Форум » Архив "Весёлые Старты" 2009 ВС 1-12 » ВС 8: "Экстремальная медицина", Сириус Блэк, Ремус Люпин, маги, люди и нелюди, джен, R, миди » Ответить
ВС 8: "Экстремальная медицина", Сириус Блэк, Ремус Люпин, маги, люди и нелюди, джен, R, миди
Василиски: Название: "Экстремальная медицина" Автор: Злая Ёлка Бета: Alasar, Lady Nym, Рыжая Элен, Герои: Сириус Блэк, Ремус Люпин, маги, люди и нелюди Тип: джен Жанр: драма, приключения. Рейтинг: R Размер: миди Предупреждение: AU Саммари: Тяжёлым был для Ремуса Люпина конец 1975-го года. Но жизнь продолжается, и в следующем году его ожидают совершенно неожиданные открытия, новые друзья и необычные приключения. Дисклеймер: Хогвартс принадлежит Дж. Роулинг, Кузя и Лешик – Н. Александровой, а Ленинград – ленинградцам. Примечания: 1. Дополнительные материалы по русскому магическому миру можно найти здесь и здесь. [more]2. Дни рожденья: Ремус 10 марта 1960 г. (канон); Сириус 10 декабря 1959 г. (неканон, но где-то рядом) 3. Список 9-го класса Спецшколы при Магфаке ЛГУ (1976-1977 гг.): Антонина Беззимова, Сириус Блэк, Алёна Брусникина, Виктор Градов, Владимир Красин, Найдёна Лисина, Павел Лисицын, Ремус Люпин, Ростислав Муромский, Ладомир Радогастов, Валентина Столетова, Любовь Травина, Светлана Тропова. 4. Центральную идею подала Бурная вода. [/more]
Ответов - 9
Василиски: Глава 1 Черновик письма я нашёл, разбирая родительский архив. Впрочем, «архив» – громко сказано, мы просто свалили в рюкзак всё, что обнаружилось в ящиках письменного стола. В бумагах могло найтись что-то важное, а в тот момент у меня не было ни сил, ни желания их рассматривать. Отец умер осенью. Инфаркт, свидетельств насильственной смерти не обнаружено. По мнению ребят, их не очень-то и искали. Мама пережила его на несколько месяцев. Она умерла через два дня после Рождества, словно не хотела портить мне праздник. Просто легла вечером спать и не проснулась. Вызванным мною медикам осталось только подтвердить то, что и так было очевидно. Я послушно подписывал какие-то бумаги, отвечал на какие-то вопросы, и даже, наверное, разумно отвечал, но всё это совершенно не откладывалось в сознании. Я точно знал, что это не сон, но отчаянно хотел проснуться. Потом все ушли, и я остался один в опустевшем доме, ещё не успевшем поверить в свою пустоту. Я сидел и смотрел в окно. Не потому, что меня там что-то интересовало, просто оно оказалось перед глазами. Серый свет дня постепенно гас, потом на почерневшем небе проступили звёзды... я отмечал это чисто механически, в голове застряли две прямо противоположные мысли: «Это всё неправда!» и «Что же теперь будет?». Причём они там именно застряли, как заноза под ногтем, – больно и не вытащить. Да я и не пытался. Внезапно угасший камин озарился зелёной вспышкой, за которой последовал грохот, невнятные ругательства и недовольное бормотание: «Люмос!». Вспыхнувший свет выявил оброненный стул, бутылку на столе, которой минуту назад, кажется, не было, и потирающего коленку Сириуса. – Так, – мой друг деловито оглядел комнату, – лампу и два стакана, быстро! В полном обалдении я повиновался. Он столь же деловито откупорил бутылку, плеснул в стаканы прозрачной жидкости – в один чуть-чуть, в другой почти до краёв – подвинул мне больший и велел: – Пей, только залпом. Я снова повиновался. Вкуса не почувствовал, зато полминуты спустя желудок словно обожгло драконьим пламенем. Пока я пытался отдышаться, в одной руке у меня словно сам собой появился мятый кусок пудинга, а в другой – заново наполненный стакан. – Ты извини, с закуской у меня не очень – что со стойки в «Котле» стащить успел, – без малейшего раскаянья сообщил Сириус, поднимая свой стакан, едва пригубленный. – Да ты не смотри как кальмар на бабочку, а зажуй и дальше пей! Я так и поступил. На этот раз эффект был менее ошеломляющим, а после третьего стакана с весьма условной закуской я просто отключился. И проснулся далеко за полдень, в собственной постели, с гудящей, но уже способной соображать головой. Через приоткрытую дверь доносились сдавленные ругательства и запах горелого кофе. Несколько минут спустя выяснилось, что сварить кофе Сириусу всё же удалось – с третьего раза, по его словам. На настоящий этот напиток походил не очень, но содержал вполне достаточно кофеина, чтобы я практически пришёл в себя. Контрастный душ, под который меня запихали не спрашивая согласия, завершил процесс. – Ты как здесь? – спросил я, одеваясь. – Магический мир узок, а жизнь полна случайностей, – наставительным тоном сообщил Сириус. – До Теда новость дошла по профессиональным каналам. Меди у нас умная, вспомнила, что у тебя близких родственников нет, вот и связалась со мной. А я Стальную Леди попросил камин открыть. Рождественские каникулы Сириус проводил в школе. Как всегда, вернее, как и предыдущие три года. – А выпивку откуда взял? – кто научил его столь оригинальным методам употребления спиртного я предпочёл не спрашивать. – Минерва не подслушивала, когда я адрес называл. Вот и заскочил сперва в «Дырявый котёл». – А деньги у тебя откуда? – карманные деньги Сириусу в последний, он же первый, раз были выданы перед первым курсом. – Я мантию в залог оставил, парадную. Ладно, потом придумаю что-нибудь. Пошли завтракать, у нас дел выше Тауэра. Дел и правда оказалось столько, что присесть удалось разве что на поминках. Не исключено, что девять десятых из них можно было и отложить или вообще не делать, но зато времени и возможности впадать в депрессию у меня не осталось категорически. Наутро после похорон мы вернулись в Хогвартс. МакГонагалл довольно сухо и весьма кратко, за что я был ей крайне благодарен, выразила мне соболезнования, присовокупив, что раз уж так сложилось, она надеется, что я использую оставшееся время каникул с пользой. Поскольку, продолжила она, получать от столь неглупого ученика такие работы, как моё последнее эссе, ей просто-таки стыдно. Как и видеть слабое владение практическими навыками, продемонстрированное мною на последних уроках – да, она понимает, перед праздниками все расслабляются, но не до такой же степени! Возражать я не стал, но обиделся. Никаких особых ляпов в эссе не было, а с первого раза у всех что-нибудь не получается, это вполне нормально и естественно. Сириус возмутился вслух, правда, уже выйдя из кабинета: – Ну даёт Минерва, она что, с башни упала и головой стукнулась? Такой выговор за пару помарок! Нет, это требует адекватных мер! – Каких? – с опаской поинтересовался я, поскольку знал буйную фантазию друга. Обида-обидой, но своего декана я уважал и делать ей гадости не хотел. – Доказать, что она в корне не права, разумеется! «Адекватные» по мнению Сириуса меры потребовали от нас такого количества прочитанных трактатов и изнурительных тренировок, что к вечеру, который наступал не раньше полуночи, я засыпал на ходу и спал без сновидений. На погружение в чёрную меланхолию снова не оставалось времени, и к концу каникул я неожиданно понял, что тоска по ушедшим не то чтобы исчезла, но превратилась в мягкую и какую-то светлую печаль. Когда помнишь в основном не о том, что их больше нет, а о том, какими они были. Заявленная цель наших занятий тоже была достигнута: на первом же уроке трансфигурации мы с Сириусом сорвали аплодисменты класса и «Поразительно!» от обычно сдержанной в оценках МакГонагалл. То, что эти двое скорее всего сговорились, дошло до меня значительно позже. Разбирать прихваченный с собой ворох бумаг я взялся только тогда, когда с меня потребовали документы на дом для переоформления. Ребята вызвались помогать: Питер разбирал бумаги на официальные и личные, Джеймс, хоть что-то понимавший в законодательстве, сортировал первые, Сириус под его диктовку составлял каталог. Я же бегло просматривал остальные – в основном письма маминых подруг и отцовские рабочие заметки. На это письмо я обратил внимание потому, что оно было написано рукой мамы. Подумал: может, она просто не успела его отправить? Однако, судя по всему, это был случайно не уничтоженный черновик. Зато текст... я прочитал его трижды про себя, а потом зачитал вслух. Главным образом, чтобы уяснить, верно ли я понял смысл: «Уважаемый сэр /зачёркнуто/ мистер Гамов! Я глубоко /зачёркнуто/ искренне /зачёркнуто, поставлен вопрос/ благодарю вас за честный /зачёркнуто/ откровенный /зачёркнуто/ подробный ответ. Вы правы. Действительно, то, что я слышала об этом методе борьбы с ликантропией /зачёркнуто/ излечения, слишком отличается от реальности. И я не решусь /зачёркнуто/не стану даже говорить сыну о такой возможности, во всяком случае – в ближайшие /зачёркнуто/ до его /зачёркнуто/. Пусть если и узнает /зачёркнуто/. Прошу прощения за отнятое у вас время /зачёркнута вся фраза/. Извините, что напрасно вас побеспокоила.» На этом текст обрывался. Ребята переглянулись. Общую мысль, как всегда, озвучил Джеймс: – Это надо так понимать, что всё же есть способ излечиться от ликантропии? – И, судя по всему, крайне гадостный, – добавил Сириус. – Скорее – опасный, – возразил Питер. – Пожалуй, – подумав, согласился Сириус. – Опасный, да. Настолько, что твоя мама, Рем, посчитала лекарство хуже болезни. И этот... как его там... с ней, кажется, согласен. – Скорее она с ним, – уточнил Джеймс. – Кстати, что за странная фамилия, кто знает? – Похожа на славянскую, – заглянув в листок, решил Сириус. – Рем, что будем делать? – А ты как считаешь? – Я считаю, что решать тебе. Если хочешь узнать детали – можно поспрашивать, что это за тип такой, явно же не последняя спица в колесе! А потом написать ему и спросить, что там за метод. Или сразу поверишь, что гадость, и уточнять не станешь. Потому что, судя по всему, так оно и есть. – Поищи, может там само письмо есть, на которое она ответ писала? – внёс дельное предложение Питер. К сожалению, письма неведомого мистера Гамова среди бумаг не обнаружилось. Наверное, написав ответ, мама его уничтожила. Подумав, я решил всё-таки узнать, кто такой этот господин, а там видно будет. Недели полторы мы рылись в разного рода литературе в поисках нужной фамилии, но ничего не обнаружили. Потом Джеймсу пришла в голову мысль: коль скоро речь идёт о болезни и лечении, так надо узнавать у специалистов. Сириус написал Тонксам – разумеется, не уточняя, зачем нам этот человек. Наплёл что-то про случайно услышанный разговор. Сначала Тед тоже ничего не мог выяснить, но потом кто-то из его коллег наткнулся на эту фамилию в рецензии на нашумевшую статью о Живой воде в «Вестнике целителя». Дальше было проще. Мы написали в редакцию журнала и узнали, что искомый мистер Гамов живёт в России, в городе Ленинграде, где заведует кафедрой Природной магии в Университете. Статью, кстати, мы тоже прочитали. Там говорилось в основном об опасности непрофессиональных суждений. Ярким примером, пояснял автор, является шумиха вокруг так называемого «Эликсира Корнеева», возникшая на основе случайно увиденного рядового, хотя, надо признать, весьма эффектного опыта, а также – сугубо рабочего названия «живая вода». С настоящей Живой водой, являющейся крайне редким природно-магическим явлением, этот эликсир пока что имеет весьма немного общего, да и свойства самой Живой воды молвой изрядно преувеличены. В результате безответственных действий не разбирающегося в науке, но излишне восторженного корреспондента, сетовал автор статьи, не только было введено в заблуждение международное магическое сообщество, но и оказался в ложном положении заслуженный научный работник... – Так я не понял: эта самая Живая вода существует или нет? – спросил Питер. – А что тут не понять? – удивился Джеймс. – Забрёл к тамошнему зельевару какой-нибудь тип вроде нашей тёти Марты... Мы дружно захихикали, поскольку историю с тётушкой Мартой уже знали в подробностях. Эта наивная дама, побывав в Болгарии, с ужасом рассказывала, что там, наверное, очень много вампиров – там ведь прямо в продуктовых лавках продают бычью кровь, а ещё медвежью и даже ослиную... – Настоящая тоже существует, – уточнил Сириус. – И к нашему делу, чую, имеет непосредственное отношение. – Почему? – Потому, что это, – он заглянул в статью, – «редкое природно-магическое явление». А наш мистер Гамов заведует кафедрой Природной магии. Да и слова «свойства молвой изрядно преувеличены» кажутся мне подозрительно знакомыми. В общем, надо идти к Дамблдору. – Зачем? – удивился я. – Надо писать Гамову! – А он тебя вежливо пошлёт или