Форум » Архив "Весёлые Старты" 2009 ВС 1-12 » ВС 10: "Ради самого главного" PG-15, слеш, гет, ЛМ/СС, ЛМ/НМ, семейный роман, миди » Ответить
ВС 10: "Ради самого главного" PG-15, слеш, гет, ЛМ/СС, ЛМ/НМ, семейный роман, миди
Slytherin's team: Задание 10. Авторский фик. Тема «Так далеко они еще не заходили» Автор: барон де Куртнэ Бета: Сайфо рейтинг: PG-15 пейринг: ЛМ/НМ, ЛМ/СС жанр: семейный роман дисклеймер: Ни на что не претендуем; у нас и так есть все, кроме того, что мы возьмем сами саммари: Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку - каждый выбирает для себя. Каждый выбирает по себе слово для любви и для молитвы. Шпагу для дуэли, меч для битвы каждый выбирает по себе. Каждый выбирает по себе. Щит и латы, посох и заплаты, меру окончательной расплаты каждый выбирает по себе. Каждый выбирает для себя. Выбираю тоже - как умею. Ни к кому претензий не имею. Каждый выбирает для себя. Юрий Левитанский примечание: коллаж к фику
Ответов - 59, стр:
1 2 All
Slytherin's team: Глава 1 Пятеро мальчишек сломя голову неслись по коридору второго этажа. Эхо дробного топота далеко разносилось в тишине, горохом отскакивая от стен и ссыпаясь в пролеты между лестницами. Люциус вздохнул и вышел из-за колонны. Мальчишка, бегущий первым, заметил старосту Слизерина и припустил еще быстрее. Преследующая четверка – наоборот – стала притормаживать. - Опять? – негромко спросил Малфой. – Подойдите ко мне, немедленно. Первокурсники приблизились неохотно. Бежавший первым, тем временем, спрятался за спиной Люциуса и теперь громко и шумно дышал, стараясь успокоиться. Это был худенький носатый мальчик, бедно и неопрятно одетый, со сбившимся набок серо-зеленым галстуком, перепуганными черными глазами и растрепанными волосами. Даже долгий бег по коридору не прибавил румянца его бледным щекам и яркости бескровным тонким губам. - Блэк, Петтигрю, Люпин, Поттер, - Люциус обвел взглядом четыре возбужденные мальчишечьи физиономии. – Я вижу, что слова на вас не действуют. Я уже дважды предупреждал, чтобы вы оставили Снейпа в покое. Но вы по-прежнему думаете, что в Хогвартсе можно вести себя как угодно. Что ж, раз до вас не доходит простая истина, что это школа, а не задворки Косого переулка, придется применять более строгие меры. По двадцать баллов с каждого. - За что? – выкрикнул один из мальчишек, высокий и синеглазый, с дерзким выражением на миловидном раскрасневшемся лице. - И еще пять баллов с тебя, Блэк, - Люциус повернулся к мальчику. – За пререкания со старостой факультета. Кто-то еще хочет поинтересоваться – за что? В коридоре воцарилось угрюмое молчание, и Малфой положил руку на плечо того из мальчиков, которого назвал Снейпом. - Идем, Северус. Я провожу тебя в подземелья. Они отошли на десяток шагов, когда коридорное эхо донесло до них яростный шепот. - У-у-у! Гадюка слизеринская! - Двадцать баллов с Поттера, - не оборачиваясь, сказал Малфой. – За хамство. За поворотом Люциус остановился, сел на каменную скамью, стоявшую у окна, и пальцем поманил к себе Северуса, с немым обожанием смотревшего на него. - Ну, что опять произошло, Сев? Где они тебя на этот раз подловили? Снейп сразу поскучнел и опустил голову. - Понятно, - Малфой еле заметно усмехнулся. – Ты опять таскался в башню Гриффиндора к этой своей Эванс. Северус, ты не задумывался, кто станет тебя защищать, когда я закончу Хогвартс? Ведь тебе еще шесть лет потом учиться. Если не научишься быть осторожным и давать отпор гриффиндорцам, то эти шесть лет ты проживешь в аду. Мародеры тебе прохода не дадут. Мерлин знает, почему он заступался за этого мальчишку. Некрасивый и нескладный, угрюмый и замкнутый, Северус Снейп, ко всему прочему, был еще и полукровкой. Сыном презренного маггла и ведьмы-отступницы, бросившей магический мир ради простого человека. А ведь Принцы были очень древним и известным родом. Тем ужаснее и непростительнее в глазах Люциуса выглядел поступок Эйлин Принц, променявшей честь и уважение семьи на маггловскую “любовь”. Сам Малфой к вопросам крови относился чрезвычайно трепетно. История его собственного рода хранила немало тайн, и Люциус не без основания подозревал, что кое-какие из этих тайн не самого приятного свойства. То, что среди его предков числились разбойники и наемники, он узнал относительно недавно, получив в связи с совершеннолетием доступ в семейный архив. Давность лет списывала грехи пращуров, но бабка-маггла, взятая дедом Люциуса в законные жены за невозможную, нереальную красоту, основательно подорвала веру Малфоя в чистоту собственной крови. Ему понадобилось полтора месяца, чтобы перестать смотреть на портрет Олуэн Малфой с отвращением и неприязнью, тем более что и лицом, и статью Люциус пошел именно в нее. Это было обидно и несправедливо – сам он предпочел бы оказаться похожим на деда, крупного черноволосого и синеглазого мужчину. В крайнем случае, хотя бы на отца. Но маггловская проклятая кровь перебила все – и чем старше Люциус становился, тем большее сходство с бабкой он находил в собственной внешности. Светлые, почти белые волосы, принадлежали Олуэн Малфой. И серые глаза с длинными, неожиданно черными и пушистыми ресницами тоже принадлежали Олуэн Малфой. Тонкие, изящной линии брови, прямой аккуратный нос, нежные губы, безупречная кожа, узкая талия, длинные стройные ноги – решительно все в Люциусе напоминало о проклятой маггле. От деда и родителей ему достались только магические способности, к счастью, немалые, да изворотливый ум. Дед, пока был жив, умилялся на внука, напоминавшего ему рано скончавшуюся любимую супругу, отец, обожавший свою мать, тоже не чаял в сыне души. И только Мадалена Малфой, чье родословное древо не пачкала ни единая капля маггловской крови, старалась воспитать своего ребенка в традициях чистокровных семей. А поскольку Абраксас намного больше времени уделял драконам, чем всему остальному, характер его сына во многом отражал мировоззрение миссис Малфой. Люциус презирал магглокровок, никогда не давал воли эмоциям, считая это худшим проявлением плебейства, окружил себя тесным кругом избранных и намеревался занять достаточно высокое положение в обществе, чтобы иметь возможность влиять на чистоту магической расы. Он понятия не имел, чем его зацепил этот нескладный нищий мальчишка, Северус Снейп. Может быть, возможностью продемонстрировать окружающим его, Люциуса, благородство. Он, чистокровный маг, взял под свое покровительство ничтожного полукровку. И горе тому, кто усомнится в чистоте намерений старосты Слизерина и в его возможностях защитить уродливого щенка. Если бы еще мальчишка не таскался постоянно на чужую территорию, вынуждая Малфоя вмешиваться. Хотя, с другой стороны, стычки Снейпа с гриффиндорскими первокурсниками давали Люциусу возможность на законных основаниях лишать ненавистный факультет баллов. Глядя на повинно опущенную голову Северуса, Малфой думал о том, что можно плюнуть, закончить Хогвартс и забыть о Снейпе навсегда. Пусть выкручивается сам как умеет. Либо его додавят гриффиндорцы, либо он научится защищаться. В любом случае, это проблемы Северуса Снейпа, а не Люциуса Малфоя. Но мальчишка так к нему лип, так откровенно преклонялся, так искренне верил в его, Люциуса, всемогущество… - Ладно, Сев, я что-нибудь придумаю, - Малфой встал и легонько похлопал первокурсника по плечу. – Пойдем. - Гас, - Люциус расстегнул мантию, снял и аккуратно повесил ее в шкаф. – Как ты думаешь, на кого из четверокурсников нашего факультета можно положиться? Я должен порекомендовать Слагхорну старосту на будущий год. Грузный Гастон Гойл озадаченно почесал в затылке. - Не знаю, Люци, - прогудел он, морща низкий лоб. – А тебе разве не все равно, кто будет старостой? Малфой раздраженно обернулся к приятелю. Он снисходительно прощал недостатки тем, кого причислял к “своим”, но временами его бесило подобное тугодумие. Традиции передаются только в том случае, если есть кому их беречь и соблюдать. Люциус не сомневался, что его будущий ребенок рано или поздно приедет учиться в Хогвартс. Так что о престиже и сплоченности факультета следовало беспокоиться уже сейчас. Мистер Реддл, с которым Люциус познакомился этим летом и довольно часто встречался до отъезда в школу, очень много говорил о необходимости объединения, о влиянии связей, возникающих в детстве и юношестве, на будущее – разумеется, для тех, кто понимает важность нужных связей. С помощью знаний, полезных знакомств и денег Малфой рассчитывал занять одну из высших ступеней магического общества. Он не стремился в Министры – любая фигура подобного масштаба всегда не более чем пешка в руках той или иной группы. Люциус предпочитал оставаться в тени, сосредоточив в своих руках возможности управления теми, кто мечтает о министерских креслах. Кто может предсказать, что вырастет из вчерашних слизеринцев-первокурсников? Мальчики и девочки, честолюбивые и не очень, талантливые и бездарные, умные и глупые – каждый из них со временем займет свое место в магическом мире. Каждый будет с определенной долей ностальгии вспоминать школьные годы. И от того, каким в этих воспоминаниях предстанет он, Люциус Малфой, может зависеть очень и очень многое. Поэтому Люциус не пропускал ни единой вечеринки у Слагхорна, не отказал в помощи ни одному ученику своего факультета и ни с одним за шесть с лишним лет не поссорился. Впрочем, и со многими хаффлпаффцами и рейвенкловцами он поддерживал вполне ровные дружеские отношения. Вот только Гриффиндор… Люциуса передернуло. Сборище заносчивых магглолюбцев и предателей крови. Этим только дай волю – и магический мир распахнет двери перед магглами, откроет все свои тайны, падет перед натиском и агрессией простецов. Нет, во главе Слизерина должен стоять такой студент, который не позволит гриффиндорцам разлагающе влиять на умы, сумеет их вовремя осадить, сдержать в идиотском стремлении “приносить пользу всему человечеству”. - Думаю, Майрид Джагсон вполне подойдет, - раздевшись, Люциус лег поверх одеяла и задумчиво уставился в высокий каменный потолок. – Чистокровный, честолюбивый, неглупый. Прекрасно учится, на хорошем счету у профессоров. “А еще ненавидит грязнокровок, - добавил он про себя. – И в лепешку расшибется, чтобы досадить гриффиндорцам”… …- Нюниус! Сопливый! – комок сухой грязи стукнул Северуса в плечо, заставив вздрогнуть. Второй курс начинался предсказуемо плохо, только теперь за спиной не было Люца Малфоя, готового снять с проклятых гриффиндорцев десяток баллов за один только недобрый взгляд в сторону Снейпа. Северус втянул голову в плечи, подхватил потертый саквояж и заспешил к вагону. Он так и не научился рассчитывать на себя, слишком неравными были силы, слишком жестким оказалось противостояние. Очень сложно было заставить себя ненавидеть весь красно-золотой факультет скопом – ведь там, среди них, была Лили, после выпуска Люциуса оставшаяся единственным близким человеком на весь Хогвартс. Северус уже поднялся в вагон, когда ему на плечо легла узкая длиннопалая ладонь. Он обернулся – за его спиной стоял Джагсон со значком старосты. - Привет, малыш, - Майрид кривовато улыбнулся. – Поздравляю с началом учебного года. Все нормально? Северус кивнул, подтягивая к себе саквояж. - Если что, - Джагсон наклонился к нему, все так же улыбаясь. – Если что, говори, не стесняйся. Люц велел за тобой присматривать. Теплая, щекотная волна благодарности к Малфою поднялась откуда-то из живота. От нее перехватило дыхание, защипало в носу и заболело под веками. - Спасибо, - выдохнул Северус и еще крепче прижал саквояж к груди, пытаясь справиться с непрошенными и ненужными слезами. – Спасибо. Майрид похлопал его по плечу и открыл дверь ближайшего купе. - Заходи, Северус. Здесь все свои. Глава 2 - Что-что они сделали? – Люциус слегка наклонился вперед, вглядываясь в хмурое лицо Северуса. – Подвесили вверх ногами? Это с помощью какого заклятия? Снейп подхватил со стола бокал с огневиски, жадно отпил и тут же закашлялся. Отвечать не хотелось, но Малфой смотрел так пристально, так требовательно, что выбора не оставалось. - Левикорпус, - наконец, пробормотал Северус и со стуком опустил бокал на стол. – Это я его изобрел, я! Понимаешь? Злость скрипнула в голосе ржавым железом, он снова закашлялся и добавил уже тише: - Не представляю, как они об этом узнали. - Не представляешь? – Люциус откинулся на спинку кресла и щелчком пальцев подозвал эльфа. – Или не хочешь представлять? Кого ты пытаешься обмануть, Сев? Меня или себя? Эльф сноровисто убрал со стола огневиски и поставил две крохотные чашечки с черным кофе, сливочник, сахарницу и блюдо со сладкими пирожками. Северус попытался вернуть недопитый бокал, но Малфой властно положил ладонь на его запястье. - На сегодня хватит. Я вообще не позволил бы тебе пить, но уж больно ты дерганый явился. Тем не менее, я считаю, что одного бокала для тебя достаточно. - Это она им сказала, - пробормотал Северус, выдергивая руку из холодных твердых пальцев Малфоя. – Она. Только она. Мы занимались по моему учебнику, она видела. - Она – кто? – Люциус приподнял бровь и двумя пальцами взял чашку. – Ну, отважься сказать имя. Кто – она? - Она, - выдохнул Снейп, опуская голову на сплетенные пальцы. – Лили. Малфой удовлетворенно улыбнулся. Он не сомневался, что рано или поздно это случится. Глупое, иррациональное чувство к грязнокровке – Люциус был уверен, что девчонка сама все разрушит. И, как всегда, оказался прав. Он протянул руку и погладил черные гладкие волосы собеседника. - Бедный мальчик. Ладонь тут же оказалась схвачена и прижата к тонким губам, и Люциус опять улыбнулся. Накануне вечером сова из Хогвартса принесла ему письмо от Северуса. Жалкое, невнятное, путаное. Малфой мало что понял, кроме того, что на этот раз стычка с гриффиндорскими Мародерами вышла особенно неприятной. Все эти годы Люциус и Северус переписывались – первым начал Снейп, приславший в начале своего второго курса длинное благодарное письмо. Малфой сначала посмеялся и решил оставить его без ответа, но затем справедливо рассудил, что одаренный упорный мальчишка