, что фик продолжается по главам, как в первой части. есть время все обдумать )) и как всегда обдумать есть чего большое спасибо! а когда ожидается продолжение?
Эва: Galadriel Просто восхитительно, полностью поддерживаю Египетскую Мау - великолепный перевод. Я уже всерьёз боюсь за Снэйпа, да и вообще, как-то довольно резко он стал обращать на Гермиону такое внимание, Вам не кажется?
Galadriel: Gloria Griffindor мне тоже грустно)) Все-таки, несмотря на всю магию, жуткая вещь эта слепота. Но я за то и люблю этот фик, что даже ХЭ не будет полностью хэппи) Египетская Мау спасибо и вам - ужасно приятно, когда читатели могу оценить качество перевода. Ибо мучилась я с ним ужасно, это да)) На самом деле, к этому ужасному я ближе к концу почти начала привыкать, правда, потом в результате очередного сюжетного выверта опять резко отвыкла Но в том ведь и прелесть. Эльпис Судя по тому, что других таких случаев не было, трудно судить. Имхо, вообще все происходящее, начиная с конца первой части - сплошной побочный эффект, и заранее предугадать, куда он заведет, невозможно) djbetman сначала я подумала, что он может слышать разговоры людей на расстоянии, а потом поняла, что это может быть фразы из прошлого. хм... хотя... что бы это могло быть? Мне казалось, это его собственные глюки)) Насчет продолжения - к сожалению, теперь у меня нет с работы доступа на формы, так что несмотря на то, что перевод давно готов, быстро выкладывать не смогу. Раз в неделю точно обещаю, только не забывайте пинать)) Эва Насчет резко - мне кажется, это естественно. В смысле, неестественно, конечно, но тлетворное влияние магии на и так неустойчивый рассудок приводит к тому, что рушатся некие внутренние границы, пределы возможного поведения. Опять же, большую часть времени он вообще неуверен в реальности происходящего - какой уж тут может быть самоконтроль)) Чисто переводческое имхо.
Galadriel: Глава третья: И ночь приходит вновь Лишите среднестатистического человека лжи во спасение – и вы заодно лишите его счастья. Генрик Ибсен Стук крови в голове занимал все его мысли, она пульсировала в висках, звон захватывал лоб, проходя через линию волос. Руки сами собой взлетели к коже, которая вытягивалась и билась на черепе, пальцы пытались осторожным массажем снять боль, а числа – некоторые столь сложные, что представали в его разуме буквами, отдаленными на несколько степеней – валились и падали с тонкого острия пурпурной агонии, которая зигзагом прорезала здесь и там центр его мозга. Шепотки, голоса – полуясные, наполненные эхом ночных кошмаров, мягко звучащие в его ушных раковинах и столь коварные, что, казалось, они все еще цепляются в мозгу. Теперь они ушли, но они были там, он это знал, но даже сейчас терял уверенность. Сомнения просачивались в покалывающее сердце, перебирали его струнами, и он ощущал это как медленное плавное падение в столь знакомую безмерную пустоту. Отчаяние и неуверенность – старые друзья. Боль в голове почти отвлекла Северуса от другой восхитительно пульсирующей боли, но когда под его пальцами резь в мозгу начала затихать, он внезапно отчетливо осознал, что под кожей левого предплечья, захватив бицепс и обвившись вокруг плеч, разгорался знакомый огонь Темной метки. Северус невольно прижал правую ладонь к этому отвратительному свернувшемуся под кожей чудовищу, нажимая настолько сильно, будто пытался остановить ток крови. Он чувствовал, как Метка бьется под пальцами, чуть не переворачиваясь под кожей, царапает острыми линиями мускулы руки, делая сотни маленьких порезиков, танцует вверх и вниз от плеча до запястья. Северус зашипел сквозь зубы, пытаясь не закричать в голос; превозмогать боль стало не легче, но он давно мастерски научился подавлять железной волей все инстинктивные побуждения собственного тела издать хоть звук и теперь мог переносить какую угодно боль, что время от времени терзала его, в зловещей тишине. Темная метка не горела так сильно вот уже несколько месяцев: Северус знал, что Волдеморт больше не вызывает его, лишь время от времени доставляя небольшие приступы боли. Та боль была терпимой и говорила ему, что с ним больше не считаются, он лишь игрушка, и Северус не знал, что хуже: боль, когда он был полезным, или скука тщетного времяпрепровождения. Однако этот приступ был внезапным, и разум в поисках причины прорывался через завитки острых обжигающих ощущений, которые быстро и ловко разрезали его сознание на трепещущие клочья. Почему сейчас? думал он. Почему это произошло? Логика, раздумья, холодный интеллектуальный поток маленьких слаженных мыслей отвлекут его от этого, скажут ему, почему, заставят его вспомнить то, что он, может быть, забыл, небольшие кусочки информации сотрут застилающую пыль, развеют туман, откроют ему все, и вот тогда… тогда он сможет злиться. Северус взял себя в руки и попытался встать на ноги, отталкиваясь от толстого ковра и упираясь на левый локоть. Откуда-то свысока пришла мысль: движение, вперед, движение, успех – и, все еще сжимая левое предплечье, Северус начал бегать взад-вперед перед остывающим камином. Волдеморт посылал ему какое-то сообщение: Темный лорд ничего не делал без причины. Что-то было не так, и существовал только один способ это выяснить. Ему надо повидаться с мисс Грейнджер. Северус остановился и ринулся к камину, походя вынимая палочку. Он ловко взял щепотку дымолетного порошка между указательным и большим пальцами и бросил его в пламя. - Мисс Грейнджер! На пару слов! – крикнул он в камин. Ожидание было бесконечным. Он не учел, что ее может там не оказаться, и мысленно ругал себя за это: тот факт, что он такой затворник, еще не значит, что все должны покориться подобной судьбе. Возможно, мисс Грейнджер нет даже в Гриффиндорской башне, не то что в ее комнате. Но даже если она там, кто гарантирует, что она одна? Проклятие! Боль начала утихать, когда он отступил от камина, и Северус задумался, не делает ли он много шума из ничего. Он уже готов был пробормотать обратное заклинание и погасить огонь, когда она, спотыкаясь, прошла сквозь пламя. Гермиона закашлялась и стряхнула золу с одежды, мрачно размышляя, что профессор Снейп, вероятно, не будет особо рад саже на ковре, но и не слишком волнуясь из-за этого. Она проводила взглядом мелкие хлопья пыли, падающие на зеленый ковер. Ну, подумала она, он все равно бы их не заметил, даже если бы не был слепым. Гермиона фыркнула и подняла взгляд. Увиденное встревожило ее. Профессор Снейп стоял слегка позади ее обычного кресла, прекрасно одетый в… не так уж много чего, в общем-то. На нем были брюки – и все; Гермиона почувствовала, что дико краснеет, румянец поднимается по шее, как орда варваров, намеревающихся разжечь на ее лице пожар. Она была слишком поражена, чтобы отвернуться, а Снейп, казалось, - явно не в том состоянии, чтобы осмысленно разговаривать. В угасающем свете он казался ужасно бледным и, откровенно говоря, выглядел недокормленным. Как она и полагала, он был худым; ребра резко выступали из-под кожи в тусклом свете, развитые мускулы, которые когда-то, вероятно, были привлекательными, теперь казались жесткими и жилистыми. Сухожилия на тонких, костлявых руках подрагивали, будто по ним пропустили электричество. Он напоминал натянутую проволоку, казалось, будто его выжгли до костей. - Ну? – рявкнул он, и Гермиона буквально подпрыгнула, потом посмотрела на кресло, где обычно сидела, и увидела переброшенные через подлокотник плащ и мантию. Она отважилась бросить на Снейпа быстрый взгляд. Он был взъерошен; грудь поднималась и опускалась в быстрых, каких-то отчаянных вдохах. Прядка грязных волос качалась перед полураскрытыми губами, взлетая под потоками втягиваемого и выдыхаемого воздуха. Она снова отвела глаза: даже в самом возбужденном состоянии он заслуживал некоторого уважения. - Что ну, сэр? – спросила она, пытаясь придумать, как вежливо и ненавязчиво сказать ему, что он стоит полуголый. Наверное, он забыл об этом. Извините, сэр, но вы, кажется, не совсем одеты… Гермиона испытала постыдное желание хихикнуть. Снейп всплеснул руками. - Садитесь же, ради бога! У нас есть работа! Гермиона впала в смятение. У нас? лихорадочно думала она, пытаясь вспомнить, какой сегодня день и на какой Снейп назначил следующую встречу. Она быстро привела мысли в порядок: сегодня понедельник, второй час, и ей грозит пропустить историю магии потому, что профессор Снейп счел нужным практически кричать через каминную сеть, что что-то пошло ужасно неправильно. Неужели умер кто-то еще? Гермиона нервно вздохнула. - Сэр, что случилось? – спросила она сколь могла спокойно. На мгновение Снейп прервал размышления. Что он за дурак: по большому счету, это вряд ли можно считать критическим случаем. Наверное, она думает сейчас о несчастной судьбе мистера Томаса. Но, с другой стороны, рассуждал он, если у этой внезапной, непредвиденной боли есть какой-то смысл, они должны попытаться разгадать его как можно скорее… - Вот это, - просто сказал он, отнимая ладонь от левого предплечья и ожидая услышать вздох отвращения.
Galadriel: Которого не последовало. «Что?» - спросила она, и он понял, что она поднимается на ноги, подходит ближе, возможно, щурится, пытаясь определить, что привело его в такое ужасное состояние. Северус открыл было рот, но смог издать лишь слабый сдавленный звук. Она приближалась с каждой секундой, все меньше времени остановить ее, она наклонялась вперед, останови ее, ее руки тянулись, чтобы взять его руку, останови, а потом холодные пальцы сжали его предплечье и она склонилась, изучая обнаженное свидетельство его ошибок. Гермиона прищурилась в тусклом свете; глаза еще не успели привыкнуть. И все равно она, кажется, разглядела нечто на его руке: серебристый проблеск давно зарубцевавшихся шрамов, и она протянула руку, чтобы сколь возможно легко прикоснуться. Но когда ее пальцы коснулись кожи, они немедленно отдернулись, будто от удара в тысячу вольт. Гермиона отскочила, потому что кончики ее пальцев чуть не покрылись волдырями от обжигающего, болезненного прикосновения; она вскрикнула и сунула пальцы в рот, посасывая поврежденные подушечки и надеясь, что к утру они заживут. Однако Северус отпрянул от нее совсем по другой причине… не потому, что он боялся сделать ей больно, но потому, что прохладные невинные пальцы были как бальзам на коже, и ему ничего не хотелось больше, чем схватить ее за руку и сильно, безжалостно прижать к Метке, чтобы маленькая нетронутая ладошка впитала иссушающий жар, забрала острое жжение, оставив на ее руке шрам с очертаниями змеи и черепа… Она будет отмечена, как и он, исступленно думал Северус, и лишь ее жалобное хныканье с пальцами во рту остановило его и не дало снова схватить ее и прижать к своей коже. Этот тихий звук вернул его на землю. - Мои извинения, мисс Грейнджер, - сухо произнес он, подходя к ней. – Я должен был вас предупредить. На глаза Гермионе навернулись слезы, но она сморгнула, заставляя их закатиться обратно, не позволяя им пролиться. Она снова глубоко вдохнула и подула на обожженные пальцы. - Что это было? – пробормотала она. Снейп казался искренне удивленным. - Темная метка, мисс Грейнджер. Наверняка вы видели ее. Гермиона покачала головой и убрала руку ото рта. - Нет, сэр, - ответила она. – А я думала, она становится черной, когда вас вызывают, - без обиняков прибавила она, не в том состоянии, чтобы быть тактичной. Снейп заволновался еще больше, если это вообще было возможно. - Она не черная? – тихо спросил Снейп и почувствовал, что Гермиона качает головой. Что тогда?.. Было ли это в действительности? Должно быть, иначе мисс Грейнджер не обожглась бы, если только это не какое-нибудь ужасное психосоматическое воспламенение, вызванное его собственным разумом. Северус почувствовал, что у него дрожат руки, как от старческих болезней; жжение Метки начало покидать его, и ему стало холодно. Он обхватил себя руками, смутно заметив, что на нем нет рубашки. Рассеянно, с холодным и бесстрастным лицом, не выдающим мечущиеся мысли, Северус вытянулся, подобрал с кресла мантию и завернулся в нее. Гермионе показалось, что он приходит в себя, но в голове Северуса царил сумбур. Темная метка всегда была черной. Насколько он знал. Он с замешательством думал, что это не Волдеморт пытался специально навредить ему, а сам он мог как-то вообразить боль, некая неустойчивая часть его разума вызвала это жжение… Северус нахмурился и, пройдя к креслу, рухнул в него, потирая лоб и пытаясь собраться. Гермиона смотрела, как он пересекает комнату и до странности неуклюже падает в кресло, и в сумраке комнаты ей стало тревожно. О чем же он думает? размышляла она, но не стала подходить к нему, лишь молча наблюдала, как его ловкие пальцы массируют кожу лица, вытягивая и искажая ее до странных, фантастичных черт, которые почти – но не совсем – напоминали его. Ее немного завораживало то, как умелые кончики пальцев сдвигали лицо вверх и вниз, собирая складки и растягивая, так равномерно… - Ну хорошо, - внезапно произнес Снейп, вырвав Гермиону из задумчивости. – Полагаю, нам надо присесть и выяснить, в чем дело. - Выяснить какое дело? – переспросила искренне изумленная Гермиона. Снейп бесконечно устало вздохнул. - Мы собираемся попытаться, - пояснил он преувеличенно терпеливо, - понять, почему Темная метка беспокоит меня сейчас. Не никакой причины, чтобы она доставляла такую боль. А вам нужна мазь от ожогов. Что ж, с этим по крайней мере она могла согласиться, и устроилась в кресле, пока Снейп призвал баночку откуда-то из… где бы он там ни хранил свои личные зелья и бросил ей. Гермиона поймала ее, поморщившись, и смазала воспаленную натянувшуюся кожу рук. Мазь пахла эвкалиптом. Северус нетерпеливо ждал, барабаня пальцами по подлокотнику кресла, пока она нанесет мазь. Ну быстрее, раздраженно подумал он, понимая, что бесится по пустяками и из-за этого злясь еще больше. - Вы закончили наконец? – злобно спросил он. Гермиона сухо кивнула, отказываясь поднять перчатку, которую Снейп недвусмысленно бросал. Если он пытается справиться с этим, ведя себя как идиот, что ж, ради бога. Ну вот. Человеколюбивая мысль дня. - Ладно, - сказал Северус. – У вас есть бумага? - Да, сэр. - Хорошо. Начнем. Гермиона со вздохом вынула из неизменного рюкзака несколько листов бумаги и перо и положила их на маленький столик перед собой. Снейп, казалось, не обращал на нее внимания, он вытянул вперед руки, медленно вращаясь в потоке силы, сплетая новый мир круговыми движениями пальцев.
Galadriel: Этот проворный изящный танец никогда не переставал завораживать Гермиону: его пальцы порхали перед ним, притягивая магию, чтобы использовать ее в своих целях. Эти движения были столь могущественными, что ей хотелось, чтобы он никогда не останавливался, они были такие чудесные, и Гермиона всегда подпрыгивала, когда Снейп хлопал в ладоши, закрепляя силу. Когда он так делал, ее сердце пропускало удар. Снейп скривил губы, глубоко вздохнул и начал подсчитывать… Что-то было не так, и он понял это почти сразу. Сила текла, но как-то неравномерно, изгибаясь и крутясь, отчего у него заболела голова и заныло в груди, рот изогнулся в гримасе, а сердце, казалось, растаяло как воск. Ему ничего не приходило на ум, но он должен был бороться, должен был узнать; Северус сжал зубы и продолжил. Его выталкивали из собственной грудной клетки, сдирали кожу и выворачивали ее, легкие готовы были проскочить через горло, язык заплетался и тыкался о зубы, но Северус попытался не обращать на это внимания, говоря себе, что все это иллюзия, проталкиваясь сквозь темноту, борясь, ища сверкающую нить будущего, которую когда-то было так легко обнаружить, так просто ухватить. Северус искал ее на ощупь, чувствуя себя более слепым, чем когда-либо. Вот – вот, он нашел его и испытал краткий миг ликования, вот что ему нужно, но нет, оно было скользким и неровным, режущее и скользящее сквозь его разум, выпивая кровь из его бескровных мыслей, аккуратно разрезая их, жестоко распарывая, и это было больно. Он почувствовал, что оно ускользает, его мысленная хватка становится слабой от пота и крови, капающей из трещин его мозга, сбегающей по мускулам спины, но он все еще отчаянно держался за него, перехватывая, лихорадочно ища точку опоры. Ему нужно было именно это. Это – единственная надежда освободиться… Гермиона наблюдала за ним, нахмурившись, ее рука машинально записывала слова, что Снейп цедил сквозь зубы. Его выражение лица было другим, в нем чувствовалось болезненное, неловкое напряжение, когда его челюсть двигалась и он пытался тонкими бескровными губами выдавить слова. Магия плыла сквозь нее, но Гермиона почувствовала, как что-то странно изгибается, когда потоп проходит через живот; ее летающая по пергаменту рука дрогнула. Мысленным взором она могла видеть странные бесцветные прыжки, что он совершал – разве это правильно? – и вот она, грозно маячащая в будущем линия вероятности, в которой было больше зловонной и отвратительной гибели, и она цеплялась к ним обоим. Нет, это неправильно… Волдеморт, набирающий силу… а потом еще смерти… Нет, нет, все равно неверно, и Гермиона чувствовала, как разочарование Снейпа прокатывает сквозь нее оранжевыми волнами. Каков будет окончательный исход, если они продолжат в этом направлении? Она чувствовала, как Снейп спрашивает будущее, что происходит, что принесет их работа… и так же точно, как она знала, что она человеческое существо, с сердцем, ногами, руками, пальцами и мозгом, она знала, что нечто собирается на горизонте, что из усилия были напрасны, что их ждут смерть, печаль и отчаяние и они не в силах остановить это… Гермиона с рыданием отпихнула стол. Холодное скользкое знание заползло в ее мозг, заставив дрожать, и Гермиона обхватила себя руками, качаясь туда-сюда и думая о маме, о своем детстве и отчаянно желая очутиться дома. У нее болела голова, а по лицу текли слезы. Северус пытался не закричать от мучительной боли и не смог подавить лишь слабый стон. Мир не стал прежним, когда он остановился, там была лишь боль; перед ним простирались в ярком и кричащем буйстве цвета отвратительные линии вероятности, все одинаковые, все заканчивающиеся одним и тем же, и все, чего ему хотелось – забиться в своей раковине. Но мир начал сходиться, и Северус ощутил в груди нечто так тихо и незаметно трепещущее, что он вначале не обратил на это внимания, потом боль утихла как раз достаточно, чтобы он мог связно мыслить, и он заметил это чувство. Оно было как отдаленный раскат грома, звук бушующей в стороне бури, грохотало в камерах его сердца. Он чувствовал, будто у него из ушей пойдет кровь, и не удивился бы, если бы так и оказалось. Мисс Грейнджер напротив него тихо всхлипывала. Северус подождал мгновение, пока какофония кружащегося вокруг него цвета утихнет, уляжется в более ли менее связном виде. Это должно произойти. Он прочистил горло. - Мисс Грейнджер? Гермиона быстро выпрямилась, энергично вытирая глаза руками и глотая слезы. - Да, сэр? - С вами… все в порядке? В других обстоятельствах это выражение заботы показалось бы Гермионе трогательным, но она поняла, что увидела, и была напугана. - Нет! Разве я могу быть в порядке? – сердито спросила она, хотя легкое икание чуть смазало гнев. Северус не знал, что ответить, лишь постарался остаться насколько возможно невозмутимым. Гермионе же он показался жестоким. - Разве я могу быть в порядке? – снова спросила она. Гермиона снова вытерла глаза, ощущая на своих плечах тяжкое бремя. - Разве я могу, - прошептала она, - когда Волдеморт знает?
ilein: Ура! Ура! Новая глава! Galadriel пишет: - Разве я могу быть в порядке? Похоже, что гермионе очень плохо. Надеюсь дальше все будет в порядке... И Северусу тоже не повезло с Меткой.
djbetman: Galadriel пишет: Мне казалось, это его собственные глюки)) что-то уж слишком знакомые фразы для глюков... так и представляются картины прошлого или происходящего Galadriel пишет: - Разве я могу, - прошептала она, - когда Волдеморт знает? А он знает?? и другой вопрос: а что именно он знает? ))) ё... у меня прочтении этого... ритуала ( ) сердце чуть не остановилось... ну автор! ну переводчик!! памятник вам надо! автор\переводчик просто жжот!
Gloria Griffindor: Совершенно гипнотический текст! Пока читала, выпала из реальности абсолютно. :)
Египетская Мау: Все всерьез. Засуетилась Волдеморда… Не одной мне, значит, кажется, что острый как скальпель интеллект профессора Снейпа может быть очень и очень опасен. И этот интеллект обитает в теле хоть и выносливом, но сильно изношенном и уставшем. Тело ломается, его корежит, а дух по-прежнему силен. Надо успокоиться – он будет искать средства успокоить и пылающий мозг, и испуганное, калечимое тело. Надо шевелиться, он заставит тело подняться, прочесть, как мантру, «движение, вперед, движение, успех» и двигаться. И искать благоприятные исходы – всюду, даже там, где их совсем, ну совсем пока не видно. А все равно веришь, что не сдастся, не сложит лапки, не поддастся отчаянию, и найдет. Какой же он тут сильный, профессор Снейп… Радует, что он ничуть не приукрашен – какой есть, таким и видят его глаза Гермионы. Нет ни атлетической фигуры, ни гривы волос цвета воронова крыла – грива-то, может, и есть, да только грязная, как ей и положено. И тело есть – такое, каким и должно быть, нестарое, но натерпевшееся, жилистое тело мужчины, не думающего о том, чтобы производить благоприятное впечатление, очень функциональное. И очень уязвимое. И забывчивость профессора неглиже, и стыдливость Гермионы – все это трогает до глубины души. Ничего обольстительного – ни тому, ни другой это и в голову не приходит. Не до того сейчас. Все сейчас очень серьезно.