просто не ответит, – возразил Джеймс. – Ты несовершеннолетний, а твои родители от помощи отказались. Нет, Сириус прав, нужно просить помощи директора. Так мы и сделали. Дамблдор выслушал нас внимательно и пообещал написать Гамову. Следующий месяц мы изнывали от нетерпения, не решаясь спросить, выполнил ли он обещание. Как выяснилось – выполнил. Однажды вечером он вызвал нас всех к себе в кабинет и без обычных предисловий сообщил: – Я связался с мистером Гамовым, и он мне многое растолковал. Теперь я понимаю, Ремус, почему твоя мама не хотела даже говорить тебе об этом методе. И дело даже не в том, что метод научно не исследован, а документально подтверждённых случаев удачного излечения – считанные единицы. Не в том, что он смертельно – в точном значении этого слова – опасен. Не в том, что достать необходимые вещества крайне затруднительно. И не в десятке более мелких препятствий. Дело в одном непременном условии. Он внимательно оглядел нас и неожиданно спросил: – Вы сказки читаете? Мы недоумённо переглянулись. Дамблдор, впрочем, не ждал ответа. Он раскрыл лежавшую на столе книжку в яркой обложке и зачитал вслух: – «... И сказал ему тогда верный конь: «Ты поклялся в награду за службу выполнить любое моё желание». «Я обещал это и выполню», – ответил рыцарь. И сказал ему конь: «Возьми свой меч и отруби мне голову!» Заплакал несчастный, ибо другом стал ему верный конь, но превыше всего была его верность клятве и взмахнул он мечом, и отрубил коню голову. И только он сделал это, обернулся конь молодым витязем и сказал: «Колдовство злой ведьмы обратило меня в коня, и если бы не твоя дружба – быть бы мне конём во веки вечные...» Директор захлопнул книгу и закончил будничным тоном: – Вот так, примерно. Хотя, конечно, в реальности всё гораздо сложнее, но главное отражено верно: ты должен умереть от руки лучшего друга. В волчьем обличии. Дошло до нас не сразу. Первым сообразил Джеймс: – Так вот в чём дело! Сириус, а ты ведь был прав – Живая вода очень даже при чём! – Не о том думаешь, – буркнул Сириус, – Ну, да, убили-воскресили... убить-то кому-то из нас придётся, понял?! – Да понял я, – помрачнел Джеймс. – Но ведь не насовсем убить? Это... ну, вроде как операция, ведь так? И он с надеждой взглянул на Дамблдора. – По сути – так, – согласился тот. – Но не думаю, что от этого вам будет намного легче. И для начала Ремус должен решить, готов ли он сам рискнуть. Все смотрели на меня. А я молчал. Можно сто раз повторять, что лучше помереть, чем так жить. Но когда тебе действительно предложат помереть... даже если потом пообещают оживить – решится на это непросто. Тем более теперь, когда всё настолько изменилось. Когда в полнолуния я уже не один. Когда... когда я из-за дурацкой случайности чуть не стал убийцей! Вот о чём надо думать, а не о весёлых прогулках по Запретному лесу в приятной компании. Ведь никто не даст гарантии, что ситуация когда-нибудь не повторится. Любопытных людей на свете много, и случайностей на свете много, и... но заставить ребят убивать? Даже зная, что убийство только кажется таковым? Наверное, Сириус поймал мой взгляд, потому что сказал: – Рем, ты решай только за себя. А за себя мы уж как–нибудь сами решим. Хотя, что тут решать? Если ты скажешь «да» – я сделаю... постараюсь сделать всё, что требуется. – Почему ты? – ревниво встрял Джеймс. Питер промолчал, но тоже посмотрел вопросительно. – Рыцарь был обязан своему коню, – ровным голосом пояснил Сириус. – Возможно, это важно. А долг перед Ремом только на мне. – Ошалел? – пробормотал я. Нет, в какой-то степени он был прав, но я давно простил ему ту дурацкую оплошность, тем более, что это была просто дурость... хоть она и могла закончиться крайне плохо для нас и ещё хуже – не для нас. Но... – Но ты же... – пробормотал Питер. И осёкся. – А кроме того, – неестественно небрежным тоном продолжил Сириус, – придётся ведь куда-то ехать и надолго, наверное. А у ребят родители. – А у тебя – кто? – за всех изумился Джеймс. Нет, не за всех. Дамблдор отреагировал на это странное заявление на удивление спокойно. – А я всё равно домой не вернусь. Я уже родителям написал. Вернёмся в спальню – я вам ответ покажу. Пока ребята в полном обалдении таращились на него, я посмотрел на директора. Он кивнул: – Да, я знаю, миссис Блэк мне тоже писала. Мы с Сириусом поговорили... и я признал его решение если и не верным, то... хм... обоснованным. – Дела-а-а, – протянул Джеймс и возмущённо повернулся к другу. – А я... мы почему ничего не знали? Сириус виновато потупился: – Не хотел, чтобы отговаривали. Я бы вам чуть позже всё рассказал, честно! – Ладно, – сказал я, не слишком удачно изображая решительность, – если уж так, то поедем. Ну, то есть... в общем, я хотел бы попробовать, но это же в Россию ехать надо, да? А у меня не так уж много денег на счету. Я вопросительно посмотрел на Дамблдора. Он кивнул: – У тебя немного, у Сириуса – и вовсе нет... Вот что, мальчики: если вам удастся продержаться до конца года на достигнутом уровне, я постараюсь организовать вам поездку за счёт школьного фонда, как награду за выдающиеся успехи в учёбе. При условии, что они не будут сопровождаться столь же выдающимися безобразиями. Сириус истово прижал руки к груди, всем своим видом говоря «Да чтобы я! Да никогда!». Директор взглянул на него, усмехнулся: – Ладно, посмотрим. Съездите, узнаете все подробности, а там видно будет. На том и порешили.
Василиски: Глава 2 Портал перенёс нас в небольшую полутёмную комнатку с мягким полом и стенами. Она была пуста, только на одной из стен ярко выделялся светлый прямоугольник – дверь. Мы переглянулись и несколько нерешительно направились к ней, глазами ища ручку. Ручки не было, но дверь открылась сама. Плечом к плечу, благо ширина двери позволяла, мы шагнули в новый и незнакомый мир. За дверью оказался просторный холл. В центре журчал небольшой фонтан, окружённый мягким кольцевым диваном, перед которым стояли несколько низких столиков и нечто вроде кубических пуфиков. Никаких окон или светильников видно не было, зато потолок мягко светился, будто матовое стекло в солнечный день. В каждой из стен было пять дверей: самая высокая в середине, рядом две поменьше и попроще оформленные, и ещё две, совсем простые. Через одну из средних мы сейчас вошли. Или вышли? Холл был практически пуст, только с ближайшего кубика нам навстречу поднялся худощавый мужчина в светлой одежде. - Гамов Алексей Петрович, – с лёгким полупоклоном представился он. – Здравствуйте, господа. Сириус, чьё аристократическое воспитание порой бывало полезно, с изысканной вежливостью представился и представил меня. Гамов склонил голову: - Сейчас я представлю вас директору, а после поговорим. Прошу сюда, – он указал на центральную дверь правой стены. – Это административно-хозяйственный блок, там, где вы вошли – входы-выходы и гардероб, напротив входа – учебные помещения, а слева – исследовательские лаборатории. Ну, потом разберётесь. За дверью оказался обычный коридор с несколькими столь же обычными дверями, единственным украшением которых служили аккуратные таблички. Необычным было только освещение – такое же, как в холле. Гамов, кажется, заметил наш интерес и пояснил: - Это пока новшество, но быстро распространяется. Электричество плохо совместимо с некоторыми видами магии, а живой огонь романтичнее, но менее удобен для работы. Его теперь в основном в жилых помещениях используют. Нужная дверь располагалась в самом конце недлинного коридора. За ней оказалась небольшая комната: четыре кресла, попарно разделённые низкими столиками и резная дверь напротив входа. Мистер Гамов остановился перед ней, сказал в пространство: - Нам назначено. С полминуты ничего не происходило, потом раздался приятный женский голос: - Владимир Николаевич просил вас несколько минут подождать. Говорило вырезанное в центре двери улыбчивое круглое лицо, обрамлённое то ли лепестками цветка, то ли стилизованными солнечными лучами. Гамов указал нам на кресла, сам сел напротив, и у нас впервые появилась возможность рассмотреть его. На вид – лет сорок, хотя в действительности могло быть и вдвое больше. Узкое загорелое лицо с резкими чертами и темные, чуть тронутые сединой волосы делали его похожим на южанина. Непривычной была одежда: строгие серые брюки, белая рубашка, галстук, а поверх – небрежно расстёгнутый, но безукоризненно отглаженный халат, вроде тех, что носила дома моя мама, только белый и без всяких рюшечек-воланчиков. - Простите, сэр, а как нам следует обращаться к господину директору? – воспользовавшись паузой, спросил Сириус. - Обращайтесь пока так, как вам удобнее, – чуть подумав, решил Гамов. – Потом разберётесь в нашей системе, она не сложна, но для вас не совсем привычна. Скажем, обращение по имени и отчеству, принятое в отношении старшего или не слишком близко знакомого человека. Я хотел было спросить, что такое «отчество», но Сириус меня опередил. Гамов пояснил, что это определённым образом изменённое имя отца – то самое, что мы по привычке приняли за второе имя. - Значит, – не очень уверенно предположил я, искренне надеясь, что не слишком перевираю звучание, – к вам следует обращаться «Алексей Петрович»? - Правильно, – улыбнулся Гамов. – Впрочем, меня устроит любое другое обращение, более для вас привычное. Улыбка у него была чудесная, суровое лицо разом смягчилось, в тёмно-серых глазах возникли золотистые искорки, словно солнечный луч, проскользнувший в прореху грозовой тучи. Не знаю, как Сириусу, а мне сразу стало капельку спокойнее. В этот момент дверь распахнулась и из кабинета выскочил молодой человек в таком же, как у Гамова, халате, только выглядела эта, видимо, форменная одежда так, словно её долго и старательно жевали. Чем-то он напомнил мне нашего Джеймса – не иначе как встрёпанной шевелюрой. Он остановился было перед Гамовым, явно собираясь поделиться эмоциями, но тут заметил нас, махнул рукой и вылетел в коридор. Гамов усмехнулся: - Валентин Дромин, самый молодой из наших магистров. Талантлив необычайно, но от некоторых его идей даже меня оторопь берёт, а директор, между нами говоря, человек весьма консервативный. Ошарашив нас этим заявлением, он снова встал перед дверью и официальным тоном спросил: - Мы можем войти? - Входите, – на этот раз ответ прозвучал без задержки и сопровождался открывшейся дверью. Мы вошли. Кабинет меня поразил своей простотой. Стол в виде кольца, в середине которого на треножнике лежал громадный, с две головы, хрустальный шар. Строгого вида стулья. Угловые шкафы до потолка (не слишком высокого) с «глухими», без стёкол, дверцами. И портреты на стенах. Непривычные, хотя несколько лиц оказались знакомыми. Просто неподвижные изображения, нарисованные, насколько я мог судить, в разные эпохи. Вокруг портретов прихотливо вился вьюнок, усыпанный нежными золотистыми цветами. Он, в отличие от портретов, был живым. В целом, это помещение совершенно не производило впечатление магического, не смотря даже на хрустальный шар. Да и его хозяин не слишком походил на волшебника – немолодой полноватый мужчина, чисто выбритый, в строгом костюме-тройке. Всё это было непривычно, но почему-то успокаивало. Хотя, казалось бы, должно было быть наоборот. Пока Гамов нас представлял, я мучительно пытался вспомнить имя директора и с ужасом понял, что не помню даже фамилии. Впрочем, имя и не понадобилось, мы ограничились почтительными поклонами. Директор приветливо кивнул: - Я рад вашему приезду, молодые люди, давно следовало уделять больше внимания международным связям. Надеюсь, что сотрудничество будет продолжено, даже если вашу проблему, мистер Люпин, решить не удастся. Со своей стороны, могу заверить, что если вы всё-таки решитесь на этот крайне опасный эксперимент, мы окажем вам всё необходимое содействие, включая финансовое. Впрочем, подробности вам лучше обговорить с магистром Гамовым, который будет вашим куратором на время пребывания в нашей стране. Я же от души желаю вам удачи! Мне показалось, что, в отличие от Гамова, он пользуется не то переводческими чарами, не то амулетом-транслейтером, но очень высокого качества. Мы снова поклонились, на чём аудиенция и закончилась. В коридоре Гамов предложил с улыбкой: - Задавайте вопросы, я же вижу, что у вас они появились. - Из чего там мебель? – немедленно спросил Сириус. Я удивился вопросу, но потом вспомнил удивительно красивые и, похоже, естественные