в будущем вполне может достичь определенных высот, невзирая на свое происхождение. Люциус никогда не пренебрегал мелочами, мать научила его быть внимательным и вежливым, а мистер Реддл настойчиво советовал присматриваться к ровесникам, которые могут пригодиться. В итоге завязалась довольно интенсивная переписка, которая позволила Малфою быть в курсе всего происходящего в Хогвартсе. Это было полезно и перспективно. Старшекурсников Люциус знал хорошо, а вот подрастающее поколение магов оставалось загадкой. Благодаря подробным письмам Северуса – и не только его – Малфой теперь достаточно четко представлял, кто чего стоит. На Рождественские каникулы Люциус позвал кое-кого из своих факультетских приятелей – погостить. В числе приглашенных оказался и Северус Снейп. Он был самым младшим, самым молчаливым, ходил за Люциусом по Малфой-мэнору тихой тенью, с восторгом рассматривал портретные галереи, оранжереи, убранство спален и гостиных. Малфою это льстило. Большинство его знакомых относилось к довольно состоятельным семьям – их сложно было удивить роскошным зимним садом под открытым небом, изящно и тонко защищенным согревающими заклятиями. Или галереей портретов в богато украшенных тяжелых рамах. Да и сам замок - светлый, просторный, удобный – не был чем-то из ряда вон выходящим, пусть и считался одним из самых богатых в магической Британии. Но Северусу, выросшему в тесном грязном домишке на маггловской окраине Галифакса, Малфой-мэнор казался сказочной страной. И Люциус с удовольствием показывал мальчишке все, что считал достойным. Даже портрет красавицы Олуэн. С тех пор Снейп стал довольно частым гостем в Малфой-мэнор. Даже строгая Мадалена Малфой относилась к нищему полукровке с известной долей снисходительности, прощая и потрепанную одежду, и отталкивающую внешность, и не самые изысканные манеры. А мистер Реддл, как-то раз навестивший Люциуса в конце лета и столкнувшийся с Северусом, который проводил в Малфой-мэноре последние две недели перед началом четвертого курса, задумчиво сказал после долгой застольной беседы: - Какой занятный мальчик. В нем чувствуется незаурядный талант. Будь к нему повнимательнее, Люциус, он может нам пригодиться. Мистеру Реддлу Малфой верил как самому себе. Он преклонялся перед его магическими способностями – воистину не знавшими границ, заслушивался негромким ровным голосом, нередко теряя нить беседы, тонул в темных глубоких глазах, временами вспыхивающих красноватым светом. А идеи, Мерлин, идеи! Люциусу казалось, что мистер Реддл озвучивает все то, о чем сам Малфой размышлял бессонными ночами, что хотел и боялся претворить в реальную жизнь. Власть чистокровных магов над маггловским миром. Законы против предателей крови и магглолюбов. Союз аристократии, призванной управлять Британией во славу и процветание страны. Не ограниченное никакими условиями развитие магии… Мистер Реддл не опасался говорить об этом вслух, не боялся собирать вокруг себя сторонников, не стыдился отрицать существующие моральные нормы и нормы магического права. Аристократия духа и крови не должна подчиняться никаким законам – у Люциуса перехватывало горло от возбуждения, когда он представлял себе ту безграничную власть, которую сулил чистокровным его кумир. Малфой первым стал говорить мистеру Реддлу “мой Лорд”, первым подставил руку под черную Метку, сразу и навсегда признав его право быть лучшим среди равных. Он готов был безоговорочно и не рассуждая раствориться в чужом деле, чтобы потом, когда великие идеи воплотятся в жизнь, законно и по праву ближайшего соратника встать рядом. Люциуса не смущали методы – настолько грандиозной и ослепительно сияющей представлялась цель. Слушая своего Лорда, он испытывал отчетливое сексуальное возбуждение и – пожелай этого мистер Реддл – согласился бы на все. Постепенно Люциус познакомил с мистером Реддлом всех, кого счел достойными служения. Гастон Гойл и Хейнин Крэбб, Майрид Джаксон, Эри Мальсибер, Энгус Эйвери и еще несколько человек, которые могли оказаться полезными в будущем. Деньги, связи, талант – на этих трех китах стоял Ближний круг Лорда. Разумеется, мистера Реддла окружали не только восторженные юноши из хороших семей. Например, Антонина Долохова, давнего знакомого Лорда, Люциус откровенно побаивался – этот человек напоминал ему опасного хищного зверя, только и ждущего хозяйской команды, чтобы рвать и убивать. Еще больше страха внушал Малфою Фенрир Грейбек – прирожденный оборотень, совершенно безжалостный и абсолютно аморальный. Отвязные братья Лестранджи, для которых не существовало морали в принципе, нравились Люциусу чуть больше, но сближаться с ними он не торопился, справедливо опасаясь быть втянутым в довольно рискованные “приключения” с магглами. Нет, ему гораздо больше нравилось сидеть за столом с хорошим вином, обсуждать возможности политического влияния на власть в Британии, спорить о методах, не оспаривая великой цели, и любоваться вдохновенным лицом Лорда. Для политических собраний Северус был еще слишком юн - в отличие от Эйвери или Мальсибера, он даже не достиг совершеннолетия. Кроме того, он не был чистокровным волшебником, что тоже основательно смущало Малфоя. Но маги в один голос твердили: “гений зельеварения”, а Люциус знал, что Лорд ценит ум едва ли не больше, чем чистую кровь. Да и Гораций Слагхорн, с которым Малфой по-прежнему тесно общался, не переставал восхищаться Северусом, превознося его таланты. Знакомя Снейпа с Лордом, Люциус ни словом не обмолвился о способностях подростка, всецело доверяя умению Владыки разбираться в людях и его знаниям. Он молча просидел весь обед, слушая ученую беседу пятнадцатилетнего подростка и взрослого мужчины, не смея вмешиваться и удивляясь тому, как преображается некрасивое лицо друга в пылу спора. Лорд покорил Северуса сразу. Недоверчивый к незнакомым людям, Снейп за обедом был неожиданно откровенен, много говорил о своих планах на будущее, делился мечтами и проектами – так, что Люциус даже ощутил некоторую ревность. Он сам неплохо разбирался в зельях, восстановил несколько старинных рецептов, считавшихся утраченными, и подумывал о том, чтобы поставить производство самых общеупотребительных снадобий на поток по типу маггловских фармацевтических заводов. Малфой никогда не стеснялся перенимать у людей лучшие их изобретения, особенно те, что могли принести немалый доход. Но придумывать что-то свое, тратить годы на создание одного-единственного нового рецепта… Нет, Люциус не был ни экспериментатором, ни мечтателем. Его интересовали деньги и власть, а славой он охотно мог поделиться с другими. Когда они с Северусом остались вдвоем, Снейп восторженно сказал: - Какой великий человек! Какой могучий ум, Люциус! - Не человек, - мягко поправил его Малфой. – Маг, Сев, великий маг. Но оставалось кое-что, беспокоившее Люциуса. Грязнокровка Лили Эванс. Малфой долгое время считал, что глупое детское увлечение Северуса пройдет само собой, однако он ошибся. Люциус давно оставил любые попытки объяснить Снейпу, что у них, слизеринцев, не может быть ничего общего с гриффиндорцами. И дело было не в извечном школьном соперничестве за кубок по квиддичу или кубок Хогвартса. Дело было в идеологии. Разумеется, слизеринцам тоже был не чужд дух соратничества и братства, которым кичились красно-золотые. Они так же стояли за своих, так же переживали за престиж и достоинство факультета и никому не позволяли вторгаться в замкнутый мирок подземелий. Разница была в том, что никто из слизеринцев не ставил интересы общества выше личных интересов. Они легко могли объединиться в случае какой-либо внешней угрозы, очень слаженно и с полным взаимопониманием отыграть нужную партию, но в обычной жизни оставались индивидуалистами, у каждого из которых была своя собственная цель и свои собственные пути ее достижения. Эванс – по мнению Малфоя – учила Северуса плохому. Пользуясь его чувствами, она раз за разом пыталась внушить ему основы гриффиндорского сознания: талант должен приносить благо обществу, общество выше индивидуума, самопожертвование во имя других есть великий подвиг… Люциус противостоял этим вздорным идеям, как мог. Талант должен приносить благо обществу? Пусть так, но в таком случае и общество должно оценивать талант по заслугам. А если оно этого не делает, то такое общество недостойно никаких благ. Общество выше индивидуума? Но общество разнородно – в нем существуют не только благородные маги, но и преступники, бездарности, бездельники. Почему же такое общество должно быть выше – оно ничем этого не заслужило. Самопожертвование – подвиг? Смотря ради кого жертвовать. Ради близких – возможно, а с какой стати жертвовать собой ради никому не известного человека, который никогда о твоем подвиге не узнает? Северус слушал, соглашался с доводами Малфоя, но потом отправлялся в Хогвартс, где снова встречался с Лили Эванс, – и Люциусу опять приходилось начинать все сначала. Он ждал - упорно и терпеливо - когда же грязнокровка оступится, ошибется, продемонстрирует Северусу свое истинное отношение к слизеринцам. И, наконец, дождался. - Бедный мальчик. Малфой позволил себе лишь одну – злорадно-довольную – ухмылку, и когда Снейп поднял взгляд, лицо Люциуса выражало только искреннее сочувствие. Не отнимая своей ладони из холодных влажных пальцев друга, Малфой мягко сказал: - Мне очень жаль, Сев, но это было неизбежно. Вы слишком разные. Твои чувства… ты ведь пытался с ней помириться, я уверен. Она… отказала? Северус потерянно кивнул. - Я весь вечер ждал ее у входа в спальню Гриффиндора. Она вышла только сказать, что все кончено. - Ах, как неосторожно с твоей стороны, - Люциус слегка нахмурился. – Ведь ты опять мог попасться этим негодяям. Неужели тебе показалось мало того, через что ты уже прошел? - Я назвал ее грязнокровкой, - Снейп опустил голову так низко, что длинные черные волосы коснулись скатерти. – Я хотел извиниться. - Извиниться? – выдернув руку, Люциус наклонился вперед. – Над тобой измывались, тебя предали, тебе посоветовали выстирать нижнее белье – и ты же еще собирался извиняться? Друг мой, не сердись, но твоя Эванс действительно грязнокровка. Мало того, что она разболтала твой секрет, затем оскорбила тебя, так в ней еще не нашлось ни капли благородства, чтобы простить слова, вырвавшиеся в минуту гнева и обиды. Это не ты – это она перечеркнула годы вашей дружбы. Это она растоптала твои чувства. Это она встала на сторону тех, для кого ты послужил игрушкой. - Она пыталась за меня вступиться! – Северус вскинул голову, брови сошлись на переносице, лицо исказилось гримасой. – А я оттолкнул ее. - О, да, - Малфой саркастически рассмеялся. – И она немедленно оскорбила тебя в ответ. А потом ушла, оставив тебя с ними, беспомощного и без палочки. Ты так и не рассказал мне – они все-таки сняли с тебя подштанники? Снейп вскочил и бросился к камину, но Люциус оказался быстрее. Обхватив Северуса за плечи, он прижал его к себе. - Прости. Прости меня. Мне так же больно, как и тебе, - ведь ты мой друг. Я люблю тебя, я преклоняюсь перед твоим талантом, я ценю твое общество. Твой отец маггл, но я вижу, я знаю, с каким уважением ты относишься к матери и к древности ее рода. В этом и состоит наше отличие от них, - Люциус мотнул головой, светлые распустившиеся пряди задели щеку Северуса. – Кем бы мы ни были, какими бы мы ни были – мы гордимся своими предками, духовным наследством, доставшимся нам от них. А эти… Они готовы сломать все, от всего отречься, все перевернуть вверх дном. Такие как Блэк - их опора грязнокровки, которым неведомы наши ценности, наши традиции, наши идеалы. Северус тихо вздохнул и обмяк, уже не пытаясь вырваться. И Малфой снова улыбнулся. Польстить полукровке, заявив, что он более чистокровен, чем чистокровные волшебники, - это ли не тонкий ход. Снейп честолюбив и тщеславен, как бы он ни пытался это скрыть. Теперь он пойдет на все, лишь бы доказать ему, Люциусу, что тот в нем не ошибается. Что Северус достойный наследник рода Принцев. Что у него тоже есть ценности, традиции и идеалы, сопоставимые с ценностями, традициями и идеалами древних благородных семей. Развернув Снейпа лицом к себе, Малфой взял его ладонь и поднял вверх руку так, что рукав мантии задрался. - Я верю, что здесь очень скоро появится знак, окончательно уравнивающий тебя и меня. Знак достойнейшего, знак великого предназначения. Я верю в тебя, Северус. Он коснулся губами белой кожи чуть выше запястья и почувствовал, как по телу Снейпа пробежала легкая дрожь. Никакого вожделения к костлявому нескладному подростку Люциус не испытывал. Ему просто нравилось чувствовать себя старшим товарищем, наставником, покровителем талантливого студента. Нравились восторг и восхищение во взгляде Северуса, когда Малфой спускался к нему, стоящему около гостевого камина, по парадной лестнице. Нравилась искренняя, нескрываемая зависть, с которой Снейп разглядывал шитье на мантиях Люциуса, фамильные перстни, трость с серебряным набалдашником в виде змеиной головы, которую Малфой завел больше для солидности, чем по необходимости. Он чувствовал чужое желание – страстное, опаляющее, но вместе с тем тщательно скрываемое. Так скрывают стыдный порок, невидимое глазу уродство – и в то же время наслаждаются им, упиваясь собственной непохожестью на остальных, безумно боясь, что рано или поздно тайна станет известна, и желая этого вопреки всему. Конечно, фактически, Северус был еще мальчишкой по меркам Люциуса. Ему следовало подрасти, набраться жизненного опыта и благоразумия, стать достойным – не равенства, нет – хотя бы интереса со стороны Малфоя. Может быть, тогда… Иногда Люциус даже представлял себе, как это произойдет. Он, разумеется, будет первым у Северуса. Он сполна насладится всем тем, что получает первый: и юношеской робостью, и внезапным страхом, и неопытной пылкостью. Он заставит Снейпа потерять голову от нескромных ласк, умолять, упрашивать – и, в конце концов, милостиво возьмет то, что будет брошено к его, Люциуса, ногам. Надо просто немного подождать – хотя бы до совершеннолетия Сева.