Netl: Сильная вещь! Лучший дженовый снейджер, когда-либо мной прочитанный. работа переводчика - вообще вне конкуренции, словами не передать Египетская Мау пишет: Все всерьез. Да, это точно. ППКС но мне лично кажется, что Лорд догадался давно. В предыдущей части описывались внезапные немотивированные нападения на семьи, помните? Такое впечатление, что объекты "акций" выбирались наугад, методом тыка. Что есть способ обойти возможного противника-арифмантика. Похоже, Лорд не только знает, кто ему противостоит, но и сознательно дает Снейпу знак: "А я все вижу, все знаю!" Так что противостояние явно переходит на иной уровень. Подождем развития событий.
Galadriel: ilein там с Меткой еще кое-кому не повезет *зажимает себе рот* Gloria Griffindor очень рада, что так влияет)) Египетская Мау потому что это не классический снейджер, как и было обещано)) А мне нравится. Пусть лучше так, потому что от "воронова крыла", особенно с момента появления Алвы, уже тошнит Netl спасибо)) Вам все правильно кажется)) И вообще - то ли еще будет.
Galadriel: Глава четвертая: И в печали, и в беде* Человек вовсе не раб привычки. Кризис может спровоцировать большие перемены – если только он будет замечен и признан. Норман Кузинс Гермиона с несчастным видом сжалась в комочек в кресле у Дамблдора. Она со всхлипом вздохнула: слезы больше не текли, и каждый глоток воздуха казался холодным и сладким. С каждым дрожащим вдохом, вздымающим ее грудную клетку, она чувствовала, что жесткий комок в районе солнечного сплетения постепенно тает. Гермиона с легким вздохом закрыла глаза и откинулась на спинку, позволив себе широко зевнуть. Теперь ей стало чуточку лучше: устойчивая реальность, успокаивающая, чудаковатая обстановка кабинета Дамблдора заполняли ее разум, как тихий бриз над штормовыми водами, как мягкая рука, приглаживающая взъерошенные перья. Снейп же, напротив, пребывал в панике. Гермиона склонила голову к камину, перед которым лихорадочно бегал взад-вперед профессор, наблюдая за ним из-под отяжелевших век. Он крепко сжимал руки за спиной, его мантия была распахнута, а поспешно застегнутая мятая белая рубашка обнажала тело до середины живота. Гермиона видела, как легко взлетают его волосы, когда он поворачивался на мысках у дальнего конца камина. От расстройства он каждые пять минут зло запускал пальцы в волосы и ерошил их, от чего длинные черные пряди запутались и растрепались. Она заметила, насколько резко проступили черты его лица – гораздо больше, чем обычно, - бросая печальную холодную тень на его щеки и гладкий лоб. Он казался таким усталым и встревоженным, что, конечно, можно было понять, но Гермиона пришлось подавить порыв протянуть руку и попытаться его успокоить, как она попыталась бы успокоить Рона или Гарри. Она сплела пальцы, чтобы удержаться от запретного прикосновения, хотя ее все еще мучительно тянуло поймать его за рукав рубашки и усадить в кресло напротив, тянуло успокоить его. Боже, она так устала, а от постоянного Снейпова беганья ее клонило в сон и глаза закрывались… Должно быть, она действительно задремала, потому что следующее, что она увидела, внезапно проснувшись – как Дамблдор опускается в кресло за массивным столом; он выглядел ужасно старым и усталым. Гермиона вспомнила, что его вызвали прямо из Лондона, где он после обеда находился на министерском слушании в качестве свидетеля доброго имени. По видимому, из соображений безопасности не разглашалось, что Дамблдор время от времени покидает школу: когда Снейп лихорадочно искал директора – чаc? два часа назад? – МакГонагалл неохотно объявила, где тот. С тех пор они ждали его в кабинете. Снейп пронесся мимо нее, задев мантией тыльную сторону ее ладони, и тяжело опустился в соседнее кресло. Он уронил голову на руки, запустив пальцы в волосы, но, заметила Гермиона, не дотрагиваясь руками до повязки, которую он все еще носил спустя эти месяцы. Дамблдор устало наблюдал за ним, но не спешил и ожидал большим терпением, чем, как думала Гермиона, достало бы у нее, если бы ее внезапно вызвали и пришлось мчаться через полстраны. - Лимонный леденец? – спросил директор, предлагая Снейпу банку через стол. Снейп лишь распрямил пальцы, все еще запущенные в волосы, и коротко мотнул головой. Дамблдор вздохнул безмолвно, это было видно лишь по движению плеч, и так же молча переложил банку в другую руку и поставил перед Гермионой. Та, решив, что сладкое чуть поднимет ей настроение, с благодарностью взяла леденец. Она бросила его в рот и рассасывала, пока тишина тянулась тонкой нитью, разматываясь между вдохами, катясь клубком от удара до удара ее сердца. Наконец Дамблдор прервал ее вежливым кашляньем, который все равно прозвучал в тихой комнате как удар кнута. Старый директор наклонился вперед, сложив руки перед собой, и пристально уставился на Снейпа. - Должен признать, Северус, что я готов лопнуть от любопытства, почему мне пришлось аппарировать из Лондона. Наверняка не затем, чтобы я мог просто спокойно побыть в твоем обществе? – Гермиона почувствовала, что ее тянет улыбнуться: эту слова сделали бы честь самому профессору Снейпу, однако тон был гораздо мягче. Снейп, со своей стороны, раздраженно проворчал: - Я пытаюсь сформулировать, как лучше преподнести наше открытие, директор, - ответил Северус, выпрямляясь. - Думал, ты занимался этим до моего приезда, - произнес Дамблдор, откидываясь в кресле и слегка улыбаясь. Но Северуса нельзя было сбить. Руку все еще немного жгло, и у него было ощущение, будто нечто мрачное и безмолвное шествует темными, пыльными, нехожеными путями его разума. Слова Дамблдора дрожали и странно отдавались эхом, и Северусу показалось, будто что-то мелкое щекочет его затылок; он неловко поерзал. Гермиона увидела, как губы Снейпа сжимаются в ниточку, и ее изумление растаяло, сменившись внезапно открывшимся холодным знанием, которое она могла скрывать от себя раньше. Она понимала, о чем, несомненно, размышляет Снейп, и испытала укол сочувствия: ей тоже не удавалось передать это словами, все, что она знала, было лишь отголосками полусознанных чувств, глубоких и древних, и маленькими обрывками видений. Она смутно подумала, испытывает ли Снейп то же. Ему явно было так же сложно выразить это, как и ей. Внезапно Гермионе стало очень холодно, и, не отдавая себе отчета, она придвинулась к нему. Снейп прочистил горло. - Я думаю, - начал он, - Волдеморт выяснил, что мне удалось… обойти… мою беспомощность, и что это я – тот, кто расстраивает его проработанные планы. Он глубоко вздохнул, и Гермиона с вящим изумлением поняла: то, что он собирается сказать, будет ей на руку. Сейчас откроются факты о нем, которые ей хотелось бы знать, о которых она размышляла в постели ночами, невидяще глядя в темноту. Она выпрямилась в кресле. Снейп неловко заерзал. - Разумеется, Волдеморт помнит, что мой вклад в дело Жрецов смерти был весьма существенен. Моей задачей было предсказывать и расстраивать действия Министерства. Я должен был выяснять, что Министерство планирует, кого они отправят на то или иное задание, кому из нас угрожает опасность быть пойманным, какие доказательства они собрали, насколько они близко подошли к нам… насколько долго можно позволить им… продолжать. А потом нить внезапно обрывалась – лучший способ, самый эффективный, самый мстительный и надежный, лишить их желания разрабатывать эту версию. Моя помощь была для Волдеморта неоценима. - Полагаю, что отчасти причиной тому, что Волдеморт ослепил меня, было не дать мне обратить это оружие против него, и я уверен, он никогда бы не подумал, что я найду способ обойти это, даже смириться с этим, хоть за миллион лет. Могу лишь заключить, что Волдеморт сделал выводы из своих недавних провалов, что жертвы каким-то образом могли предвидеть его ходы и вести себя соответственно. Поскольку у Министерства нет официальной позиции по поводу темных магов, которые уже мертвы, и все нападения считают выходками подражателей, следующим логическим шагом было начать подозревать, что тот, кто разрушает его планы, действует помимо министерской юрисдикции, без их одобрения, в рамках старого сопротивления, - Снейп остановился и сглотнул, прежде чем продолжить. – Мастера арифмантики моей величины встречаются редко из-за опасности и определенного воздействия, которое практика дает на мозг. Самым простым было заключить, что это я предсказываю будущее и затем не даю ему случиться, - Снейп замолчал. - Каковы будут последствия этого? – тихо спросил Дамблдор, а Гермиона молча задумалась над тем же. Снейп потер руку. - Очевидно, что единственный способ защититься от комплексного арифмантического изучения и того порядка, в который оно приводит мир, - это хаос, и когда наблюдаемый осознает, что за ним следят, поведение меняется совершенно беспорядочно, и его трудно предугадать, - он уныло вздохнул, будто пытаясь избавиться от чего-то еще кроме воздуха. – Боюсь, что теперь мы уже долго работаем впустую. В тот момент, когда Волдеморт понял, что происходит, мы потеряли нить его действий. Само осознание меняет ход событий, но, думаю, он заморозил все планы, просто чтобы обезопасить себя. Для обороны он мог лишь изменить свой образ действий без нашего ведома, а мы продолжали исходить из того, что все идет нормально и, логически рассуждая, гонялись за тенями, пока Волдеморт пересматривал свою стратегию. Сам факт перенесения нарушил ход его мыслей. Как вы помните, - тут он кивнул в сторону Гермионы, - мы подсчитывали следующий ход Волдеморта, основываясь на его разочаровании оттого, что предыдущий был предугадан. Но как только мы убираем эту константу, получается, что мы палили пальцем в небо. Единственная проблема в том, что как только какой-то шаг сделан, наблюдатели – мы – можем догадаться, что наблюдаемый изменил поведение, и есть возможность постфактум вычислить момент времени, когда наблюдаемый заметил наше внимание, и исходить из него. В этом случае можно и дальше предугадывать намерения наблюдаемого. Несмотря на то, что он знает о наблюдении, все еще можно предсказать самые невероятные его поступки, поскольку его действия все равно теоретически остаются предсказуемыми, хоть это и будет сложнее. Та непредсказанная смерть мистера Томаса сказала мне, что Волдеморт узнал о нашем внимании.
Galadriel: Гермиона села глубже в кресло, боль вздымалась в ней, заполняя внутренности ядовитой горечью. Об этом факте она не знала. Снейп не поворачивался к ней, хотя делал ли он это специально, было непонятно: он казался слишком погруженным в объяснения. - Я исправил свои подсчеты, не предупреждая мисс Грейнджер, и мы продолжили, по-видимому, правильно… Не представляю, верно это или нет, - Снейп пожал плечами, - но все же новых нападений не было. Однако сегодня днем, когда я говорил с вами, директор, мной… овладело нечто странное. Это трудно объяснить. Обычно я работаю на очень тонкой грани возможностей, и в большинстве случаев оказываюсь прав. Но когда я говорил с вами, меня внезапно посетило ощущение, будто мир раскололся в нескольких направлениях, и это привело меня в замешательство. Я разорвал контакт, и ощущение исчезло. Но в это время я заметил, как горит Метка, обжигая гораздо сильнее, чем когда-либо раньше, и, поскольку с тех пор, как Волдеморт ослепил меня, он по большей части оставлял меня в покое, я могу только заключить, что эта недавняя боль терзала меня не без причины. Так что я вызвал мисс Грейнджер, чтобы найти этому разумное объяснение… - Снейп замолк, тяжело сглотнув, и Гермиона осознала, что он говорил, будто читал лекцию, как раньше на уроке зелий, но по собственной воле говорить не привык. Когда он диктовал формулы, он был вне себя, в отдалении, а теперь ему приходилось заставлять себя говорить. Она видела, как двигается вверх-вниз кадык у него на шее. - Мы продолжили цепь рассуждений, которая вытекала из первоначальных посылок, и выяснили, что… выяснили, что… - голос Снейпа сорвался. Руку жгло все сильнее, и это постепенно действовало ему на нервы. Он откашлялся и продолжил сдавленным голосом. – Темная метка – это канал для воли Волдеморта. Он вызывает Жрецов смерти и может сказать, где они находятся, но сейчас, полагаю, он изменил магию, что живет в моей коже. Я не знаю, насколько сильна связь, что он может выяснить и что собирается со мной сделать, но, думаю, он сделал это, чтобы каким-то образом не дать мне предсказывать его шаги… Я точно не знаю, как, - Северус наклонился вперед, отчаянно напрягаясь под повязкой, он жаждал, чтобы лицо Дамблдора возникло из окружающей тьмы, страстно желал увидеть его черты. На краю его сознания вырисовывались слова, и Северус готов был застонать от безысходности. Он уже слышал, что Альбус собирается сказать, и его отчаяние было наполовину порождено тем, какими окажутся эти слова, а наполовину – его собственной усталостью, посещавшему его желанию освободиться от этого странного существования – одной ногой в настоящем, а другой – в мириаде будущих. - Может, тебе стоит попытаться предсказать следующее нападение? – донесся до него голос Дамблдора сквозь темноту. – Тогда мы сможем посмотреть на реакцию Волдеморта. Гермиона выпрямилась в кресле. - Но сэр, - возразила она, и Снейп с Дамблдором оба вздрогнули. – Если Волдеморт как-то, гм, связан с профессором Снейпом, разве он не поймет, что мы предсказываем, и не поступит иначе? Мы поставим под угрозу больше людей, пытаясь предугадать, кто станет мишенью, верно? Дамблдор взглянул на нее, она увидела, что он выглядит не просто уставшим, а по-настоящему измученным. - Мисс Грейнджер, - тихо сказал он. – Не существует способа обеспечить безопасность тому, кого Волдеморт желает видеть мертвым. Если мы выясним, по каким правилам он играет, то сможем противостоять ему. Гермиона потерла виски. Несмотря на то, что она привыкла к практической стороне арифмантики, теоретическая все еще была ее головной болью… - Значит, - начала она, - если мы можем предсказать, что Волдеморт будет делать, он узнает об этом и изменит планы, и тогда можно будет предсказать это, а когда Волдеморт узнает, мы сможем предугадать следующий шаг… - она замолкла, все еще массируя пальцами кожу. Дамблдор слегка кивнул. - Ну, можно считать и так. Гермиона вздохнула. - Это как какая-то дурацкая игра в шахматы, - внезапно ей показалось, что это очень смешно, и ужасно захотелось расхохотаться, как сумасшедшей. – Я плохо играю в шахматы. К ее удивлению, Снейп фыркнул. - Сомневаюсь так же, что вам когда-либо приходилось играть при таких высоких ставках. Гермионе осталось только кивнуть. ***** Она так устала. Они со Снейпом решили встретиться на следующий день и приступить к работе, но сегодня ее освободили от уроков и домашнего задания. Гермиона хотела возразить, потому что она не из тех, кто увиливает от своих обязанностей, но тонкий голосок в ее голове кричал, что надо пользоваться случаем. У нее болела голова, она была измучена, напугана и ужасно устала. Кости наливались измождением, которое пожирало ее изнутри, оставляя пустой, с ощущением легкой тошноты. Она, спотыкаясь, вошла через портретный проход в гостиную, и с удивлением обнаружила, что та пуста. Гермиона взглянула на часы на запястье, и очень расстроилась, что еще всего лишь полседьмого вечера. Она проголодалась, но немного урчащий желудок был менее важен, чем то, что у нее закрываются глаза. Ей совсем не хотелось свалиться от усталости и утонуть в супе. Как в тумане, она вскарабкалась по лестнице в свою комнату и бросилась на мягкое покрывало. Она сбросила туфли, залезла в постель, не раздеваясь, и заснула почти мгновенно. ***** Северус осушил стакан бренди и налил себе еще. Он уже принял два разных болеутоляющих зелья и смазал левую руку мазью от ожогов, но Метка все еще прожигала до костей. Или, может, он только вообразил себе это жжение… он не обжег другую руку, нанося мазь, но боль ощущалась как настоящая. Пока он не привык к боли, то чуть не стер зубы, пытаясь не закричать, когда накатывала новая волна жжения. Ему приходилось выносить Cruciatus раньше, и при этом всегда казалось, что мышцы вырываются из скелета, ломая кости, а нервы горят огнем. Мучительная боль была гораздо, гораздо хуже этого, но постоянное жжение, медленное, всепроникающее и непонятное, понемногу сводило его с ума. Северус чувствовал, что теряет контроль над магией – а, может, это магия теряла контроль над ним, он больше не мог точно сказать. С его разумом происходило что-то странное; чувство будущего становилось смутным и расплывчатым, ему казалось, что он спотыкаясь несется одновременно по нескольким дорогам, и в то же время вовсе не может продвинуться вперед во времени. Он разъединялся, рассыпался и разбивался на кусочки, и, как он думал, мог видеть искаженный рассеянный свет, падающий откуда-то сверху. Нет, это не может быть правильным. Он не может видеть, ведь так? Разумеется, нет. Он не может ничего видеть, и нет никакого света, верно? Северус сжал стаканчик и сделал еще один добрый глоток, позволив жжению в горле отвлечь его от жжения под кожей. Тебе никогда не удастся, думал он. Волдеморт найдет какой-то способ. Всегда находил раньше. Северус чувствовал, как отрывки воспоминаний наполняют кровью будущие события, которые он не мог полностью осознать. Он снова сжал стакан и попытался отделить воспоминания от мыслей о будущем. Он видел сегодня мисс Грейнджер, так? Или это было вчера… Он разговаривал с Дамблдором, но не мог припомнить, когда и сколько раз, и у него начала болеть голова. Замечательно, подумал он. – Отвлеки меня от руки. Северус сделал еще большой глоток бредни и сжал левую руку в кулак, ощущая, как мускулы предплечья напрягаются и обугливаются под Темной меткой. Внезапно на него накатила очередная волна жара, и он чуть не закричал, но сумел сдержаться, согнув и крепко сжав руки, и лишь острая боль в левой руке привела его в чувства. Из пальцев выпала сломанная ножка стаканчика из-под бренди и запрыгала по ковру. Северус почти мог видеть врезавшиеся в кожу осколки стекла, алкоголь жег порезы. Боль сделает тебя сильнее. Северус долго терпел боль в руке, прежде чем ему пришло в голову, что надо бы обработать раны. ------------------------------------- * Название главы – первая строчка из епископального гимна авторства Генри Кирка Уайта, 1806 г. Целиком здесь: http://www.ccel.org/ccel/anonymous/eh1916.h116.html?bcb=0.
Эва: Galadriel Это непередаваемо! Я обладаю здоровым эгоизмом, поэтому искренне рада, что это переводите именно Вы. Но, конечно, мне жаль что Вы не можете наслаждаться переводом так же, как я и остальные. Спасибо огромное за сложнейший и красивый перевод!
Galadriel: Эва Спасибо вам! Лучший комплимент переводчику!)) И уверяю, я получала от процесса огромное удовольствие. Потому что истинная прелесть текста раскрывается только тогда, когда приходится думать над каждой фразой, имхо.
djbetman: продолжение! спасибо просто ахромнае!
Gloria Griffindor: Galadriel Спасибо. Текст получается действительно очень красивый и послевкусие остается потом на несколько дней. Ловлю себя на том, что размышляю над вашим переводом. И еще очень нравится отсутствие штампов. Вернее, наличие оригинальных, ярких и необычных словосочетаний.
Netl: Gloria Griffindor пишет: очень нравится отсутствие штампов Именно. "Теневая трилогия" тем и затягивает, что здесь все - необычно и нестандартно. И при этом, что самое невероятное - все персонажи абсолютно каноничны. А слова... Это просто музыка, иначе не скажешь. Великолепная работа переводчика и по-настоящему талантливый автор. Я не претендую на лавры Сибиллы Трелони, но похоже, что автор скоро уйдет в большую литературу.
ilein: Ура! Ура! Продолжение! Спасибо огромное! Замечательный перевод!
DashAngel: Galadriel, искренне восхищаюсь Вашим мастерством!
Galadriel: ilein DashAngel спасибо, что читаете) Gloria Griffindor у автора и в оригинале весьма своеобразный слог, штампованным его точно не назовешь)) djbetman всегда пожалуйста)) Netl насчет большой литературы - я особенно не слежу, но очень похоже на то. Фик написан давно, и по ГП у Ресмиранды, кажется, больше ничего нету.