узоры на полированных дверцах шкафов и с интересом стал ждать ответа. - Из карельской берёзы. - Это что-то магическое? - Нет, совершенно обычное дерево, здесь недалеко произрастает, правда, древесина и правда ценная и довольно редкая – сами деревца некрупные. А что, раньше такого не встречали? - Не встречал, – с сожалением вздохнул Сириус. А я мельком подумал, что принадлежность к высшим слоям общества всё же накладывает свой отпечаток. И в свою очередь спросил: - А почему у вас портреты… такие… ну… – я понял, что не могу толком сформулировать вопрос, но Гамов меня понял. - Я знаю, у вас любят оживлённые портреты, да и сюжетные картины тоже. Они есть и у нас, но их не принято использовать в официальных помещениях. В лабораториях – да, в личных апартаментах – сколько угодно. Я слышал, что в кабинете директора Хогвартса висят живые портреты всех его предшественников, это правда? - Правда, – кивнул я. – Говорят, они там сами появляются после смерти директора, но ручаться не стану. - Если он умер, находясь на посту директора, а не был смещён, – уточнил Сириус. – Так говорят. Гамов кивнул: - Вполне возможный механизм. Ну, а у нас, как вы видели, изображения великих магов прошлого, тех, кто был признан фигурой международного значения. Согласитесь, было бы даже не слишком тактично делать их живыми. Особенно если учесть, что некоторые при жизни друг друга терпеть не могли. Сириус сдавленно хихикнул, видимо, вспомнив что-то из личного опыта. А я спросил: - А директор занимается Прорицаниями? - Нет, с чего вы взяли? – удивился Гамов. – А-а-а, хрустальный шар... нет, это средство связи. Хотя можно и для прорицаний использовать, наверное. Такая связь очень удобна, но редка – нужен природный кристалл, большой и со строго определёнными спектральными характеристиками. Маленькие можно использовать только для передачи простейших сигналов, а создать нужные характеристики искусственно пока не удаётся. То ли в присадках ошибаемся, то ли параметры выплавки должны быть другими или заклинательная база, а может природный фон тоже имеет значение... Он с видимым усилием оборвал себя, усмехнулся чуть виновато: - Простите, увлёкся, я сейчас как раз над этой проблемой работаю, в сцепке с синтетиками и заводскими специалистами. - У вас целый завод есть? – изумился я. - Зачем «у нас»? Он в городе есть, Завод Художественного Стекла называется. Конечно, тамошние специалисты не полностью в курсе, знают только, что требуется для научных разработок хрусталь определённого качества. А магическую составляющую наши синтетики обеспечивают. - Вы так плотно сотрудничаете с маглами? – не то удивился, не то восхитился Сириус. - Знаете, меня всегда удивляло как раз, насколько ваше общество изолировано. Статут Секретности вовсе не предполагает полное незнание и неприменение современных технологий, а придумать «реалистичное» прикрытие для своих действий почти всегда возможно. Особенно сейчас. В тонкостях науки мало кто разбирается, а уважать – уважают, достаточно простейшую терминологию знать. Кстати, о терминологии. У нас обычных людей называют «нимдар», «не имеющий дара», – он сперва произнёс расшифровку по-русски, а потом перевёл и несколько раз повторил слово, пока мы не научились произносить его правильно. В холле Гамов задумчиво огляделся и предложил: - Пойдёмте в кафе, там сейчас пусто. А то если я вас на кафедру поведу, так начнутся представления-расспросы-показы плюс «традиционное русское гостеприимство», а я же вижу, что вам о деле поговорить хочется. Предложение мы встретили с энтузиазмом. Нужная дверь оказалась в холле слева от «директорской» и вела сначала в маленькую прихожую с двумя дверями. Мы вошли в левую и оказались в довольно уютном зальчике с семью столиками, действительно пустом. В отличие от уже виденных нами помещений, кафе освещали свечи, горевшие в стенных бра и в керамических подсвечниках на столиках. - Дверь прямо – общий зал, – пояснил наш проводник. – Завтраки-обеды-ужины и всяческие банкеты – это там. А тут если хочешь в неурочное время перекусить или с друзьями посидеть. За отдельную плату. Вы что будете – чай, кофе, сок? Слова про «отдельную плату» меня смутили: денег у нас было немного. Но промолчать было бы невежливо, и я сказал: - Апельсиновый сок, если можно. - Кофе, – решил Сириус. В Хоге ученикам кофе не подавали, может быть именно поэтому мой противоречивый друг клялся в любви к этому напитку. Гамов постучал по столу перстнем, надетым почему-то на правую руку и сказал несколько слов на своём языке. Тотчас откуда-то со стороны на столик порхнул кофейник, две чашки (слишком больших на мой взгляд для кофе), сахарница, молочник и высокий запотевший бокал с соком. Чуть позже к ним добавилась тарелочка с пирожными. - Угощайтесь, мальчики, – предложил Гамов. Слегка смутился. – Простите, не люблю я официоз в родных стенах, на дипломатической службе сполна нахлебался. - Вы были на дипломатической службе? – заинтересовался Сириус, который тоже не любил официоз и примерно по тем же причинам. - Был, в сороковых годах в Лондоне, переводчиком при советской дипломатической миссии. Вы, возможно, не в курсе, но был секретный протокол, согласно которому все более-менее важные связи между странами Коалиции имели магическое прикрытие. Так сказать, во избежание. И не скажу, что мы там «для мебели» сидели. Да и по официальной должности работы хватало. Мы были точно не в курсе, но переспрашивать не стали. Зато стало понятно, откуда он так хорошо знает английский. - Да вы ешьте, не стесняйтесь, – повторил Гамов, подвигая к нам пирожные, – я угощаю. - Вообще-то у нас свои деньги есть! – с фамильным высокомерием сообщил Сириус. - Вообще-то у меня хорошая зарплата, – в тон ответил Гамов, ничуть не обидевшись. – А ещё бесплатное питание и традиционное русское гостеприимство. Сириус хмыкнул и первым взял пирожное. Кажется, они прекрасно поняли друг друга, чему можно было только порадоваться – на свежего человека наша звёздочка иногда производила неоднозначное впечатление. Пирожные оказались вкусными и я нервно сжевал две штуки, пока не понял, что просто тяну время. Гамов словно мысли мои прочитал: - Ну что ж, давайте к делу. Основное условие вы уже знаете, не так ли? - Я должен отрубить Рему голову, – небрежно сказал Сириус. Пожалуй, слишком уж небрежно, но даже его способности к актёрству были не безграничны. – В волчьем обличии. И он превратится в человека и человеком останется. Так? - В самых общих чертах – да. И вы готовы это сделать? - Готов, – быстро сказал Сириус. – То есть думаю, что готов. Страшно всё-таки! Я посмотрел на него со смесью удивление и уважения. Сириус Блэк, признающийся, что ему страшно, был явлением нетривиальным. - А вам не страшно? – повернулся ко мне Гамов. - Страшно, конечно, – скрывать этот очевидный факт было бы глупостью. – Но я готов рискнуть. - Готовы рискнуть... Ну, для начала: из всех документально зафиксированных случаев излечения подобным методом – а их и вообще-то не слишком много – только два относятся к оборотням. Первый – волкодлак неясной этимологии, а второй – медведь-полукровка. - «Неясной этимологии» – это значит не известно, укушенный или наследственный? – деловито уточнил Сириус. - Да. А «полукровка» – рождённый от наследственного оборотня и обычной женщины. Кстати, в результате изнасилования, что существенно повышает вероятность наследования... – он слегка запнулся, – этой особенности. Я понял, что он постарался щадить мои чувства, смягчив формулировку. И поторопился спросить: - А остальные случаи? - Неснимаемые проклятия. - Такие существуют? – удивился Сириус. – Я всегда думал, что это только вопрос силы мага. - Нет, бывают случаи, когда даже самый сильный будет бессилен. К счастью, для наложения подобных проклятий нужны весьма специфические и редко встречающиеся особенности. Иногда их накладывают пожизненно, иногда – на время, иногда – «с условием», чаще всего завязывая на чистую и самоотверженную любовь к объекту. Впрочем, это говорит не о гуманности автора проклятья, скорее наоборот. Пытка надеждой – худшая из всех, а в любовь такие типы обычно не верят, в число необходимых качеств входит и полная аморальность, – он внимательно посмотрел на меня. – Теперь вы осознаёте, как велик риск? - А неудачные попытки зафиксированы? - Дважды, – кивнул Гамов. – Если вы пока не раздумали, я по ходу рассказа поясню, с чем они были связаны. - Не раздумал, – решившись, я теперь готов был идти до конца. Разве что в последний момент сдрейфлю, но тут уж никто за себя бы не поручился... - Что ж, тогда перейдём к подробностям. Первая: не всё так мгновенно, как в сказках пишут. Волк с отрубленной головой обернётся человеком, но мёртвым и без головы. Это вы понимаете? - Мы это подозревали, – я охотно предоставил вести переговоры Сириусу. – Мы читали вашу статью, там про Живую воду говорится. - Да, верно. Только нужна и Живая, и Мёртвая, вторая сращивает члены, первая – возвращает жизнь. И не через сутки-двое-трое, как в сказках порой пишут, максимальный доказанный срок – три часа, так что воды надо будет добыть заранее. Самим, они работают только в руках того, кто зачерпнул их из источника. И это сама по себе задача крайне сложная. - Их что, сторожат? - Не в том смысле, как вы подумали. Просто никто не знает, где они. Скорее всего, они находятся вообще не в нашем мире, а в одном из ответвлений реальности. И открыть путь к ним может только Баба Яга. Слышали про такую? - Ага, читали, – мы действительно прочли перед отъездом сборник русских сказок, ничего более достоверного в переводе не нашлось. – Баба Яга, Кощей Бессмертный, Змей-как-его-там... - Горыныч, – усмехнулся Гамов. – От слова «Гора», то есть большой очень. Всего лишь одна из разновидностей дракона. А Кощей – просто сильный, злой и властолюбивый маг из довольно далёкого прошлого. Очень умный и талантливый, но лишённый даже намёка на мораль. Он действительно сумел создать артефакт, который каким-то образом не давал ему умереть, вернее – помогал возродиться, хоть из трупа, хоть из пепла развеянного. Правда, уничтожение этого амулета привело бы его к немедленной гибели. Да и привело в конце концов. - Игла в яйце, яйцо в утке, утка в сундуке... – вспомнил я. - Примерно так. Только на «иглу» было ещё наложено проклятие: кто её сломает... в общем, вам подробности знать не обязательно, но смерть там была наименьшим из зол. Так что витязь, заполучивший «иглу», предпочёл связать Кощея, но не убивать. Потом тот освободился, но пакостить сильно не решался, пока его «смерть» была в чужих руках. Зато для её похищения чего только не делал! В конце концов удалось устроить так, что он при очередной попытке сам и сломал иголочку. Вот такой вот счастливый конец. - Здорово! – восхитился Сириус, а я вслух вспомнил пословицу: «Скорпион сам себя жалит». - Про скорпиона – легенды, не жалит он себя, а вот с Кощеем и правда так удалось, – улыбнулся Гамов. – Но вернёмся к теме. Так вот, Баба Яга – это вовсе не пожилая колдунья с мизантропическими наклонностями. И вообще, никто толком не знает, кто это или что это. И даже – одна она или их таких несколько. Некоторые считают, что она бессмертна. Другие говорят, что Баба Яга рожает детей – всегда девочек – от проезжих молодцев, то ли обращаясь для этого в красавицу, то ли привораживая их, а родив – отдаёт в чужие руки. Когда же чувствует приближение смерти, созывает всех и выбирает себе преемницу, ей и передаёт весь свой дар, и мудрость свою, и тайны все до единой. Или же – что девочку-преемницу она похищает или выменивает и изменяет её сущность. Облик её в подробностях ни помнит никто из видевших, его даже с помощью Думосбора восстановить не удаётся. Только общее описание. А вот жилищем ей и правда служит Избушка на курьих ножках, тут сказки точны. И то ли та Избушка умеет ходить на своих ножках, то ли опять игры с Короткими Тропами, но никому ещё не удавалось дойти до Бабы Яги по той же дороге, как её не помечай и не описывай. Место всегда другое и путь всегда другой. - Значит, для начала нам нужно найти эту самую Бабу Ягу, – уточнил Сириус. - Для начала вам нужно повзрослеть, – возразил Гамов. – И не начинайте возмущаться, я верю, что вы умные, ответственные и так далее люди. Но вы пока несовершеннолетние, не так ли? - И что, это важно? – мой друг обиженно тряхнул чёлкой. – Ваша Баба Яга столь придерживается