Slytherin's team: Глава 3 Все случилось совсем не так и раньше, чем Люциус предполагал. На Рождество в Малфой-мэноре, как и всегда, давался большой бал. Северус опоздал – сначала праздник в Хогвартсе, затем часовая дорога в Хогсмит, до камина в “Кабаньей голове”. Он появился в Большой гостиной заполночь – уставший и основательно закоченевший, в промокшей до колен мантии. Люциус, хмельной и веселый, потащил Северуса в верхние комнаты - обсушиться и получить рождественский подарок. Призвав из гардеробной объемный пакет, он кинул его Снейпу. - Примерь-ка. Извини, но в этот раз я не собираюсь дарить тебе очередной набор зельевара. Я решил, что имею право купить то, что хочу я, а не то, что просишь ты. Северус развернул подарок. Толстый теплый свитер – угольно-черный, со стекавшей по левому рукаву вышитой серебристой змеей, с высоким воротом. Незаменимый в вечной сырости и холоде подземелий. Месяц назад Северус на минуту остановился перед магазином мадам Малкин, любуясь дорогой вещью, мечтая почувствовать, как мягкая плотная ткань нежно и ласково облегает плечи, как тускло поблескивает серебро вышивки. Люциус тогда поторопил его – они и так опаздывали на встречу с Лордом – но, видимо, запомнил тоскливый взгляд, брошенный другом на витрину. Снейп поднял голову. Малфой, донельзя довольный собой, улыбался, стоя у стены рядом с гардеробной. Однако вместо благодарности Северус вдруг ощутил жгучую ненависть к этому красавцу, не считавшему галлеонов. Захотелось стереть с чужих губ радостную улыбку, заставить пожалеть о дорогом подарке, уничтожить, вывалять в грязи и дерьме. Сравнять с собой – нищим, ничтожным, уродливым. Усилием воли Северус подавил в себе первый порыв – швырнуть назад теплую пушистую тряпку. За прошедшие годы он не видел от Малфоя ничего, кроме доброжелательности и ласки. Наверное, точно так же Люциус относился к своре борзых, шнырявших по дому. Они тоже были его собственностью – как и Северус – ели с рук, ласкались, когда Малфой сидел в кресле с “Ежедневным пророком”, заглядывали в глаза в ожидании теплой руки, которая небрежно погладит шелковистую шерсть. Снейп не хотел оставаться собственностью. Он мечтал стать хозяином. Он собирался подчинить себе этого человека – самоуверенного, легковесного, беспечного, слабовольного. Падкого на соблазны и красивые слова, не знавшего ни трудностей, ни боли, ни бедности, ни одиночества. Уверенного – и не без оснований – в собственной неотразимости. Не сломать, нет – присвоить. Разница в возрасте не имела никакого значения. Наоборот, шестнадцатилетний Северус чувствовал себя старше – ибо ему уже пришлось испытать намного больше, чем благополучный богатый Люциус испытает за всю свою жизнь. Ненависть полыхнула и исчезла, оставив привычное темное желание, которое уже несколько месяцев мучило Северуса. Он расстегнул мантию, не глядя кинул ее в кресло вместе с подарком и двинулся к переставшему улыбаться Малфою мягким кошачьим шагом. - Я рассчитывал сегодня совсем на другой подарок, Люц, - хрипло сказал Снейп, твердо взяв Малфоя за руки чуть повыше локтей. Они были почти одного роста, так что Северус отчетливо видел изумленный взгляд Люциуса, который от растерянности даже не пытался освободиться из жесткой хватки испачканных чернилами пальцев. Возбуждение клокотало в горле, горчило на языке, горячо билось где-то в затылке и на висках, жгло под сухими веками. Облизнувшись, Северус всем телом прижал Малфоя к стене, давая почувствовать свое желание, и потянулся к округлившимся от удивления губам, не отрывая взгляда от светлых глаз напротив, вдруг ставших черными из-за расширившихся на всю радужку зрачков. Сначала Люциус не понял, что случилось. Черты лица Северуса неожиданно исказила какая-то болезненная гримаса, губы искривились в оскале, обнажая крупные неровные зубы, Снейп, задыхаясь, рванул застежку мантии у горла – и шагнул к Малфою, больно прижимая к косяку двери и пытаясь поцеловать. От Северуса пахло пуншем, мокрым снегом и отчаянием. Осязаемым, густым, словно патока, и горьким, словно хина, отчаянием. На какое-то время Люциус замешкался, не зная как реагировать, и этих секунд Снейпу хватило, чтобы неумело и грубо прижаться к его губам, чувствуя, как лопается от усилия нежная кожа, и на языке появляется слегка солоноватый привкус крови. Боль отрезвила, Люциус протестующе замычал и дернул головой, стукаясь затылком о какую-то завитушку. Высвободиться из захвата не получалось, и тогда он ударил коленом куда-то в ногу Северуса, заставляя того охнуть от боли и отступить на шаг назад. - С ума сошел? – осведомился Малфой, прижимая пальцы к треснувшим губам и разглядывая размазанную по подушечкам кровь. – Или перепутал Малфой-мэнор с борделем? Мальчишка! Щенок! Может, попросишь эльфов перевязать меня ленточкой и упаковать в коробку – как рождественский подарок? Он был взбешен – и не столько неожиданной агрессией, сколько собственной растерянностью перед нею. Северус угрюмо стоял в двух шагах, потирая ладонью ногу, – то место, куда пришелся удар, – и не смотрел на Люциуса. Тощий и нескладный, словно жердь, с унылым носом, с длинными прямыми волосами, закрывающими половину лица. Он и был мальчишкой – потерянным, не знающим, куда ткнуться со своими непонятными противоречивыми желаниями, с бурлящей от естественных подростковых потребностей кровью. Некрасивый, никому не нужный, отвергнутый и любимой девушкой, и Люциусом, равно готовый и кинуться прочь, и снова наброситься на Малфоя с жадными поцелуями. Жаждущий равенства если не в знатности и богатстве, так хотя бы в постели. Гнев улегся очень быстро, стоило Люциусу только вспомнить, что он сам ненавязчиво поощрял Северуса – более интимными, чем дружеские, прикосновениями, выразительными взглядами, неопределенными намеками. Что ж удивляться тому, что выпивший больше положенного подросток потерял над собой контроль? То, что для самого Малфоя было приятной и привычной игрой, Снейп принял за чистую монету. И сейчас – памятуя слова Лорда о большом будущем студента-шестикурсника Северуса Снейпа – следовало исхитриться и не оттолкнуть его от себя. Может быть, свести все к шутке. Или дать понять, что далеко не все потеряно и все еще может случиться. Потом, позже, когда сам Люциус этого захочет. Он не успел. Северус вдруг словно сломался в коленях, опускаясь на мягкий ковер, прополз эти два разделяющих их шага и обнял Люциуса за бедра, вжимаясь лицом ему в живот. Скрюченные сильные пальцы вцепились в брюки, царапая кожу даже сквозь плотную ткань, и Малфой еле-еле услышал задушенный голос: - Не прогоняй меня, пожалуйста, не прогоняй… Они спустились в бальный зал через час: ошалевший, не осознающий, на каком свете находится, Северус и слегка озадаченный произошедшим Люциус. Их отсутствие никем не было замечено – две сотни гостей танцевали, пили, разговаривали, шутили, и в этой праздничной веселой толчее никому не было дела до сына владельца Малфой-мэнора, то и дело облизывающего потрескавшиеся красные губы, и до его спутника – худого, скромно одетого в черное подростка со счастливо сияющими глазами. Малфой никогда больше не видел Северуса таким, как в эту рождественскую неделю, – беспечно-радостным, совершенно беззаботным. Люциус просыпался утром и каждый раз не мог понять – кто же лежит рядом и тепло дышит в левое плечо. Потом поворачивал голову, открывал глаза и вспоминал: Северус. Мать смотрела на них со странным выражением на лице, но молчала. А отцу не было никакого дела до того, как наследник развлекается, - в частном питомнике, принадлежащем Малфоям, одного за другим драконов косила оспа. Так что, проводив гостей после бала, Абраксас отправился в Дербишир спасать поголовье. В Малфой-мэнор он уже не вернулся. Смерть отца выбила Люциуса из привычной колеи. На него неожиданно свалилось все сразу: похороны, вступление в наследство, заботы об имении, семейном бизнесе, резко сдавшая мать, тенью бродившая из комнаты в комнату в опустевшем доме… Каждый новый день приносил все новые проблемы, так что Малфой думать забыл не только о влюбленном Северусе, но даже о Лорде и его соратниках. Первым делом он продал питомник, отдав его за ничтожную сумму какому-то фанатику-драконоводу. Пожалуй, это был единственный случай, когда Люциус не пытался что-то выгадать, а просто избавлялся от ненужного и раздражавшего имущества. Он всегда был равнодушен к драконам, а после глупой смерти отца попросту возненавидел огромных огнедышащих тварей. Полученные деньги – не очень много по меркам Малфоев, всего-то полсотни тысяч галеонов – Люциус не стал никуда вкладывать, а пожертвовал Хогвартсу для помощи неимущим студентам. К своему удивлению, через некоторое время он получил благодарственное письмо лично от директора Хогвартса с предложением стать членом Попечительского совета. Подумав, Люциус согласился. Красивый жест оборачивался неплохими перспективами, упустить такой шанс было бы грешно. За делами и заботами незаметно пролетело полгода, и ближе к концу лета Мадалена Малфой неожиданно заговорила о свадьбе. Люциус не чувствовал себя готовым к такому решительному шагу, но мать таяла на глазах, и он не стал возражать. Энергия, с которой Мадалена взялась за дело, его удивила. Видимо, мать уже давно думала о браке и, вероятно, даже сговаривалась за спиной сына, потому что невеста нашлась подозрительно быстро. Собственно, с семьей Блэков Люциус был хорошо знаком. Беллатрикс Блэк училась на три курса раньше, отступница Андромеда, бросившая семью ради маггла, – была на год старше Малфоя, Нарцисса – на год младше. Ну, а их кузен Сириус числился одним из пресловутых Мародеров, издевавшихся над Северусом. Был еще Регулус Блэк, младший брат Сириуса, слизеринец, фанатично преданный Лорду, но его Малфой знал намного хуже, чем остальных. Нарси всегда нравилась Люциусу. Спокойная, уравновешенная девушка, не имеющая ничего общего со своими старшими сестрами – неистовой Беллой и угрюмоватой Андромедой. Она отличалась тонкой, изысканной, пожалуй, даже немного болезненной красотой, напоминая хрупкую фарфоровую безделушку с каминной полки. О свадьбе договорились очень быстро. Люциус сделал официальное предложение Кигнусу и Друэлле Блэк, получил немедленное согласие, поговорил с будущей женой, удостоился нескольких колкостей от зашедшей к родителям Беллатрикс, которая буквально два месяца назад вышла замуж за одного из Лестранджей. Обручение назначили на конец сентября, венчание – на канун Самайна. Удивляясь собственному равнодушию к круто меняющейся жизни, Люциус отправился в редакцию “Ежедневного пророка” – давать объявление о помолвке. Спокойное согласие Нарциссы на брак предоставляло некоторую пищу к размышлениям. Малфой никак не мог понять – чем оно вызвано. Безразличием к собственной судьбе, врожденной флегматичностью, тщательно скрываемой любовью к нему, Люциусу? Девочек Блэк растили в соответствующих традициях – одно из самых старинных и чопорных семейств Британии не могло пустить воспитание дочерей на самотек. Правда, традиции не помешали Андромеде уйти к магглу. А Беллатрикс запросто возражала как матери, так и отцу, нимало не считаясь с их возрастом и положением. Пожалуй, надежды родителей оправдала только Нарси. Это Люциуса полностью устраивало – тихая бессловесная супруга, умеющая вести хозяйство, привыкшая распоряжаться домовиками, во всем подчиняющаяся мужу. Малфой не собирался отказываться ради молодой жены от развлечений на стороне, от поездок на квиддичные матчи, от политических собраний. Он только-только разобрался с семейным бизнесом, привык к отсутствию отца и своей роли главы рода. Он даже съездил на встречу с Пожирателями, нашел время для долгой неспешной беседы с Лордом… и трижды назначал Северусу свидания в небольшой гостинице в Лютном переулке. Снейп писал ему все это время. Сначала просил о встрече, затем перестал. Но его письма становились все более