Galadriel: Глава пятая: Дикое правосудие Человек, который стремиться к мести, не дает своим ранам зажить. Фрэнсис Бэкон «О мести»* Гермиона рассеянно смотрела в огонь, чувствуя, как тепло омывает обнаженные руки, а красный свет отбрасывал странные колышущиеся тени на изнанку ее век. У ее ног валялся «Ежедневный пророк», страницы были развернуты и разбросаны по насыщенно-бордовому ковру. Его зловещее присутствие, этого бледного гнетущего комка жестокости, распространяло по полу невидимый яд, который собирался у нее под креслом. Из какого-то детского страха перед воображаемым ползущим к ней нечто Гермиона поджала под себя ноги, упираясь ступнями в сиденье. Стоял ноябрь, холодало. Несмотря на слои одежды, она все равно продрогла до костей. На коленях у нее аккуратно лежало шерстяное клетчатое одеяло. Жаркое и колючее, но оно было у Гермиона годами, и девушка не могла заставить себя его выкинуть. Она повернула голову, и чуть не увидела краешек скомканной газетной страницы, но успела вовремя отвести взгляд. Газета валялась на полу уже почти час, но Гермионе было противно прикоснуться к ней, даже чтобы бросить в огонь. Безобидные на первый взгляд белые страницы скрывали репортаж о недавних смертях от рук Волдеморта и его последователей, последнее свидетельство тому, что провалилась ее попытка остановить теперь кажущуюся неодолимой машину страха, которая готова была сокрушить Министерство и дух магического сообщества. Новые смерти, новая горечь; Гермиона чувствовала, как гнездится в ее груди знакомая мрачная ярость. Это неправильно, несправедливо. Это было всего лишь ее глупое воображение, но когда она лежала ночью без сна или погружалась в беспокойную дрему, ей казалось, что она слышит крики жертв, которых не в силах была спасти. Напряжение хитроумным узлом завязалось в ее спине, и никакое количество горячей воды или расслабляющего мускулы зелья не могло ослабить его. Постоянная боль действовала ей на нервы, и ее терпение подходило к концу. Вчера она даже рявкнула на Рона, просто за то, что он в своей добродушной манере попытался развеселить ее, заколдовав волосы так, что они стали пурпурными. Она не знала, почему, но от зрелища, как его простое, честное лицо с надеждой расплывается в ухмылке, ей хотелось закричать, хотелось что-то сделать. - Ну и что ты делаешь, а? – спросила она, и молящая улыбка сползла с побледневшего лица Рона, обрамленного нелепой копной пурпурных волос, свисающих на лоб. - Я просто… - начал он. - Просто что? Просто пытаешься отвлечь меня? Поднять мне настроение? – резким голосом спросила она, проклиная себя за истеричные нотки, но не в силах контролировать их. – Просто пытаешься заставить меня забыть, что ты, или Гарри, или твоя семья, или мои родители могут стать следующими? Спасибо, Рон. Огромное спасибо. В следующий раз, когда решу, что мелочи и банальности важнее моих забот, я буду знать, что нужно обратиться к тебе. Даже теперь, два дня спустя, ее лицо залила краска стыда, и Гермиона уронила голову на руки, ощущая, как пылает лицо под пальцами. Глаза жгло от непролитых слез, сухих и горячих, но она была в силах сдержать их. В этом искусстве она становилась все лучше и лучше. Уверившись наконец, что обрела в какой-то степени контроль над собой, она подняла голову, и от скользнувших по шее волос по коже побежали мурашки. Взглянув утром на себя в зеркало, она чуть не закричала. Опять. Под глазами пролегли темные круги, кожа казалась серой и безжизненной, а волосы дико вились и выглядели как застигнутый бурей стог сена. Желудок, как обычно, барахлил, сжимаясь и бурча на протяжении всех уроков, и она смогла съесть лишь несколько сухих черствых тостов да временами попить слабого чаю. Часы соскальзывали с руки и неторопливо вращались, когда она жестикулировала руками, циферблат переворачивался по заострившимся костям к нежной коже на внутренней стороне запястья. Она теряла в весе, и ощущала себя легкой и хрупкой. Ей чудилось, будто видимый боковым зрением «Ежедневный пророк» движется, немного шевелится в неверном свете, и ее начала бить дрожь. Гермионе хотелось, чтобы это прекратилась, но, по крайней мере, дрожь была настоящей, а не каким-то странным призраком, пришедшим мучить ее. Гермиона потрясла головой. Она чувствовала, что почти сходит с ума в одиночестве своей комнаты, в одиночестве своей жизни. Дин все не шел из головы. Ей казалось, что временами она слышит легкий звук его приближающихся шагов, хотя она никогда не могла определить, хотел ли он напугать ее или удивить, потому что в тот момент, когда она с отчаянно бьющимся в надежде сердцем поднимала взгляд, комната оказывалась пустой. И молча бранила себя каждый раз, когда думала, что видит краем глаза его темный силуэт – она просто принимала желаемое за действительное и прекрасно это знала; его нет здесь, и он никогда больше здесь не появится. Гермиона даже не знала, где он похоронен, и похоронен ли вообще, а не кремирован. Она помнила его живым, и не могла точно представить мертвым. Гермиона застонала, откидывая голову назад. Она даже не так уж хорошо знала его. Это была просто большая не реализовавшаяся возможность, которая обещала быть хорошей, замечательной и чудесной, а теперь замерла навек в тот миг, когда только начала открываться перед ней. Скорее всего, он не оказался бы достоин того идеализированного образа, что она придумала, доброго мученика, что создало ее воображение, но в этом-то и была трагедия – она никогда уже не узнает. Она улыбнулась сама себе болезненной улыбкой: у него даже не было шанса разочаровать меня, подумала она. И она была зла. Не потому, что осталось так много несказанных слов, так много не проведенных с ним дней, а потому, что его украли. Потому что должны быть еще разговоры и еще дни. Гнев вздымался в ней, как крупа в супе, быстро кружась, исчезая и вновь появляясь в вечном кипении. В глубине души она понимала, что продолжает этот маленький фарс с профессором Снейпом лишь в одной надежде. В надежде, которой не суждено было оправдаться, что ей удастся найти способ заставить Волдеморта вернуть ей все, как-то вытянуть из его мерзкого змеиного тела ту жуткую полу-жизнь, которой он все еще обладал, и отдать ее Дину. Дину, который стал пеплом, Дину, который пошел на корм червям, Дину, который не заслужил такой участи. Который обладал всем, чего не было у Темного лорда: порядочностью, добротой, умением быть верным и заботливым другом. Он был ее другом, но она как-то упустила его, и что-то иное заявило на него права; и ей не хотелось ни спать, ни есть, пока тот, кто совершил это с Дином, не будет мертв. Это немного пугало ее, и хотя кровь застилала глаза, а тело горело, частичкой сознания она испытывала отвращение к себе. Но Гермиона не обращала на это внимание, взамен усиленно сконцентрировавшись на мысли, что еще означает лично для нее победить Волдеморта, заставить его кричать и умолять; и ей казалось, что это справедливо, справедливо и правильно. Длинные ночи, когда она царапала арифмантические уравнения, приносили все меньше и меньше пользы, но ей было все равно. Что-то случится, что-то пойдет как надо, и тогда она получит то, чему решила посвятить жизнь – месть. Не самая благородная, чистая и мужественная цель, но именно она ярко светила сквозь отчаяние, обжигала через безнадежность, которая приходила после каждого нападения и каждой тихой, подозрительной смерти, не обезображенной Черной меткой. Ярко теплящийся свет поддерживал ее и, глядя на затравленное лицо профессора Снейпа, она думала, что он тоже жил ради этого. Иногда Гермиона ненавидела его. Костлявая мрачная фигура в кресле напротив нее – это он содействовал долгому ужасающему возвышению Волдеморта в первый раз. Иногда, особенно после того, как он перестал быть слепым, ей казалось, что он может видеть сквозь повязку и просто надувает их всех. В такие моменты ей представлялось, что он все еще враг, работающий не на Дамблдора и людей, которых она любит, а на своего старого хозяина, и ей хотелось вскочить с места и вонзить ногти в его впалые щеки, разрывая липкую, полумертвую плоть. И все же, иногда Гермиона ощущала в себе только жалость и чувство товарищества. С одной стороны, она знала, что он мерзкий и уродливый, но едва ли могла представить, чтобы он принимал участие в том, что в основном совершали Жрецы смерти. И все же, наверное, было что-то, иначе он не стал бы так отчаянно жаждать искупления. В темноте ночи ее разум рисовал ужасные картины: мертвые тела истекших кровью детей, души, которые срывают с кричащих лиц, окровавленные, с содранной кожей руки, ноги, туловища, вновь и вновь поражаемые Cruciatus. Гермиону едва не тошнило от этих мыслей, но тем не менее она могла представить любого безликого Жреца смерти, воплощающего их, с лицом Снейпа. Она все еще могла вообразить его с яркими темными глазами, но это лицо – образ, пронзающий ее череп и вглядывающийся в мысли, когда она пыталась с вызовом взглянуть в ответ – это лицо принадлежало кому-то другому, кому-то, кого больше не существовало. Когда она мысленно пыталась надеть на глаза повязку, образ растворялся, и перед ней представал печальный и встревоженный Снейп, Снейп, который работал, не рассчитывая на благодарность, и когда-то говорил с ней о книгах и философии.
Galadriel: В мыслях он всегда выглядел немного иначе, будто ее разум из какого-то глупого желания приободрить заставлял его казаться моложе. Однако она подозревала, что всего лишь вспоминала о том, каким он был в тот семестр, пока не обрел второе зрение. Люди меняются так постепенно; иногда трудно сказать, что конкретно изменилось. Ей казалось, что профессор Снейп такой же, как и всегда: тощий, костлявый, с кислым лицом, но когда она пыталась вспомнить его черты, он выглядел иначе – более энергичным, более поразительным. Никто не назвал бы его красивым, но он, безусловно, был особенным. Гермиона была уверена, что нечто действовало ему на нервы, разъедало его какую бы ни было душу, и это сказывалось на его теперешнем внешнем виде. Если бы только он сказал ей… Но, может быть, его разрушало изнутри лишь напряжение от их неудач, и, если она не ошибалась, жажда мести толкала его к тем же пределам физически возможного, к которым стремилась она и которые, возможно, было не слишком полезно достигать. Гермиона бросила взгляд на болезненно-белые газетные страницы на красно-золотом ковре. Они дразнили ее, но она все еще отказывалась к ним прикоснуться. Пусть лежат, горько подумала она. Каждая страница – как храм неудачи. Каждая бледная страница в свете камина отдавала нездорово-красным, как тлеющее пламя, и Гермиона чувствовала, как огонь в груди пожирает ее. ***** В ноябре в подземельях было холодно. Даже пытаясь не стучать зубами, Гермиона продолжала размышлять, что впервые видела профессора Снейпа в подобном состоянии год назад. Она потрясенно осознала, что посвящена в его маленькую тайну уже год, и работает с ним чуть меньше того. Десять месяцев. Десять месяцев. Ей казалось, что она трудится бок о бок со своим бывшим учителем зелий уже годами, в слабо освещенных комнатах, всегда по ночам, обретаясь почти за гранью возможного во владениях будущего. Было что-то ужасное в мысли, что с тех пор она провела большую часть времени в темноте, но, по крайней мере, это отвлекло ее от занудных уравнений, что она пыталась записывать. Гермиона заметила, что профессор Снейп ведет себя странно, и это начало волновать ее. Правда, с тех пор как он почувствовал жжение Темной метки под кожей, он, казалось, отстранялся все больше, теряясь в собственной голове. Дело было не в магии – по крайней мере, Гермиона так не думала. Тот, кто направляется по неверному пути (который, по иронии судьбы, обычно оказывается и самым желанным), должен быть гораздо счастливее, чем Снейп сейчас. Скорее всего, это боль от черной мерзости, гадюкой свернувшейся у него на предплечье, заставляла его рявкать на нее, а потом забывать об этом, составлять целое уравнение и пренебрегать им. Теперь он потирал левую руку почти постоянно, был рассеян и не мог сконцентрироваться ни на уравнениях, которые выводил, ни на ее голосе, когда она заговаривала с ним. Сегодня ему даже не сиделось в своем обычном кресле. Он ходил туда-сюда, обходя по периметру комнату, как охотник, кружащий вокруг злополучной жертвы, и Гермиону посетило неловкое и, наверное, глупое чувство, что он охотится за ней. Было что-то в наклоне его плеч, в том, как он безупречно неподвижно держал голову, подбородок параллельно полу, невидящие глаза устремлены на точку в середине комнаты – что она подчас ощущала на себе тот холодный невидящий взгляд. Черт, она замерзла, а он заставлял ее нервничать. - С вами все в порядке, сэр? – спросила она, растирая руки. Казалось, Снейп не заметил, что она что-то сказала, лишь прошептал себе под нос несколько слов – полуоформленные обрывки мыслей, срывающиеся с губ. Гермиона прикусила губу, пытаясь решить, что делать. Можно было переспросить, а можно было продолжить то, чем они занимались – ничего особенного, в общем. Она приняла решение: ее до смерти раздражало то, что на нее не обращают внимания и приходится волноваться из-за Снейпа. Может, это глупо с ее стороны, но ей не все равно, что с ним происходит. - Сэр? – снова спросила она, чуть громче. Это сработало. Снейп прекратил кружить по комнате и повернул голову к Гермионе. - Нет, никаких не надо, - произнес он, прежде чем возобновить ходьбу вдоль стен. Гм, ла-а-а-адно… Гермиона размышляла. Он явно начинал пугать ее. - Я не спрашивала, нужно ли вам что-то, - осторожно сказала она. Снейп лишь помотал головой. - Это и гроша ломаного не стоит, - отрезал он, продолжая кружить. Гермиона глубоко вздохнула, задумавшись, сможет ли она добраться до камина незаметно для Снейпа. Она опустила перо на стол перед собой, прежде чем начать медленно, избегая резких движений, подниматься на ноги. Снейп внезапно остановился. - Что вы делаете, мисс Грейнджер? – резко спросил он. - А я задавалась вопросом, что делаете вы, сэр, - попыталась оправдаться она, делая маленькие шажки назад, к середине комнаты. Ничуть не ближе к камину, но хотя бы дальше от Снейпа. - Почему? – Снейп казался искренне удивленным, но в его голосе все еще слышался металл. – Я делал что-то не так? Пожалуйста, просветите меня, мисс Грейнджер. - Я не знаю, - ответила она. – Вы ведете себя странно… - Никогда он столь таинственным образом не забывал о том, что делал сам. Губы Снейпа изогнулись в полуулыбке-полуусмешке, на его лицо падал свет камина, и это напомнило Гермионе о той ночи год назад, когда она обнаружила его сжавшимся, как кровавый демон, в неверном свете. При обычном свете человек с нормальным состоянием рассудка посчитал бы эту ухмылку проказливой, даже очаровательной, но Гермионе она показалась лишь гротескной, тревожной карикатурой на истинное лицо профессора Снейпа. Внезапно он целеустремленно двинулся вперед, и Гермиона быстро отступила, пока не уперлась коленями в кресло, и ей пришлось придержаться рукой, чтобы не упасть. Он остановился в десяти сантиметрах от нее, край его мятой мантии задевал ее одежду, а сам он загораживал ей путь к свободе – камину и ее комнате. - Сэр… - начала она, но он перебил ее. - Прошу прощения, мисс Грейнджер, - произнес он с насмешливым сожалением, изобразив длинными руками пародию на поклон, - неужели я огорчил вас? О, простите меня. Я всегда думал, что умная гриффиндорка, такая как вы, будет достаточно смелой, чтобы постоять за себя. Видимо, я был неправ. От гнева и замешательства к ее лицу прилила кровь. - Но сэр, я… - Вы, - продолжил Снейп, игнорируя ее, - не представляете, что сейчас происходит, ведь так? Все прах, все суета. Вы должны попытаться поставить себя на мое место, моя дорогая. Я знаю, это непросто… - Но я понимаю, - запротестовала она, стараясь не стрелять глазами в сторону спасительного пути. - Неужели? – едва слышно спросил он, и внезапно она осознала, насколько тихо в комнате. Воздух был наполнен несказанными словами, потрескивал от пойманных молний. Он его близости у нее кружилась голова. – Неужели вы знаете? – профессор Снейп медленно наклонился вперед, пока почти не касался ее щекой.
Galadriel: У нее застыли мускулы, она как примерзла к месту. - Я… я не знаю, - произнесла она и прикрыла глаза. Гермиона позволила своему разуму напрячься до предела: должен быть какой-то выход, но она не могла его найти, и ее внутренности будто плавились от паники. Рука – его рука – поднялась, проскользнув по воздуху вдоль ее волос, лаская сотни развевающихся прядок, обрамлявших ее лицо. Мягкое прикосновение было неуловимым, и Гермиона чувствовала, как усиливается дыхание Снейпа на щеке. - Все течет, ничего не остается, - прошептал он, и его голос был таким густым и интимным, что она могла вообразить, как его губы прикасаются к ее лицу. И на мгновение Гермиона готова была поклясться, что он возвращается, где бы он ни витал. Но мгновение прошло, и вместо того, чтобы прийти в себя, он застыл. - Профессор? – слово вышло, как хриплое карканье, из обветренных губ, и Гермиона с трудом сглотнула. Как будто в ответ на звук ее пересохшего горла, профессор Снейп облизал губы, и на мгновение его влажный язык задел его щеку, высунувшись изо рта. Гермиона вздрогнула. Он был горячий, как печка, и хотя ей ничего так сильно не хотелось, как сбежать, она застыла на месте; эти длинные бледные руки причиняли боль, и хотя он не прикасался к ней, она боялась его силы. Она сейчас умрет, он убьет ее, он ударит ее, она ничего не может сделать, ее палочка на столе, она поплатилась за собственную глупость и сейчас умрет… Без предупреждения он отпрянул от нее со сдавленным криком, заставив ее сердце уйти в пятки. Она с ошеломлением наблюдала, как он, спотыкаясь, отступал назад, пока не уперся в стену. Если бы у него все еще были глаза, тогда он бы бросал вокруг неистовые взгляды, ища дверь – и вот, она увидела, как он нашел ее, проход в другую комнату, и, шатаясь, прошел мимо нее, желая только выбраться отсюда. Теперь Гермиона могла идти, однако она обнаружила, что просто не способна оставить его в столь явной панике, хотя и не представляла, что делать. Она тупо стояла на месте, когда Снейп направился к выходу; его волосы были растрепаны, мантия путалась в ногах, и каждая клеточка его тела жаждала спасения, желала освободиться от этой комнаты. Он резко остановился и обернулся к ней, и Гермиону вновь пригвоздила к месту не забота, а чистый бездумный страх, хотя она не могла сказать, чего боялась. Он медленно подошел к ней, приближаясь неуклонно, как айсберг, и замер. Он склонил голову, будто разглядывая ее, и поднял руку. Гермиона проследила этот жест, как Снейп вытянул указательный палец и провел им вниз, обрисовывая в воздухе контуры ее тела. Его движения настолько заворожили ее, что она почти не заметила, как другая рука коснулась ее щеки. И едва не подпрыгнула от обжигающего прикосновения, но удержала себя в руках. Казалось, Снейпа сжигала лихорадка, поглощали собственные защитные реакции. Из-под отяжелевших век Гермиона наблюдала, как его лицо приближается все больше и больше, белая повязка мерцает, а кожа под ней груба; он нависал над ней, перекрывая все пути, кроме одного. - Да, - выдохнул он, и потом поцеловал ее. ***** Он был в каком-то старом месте, и ему казалось, что это сон. Воздух казался знакомым, он видел этот сон миллионы раз. Стояла ночь, вокруг раздавался смех окружающих, но смех был злобным и беспощадным, и он не присоединился к ним. Не потому, что не хотел, а потому, что был занят. Под его руками теплая кожа уступала его грубым прикосновениям – живая, дышащая, прекрасная – синяки расцветали под пальцами, и он был похоронен в сладкой, влажной плоти. Он прожигал ее насквозь, разрезая, как горячий нож масло. Ох, никакого выхода не было, и он сдавленно рассмеялся, пока тело под ним дрожало и изгибалось, ища, жаждая освобождения, несмотря на узкие веревки, которые врезались в ее запястья, сочившиеся тонкими струйками крови. Наверное, она плакала. Она отвернула голову, не желая смотреть ему в глаза – но нет, он ощущал маску на лице. Тогда, наверное, она не хотела видеть маску. И вот, всплыла старая мысль, как и всегда бывало, когда он выпускал это, снова, и снова, и снова. Глупая грязнокровая шлюшка, подумал он, находя злобное удовольствие в ее хрипах, когда толкался сильнее. А потом у основания его черепа что-то щелкнуло, изменилось. Свет вокруг потускнел, тело под ним окоченело, внезапно похолодев с температуры кипящей крови до остывающего мяса, стало вялым. Кровь, несколько мгновений назад стекавшая по ее рукам, застыла темно-бордовыми подтеками, липкая и тошнотворно блестящая. Слабо вскрикнув от отвращения, он вышел из нее, шатаясь, отступил в глубь комнаты, больше не уверенный, что это сон. Бодрствую или сплю? лихорадочно думал он, разыскивая взглядом хоть что-то знакомое. Окружавшие его люди неподвижно застыли, замерев посредине хриплого смеха или издевательского замечания, - этот наклонился поближе, тот хлебал бренди. Нет, подумал он, отступая к стене и ощущая через одежду весьма реальные камни. Нет, этого не происходит. Он попытался проснуться, попытался встряхнуться, чтобы обнаружить, что сидит в постели, мокрый от пота и тяжело дышащий, но не смог. Он лишь прислонился к стене, глядя на застывшую картину… действительно ли он смотрел на них? Он не мог сказать, но он мог видеть дверь, ощущать дверь, боже, он не знал больше, ему просто надо было выбраться. Спотыкаясь, он принялся обходить стол, на котором лежало остывающее тело, но что-то остановило его. Он обернулся, и у него перехватило дыхание. Ее глаза были пустыми, остекленевшими и невидящими, смотрящими в некуда, она лежала, как сломанная, ноги все еще раздвинуты, как он их оставил. Ее кожа обвисла, ничего под ней не билось, не пульсировало, не дрожало – ни крови, ни жизни. Но она все равно была прекрасна. Неприкосновенна. Зачарованный, он сделал шаг к телу. Потом еще один и еще, пока не опустился на колени рядом с ней, проводя длинным пальцем по ее холодному горлу, между грудями, к мягко закругленному животу, а другой рукой взяв покрытую слезами щеку. Боги, из нее получился миленький труп. Он потерялся в ее неподвижных глазах, ему хотелось держать ее, прикасаться к ней, брать ее снова и снова, она ушла, она никогда не вернется, и он наклонился к ее лицу, запустив руку в волосы. - Да, - прошептал он, и его собственное дыхание слегка сконденсировалось на мертвых, неподвижных губах, когда он припал к ним. ----------------------------------------- * Название и эпиграф к этой главе взят из эссе «О мести» (“Of revenge”) в «Опытах, или наставлениях нравственных и политических» (“Essays, Civil and Moral”) Фрэнсиса Бэкона. Английский оригинал здесь: http://www.bartleby.com/3/1/4.html. Классический русский перевод, от которого я сочла нужным отойти ради благозвучия, здесь: http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000455/. Спасибо за помощь Снарк.
Gloria Griffindor: Ох, как тяжело на душе... Вот подумалось, не происки ли это Лорда? Это я от том, что Снейпу видится. Страшная глава и очень грустная. *бормочет про себя* Ох, не джен это уже, совсем не джен...
djbetman: фигасе... мну в шоке... Gloria Griffindor пишет: Ох, не джен это уже, совсем не джен... ппкс! ))
Египетская Мау: Жуткое впечатление от главы. Что-то такое нездоровое, патологическое, не то от "Парфюмера", не то от "Молчания ягнят". Вот уж точно - Упивающийся смертью... Гермионе еще повезло, что она стала объектом любования, а не предыдущих действий... Как-то это все меня выбило.
Gloria Griffindor: Египетская Мау пишет: Вот уж точно - Упивающийся смертью... ппкс! других слов нет. Интересно, Роулинг в седьмой книге намекнет, как они там "упиваются" в ее представлении.
djbetman: Gloria Griffindor пишет: Интересно, Роулинг в седьмой книге намекнет, как они там "упиваются" в ее представлении. тогда это уж точно перестанет быть сказкой для детей. по крайней мере, по сравнению с первыми двумя книгами...
Эва: Galadriel Он действительно сошёл с ума. Читать невыносимо противно, но незаконченный сюжет не даёт покоя. Что до сада - о нём все и вправду забыли)) djbetman Первая книга? Это та, где с самого начала рассказывается о двух убийствах, потом всю книгу очерняют Снэйпа, а в конце убивают милого и славного учителя Квирелла? А вторая? С ужасным чудовищем, которое убило девочку, чуть не разорвало на кусочки Поттера и сошедшим с ума учителем? Да, самое детское содержание.