законодательства? - Законодательство тут не при чём. Вы что, не знаете об этапах становления мага Мы переглянулись недоумённо. Лично я о таком даже и не слышал. Сириус, похоже, тоже. - А вы не задумывались, почему вас принимают в школу и выдают палочку именно в одиннадцать? Не в десять, не в двенадцать? Мы синхронно покачали головами. Гамов вздохнул: - Да, различие программ обучения… ладно, слушайте. Существуют несколько этапов. Первый – пробуждение в ребёнке магии, чаще всего это три либо семь лет. Второй – обретение сознательного контроля, одиннадцать лет плюс-минус несколько месяцев. До этого возраста дети, за редчайшим исключением, принципиально не в состоянии осуществлять сознательные магические действия, вернее – не в состоянии делать это привычными для вас способами. Третий – семнадцать. К этому возрасту происходит полное формирование магического потенциала, дальше может расти умение, но не сила. Ещё один скачок силы может – необязательно – произойти в «обратном» возрасте, в семьдесят один год. Вот только иногда это бывает скачок «вниз», сила резко, скачкообразно, падает. Считается, что есть и ещё один «критический» возраст: девятнадцать лет, время выбора. - Выбора чего? - Пути… судьбы… сложно определить. Считается, что в этом возрасте образ жизни мага и, главное, образ его деятельности, накладывает неизгладимый отпечаток на его сущность. Если заниматься Темной магией или совершать резко аморальные поступки – уже никогда не сумеешь полностью избавиться от клейма Тьмы, даже если, повинуясь разуму, изменишь свою жизнь. И наоборот, если в девятнадцать лет совершаешь благородные поступки, любишь чистой любовью или просто живёшь честно – Тьма уже никогда не сможет завладеть тобой полностью. - Это точно? – жадно спросил Сириус. Я его понимал. Имя, особенно в магическом мире, никогда не даётся просто так. Не знаю, какое отношение к волкам имел основатель нашего рода, но то, что Блэки названы так не за цвет волос – это ни для кого не являлось секретом. Гамов пожал плечами: - Как вы понимаете, экспериментов никто не ставил, да и какой тут возможен эксперимент? Взять близнецов, разлучить их в восемнадцать и заставить одного заниматься Тёмной магией? Кто на такое пойдёт? - Ладно, – с сожалением вернулся к прежней теме Сириус, – значит, до семнадцати соваться к этой странной даме не стоит? - Не стоит, – усмехнулся Гамов, – говорят, она детей ест. Что, правда, не подтверждено даже сказками – в них жертва всегда спасается. Да, ещё язык выучить надо, но с этим, я думаю, проблем не будет, не так ли? - Русский? – на всякий случай уточнил Сириус. - Любой из славянской группы, но я думаю, что выучить русский будет для вас и проще, и полезнее. Итак, выучить язык, дождаться совершеннолетия, разыскать Бабу Ягу и уговорить её помочь. Как найти – это мы позже подумаем, а вот как уговорить – тут вам придётся самим, никто не знает, какая линия поведения будет правильной. То, что вы маги, может скорее помешать и идти к ней вам придётся без волшебных палочек или их аналогов, иначе разговора не будет, это известно. Последнее условие явилось неприятным сюрпризом. За пять лет палочка для нас стала почти частью тела, оставить её надолго казалось немыслимым. Впрочем, на фоне остального... - Ладно, живут маглы без волшебства, и мы некоторое время проживём, – буркнул Сириус. – Предположим, нашли, уговорили... кстати, она за свою помощь может что-то потребовать? - Может. Вряд ли что-то материальное, скорее, некую услугу. Может и не потребовать. - Ага, ясно. Ну, выполнили, добыли воду. Две воды, да? - Да. Обратный путь, насколько известно, труда не составит, хранится воды могут около года... и далее начнётся самое сложное. - Самое гадкое, – уточнил Сириус. - Да, но и сложное. Кстати, вам, мистер Блэк... послушайте, ребята, давайте всё же перейдём на менее официальный стиль общения? Если не возражаете, конечно. Мы дружно заверили, что не возражаем, и он продолжил: - Так вот, Сириус, для начала вам придётся научиться хорошо владеть мечом. - А мечом – обязательно? – Сириус передёрнул плечами и слегка побледнел, хотя до сих пор довольно удачно притворялся спокойным. – Я имею в виду – непременно надо голову рубить? Убить же и иначе можно, магией или магловским огнестрельным оружием. - Обязательно, – в голосе Гамова звучало искреннее огорчение. – Ни магия, ни тем более современное оружие не годится, только холодное и желательно без наложенных заклинаний. И желательно – именно отрубить голову, а не убить каким-либо другим способом. Я вам потом покажу расчёты, если хотите, не знаю, правда, что вы в них поймёте, это далеко за пределами школьного курса. Но постараюсь объяснить. - Ладно, мы вам на слово поверим, – буркнул Сириус. Я возразил: - Поверим, конечно, но и выкладки посмотреть будет интересно. - Хорошо, договорились. Далее: вы должны быть связаны как можно ближе, но не родственными связями. Дружба, благодарность... - Чувство вины подойдёт? – быстро спросил Сириус. - Бродяга! - Рем, заткнись! Бывшее не сделать небывшим, а глупость – не оправдание. Я заткнулся. Если это поможет... - В результате моей глупости Рем едва не огрёб крупные неприятности, – тем временем сообщил Сириус Гамову. – И не только он. Если бы не Джеймс... в общем, за мной долг. - Насколько я могу судить, – серьёзно ответил наш собеседник, – ваши отношения вполне подходят. Так что с этим проблемы, я думаю, не будет. Но... понимаете, мальчики, «пациент» должен в идеале сам подставить голову под меч. А оборотень... ну, не мне вам рассказывать. Собственно, с этим были связаны две трагически закончившиеся попытки. В первом случае оборотень оказался быстрее своего несостоявшегося спасителя. Во втором – оборотня попытались обездвижить с помощью зелья, но выяснилось, что оно несовместимо с Живой водой. Даже странно, что никому не пришло в голову проверить это заранее. Результат трагичен, как всегда, когда эксперимент ставят без предварительной серьёзной подготовки. - А как это можно было проверить? – удивился я. - На животных, разумеется. Именно таким образом было обнаружено, что любое зелье, принятое менее чем за сутки до гибели, полностью блокирует воздействие Живой воды. Даже обычный алкоголь. - А чай? – заинтересовался разом повеселевший Сириус. – Это ведь тоже в каком-то смысле зелье? Он посмотрел на удивлённого столь беспечной реакцией собеседника и уже серьёзно добавил: - Да вы не волнуйтесь, сэр, как раз эту проблему мы сможем решить без особого труда. - Ну-у-у-у, – я только отчасти разделял его оптимизм. – Ты уверен, что сможешь настолько быстро всё проделать? Как только я почую рядом человека... - Проверим заранее. На крайний случай, Джеймса выпишем. - Мальчики, вы о чём? Мы переглянулись, не зная, как поступить. С одной стороны, раскрывать тайну не хотелось, да и чревато было вообще-то. Но с другой – надо было сразу языки придержать, а теперь тайны разводить – только вызывать недоверие. В конце концов, этот человек сам вызвался помогать нам и, кажется, был искренне заинтересован в успехе. Сириус вопросительно приподнял бровь. Я пожал плечами – расплачиваться, если что, не мне, значит и решать тоже. Гамов верно расценил наше смущение. Сказал осторожно: - Вы можете сохранить свою тайну, но планировать любую операцию проще, если знаешь все факторы. В любом случае, это останется между нами. Мы снова переглянулись, и Сириус решительно признался: - Понимаете, сэр, я анимаг. Пёс. Незарегиситрированный. Если наше Министерство узнает, мне в лучшем случае такой штраф навесят, что до смерти не расплачусь, а в худшем – на пару лет в Азкабан отправят. - Истинный анимаг? – изумился Гамов. - А какие ещё бывают? – в свою очередь изумились мы почти хором. - Существуют трансфоры – маги, у которых искусственным образом значительно повышена восприимчивость к заклинаниям межвидовой трансфигурации. Нет, действительно анимаг? В шестнадцать лет? - В пятнадцать, – с законной гордостью уточнил Сириус. - И вам никто не помогал? – Гамов правильно истолковал смущённое молчание и добавил. – Да не беспокойтесь, не собираюсь я вас выдавать! Тем более, вашему Министерству. Я же не подданный Англии, в конце концов, и соблюдать её законы не обязан. Хотите, изначальной Силой поклянусь? Требовать клятвы мы, разумеется, не стали, и, решившись, наперебой принялись излагать всю историю целиком. - Однако! – магистр теперь смотрел на нас с искренним восхищением, хотя мне оно досталось скорее за компанию. – Замечательно, мальчики! Вот теперь я куда больше верю в успех нашего предприятия. И за это стоит выпить. Он подмигнул нам и бросил в пространство несколько слов. На столе тут же возникли три бокала с алой жидкостью, на поверку оказавшейся гранатовым соком. Впрочем, мы были не в претензии. Кажется, нам очень повезло с куратором.
Василиски: Глава 3 На кафедру Гамов нас всё же сводил. Там было всего пять человек, остальные, по словам заведующего, отправились на полевую практику со студентами. Встретили нас радушно. Обо мне все знали, что было не удивительно, учитывая причину нашего здесь появления. А вот что было удивительным – их отношение. Мягкое, полускрытое сочувствие и не более того. Я-то привык, что при одном слове «оборотень» людей перекашивает. Правда, ребята в своё время отнеслись к новости с восторгом, им показалось необычайно крутым дружить с настоящим оборотнем. Ну так они меня до этого уже целый год знали! А тут – незнакомый мальчишка, иностранец... В конце концов, я не выдержал и тихонько задал Гамову вопрос, пока Сириус развлекал остальных рассказом о своей первой и последней попытке играть в квиддич. Он кивнул понимающе и пояснил, что здесь, на северо-западе, оборотней мало, и все они законопослушные маги или люди, поэтому и отношение соответствующее. Вот в центральной полосе, а особенно в районе Уральских гор – совсем другая ситуация. Там до сих пор живут оборотни-экстремисты, нападающие в полнолуния на людей, чтобы убить, а чаще – превратить в себе подобных. Естественно, и отношение к ним в тех краях другое. «Примерно как к тигру-людоеду», – добавил он мрачно и замолчал. Я уже пожалел о своём вопросе. Тут нам велели прекращать шептаться и идти к столу – как выяснилось, «перекусить в неурочное время» можно было не только в кафе. Чай с добавкой каких-то травок заварили в громадной, литра на два, стеклянной колбе. Вскипятив её на газовой – газовой! – горелке. К чаю были пирожки с капустой. Никогда таких не пробовал, оказалось – вкусно. После чаепития Сириус вежливо поинтересовался, где мы будем жить. Выяснилось – у Гамова. На наше удивление он усмехнулся: - А что такого? Места хватит, не в гостиницу же вас отправлять. Общежитие на каникулы вообще закрывают: на магфаке вступительных экзаменов нет, только собеседование и конкурс аттестатов, а их можно по почте присылать. Халат, бывший, как выяснилось, не столько форменной, сколько защитной одеждой, требующейся при практической работе, Гамов оставил в кабинете, накинув взамен лёгкий пиджак. Вообще, я заметил, что здешние маги, если судить по уже виденным нами, одевались совершенно как маглы. Сириус не только заметил, но и задал вопрос. Оказалось, мы совершенно правы: в большинстве городов маги старались особо не выделяться и уж тем более не эпатировать окружающих необычной одеждой. - Вот в магических городках вроде Китежграда – пожалуйста, ходите в чём хотите, там и дракон на цепочке особого впечатления не произведёт, разве что оштрафуют за нарушение правил безопасности, – усмехнулся наш куратор. – А здесь лучше не надо, не то придётся с каждым встречным милиционером объясняться, а отводящие глаза заклинания у нас без нужды использовать не принято. Так что нужно будет и вам подходящую одёжку подобрать. В переходной камере он велел нам положить руки ему на плечи и держаться крепко, после чего начертил в воздухе указательным пальцем сложной формы знак. Знак несколько секунд тускло светился, потом вспыхнул ярко, словно втянув нас в конус света, а когда свет погас – мы стояли уже в другом помещении, столь же пустом, но куда меньших размеров. - Стационарный портал, активируемый руной перехода, – пояснил Гамов, открывая дверь. – Нечто вроде вашей каминной сети, свободный доступ имеют магистры любого круга, остальные – только с транспортных станций. Да вы проходите, не стесняйтесь. Вот это – гостиная, это – мой кабинет, это спальня, здесь дочка живёт, а