угрюмыми, так что Люциус как-то выбрался в Лондон, предварительно отправив Северусу сову. Такой секс – на чужих простынях и в неуютной комнате – Малфою не нравился. Но приглашать любовника в Малфой-мэнор он не захотел – сейчас мать восприняла бы это как оскорбление. Люциус понимал, что она обо всем давно уже догадалась, но не считала нужным указывать взрослому сыну на невозможность подобных отношений для влиятельного молодого волшебника. Впрочем, энтузиазм, с которым Северус набросился на него после долгой разлуки, многое искупил, и Люциус согласился на следующую встречу, затем еще на одну. Следовало, конечно, сообщить Снейпу о будущей свадьбе, но Малфой решил оставить неприятное известие на потом. Нельзя сказать, что он так уж дорожил этими отношениями. Интрижки у него случались и раньше – и во множестве. Люциус достаточно легко их завязывал и так же легко расставался со случайными партнерами. Он и с Северусом ограничился бы той неделей под Новый год, но у Снейпа, видимо, были несколько другие намерения. А Люциус никогда не отказывался от того, что само падало в руки. Дав объявление и отправив сову Северусу в Галифакс, Малфой погулял по Косому переулку, заходя в ювелирные лавки по дороге и выбирая подарок для невесты. Среди его пороков никогда не числилась жадность, в этом его никто бы не посмел упрекнуть. Скорее, он был склонен к мотовству и широким жестам, впрочем, никогда не упуская возможности использовать широкие жесты в своих интересах. Придирчиво разглядывая драгоценности, выставленные в витринах, Люциус стремился не только сделать приятное невесте, но и произвести соответствующее впечатление. Не на Нарциссу и ее родителей, разумеется, а на всех тех, кто станет обсуждать подарок на грядущем приеме в особняке Блэков, шушукаясь по углам, потягивая вино и пытаясь оценить стоимость камней и тонкой работы гоблинов-ювелиров. Люциус хорошо знал, что за глаза его нередко называют павлином, намекая и на родовой герб, и на склонность Малфоев к вызывающей роскоши, и на любовь к драгоценностям. Но его мало трогало это мнение. Белые павлины, расхаживающие по паркам Малфой-мэнора, тоже были в определенном смысле вызовом для острословов. Подобрав для Нарциссы скромный на первый взгляд комплект из двух золотых браслетов с крупным розовым жемчугом, оценить который мог только человек, хорошо знающий, сколько может стоить такой подарок, Люциус свернул в Лютный переулок. Как ни странно, он любил эту грязную мрачную улицу – наверное, сказывалось разбойное прошлое предков, которые когда-то были завсегдатаям подобных трущоб. Лавки, где продавались запрещенные зелья и артефакты, бордели, в том числе и многосущные, убогие гостиницы для интимных свиданий, торговцы, предлагающие прямо на улицах все подряд – от наркотиков, в изобилии проникавших из маггловского Лондона в его магическую часть, и до оглушенных зельями маггловских подростков, используемых как для секса, так и для темномагических ритуалов. Люциус прогулялся до конца переулка, зашел в одну из гостиниц, кинул хозяину, стоявшему за грязной, потемневшей от времени дубовой конторкой, галлеон и получил тяжелый медный ключ. Затем сел в одно из кресел, потребовал вина и газет и принялся ждать. С того момента, как он отправил сову в Галифакс, прошло уже три часа. Северус должен был появиться с минуты на минуту. Спустя два с небольшим часа, завязывая перед темным облупленным зеркалом галстук и краем глаза рассматривая отражение Северуса, Малфой сказал, стараясь выглядеть достаточно беззаботным: - У меня в конце октября свадьба. - Знаю, - спокойно ответил Снейп, лежавший на боку и подпиравший кулаком голову. – С Нарциссой Блэк. - Откуда? – от удивления Люциус пропустил полосу ткани не в ту петлю и раздраженно дернул за неправильный узел, пытаясь его развязать. Северус неопределенно повел костлявым плечом. - Мальсибер сказал. Он дружит с младшим Блэком. Узел, наконец, распутался, и Малфой снова принялся его завязывать. С одной стороны, это было не очень приятно – оказывается, молодая поросль Пожирателей (себя Люциус уверенно относил к ветеранам) в курсе его семейных дел. С другой… - Ну раз ты уже все знаешь, то очень хорошо, - Малфой улыбнулся отражению любовника. – Я рад, что ты спокойно к этому относишься. Северус кивнул, но на улыбку не ответил, и Люциус почувствовал себя немного неуютно. Слава Мерлину, все обошлось без сцен и упреков, но появилась смутная потребность объясниться. Это было совершенно новое для него чувство – чувство неясной вины за что-то, и Люциус поспешил добавить: - Я жениться не тороплюсь, сам понимаешь. Но мать вбила себе в голову, что мне пора обзавестись семьей, так что… - Понимаю, - Северус опять кивнул, по-прежнему не переставая разглядывать Малфоя. – Надеюсь, на свадьбу пригласишь? - Разумеется! Пришлю сову с официальным приглашением от меня и Нарси, даже не сомневайся. Когда Люциус вышел из комнаты, Снейп все так же лежал на боку, провожая его взглядом. Выражение невозмутимого угрюмоватого лица изменилось только после того, как за Малфоем захлопнулась дверь. Удар кулаком приняла на себя подушка, от которой все еще слабо пахло дорогими мужскими духами. Застиранная ткань треснула, из прорехи вырвался ворох желтоватых перьев, которые разлетелись в стороны. Часть из них прилипла к влажной коже груди и плеч Северуса, часть запуталась в волосах. Снейп принялся ожесточенно выдирать перья из свисавших на лицо прядей, но вдруг замер, затем медленно сел и закрыл лицо ладонями. Он пришел на свадьбу, отпросившись у директора. Пришел, подталкиваемый каким-то мазохистским желанием до конца прочувствовать потерю, извращенно насладиться болью, засевшей в груди три месяца назад, когда Эри сообщил о том, что Люциус, похоже, собирается жениться на Нарциссе Блэк. Северус поверил в сплетню сразу же. Нарцисса удивительно подходила Малфою – во всем. Очень красивая, стройная, сдержанная, прекрасно воспитанная. Казалось странным, что она не вышла замуж сразу после окончания Хогвартса. На факультете у нее было немало поклонников, но она со всеми держалась одинаково ровно и прохладно. Северус знал, что традиции негласно запрещают выдавать младшую дочь замуж раньше старших сестер. А Беллатрикс, с которой он несколько раз сталкивался на неофициальных попойках молодых Пожирателей Смерти, была та еще штучка. Честно говоря, Северус слегка ее опасался. Большинство сторонников Лорда преклонялись перед его умом, восхищались его идеями, разделяли его мысли. Но никто из них – даже увлекающийся сумасбродный Регулус Блэк – не доходил в своих восторгах до полного самоотречения. Белла была готова на все – убить ради Лорда и умереть ради Лорда. Любой маг, вызвавший неудовольствие Владыки, немедленно становился ее личным врагом. Впрочем, как и маг, удостоившийся излишнего, на ее взгляд, внимания. Ее вспыльчивый и неуравновешенный характер отталкивал всех – Белла была слишком жестока, слишком своенравна, слишком резка в оценках и суждениях. Укрощать ее темперамент удавалось только Лорду, да и то не всегда. Неудивительно, что старшая из сестер Блэк засиделась в девичестве до двадцати пяти лет. Только после побега Андромеды с каким-то магглом, Беллатрикс решила устроить личную жизнь. Северус подозревал, что немалую роль в ее замужестве с Рудольфом Лестранджем сыграла настоятельная просьба Лорда. Так или иначе, но Нарцисса ничего не потеряла, смиренно дожидаясь брака старшей сестры. Люциус Малфой считался далеко не самой плохой партией в Британии, особенно для девушки, чей сундук для приданого был на две трети пуст. Разглядев Северуса в толпе, Малфой выбрал минуту и подошел к нему, держа в руках два бокала с шампанским и улыбаясь. Хмурое выражение на лице бывшего любовника его не удивило – оно было привычным и естественным. - Рад, что ты пришел, дорогой мой, - Люциус протянул один из бокалов. – Как дела? - Как обычно, - нехотя ответил Северус, отпил вина и поставил бокал на поднос пробегавшего мимо эльфа. – Готовлюсь к экзаменам. Немного помолчав, он добавил: - Лорд сказал – через две недели. Придешь? - Не могу, Сев, - Малфой развел руками. – Мы с Нарциссой уезжаем почти до Рождества в Европу. - Свадебное путешествие? – Снейп кривовато усмехнулся. – Медовый месяц? - Почти, - легко согласился Люциус. – И еще кое-какие дела. Бизнес, сам понимаешь… Распространяться о данном Лордом поручении – прощупать настроения на континенте - он не собирался. Как и о том, что хотел найти для себя и своей семьи местечко, где в случае каких-то осложнений в Британии можно будет отсидеться. Занятый делами и подготовкой к свадьбе, Люциус на какое-то время отошел от организации Лорда, а когда вновь стал активно принимать участие во встречах Пожирателей Смерти – официальных собраниях и неофициальных пирушках – был неприятно удивлен. Если год назад речь шла исключительно о политических методах захвата власти, то сейчас его соратники все чаще говорили о войне. А кое-кто откровенно хвастался тем, что уже начал “заниматься” магглами и магглолюбцами. Люциус никогда не любил насилие. Вернее, он признавал насилие государственное – законы, указы, постановления. Но в успехе горстки заговорщиков – даже под предводительством Лорда, которому Малфой по-прежнему верил, - он сомневался и сомневался обоснованно. Люциус прекрасно учился в Хогвартсе и, в отличие от сокурсников, никогда не спал на уроках по истории магии. А поэтому хорошо знал, чем заканчиваются заговоры против легитимной власти. Ему вдруг захотелось предупредить Северуса, посоветовать ему повременить со вступлением в ряды Пожирателей Смерти, подумать… Но глядя на упрямо поджатые губы Снейпа, на выражение мрачной решимости на хмуром некрасивом лице, Малфой понял, что его слова пропадут втуне. Северус не передумает и не повременит. Он слишком честолюбив, а в силу юношеского максимализма еще и недальновиден. Добрый совет от Люциуса он, скорее всего, сочтет подозрением в трусости. Или в незрелости. И Малфой промолчал. Похлопал Северуса по плечу, улыбнулся, пожелал хорошо повеселиться и вернулся к Нарциссе, почтительно беседующей с Мадаленой. Вернулся с ощущением совершенной ошибки, смысла и значения которой он не мог понять. Глава 4 Люциус хорошо запомнил тот день, когда война впервые напрямую коснулась его семьи. Стоял март – еще по-зимнему холодный, но уже по-весеннему слякотный. Частнопрактикующий целитель – благообразный седой маг с остренькой бородкой клинышком и печальными глазами – только что покинул Малфой-мэнор. Перед этим он минут пятнадцать разводил руками, старался не смотреть в лицо Люциусу и только вздыхал. Мадалена Малфой умирала. Она уже месяц не вставала с постели, теряя силы – и физические, и магические. Никаких болезней или проклятий, могущих стать причиной этого, колдомедики найти не могли. Пятидесятилетняя женщина угасала, превратившись в тень той статной надменной красавицы, которую помнил Люциус. Потеряв мужа, которого – сейчас Малфой это хорошо понимал – Мадалена безумно любила, несмотря на все его сумасбродства с драконами, миссис Малфой потеряла и смысл жизни. Может быть, беременность невестки и стала бы зацепкой, которая удержала Мадалену на краю, но Нарцисса месяц за месяцем отрицательно качала головой в ответ на безмолвный вопрос мужа. А времени уже не оставалось. Люциус заперся в кабинете, налил полный бокал огневиски и выпил, не чувствуя вкуса. Подождал немного, но блаженное опьянение не наступало, и Малфой налил себе еще. В этот момент перед ним возник один из домовых эльфов. Возник – и тут же упал на колени, прижимая огромные полупрозрачные уши к бледным щекам. - Что тебе надо? – рявкнул Люциус, готовый сейчас убить не одного, а десяток домовиков, лишь бы его оставили в покое и дали напиться. - Сэр, к вам пришли, - домовик ткнулся лбом в ножку стола. – Там вас требуют, сэр. Проклиная визитеров, так некстати явившихся в Малфой-мэнор, Люциус