Весы: Снейп действительно сошел с ума или он уже находится одновременно, так сказать, в нескольких временных потоках. Ну видит несколько вариантов возможного будущего. И сейчас он что видит, что будет с Гермионой в будущем, но тогда он должен вернуться к упивающимся, но его там скорее всего сразу шлепнут. Ну в общем с нетерпением жду продолжения. А автору огромное спасибо. это очень тяжело описывать человеческие чувства и эмоции.
djbetman: Эва Да, но эти убийства не описывались в деталях! в любом случае, каждая новая книга становится все страшнее и страшнее. Роулинг прикончила уже стока людей... Даже думать не хочу, что будет в последней книге Galadriel прошу прощения за недержание речи ))
Эва: djbetman и слава Богу! На Поттеррус голосуют - кто умрёт в седьмой книге. На втором месте после Поттера - Снэйп. Сладкая парочка Твикс)) Но что-то в этой книге будет. Большое и не очень приятное. (прошу прощения за оффтоп))
djbetman: Эва пишет: На втором месте после Поттера - Снэйп если она прикончит севу, я утоплюсь в тазике (он уже готов))
Эльпис: Galadriel Я в трансе. Счастье, что Гермиона не видит, что творится у него в голове. А он действительно с ума сошел. Его метания и бредовые сны наяву - какой контаст с теми неторопливыми литературными беседами, что велись вначале! Страшно. Какой уж тут хэппи энд, даже относительный - остаться бы в здравом уме!
raichu: я в шоке... что же будет дальше?
gretthen: Ох, все-таки я это читаю. После того, как я прочитала оригинал, честно говоря, долго не решалась читать перевод, слишком сильное впечатление производит. Боялась снова все это переживать. Перевод потрясающий!
Ева: Пришла сюда за продолжением:) Теперь сижу в ступоре. Какой кошмар у него в голове творится...Что же дальше-то будет? Как всегда - прекрасный текст, вкусный, яркий, сочный. Спасибо!
Galadriel: gretthen спасибо)) Эльпис Все не так плохо, чессно. Будет совершенно потрясающий с моей эстетской точки зрения финал. Вот увидите. Gloria Griffindor Про происки ничего не скажу из вреда))) А чем не джен? Египетская Мау зато правдиво. А то рисуют всяких в бархатных масках и с платиновыми волосами.;) djbetman мне кажется, по тому, что мы уже знаем, можно составить себе впечатление. Я лично УПСов представляю как нечто вроде брата короля и его кодлы в "Анжелике", которые убивают и развратничают, зная, что останутся безнаказанными. Какое там недержание, высказывайтесь ради бога!)) Эва вот видите)) Насчет действительно - не буду спорить)) Ева всегда пожалуйста))
Galadriel: Глава шестая: Из страха умираем Смерть – ничто, но жить в поражении и бесчестье значит умирать каждый день. Наполеон Бонапарт Когда Дамблдор вошел в больничное крыло, первым, что он заметил, была сгорбленная фигурка мисс Грейнджер. Она сидела на стуле у дверей одиночной палаты, сжав колени и расставив ступни, ее ладони подпирали щеки, а локти глубоко впивались в ноги. Казалось, она уставилась в каменную стену, но вся ее поза говорила, что на самом деле она погружена в себя, затерялась во внутреннем мире, имеющем мало общего с окружающей действительностью. Она едва заметно покачивалась взад-вперед. Дамблдор сделал несколько шагов к ней и остановился. Она выглядела так, будто пыталась сдержаться, будто боялась, что если перестанет сжиматься в комочек, то разобьется, ее тело разлетится на осколки. И она казалась ужасно ранимой. - Мисс Грейнджер? – осторожно спросил он, мягко положив руку ей на плечо. И вздрогнул, когда она резко дернулась прочь от маленького невинного прикосновения, едва дрожа, но когда она открыла рот, ее голос был ясным, спокойным и сильным. - Да, директор? – она не взглянула на него. Дамблдор сотворил себе стул и поставил его рядом с ней, все еще соблюдая почтительную дистанцию. - Как вы себя чувствуете? – спросил он. - Нормально, - машинально ответила она, продолжая покачиваться. Казалось, это успокаивало ее, и через несколько мгновений она посмотрела на него. Она плакала; глаза покраснели, а на лице были пятна и дорожки от слез. Дамблдор покачал головой. - Нет, мисс Грейнджер. Как вы в действительности себя чувствуете? – в его голове слышалось легчайшее порицание. Она неровно вздохнула и отвернулась. - Я не знаю, - пробормотала она и будто в подтверждение подняла руку ко рту и начала грызть ноготь. Дамблдор почти заворожено наблюдал, как ее проворные зубки впиваются в кончики пальцев, и так уже сгрызенные до мяса. Он продолжал так и сяк вертеть в голове эту проблему, безмолвно рассматривая мисс Грейнджер. - Почему вы так на меня смотрите? – внезапно спросила она, бросив на него косой взгляд. - Я просто размышляю, - Дамблдор поерзал, пожалев, что не создал более удобного стула. Рано или поздно нужно будет устроить допрос, понял он, и, может, лучше всего порасспросить ее, пока инцидент еще свеж в памяти. Он снова повернулся к ней. – Мисс Грейнджер, - сказал он, - я хочу спросить вас, что произошло. Девушка горько рассмеялась. - Я даже сама не знаю, - ответила она. – Одну минуту он вел себя нормально, во всяком случае, настолько же нормально, как и в последнее время, а в следующую начал разговаривать так, будто меня там нет, отвечать на вопросы, которые я не задавала, а потом он… - она замолкла. - А потом он… - подсказал Дамблдор. Гермиона лихорадочно размышляла, пытаясь в те несколько секунд, что у нее было, как можно незаметнее подредактировать историю. - А потом он… начал себя вести так, будто был вовсе не в комнате со мной… будто реагировал на то, чего не происходило в действительности. И он попытался напасть на меня – думаю, ему казалось, что это не я, а кто-то другой – но я поразила его Stupefy и доставила сюда. Ну вот, подумала она, крайне сокращенная версия для занятых магов, у которых дел по горло. Кровь прилила к лицу Гермионы, когда она подумала о поцелуе. Это было одновременно как застывший серебристый ужас и молния, мечущаяся в ее голове; слепая инстинктивная паника и раскаленное добела лезвие в сердце. Она теряла голову от непроизвольных порывов: первый был сбежать от его темных намерений, второй – второй – остаться и подчиниться линиям белого огня, что его пальцы оставляли на ее коже. Ее приводила в ужас мысль, что она могла поступиться самоконтролем в угоду самым примитивным частям своего мозга; она жаждала самообладания, нуждалась в нем, но он украл его, и Гермиона хотела его вернуть. В довершение всего, она не была уверена, что он целовал именно ее; она ощущала, что он не был там, не был с ней, целовал кого-то другого, и это жутко злило ее. Она была ужасно сбита с толку, и хотела только залезть в горячую ванну и не вылезать несколько дней, пока все как-нибудь не уладится. Но ей было не выбирать. Казалось, выбора ей не представлялось вообще никогда. Дамблдор смотрел на нее пронзительным взглядом, и Гермиона подавила желание заерзать; это наверняка выдаст, что она врет. - Вы уверены, что этот все, мисс Грейнджер? Гермиона кивнула, не доверяя своему голосу. Вешать лапшу на уши ей никогда не удавалось, а от того, что из всех людей приходилось лгать Дамблдору, ей стало еще хуже. Директор продолжал смотреть на нее голубыми глазами, но они больше не подмигивали ей, а сверкали. Его глаза были как буравчики, вгрызающиеся в нее, и Гермиона чуть не открыла рот, чтобы рассказать ему, что произошло, но вовремя остановилась. Она сказала правду – просто не всю правду. Поцелуй был несущественным затруднением, к тому же, он оборвался так же внезапно, как и начался. Она схватила его за плечи, чтобы не упасть, потому что колени подогнулись, а внутри все, казалось, заледенело и стало скользким от страха; он грубо водил руками по ее телу. Сквозь страх и растущее возбуждение пришла мысль, что он может воспользоваться своим преимуществом и она в опасности, и это склонило весы ее почти отказавшего мозга в сторону страха. Он наклонялся вперед, приникая к ней, но когда отстранился, чтобы перехватить ее получше, Гермиона сильно пихнула его, заставив, спотыкаясь, отступить. Он чуть не опрокинулся, запнувшись об изножье кровати, в которую, наконец, уперся. На мгновение он прислонился к кровати, но хотя Гермиона могла бежать, она поняла, что ей этого больше не хочется. Снейп выглядел… растерянным, он тяжело дышал, пытаясь выпрямиться. Он крепко опирался на руки, а ноги у него, казалось, дрожали, будто он внезапно стал слабым и немощным, и Гермиона застыла на месте, совершенно не представляя, что ей делать.
Galadriel: Прошла вечность, пока Снейп пытался встать на ноги, и наконец ему удалось выпрямиться в полный рост, его дыхание стало не таким глубоким, но все еще рваным. Он склонил голову на бок, будто прислушиваясь к тому, чего Гермиона не могла услышать. - Профессор? – неуверенно произнесла она, но, казалось, он не слышал ее. Он будто готовился к удару, как змея, и Гермиона с отчаянно бьющимся сердцем начала медленно продвигаться к столу и своей палочке, пытаясь не шуметь и даже не дышать, молясь, чтобы ничего не выдало ее. Внезапно он набросился на нее, открыв рот и обнажив зубы, и она почти как в замедленной съемке наблюдала, как он вытягивает длинные, белые, как у скелета, руки, но ее пальцы уже сомкнулись на тонком деревянном цилиндрике, и она выбросила кисть вперед. - Stupify! – выкрикнула она, и у нее ёкнуло сердце, когда Снейпа отбросило ударной волной на полог кровати. Она очень осторожно двинулась к нему, чувствуя себя ужасно виноватой, но имея оправдание. Когда она взглянула на запутавшегося в пологе Снейпа, его лицо было расслаблено и прикрыто упавшими волосами; при мысли, что она сделала с ним, ее сердце болезненно сжалось. Гермиона вздохнула, вырвавшись из задумчивости, и обернулась к Дамблдору. - Известно, что с ним произошло? – с беспокойством спросила она. – В смысле, у вас есть объяснение, почему он ведет себя так странно? Дамблдор ответил ей не сразу, только задумчиво нахмурился, потирая подбородок. Гермиона в это время грызла ноготь. Наконец Дамблдор вздохнул. - Я могу только предполагать, вы понимаете, - сказал он. Она кивнула, показывая, чтобы он продолжал. Дамблдор откинулся на стуле; казалось, он уставился в пространство. – Мне кажется, Северус начал терять связь с реальностью, а не со временем. Из того, что вы мне рассказали, из слов мадам Помфри, из моих собственных разговоров с ним, не проявляются признаки того, что он потерялся. Он… нелогичен в своих поступках, но большую часть времени, кажется, осознает, где находится. Тот, кто затерялся в собственной линии времени, вел бы себя иначе. Гермиона только кивнула. Директор прочистил горло. - То, что происходило с Северусом, неестественно. Человеческий разум, даже такой быстрый и живой, как его, не может постичь или укротить это. Человек не должен жить в будущем, лишь в настоящем, а Северус жил и тут, и там в течение последних четырех с половиной месяцев. Ему поразительно удавалось удерживать сложнейшее равновесие, хотя, должен признать, я считал, что магия достаточно сильна, чтобы поддерживать это состояние гораздо дольше. Откровенно признаться, я и не представлял, что это может произойти, - задумчиво произнес Дамблдор. – Меня удивляет, что он начал ошибаться. - И как, вы думаете, можно ему помочь? – спросила Гермиона. Взгляд Дамблдора был полон глубочайшей жалости. - Я не знаю, - ответил он, и, казалось, его лицо обвисло, а блеск исчез из глаз. Гермиона с несчастным видом кивнула. В это время открылась дверь и появилась взволнованная мадам Помфри, приглаживая волосы. Когда та закрыла и заперла дверь, Дамблдор поднялся. - Как он? – спросил директор, и Гермиона почувствовала, как пол уходит из-под ног, услышав почти безупречно сокрытую нотку отчаяния в голосе пожилого волшебника. Мадам Помфри только покачала головой и протянула Дамблдору палочку – палочку Снейпа; у Гермионы встал в горле ком. - Вы можете взглянуть на него, если хотите, - сказала меди-ведьма, и Дамблдор быстро кивнул. Мадам Помфри открыла дверь, и он вошел. - Можно мне его навестить? – с надеждой спросила Гермиона. Мадам Помфри изумленно взглянула на нее, как будто забыла, что она здесь сидит. На ее лице мелькнула жалость, и Гермиона почувствовала легкое раздражение. - Извините, мисс Грейнджер, но вам не стоит навещать его сегодня ночью, - успокаивающе сказала меди-ведьма. – Вы можете прийти завтра, если захотите. Гермиона молча кивнула. Она поднялась и быстро вышла из больничного крыла в отдающие эхом каменные коридоры Хогвартса. ***** Следующим вечером Гермиона покинула Гриффиндорскую башню, не зная, что делать. Весь день в ней бушевала буря беспорядочных эмоций. Она чувствовала себя потерянной, и ее немного подташнивало, но она шла и шла, не замечая, что осталась одна в пустых коридорах. В уме она вновь и вновь проигрывала тот поцелуй, и каждое воспоминание посылало по спине легкую дрожь и вызывало внутри волну горячего, жгучего возбуждения, ее щеки заливала краска от наслаждения и стыда. Гермиона не знала, что и думать о произошедшем в комнатах Снейпа, и совета спросить было не у кого… Ее каблуки гулко стучали по плитам. Она и не заметила, как снова вернулась в подземелья и остановилась перед дверью Снейпа. Не зная, как поступить, Гермиона открыла дверь, вошла, захлопнула ее и заперла за собой. А потом прислонилась к двери и закрыла лицо руками; чтобы успокоиться, ей понадобилось несколько раз глубоко вдохнуть. В ней вздымался глубинный гнев. Она понимала, что глупо сейчас беситься, но ничего не могла поделать. Ей казалось, будто в груди зажегся огонь, и все свои силы, силы, которые она тратила на темную и мрачную жажду отмщения, начали волноваться, обращаясь в ином направлении. Теперь она была в ярости на профессора Снейпа. Он бросил ее. Что же ей теперь делать? Она сжала губы и прошаркала в спальню Снейпа, где они провели вместе столько часов в одном помещении, хотя, как она теперь подозревала, не всегда в одном мире. Ее записи были разбросаны, как увядшие листья, некоторые смяты на столе, некоторые валялись на полу, как они упали. Не зная, что делать, она опустилась в свое кресло, уставившись на потускневшие страницы, покрытые ее каракулями, ее веки отяжелели… Все эти цифры… она не отрывала от них взгляда. Цифры и руны струились перед глазами, каждая капелька дождя мешала видеть, и Гермионе пришлось несколько раз сморгнуть, чтобы избавиться от них. Это не помогло. Наоборот, они разлились, как ледяная вода, по глазам, просачиваясь в глазницы, сбегая по лицу, по скулам, стекая ручейками по челюсти. Крадущийся у основания черепа холод поднялся и затопил ее мозг, пробегая в расщелины, леденя разум, но в груди у нее все еще ревело пламя. Ей это почти нравилось. Вот, наверное, на что похожа магия… подумала она. Цифры начали фокусироваться вновь, резкие и ясные. Как во сне, Гермиона подобрала перо. Цифра здесь… она неверна… сказала Гермиона себе, и исправила ее, ощутив, как мир встает на место. Да. Вот. Так-то лучше. Интересно, нужно ли ей собирать силу, как делал Снейп? Но даже просматривая записи с прошлого вечера, она чувствовала, что в ней кружится остаточная магия, медленно горящая и ослабевшая, жаждущая, чтобы ее использовали. Разве Снейп что-то не говорил об этом? Магия хочет, чтобы ее применили. Теперь Гермиона не могла припомнить точно и, сквозь падающие и кувыркающиеся числа, яркие, серебристые и острые как бритва, она улыбнулась. Это не выглядело сложным… Гермиона склонилась над столом и начала писать.
Galadriel: ***** - Впечатляюще, - сказал ей Дамблдор следующим утром, когда она с гордостью представила ему результаты своей ночной работы. Это заняло гораздо больше времени, чем обычно, зато она обозначила несколько моментов, которые могли стать предварительной основой для поиска следующих жертв. Она была измотана, но горда собой. Дамблдор сурово взглянул на нее. - Я бы никогда не позволил вам попробовать заняться этим, - произнес он. Гермиона вспыхнула, но он предостерегающе поднял руку. – Но, кажется, вы можете с этим справляться. Я… впечатлен, - директор наградил ее улыбкой, которые в последнее время становились все реже, и снова посуровел. – Но вы обязаны всегда быть настороже; будет неблагоразумно повторять случившийся прошлой весной инцидент. Вы можете продолжать, если с вами все время будет кто-то в одной комнате. Гермиона мысленно закатила глаза, но внешне лишь улыбнулась и кивнула. Все что угодно, лишь бы ей позволили продолжать. Она была так близка, что уже ощущала это. Она даже отважилась немного подремать, и впервые ее не преследовали ночные кошмары. Верно. Она может справиться. Дамблдор кивнул. - Я поражен вашим умом и интеллектом, но не слишком удивлен, - сказал он. – Уверен, вы используете их правильно. Гермиона снова кивнула, жаждая сбежать от тягостной доброжелательности Дамблдора. Старый маг поднялся из-за стола, обошел его и сжал ее плечо. - Я знаю, что вы нас не разочаруете. Улыбка. Кивок. ***** - Можно мне его увидеть, ну пожалуйста? – умоляла Гермиона мадам Помфри. В последние две недели она работала почти без передышки, позволив арифмантике заполонить свою жизнь, но к профессору Снейпу ее все еще не пускали. Ей хотелось увидеть его, убедиться, что с ним все в порядке, хотя ее жалость или забота только взбесят его. И ей нужно было кое-что у него спросить. Меди-ведьма, казалось, сомневалась. - Не знаю. Он немного не в себе. Гермиона нетерпеливо фыркнула. - Я в курсе, - произнесла она немного резковато. Мадам Помфри внезапно посмотрела на нее строже. Черт. Гермиона снова смягчила тон. - Я просто хочу посмотреть, как у него дела, - она прикусила губу. – Я скучаю по нему. – Ну вот. Она надеялась, что не перешла через край. Однако хаффлпаффское сердце мадам Помфри растаяло, и Гермиона на мгновение испытала чувство вины, что так манипулирует ей. Но только на мгновение. - Ну хорошо. Засуньте палочку подальше в рукав, чтобы он не мог до нее дотянуться. Ему запрещено иметь палочку. Гермиона кивнула, толкая палочку в рукав. Она не могла представить ничего худшего для Снейпа, чем потеря независимости, но это имело смысл. Мадам Помфри открыла дверь и провела Гермиону внутрь. Комната была серой, с мягкими стенами. Гермионе стало нехорошо. Снейп вжался в стену. Гермионе хотелось подойти к нему, но за ней маячила мадам Помфри. Гермиона обернулась, надев маску «хорошей девочки». - Можно мне на несколько минут остаться с ним наедине? – спросила она, добавив в голос умоляющую нотку. Меди-ведьма неодобрительно и с сомнением взглянула на нее, но вышла из комнаты и закрыла за собой дверь. Снейп не двинулся. Поколебавшись минуту, Гермиона подошла к нему. - Сэр? – неуверенно спросила она. Сгорбившийся Снейп вздрогнул, но поднял к ней лицо. - А, мисс Грейнджер, - вежливо произнес он. – Вы не присядете? Простите, что я не встаю. Это, знаете ли, пол. - Д-да, - ответила она. Не зная, что делать, она опустилась на пол рядом с ним, обхватив руками коленями. Повисла пауза. Через некоторое время она осмелилась спросить: - Как вы? Снейп раздраженно пожал одним плечом и ничего не ответил. Хмм. - А я работаю над проблемами, - произнесла она. - Какими проблемами? – спросил он. - Проблемами по арифмантике, которыми мы занимались, - ответила она, нахмурившись. - Неужели? – он казался удивленным. Гермиона вздохнула. - Да нет, ерунда. Забудьте, что я что-то говорила. - Невелика задача. Молчание, казалось, разматывалось, как катушка серой нити. И… Она сидела рядом с ним, обхватив колени. - Что вы здесь делаете? – резко спросил Снейп, внезапно показавшись Гермионе более, ну, похожим на самого себя. Гермиона прочистила горло. - Я пришла повидать вас. И поговорить, если вы не против. Снейп фыркнул. - О чем, мисс Грейнджер? Наши общие интересы заканчиваются на книгах и философии. Больше нет ничего такого, чтобы даже думать о дискуссии. Гермиона прикусила губу. Снейп махнул рукой. - Может, нам поговорить о смерти? Я знаю об этом достаточно. Или о зельях, но вы их, кажется, всегда считали скучными. Или, может, о справедливом мщении? Я могу многое вам рассказать об этом. - Почему вы присоединились к нему? – выпалила она, задетая его словами больше, чем хотела показать, и желающая уколоть в ответ. Он дернул головой так резко, что громко хрустнул позвонок. - Зачем вам это знать? – рявкнул он. Она не ответила. - Скажите мне, - продолжала настаивать она. На мгновение Снейп поджал губы, и Гермионе подумалось, что он хочет отвернуться. Но внезапно на его лице расцвела злобная, хищная улыбка. - Представьте себе, - промурлыкал он, - какую-нибудь идею. Не какую попало, а такую, во имя которой вы готовы умереть. Или еще лучше, - хихикнул он, - идею, во имя которой стоит причинить смерть кому-нибудь другому.