вот эта комната – для вас. Комната оказалась небольшой, довольно скромно обставленной, но уютной. Спать нам предстояло на раскладных креслах, бельё и подушки на день убирались в специальный ящик под сидением. Немного не хватало пологов, но мы решили, что быстро привыкнем, тем более что и в Хоге не всегда их задёргивали, допоздна болтая и засыпая часто на середине фразы. В углу комнаты стоял массивный, старинного вида шкаф, рядом обнаружились наши чемоданы. Кроме того имелись: круглый полированный стол, несколько стульев и пара тумбочек. На тумбочках стояли свечи, но под потолком висела трёхрожковая электрическая люстра. - Хотите – жгите свечи, если вам так привычнее, – улыбнулся хозяин. – Но читать при электрическом свете куда удобнее. Зимой у нас ночи длинные. Дав нам слегка осмотреться, Гамов продолжил «экскурсию». Показал нам кухню – небольшую, с газовой плитой на четыре горелки, ванную комнату и, как он выразился, «самое необходимое в доме помещение». Ванна была большая, чугунная, а вода нагревалась газом, проходя через специальное устройство. Тут нам было предложено «быстренько ополоснуться с дороги» и мы охотно согласились. Надевать мантии после душа не стали, ограничившись лёгкими джинсами и футболками. Гамов такой стиль одобрил, сказал, что для тёплой погоды вполне подойдёт, а джинсы вообще считаются очень модной одеждой – жаль, у нас к ним таких же курток нет, ну да ничего, что-нибудь придумаем. Пока мы под его руководством отбирали из нашего не слишком богатого гардероба то, что можно без проблем носить на улице, в прихожей хлопнула дверь и заговорили два голоса, женский и девчоночий. Гамов выглянул в коридор, сказал что-то по-русски – ответом послужило трёхминутное щебетание – и повёл нас знакомиться. Миссис Гамову звали Александра Константиновна, причём она сразу сказала, что нам этого в жизни не выговорить, и потребовала звать её «тётя Саша». Мы смутились (я, во всяком случае), но пообещали. Была она полной противоположностью мужа: пухленькая, светловолосая и сероглазая, одетая в лёгкое платье цвета некрашеного холста, с вышивкой. Их дочка Маша, двумя годами младше нас, была похожа одновременно и на мать, и на отца, а её одежда не похожа ни на что, виденное нами ранее: совсем коротенькие, ладони на две выше колен, цветастые штаны и длинная безрукавка, почти туника из той же ткани. Пояс застёгивался пряжкой в виде утки с лошадиной головой. Разговор шёл по-английски, миссис Гамова владела им свободно: как выяснилось, она в сороковых была с мужем в Лондоне. Маша говорила хуже, но, кажется, всё понимала. Впрочем, она почти сразу убежала в свою комнату, и снова мы увиделись только за ужином. Тогда же и обсудили ближайшие планы. Гамов предложил на следующий день немножко показать нам город, а заодно пройтись по магазинам в центре, нужно хотя бы куртки присмотреть для начала. На вопрос, где можно обменять деньги, Гамов только отмахнулся: - Оставьте как есть, при случае коллекционеров наших порадуете. Вам же обещана финансовая поддержка, забыли? Мы не забыли, но не подозревали, что она включает также и одежду. Гамов рассмеялся: - Включает-включает. Мальчики, как вы думаете, часто ли у нас возникает возможность проводить такие неординарные эксперименты на живых людях? Я бы и предложить не решился, не то, что настаивать. По-хорошему, отговорить бы вас стоило. - Не надо нас отговаривать, – смущённо пробормотал я, оставив при себе окончание «а то отговоримся». Хотя нет, пожалуй. Или, может быть, отговорюсь, но уважение к себе тогда потеряю окончательно. А уж Сириус точно по своей воле не отступит. - Да я и не собираюсь, – вздохнул Гамов. – Но уж обеспечить вас всем необходимым – тут и разговора быть не может. А в наших условиях «необходимое» включает подходящую одежду, так что тема закрыта. Поверьте, не из своего кармана платить буду и никого другого тоже не обездолю. Потом нас погнали спать, сказав что-то про трудный день. Спорить мы не стали. На наши бедные головы сегодня обрушилась целая лавина разнообразной информации, и теперь требовалось время хотя бы на то, чтобы разложить её по полочкам. Но и спать сразу не стали, придвинули поближе друг к другу непривычно узкие, но неожиданно удобные ложа и ещё долго шептались, обсуждая увиденное и услышанное. Уже далеко за полночь решили, что надо написать обо всём ребятам и, наконец, заснули. На завтрак были сырники с клубничным вареньем и первый урок русского языка. Мы честно пытались повторить названия всех предметов на столе, сразу споткнувшись об эти самые «сырники» – выговорить это название правильно не удалось ни с первого, ни со второго раза, как и альтернативное «творожники». Гамов терпеливо поправлял, а Маша ехидно комментировала. Вчера она больше молчала, поглядывая на нас настороженно, но сегодня быстро втянулась в разговор, оказавшись явно неглупой и острой на язык. То ли у неё вообще манера разговора была такая, то ли специально старалась нас поддеть. Гамов посмеивался и не препятствовал. Мы сперва старались отмолчаться – девчонка всё-таки, но вскоре тоже втянулись, тем более что такой стиль для нас был более чем привычен. В нашей компании подкалывать друг друга считалось хорошим тоном, причём далеко не всегда эти подколки были так уж безобидны, а про «дружеские» беседы со слизеринцами и говорить нечего. Среди них тоже встречались такие, что предпочитали выяснять отношения языком, а не палочкой, особенно когда был шанс нарваться на преподавателя. После завтрака миссис Гамова ушла на работу, а мы вчетвером – Маша тоже напросилась – отправились знакомиться с городом. Прогулка началась с Камеры перехода. Мы удивились, но промолчали. Прошли через уже знакомый холл с фонтаном и наконец попали в магловский мир. Мы оказались в длинном портике, обращённом открытой стороной во двор, где среди зелени виднелись несколько довольно мрачного вида двух- и трёхэтажных строений. Дверь, через которую мы вышли, снаружи была ничем не примечательна, а нимдары, по словам Гамова, её вовсе не видели. Мы прошли вдоль портика, затем – через решетчатую калитку… и я понял, почему Гамов решил привести нас сюда через портал. Улица, где он жил, судя по виду из окна, была ничем не примечательна, обычные городские дома, довольно старые. А здесь… Ощущение возникло такое, как бывает, когда перед тобой в конце узкой улочки внезапно распахнётся море. Синева, простор и цельная, первозданная красота. Только здесь она была рукотворной. Мы стояли на набережной, и тёмная синева взлохмаченной ветром воды словно подмигивала нам золотыми искрами солнца. Широкая река ластилась к одетому гранитом берегу, как огромная кошка к строгому, но любящему хозяину, светлые здания на том берегу выросли, казалось, сами собой, так идеально они дополняли симфонию воды, солнца и ветра, а в вышине над ними, будто лишь на миг коснувшись взметнувшейся иглы шпиля, плыл крохотный золотой кораблик, и верилось, что это тот самый, из старинной песенки, что везёт в своих трюмах счастье. - Какое чудо! – прошептал обычно ироничный Сириус, и я смог только согласно кивнуть. Гамов довольно улыбался, а Маша вообще выглядела такой гордой, словно сотворила это чудо собственными руками. Нам дали ещё немного полюбоваться, а потом повели влево, к тому месту, которое именовалось «Стрелкой». Как выяснилось, мы находились не на берегу реки, а на огромном острове. Теперь мы уже с нетерпением предвкушали новые чудеса. И город нас не обманул, щедро и искренне одаривая своей красотой, то строгой, чуть даже холодноватой, то внезапно-вычурной, то тёплой, почти домашней. Небо сияло так ярко, будто его специально к нашему приезду вымыли с мылом, солнце не обжигало, а ласково согревало, ветер был тёплым и каким-то уютным, и всё было настолько замечательно, что даже не верилось. И ужасно хотелось, чтобы так было всегда. В магазины мы в этот день не пошли. Гамов махнул рукой и сказал, что не стоит портить первые впечатления толчеёй и очередями, а если погода вдруг испортится – потренируемся лишний раз в трансфигурации. Заметив к слову, что с погодой нам отчаянно повезло, слякоть и дождь бывают куда чаще, даже летом. Хотя нам-то к дождю не привыкать? Мы заверили, что уж чем-чем, а дождём англичанина не напугаешь. Я попробовал представить, как всё виденное нами сегодня будет выглядеть в ненастье, и с удивлением понял, что всё равно будет красиво. Даже почти захотелось, чтобы наползли тучи и можно было прямо сейчас проверить это. - А ведь город принял вас, мальчики, – с удовольствием заметил Гамов. – И это хорошо. Некоторым здесь бывает ужасно неуютно, а вам ведь как минимум год жить. Я вслух удивился: разве здесь может быть неуютно? Гамов кивнул: - Есть люди, которых город отталкивает, не пускает в себя. Они не в состоянии по-настоящему оценить его красоту, для них это просто большое скопление более-менее старинных домов… ну да это ещё не беда. Бывают – достаточно редко – те, кого он активно не любит. И вот им здесь не жизнь, для них будет тьма и в солнечный день. Питер привередлив в своих привязанностях, но если кого принял – то полностью и навсегда. - Питер? – удивился я. Маша рассмеялась и произнесла какую-то рифмованную фразу по-русски. - На болотах рождённый, три раза крещённый, – перевёл её отец. – На самом-то деле – четыре раза, но про первый всегда забывают. Санкт-Петербург – так назывался этот город два века, потом был переименован в Петроград, но это в сущности было не переименование, а перевод с немецкого на русский. А после смерти Ленина стал Ленинградом. Но в разговорах и сейчас нередко Питером называют, так короче. Всё-таки основал его Пётр, как ни крути, так что имя заслуженное. Он посмотрел на нас, понял, что мы половины не поняли, и пообещал дать почитать магловский учебник истории. - Надо ребятам написать, – хихикнул Сириус. – Хвостик будет польщён, когда узнает, что является тёзкой такому городу. А как письмо можно отправить? Гамов пояснил, что в России для переписки издавна стали использовать в основном трансгрессию, слишком уж велики расстояния. Некоторые, правда, и сейчас держат почтовых птиц, чаще всего особую породу соколов, кое-где и сов, как у нас, но редко. Так что письмо надо просто положить в специальный конверт, надписать адрес и опустить в почтовый ящик – всё как у маглов. Конверт он даст, а ящик есть на Магфаке. Дом, где нам предстояло прожить два месяца, оказался всего минутах в двадцати неторопливой ходьбы от Университета, так что портал Гамов утром использовал исключительно ради эффекта. Вечер мы потратили на написание ребятам длиннющего письма и на изучение русского алфавита, который вроде бы и был похож на наш, но в деталях сильно отличался. А правильно произносить «щ» и «ё» мы, кажется, так и не научились. Утешало только то, что, по словам Гамова, русских поджидали ещё большие трудности с «w». Не говоря уже о сочетании «th». Следующая неделя была сплошным праздником. Целыми днями мы гуляли по городу, чаще всего в сопровождении Маши. С ней было легко и весело, не смотря на разницу в возрасте и далеко не идеальное знание английского. А может, и благодаря перечисленному. Вечерами же учили русские слова: сначала Маша нам их проговаривала, потом выдавала список. Гамов наложил на нас особое заклинание, способствующее запоминанию, так что за один вечер удавалось выучить несколько сот слов и выражений. После чего начиналось самое страшное: научиться правильно обвешивать их суффиксами, префиксами и окончаниями, количество которых в русском языке на наш английский взгляд плохо поддавалось исчислению, а правила употребления – логике. Вот с построением фраз особых проблем не возникало – у меня очень скоро создалось ощущение, что сами русские делают это, по их собственному выражению, как бог на душу положит. По магазинам мы всё же прошлись, купив нам по летней куртке и по паре рубашек, а Сириусу ещё и свитер. И пару складных зонтиков из Японии, за которыми пришлось долго стоять в очереди. Погода, как и предсказывал Гамов, на третий день испортилась, но нас это не особенно огорчило, тем более что тётя Саша – мы уже почти привыкли её так называть – научила нас накладывать на ботинки заклинание непромокаемости. А город был хорош и в дождь. Потом праздник кончился и начались суровые будни – подготовка к учебному году. Как нам объяснили, программы Хогвартса и российских школ – их было несколько – сильно