встал и молча направился в гостиную, не забыв по дороге пнуть в бок проклятого эльфа. Он не был настроен принимать гостей и даже приготовил небольшой спич на эту тему за те несколько минут, что занял путь от кабинета до гостиной. Но слова замерли на языке, вдруг ставшем шершавым и неповоротливым, когда Малфой увидел в гостиной возбужденно бегающую перед камином Беллу Лестрандж, бледного как мел Энгуса Эйвери и лежащего ничком на ковре Фенрира Грейбека. - Люциус! – Беллатрикс бросилась к нему. – Ты должен спрятать Фенрира! Он ранен. Малфой и сам уже видел бурую кровь, впитавшуюся в ковер, отпечатавшийся на мраморе камина след пятерни – тоже бурый, смазанный, - и помертвевшее лицо оборотня, который тяжело дышал, время от времени начиная хрипеть. Убежище нашлось достаточно быстро. Тайная комната в портретной галерее, одна из многих в Малфой-мэноре, о которых знали только хозяева, и которые открывались только родовыми заклятиями. Они втроем перетащили туда Грейбека, сам оборотень идти не мог. - Целителя? – растерянно спросил Люциус, ни к кому персонально не обращаясь. – Ему ведь нужен целитель? - Сам восстановится, - отрезала Белла, вытирая перепачканные руки о платье. – Просто много крови потерял. Ты вот что… Если вдруг к тебе придут – ты никого не видел и ничего не знаешь. Эльфы уже затирали кровавый след, протянувшийся из камина в галерею. Беллатрикс набрала в ладонь дымолетный порошок из чаши на полке и развернулась к Малфою. - Да не трясись, - пренебрежительно сказала она. – Кто тебя тронет? Кому ты сейчас нужен? Откровенная насмешка в голосе свояченицы больно уколола, и Люциус нахмурился. - Вам оказался нужен, - резко ответил он, и Белла смешалась. – На твоем месте я бы не забывал, кто оплачивает большинство расходов организации. Кто нанимает адвокатов, закупает зелья и подписывает чеки. Энгус, все это время понуро молчавший, коснулся рукава Малфоя, обращая его внимание на себя. - Мы все знаем, как много ты делаешь для нас, Люциус, - мягко сказал он. – Знаем и ценим, Беллатрикс неправа. Белла посмотрела на них довольно зло, но на этот раз промолчала. Спорить было глупо – Лорд не раз и не два говорил о том, что Малфой незаменим со своим золотом и своими связями. И что его знание существующих политических раскладов и умение интриговать позволяет Пожирателям Смерти успешно и почти безошибочно вбивать клинья между Министерством и теми магами, кто недоволен пассивной позицией власти в начавшейся войне. Именно Люциус сообщил Лорду об организации под названием “Орден Феникса”, появившейся совсем недавно и поставившей своей целью противостояние Пожирателям Смерти. Он даже принес список ее членов – не полный, разумеется – но, зная хотя бы треть состава, можно было выяснить все остальное. В сегодняшней вылазке Пожиратели как раз и пытались узнать больше. К сожалению, Дирборна не удалось захватить живым, а перед смертью он еще умудрился тяжело ранить Грейбека. Разъяренная Беллатрикс сожгла мага заживо, как Эйвери ни пытался ее удержать. Впрочем, миссис Лестрандж никто не мог остановить – разумеется, кроме Лорда. Авроры нагрянули в Малфой-мэнор через три часа после ухода Беллы и Энгуса. Похоже, они ничего не знали и действовали наобум, обыскивая дома всех тех, кого подозревали в соучастии. Угрюмо разглядывая стражей порядка, рассыпавшихся по дому, Люциус впервые задумался о том, как обезопасить себя на случай поражения организации, если не удастся вовремя сбежать в Европу. Побег был самой крайней мерой – фактически, это означало бы признание вины, а Малфой не хотел становиться вынужденным эмигрантом. Пока авроры обшаривали имение, он напряженно пытался изыскать пути отхода. Шантаж? Принуждение? Нет, ерунда – он многих сам привел к Лорду, чуть ли не за руку, в случае арестов и допросов любой из Пожирателей Смерти в первую очередь расскажет именно об этом. О роли Люциуса Малфоя в рекрутировании армии Лорда. Империус. Да, пожалуй, это самое подходящее оправдание – он действовал под заклятием, его воля была полностью порабощена волей Лорда. Никакой личной инициативы с его, Люциуса, стороны. Пусть попробуют доказать обратное. Империус и, возможно, Обливиэйт - частичный, уничтоживший из памяти Малфоя некоторые щекотливые моменты. Эту легенду надо будет хорошенько продумать, отшлифовать все детали – как, когда, где. А еще следует найти свидетелей – таких же жертв Лорда, готовых подтвердить легенду. Кого-то очень надежного – например, Гастона Гойла. Гас, конечно, не очень сообразительный, да и память у него дырявая, но тем лучше. Это тоже можно будет объяснить заклятием забвения. Люциус даже улыбнулся, глядя на авроров, собиравшихся в гостиной после безуспешного обыска. Интересно, на что рассчитывали эти плебеи? Что им удастся за час-полтора раскрыть все тайны Малфой-мэнора, который стоит на этом месте уже шесть сотен лет? Что старый замок распахнет перед ними двери всех тайных комнат, всех схронов, всех убежищ, веками использовавшихся для того, чтобы скрыть от слишком любопытных визитеров то, что никому не следует видеть? Глядя с галереи второго этажа на возбужденно гомонящую кучку авроров, Малфой вдруг увидел среди них смутно знакомое лицо. Точнее, не лицо – макушку. Странные, рыже-пегие волосы, намечающуюся проплешину… Люциус знал этого человека, неоднократно встречал в коридорах Министерства, даже учился с ним какое-то время, правда, недолго. “Артур Уизли, - вспомнилось имя. – Рыжий Арчи, кажется, его именно так называли в Хогвартсе. Чистокровный магглолюбец с каким-то совершенно дурацким хобби. А что он тут делает, он же не аврор”. Понимание было неожиданно ясным и четким. Артур Уизли – чистокровный маг, более того, маг из достаточно хорошего рода. Предатель крови, как называет таких Лорд. Он явился сюда не для того, чтобы обыскивать, – он явился в Малфой-мэнор свидетельствовать и подтверждать, если аврорам удастся что-либо найти. Явился понятым с целым отрядом грязнокровок и полукровок, обозленных неудачами предыдущих обысков. Явился топить в грязи такого же чистокровного мага, как он сам! Малфой прищурился. Это имя – Артур Уизли – следовало запомнить. Когда – если! – Лорд победит, предатели крови станут первыми, кого суд Пожирателей Смерти отправит на вечное место жительства в Азкабан. Он, Люциус Малфой, предоставит Лорду свой список. И открывать этот список будет рыжий Арчи, незаметный клерк Министерства. Глава 5 Выдержать положенное время траура по матери – полгода – Люциусу не удалось. Жизнь и продолжающаяся война вносили свои коррективы даже в траурные церемонии. На Бельтайн в Малфой-мэноре состоялся бал, на который оказались приглашенными многие видные сотрудники Министерства, члены Визенгамота, корреспонденты “Ежедневного пророка”, магическая аристократия… Люциус продолжал поддерживать и укреплять нужные и важные связи. Он надеялся получить двойную выгоду: в случае победы Лорд Волдеморт оценит его усилия в привлечении пусть и пассивных, но сторонников. В случае поражения все эти люди, пытаясь обелить себя, постараются отмыть и имя Малфоев. Люциус очень на это рассчитывал. Он продолжал перечислять деньги на благотворительный счет Хогвартса, щедро жертвовал во всевозможные фонды Министерства, созданные для помощи пострадавшим от войны, ежемесячно отсылал чеки в больницу имени Святого Мунго – то есть всеми силами укреплял имидж добропорядочного волшебника, не замешанного в каких-либо преступлениях или столкновениях. Но каждую пятницу, надев белую маску и замотавшись в черный плащ, Малфой отправлялся на собрания Пожирателей Смерти – то на заброшенное кладбище, то в какой-нибудь полуразвалившийся дом на окраине Лондона, то в чье-нибудь имение. Убивать магглов и магглолюбцев его не посылали – Лорд не хотел рисковать своим финансистом, без лишних слов выкладывающим на его ладонь очередной мешочек с галлеонами. Но аппетиты Владыки росли, он требовал все больше – на подкупы министерских чинов, на содержание семей боевиков, на себя и свои странные путешествия по Британии. И, в конце концов, Люциус начал с неохотой и тревогой ждать еженедельных собраний. Лорд Волдеморт был великим магом, вероятно, даже величайшим магом столетия, но он был нищ. У Владыки не имелось ни кната за душой, не говоря уже о личной ячейке в банке Гринготтс. Все его прихоти и желания оплачивал Малфой, иногда – Гойл и Крэбб, совсем редко – Регулус Блэк, которого в последнее время Люциус вообще не видел. Чем больше требовал Лорд, тем сильнее становилось разочарование. Люциус рассчитывал – раз уж Владыка отказался от политической борьбы в пользу военных действий – что эта война станет быстрой и победоносной. Запугать магов, захватить Министерство, узурпировать власть – а сопротивление подавить с помощью боевиков. Такой план действий меньше нравился Малфою, но был вполне осуществим. А после захвата власти в Британии на сторонников Лорда пролился бы золотой дождь, компенсирующий Люциусу все затраты. Но бросать к своим ногам Министерство и Визенгамот Лорд не торопился. Боевики нападали на дома грязнокровок и полукровок, оставляя после себя руины с мрачно горящим над ними Знаком Мрака, устраивали вылазки в маггловский мир, неизменно сопровождавшиеся кровью, то там, то сям сталкивались с аврорами и членами Ордена Феникса. И с каждой стычкой, с каждым трупом под развалинами, с каждым убитым аврором или фениксовцем золотой дождь все более и более превращался в мираж. Время шло. Миновало лето, отплакала свое осень, отремели в особняках рождественские балы, несмотря на разгорающуюся войну все такие же шумные и веселые. Малфоя праздники не радовали. Он все больше и больше запутывался в ситуации, из которой не видел безопасного выхода. Его в равной степени пугали и кровожадность Лорда, которого никто уже не рисковал называть просто мистером Реддлом, и ожесточенное сопротивление Ордена Феникса, которым, по слухам, руководил сам Альбус Дамблдор. Малфой сейчас полжизни бы отдал за возможность открутить время на несколько лет назад, отказаться от темной Метки и уехать в Европу, чтобы отсидеться там, пока в Британии льется кровь. На очередное собрание Пожирателей Смерти Люциус не пошел, допоздна задержавшись в Попечительском совете Хогвартса, где решался вопрос о финансировании строительства нового квиддичного стадиона. Часть попечителей настаивала на ремонте старого, большинство склонялось к тому, что нужен новый, современный, отвечающий всем требованиям безопасности в связи с возросшей скоростью метел. Осенью для школьных команд были закуплены новые модели “Чистометов”, и так обошедшиеся в кругленькую сумму. Малфой любил квиддич, но считал, что новый стадион для Хогвартса – излишняя роскошь. В конце концов, школьная команда – это не команда высшей квиддичной Лиги, скорости другие, мастерство тоже. А выполнять опасные финты студентам не позволит преподаватель по квиддичу. Но в споре, как водится, победили любители быть щедрыми за чужой счет, и Люциус, скрипя зубами от злости, выписал очередной чек. Для встречи с Лордом после этого у него не осталось никаких душевных сил. Впрочем, его и не вызвали, чему Малфой был только рад. Он как раз успел устроиться в кресле у камина с “Ежедневным пророком” и бокалом глинтвейна, когда пламя позеленело, зашипело, и из каменного закопченного чрева на ковер буквально выпрыгнул Северус. Обычно невозмутимый, с непроницаемым мрачным выражением на лице, на этот раз он казался неестественно возбужденным. Глаза бегали, на желтоватых щеках алел неровный лихорадочный румянец, руки ходили ходуном. Малфой никогда не видел Северуса в таком состоянии, поэтому в первый момент перепугался. Снейп явился с собрания Пожирателей Смерти, что там могло произойти? Кто-то попался? Место встречи накрыли авроры? Лорд решил захватить завтра Министерство? Люциус усадил бывшего любовника в кресло, сунул ему в трясущиеся пальцы бокал с глинтвейном, заставил выпить.