Galadriel: Гермиона вздрогнула. - Подумайте об этом, - безжалостно продолжал Северус, - подумайте о глубокой, жгучей жажде силы, или авторитета, или просто защиты, а теперь вообразите, что кто-то обещает помочь вам, в обмен только на вашу службу. Обещает власть, славу и защиту, стоит вам лишь подчиниться его воле, - Северус пожал плечами. – Как бог, наблюдающий за своими верными слугами и награждающий благочестивых. У Гермионы пересохло во рту, и от тихого монотонного перечисления мозговые цепи будто замкнуло. - Но… убийства?.. - Жертвы, - ответил ей Снейп отстраненно. – Что значат смерти неверных для преданного слуги, как не подношение? Заискивание перед Лордом. - А изнасилования? – прохрипела она. – Пытки? - Военные трофеи, - поправил он. – Награды верным за их любовь и службу, - Северус медленно повернулся к ней слепым лицом. – Ах, Гермиона, - произнес он низким ласковым голосом, мягким, как растопленный горький шоколад, искусно врезающимся, как стилетто. Он придвинулся к ней. – Вы даже не можете представить… вы и не знаете, какое наслаждение приносит заслуженная награда. Все эти женщины, - он потряс головой, - вся эта ненависть, - он оскалился, - она настолько сильна и вся предназначается тебе, горячая и неумолимая, как лава… Теперь он был так близко, что Гермиона чувствовала запах его кожи, видела каждую черту желтоватого лица: выглядывающие из-под повязки темные синяки от усталости, тонкий узор голубых венок на висках… Она вздрогнула, когда он взял ее за подбородок, но он, как больное взбесившееся животное, утратил всякий страх перед прикосновениями. Снейп наклонился ближе, скользнув губами по ее уху, и прошептал. - Ненависть сладка, и когда она достаточно сильна, то это почти любовь. - Нет! – отчаянно прошептала Гермиона. Но Снейп лишь рассмеялся и отпустил ее, откинувшись на мягкую стену. - Все верно, моя дорогая. Вы правы, - насмешливо произнес он. Гермиона с трудом поднялась на ноги и пошла прочь. - Ах да, мисс Грейнджер? Она обернулась. - Не позволяйте своим неудачам выбить себя из колеи. Уверен, мистер Томас простит вас. Холодная ярость. - У всего есть две стороны, профессор, - огрызнулась Гермиона. – А они простили вас? Он открыл было рот, чтобы что-то ответить, но она уже вышла, захлопнув за собой дверь.
Эва: Galadriel Вау. Правда, я много чего не поняла - в Снэйпе. Жаль, не могу оченить по достоинству. Но мягкие стены... Кстати, почему серые, а не розовые? Ведь считается, что в психушке сходят с ума нормальные люди, а Снэйпа, кажется, бесит розовое.
raichu: спасибо за продолжение
djbetman: *аплодисменты в студию!* это действительно так завораживает, что остальное перестает существовать. Такое ощущение, что ты находишься ТАМ просто волшебно. *и даже смайликов не надо, как хорошо*
Ева: Спасибо за новую главу Ну вот, я же говорила, что он с ума сойдет:(((((((( Надеюсь, что просвет все же предвидится (косится в сторону названия фика) :)
Эльпис: Абсолютно гипнотизирующая глава. Просто на грани возможного! Только обычно очередное продолжение замораживает на несколько минут до потери речи, а сегодня меня что-то прорвало. Гермиона, оказывается, талантливая ученица. Я понимаю, это уже аксиома, но на фоне Снейпа она казалась какой-то ... маленькой, что-ли. Ведь ей лет 17-18. Хотя, может, ее относительно легкий и не загруженный "черным" прошлым мозг отыщет решение там, где Снейп и не надеется искать? Но что я все о Гермионе, тут же Снейпа перевели в палату с МЯГКИМИ стенами! У меня был шок, когда я это прочитала - как-то до этого он казался неадекватным , а теперь стал именно сумасшедшим со всем прилагающимся...Брр. Но это же временно, правда? Galadriel пишет: Все не так плохо, чессно Надеюсь на ваше слово! А уж про эстетичный финал...Раздразнили. Теперь одна мысль - еще. Я не наглая, у вас наверняка семья и работа, но ...продолжения? Хоть одно слово! Жалко только, что у Гермионы и Снейпа все явно окончится не так хорошо, как у Анжелики и Пейрака... P.S. На меня как-то странно действует эта тема- прихожу сюда и начинаю говорить длинными, серьезными словами (что мне, в общем-то, не свойственно)
Египетская Мау: Да-а... Трудно было подняться из руин и решиться на попытку сопротивления. Адски трудно было идти этим путем - ну не самый легкий способ участия в войне... И теперь такое вот осложнение - когда ничего еще толком не сделано, Снейп уже выбит. Дорого, что ему, что ей, достается этот выбор. Нужно Северусу какой-то ориентир отыскать, который не давал бы ему выпадать из реальности в альтернативы. Они справятся, правда? Они молодцы. Я в них верю.
Galadriel: raichu всегда пожалуйста)) Эва В Снейпе, имхо, ничего понимать и не надо, болен человек на голову. А стены - странно бы в Хоговской лечебнице быть специальному отделению для психов, наверняка делали спешно под него. Ева ты вторая это говоришь)) Торжественно обещаю, что да. Эльпис Не, ну, хорошо бывает разное)) Я, кста, никогда не удивлялась, потому что Гермиона казалась мне и по книгам очень сильной и очень взрослой. Способной принимать решения и брать на себя ответственность. Египетская Мау Они молодцы, но тут от них уже мало что зависит. Во сяком случае, от сознательных действий.
Galadriel: Глава седьмая: Искусно убранный ад Есть наслаждение в безумье, Что для безумцев лишь дано. Иоанн Драйден, испанский монах Комната легонько раскачивалась вот уже несколько дней, и Северус сидел, прислонившись к стене, с тех пор как ему стало слишком сложно отходить от нее. Руку все еще жгло. Иногда он пытался выцарапать, вырвать это, но даже через рукав это обжигало так, что ему приходилось совать пальцы в рот – подушечки покрывались волдырями и ожогами. - жжет… жжет, как грех… - - … он был в поместье Малфоев, и на него нахлынуло со всех сторон отвратительное изобилие недолгого периода барокко, в котором был построен дом. Он вспомнил, что давным-давно было другое поместье, отличающееся большим вкусом, но наполненное призраками мрачных лет, когда Малфои властвовали над илистыми холмами и курганами и недолго живущими крестьянами. Интересно, что он здесь делает. … Северус! Как хорошо, что тебе это удалось!.. Он обернулся и увидел Люциуса, уверенно направляющегося к нему по мраморному полу, шаги гулко отдавались от высоких сводов. Тот раскинул руки в издевательской пародии на приветствие, а по его лицу расплылась хищная улыбка. Мраморный пол леденил босые ступки, и Северус удивился, почему на нем нет обуви. Люциус подошел к нему и начал хлопать по спине, выбивая из легких весь воздух. Северус закашлялся и поднял руку, чтобы прикрыть рот, но, глядя, как сгибаются пальцы, он заметил, что перед глазами все плывет. Контуры руки размазывались, и ему почудилось, будто плавится кожа. Он потрясенно уставился на это. Что такого интересного в твоей руке, Снейп? Северус поднял взгляд от парты на хмурящееся лицо профессора Миллза, его старого учителя зелий. В глубине души, он был ужасно разочарован, что вновь оказался молодым и вынужден был вновь переживать подростковый период. Он ощущал себя не в своей тарелке, ему было неудобно в собственной шкуре. Ничего, сэр, сказал Северус, и звук ломающегося голоса опечалил его. Из конца комнаты раздалось хихиканье, и даже не оглядываясь, он знал, что его издал Джошуа Барнхэм. Зелья с Рейвенкло, кисло подумал он. Ему вспомнилось, как утомительны были уроки с ними: каждый неверный ответ на вопрос давал новый повод для насмешек. Всезнайки, кисло подумал он, откидываясь назад на стуле. Но это был не стул. Вместо этого Северус испытал восхитительное чувство падения и приземлился прямо на спину на мягкую стеганую поверхность. Вокруг было темно, и на мгновение он подумал, что, должно быть, закрыл глаза, но нет… это было не так. Повязка все еще была на месте, но не было глаз, чтобы прикрывать их, и даже век, чтобы закрыть. В голове радостно подпрыгивала и искрилась магия, передавая информацию об окружающем мире: дверь на северной стене, мебели нет, серая ткань – от отчаяния и растерянности ему захотелось закричать. Крик красноречив. Чья это фраза? Под кожу заползло странное полусонное чувство, будто он будто движется по длинной спирали, глубокое и коварное, как жжение Темной метки. - - Северус продолжал ощущать глубокий дикий мускусный запах, который напоминал об охоте и убийстве, о пролитой на снег крови, как в древних языческих ритуалах. Отдельную ноту составлял свалявшийся мех и острое волнение, они тоже вливались в его ноздри. Где-то ночью комната перестала раскачиваться, и Северуса посетило ужасное чувство, что жуткое животное, чей запах он ощущал, ходит теперь туда-сюда вдоль противоположной стены, а сам он, съежившийся в углу, был идеальной жертвой. В воздухе не было ощутимого возмущения от движения, иначе магия засекла бы это, но время от времени токи воздуха менялись, и Северусу казалось, что он слышит сопение, приближающиеся шаги, капание слюны, горячее зловонное дыхание… - - Иногда я истекаю кровью, сказал Альбус. - - Это продолжалось годами, во всяком случае, так казалось. Обычно он возвращался назад в свою комнату, но теперь он временами оказывался в различных местах, прекрасных и настоящих, и не знал, где находится в действительности. Неуверенность уже утратила свою новизну; возможно, это произошло в тот момент, когда он понял, что невозможно узнать, где он и когда. Он никогда не был в серой комнате раньше, но, опять же, иногда он оказывался в местах, которых никогда не видел, и иногда там были люди, которых он тоже никогда не встречал. Даже когда Северус не оказывался в странных местах, ему иногда казалось, что он слышит шепотки вокруг. И всегда, всегда на руке горела Темная метка, иногда сильнее, иногда слабее, но всегда болезненно и настойчиво, и это сводило его с ума. Он так устал, а мягкий пол выглядел таким удобным… - - Ну и чего ты добиваешься? – спросила Клэр. - - Он снова очутился в каком-то другом месте. Беглый взгляд вокруг сказал ему, что он на жилой улице, заставленной маленькими домиками – обычный маггловский пригород. Было темно, но он мог видеть: небо наполнял мягкий серый свет, достаточный, чтобы он угадал очертания домов и небольшие отблески, сказавшие ему, где стоят машины. Тротуар слабо поблескивал. Он пошел по дороге, не заботясь больше о том, куда она приведет. Он подозревал, что это не имеет особого значения. Он шел уже довольно долго, минуя дом за домом – все похожи один на другой, темные и тихие – пока один не привлек его взгляд. В окне горел свет. Северус направился туда и, подойдя к дворику, перебрался через живую изгородь, чтобы заглянуть внутрь. Это была всего лишь хорошо освещенная комната, совершенно пустая. Северус нахмурился и, прохаживаясь под окном, задумался, зачем он тут. Он не знал, сколько времени провел там, когда кусты позади зашуршали. Сердце резко стукнуло от испуга, и он, спотыкаясь, пошел прочь от дома, широко открыв глаза – глаза – и пытаясь привыкнуть к темноте. Там был человек. Северус никогда не видел его раньше, но лицо человека не слишком занимало его. Его привлекли глаза, пылающие желтым цветом, горящие, как угольки. Кто ты? – спросил он. Человек пожал плечами и открыл рот. Слепые могут видеть в темноте, прошептал он, и мир начал немного расплываться. - Я не могу, - хрипло произнес Снейп. - Не можете что? – спросила его мадам Помфри. Снова комната с мягким полом. Разве я спал? Где я? - Ничего, - огрызнулся он. – Что вы здесь делаете? Меди-ведьма только хихикнула. - Ну же, Северус, я просто проверяю своего любимого пациента. Как мы сегодня себя чувствуем? – она суетилась по комнате, мягкий пол смягчал ее шаги. - Нормально, - коротко ответил он и почувствовал, как сводит желудок. – Только немного голоден. Мадам Помфри прекратила суетиться. - Правда? – спросила она. – Тогда сейчас принесу вам чего-нибудь. Хорошо, подумал Северус, наклоняясь назад, пока не уперся спиной в стену. Хорошо. - - - Нет, ты этого не сделаешь. - Но вы говорили. - Не помню, чтобы говорил тебе сделать это.
Galadriel: - Да, сэр. Северус снова слышал голоса, плывущие в сознании. Он смутно подумал, не идут ли они из соседней комнаты, но не был уверен. Но стоило сконцентрироваться, они становились четче. - Перестань смотреть на меня так… - Он будет в ярости, когда узнает, что ты натворил. - Но я ничего не сделал! - Черта лысого не сделал! Он наклонил голову, пытаясь понять странный разговор, который, кажется, велся, но даже под страхом смерти не мог ни определить говорящих, ни уловить нить дискуссии. Она постоянно ускользала от него, но, о чем бы ни говорили голоса, это не казалось ужасно интересным, так что он не слишком расстраивался. Он рассеянно потер Темную метку через одежду, не обращая внимания, что ужасный черный рисунок едва не оставлял волдырей на пальцах там, где он к нему прикасался. - Думаешь, он может нас слышать? - Откуда мне знать? Достаточно того, что он не выкидывает эти свои штучки, правда? - Да уж конечно. - Ну вот. На некоторое время повисла тишина. - Не хочешь маринованного лука? Пауза. - Да, ладно. - - Я помню, когда все это случится вновь. - Дверь отворилась, и кто-то вошел. Все – запах, рост, движения – выдавало Дамблдора. Ноги старого мага мягко прошлепали по полу, когда он пересекал комнату. Слабый хлопок в воздухе обозначил, что директор сотворил себе стул. - Как ты себя чувствуешь, Северус? – спросил Дамблдор. Северус лишь пожал плечами. - Ох, не будь таким скрытным, дорогой мой мальчик. Ты же знаешь, что я этого терпеть не могу. Северус не ответил. Правая рука по привычке потянулась, чтобы потереть предплечье, но он быстро отдернул пальцы, помня о волдырях. Боль в руке была неизменно мучительной, но как бы долго он ни терпел ее, казалось, никогда не сможет привыкнуть к постоянному жжению. - Что такое с твоей рукой? - … болит… - пробормотал Северус. - Интересно, - произнес явно озадаченный Дамблдор. Северус наклонил голову. - Почему?.. - Думал, твоя рука перестанет болеть после падения Волдеморта, - ответил Дамблдор. - Что? - Ох, ты же знаешь, о чем я говорю. Я просто нахожу странным, что твоя рука опять полыхает. Можно мне взглянуть? Северус остервенело замотал головой. - Мы победили? – его голос был хриплым от долгого молчания. Он услышал улыбку в голосе Дамблдора. - Мы победили, - произнес тот. Северус вырвался из окружавшего его тумана. - Как? – нетерпеливо спросил он. – Как я победил? - Знаешь, - почти мечтательно произнес Дамблдор, - это совершенно замечательная история… - Как? Но Дамблдор исчез. - - Не хочешь сыграть в шахматы? – спросил его Волдеморт полным скуки голосом. - Здесь нет шахматной доски, - угрюмо пробормотал Северус. – Они даже забрали мою палочку, так что наколдовать ее я тоже не смогу. Волдеморт вздохнул, вытащил собственную палочку и сложным поворотом создал на полу прекрасный набор шахмат из черного дерева и слоновой кости. От хлопка воздуха и перемены давления в мозгу Северуса вспыхнули дикие искры магии. Он вздрогнул. Становилось все сложнее и сложнее разделить воспоминания и воображение: и то, и другое вызывало странные галлюцинации – будто он почти мог видеть, но только если вспоминал что-нибудь отдаленное. На первый взгляд они казались сложными и многогранными, но когда он пытался сконцентрироваться на чем-то конкретном, оно растекалось, ускользало, и картинка пропадала. Он подумал, что смотрит на шахматную доску на полу. - Почему вы заодно не сотворили стол? – спросил он. Волдеморт пожал плечами. - Стульев нет. Логично, сказал себе Северус и опустился на пол, чтобы играть. Игра разочаровала его. Он мог видеть будущее, но его соперник ловко противостоял каждому его ходу, будто Волдеморт мог читать его мысли. Куда бы он ни передвинул фигуру, ее ловко «съедал» и убирал с доски его бывший господин; любая стратегия заканчивалась тупиком. Через полчаса Северус поднял руки. - Вы ведь пытаетесь что-то сообщить мне, верно? – спросил он. И почувствовал на себе удивленный взгляд Волдеморта. - Что привело тебя к такой мысли? Северус свирепо нахмурился. - В чем же тогда смысл? Действительно ли вы вообще здесь? – он почти кричал. Волдеморт с усмешкой ответил: - Смысл шахмат состоит в победе, Северус. Северус недоверчиво покачал головой. - Нет, вы никогда не делаете ничего, что не имеет хоть какого-то смысла. Какую игру вы ведете? Его противник снова пожал плечами. - Смысл в выигрыше. Смысл жизни в том, что она заканчивается. - Слишком лаконично, даже для вас. - Это Кафка. Северус фыркнул. - Ну почему я не удивлен? - Сэр? Это был ее голос, и он заметил, что она действительно находится в комнате; и в глубине души он знал, что Волдеморт и его шахматы исчезли, будто их никогда и не было. Или, может, это он все еще сидел прямо перед ним, а она не маячила у двери. Северус пощупал перед собой, но ощутил только мягкий, набитый настил. - Что теперь, мисс Грейнджер?
Galadriel: ***** Как он? – спросила Гермиона, беспокойно наморщив лоб. Она все еще сердилась на него, но Дамблдор сказал ей, что его дела не очень, и, несмотря на его ужасные слова, она не могла заставить себя бросить его. Он тогда был не в себе. - Я не знаю, - тихо ответила мадам Помфри. – Он много разговаривает сам с собой и кажется несколько растерянным. Однако он узнает меня, так что, наверное, и с вами будет нормальным. Он по большей части сидит там. Не забудьте убрать палочку в рукав. Мы забрали его палочку, чтобы он не творил никакой магии, могущей причинить вред ему или другим. Мадам Помфри печально, напряженно улыбнулась ей, и в ее руке загремели железные ключи, когда она стала открывать дверь. Та распахнулась, и Гермиона впервые увидела серую комнату; она вошла. Поначалу она мало что могла разглядеть: комната была освещена очень слабо. Но ей было несложно найти сидящую на полу по-турецки фигуру, пристально глядящую на кусок настила перед собой и, очевидно, с кем-то разговаривавшую. - Слишком лаконично, даже для вас, - едко произнес он. Повисла пауза. – Ну почему я не удивлен? – спросил он у пустого воздуха. - Сэр? – недоверчиво произнесла она, хотя и понимала, что ее не должно шокировать, что бы он ни делал. Он пощупал пол перед собой, прежде чем устало повернуться к ней. - Что теперь, мисс Грейнджер? – коротко спросил он. Гермиона осторожно сделала шаг вперед, пытаясь не потерять равновесие на мягком полу. Теперь не вздумай трусить, сказала она себе. - Я просто хотела взглянуть, как у вас дела, - мягко произнесла она. Снейп горько рассмеялся. - Не думаю, чтобы они шли очень хорошо, - сказал он, проводя костлявой рукой сквозь ужасно спутанные волосы. – Мою руку жжет. Гермиона нахмурилась. - Вы сказали мадам Помфри? – спросила она. - А она здесь? - Она прямо за дверью, - ответила Гермиона с тревогой. Снейп ничего не сказал, только медленно поднялся на нетвердые ноги и начал ходить по комнате. Гермиона не знала, что сказать, и чувствовала себя ужасно, ее подташнивало. - Можно, я посмотрю вашу руку, сэр? – тихо спросила она. - Вы все еще здесь? – рявкнул Снейп, но ходить прекратил. После кратчайшего колебания, он завернул рукав и поднял руку. Гермиона открыла рот. Темная метка пылала жаром. Гермиона шагнула к нему и вытянула руку, чувствуя излучаемое его рукой тепло чувствительными кончиками пальцев, но Снейп отодвинулся прежде, чем она прикоснулась к нему. - Моя собственная вина, право, - произнес он. - Совсем нет. - Прекрасно, думайте, как хотите, - огрызнулся он, отступая к стене. Он снова напоминал раненное животное – таким же она обнаружила его давным-давно. Гермиона не знала, что делать. Очевидно, ему было больно, но она ничем не могла помочь. У нее покалывало ладони от бессилия. - Нет, - сказала она. – Нет, что я могу сделать? Снейп повернулся к ней с недоверчивым видом. - Сделать? Вы не можете сделать ничего, кроме как уйти и оставить меня в покое. Прежде всего, зачем вы вообще сюда пришли? C языка уже готовы были сорваться слова, но она сжала зубы. Гермионе хотелось рассказать ему о своих успехах, сообщить, что ублюдки подались в бега, что она победит, хотелось как-то показать, что не все потеряно и что его наука не пропала даром, но горечь захлестнула ее, просачиваясь сквозь стены и пол, и она не смогла заставить себя сказать ничего. Просто стояла с открытым ртом, придумывая, что бы сказать ему, все что угодно. Снейп раздражался все больше. - Ну? Ответьте, зачем вы пришли? – резко спросил он. - Я просто хотела узнать, как у вас дела, - огрызнулась она. – Я не собиралась вас расстраивать… Снейп только хихикнул. - Вы и не представляете, что это такое. Он дразнил ее! Или так ей казалось – она не была полностью уверена. Она не была уверена даже в том, что он знал, что она здесь, или разговаривал именно с ней. Он казался… потерянным. - Так скажите мне, - ответила она. Если бы у него все еще были глаза, он бы посмотрел на нее тяжелым, пронизывающим взглядом, но вместо этого он лишь покачал головой. - Нет, - сказал он. – Вы не хотите этого знать. - Испытайте меня. - Нет. Она попятилась назад, прежде чем повернуться к двери. - Стойте. Его громкий резкий голос прозвучал, как удар хлыста; она остановилась и обернулась к нему. - Что? – сдавленно спросила она. - Подойдите чуть ближе. Дайте мне посмотреть на вас. ***** Она шла к нему, ее шаги тихо шуршали по мягкому полу, ее запах омывал его. Славно, мельком подумалось ему. Его мозг наполняла горячая пурпурная боль, отчего думать становилось трудно. Она остановилась в шаге от него, и Северус чувствовал, как эмоции беспорядочно кружат у нее в голове, текут по венам. В ней боролись страх, ненависть, желание и гнев, пожирая ее изнутри. Это напоминало ему себя, хотя у нее причин для расстройства было куда меньше, чем у него. Северус вспомнил прежних женщин времен своей молодости, о которых он ей рассказывал, каким могущественным афродизиаком был их страх, притягивающий его тем сильнее, чем сильнее была их ненависть, будто их тела пожирал огонь. Или он не говорил ей этого? Он не мог вспомнить. Но она сейчас здесь, стоит перед ним. Северус чувствовал, как толчками и вспышками льется магия, каждый маленький импульс обрисовывал в темноте ее очертания. Когда-то она была милой и невинной, но теперь ее запятнала отвратительная жажда мести. Нет, так не пойдет, мечтательно подумал Северус, протянув руки и сжав ее за плечи. Ему смутно показалось, что она немного сопротивлялась – и когда это он прижал ее к стене? Он не помнил, но гораздо больше его занимало уродливое пятно ненависти и мести, растекающееся по ней. Северус вздохнул. Она была объектом классического искусства, который нельзя портить. Он должен это исправить. Ей нужно было очиститься, но чем? Ах… огонь. Огонь очищает. Но, нахмурился он, у меня его нет. На его лице появился ужасающий, гротескный оскал, отчего ее сердце чуть не остановилось, и она прекратила борьбу. Часть ее хотела, чтобы он снова поцеловал ее, несмотря на то, что, как она знала, он совершил, а другая часть боялась этого. Она слушала его ослабевшее дыхание, видела, как по лицу одна за другой мелькают эмоции, и ждала, что он сделает. Как выяснилось, ей не стоило волноваться о чем-то столь банальном, как поцелуй, потому что он отпустил ее, и на его лице появилось странное выражение, будто он только что нашел решение особенно сложной проблемы. Он отступил назад, взял ее безвольную руку и прижал к раскаленной Темной метке на предплечье. Северус блаженно улыбнулся, когда она начала кричать.