различались, но и сами эти школы не слишком походили друг на друга, так что ситуация была не столь катастрофичной. К тому же школа при Магфаке включала только два старших класса, и нам предстояло оказаться не в давно сложившемся коллективе со своими законами и правилами, а в компании таких же новичков. Для начала нас протестировали. Выяснилось, что в трансфигурации мы были далеко впереди программы, причём даже в теории, которой здесь уделяли больше внимания, чем у нас. Не говоря уже о практике. В чарах – примерно соответствовали местному стандарту, то же и в арифмантике. В зельях были несколько впереди практических аспектов программы – рецепты зелий, свойства отдельных компонентов, умение сварить что-нибудь не слишком простое, зато совершенно не разбирались в теоретических вопросах, типа: «Почему три капли крови гарпии резко усиливают действие костеростного зелья, а пять – превращают его в яд?». В магобиологии оказалась та же картина. Этот предмет делился на травоведение, почти повторявшее нашу гербологию, и твареведение, показавшееся нам похожим на гибрид Ухода за Магическими Существами и некоторых разделов ЗОТС. История магмира сильнее привязывалась к событиям магловской истории, но, в общем-то, положение здесь было не слишком трагично. В отличие от магической географии, которую у нас не преподавали вообще, равно как и Ремёсла. Курс Знаки и Символы включал знакомые нам Руны, но и в нём было много такого, что знакомым не было. Мы мужественно засели за учебники, отставать от будущих одноклассников не хотелось. С русским языком у нас пока было не очень, так что нам выдали восхитительно полезный артефакт: очки, в которых текст виделся нам на родном языке, хотя был написан по-русски. Новыми для всех предметами должны были стать магофизика, о которой мы вообще раньше не слышали, а русские в младших классах не изучали, и один из «заклинательных» языков – латынь, греческий или старославянский. Нам, правда, с некоторой долей ехидства предложили выбрать гэльский, и пусть тогда администрация мучается. Идея была соблазнительна, но судя по тому немногому, что я знал об этом языке – мучения администрации не шли бы ни в какое сравнение с нашими, если бы им всё же удалось найти преподавателя. Так что мы скромно выбрали латынь. А ещё были магловские предметы: биология, математика, физика... Правда, эти предметы шли как бы отдельным блоком, и Гамов сказал, что для нас они будут факультативными, сможем разобраться – хорошо, не сможем – так тому и быть. Занимались мы в основном в университете, Гамов разрешил устроиться в одном из кабинетов, хозяин которого был со студентами на практике. Надо сказать, нам всячески помогали: охотно разъясняли непонятное, находили в библиотеке нужные книги, стоически выносили наши старания изъясняться на русском и приносили прямо в кабинет еду из столовой, не говоря уже о всевозможных домашних вкусностях. Незаметно подкралось полнолуние, о котором я почти забыл за новыми впечатлениями, да оно само напомнило, за несколько дней начав мучить привычной полубессонницей с муторными, беспокойными и странно притягательными снами. Я ждал его с полузабытым ужасом, но всё оказалось простым и почти приятным. Накануне Гамов порталом переправил нас в небольшую лесную сторожку, оставил запас продуктов на три дня и велел далеко не убегать. Так что ночи превращений – в этот раз их оказалось две – я провёл так, как уже успел привыкнуть. К хорошему всегда привыкаешь быстро. Правда, вместо трёх спутников у меня теперь был только один, зато под боком не было набитого людьми замка и деревни, из которой в любой момент кто-то мог решить прогуляться под луной. Само превращение не стало приятнее, но мчаться по ночному лесу, окунаясь в недоступные людским чувствам звуки и запахи, ощущая тёплый, дружеский запах бесшумной тенью скользящего рядом пса, а потом весело бороться с ним, по-щенячьи катаясь по росистой предутренней траве – это было почти счастьем. И закрадывалась мысль: а зачем всё? Мысль была муторная, эгоистичная. Я отлично понимал, что сегодняшнее – не навсегда, что Сириус недолго будет рядом, скоро у него появится своя, отдельная жизнь, а я опять останусь заперт в четырёх удушающих стенах и к тому же никогда не осмелюсь поднять взгляд на девушку, ибо обманывать любимую не смогу, а кто же по доброй воле согласится связать свою жизнь с оборотнем? Умом – понимал, но... Перед возвращением, ожидая прихода Гамова, я додумался даже до того, чтобы попросить Бродягу оставить меня на остальные полнолуния одного. Он потянулся было покрутить пальцем у виска, но тут же сообразил, в чём дело: - Раздумать боишься? - Ну, не то, чтобы... – промямлил я. - Боишься, – констатировал он. – Может, уже раздумал? - Нет! - Ну и ладно. Не дёргайся, так ты меньше сил теряешь, а они тебе ещё понадобятся. Если хочешь, устроим тебе весёленькое полнолуние следующей весной, поближе к делу. А пока не лишай меня невинного удовольствия. Сириус весь этот год постоянно ныл: «Скорее бы полнолуние», но не знаю, что тут было от предвкушения ночных прогулок, а что – от не слишком тактичной попытки избавить меня от комплексов. Сам-то он мог перекидываться в любой момент, ему-то что до фаз Луны? Через пару дней после возвращения Гамов повёл нас в Магический Кадетский корпус, где Сириусу предстояло учиться владеть мечом. Учиться всерьёз, без дураков – если всё дело сорвётся из-за того, что он не сможет в нужный момент ударить как требуется, это будет по меньшей мере глупо. Не говоря уже о том, что закончится, скорее всего, трагично, причём для нас обоих. Гамов сам заканчивал когда-то Корпус, правда, дипломатическое отделение. Мы это узнали, когда спросили, как он умудряется колдовать без палочки. Оказалось, что роль магического концентратора у него выполняет перстень на указательном пальце. Такие перстни, пояснил Гамов, выдаются тем, кого готовят для работы в магловском мире, они позволяют колдовать, не привлекая к себе излишнего внимания, к тому же их куда сложнее сломать или потерять. Широкому их распространению мешает редкость материалов: сверхчистое метеоритное железо и тектиты, уникальные камешки, образовавшиеся при ударе кометы о Землю. Довольно невзрачные на вид, они обладают невероятной концентрационной способностью и к тому же сами настраиваются на того, кто первым к ним прикоснётся. Так что добывать для себя камешек каждому приходится самостоятельно, зато перенастроить перстень невозможно, тогда как палочка чужого хоть и хуже, но слушается. Ехать в Корпус решили на метро, и эта поездка обернулась очередной неожиданностью. С лондонским метро мы оба были знакомы, но тем более изумились тому, что увидели: под землёй таились роскошные залы, которых не постыдился бы и королевский дворец. Район, где мы вышли на поверхность, был довольно новый, как здесь говорили, «послевоенный». Однако дом красного кирпича, стоявший на развилке двух углом расходящихся улиц, выглядел куда старше. Гамов коснулся перстнем двери, и она послушно открылась, пропустив нас не в прихожую, а в просторный двор, окружённый двухэтажными, строгого вида строениями. У входа дежурил парень примерно нашего возраста, в одежде которого по каким-то неуловимым приметам угадывалась военная форма. Гамова он то ли знал, то ли заметил перстень: почтительно ему отсалютовал, удостоив нас лишь короткого взгляда, в котором, впрочем, мелькнуло любопытство. Директор Корпуса встретил нас радушно. Был он весьма немолод и, судя по разговору, уже занимал эту должность, когда Гамов там учился. Бывшим учеником он, похоже, гордился, а с нами разговаривал суховато, но уважительно. Хотел даже сам показать территорию, но на выходе из кабинета его перехватил немолодой мужчина, до того похожий постной физиономией на нашего Филча, что мы по привычке постарались прикинуться предметами интерьера. Директор, как мне показалось, охотно последовал бы нашему примеру, но покорился судьбе, велев Гамову всё показать самому и познакомить нас с наставником Лаптевым, который должен быть в фехтовальном зале. Там он и оказался. С Гамовым они встретились как старые знакомые – оказывается, учились в одно время, хоть и на разных курсах. Лаптев был невысок, коренаст и с первого взгляда совсем не похож на мастера-фехтовальщика. На меня он посмотрел с лёгким любопытством, а вот Сириуса окинул внимательным, оценивающим взглядом, после которого так и хотелось повесить на шею табличку «Мене, текел...». Сириус вспыхнул, но смолчал, чем, кажется, повысил оценку на балл-другой. Наставник велел ему взять тренировочный меч из специальной подставки в углу зала и попытаться напасть. Ничего, разумеется, у Сириуса не вышло, хотя он честно старался. С защитой тоже не получилось. Получив пару чувствительных ударов, Бродяга сменил тактику – не пытался больше парировать, а начал уклоняться, используя меч в руке только как противовес. Это помогло не надолго, но мне показалось, что в мысленной ведомости появился ещё один плюс. Наконец, наставнику надоело избиение младенца, и он опустил меч. Сириус несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь выровнять дыхание, и очень печально сказал по-русски: «А я считал себя ловким...», добавив вполголоса пару выражений на английском. - Для необученного ты ловок, – возразил Лаптев, – а для шестнадцатилетнего – весьма самокритичен. Сириус капельку высокомерно сообщил по-английски: - Истинный аристократ всегда готов признать свои недостатки, ибо они с очевидностью меркнут перед его достоинствами. Гамов с усмешкой перевёл, а на недоумённый взгляд пояснил: - Мальчик из очень знатной семьи, Костя. - Учтём, – с несколько преувеличенной, как мне показалось, угрозой пообещал Лаптев. – А сейчас задавайте вопросы, если они у вас есть. - А почему в Корпусе изучают холоднее оружие, его же на войне давно не используют? – тотчас спросил Сириус. По-английски, разумеется – составить такую сложную фразу по-русски мы пока не могли. - Фехтование полезно для всякого человека, оно развивает реакцию и учит лучше владеть своим телом, – ответил Лаптев, выслушав перевод. – Хотя в человеческих войнах сейчас действительно может пригодиться нечасто. Но есть существа, убить которых можно только холодным оружием, – он искоса взглянул на меня. – Например, оборотень в волчьем обличии. - Правда? – невесть чему обрадовался Сириус. – Вот, значит, почему мечом надо, да? - Да, – кивнул Гамов. – Строго говоря, для оборотней смертельны ещё и пара-тройка заклинаний, но после них уже не воскресишь. Прости, Рем, тебе такие рассуждения слушать неприятно, наверное? Я помотал головой. Причём искренне – почему-то меня действительно это ничуть не задело. Даже интересно было, я раньше не подозревал, что для оборотня безопасно огнестрельное оружие. - Ну, не то, чтобы «безопасно», – пояснил Лаптев. – Убить – не убьёт, но очередь из автомата, например, выведет из строя надёжно и надолго. А добить – уже не проблема, если знаешь, как. Так что если вы, молодой человек, уже представили себя на поле боя – не советую. Я только пожал плечами. Вряд ли в истории было много боёв, происходивших ночью в полнолуние. - А если уж говорить о боях, – продолжал наставник, – существуют заклинания для защиты от огнестрельного оружия. - А от холодного? - Тоже, но они антагонисты – наложить можно либо то, либо другое. Угадайте с одного раза, что выберет современный маг? - Не участвовать в магловских драках? – невинно предположил Сириус. - Лёшка, где ты взял такого умного мальчика? - Оно само приползло... не обращайте внимания, мальчики, это анекдот такой. Ну что, Костя, займёшься? - А то меня кто спрашивал! Ладно, не дёргайся, конечно займусь. Материал хороший, обработаем. С этого дня Сириус ежедневно тренировался в зале университета, а трижды в неделю ездил в Корпус. Мне же запретили даже смотреть на бои. Лаптев сказал: - Чтобы к рефлексам оборотня ещё и человеческие добавить? Так тогда с тобой вовсе никто не справится. Я понимал, что это справедливо, но было всё равно завидно. Сириус утешал: - Не переживай, я тебя потом сам обучу, если захочешь. Воинская наука давалась ему нелегко. Лаптев практиковал жёсткий стиль обучения, синяки даже лечебные заклинания до конца не брали. Впрочем, Сириуса это только раззадоривало. Так прошло почти полтора месяца. А потом лето как-то неожиданно закончилось, и наша жизнь снова изменилась. Правда, на этот раз не столь радикально.