Slytherin's team: Глава 6 Драко появился на свет пятого июня. То ли Люциус ошибся с дозой зелья, то ли Нарцисса переволновалась… Зелье надо было принимать три недели – по пять капель ежедневно, и они рассчитывали, что роды состоятся в конце месяца. Но схватки начались через два часа после того, как Нарси выпила первую порцию. Полгода они скрывали, что ждут ребенка. В тайну были “посвящены” только самые близкие друзья и родные. Нежелание делиться с окружающими Люциус объяснял боязнью порчи. Он – преуспевающий бизнесмен, широко известная в магической Британии личность, у таких всегда имеются завистники и тайные недоброжелатели. Друзья понимающе кивали, только Белла щурилась и внимательно оглядывала округлившуюся фигуру сестры. К сожалению, не посвятить свояченицу в “секрет” Малфой не мог – это было бы слишком подозрительно. К счастью, свои сомнения миссис Лестрандж оставила при себе. Она по-своему любила Нарси и не желала ей зла. Роды принимал добродушный маленький целитель, которого Люциус нашел в Манчестере. Он без умолку тараторил, но действовал ловко и быстро. Впрочем, Малфой не мог оценить его профессионализма. Обтирая лоб Нарциссы влажным полотенцем, придерживая ее за плечи во время схваток, отсчитывая трясущимися руками капли зелья, он думал только о том, в какой момент удобнее будет наложить на целителя заклятие забвения, и стоит ли это делать. Может быть, лучше, все-таки, убить? - Мальчик! – радостно сказал мистер Ланкастер и добавил с ноткой озабоченности. – Слабенький, сильно недоношенный. Потребуется особый уход. Вы сказали – восемь месяцев? Мне кажется, вы ошиблись – ребенок семимесячный. Принимая на руки крохотный, почти невесомый сверток, Люциус почувствовал, как глазам стало неожиданно горячо. - Покажи, - прошептала измученная Нарцисса, и он наклонился к жене, протягивая ей сына. Сморщенное безбровое личико синюшно-красного цвета, приоткрытый в почти неслышном хныканье маленький рот, тонкие пальчики с еле заметными зародышами ногтей, вцепившиеся в кружевную простынку… Наверное, стороннему наблюдателю ребенок показался бы уродливым, но для Люциуса он был самым красивым, самым лучшим из всех детей в мире, и Нарцисса, разрыдавшаяся от счастья, абсолютно разделяла его мнение. Целитель, сидя у стола, писал на длинном пергаменте рекомендации. Он собирался задержаться в Малфой-мэноре на несколько часов – понаблюдать за ребенком и роженицей. Колыбель уже была подготовлена – мистер Ланкастер наложил на нее несколько специфических колдомедицинских заклятий: согревающие, сигнальные, очищающие. - Кормить по первому плачу, - бормотал он, внимательно наблюдая за летающим по пергаменту пером. – Кожу обрабатывать смягчающими зельями, рецепт я сейчас выпишу. Пупок тоже обрабатывать – во избежание воспаления. Следить за стулом и за температурой тела. Две недели не купать, никаких очищающих заклятий не применять, только протирать теплыми влажными салфетками. Когда пупочная ранка заживет, выкладывать перед кормлением на животик – на минутку-другую… Он еще что-то говорил, но Люциус его больше не слушал. Стоя на коленях перед кроватью, он смотрел, как его новорожденный сын пытается есть. Целитель показал Нарциссе, как полагается давать ребенку грудь, и она раз за разом всовывала крупный темный сосок в маленький ротик. Но малыш, сделав два-три глотка, выпускал его и принимался тихо хныкать. - Ничего-ничего, - мистер Ланкастер встал из-за стола и подошел к постели. – Главное, что пытается сосать. Значит, рефлекс есть, все в порядке. Мальчик просто устал. Поспит немного, и вы опять его покормите, миссис Малфой. А плакать не надо, не надо плакать. Ребенок вполне здоровенький, все будет хорошо, дорастет-догонит. О заклятии забвения Люциус вспомнил в тот момент, когда целитель уже шагнул одной ногой в камин. Он поднял палочку, но мистер Ланкастер неожиданно обернулся. Глядя в изумленные глаза колдомедика, Малфой на мгновение смешался, и – потом он сам не мог понять, как это произошло, – с его губ слетели совсем иные слова, не те, что должны были быть сказаны: - Авада Кедавра! Опустив палочку, Люциус с недоумением посмотрел на упавшее тело. Целитель лежал ногами в камине, головой на ковре, раскидав руки и опрокинув легкую каминную решетку. Он был мертв, совершенно мертв. Тело еще хранило тепло, губы были приоткрыты, на лице застыло изумленное выражение, а на ладони серел дымолетный порошок, который мистер Ланкастер так и не успел бросить под ноги. “Он мертв, и это я его убил”, - отстраненно подумал Люциус и удивился тому, что не испытывает никаких эмоций – ни страха, ни сожаления. Видимо, желание избавиться от ненужного свидетеля все же было сильнее всего остального, раз Малфою так легко удалось произнести два запретных слова. Люциусу казалось, что он слышит далекий и чистый звон – так осыпается случайно разбитое зеркало, стекая по стене ручьем сверкающих осколков. Почему-то вдруг стало тоскливо, и все вокруг на мгновение почернело, словно мироздание моргнуло и вновь открыло глаза. Малфой неожиданно вспомнил слова Горация Слагхорна: “Убийство раскалывает душу, дети мои. Отнимая чужую жизнь, мы навсегда изменяем свою собственную, лишая ее света и радости”. Декан Слизерина был мудрым человеком. Люциус окончательно понял это в тот момент, когда последний осколок прозвенел где-то далеко, и все стихло. - Люци! Малфой поднял голову и увидел Нарциссу. Она стояла на галерее второго этажа, у самой лестницы, придерживая полы пеньюара, - наверное, услышала грохот упавшей каминной решетки и поднялась с постели посмотреть. И теперь надо было объясняться, как-то оправдывать это глупое никчемное убийство целителя, что-то делать… - Так вышло, - слова давались Люциусу с трудом. – Наверное, это даже к лучшему. Нарцисса качнулась, оперлась о балюстраду и сделала шаг вниз по лестнице. Ей еще было трудно ходить, но сил броситься к жене, поддержать ее на скользком мраморе ступеней у Малфоя не было. Подойдя к мужу, Нарцисса посмотрела в его опустошенное лицо, затем опустила взгляд на тело. Она выглядела очень бледной, но Люциус не мог бы сейчас сказать, была эта бледность последствием недавних родов или она вызвана ужасом от свершившегося убийства. - Надо уничтожить труп, - внезапно сказала Нарцисса. – Или спрятать его. Ты ведь помнишь – никто ничего не должен знать. - Да, - ответил Люциус и попытался стряхнуть с себя безразличное оцепенение. – Да, надо уничтожить все следы. Он совершенно не ожидал, что Нарцисса вдруг приподнимется на цыпочки и поцелует его в щеку. - Я знаю, что ты сделал это ради нас, - мягко сказала она. – Я не осуждаю тебя. Труп целителя эльфы зарыли в глубине парка, там, где ухоженные подстриженные деревья постепенно переходили в первозданную дикую рощицу. В лояльности домовиков Люциус не сомневался – эти жалкие рабы подчинялись только ему, их в любой момент можно было ликвидировать. Он не хотел никого убивать, Мерлин свидетель – не хотел! Так далеко в своем стремлении спасти Драко от Лорда они с Нарциссой не заходили. Это была крайняя – самая крайняя мера. Ввести в заблуждение, сбить с толку, обмануть, запутать - но не убивать. Однако смерть мистера Ланкастера открыла новую проблему. Люциус пригласил к себе целителя, явившись к нему в дом. Если колдомедик не вернется, его близкие обратятся в аврорат, сообщат, куда он отправился перед исчезновением, и тогда дознания будет не избежать. Садиться в Азкабан Малфой не собирался. Он хорошо помнил дом Ланкастеров – небольшой двухэтажный коттедж на окраине Манчестера. Кажется, целитель жил с престарелым отцом и сестрой – чопорной старой девой. Света в коттедже не было – вероятно, мистер Ланкастер нередко задерживался у своих пациентов. Маску Люциус натянул у самой двери, осторожно открыл дверь Аллохоморой и вошел в темную прихожую. Никаких сторожевых заклятий, да и какие могут быть заклятия у целителя, к которому приходят в любое время суток. Пользуясь слабеньким Люмосом, Малфой поднялся на второй этаж, стараясь ничего не задеть по дороге. В первой спальне никого не оказалось, видимо, здесь жил сам целитель. Во второй на постели беспокойно ворочался старик – ему хватило одного Ступефая. От удара всем телом о стену старик дернулся и затих. Проверять, умер он или нет, Малфой не стал. Женщина успела выйти в коридор – наверное, услышала шум. Она была без палочки, второй Ступефай сбил ее с ног и заставил скатиться по лестнице. Когда Малфой спустился вниз, она была еще жива, скребла руками и ногами по полу, пытаясь встать, и глухо стонала. Люциус, поражаясь собственному хладнокровию, добил ее Непростительным и снова вышел на крыльцо. Все это время он слышал тот самый непрекращающийся звон, но старался не обращать на него внимания. Терять было уже нечего; от Инсендио коттедж занялся сильным и ровным пламенем, оно поднялось стеной, сразу поглотив маленький аккуратный домик. Подняв палочку, Люциус произнес последнее заклятие: - Морсмордре! В ночном небе вспыхнул гигантский череп с выползающей из открытого рта змеей. В соседних домах уже хлопали окна, кто-то пронзительно закричал, и Люциус аппарировал прочь, не дожидаясь, пока его заметят. Вернувшись, Малфой долго стоял перед большим зеркалом в холле, всматриваясь в свое отражение. Зеркало молчало. Человек за стеклом на первый взгляд ничем не отличался от прежнего Люциуса Малфоя. Он был модно и со вкусом одет, тщательно выбрит и идеально причесан. Ни одна прядь не выбилась из туго затянутых в хвост волос, ни единой морщинки не было видно на тонких перчатках, обтягивающих ладони, словно вторая кожа. И все же этот человек был другим. Часть его души упокоилась под черной жирной землей в глубине имения. Еще одна часть тлела вместе с горящими углями на окраине Манчестера. Но самая важная, самая ценная – лежала сейчас в теплой колыбели на втором этаже замка. Может быть, спала. Может быть, тихо плакала. Может быть, сосала материнское молоко. И вот ради этой части своей души Люциус был готов на все. На предательство, на убийство и на смерть. Он стянул перчатки, провел ладонью по лицу, словно пытаясь стереть с него усталость прошедших суток, расстегнул застежку мантии. Подбежавший эльф принял трость, и Малфой медленно двинулся вверх по лестнице. Глава 7 Оставшись после ухода мужа одна, Нарцисса какое-то время сидела в кресле, глядя на кружевной полог колыбели, где спал их новорожденный сын. Хотелось плакать - как в детстве – взахлеб, горько и отчаянно. Но слез не было. Была только усталость, всепобеждающая усталость женщины после нелегких родов, когда хочется одного - лечь, закрыть глаза и провалиться в темное “ничто” без сновидений и мыслей. Дать измученному болью и напряжением телу отдых – необходимый, целительный, восстанавливающий потраченные силы. Драко закряхтел в колыбели, и Нарцисса, превозмогая себя, поднялась, сделала несколько шагов и наклонилась к ребенку. Она вышла замуж без любви. Мать была счастлива тем, что руки младшей дочери попросил Люциус Малфой, а Нарцисса согласилась, не задумываясь. Ей было все равно – лишь бы вырваться из мрачного дома в Лондоне, где в темных комнатах бродили и стонали по ночам семейные привидения, в старинных высоких вазах стояли засушенные цветы, а портреты предков на стенах либо дремали, либо изрекали скучные прописные истины. Нарцисса ненавидела этот дом – старый, нищий, недобрый – обитатели которого кичились чистотой своей крови и маскировали грязные пятна на стенах дешевыми пейзажами, купленными в лавках Косого переулка. Она очень хорошо понимала Андромеду, наплевавшую на традиции и все правила приличия и ушедшую к магглу. Старшая сестра тоже считала семейный особняк Блэков могилой для живых. Таким же мрачным и угрюмым был дом тети Вальбурги: внешне другой, а по сути – близнец родного дома Нарциссы. Так что сначала юная миссис Малфой влюбилась в свой новый дом – светлый, просторный, высокий. В огромный парк, незаметно переходящий в лес, зеленые лужайки, обилие цветов: здесь можно было дышать полной грудью, здесь над головой было настоящее - не городское – небо, здесь под сенью высоких вековых деревьев журчали и звенели родники, растекаясь в разные стороны по ухоженным канавкам. По дорожкам бродили смешные надутые павлины – белые, какие-то кружевные, почти ненастоящие. С деревьев спускались и попрошайничали белки, а садовые гномы, наряду с бурундуками, были не докукой, портящей внешний вид лужаек крохотными норками, а добавлением к сказке, в которой очутилась Нарси. А потом пришла любовь к мужу. Люциуса Нарцисса знала давно и никогда не понимала, что девочки из Хогвартса в нем находят. Ее забавляли любовные открытки, которые подружки отправляли Люциусу в Валентинов день, смешили наивные стихи, которые они писали в своих девичьих дневниках и читали друг другу в темноте спальни прерывающимися от чувства голосами. Малфой казался ей равнодушным и в глубине души совершенно холодным человеком. Он улыбался, был вежлив и приветлив со всеми без исключения, но за улыбкой, за вежливостью и приветливостью не стояло ничего. Люциус Малфой любил только себя – по крайней мере, так считала Нарцисса. Она не изменила своего мнения, став его женой. Их брак не был любовным союзом – Люциус пошел на поводу у желаний матери, а сама Нарцисса просто хотела сбежать из дома. Ей безусловно нравился Малфой-мэнор, нравилась возможность ни в чем себе не отказывать – ни в изысканной еде, ни в роскошных нарядах, ни в дорогих украшениях. Она с уважением относилась к Мадалене Малфой и терпела отвратительного Снейпа, которого Люциус почему-то привечал в доме. Нарциссу так воспитывали – а ее собственной силы воли никогда не хватало на то, чтобы противиться воспитанию. Андромеда могла бросить родителей ради высокой любви, Беллатрикс могла прилюдно ругаться с мужем, не стесняясь грубых выражений. Нарцисса все свои эмоции и желания держала глубоко в себе, не позволяя им вырываться наружу. Человека в Люциусе – живого, настоящего, чувствующего – Нарси увидела на похоронах Мадалены. Миссис Малфой хоронили на семейном кладбище, рядом с мужем. Люциус никого не пригласил – у его матери не осталось живых родственников, а чужих людей в этот скорбный день он видеть не желал. И они стояли у гроба вдвоем – Нарцисса, искренне горюющая о безвременно скончавшейся свекрови, и Люциус. Невдалеке жались друг к дружке эльфы. Здесь, у отверстой могилы, у черной ямы среди покрытого последним