Эва: Galadriel Псих. Боже мой, настоящий, настолько настоящий! Я всегда считала себя немного сумашедшей, но теперь поняла, что заблуждалась долго и глубоко. Страшно подумать, что будет дальше, хочется, чтобы он вернулся в то время, когда была возможность изгнать магию, и прогнал её. Вот к чему приводит Волдеморт. Но перевод потрясающий. Настолько передаются эмоции, что иногда страшно взглянуть на следующую строчку.
Ева: Ооооох... Нет слов. Как его глючит, беднягу:((( Последняя строчка убила, страшно стало... Galadriel пишет: ты вторая это говоришь)) Торжественно обещаю, что да. Урррра!
Весы: как страшно когда человек сходит с ума, а тем более если это умный человек. А тут все еще наслаивается на его страшное прошлое. Galadriel пишет: Она все еще сердилась на него, но Дамблдор сказал ей, что его дела не очень, и, несмотря на его ужасные слова, она не могла заставить себя бросить его Такое впечатление, что никому нет дела до Снейпа кроме нее. Его использовали пока могли, а потом старательно забыли, как использованную бумагу. Впечатления от фика такие, слов нет. иногда кажется что автор сам когда то с катушек съезжал, причем по полной, иначе как можно описать то что происходит в воспаленном мозгу профессора. Galadriel пишет: Он отступил назад, взял ее безвольную руку и прижал к раскаленной Темной метке на предплечье. Северус блаженно улыбнулся, когда она начала кричать. Это оживший кошмар, только не понять чей, ее или его, а может быть обоих вместе, ведь они каким то образом связаны друг с другом. Galadriel ,большое вам спасибо
raichu: *нервно сглатывает* и что же будет дальше? у нее теперь по всей ладони волдыри будут? или может ей его боль наполовину перейдет... бррр, жуть... а перевод хороший
Египетская Мау: " Как? – нетерпеливо спросил он. – Как я победил? - Знаешь, - почти мечтательно произнес Дамблдор, - это совершенно замечательная история… " Вот это меня утешает и обнадеживает.
DashAngel: Galadriel, переводить ТАКОЕ иначе как геройством не назовёшь...
Эльпис: Galadriel пишет: Северус блаженно улыбнулся, когда она начала кричать. какое страшное предложение, такое спокойное и такое страшное Абсолютно ничего не понятно. Впрочем, так, наверно, и должно быть, ведь все эти обрывки воспоминаний имеют значение и смысл лишь для него. Ясно одно - у него совсем крыша поехала. Да и Гермиону к нему больше точно не пустят. А сама она захочет?
Netl: Весы пишет: иногда кажется что автор сам когда то с катушек съезжал Не обязательно. Пару лет назад мне попалась самиздатовская книжка "Люди разбитых надежд". В ней женщина, больная шизофренией, подробно описала историю своей болезни, особенно галлюцинации, которые ее преследовали. Может, автор нечто подобное прочла? Так вот. То, что со Снейпом происходит - это самое оно, за исключением содержания "картинок", естественно. Красиво его, однако, Лорд вывел из игры. Автору фантазии не занимать: помниться, в других фиках Метку использовали как рацию, Непростительные через нее посылали, но так...
djbetman: ух... ноу комментс
Galadriel: Весы Насчет "сам съезжал с катушек" - не знаю, мне не с чем сравнивать, я неистребимо нормальна. Думаю, это просто художественное воображение плюс талант плюс работа. А что до Снейпа никому нет дела - так это и по канону очевидно! Эва Зато есть вероятность, что можно выйти *с другой стороны* сумасшествия, она не так уж и плоха)) Ева то ли еще будет ;) Зато это имеет *огромное* значение для его судьбы. Вот. Наспойлерила. raichu Волдыри - это не так уж страшно))) Египетская Мау А меня - наоборот. Потому что это - болезненный бред. И в данном случае - еще и бред болезненного самолюбия. DashAngel почему? Эльпис А абсолютно все понятно будет только в самом конце. Опять же, бред - он и есть бред, что там понимать?)) Netl Неужели правда описания похожи на реальное сумасшествие? Я ситуацией не владею, но мне упорно кажется, что все гораздо менее красочно, в духе Кена Кизи. djbetman
DashAngel: Galadriel, потому что читать тяжело, а вам ещё и переводить, и вдумываться, и перечитывать, и переживать всё гораздо чаще, чем просто читателю, нужно!
Эльпис: Да, переводить тяжело, особенно такую крутую вещь, поэтому просто поддержим темку на первой странице. Автора здесь лююбят
Galadriel: DashAngel Эльпис правда читать тяжело?(( Я вот лично получала огромное удовольствие в процессе.
Galadriel: Глава восьмая: Вечный, неясный и темный От страдания нас избавляет лишь испытание его в полной мере. Марсель Пруст Горячая, сверкающая вспышка боли, а потом… Когда Гермиона была маленькой, один из друзей ткнул в нее шокером, и электрическая волна поднялась по руке. Сейчас это было также, только в сто раз сильнее, электричество прошло сквозь ладонь в грудную клетку, и сердце чуть не остановилось, охваченное огнем, сжигающим не до пепла, а до истинной формы, оно застучало, переплавляясь в священной кузнице в нечто иное. Как бы со стороны она услышала собственный крик, но поняла, что кричать не должна – больно не было вовсе. Ощущение было просто… странным. В Темной метке скрывалась ужасающая, дикая магия, но сама по себе она не была злом. Под кожей Северуса скрывалась необузданная сила, но кипящий жар просачивался наружу. Она чувствовала, как он заливает ее ладонь – и яркая, сверкающая волна прорвалась внутрь нее. - EXPELLIARMUS! Гермиона сдержала крик, когда Снейпа сшибло с ног и отбросило к дальней стене комнаты; пальцы, державшие ее руку, разжались. Он тяжело свалился грудой на полу, ноги и руки разметались под странными углами, а голова неестественно завернулась. В одно мгновение она очутилась рядом с ним, щупая пульс на шее, и с невероятным облегчением обнаружила, что его сердце все еще бьется сильно и ровно под ее ищущими пальцами. Гермиона обернулась на мадам Помфри, которая все еще стояла с поднятой палочкой, пылая от ярости. - Что он вам сделал? – спросила та дрожащим от сдерживаемого гнева голосом. Гермиона никогда не видела ее такой рассерженной. - Он… - начала она, но, взглянув на свою руку, ту, которую держал Снейп, остановилась. Темная метка отпечаталась на ладони, но вместо черной, сверкающей неземным светом, она была белой и бледной, как старый шрам. Забавно, но в этом свете она вовсе не выглядела угрожающе. Бледные белые линии сливались, когда она всматривалась в них, так что черты были неразличимы. Она осторожно провела по метке пальцами. Больно не было. Нахмурившись, Гермиона наклонилась, взяла Снейпа за левую руку и повернула ее. В то мгновение, когда ее кожа соприкоснулась с его, ладонь загудела от силы, будто от небольшого электрического удара. Но метка на его руке была такой же черной и уродливой, как всегда. - Да, мисс Грейнджер? – спросила мадам Помфри. Гермиона взяла себя в руки. - Он просто… - она замолчала. Что же он сделал? Она снова прикоснулась к нему, и снова метка на ладони отозвалась приступом боли. Гермиона молча повернулась к мадам Помфри и показала свою ладонь. Меди-ведьма взглянула на бледные следы и охнула, прежде чем отступить к двери. Она открывала и закрывала рот, будто не могла найти слов. - Вы… вам лучше… лучше подойти сюда, дорогая, - сдавленно сказала она Гермионе, вслепую нащупывая дверной проем. - Но как насчет профессора Сне… - С ним будет все в порядке, - быстро сказала мамам Помфри, протягивая руку и делая Гермионе знак подняться и идти за ней. Гермиона проигнорировала ее, вместо этого повернув голову Снейпа в более естественное положение, чтобы ему было удобно; ее руки слегка дрожали. Кажется, он был без сознания, и какой-то странной материнской частичке в ней не хотелось, чтобы у него болела шея, когда он придет в себя. И только потом она поднялась на ноги и последовала за мадам Помфри к выходу. Меди-ведьма отвела ее к больничной кровати и велела не вставать, будто Гермионе было пять лет. Она могла начать спорить и возражать, но нашла, что легче полежать, когда мадам Помфри вышла, оставив ее наедине с собственными запутанными мыслями. Голова гудела почти ощутимо; ощущение было такое, какое она иногда испытывала посреди ночи, если засыпала, положив голову на руку. Она смотрела на белые очертания, крест-накрест пересекающие ладонь, перерезая линию жизни, и линию сердца, и миллионы маленьких морщинок, столь привычных ей. Это была больше не ее рука и, вытянув на колени простынь, Гермиона обернула ей ладонь и пальцы, чтобы больше не смотреть на них. Когда мадам Помфри вернулась, она привела с собой Дамблдора и – к удивлению Гермионы – профессора Люпина. Дамблдор улыбнулся ей. - Добрый вечер, мисс Грейнджер. Как вы себя чувствуете? Гермиона пожала плечами. - Нормально, - ответила она, сжимая пальцами белую простынь. Люпин выступил вперед. - Можно взглянуть на вашу руку, мисс Грейнджер? – весело и так беззаботно спросил он, будто предлагал ей чашку чая. Почему нет, два кусочка сахара, пожалуйста, подумала она, но промолчала и лишь кивнула, вытащив руку из простыни. Если Люпин и был поражен увиденным, он не выдал в себя, только взял ее руку и принялся молча изучать кожу, проводя по ладони пальцем. Гермиона вздрогнула. - Ну? – спросила она после долгой напряженной паузы. Тревога начала давать побеги, укореняясь в желудке. Люпин поднял лицо, на котором отпечаталось выражение полнейшего удивление, будто он забыл, что конечность, которую он держит, еще и принадлежит кому-то. Но мгновение прошло, и смущение покинуло его лицо, оставив за собой лишь мягкую озабоченность. - Что ж, - начал он, отпуская ее, - о таких вещах были свидетельства и раньше, хотя это очень редкое явление, - Люпин подтащил стул и сел, не обращая внимания на Дамблдора и Помфри, а весь сосредоточившись на Гермионе, и она смутно порадовалась, что он обращается к ней. Люпин улыбнулся. – Темная метка не уникальное магическое изобретение, хотя она и была изменена по сравнению с первоначальным вариантом, - поведал он типично профессорским тоном. – Заклинание, создающее нечто вроде Темной метки, годами использовали люди, желающие поддерживать контакт друг с другом. В случае крайней необходимости это позволяло человеку на одном конце аппарировать на большие расстояния и очутиться в верном месте. Это полезная вещь, хотя Волдеморт и извратил ее по собственному вкусу, - здесь Люпин нахмурился. – Я недавно осматривал руку профессора Снейпа, метка излучает сильный жар от сдерживаемой магии. Мы знаем, что Волдеморт изменил заклинание таким образом, чтобы метку можно было использовать, скажем так, как проводник его воли. Он может… выражать через нее свое недовольство или свое одобрение. Гермиону внезапно осенило. - Постойте, - произнесла она, испуганная собственной догадкой. – Рука беспокоит профессора Снейпа уже некоторое время, с тех пор как он обнаружил, что Волдеморт вроде как шпионит за ним, помните? – Дамблдор за спиной у Люпина кивнул. – Тогда, - продолжила Гермиона, - может, это Волдеморт заставляет его так себя вести? К ее досаде, Дамблдор лишь вздохнул и опустился на соседнюю кровать. - Да, мисс Грейнджер, - сказал он. – Я уже думал о такой возможности. Профессор Снейп сошел с ума… - тут голос Дамблдора сорвался, а Гермиона почувствовала, что сердце леденеет в груди, - в том числе из-за вмешательства Волдеморта. Думаю, тот каким-то образом управлял мыслями профессора Снейпа посредством метки. Когда профессор Снейп только что приспособился к слепоте столь необычным образом, он говорил, что все еще ощущает присутствие магии, которую использовал в арифмантических уравнениях, она питается его мыслями, как паразит. Он был ее носителем. Гермиона похолодела. - Тогда почему он не остановился? – спросила она. Дамблдор покачала головой. - Даже если бы он мог, а он мог наверняка, то не захотел бы, и я не сумел бы его заставить. Я мог только наблюдать его странное поведение, но он необычайно хорош по части скрытности. Даже от меня, - директор снял очки и протер их бородой, прежде чем продолжить. – В любом случае, есть вероятность, что Волдеморт может управлять магией в голове профессора Снейпа через Темную метку. Это единственное правдоподобное объяснение всему. Гермиона с несчастным видом кивнула. - Тогда зачем вот это? - она указала на свою руку. – Оно не болит. Люпин печально улыбнулся. - Я не знаю. Может быть сколько угодно причин, почему он так поступил, в любом случае, его мотивы не имеют особого значения, главное, что это произошло, - он вытянулся и взял ее за руку. – Скажите, - произнес он, - что вы ощущаете? - Покалывает, - сказала она. – И когда я проверяла пульс профессора Снейпа, начало немного дергать. Люпин кивнул. - Ну, к добру, к худу ли, но теперь у вас есть собственная метка, которая соединяет вас с ним, хотя и не таким зловещим образом, как его Темная метка. Метку можно передать, но только с согласия носителя, - Люпин скривил рот. – Этим редко пользуются, но сами видите... Гермиона не была полностью уверена, что ей нравится эта идея. - Можно ее убрать? – спросила она. Дамблдор покачал головой. - Нет, только с согласия другого человека, - он вздохнул. – Или с его смертью. ***** Гермиона была в своей комнате; на полу за домашним заданием расположились Гарри и Рон, а она сидела за столом, притворяясь, что поглощена арифмантикой. Дело не шло. Несмотря на свои успехи, она не могла сосредоточиться и хотя бы попытаться спасать жизни. Жалкое зрелище. Она была зла на себя. Даже после того как Снейп, ну, вышел из игры, она могла продолжить. Дамблдор был впечатлен, но когда после ночи усердной работы она представляла ему список критериев, он награждал ее косым взглядом, и она знала, что он наблюдает за ней, выискивая симптомы безумия, которые упустил у Снейпа. Он был начеку, особенно с тех пор как понял, что искать. К счастью (или к несчастью, в зависимости от точки зрения), Гермиона не выказывала признаков, что может контролировать магию, как Снейп. Однако несмотря на этот недостаток, новых нападений не было, и Гермиона могла только заключить, что была права. Тревога уменьшалась с каждым новым днем, в котором не было известий о Волдеморте или его подхалимах. Можно было лишь надеяться, что все так и останется.
Galadriel: Она скучала по Снейпу. Даже несмотря на то, что он на несколько миль перешел границы безумия и все удалялся, она искала его общества, хотя два раза, когда она видела его, стали для нее настоящим эмоциональным испытанием. Она повторяла себе, что это говорил не он. Она была в этом почти уверена. Почти. Метку приятно покалывало вот уже неделю, но она так привыкла к этому ощущению, что не замечала его. В некотором роде оно обнадеживало. Мадам Помфри не позволяла ей видеть его с того происшествия, даже хотя он и не причинил ей очевидного вреда. Покалывание говорило ей, что он все еще жив, все еще находится где-то в больничном крыле; так что все еще оставалась некая вероятность, что он выздоровеет, хотя Гермиона и знала, что лучше не надеяться на это. Однако сегодня руку весь день дергало, не болезненно, просто небольшая пульсация. Гермиона не представляла, что бы это значило, и ей не удалось застать профессора Люпина одного, чтобы спросить. Она рассеянно потерла руку, прежде чем взять перо и попытаться позволить магии унести себя куда-нибудь. При резком вскрике Гермионы Гарри поднял голову, потом вскочил на ноги и ринулся к ней. - Что такое? – требовательно спросил он, беря ее за плечи и разворачивая к себе лицом. Ее лицо побелело, а взгляд казался одичавшим от невыразимого потрясения. - Он ушел, - выдохнула она. – Он ушел. - Кто? Кто ушел? – спросил Рон. Гермиона потрясла головой и махнула рукой. - Снейп, - ответила она. – Снейп ушел. Она безумным взглядом оглядывала комнату, прежде чем ей удалось, кажется, взять себя в руки. - Дамблдор, - произнесла она. – Мне нужно поговорить с Дамблдором. Вскочив и сбив Гарри с ног, Гермиона, спотыкаясь, пронеслась к камину и лихорадочно схватила коробку с дымолетным порошком. Побелевшими дрожащими пальцами она бросила немного в огонь, выкрикнув имя директора. Через мгновение в огне появились голова и плечи Дамблдора. - Что случилось, мисс Грейнджер? – в его тоне чувствовались панические нотки, отчего у Гарри кровь в жилах будто сменилась ядом. - Он ушел, - повторила она, как попугай, который знает только одну фразу. Однако это, кажется, не имело значения. Дамблдор понял. - Как вы узнали? – спросил он. Гермиона протянула левую руку. - Я больше не ощущаю его, - жалобно произнесла она. Его здесь нет. - А вы можете почувствовать, где он? – спросил Дамблдор. - Я не знаю! – она почти кричала, и Гарри с ошеломлением увидел, что на глаза ей навернулись слезы и она вот-вот расплачется. - Вам лучше зайти, - произнес Дамблдор и исчез. ***** Северус решил, что он уже достаточно долго просидел, съежившись, в серой комнате. Он был почти уверен, что комната реальна, так что, по логике вещей, отсюда должен был быть выход. Что ж, там была дверь, но она заперта, и у него нет средств, чтобы открыть ее. Он попытался сосредоточиться на этой многообещающей мысли. Темная метка горела. Волдеморт, произнес маленький голосок у него в голове. Темная метка означает Волдеморта. Да, подумал Северус. Это имеет смысл. Волдеморт, его бывший господин и спаситель. Вовсе не маленький голосок должен был бы напомнить об этом… Волдеморт мог бы… Северус поколебался у двери, молясь, чтобы с ним не случилось ничего худшего и не обнаружилось, что комната нереальна. Что ему нужно было повторить еще раз? Ах, да. - Помогите! – закричал он во все горло, и был вознагражден звуком стучащих каблуков, а потом дверь распахнулась. Поппи Помфри рухнула, как свинцовый воздушный шар, и сквозь боль он внезапно почувствовал себя очень, очень виноватым за то, что вот так ударил ее по затылку. Но это было необходимо. Он быстро обыскал ее карманы и рукава и обнаружил палочку. Она не будет работать, как его собственная, но сойдет. Да, сойдет. В голове стучала кровь, и ему казалось, будто в правую глазницу забивают гвоздь. Он вышел в коридор и позволил магии делать свою работу. Да, он был в хогвартсовском лазарете. Тогда, наверное, хорошо, что он не попытался аппарировать отсюда. Выход, подумал он. Сквозь облака безумия он мог сосредоточиться на этой единственной мысли. Мысли, принадлежащей только ему – и это означало здравый рассудок. Выход. Выход означает дымолетную сеть. Но куда направиться? Ему пришло на ум только одно место. Он подошел к камину и после нескольких досадных попыток зажег его палочкой Поппи, нащупал на каминной полке коробку с дымолетным порошком. Несколько секунд спустя он вышел на вершине Змеиной башни. Здесь было тепло, тепло не по сезону. Все еще стоит зима, верно? Наверное, недавно случился заморозок, потому что вокруг он ощущал запахи погибших и разлагающихся растений, за которыми когда-то ухаживал. Однако здесь холода закончились. Выход. Подняв руку со все еще зажатой в ней палочкой Поппи, он призвал метлу из студенческого сарая. Это заняло некоторое время; у него болела голова, когда он пытался сосредоточиться, пытался заставить магию, которая не была частью него, подчиниться ему. Магия, как в тумане думал он. В ней-то и проблема, верно? Отпусти меня, думал он, единственная связная мысль пробилась сквозь трясину неясных желаний, потребностей и боли. Метла ударилась в его протянутую руку. Выход. Он сел на нее и поднялся в темное ночное небо. Улететь прочь достаточно далеко. Прочь. Это тоже хорошая идея. Он мог держаться за метлу только одной правой рукой. Шевелить левой рукой будет означать двигать мускулами. Дьявольский яд разливался под кожей, неся заражение. Может, рука отвалится. Да. Это было бы неплохо. Прекращение печали…* Нет, вряд ли это возможно сейчас. Ветер свистел у него в ушах. Волосы ударяли по лицу. Маленькие иголочки впивались в щеки. Он летел вслепую. Как летучая мышь. Значит, в этих слухах о вампирах может быть доля правды, а, Северус? Где-то в макушке у него зародился маленький смешок, зародился и взорвался. Уже смеешься над собственными шутками? спросил тихий голосок. Северус лишь пожал плечами. Выход. Но он уже выбрался наружу. Со всех сторон его окружал воздух, а внизу он чувствовал землю. Наверное, он уже был достаточно далеко. Он привычно наклонил рукоять метлы, скользя сквозь прохладные (но не холодные, как странно) порывы ветра к земле. Ноги легко коснулись почвы. Хорошая магия. Безопасно посадила его. Предплечье пульсировало ядом от метки. Заражение спустилось вниз, рука и пальцы налились гноем. Выход. Северус заставил себя сконцентрироваться на одном месте и аппарировал. ***** В результате быстрого лихорадочного обыска в лазарете была обнаружена мадам Помфри без палочки, но зато с растущей на затылке, куда ее ударили, большой шишкой. Ее привели в себя и заставили прилечь с чаем из ивовой коры и холодным компрессом. Гермиона сгорбилась над столом в офисе Дамблдора и отчаянно строчила уравнения. Она знала, что это глупо, но ей нужно было найти его, а обнаруживающее заклинание не работало. Возможно, он в каком-то ненаносимом месте, а из-за этого она не могла не волноваться. Ладно. Ее подташнивало от ужасающего страха. Было почти что невозможно предсказать, что он сделает в таком состоянии, и она уже чувствовала, как от бессилия у нее готовы опуститься руки… Нет. Должно быть конкретное место, куда он направится, потому что даже безумный Северус будет подчиняться своей извращенной внутренней логике, рассуждала она. Рон и Гарри сидели на стульях на другом конце комнаты, их вводил в курс дела профессор Дамблдор, казавшийся немного уставшим от расспросов Рона. - Так значит, - повторил тот в энный раз, - вы говорите, что он, по сути, сумасшедший, но что Гермиона все равно пытается предсказать, что он собирается делать – или уже делал? Гарри закатил глаза. - Да, Рон. Рон только нахмурился и раздраженно скрестил руки. - Я не понимаю, зачем. Мне лично кажется, что у него никогда не было никакого плана. Слоняться везде, снимать баллы, травить гриффиндорцев. По всему, что мы о нем знаем, он должен бродить по Запретному лесу и бранить деревья за то, что они не добавили печень горностая вовремя. - Рон, - прошипел Гарри. – Заткнись. - Почему? – обидевшись, возразил Рон. Гарри протянул руку и насильно развернул голову Рона в сторону сгорбленной, лихорадочно строчащей фигурки. - Взгляни на нее, ради бога. Рон так и сделал. - И? Гарри вздохнул. - Она явно по-настоящему волнуется за него. Разве ты не видишь? Она не в себе неделями, и думаю, это из-за него. - А я думал, из-за Дина. - Может быть, - признал Гарри. – Но правда, посмотри на нее. Она в панике. Так что перестань тут шутить. Рон открыл было рот, чтобы ответить, но ему помешал внезапный резкий вдох и звук упавшего на пол пера. Оба мальчика обернулись, а Дамблдор, который молча наблюдал за ними, поднялся и пересек комнату. - В чем дело? – спросил он. – Что? Рон и Гарри через комнату расслышали ее убитый шепот. - Нет… - сказала она. – О, нет… ***** Когда он снова появился, то споткнулся и чуть не упал на колени. Но это было бы не очень хорошо, правда? Наверное, лучше остаться на ногах. Не приземлись на свою руку. С другого конца комнаты раздался смешок. Он слишком хорошо знал этот смех. Он был веселым, но без радости, того ужасного издевательского типа, который сдирал весь глянец с сердца. - Рад снова тебя видеть, Северус. Северус только оскалился, чувствуя, как разум начинает уступать под давлением. - Не будь невежливым. Ты же знаешь, что мне это не нравится, - раздался шорох, потом снова голос. – Заходи. Мы должны поприветствовать нашего блудного сына, который наконец-то вернулся. Не правда ли, Северус? - Да, мой лорд. -------------------------------------------------------------------------------------- *«Ворон» По цитируется по переводу Сергея Муратова как наиболее удачному в конкретной строчке. Большая подборка разных переводов здесь: http://lib.ru/INOFANT/POE/crown3.txt.