Василиски: Глава 4 Оказывается, мы успели отвыкнуть от жизни в общежитии даже больше, чем обычно за каникулы. Хотя, конечно, и общежитие тут было другое. И главное различие было не в условиях жизни и даже не в ином распорядке дня. Мы привыкли, что до тебя никому, кроме ближайших друзей, дела нет, разве что ещё старостам. Не трогаешь никого – и ладно. У нас всегда было не принято лезть в чужие дела. А здесь – принято. И не так, как это делал наш «любимый враг» Северус, и с меньшим успехом – кое-кто из его младших однокашников, а скорее так, как это сделали мои ребята на первом курсе. Ну, разве что не с такой готовностью к самопожертвованию – помнится, первым предложением Джеймса, когда они узнали, что я оборотень, было: «А давай ты нас покусаешь, и мы тоже станем оборотнями, вместе веселее будет!». Сначала нас это даже раздражало, как часто раздражает непривычное. А потом стало привычным. Школьники и студенты жили вместе, в отдельном доме, минутах в десяти ходьбы от Университета – даже ближе «преподавательского». Жили по два человека в комнате, на каждую комнату приходился санузел с душем – как нам сказали, для обычных студенческих общаг роскошь неслыханная. Всего нас в классе было тринадцать: семь парней и шесть девочек. Валя Столетова и её подружка, Алёна Брусникина, были местными из Института Благородных Ведьм, чаще называемого Рощицей. Остальные приехали из разных концов страны и учились прежде в разных школах, каждая со своими правилами и несколько различающейся программой. Попытки выяснять, чья школа лучше, преподаватели (здесь их называли Наставниками) пресекали решительно. На торжественном собрании в первый день занятий Старший Наставник произнёс речь, в которой подчеркнул: каждая из Школ имеет старинные традиции, равно уважаемые в магическом мире и ни одна до сих пор не доказала своего превосходства, равно как и ни одна не давала повода считать себя ниже других. Далее он упомянул имена наиболее известных выпускников каждой из Школ, по-моему, специально подобрав их в равном количестве. Некоторые даже нам были знакомы. Конечно, совсем соперничество не прекратилось, но приняло с самого начала вполне конструктивные формы: каждый на деле старался доказать, что знает и умеет больше других. Мы, разумеется, тоже. К общему удовлетворению правы оказались все, у каждого нашлось, чем похвастаться. День в общежитии начинался с пения петуха – правда, не настоящего, а магической фигурки, игравшей роль будильника. Витя Градов, у которого дед закончил Магфак ещё в прошлом веке, рассказывал, что эти бронзовые петушки стояли в комнатах уже тогда и уже тогда выглядели старинными. Весёлое кукареканье поднимало нас в будни в семь утра, а в выходные – в восемь. Через час в столовой Магфака ждал завтрак, а в девять начинались занятия. Первая половина дня была посвящена магическим предметам, вторая делилась между магловскими и самостоятельной работой в библиотеке. После ужина можно было при желании позаниматься часок практикой под надзором дежурного наставника. Эти занятия не были обязательными, так что ребята иногда пропускали их, убегая в кино или просто погулять. Мы с Сириусом – тоже, но по другой причине: с практикой у нас и так было неплохо, а вот теорию и магловские предметы требовалось штудировать дополнительно. Особенно Сириусу, дважды в неделю пропускавшему часть вечерних занятий. Третий раз он ездил в Корпус по воскресеньям и проводил там всю первую половину дня. В воскресенье обязательных занятий не было, работали только библиотека, тренировочный зал, и спортзал. И столовая, конечно, но туда можно было не ходить, а взять накануне свою порцию «сухим пайком» – пирогами с мясом, капустой, рыбой и яблоками, а чай приготовить у себя с помощью магии. Мы нередко так и делали. Бытовые заклинания в общежитии разрешались. Постепенно мы втягивались в режим, привыкали к новой одежде, начинали разбираться в тонкостях языка и всё меньше нуждались в «очках» для чтения учебников. Наставники относились с пониманием, никогда не отказывая в пояснениях. Отношения с одноклассниками тоже складывались на редкость удачно. Правда, вначале нас попытались проверить, как выражался Павлик Лисицын «на вшивость». Проснувшись утром на третий день занятий мы обнаружили, что тапки приклеены к полу. И ботинки тоже. Сириус восторженно присвистнул: дверь мы, положим, по хогвартской привычке не заперли, но спали оба довольно чутко, так что неизвестному злоумышленнику пришлось действовать очень тихо. Минут десять спустя, когда выяснилось, что ни одно известное нам отменяющее заклинание не действует, наше мнение о шутнике повысилось ещё на несколько пунктов. Но восхищение-восхищением, а опаздывать на завтрак не хотелось, на занятия – тем более. Я уже начал присматривать, что можно трансфигурировать в обувь, когда Бродяга подозрительно потянул носом, быстренько заблокировал дверь и перекинулся. Минуты две старательно обнюхивал непокорную обувь и пол вокруг, потом вернулся в человеческий облик и сообщил: - Это вообще не заклинание. Это клей! Теперь была моя очередь восторженно присвистнуть. Это ж к самым кроватям подобраться надо было! Да и вообще, если бы не собачье чутьё, мы бы ещё неизвестно сколько пытались расколдовать ботинки прежде, чем мысль об обычном клее закралась в голову. На завтрак мы всё же опоздали – клей оказался качественный. Сириус, впрочем, был явно доволен и что-то замышлял. Вечером он велел: - Когда все уснут, покараулишь, а я по следу пройдусь. - Что ты задумал? – встревожился я. - Я запах запомнил. Пробегусь по комнатам, посмотрю, кто это у нас такой талантливый. - Ненормальный! А если кто увидит? - Ерунда, пока дверь открывается, я перекинуться успею. Затея была опасная, но я знал: когда он что-то уже решил, отговаривать бесполезно. Я и не стал: самому было интересно. Всё, впрочем, прошло удачно, даже очень. Сириус определил не только комнату, но и выяснил, кто из её обитателей был исполнителем, а кто сторожил за дверью – мы точно помнили, что Павлик сегодня не выходил в Комнату отдыха, так что потребовалось всего лишь определить, который из двух следов там присутствует. - Что будем делать? – спросил я, закрывая за собой дверь комнаты (и на этот раз не забыв запечатать её сторожевым контуром). - Спать, – хихикнул Сириус. – Завтра я с ними разберусь. - Давай только без членовредительства! - Не переживай, всё будет сугубо в рамках закона. В этом у меня были некоторые сомнения, мой драгоценный друг обычно плевал на все и всяческие рамки, кроме тех, что устанавливал для себя сам. Но в чужом дому, к моему глубокому облегчению, он предпочёл вести себя сдержанно. «Всего лишь» приклеил шутникам ботинки к ногам Заклятьем Вечного Приклеивания. Фокус был в том, что снять это заклинание мог только тот, кто наложил, а ноги – не пол, от них ножом не отковыряешь. Павлик и его «сообщник» Ростислав проявили завидное упорство, сдавшись на милость победителя только через неделю. И так искренне восхитились быстротой, с которой мы их вычислили, что история, грозившая враждой, стала основой если не дружбы, то приятельства. Это была не единственная попытка, но после пяти лет в весёлой Мародёрской компании пронять меня было сложно. А Сириуса – и вовсе невозможно, ибо остроумные каверзы он встречал с искренним восторгом, а неостроумные – с аристократическим презрением. И долго в долгу не оставался, умудрившись при этом и дальше держаться в рамках здешних, более строгих, чем наши, правил. Впрочем, при том количестве материала, которое нам приходилось изучать помимо общей программы, времени на особо заковыристые шалости просто не оставалось. С Гамовым мы виделись чаще всего за обедом, он почти каждый день подсаживался к нам за столик, чтобы расспросить, как идут дела, и передать привет от «прекрасных дам». В школе он вёл факультативный курс «Основы боевой магии», на который мы записались, но посещали из-за загруженности через раз. Отдельного курса Защиты здесь не было, защитные заклинания изучали на Чарах, способы борьбы с опасными существами – на Твареведении, а обереги, которые у нас почему-то вообще почти не использовались – частично на Знаках, но в основном на Ремёслах. Из последних Сириус, к моему огромному изумлению, выбрал вышивание, сказав, что его это забавляет. И не он один. Этим, с моей точки зрения, чисто женским делом занимались ещё два парня из нашего класса, и получалось у них очень неплохо. Зато одна из девочек весьма ловко управлялась с кузнечными принадлежностями. Сам я почти наугад занялся лепкой и неожиданно для себя увлёкся, особенно после того, как Наставник однажды поставил меня в пример другим, более опытным. В младшей школе изучали основы всех ремёсел, так что, в отличие от нас, остальные делали выбор осознанно. Удивительно красивая золотая осень быстро сменилась промозглым холодом с постоянно сыплющимся и тут же тающим под ногами снегом. Хогвартс, где в плохую погоду можно было вообще не вылезать из-под крыши, представлялся в такие дни верхом совершенства, даже забывались вечные сквозняки в коридорах. И ещё ужасно не хватало камина, хотя батареи центрального отопления объективно грели куда лучше. Но мы соскучились по живому огню. На дни полнолуния Гамов как и в самый первый раз переправлял нас в лесную сторожку, в окрестностях которой нам разрешалось бегать в своё удовольствие. Где она находилась, мы как-то всё забывали спросить, но явно не в окрестностях Ленинграда, погода там была совершенно другой. И существенно более приятной. Ленинградская погода вошла в поговорки столь же прочно, как у нас лондонская и, увы, столь же справедливо. Сохранить секрет в здешних условиях оказалось невозможным, про мою проблему через два месяца знал весь класс, а через три – всё общежитие. Правда, особой сенсации эта новость не вызвала. Кое-кто начал коситься подозрительно, но больше оказалось откровенного любопытства. И сочувствия. Особенно после того, как выяснилось, что оборотень я не наследственный, а кусаный, причём в порядке мести. Убедившись, что тайна перестала быть тайной, Сириус не счёл необходимым дальше играть в молчанку и красочно живописал все известные ему подробности. Как оказалось – правильно сделал, из странного и подозрительного существа я разом превратился в героя борьбы с мировым злом, хотя в чём заключался героизм (да и борьба тоже) я так и не понял. Опасаться меня, кажется, не опасались, даже выходцы из тех мест, где к оборотням относились крайне негативно. Видимо, здесь больше доверяли администрации: раз она сочла возможным принять в школу оборотня, значит и меры безопасности обеспечит. Правда, парочка десятиклассников начали проявлять открытую неприязнь, но дальше слов зайти не решились и в результате только подставились под острые язычки Павлика и Алёны, кинувшихся на защиту «своего». Мы с Сириусом пока что недостаточно владели языком для словесных баталий. Если о моей сущности знали все, то об истинной цели нашего здесь пребывания было известно очень немногим. А в Англии и вовсе только нашим ребятам и Дамблдору. Официально мы были участниками эксперимента по обмену в рамках международного сотрудничества, наши места в Хогвартсе заняли две девочки из России. На недоумённый вопрос Сириуса: «Как же директору удалось протащить через педсовет именно наши кандидатуры?» Гамов пояснил, что приглашения от Учебного Приказа были именными, а на следующий день принёс русский журнал «Будни трансфигурации», где мы с изумлением увидели свои имена под одной из статей. В которой с ещё большим изумлением узнали изрядно урезанное эссе, написанное Сириусом ещё в декабре на основе личного опыта. Опыт этот, кстати, обошёлся им с Джеймсом в неделю сбора мокриц в подвалах Хога, а мне – в серьёзный выговор от Минервы («Ремус, ты же староста, ну неужели не можешь повлиять на своих буйных друзей?...»), что не помешало ей оценить само эссе высшим баллом. Я осторожно спросил, как удалось организовать эту публикацию. Гамов пожал плечами: - Да ничего особенного, статья действительно интересная, я только показал её редактору и попросил, если можно, не тянуть с публикацией. Мне стало стыдно – получалось, я примазался к чужой заслуге. Бродяга немедленно это заметил (он порой проявлял фантастическую толстокожесть, но иногда бывал удивительно чуток) и напомнил о раскопанном мной в библиотеке старинном трактате, который и навёл их на «светлую» мысль. Незаметно подкрался день рожденья Сириуса, оказавшегося самым старшим в классе. Выяснилось, что такие праздники здесь принято отмечать всем классом, вечером в столовой устраивался банкет, к которому одноклассники готовили шуточные поздравления: стихи, песенки, забавные сценки. Получился целый спектакль. Я в это действо был вовлечён совсем краешком, моей задачей было обеспечение секретности. Зато когда чуть позже началась подготовка к празднованию Солнцеворота, мы приняли в ней самое активное участие, на время даже слегка забросив занятия. К этому времени мы уже начали немножко разбираться в местной системе новогодних праздников. Рождество здесь не отмечали вообще: маги с самого начала относились к христианству весьма прохладно, а нимдары после Революции объявили своё государство атеистическим. Зато Новый год праздновали и по «новому», грегорианскому календарю, и по «старому», юлианскому, что и породило так поразившее нас когда-то название. Оба Новых года приходились на каникулы, возможно поэтому на Магфаке праздновали Солнцеворот. А может быть, соблюдали древние, ещё языческие традиции. Во всяком случае, праздник был красивый, весёлый и с большим размахом: с ритуальными кострами, гимнами Солнцу, пиром, самодеятельным концертом и танцами. Отмечали его не в помещении, а на большой поляне в лесу, в центре которой росла громадная, удивительно красивая ель. После Солнцеворота начались каникулы, и у нас появилось, наконец, время для обстоятельного письма. До этого мы только дважды, в самом начале, писали ребятам подробно, а