снегом кладбища, Нарси впервые поняла, что ее муж способен плакать. Он не стеснялся своих слез – или просто не замечал их, глядя, как эльфы опускают гроб в промерзшую землю. Когда мокрый холмик укрыли цветы – хрупкие, беззащитные перед последними морозами и мартовским снегом – Люциус развернулся и двинулся к дому по узкой дорожке из каменных плит, покрытых грязью и подмерзшими лужицами. Он шел очень ровно, держась прямо и горделиво, как и всегда, но Нарцисса вдруг представила себе его лицо – и что-то дрогнуло у нее в груди. Что-то очень робкое, первое… непонятное. Нарцисса не могла бы сказать точно – вчера я не любила Люциуса, а сегодня уже люблю. Чувство рождалось незаметно, исподволь. Нарси вдруг стала замечать то, на что никогда не обращала раньше внимания. Как муж улыбается по утрам – нежно, расслабленно. Как он хмурится, если устал или чем-то раздражен – еле заметно сводя брови к переносице. Как при внешней бесстрастности темнеют или светлеют его глаза от удовольствия или от гнева. Нарцисса открыла для себя милые домашние привычки Люциуса. Что он не любит бриться заклинанием и тратит с утра полчаса на приведение лица в порядок с помощью опасной прадедовской бритвы. Что при всей любви к дорогой изысканной еде муж, не задумываясь, променяет любой деликатес на домашнее печенье, которое готовит его старая нянька-эльфийка. Что он сентиментален и любит собак, неосознанно выбирая тех, которые чем-то напоминают его самого, - изящных русских борзых, утонченных афганских – и всегда это охотничьи собаки, хотя сама охота Люциуса не привлекает. Что он трогательно привязан к немногочисленным друзьям, хотя и старается это скрыть за внешней невозмутимостью… За всеми этими деталями, заметить которые мог только человек, живущий с Люциусом бок о бок, вдруг проступал совсем другой образ Малфоя – словно на проявляемой колдографии. И вот этот Люциус совершенно неожиданно занял сердце Нарциссы, все ее мысли, чувства, побуждения. Это был другой Люциус – не тот, которого она знала по Хогвартсу, не тот, что перенес ее на руках через порог фамильного дома, не тот, о котором шептались девочки в спальне, и о ком писали светские хроникеры. Это был ее Люциус, только ее. Она была так счастлива, когда окончательно убедилась, что ждет ребенка… … Драко скривился и тоненько, еле слышно заплакал. Нарцисса вынула дитя из колыбели, села на кровать, подтянула на колени подушку и положила на нее сына. На это раз он взял грудь сразу, с жадностью начал есть, сминая сосок деснами. У Нарциссы даже слезы выступили от неожиданности – так это оказалось больно и неприятно. Когда Люциус ласкал ее грудь – это было совсем, совсем иначе. Мысли Нарси снова вернулись к мужу. Нет, она действительно не осуждала его за убийство целителя. Она знала, что Люциус не любит насилие и боится смерти в любых ее проявлениях. И тем большее уважение и любовь к мужу вызывала в ней эта его решимость защитить семью любой ценой. Даже ценой преступления, ценой других жизней. Нарцисса понимала, что это гадко, что нельзя, невозможно заставлять других платить за нее и Драко. Платить так страшно, так жестоко. Но ничего с собой поделать миссис Малфой не могла. Ее собственная жизнь, конечно же, была ей дорога, а смерть пугала и заставляла сердце биться в два раза чаще. Но сейчас, глядя на засыпающего Драко, Нарцисса отчетливо понимала – если что-нибудь случится с Люциусом, она сама возьмет в руки волшебную палочку и встанет на пороге этой комнаты. Встанет, чтобы хранить и беречь, а если будет надо, то и убивать – безжалостно и бестрепетно. Глава 8 Северус навестил их спустя неделю после рождения Драко. К этому времени Нарцисса почти оправилась от родов, да и Люциус чувствовал себя относительно сносно. Угрызения совести мучили Малфоя недолго, гораздо больше он опасался того, что кто-то догадается о причине нападения на дом Ланкастеров. Но в ту ночь Пожиратели Смерти устроили несколько акций по всей Британии, и на убийства в Манчестере никто не обратил особого внимания. Северус долго смотрел на спящего ребенка. Так долго, что Люциус даже забеспокоился. - Хороший мальчик, - наконец, сказал Снейп, поднимая голову и улыбаясь одними губами. – На тебя похож, Люциус. Только… очень маленький. - Не такой уж и маленький, - Малфой неловко засмеялся. – Ты же не думаешь, что дети рождаются сразу в мантии и с волшебной палочкой в руках. Подрастет. Пойдем лучше выпьем за моего сына. В гостиной Северус долго крутил в пальцах бокал с огневиски. Он не поднимал взгляда на Люциуса, и тот снова ощутил непонятную тревогу. - Драко, значит, - наконец, сказал Снейп и приподнял бокал. – Что ж, выпьем за вашего Драко. Чтобы рос здоровым, красивым и умным. Есть в кого. Он выпил огневиски в несколько больших глотков и прикрыл глаза. В гостиной воцарилось неловкое тяжелое молчание. Люциус едва пригубил из своего бокала – пить не хотелось, нарастало ощущение какой-то неясной опасности. - Недоношенный? – не открывая глаз, спросил Северус. - Немного, - осторожно ответил Малфой, стараясь понять, к чему клонит Снейп. – Он должен был родиться в конце июня. Северус вдруг негромко рассмеялся. Это было так неожиданно, что Люциус растерялся, не зная, как реагировать. Но смех оборвался так же внезапно, как и начался. Открыв глаза, Снейп в упор взглянул на Малфоя, и тот почувствовал, как между лопаток проползли капли холодного пота. - Такой долгожданный ребенок, - тихо произнес Северус. – Такой хорошенький мальчик. Только очень, очень маленький. А Лорд жестоко карает за ложь. Даже самых преданных своих слуг. Ты ведь это знаешь, Люциус? Знаешь… И все же, ты решился на обман. Как же ты отважился? Ты – такой осторожный? - О чем ты, Северус? – Малфой попытался произнести это самым невозмутимым тоном, но Снейп нетерпеливо махнул рукой. - Перестань, Люци. Ты же помнишь, где я сейчас работаю. Да, Малфой помнил. После окончания Хогвартса Северус устроился в небольшую больницу в Галифаксе помощником зельевара. Должность приносила мало денег и множество хлопот – Снейп не только варил зелья для больницы, но и подменял дежурных медиведьм, помогал целителям, даже мыл полы, лишь бы заработать несколько лишних галлеонов. И, конечно же, он знал, как выглядят новорожденные. В том числе и недоношенные, которым требовался особый уход. Они снова замолчали. Северус, потянувшись за бутылкой, налил себе огневиски, улыбаясь каким-то своим мыслям, и Малфой от души пожалел, что не может превратить выпивку в яд. - Чего ты хочешь? – спросил он сквозь зубы, когда Снейп поставил на столик опустевший бокал. – Денег? Сколько? - Денег? – Северус изумленно приподнял брови. – Да, пожалуй, деньги бы мне не помешали. А во сколько ты готов оценить жизнь своего сына? В тысячу галлеонов? В две? В десять? Он издевался, насмешливо улыбаясь, и Малфою оставалось только бессильно сжимать кулаки, чувствуя, как в груди разрастается отчаяние. Перед ним сидел совсем не тот Северус Снейп, которого он привык видеть. Тот Северус никогда не усмехался – так. Никогда не смотрел на Люциуса, как на добычу. Никогда не стал бы прикидывать, сколько стоит жизнь младенца. Или – стал бы? Что, в конце концов, Малфой знал о человеке по имени Северус Снейп? И знал ли он о нем хоть что-нибудь? - Так сколько ты хочешь? - слова давались Люциусу с трудом, и больше всего на свете он мечтал сейчас об одном – чтобы Северус навсегда исчез из его жизни. - У тебя столько не будет, - Снейп откинулся на спинку кресла и, слегка прищурившись, посмотрел на Малфоя. – Но есть кое-что, вполне сопоставимое. - Что? – Люциус стиснул бокал, чтобы не было заметно, как дрожат пальцы. Он не имел ни малейшего понятия, что может потребовать от него Северус. Какие-то артефакты? Старинные манускрипты из семейной библиотеки? Редчайшие ингредиенты для зелий, недоступные простому помощнику зельевара в провинциальной больнице? - Что? Снейп побарабанил по подлокотнику, покусал нижнюю губу. Казалось, он наслаждался ситуацией, с садистским удовольствием разглядывая Малфоя, готового потерять голову от паники и неизвестности. - Знаешь, - задумчиво сказал он. – Я всегда задавал себе один вопрос – почему? Почему я - неглупый, талантливый – постоянно от кого-нибудь завишу? Сначала я зависел от отца, от его доброго желания – отправлять ли меня учиться магии в Хогвартс или нет. Потом я зависел от тебя – ты почему-то решил взять меня под свое покровительство. Потом… потом я стал зависеть от тебя еще больше, от того, удастся ли мне уговорить тебя на очередное свидание, куда ты приходил с таким видом, словно делал мне большое одолжение. Ты когда-нибудь задумывался о том, как много значат для меня эти встречи? Нет, разумеется. Потом я попал в зависимость от нашего Лорда. Он великий маг, но он идет по трупам, и рано или поздно это его погубит. Впрочем, все мы, его слуги, зависим от Владыки, так что хотя бы в этом мы с тобой равны. Помнишь, ты мне рассказывал когда-то сказки о грядущем равенстве? Только забыл упомянуть, что это будет равенство рабов. Так вот, Люциус, я больше не желаю равенства. Снейп резко подался вперед, и Малфой отшатнулся – таким вызывающим и опасным показался ему этот стремительный рывок, словно выпад гадюки. - Я больше не желаю равенства, Люциус, - повторил Северус, нет, не повторил – прошипел, брызгая слюной и судорожно сжимая подлокотники кресла. – Теперь ты будешь зависеть от меня. Делать то, что я захочу. Отныне мы меняемся ролями. Жизнь за жизнь, Люциус. Из всей этой многословной тирады Малфой понял только одно – Снейп не собирается его выдавать Лорду. Он даже сумел взять себя в руки и сосредоточиться. Поставив бокал на стол, Люциус вынул из кармашка мантии кружевной платок и вытер влажные ладони. Затем спросил, стараясь не встречаться взглядом с горящими глазами Снейпа: - Так чего же ты конкретно хочешь, Северус? Жизнь за жизнь – это слишком… глобально. Надеюсь, ты не собираешься пустить меня на составляющие для своих зелий? Он даже получил удовольствие от растерянного лица Снейпа. Мимолетное, минутное наслаждение. А потом Северус встал, прошелся по комнате и, остановившись у большого окна, сказал, глядя на цветущий за окном парк: - Я хочу тебя, Люциус. В свое личное пользование. В любое время, когда я этого пожелаю. В любом месте, которое я выберу. И в любой позе, которая мне понравится. Ограничиваться твоим честным словом я не собираюсь. Ты дашь мне Непреложный обет. А свидетельницей будет Нарцисса. Впрочем, она будет свидетельницей в любом случае – ты ведь не захочешь, чтобы о нашем договоре узнал кто-то еще. В эти минуты Люциус с благодарностью вспомнил мать, научившую его сохранять лицо в любой ситуации. Все в груди кипело от ярости и желания убить шантажиста на месте, глаза застилала багровая муть, но внешне Малфой оставался бесстрастным и невозмутимым. Разве что скулы чуть порозовели от сдерживаемого гнева. В голове хаотично роились мысли, но одно Малфой понимал четко: убивать нельзя. Снейп – не провинциальный целитель, его хватятся. Обливиэйт? Империус? Люциус уже успел вытянуть палочку из трости, когда Северус резко обернулся, целясь Малфою точно в лоб. - Даже не думай, Люци. Положи палочку на стол и вставай. Мы идем к Нарциссе прямо сейчас. Дальнейшее Люциус запомнил смутно. Они поднялись в спальню, и Нарси, мурлыкавшая над колыбелью, удивленно посмотрела на них. Северус начал что-то говорить, Нарцисса все смотрела, молча, а ее глаза становились все больше и больше – или Люциус просто тонул в них, как тонут в омуте, без надежды выплыть, вырваться из бездонной глубины, наливающейся слезами, словно ночной тьмой. И когда она все же заплакала – беззвучно, не пытаясь вытереть катящиеся слезы – Люциус оттолкнул с дороги Снейпа, шагнул к жене, приподнял ее за узкие плечи и начал целовать голубоватые веки с мокрыми ресницами, бледные щеки, дрожащие губы… Потом он стоял, сжимая в ладони влажные холодные пальцы Северуса, чувствуя щекой кончик его волшебной палочки, и больше всего на свете боялся, что Нарцисса сорвется и сделает что-нибудь непоправимое. Но она держалась, вмешавшись в церемонию принесения Обета только один раз. - Северус, - голос жены звучал глухо, но твердо. – Обещаешь ли ты, в свою очередь, хранить тайну рождения Драко и, если нам понадобиться твоя помощь, сделать для нас все, что будет в твоих силах? - Обещаю, - Снейп ни на секунду не задержался с ответом, и Люциус подумал, что сам он совершенно забыл о необходимости потребовать от Северуса ответной клятвы. – Люциус Малфой, обещаешь ли ты беспрекословно исполнять все мои требования, не пытаться причинить мне вред и всеми силами препятствовать в этом своей жене и сыну? - Обещаю, - выдавил из себя Люциус. Вихрь сияющих искр обвил сплетенные пальцы и растаял в воздухе. Северус отступил на несколько шагов, убрал палочку в рукав и сунул руки в карманы мантии. - Проводи меня, я должен идти, - отрывисто бросил он и, не дожидаясь Малфоя, вышел из комнаты. Люциус двинулся следом, чувствуя неприятную слабость в коленях. У камина Снейп задержался, набирая в горсть дымолетный порошок и пропуская его сквозь пальцы. - Сегодня я занят, - задумчиво сказал он, глядя, как серые крупинки просыпаются назад в чашку. – И завтра тоже. А послезавтра я жду тебя у себя, в Галифаксе. Приходи к восьми вечера, я как раз освобожусь с работы. Ты ведь помнишь, где я живу? - Да, - угрюмо ответил Люциус. – Помню. Его еще ждало объяснение с Нарциссой. Они все-таки смогли это пережить. Смирились с тем, что Северус стал постоянным гостем их дома. Приняли как неизбежность все его требования. Люциус никогда не рассказывал Нарциссе, что происходило в доме Снейпа между ним и его любовником. Она тоже не задавала вопросов, не желая ранить гордость мужа. Северус не требовал многого. Довольно скоро он установил для свиданий определенное расписание, которого строго придерживался, что бы ни происходило. Никогда не просил у Малфоя денег или помощи в решении каких-то проблем. Это тоже были принципы, и Люциус даже научился их уважать после того, как Снейп в резкой форме отказался от попытки Малфоя устроить его на более прибыльную работу. Если не считать самой cитуации, то ничего унизительного для Люциуса больше не происходило. Они встречались два раза в неделю, два-три часа занимались сексом, потом какое-то время отдыхали, иногда отправлялись поужинать в какой-нибудь трактирчик в Галифаксе. Северус всегда платил