Gloria Griffindor: Ох, какая напряженная глава. Автор продолжает удивлять поворотами сюжета, а переводчик - радовать совершенным отточенным текстом. За Снейпа страшно как...
Весы: Galadriel пишет: Заходи. Мы должны поприветствовать нашего блудного сына, который наконец-то вернулся. Не правда ли, Северус? - Да, мой лорд. Ужас! Напряжение все растет и растет. Это что попытка самоубийства?
djbetman: ахххренеть! мну просто в шоке... Вот нафига ему к волди? он же его ослепил, с ума свёл. Руку отрезать? ) Не понимаю... Я уже даже не знаю, как к нему относиться... Дальше хочу!
Эльпис: Galadriel Нет, нет, читать не тяжело, просто это напоминает какой-то психологический триллер из тех, что показывают поздно ночью. Но зачем он в самом деле пошел К Лорду?? Неужели ему больше некуда идти?Galadriel пишет: Волдеморт может управлять магией в голове профессора Снейпа через Темную метку. Понятно теперь, кто во всем виноват! Свел с ума нашего Северуса и привел его снова к себе. Одно не могу понять: зачем ему сумасшедший? Неизвестно, что выкинет в следующий момент!
Galadriel: Gloria Griffindor cпасибо)) Весы Не-а, скорее - попытка освобождения djbetman По-моему, внутренюю логику Снейпа понять вполне можно, пусть это и логика сумасшедшего) Эльпис Насчет "свел с ума" - я так не думаю, Снейп как раз из тех, кому "своей дури хватает")) А у ТЛ и без него забот, правда.
Galadriel: Глава девятая: Поднятие черного флага Есть два рода слабости: одна ломается, а другая гнется. Джеймс Рассел Лоуэлл Учительскую наполняли шорох и шепотки, звуки слишком быстрых и резких вдохов, приглушенные разговоры о тайных опасениях. Гермиона сидела на торце длинного стола, Рон и Гарри – по бокам от нее, как стражи; она медленно раскачивалась взад-вперед, делая глубокие рваные вдохи. Ее взгляд остекленел и был устремлен в никуда; или, скорее, в такую точку, которая не представляла интереса ни для кого, кроме нее. Рон и Гарри были заняты тем, что бросали друг на друга поверх ее головы озабоченные взгляды, а вокруг них тихо паниковали другие преподаватели Хогвартса, не смея заговорить о своих страхах из боязни, что те оправдаются. Профессора выглядели встревоженными и уставшими, каждый, казалось, постарел за последние полчаса с тех пор, как Дамблдор сообщил им об открытии Гермионы. Директор тихо, почти уныло сидел в своем кресле во главе стола, и Гарри показалось, что у старого мага не хватает сил даже призвать собрание хотя бы к видимости порядка. У самого Гарри все внутри холодело от страха. Первой прервала молчание профессор Вектор. - Почему он вернулся? – тихо спросила она, и слова гулко, как свинец, отдавались в полнейшей тишине. Дамблдор, казалось, встряхнулся и нашел в себе достаточно сил, чтобы покачать головой. - Мы не знаем, - хрипло ответил он. – Это просто наиболее вероятный исход. - Разве нет других вариантов? – произнесла профессор Спраут, и ее высокий, с отчаянной ноткой надежды голос прозвучал в ушах Гарри фальшиво. Все головы повернулись к Гермионе, которая все еще сидела, уставившись в никуда. - Мисс Грейнджер? – мягко произнес профессор Люпин, протягиваясь через стол и прикасаясь к ее руке. Гермиона вздрогнула так сильно, что Гарри тоже сочувственно дернулся. - Что? – спросила она тихим, ужасно смущенным голосом. Никто не ответил. Рон наклонился и зашептал ей на ухо, и Гарри видел, как у нее слегка дрожали губы, пока она слушала. Когда он закончил, она подняла голову и сглотнула. - Ну, - начала Гермиона бесстрастным голосом. Она замолкла, прочистила горло и продолжила. - Кажется, других правдоподобных заключений не существует. Профессор Снейп до некоторой степени весьма бесхитростный человек, и то, что он пойдет обратно к Волдеморту, состряпав для себя какую угодно причину, кажется почти неизбежным. Он не совсем в себе сейчас и, знаете ли, трудно понять, что он надеется с этого получить. Однако я уверена, что у него есть свои причины, какими бы они ни были, - она остановилась и глубоко вздохнула. Правда, это могут быть не лучшие причины. Гарри повертел это в голове, гадая, что Гермиона имела в виду, но похоже, что все остальные в комнате, не считая Рона, прекрасно ее поняли. Профессор Спраут выглядела так, будто сейчас разрыдается, МакГонагалл готова была впасть в уныние, Люпин казался смирившимся, Синистра грозно хмурилась, а Флитвик тихо плакал. Плечи Дамблдора слегка опустились, и впервые, действительно впервые Гарри увидел старого человека, который устал, страдает больным сердцем и отчаянно нуждается в отдыхе. Глубокий и печальный вздох директора говорил о непролитых слезах и холодном, леденящем страхе; Гарри показалось, что кровь в его венах становится ядом. - У нас есть одно преимущество. – Гарри удивленно взглянул на Люпина. Оборотень массировал виски. – Мы забываем, что мисс Грейнджер носит метку, которая соединяет ее с Северусом. И если мы сможем найти его, то сможем найти и Волдеморта, если Северус действительно направился туда, - взгляд золотистых глаз Люпина скользнул по бескровным лицам преподавателей. – До настоящего времени обнаружить его было невозможно. Метка – это в лучшем случае серая магия, но раз уж она была передана, надо воспользоваться этим, - Люпин обернулся к Гермионе. – Вы можете чувствовать его, мисс Грейнджер? Гермиона подняла на него взгляд и, казалось, задумалась. - Я не знаю, - сказала она наконец. – Но я знаю, что не умею даже аппарировать, так что даже если я и смогу сказать, где он, то не смогу туда попасть, - горько произнесла она. Тут заговорила профессор Вектор. - Даже если бы вы смогли туда попасть, мы не сможем сражаться с ним. У нас нет поддержки, а в Министерстве верят в только «банду подражателей Жрецам смерти». Что же нам делать? С другой стороны стола раздалось фырканье. Гарри повернулся и, к своему бесконечному удивлению, увидел, как поднялась профессор Трелони. Из ее манеры ушло все напускное, а в голосе больше не слышалось таинственности. - С каких это пор стало сложно манипулировать Министерством? – резко произнесла она. Мы скажем им, что знаем, где прячутся Жрецы смерти, и за счет этого получим поддержку. Что трудного в том, чтобы солгать им? Весь магический мир вопиет о том, чтобы остановить нападения, и намек из достоверного источника явно не останется незамеченным, - Трелони скрестила руки на груди. – Просто найдите их. Такому информатору они легко поверят, - она села. Гермиона уставилась на профессора Трелони так, будто та выпустила щупальце, но Дамблдор одобрительно хмыкнул, и все взгляды вновь обратились к нему. - Разумеется, Сибилла. Вы правы, - он глубоко вздохнул, но теперь выглядел всего лишь усталым. – Очень хорошо. Мы должны разработать какой-то план действий и реализовать его быстро. Но сначала, однако, я хотел бы, чтобы вы, Ремус, взяли мисс Грейнджер и посмотрели, что можно сделать, чтобы найти Северуса. Мистер Поттер, мистер Уизли, вы можете пойти с ними. Не зная точного местонахождения, мы бессильны. Гермиона молча кивнула, а Люпин поднялся и жестом показал ей следовать за ним, выведя ее в коридор. Рон и Гарри переглянулись и быстро последовали за ней, а комнату начали наполнять шепотки и негромкий раздраженный гул, когда преподаватели склонились к Дамблдору, чтобы послушать, что он скажет. Ремус Люпин отвел их в пустой класс и запер за собой дверь, прежде чем обернуться к трио и глубоко вздохнуть. - Ну хорошо. Мисс Грейнджер, присядьте, пожалуйста. С вами мы начнем через минуту. Рон, Гарри, - обратился он к ним, - мне нужно, чтобы вы сходили в мой кабинет и принесли темно-синюю коробку, которая стоит на третьей полке за столом. – Гарри кивнул, радуясь, что ему есть чем заняться, быть полезным. Рон же бросил на Гермиону неуверенный взгляд, прежде чем также кивнуть и выйти из комнаты. Они едва прошли пятнадцать шагов по коридору, как бросились бежать сломя голову к кабинету Люпина. Через пять минут они вернулись, тяжело дыша; Рон прижимал коробку к груди так, будто там был редчайший металл. Люпин сидел напротив Гермионы, напряженно наклонившись к ней и глядя в глаза, но бросил на них взгляд и улыбнулся, когда Рон и Гарри ввалились в класс. - Спасибо, мальчики. Гарри, ты не будешь добр зажечь свет? А ты, Рон, пожалуйста, попроси принести из кухни воды, - Гарри кивнул, а Рон протопал вперед, чтобы отдать коробку Люпину, протянувшему руки. Две минуты спустя в классе уже ревел огонь, а на столе рядом стоял большой кувшин воды. Люпин удовлетворенно кивнул и поднялся. Все трое наблюдали, как он открыл коробку, вынул оттуда четыре чайных пакетика и наколдовал заварочный чайник. - Эй, - произнес Рон, постепенно осознавая комичность ситуации. – Я думал, эта коробка важна. - О, еще как, - уверил его Люпин. – Нам всем понадобится хорошая чашка чая, прежде чем закончится эта ночь. Гарри, будь добр, вскипяти воды и наколдуй для нас чашек. – Гарри кивнул, ощущая, что ситуация становится немного нереальной, а Рон тяжело опустился на стул. - А теперь вернемся к нашей проблеме, - произнес Люпин, поворачиваясь к Гермионе и улыбаясь, на ее взгляд, слишком уж широко для подобной ситуации. – Когда будете пытаться обнаружить профессора Снейпа, не думайте о месте его нахождения. Напротив, я хочу, чтобы вы закрыли глаза и думали о нем самом. Не о его внешности, а о том, кто он такой. – Гермиона послушно закрыла глаза, а Рон открыл было рот и, несомненно, как-нибудь подходяще съязвил бы, если бы Гарри не догадался наступить ему на ногу. Люпин не обращал на них внимания. - Думайте о Северусе. Думайте о том, каким он вам кажется. Что он говорит, как звучит его голос, как текут его мысли? Что он любит? Что он ненавидит? Кто такой Северус Снейп. Гермиона сосредоточилась. Гарри и Рон наблюдали. ***** Плечи сотрясали спазмы, коленные чашечки, казалось, разрывали кожу. Северус не особо беспокоился об этом: он прошел сквозь боль и вышел на другой стороне, откуда можно было бесстрастно наблюдать за ней. Ах, это был один из моих любимых надколенников, произнес сумасшедший маленький голос, хихикающий у него в голове. Он привык глупо смеяться над собственными шутками, которые были замечательны только отсутствием остроумия. Идиот, подумал Северус. Он рассеянно задумался, придет ли милосердие, хотя, наверное, это будет несбыточной надеждой и взамен надо настроиться на справедливость. По крайней мере, Волдеморту это явно доставляло удовольствие. Здесь, в такой близости к существу, когда-то бывшему его господином, рука Северуса буквально вибрировала от проходящего через нее потока магии. Боль была мучительной, но Темный лорд, казалось, невероятно наслаждался его страданиями; как и другие бывшие там Жрецы смерти. Северус сосредоточился, не обращая внимания на ощущение, будто в его череп ударяют раскаленной добела кочергой.
Galadriel: Люциус (свергнутый принц из мрачного королевства) сидел рядом с Волдемортом, слегка улыбаясь своей хищной улыбкой. Петтигрю (нежить, потерянная для мира живых) слонялся тут же. Он не трясся, каким Северус привык его видеть, скорее, держался уверенно, и Северус чувствовал, как от него исходят волны напыщенной самонадеянности. Где-то позади него ухмылялся Макнейр (загадка лезвия). Нотт должен был быть здесь, но его не было. Вот и все. Он чувствовал себя очень странно. Мир снова переворачивался, открывая темные места. Он много времени провел в этой комнате, потакая собственным желаниям, когда был юным и пошлым и не знал, как контролировать эти эгоистические побуждения. Он все еще боролся, если на то пошло. Он ощущал сочащийся по полу холод от стен; комнату заполняли большие призраки с печальными глазами, оскверненные и мертвые, они собирались по периметру, тесня живых и наблюдая за ними. Они ждали, что он будет делать. Северус дернулся, чтобы потереть пульсирующую голову, но его остановили веревки на запястьях, фиксировавшие руки за спиной. На границе сознания снова раздались шепотки, и у него мелькнула мысль, не были ли они очередной галлюцинацией. Сколько же это продолжалось? - Недолго, - сказал Волдеморт. – Сейчас уже несколько недель. Северус кивнул. Это было совершенно логично. Люциус наклонился, придвигаясь к нему. - Тебе достаточно удобно? Северус пожал плечами. В ответ Волдеморт рассмеялся. - Ты всегда такой наглец, верно? – сказал он. – Даже ослепленный, связанный, на коленях… - Северус пожал плечами, - вечно готов дерзить, хотя силенки уже не те. Очень глупо с твоей стороны. Будет действительно глупо что-то отвечать, так что он промолчал и с трудом сглотнул. Шепотки в ушах становились все громче. Он соскальзывал, он слышал обрывки слов, слов, которые не имели значения, но все равно леденили его. (вот так… давно… не… говорил… мне… держись… ублюдок… помни… это не то) Волдеморт подошел ближе, и Северус почувствовал гнилостный запах его дыхания. Забавно, подумал он сквозь гам голосов, он в последний раз ощущал запахи давным-давно, и даже от вони его горло приятно сжалось. Он был жив. Существовало что-то еще, помимо боли. Длинные холодные белые пальцы пробежали по его челюсти, поднимая лицо, скользнув по губам, пригладив черные волосы. Прикосновение было одновременно знакомым и неприятным, отчего его сердце забилось в лихорадочном стакатто, как в ночь больше года назад. Год… та ночь… (помнишь?.. мертв… любовь… прогулка…) Северус попытался отстраниться, но пальцы сжались, одна рука впилась ему в затылок, а другая стискивала подбородок. - Ну, ну, Северус, это ведь ты вернулся к нам, - произнес Волдеморт обманчиво нежным голосом. – Не хочешь освежить воспоминания? Он вывернулся из крепкой хватки, и вокруг раздался смех бывших товарищей, тех, с которыми он заработал это наказание. Но почему тогда, почему он был единственным? Справедливости не существует, подумал он, но, опять же, он давно знал об этом. (найди его…) Театрально вздохнув, Темный лорд отвернулся. - Тогда почему же ты пришел назад? Ты знаешь, почему, подумал Северус. - Я бы хотел, чтобы ты сказал это, - ответил он. Северус облизнул потрескавшиеся губы. - Ты делаешь это со мной. Останови это. Волдеморт зацокал языком. - Очень лаконично, дорогой мальчик, - произнес он. – Это тебе не поможет. Ему хотелось закричать. Он подозревал, что уже сошел с ума, безвозвратно уйдя в царство безумия, но рука настаивала, всепожирающий огонь, почти как Cruciatus, выжигал его нервы, не уничтожая их, в вечном кошмаре. Он не мог привыкнуть к этому. Вечно неудовлетворенные духи неустанно глядели на него из-за плеча Волдеморта. Убирайтесь, подумал он. - Вот это вряд ли, - сказал Волдеморт, усаживаясь в кресло. – Однако должен сказать, что я получил огромное удовольствие от удачных нападений. Ты потерпел впечатляющее поражение, пытаясь предотвратить их, мальчик мой. - Не в начале, - произнес Северус. Люциус открыл было рот, но Волдеморт махнул рукой, заставив его промолчать. Это касалось только их двоих. - Да, - признал Темный лорд. – Да, это правда. Полагаю, глупо с моей стороны было считать, что ты не найдешь способа предать меня. И теперь, кажется, глупо было думать, что ты не сумеешь вывернуться. - Да, - ответил Северус. – Ты глупец, несмотря ни на что. Возможно, он кричал, когда ломались его кости и выворачивались внутренности, возможно, молил о пощаде, будто его стенания когда-нибудь приносили облегчение, может, даже умер от боли, которая исходила на него от Волдеморта сквозь руку, вверх и вниз, ниже и глубже, пронизывающая, разрушающая и радостно мучительная. Он пробудился. Он был исцелен. А потом Волдеморт повторил это снова. (страх… не умер… не знаю…) - Это было немного слишком, - произнес он наконец, сплевывая остатки крови. Он все еще страдал; интересно, скольких людей он убил за свою долгую и насыщенную жизнь. Явно они не все здесь… Они все еще наблюдали за ним. Волдеморт только покачал головой. - Что же мне с тобой делать? – спросил он, извращенно пародируя заботливого отца. - Почему ты продолжал это после того, как я остановился? – горько спросил Северус. – Я больше не угрожал тебе. Смешок раздражающе прокатился по позвоночнику. - Да, - сказал Волдеморт. – Да, но твоя блестящая маленькая протеже угрожала. Протеже? А-а, Гермиона… - Да. - Ненаглядная грязнокровая подружка Поттера. Грязнокровка… Люциус вздохнул. - C годами у тебя испортился вкус, - произнес он. - Она пленительно молода, Люциус, не говоря уж об уме, - снисходительно признал Темный лорд. Северус почувствовал, как сжался желудок. Волдеморт наклонился вперед. – Ты можешь отдать ее нам. Я удивлен, что ты не привел ее с собой; тогда ты мог бы не ходить лишний раз. (вон там…) Северус с трудом следил за ходом событий. - Она нужна вам? – спросил он, чувствуя, как его пробирает холод. - Почти так же, как и ты, - Темный лорд зевнул. Северус покачал головой. - Но я не… - Волдеморт оборвал его взмахом руки. - Это не имеет значения, - резко произнес он. – Ты приведешь нам ее или нет? Так или иначе, а это должно закончится. Разумеется, тебе все… возместят. Что посеешь, то и пожнешь. - Возместят? – Боль была как огонь, но не мог сосредоточиться. О боже… Сопение Макнейра подчеркнуло резкий голос, процарапавший его разум, медленно разрывая высохшее сердце, поднимая пепел души. - Не валяй дурака. Ты не настолько далеко зашел. Северус попытался шевельнуть языком, но тот казался раздувшимся и бесполезным. - Вижу, - промямлил он. Вокруг него кружились тени мертвых, темные на общем фоне, поглощающие свет. - Разумеется, - сказал Волдеморт, - ты можешь назвать свою цену. Ты знаешь, что я могу тебе дать. Так что подумай, мой мальчик, чего ты хочешь?
Galadriel: Он уронил голову на грудь. Не в силах был держать ее прямо. - В обмен на ‘ермиону? – пробормотал он. - Я могу дать тебе все, что пожелаешь, - мягко произнес Волдеморт. – Все, что угодно. Северус поднял голову, пытаясь держаться на одной силе воли. Он рассмеялся, но вышел лишь горький кашель. - Я не хочу от тебя ничего, - прорычал он. Боль была совершенна, каждое трепещущее мгновение – как произведение искусства. - Приведи мне девчонку, Северус, и сможешь получить обратно свои глаза. Вначале Северус не мог понять. Изыйди, сатана… неясно подумал он, прежде чем… Свет, подумал он. И он возник, простираясь перед ним, открывая возможности. Видеть… передвигаться, избавиться от головной боли, причиняемой магией-паразитом, делать то, что он всегда мог делать раньше. Битва, мир, резкий пронзительный взгляд, насладись моим видом, ибо я… Вспышка света, кружение листьев, отравленный воздух в легких после бега… Слезы и зелья, свет и тьма и цвет… Северус улыбнулся, и привидения начали таять, расплываясь на земле, их большие печальные глаза закрывались, оставляя его в покое… Их никогда там и не было… не мог видеть… В конце концов, выбора никогда не было. - Нет. Мир перестал кружиться, и четверо людей в комнате ощутимо ахнули. Излучающий недоверие Волдеморт заговорил первым. - Нет? Ты не хочешь того, что я предлагаю? Это единственный способ, ты, глупец. Или ты хочешь провести остаток жизни в таком состоянии? Он соскочил с кресла и преодолел комнату, раздраженно топая ботинками по полу, и Северус снова ощутил, что его берут за подбородок, до крови впиваясь ногтями. – Ты хочешь, чтобы было так? – он почти кричал. – Ты хочешь всю жизнь зависеть от доброй воли окружающих, не в силах делать ничего важного, оторванный от остального мира? Это ты предпочитаешь? Северус пожал плечами и услышал, как лязгнули зубы Волдеморта, когда он крепко стиснул их. - Ты слеп, - процедил он. - Только в той мере, в какой это зависит от зрения, мой лорд. Он зашел слишком далеко. Северус чувствовал растущую магию, вздымающуюся в Темном лорде, он направлял ее вовне, на него, и Темная метка открылась, чтобы принять ее… Это смертельно, даже если кто-то будет искать его, даже если они выяснят, что он натворил, то прибудут слишком поздно. Конница никогда не приходит вовремя, задумался он в то растянувшееся на вечность мгновение перед ударом. Но, опять же, может, это лучший выход. Теперь она даже не замечал боли. По сути, он чувствовал себя удивительно ясно. Может, это в начале немного спокойствия, а потом. Но что-то дергало его разум. Нечто, казавшееся ужасно, ужасно важным, кричало ему обернуться и узнать себя в последнюю секунду жизни. Северус пытался абстрагиваться от этого, но оно возвращалось. В подсознании всплыл обрывок голоса, почти как давнее воспоминание… …Что посеешь, то и пожнешь… Кто сказал это? Ах, да, верно. Это она. Но и он говорил то же, только несколько минут назад, когда предлагал обмен. Почему это не давало ему покоя? … то и пожнешь… Через открытый канал шла мрачная и убийственная магия, как впившаяся острая злобная колючка. Северус сосредоточился на ней, почувствовал, как его разум становится столь же острым, будто он вернулся в свои комнаты и магия обволакивала его. Сила. В ней ключ, не так ли? Она всегда была ключом. … и пожнешь… Темная метка широко разверзлась, теперь он мог видеть открытый тоннель от себя к Темному лорду. Прекрасный и чистый. Северус отступил и потянул Сила глубоко укоренилась в его мозгу и сопротивлялась, и Северус потратил вечность, чтобы сломить ее железную волю; казалось, крепко зацепившиеся корни вырывают куски его разума, разбрасывая их в пустоте, но он тянул, тянул сильно, и когда убийственное проклятие прошло сквозь метку, ее магия высвободилась. Северус повернул ее, и по мере того, как яд продвигался внутрь, он толкал обратно… А потом сквозь него прошла волна силы, которой он владел месяцами, которая кормилась им, росла, оберрнувшись вокруг него; его разум был опустошен, из-под него выбили опору, он потерялся в темноте черепа, затопленный темными водами, но все это не имело значения. Через его вены шло проклятие, а в обратном направлении поднималась волна его собственной ядовитой магии, как огонь, неумолимой, как прилив, обрушивалась, встречала, противостояла, и Северус чувствовал, как оно изворачивается, пытаясь сбежать, но он держал его, выталкивал его через пятнающее клеймо Каина, сквозь пустоту, вверх и в… В комнате повисла тишина. Северус обнаружил, что его воспоминания о последних двух минутах перемешаны и запутаны, не считая того неотвратимого ощущения силы и криков, от которых его череп грозил расколоться. Но теперь остался лишь тихий неторопливый звук дыхания, стелющиеся по полу вдохи и выдохи. Северус редко признавал, что он испуган, но теперь пребывал в растерянности. Вокруг была чернота, его руки все еще были связаны, и он не мог видеть. Информация больше не наполняла его, никакая таинственная магия-паразит не вертелась и не просачивалась в него, он освободился, брошенный на волю волн сумрачного моря. Ничто не дергало его, не требовало его внимания, уши не наполняли голоса, призраки исчезли из разума и не было… что ж, его больше не окружал туман. Он смутно подумал, хватит ли у него моральных сил собраться, но и это сказало ему, что он способен ясно мыслить. Ясно мыслить… Прежде всего, путы. Достаточно легко: приспустить их, ослабить, поднести к лицу, поработать зубами. Если кто-нибудь наблюдает за ним, его остановят. Но он осторожно кусал, развязывая узлы, а замечаний не последовало. Возможно, он был мертв. А, ладно. По крайней мере, он больше не зависит от милости извращенного создания, которое он когда-то звал господином. Это уже что-то, подумал он, освобождая руки. Северус поднялся; суставы угрожающе заскрипели, но ничего не щелкнуло, и он мог только заключить, что все в порядке. А теперь… где же дверь? ***** После стольких лет дом казался незнакомым. По пути из комнаты он умудрился споткнуться о нечто мягкое и тяжелое; это оказалось разметавшееся на полу тело. Кто бы это ни был, он дышал, и этого хватило, чтобы Северус ускорился, пересек комнату и обнаружил дверь, споткнувшись всего несколько раз. Ему пришлось прошаркать по коридорам, у него не было палочки, и казалось, будто он снова вернулся в Садик зелий, предусмотрительно ощупывая дорогу перед собой, вытягивая руки вперед и ступая медленно и осторожно. Сентиментальность, подумал он. Наконец, Северус обнаружил дверь. Несомненно, это заняло часы – много часов. Наверное, сейчас было девять или около того. Он с облегчением выдохнул, нащупав дверную ручку и надеясь, что дверь не будет заперта. Палочка Поппи осталась где-то внутри дома, и он сомневался, что у него достанет сил вернуться и забрать ее. Когда ищущие пальцы наконец нащупали щеколду, он помедлил некое тревожное мгновение, прежде чем открыть ее. Запор щелкнул, дверь распахнулась. Было тепло не по сезону, и Северус ощущал дуновение бриза. Просто бриз – ни кружащихся чисел, ни боли, ни безумия. Он омывал его лицо, развевая волосы, как дыхание божества. Тепло прокатывалось по его коже, и он чувствовал – не видел, не ощущал подсознательно – рассвет. Он глубоко вдохнул. Вдалеке он расслышал легкие хлопки, будто аппарировало очень много людей, но друзья то были или враги, он не мог угадать, не мог предвидеть. Не знать, что происходит – это было пьянящее ощущение. Не было ни голосов, ни привидений, преследовавших его, ни видений, ни агонии, ни растерянности. Он был свободен. Свободен. Расплескав солнечный свет, но вышел навстречу утру.
DashAngel: *шёпотом* Это конец, да? Красиииво... Спасибо.
Ева: Я вот подумала: за что ж автор Снейпа так любит, что так над ним поиздевался? Ладно, это нервное%))))) Спасибо огромное за перевод! Не знаю даже, что и сказать-то... хорошая концовка, красивая, мощная. Хотя это вроде бы еще не конец... Или я ошибаюсь?
djbetman: *охнув* если это конец.... как же так? а что я читать буду?! а об чём думать? просто ахрененно, другого слова нет ) я мега люблю этот фик! надеюсь, это всё же не конец! а если конец, таня повесится то очень красивый
Gloria Griffindor: Вот это да... Трелони приятно удивила. И Люпин порадовал. Какой-то он тут настоящий получился. Конец ошеломляющий. Но, на всякий случай, буду ждать надписи the end *подозрительно*
Galadriel: Глава десятая (Эпилог): Сквозь бурю каждый день Хотел бы я забраться в твой разум и остаться хотя бы ненадолго, обнять, прижать к себе, и вылепить тебя по вкусу своему… Увы, я не могу… DMB, пер. Ferry Позже они узнали, что лежавший в постели с женой Корнелиус Фадж закричал и схватился за левую руку, прежде чем забиться в конвульсиях, а потом впасть в кому. То же самое, очевидно, произошло и с Люциусом, Петтригрю и Макнейром; каждый из тех, кого нашли в имении Макнейра, превратился в куклу, не воспринимающую окружающий мир, с глазами, которые не видят, и ушами, которые не слышат. Может, это и есть справедливость, думал Северус. К несчастью, Волдеморту повезло. Когда Северус направил магию обратно через Темную метку, он упал, где стоял, в его мозгу произошло короткое замыкание, и он впал в состояние кататонии. Конечно, он не умер, но теперь практически не жил, пойманный в ловушку собственным разумом. Опять же, может, это достаточное наказание. Но он не знал об этом, когда к дому Макнейра аппарировали министерские авроры, готовые сражаться. Идя по травянистой поляне на звук небольшой толпы, Северус размышлял, что прошла уже целая вечность с тех пор, когда он в последний раз шел так; еще прошлой ночью он появился, и его затащили в поместье, и вот теперь он здесь и уходит прочь. Ему оставалось только улыбнуться. Его бы по меньшей мере оглушили, если бы Гермиона не закричала и не выбежала вперед, резко остановившись перед ним. Он слышал, как тяжело она дышит, и протянул руку; он бы прикоснулся к ней, если бы колени не подогнулись, когда выветрились остатки адреналина. Она в ужасе охнула, но он лишь рассмеялся. Он растянулся в совершенно недостойной позе, а от того, как дрожали конечности, ему стало удивительно весело. Гермиона глядела на него некоторое время, прежде чем разрыдаться. Она думала лишь о том, что не спала уже больше суток, посвятив это время попыткам найти его. Вцепившись в Люпина, она методом проб и ошибок аппарировала, казалось, по всей Англии, прежде чем наконец отыскать его. И даже тогда она ничего не могла сделать, пока Сибилла Трелони не убедила дежурного аврора, что она знает о местонахождении Жрецов смерти и просто необходимо, чтобы отделение немедленно предприняло меры. Он оказался исполнительным человеком и подчинился. Так что на рассвете на нее наложили следящее заклинание, и она сосредоточилась так сильно, что думала, из ушей пойдет кровь; к этому времени Люпин уже вышел из игры, утомившись покрывать такие большие расстояния, так что ее сопровождала МакГонагалл. Через минуту после ее появления земли за анти-аппарационной зоной буквально кишели аврорами, каждому смертельно хотелось закончить эту глупую игру в кошки-мышки, которой их изводили так долго. Вид высокого человека, одетого, как обычно, в черное, который, спотыкаясь, брел к ним по пожухшей траве, полностью разрушил их хрупкое самообладание. Когда он упал, Гермионе показалось, что он умрет прямо здесь, перед ней. А потом он начал смеяться. Ее мир разбился вдребезги. Гермиона тяжело опустилась на землю и, закрыв лицо руками, начала всхлипывать, а Снейп просто лежал на траве на спине и смеялся в небо. ***** Он снова бездумно ходил по Садику зелий. Она не удивилась; именно здесь они провели большую часть времени вместе с тех пор, как Снейп оправился от короткого приступа безумия. По крайней мере, он стал есть. Он снова поправился, впадинки на щеках почти исчезли; возможно, размышляла она, под всей этой одеждой он даже не похож на голодающую кошку. Все могло обернуться гораздо хуже. Гарри был здорово расстроен этим. - Я всегда думал, что это я прикончу его в итоге, - говорил он. Но, казалось, это не слишком его волновало. Гермиона беспокоилась гораздо больше. Некоторое время она злилась на него. Волдеморта утащили и крепко заперли в Св. Мунго, хотя то, что он выздоровеет, с мозгами, превратившимися в кашу, было почти невероятно. Единственным, что он мог терроризировать теперь, была тарелка с тапиокой, из которой его кормили с ложечки. Гермионе казалось, что ее обманули; не было в этом никакой мести, никакой справедливости, но, опять же, Снейп спросил, что же тогда было бы справедливостью? Что она могла сделать, чтобы заставить его испытать собственную боль, заплатить за жизни, что он отнял? У нее не нашлось ответа. Конечно, он был прав; единственным действительно подходящим Волдеморту наказанием был бы стыд, чувство вины, пожирающее его изнутри, но он слишком утратил человеческую природу, чтобы испытывать это. Снейп знал об этом слишком хорошо. История появилась в печати, как только начали находить Жрецов смерти и бывших Жрецов смерти с горящими на руках метками и открытыми, но невидящими глазами, и наконец был обнародован ее последний эпизод. Об участии Гермионы умалчивалось на случай, если появятся родственники, желающие отомстить, как и она когда-то. Но поскольку, разумеется, всем было известно, что Снейп – Жрец смерти, было столь же опасно говорить о его непричастности; весь магический мир был удивлен, что он повернулся спиной к своему бывшему господину. Не было никаких благодарностей. Гермиона удивилась, Снейп – нет. Когда она спросила его об этом, он лишь пожал плечами. - Я всегда буду предателем, - сказал он ей, но в его голосе не было горечи, и ей пришлось удовлетвориться этим. Теперь она наблюдала за ним, стоя у камина; несмотря на слепоту, он хорошо справлялся. Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как она нашла его в поместье, и каждый день он упражнялся с тростью и без нее. Дамблдор имел с ним личный разговор, и даже хотя он больше не мог преподавать зелья, было решено, что Снейп более чем компетентен, чтобы учить отличившихся студентов тончайшим аспектам древних рун; он снова отказался преподавать арифмантику, кроме того, профессор Вектор все еще была в добром здравии и непохоже, чтобы она собиралась из вежливости рисковать своим здоровьем. Сад цвел потрясающе; Снейп посвятил себя заботе о нем. Тяжелая работа, сказал он как-то Гермионе еще в феврале, лучшее лекарство от скуки, так оно и оказалось. Чтобы поддерживать сад, нужно было очень мало магии, лишь физический труд. Это место оказалось чудесным раем, и они часто встречались здесь поговорить. Он не помнил, что целовал ее. Она как-то спросила его, а он озадачился и преисполнился угрызениями совести; она рассмеялась, попросила его не волноваться из-за этого, а потом смогла тактично сменить тему, что он встретил с очевидным облегчением. Но она заметила, что он не вздрагивает больше, когда она невзначай задевает его, подрезая молодую поросль, или когда он берет ее за руку. Это было достижением. Однако в эту минуту переисполненная печали Гермиона наблюдала, как он склонился, чтобы подрезать листья у ствола. Школьный год почти заканчивался, и она собиралась уехать через несколько недель пожить дома, чтобы потом отправиться в университет; она еще не решила, на чем специализироваться, но была уверена, что это не будет арифмантика. Может быть, трансфигурация. Гермиона покашляла, давая ему понять, что она здесь; он выпрямился, улыбнулся ей и призвал трость, чтобы они могли пройтись вместе. - Я не ждал вас сегодня, мисс Грейнджер, - сказал он, подходя ближе. Гермиона улыбнулась. - Я просто пришла посидеть, - сказала она. – Вы не обязаны считаться с моим присутствием. Он фыркнул. - Может, составить вам компанию? – спросил он. - Полагаю, я смогла бы пережить ваше общество, - сказала она, и в ее голосе прозвучали радость и волнение; он подал ей руку. Она принялась ее, и они направились к одной из больших каменных скамей. - Вы будете писать? – спросил он. - Конечно, - ответила она. Он кивнул, медленно шагая вперед. - Вы скоро уезжаете? – его голос не выдавал ничего. Она кивнула и прикусила губу. - Да, в конце месяца, - сказала она. – Мне будет недоставать… всего этого, - немного глупо произнесла она, махнув рукой. Но Снейп, казалось, понял. - Лучше всего наслаждаться этим, пока есть возможность, - ответил он, усаживаясь на скамье. Гермиона свернулась клубочком, откинувшись на теплый камень и миролюбиво глядя на буйство цвета и красоту меняющихся красок. Снейп казался столь же довольным. Спустя некоторое время она повернулась, наблюдая за ним, погруженным в раздумья. Она знала, что он чует ее запах, и улыбнулась при этой мысли. В некотором роде это было гораздо интимнее, чем прикосновения, и Гермиона на мгновение опечалилась, что ее собственное обоняние не было столь же острым. Ей нравилось смотреть на него так долго, как было можно. - О чем вы думаете? – внезапно спросила она. Он снова изящно пожал одним плечом – жест, который она ненавидела раньше. Казалось, это говорит, что его мысли не имеют значения, но все же он ответил. - Я думал, что если бы я не был таким ужасным, испорченными человеком, не отвернулся от той жизни, не сбежал к Альбусу, не стал профессором, не был бы ослеплен, не пытался бы спасти магический мир – тогда я не сидел бы здесь с вами, - его губы изогнулись в самоосуждающей, но, несомненно, милой улыбке, и Гермиона почувствовала, как сердце пропустило удар. Она наблюдало, как он медленно протягивает руку, распрямляя пальцы, ища что-то, кого-то… она вложила свою ладонь в его и почувствовала, как по запястью поднимается тепло. Ощущение было чудесное. Ей будет его не хватать. Он сделал глубокий вдох. - И вот я здесь, - слова прозвучали так, будто они поднялись из какой-то глубины. – Бывший Жрец смерти, убийца, насильник и, вполне возможно, герой. Но вряд ли спаситель… - Она увидела, как он сжимает губы так, что побелела кожа вокруг. – Я прощен? – почти риторически спросил он, но легкая напряженность голоса сказала ей, что он борется с болезненным комком в горле, грозившим задушить его. В ответ она так же пожала одним плечом, упершись в спинку скамьи, чтобы он мог услышать это, и сжала его руку. Ему не требовались дальнейшие разъяснения. Раздался легчайший выдох. Тихий смешок. - Так правда, - мягко прошептал он. – Какое странное милосердие. - Да, - ответила она. - конец -
Galadriel: Вот теперь конец))
DashAngel: Все эти переживания во время прочтения, впадания в странное подвешенное состояние, ожидание продолжения... Всё это, несомненно, стоило такого окончания! Спасибо Resmairanda, спасибо, Galadriel!
Galadriel: DashAngel Хорошее, правда?)) Я же говорила - небанальный ХЭ))
Gloria Griffindor: Божежтымой... Я не помню себя в 15 лет. Здесь интересная Гермиона... При всех прочих радостях, участь Снейпа, по правде говоря, удручает. Несправедливо. И чего-то немножечко жаль :) Это, пожалуй, самый необычный и впечатляющий, имхо, снейджер в фандоме. И, наверное, самый волшебный. Я чувствую, что это действительно Магический Мир.
Ева: Ууууух! Спасибо. Это было здорово, правда. Очень...ммм...как бы это сказать? - чувственный, что ли, фанфик. Столько разных нюансов, ощущений, точных описаний - погружаешься в атмосферу полностью. Небанальный хэппи-энд замечателен!:) И еще очень волнительно читать про отношения Снейпа и Гермионы - все так невесомо, намеки, едва касаясь, - замечательно;) Радостно за наконец-то свободного Снейпа:) Спасибо еще раз!
djbetman: он закончился... боюсь повториться или повторить кого-то, но фик действительно потрясающий! Именно небанальный. Вот сейчас сижу и думаю, как описать свои чувства и понимаю, что не могу. Это настолько хорошо, что моего словарного запаса не хватает. Волшебно! И все же... его больше не будет Прямо как будто что-то родное потеряла... Galadriel огромная просьба: найдите что-нибудь столь же красивое и переведите! Навеки подписываюсь в почитательницы! З.Ы. безумно рада за Северуса! а про Фаджа: гы! )))))
Эльпис: Это так красиво, так по-настоящему, что я просто не могу! Есть чувство, что так и надо, только так, и никак иначе, очень правильное чувство. (по-крайней мере, при таком Снейпе, ээх )Спасибо огромное автору и переводчику - вы просто волшебники! А про Снейпа и Гермиону - это вообще песня, надо же так практически из воздуха сделать снейджер! И какой! Это поистине один из самых классных прочитанных мною СС/ГГ ! И все равно немного жалко, что ТАКАЯ вещь закончилась...
Эльпис: djbetman пишет: Galadriel огромная просьба: найдите что-нибудь столь же красивое и переведите! Навеки подписываюсь в почитательницы! ППКС!!! Точно!
gretthen: Да, очень редко встречаются произведения такого уровня. Переводить такое, наверное, очень сложно. По-моему, все правильно закончилось. И то, что не Гарри укокошил Волдеморта - смело, но тоже, пожалуй правильно. Так для всех лучше.
Galadriel: Gloria Griffindor мне тоже так кажется, что несправедливо. Зато, наверное, реалистично. Ева Я думаю, дело в стиле, над которым автор явно *работала*)) Отсюда и чувственность, и все остальное. djbetman Мне тоже жаль, что закончился)) И еще жальче, потому что, боюсь, ничего похожего я не найду. Эльпис Из воздуха - это точно)) Снейджер в шапке выставлен только как дань традции, ведь по сути-то его там нет)) gretthen переводить интересно - получится передать то, что умом-то с трудом понимаешь или нет)) И для Гарри в первую очередь лучше, наверное. В качестве прививки от мании величия.
Эва: Я сегодня тоже дочитала) Замечательный конец, молодец Снэйп! А вот Поттера жестко обломали)) Из всей трилогии меня больше всего тронула первая часть - такое мрачное ожидание, сумерки... А потом, когда стали развиваться события, было, конечно интересней, но уже что-то не то. Огромное спасибо вам за перевод.
djbetman: Galadriel пишет: боюсь, ничего похожего я не найду
Galadriel: Эва Может, просто к третьей части все уже привыкли к манере повествования и примерно представляю, чего ждать от автора? Меня первая тоже удивила больше, но это было удивление именно стилистического плана. djbetman иначе бы все об этом знали. Но если вдруг что увидите - свистните, а?))
djbetman: Galadriel конеш
полная версия страницы