за себя сам – и это тоже выглядело достойно и вызывало уважение. Вынудив Люциуса на этот странный адюльтер, Снейп сам поставил для себя определенные границы, которые не переходил. Можно было махнуть на все рукой, успокоить совесть тем, что эти отношения нельзя даже назвать изменой, жить дальше так, словно ничего необычного не происходит, словно все так и должно быть, и это всего лишь плата за жизнь подрастающего Драко… Люциус ждал. Он мог быть очень терпеливым. Нет, он не собирался нарушать Непреложный обет, зная, чем это грозит. Он просто выжидал подходящий случай, который позволит ему расквитаться за перенесенное унижение, не подставляя под удар себя и свою семью. Он готов был ждать этого случая месяцы, годы, десятилетия – столько, сколько потребуется. Люциус Малфой не умел прощать. Глава 9 Драко рос очень слабеньким хилым ребенком, и, глядя на него – бледного, какого-то бесцветного, постоянно капризничающего – Люциус отчетливо ощущал свою вину. Наверное, надо было искать какой-то другой выход, может быть, попробовать спрятать Нарциссу. Или как-то убедить Лорда, что семья Малфоев всегда останется преданной своему Владыке… К сожалению, Люциусу и Нарциссе не с кем было посоветоваться, некому доверить свою тайну, и они избрали тот путь, который показался наиболее удачным. Теперь за это приходилось расплачиваться здоровьем единственного ребенка. Как ни странно, им очень помогал Северус. Он постоянно приносил всевозможные зелья для Драко, растирания, которые готовил сам, и вообще искренне привязался к мальчику. Нарциссу это поначалу раздражало, но постепенно она снова стала доверять молодому зельевару, как доверяла раньше, до заключения Непреложного обета. Люциус понятия не имел, как жена относится к Северусу в глубине души, и не стремился это узнать. Его собственные чувства к Снейпу представляли собой довольно противоречивую смесь из страха, уважения, неприязни, желания свести счеты и какого-то болезненного влечения, возникшего из зависимости. Северус не был хорошим любовником, он даже не был нежным любовником, скорее, наоборот. Заставляя Люциуса выполнять в постели свои прихоти и фантазии – а они, как правило, были довольно скудными и однообразными – он, казалось, больше стремился что-то кому-то доказать, чем получить сексуальное удовольствие. Или его удовольствия просто лежали в иной плоскости, чем удовольствия Малфоя. Люциус очень быстро разобрался в том, что больше всего Северуса возбуждают две вещи: власть и обладание. Сделав Малфоя заложником принесенного обета, Снейп наслаждался им, как фанатичный коллекционер наслаждается краденым раритетом, - втайне от всех и единолично. Рядом с ним Люциус чувствовал себя не более чем красивой вещью, отданной в собственность фетишисту. Его раздражали беспомощность и зависимость от человека, стоявшего много ниже по социальной лестнице, как если бы Малфой принадлежал нищему попрошайке из Лютного переулка. И в то же время его возбуждали жадные руки и жадные взгляды Северуса и дрожащий от страсти голос, когда Снейп проводил ладонью по распущенным волосам Люциуса и произносил хрипло и яростно: ”Мой!” В последние два месяца они встречались редко и безо всякого графика. В середине августа Снейп сухо сообщил, что устроился на работу в Хогвартсе вместо ушедшего Слагхорна. Люциус осторожно поинтересовался, знает ли об этом Лорд, но буквально на следующем собрании Пожирателей Смерти выяснилось, что Владыка очень доволен. Да и сам Северус не отрицал, что собирается поставлять Лорду сведения в качестве шпиона. Малфой не очень понимал, что интересного можно узнать, сидя в подземелье школы магии, но свои сомнения держал при себе. В любом случае, информацию, которую Малфой получал прямиком от министерских чиновников, Люциус считал намного более надежной и интересной для Лорда. Он по-прежнему снабжал организацию деньгами, вел переговоры с адвокатами, поддерживал связи с представителями легитимной власти, но при этом старался максимально дистанцироваться от боевиков Лорда и любых акций устрашения. Малфой собирался остаться чистым при любом исходе войны, по возможности не наживая себе открытых врагов. Утро накануне Самайна выдалось холодным и дождливым. Вечером в Малфой-мэноре должны были собраться немногочисленные гости – Люциус и Нарцисса хотели отпраздновать очередную годовщину свадьбы в тесном кругу родных и близких. За завтраком Драко капризничал, Нарси, занятая приготовлениями к приему, нервничала и повышала голос на эльфов, так что к полудню Люциус с облегчением сбежал покупать цветы для украшения бального зала. В Лондоне тоже моросил мелкий нудный дождь, и Малфой, заказав и оплатив десяток корзин с цветами, зашел в “Дырявый котел” выпить кружку грога и согреться. Сидя в углу за камином, кутаясь в теплую мантию и потягивая ароматный напиток, он с грустью думал о том, что нет конца войне и нет конца жестоким стычкам и потерям. Что выйти из всего этого с честью и без проблем вряд ли получится, независимо от того, какая сторона одержит победу. Что романтика борьбы и очарование пафосной риторикой проходят вместе с юностью, а вместо них остаются кровь, грязь, пустота в душе и стариковское желание умереть в постели в окружении родных, а не закончить дни в грязной камере Азкабана. От невеселых мыслей его отвлекло негромкое покашливание и осторожное “Сэр?”, сказанное почти шепотом. Обернувшись, Люциус увидел за спиной невысокого человека, закутанного в длинную широкую мантию, и почти сразу почувствовал, как столик закрывает от любопытных глаз защитное заклятие. - Вы кто? – отрывисто спросил Малфой, стремительно доставая из трости палочку, но человек откинул капюшон и протянул вперед руки, демонстрируя, что безоружен. Было что-то знакомое в бледно-голубых глазах, в бесцветных жидких волосах, прилипших к невысокому лбу, в угодливо согнувшейся фигуре… Имя крутилось где-то в голове, просилось на язык, но человек не позволил Люциусу долго размышлять. - Питер Петтигрю, сэр. Вы меня помните? Да, Малфой его помнил, хотя и довольно смутно. В основном по рассказам и письмам Северуса. Школьных воспоминаний о Петтигрю у Малфоя сохранилось мало: в четверке Мародеров лидировали совсем другие – Блэк и Поттер. А еще фамилия “Петтигрю” фигурировала в списке членов Ордена Феникса – вот это Люциус помнил очень хорошо. - Что вам угодно? – сдержанно поинтересовался он, не предлагая присесть, но Петтигрю сам отодвинул стул и опустился на самый краешек, все так же держа на виду пустые руки. - У меня к вам очень важное дело, - коротышка нервически хихикнул и оглянулся по сторонам, хотя вряд ли кто-то из присутствующих мог заметить их под заклятием щита. – Мистер Малфой, я обязательно должен встретится с вашим…кхм. У меня есть для него чрезвычайно интересные сведения. Прищурившись, Люциус разглядывал Петтигрю, удивляясь про себя, как такое… существо могло попасть в Гриффиндор, традиционно считавшийся факу
Xvost: Хорошо получилось 10/10
Levian N.: 9 5 много удачных мест, но подано настолько "в лоб", что как-то не очень. и это несчастное "Реддл" на протяжении половины текста цепляло взгляд. вторая половина получилась лучше первой.
Angelos: Очень понравилось,прекрасный Люциус) (и да,Малфоев много не бывает))))
Alefiko: Ох, как хорошо. Теперь могу вздохнуть и выпить чашечку чая. Просто мечта, а не папашка. На все готов ради сына. Может, это у чистокровок так, потому что куда ни глянь, только смотрят куда бы увильнуть, кАзлы. А тут Люци, как бальзам на душу, за сына готов что душу, что задницу порвать. Слеш я обсуждать не буду, потому что я не любитель слеша. Стремление Снейпа подчинить Малфоя понимаю и приветствую, способ, к которому он прибегнул - ммм... ну не мое это. Да! И слеша на ВС уже предостаточно, уже надоедает. Но это общее замечание. А сам по себе фик шикарен. Slytherin's team пишет: Люциус противостоял этим вздорным идеям, как мог. Талант должен приносить благо обществу? Пусть так, но в таком случае и общество должно оценивать талант по заслугам. А если оно этого не делает, то такое общество недостойно никаких благ. Общество выше индивидуума? Но общество разнородно – в нем существуют не только благородные маги, но и преступники, бездарности, бездельники. Почему же такое общество должно быть выше – оно ничем этого не заслужило. Самопожертвование – подвиг? Смотря ради кого жертвовать. Ради близких – возможно, а с какой стати жертвовать собой ради никому не известного человека, который никогда о твоем подвиге не узнает? Здесь совершенно согласна с Люциусом, просто ППКС. И хваленое благородство Гриффов под вопросом, четверо на одного, это КАК назвать?!?!?!?! В общем, родной факультет (в чем сейчас уже несомневаюсь) побаловал сегодня меня деликатесом, где абсолютно все МОЁ . НУ,кроме некоторых чисто физиологических моментов, но факультет, где так ценится индивидуальность, мне это простит....надеюсь. 10/10
Toma: Честно говоря, странное ощущение от текста. И странный какой-то здесь Слизерин, по-настоящему непривлекательный. Люциус попросту глуп (ничего глупее случайного убийства целителя быть не может), Нарцисса позволяет вытирать о свой подол ноги (в каноне такого ощущения и близко не было), Снейп тоже, мягко говоря, носитель альтернативной логики - только полный психопат захочет обзавестись таким любовником-врагом. В общем, место декларируемой хитрости ИМХО заняли недальновидный эгоизм и губительная импульсивность в поступках (хотя, может в этом есть сермяжная правда?) Тема раскрыта. 10/6 и да, на оценку это не повлияло, но семейные ценности Малфоев утомили
Полётчица: Вы... Вы... *нечленораздельное мычание* Я просто оценки поставлю. 10 (+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++) 10 (+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++) Извините за эмоции, но... оно просто прекрасно.
Hufflepuff House: Slytherin's team пишет: - Надо уничтожить труп, - внезапно сказала Нарцисса. – Или спрятать его. Ты ведь помнишь – никто ничего не должен знать. Железная женщина. Уважаю! И Снейп, имхо, очень каноничный ) А уж родительская любовь - это мой персональный кинк. Спасибо Upd: Простите, что забыла перелогиниться, но теперь уже перелогиниваться не буду, чтобы себя не выдать. Конспирация-с
Киссюшка: Забавно. Малфои замечательные. Но в Снейпа в детстве совершенно не верю. Снейп всегда предпочитал одиноко вариться в собственных комплексах, не думаю что он стал бы жаловаться Малфою на мародеров и так радоваться тому что его постоянно защищают. Помощь бы принимал, но ненавидел бы за это Люциуса и еще больше себя. И по моему зря Малфой так парился по поводу срока беременности - прятал Нарси, подушки подкладывал... Животы у всех разные, у кого-то на 5 месяце больше чем у некоторых рожающих) Я конечно понимаю - магия и все такое, но на 3м месяце узнать пол ребенка... глупые магглы и в 6 то не всегда правильно определяют))) 10 и все же 8 на АБ с 16.12.2007 http://hp-fiction.borda.ru/?32-kicc0wka
кыся: 10\10
Истеричный профессор: ой, прямо святое семейство и Ирод))) Не понравилось. 8/5
evenover: Slytherin's team пишет: Самое главное в его жизни сейчас склонялось над детской кроватью, поправляя разворошенную постель, целуя вспотевший лоб сына. Самое главное крепко спало, прижимая к себе мягкого пушистого зайца и улыбаясь во сне. Самым главным было будущее его семьи – в этом замке, на этой земле, в этой стране. Это такой невыносимый пафос, что дочитавшим до конца нужно давать премию, желательно не ниже 40 градусов. 8/2
Slytherin's team: Angelos Toma Alefiko Полётчица Hufflepuff House Киссюшка кыся Спасибо Levian N. пишет: это несчастное "Реддл" на протяжении половины текста Что поделать, и профессора Снейпа регулярно Снеггом называют - на официальном уровне Спасибо Истеричный профессор Нам очень жаль, что Вам не понравилось. Но мы будем совершенствоваться Спасибо evenover Как написано в саммари - каждый выбирает для себя. Кому-то война и власть, кому-то семья и ее благополучие Спасибо
katerson: Пафосно очень 8 5
Xvost: Slytherin's team хм, а конкурирующим командам теперь даже за 10 спасибо не говорят, да?
Slytherin's team: Xvost ой мы очень извиняемся это случайно мы пропустили, честное слово СПАСИБО БОЛЬШОЕ!
Xvost: Slytherin's team *подозрительно* М-да? Ну ладно
Slytherin's team: правда-правда, честное слизеринское
aaivan: 10 10
Slytherin's team: aaivan Спасибо
Гуамоколатокинт: Не понравилось. Я читаю не так уж и много фиков, но и то все это мне до тошноты знакомо. И - да, я понимаю, что это не претензия к автору фика - ИМХО, было бы лучше, если бы Слизерин на этих стартах все-таки слез с фанона. Да, "Сказки дедушки Люциуса" были хороши, но там было талантливо. А здесь как-то уныло, пафосно и неприятно. 7 5
Slytherin's team: Гуамоколатокинт Нам очень жаль, что Вам не понравилось Что касается канона-фанона, то, насколько мы в курсе, среди членов команд нет автора с именем Джоан Роулинг Так что здесь все, в общем-то, фанон
valley: Slytherin's team "Очень грубо"(с)
dakiny: Извините, совсем не понравилось 8 3
Slytherin's team: valley Неужели "Джоан Роулинг" Ваш псевдоним? *команда дружно падает в обморок dakiny Нам очень жаль спасибо
Изумрудная Змея: Сочетание "слэш", "гет" и "семейный роман" заставило меня радостно предположить, что, может. в этот раз счастливая семья Малфоев будет счастлива каким-то особенным образом . И им весело, и мне приятно. Но это все написано таким стилем, что я уже в самом начале не хотела ни слэша, ни гета, а хотела только кусок селедки - заесть. Слушайте, ну это же невозможно - так писать. Slytherin's team пишет: Светлые, почти белые волосы, принадлежали Олуэн Малфой. И серые глаза с длинными, неожиданно черными и пушистыми ресницами тоже принадлежали Олуэн Малфой. Тонкие, изящной линии брови, прямой аккуратный нос, нежные губы, безупречная кожа, узкая талия, длинные стройные ноги – решительно все в Люциусе напоминало о проклятой маггле. Если это воспринимать, не вдумываясь, то это большой привет от издательства "Harlequin". А если вдумываться - то от Стивена Кинга, потому что только у него кому-то могут принадлежать столько частей чужого тела.
Slytherin's team: Изумрудная Змея Команда сожалеет, что вместе с фиком не смогла накрыть ужин для читателей
Карта: 1) 8 2) 7 Слэш тут как-то не при чём. Выкинуть Снейпа - и будет хороший фик. Впрочем, я не люблю слизеринцев, поэтому пристрастна.
полная версия страницы