потом набрасывали по очереди по паре строк в день и отсылали раз в неделю получившееся безобразие. Хотя ответные письма читали с жадностью и требовали подробностей. Впрочем, ребята на нас не обижались. Кажется. На каникулы общежитие почти опустело, остались только те, кто рассчитывал использовать это время для сдачи «хвостов» – так здесь называли задолженности по учёбе. Новый год мы встречали у Гамовых, собралось человек двадцать гостей – родные и близкие друзья, было шумно и весело. Каждый принёс какую-нибудь безделушку, все их сложили в большой мешок, один из гостей нарядился Дедом Морозом – местным аналогом Санта Клауса – и наугад наделял всех подарками в обмен на песенку, стих или пантомиму. Гости дурачились, читая детские стишки нарочито писклявыми голосами или, наоборот, с торжественными завываниями и величавыми жестами. Я тоже прочитал стишок – самый дурацкий, который знал, постаравшись сделать это с максимально сентиментальным видом. На таком уровне английский знали почти все, так что шутку оценили. Сириус изобразил наше гриффиндорское привидение, Почти Безголового Ника – на мой взгляд, весьма похоже, а по мнению остальных – как минимум смешно. После застолья с шампанским и домашними наливками все высыпали во двор, где тоже стояла наряженная ёлка, и устроили соревнование: кто лучше наколдует фейерверк. Вскоре к нашей присоединились ещё несколько компаний, кто-то выставил на открытом окне первого этажа магнитофон, и веселье растянулось до утра. Выпивки, вопреки расхожему мнению о русских застольях, было не так уж много, да и пресловутую водку почти не пили. Я попробовал – гадость, вроде нашего огневиски. Зато чернорябиновая настойка оказалась вкусной и довольно коварной, меня спас только холод, отгонявший хмель. Сириус перепробовал всё, но понемножку (как он утверждал – чтобы вкус не отбить), так что к утру трезвее него была только Маша. Впрочем, под ногами никто не валялся, на четвереньках не ползал и в драку не лез. Хотя под конец кое у кого язык начал заплетаться. У меня лично заплетались ноги, хорошо ещё, что до общаги было совсем близко. Старый Новый Год официально праздником не считался и, соответственно, выходным днём не сопровождался, так что праздновали его скромнее, но тоже весело. В отличие от остальных факультетов, на Магфаке не было зимней сессии, студенты сдавали только зачёты, а мы – писали полугодовые контрольные. Так что вернулись к учёбе тогда, когда «обычные» студенты досдавали последние экзамены, предвкушая отдых. И снова полетели дни, заполненные под завязку и почти неотличимые друг от друга. Незаметно подкралась весна и мой день рожденья, почти совпавший с ещё одним новым для нас праздником – Женским днём. Никто из парней толком не помнил, откуда пошёл обычай именно восьмого марта воздавать дань любви и уважения всем женщинам, девушкам и девочкам, но все охотно это делали в меру своих талантов и фантазии. Идея нам понравилась, мы предупредили о празднике Джеймса с Питером, и они потом с удовольствием описали, как были изумлены их поздравлениями русские девочки. Английских девочек, а так же шотландских дам в лице родного декана, разумеется, тоже не обделили. Проявленная галантность сразу принесла плоды: Джеймс похвастался, что непреклонная Эванс едва ли не первый раз в жизни отозвалась о нём положительно, публично назвав «небезнадёжным». Наш верный Ромео был откровенно счастлив, мы между собой похихикали над ним, а по-настоящему – позавидовали. Сириус ещё в начале года утверждал, что Лили на самом деле влюблена по уши, только из принципа не хочет себе в этом признаться, и я готов был с ним согласиться. Сохатого мы с этими мудрыми умозаключениями не знакомили: самоуверенности у него и так выше головы, пусть помучается. Кстати сказать, мы тоже отнюдь не были обойдены вниманием прекрасного пола. Ну, ладно Сириус – этот наследник древнего рода был безнадёжно красив, а если добавить прочие качества, то стоило дивиться только, что поклонницы за ним толпой не ходят. Хотя на улице нередко оглядывались. Но девичье внимание в свой адрес я уж никак не ожидал, особенно учитывая, что о моей второй ипостаси здесь прекрасно знали. Не ожидал, но получил – и теперь не знал, что с этим делать. Пока что удавалось игнорировать, ссылаясь на тотальную занятость. Мой день рождения отпраздновали в уже привычном стиле: с песнями, шутками и кремовым тортом со свечами. А вечером, когда все подарки были рассмотрены, все поздравления прочитаны и мы наконец остались одни в комнате, Сириус сказал задумчиво: - Вот мы с тобой и совершеннолетние. Смысл его слов дошёл до меня не сразу, а когда дошёл, то, честно сказать, стало зябко. Нет, я не собирался отступать, но за прошедшие месяцы обилие новых впечатлений как-то слегка отодвинуло мысли об основной цели нашего здесь пребывания. Теперь же наставала пора действовать. Мы решили было завтра зайти к Гамову на кафедру – не в столовой же обсуждать такие вещи, но тут он сам постучался в дверь. Извинился за поздний визит, ещё раз поздравил меня и заговорил, не забыв на всякий случай наложить Заглушающие чары: - Ну что, небось завтра же в лес собрались? - Не собрались, – с нехарактерной для него рассудительностью ответил Сириус. – Там сейчас утонешь, наверное. - И даже наверняка, – согласился наш куратор. – Русский лес в распутицу хуже, чем пустыня в засуху. Давайте так, мальчики: завтра я вам принесу все материалы, какие нам удалось наскрести про встречи с Ягой, там и достоверные сведения и легенды – в общем, сами посмотрите. Потом подумаем, с чего вам лучше начать и чем продолжить, если сразу не выйдет. А поиски начнёте летом, вместо практики, я прослежу, чтобы вас к моей кафедре прикрепили. Принесённую им кипу бумаг мы добросовестно проштудировали и убедились только в одном: они мало чем помогут. Или таинственная Баба Яга захочет с нами встретиться, или нет – и ничего тут толком не сделаешь. Шансов, к сожалению, было не так уж много, судя по некоторым материалам, магов она крепко недолюбливала, уж не знаю, из каких соображений. За всеми делами весна пролетела ещё быстрее зимы. Отгремели салюты Дня Победы – одного из трёх нимдарских праздников, который маги в России отмечали наравне со всеми, так же, как наравне со всеми участвовали в войне. Иногда с автоматом в руках, но чаще – с волшебной палочкой. Агрессивной политикой Гитлера с восторгом воспользовались тёмные маги всей Европы и самой России. Это не считая тех, кто ещё раньше примкнул к Гриндевальду – а их приходилось считать в первую очередь. Так что битва у магов и маглов была своя, но Победа – общая, и отмечали её все вместе, торжественно и искренне, что крайне редко сочетается. Почти сразу после праздника начались зачёты по практическим занятиям и годовые контрольные, и всё, что я помню из этого периода жизни, – мне всё время хотелось спать. Счастье ещё, что полнолуние пришлось на самое начало месяца. Мучения, правда, оказались не напрасными: мы каким-то чудом умудрились получить пятёрки по всем магическим предметам и даже по двум магловским. Первый день каникул пришёлся на полнолуние. А потом началась наша «практика».
Василиски: Глава 5 Отчёт по практике писал Сириус. Гамов назвал это произведение «малонаучной фантастикой», но подписал. Подписал бы, наверное, если бы там и вовсе был пересказ путеводителя по Среднерусской возвышенности. Ничего у нас не вышло. То, что большинство нежити, в том числе разумной, не любит магов - вещь известная, и, в принципе, понятная. Поэтому с самого начала было решено, что никаких магических артефактов нам брать с собой нельзя, а уж волшебных палочек - и подавно. Так что за лето мы научились: ставить палатку, строить шалаши, спать на земле, завернувшись в магически необработанную суконную накидку; разводить костёр спичками, кремнями и обходиться вовсе без костра; неделями питаться тем, что удавалось найти или поймать, что было довольно просто сделать, используя анимагическую форму Сириуса, и очень сложно – не используя… И многим другим полезным вещам. Что, конечно, утешало, но не слишком. Последний раз мы пошли в лес не только без палочек, но и с полностью заблокированной магией, что исключало возможность аппарации. Возможность анимагических превращений, как выяснилось, не исключало, что нас практически и спасло. Если бы не собачье чутьё, мы бы блуждали по тому лесу, пока обеспокоенный Гамов не начал нас с помощью заклинания Поиска разыскивать. Он потом признался, что и собирался уже, когда мы позвонили. Сириус вынюхал в лесу человечий след, по нему мы выбрались к какой-то деревушке, там переночевали, а утром нас на телеге отвезли миль за пятьдесят в посёлок, где был телефон. Через час мы сидели в кабинете Гамова, пытаясь чаем с мёдом подсластить неутешительные итоги. Возможность превращаться с заблокированной магией натолкнула Сириуса на размышления: а нельзя ли сделать анимагом магла? Но даже эта замечательная идея, которой он поделился с Гамовым как только его увидел, не слишком добавила нам оптимизма. Лето шло к концу, а результат усилий был нулевым. - Ладно, - подвёл итог наш куратор, - надо дополнительно проконсультироваться с парочкой специалистов, и, может быть, сделаем ещё одну попытку. А если снова не выйдет – тогда уже до следующего лета. Сейчас забирайте свои палочки и идите домой, отдыхайте, а я попробую кое с кем связаться. В холле мы неожиданно столкнулись с Валей Столетовой. - О, какие маги и без охраны! – обрадовалась она. – Вы откуда и куда? - Из лесу, вестимо, - продемонстрировал Сириус знание русской литературы. Правда, знание этого конкретного произведения сей цитатой, кажется и ограничивалось, не включая даже названия. - И что там делали? - Бабу Ягу искали, - буркнул я, думая о другом. Прикусил язык, но было поздно. - О, любопытно! И зачем она вам? - Это не для ушей юной леди, - напустил на себя таинственный вид мгновенно сориентировавшийся Сириус. - Я вам не «юная леди», а взрослая, совершеннолетняя волшебница. Уже второй день. - Поздравляю! – Сириус порылся в кармане штормовки и вытащил цветастый камушек, подобранный в каком-то ручье. – Это скромный камень, леди, для нашего времени уникален: на него не ступала нога человека. Прошу! Я без особой надежды сунул руку в карман и неожиданно для себя обнаружил там крохотную – с палец – веточку цветущего вереска. Понятия не имею, как она туда попала, но очень кстати. - А от меня букет. Только очень маленький. - Спасибо, мальчики! – Валя вытащила волшебную палочку, воткнутую в узел волос в качестве декоративной шпильки, и заклинанием сотворила из наших подарков нечто вроде импровизированной брошки на сарафан. – Смотрите, как раз в цвет! А пойдёмте, отметим это дело, а? А то никого из наших в городе нет, даже Алёна с югов ещё не вернулась. Мы критически осмотрели себя, решили, что сильно потёртые джинсы сейчас самый писк моды, а грязь мы уже с помощью заклинаний отчистили, и согласились. В кафе было пусто: кто-то ещё догуливал отпуска, кто-то уже готовился к учебному году, студенты не вернулись с каникул. Валя, утверждая свой новый статус - спиртное подавали только совершеннолетним - решительно заказала шампанского, Сириус добавил фруктов и шоколада. Лично я предпочёл бы мяса, но у русских почему-то было принято отмечать Дни рожденья именно шампанским, а мой снобистски настроенный друг скорее согласился бы закусывать его селёдкой - это он по крайней мере счёл бы оригинальным. Мы выпили по бокалу за новорожденную, по второму - за её родителей, допили остатки за мир во всём мире, включая Магическую Британию, и с непривычки несколько захмелели. Потом Сириус хихикал, что в бутылку кто-то Веритасерума подлил, - сомнительно, конечно, но разоткровенничались мы на удивление дружно. Началось с того, что Валя вернулась к прежней теме: зачем нам Баба Яга? Сириус принял крайне таинственный вид и, картинно оглядываясь, зашептал: - До нас дошли слухи, что она любит соблазнять проезжих молодцев, обернувшись невероятной красавицей, вот мы и хотели удостовериться... - Трепач! – обиделась Валя. – Я для дела спрашиваю! - Ты что, знаешь, как её найти?! – хором ахнули мы. - Может, и знаю. Только если вам очень надо. - Вопрос жизни и смерти! – заверил Сириус таким проникновенным тоном, что Валя с сомнением фыркнула. - Нам это действительно очень важно, - вмешался я. – Понимаешь... только это секрет... - Силой клянусь – никому ни звука! – торопливо заверила девушка. Не подкреплённая заклинанием клятва, строго говоря, ничем ей не грозила, но мы уже знали, что нарушить такую у русских считается совершенным бесчестием. - Понимаешь, - решился я, - есть способ избавиться от ликантропии. Только очень ненадёжный. И чтобы попробовать, нужно кое-что, что по всем сведениям только через Бабу Ягу достать можно. Вот мы и пытаемся её найти, только не выходит ничего. - Ага, ясно. Ну, тогда слушайте: вы ведь знаете, что я нимдаринка? Мы кивнули. Так здесь называли маглорождённых. - А то, что к детям-нимдаринам приставляют домового, – знаете? Мы дружно помотали головами. Ни о чём подобном мы даже не слышали. - Это не афишируется, - утешила нас Валя, - так что и не должны знать вообще-то. Да и сами дети – официально – не должны. Другое дело, что все узнают рано или поздно. Я вот Кузю обнаружила, когда мне лет шесть было, кажется. Мы с ним подружились. - А я читал, что домовые только в деревенских домах живут, - удивился Сириус. - Живут – да. Свой настоящий дом домовой покидает только вместе с хозяином, с помощь особого ритуала. А при нас они просто работают, до совершеннолетия. Ну, дом охраняют, конечно, но своим не считают. - До чьего совершеннолетия? - не понял я. - Нашего. И своего тоже – взрослые домовые в основном этим уже не занимаются. Другое дело, что взрослыми они становятся... ну, нам всем вместе столько не прожить. А у нас остаются даже до конца школы. - Всё это очень интересно, - нетерпеливо сказал Сириус, - но чем нам поможет? - А мой Кузя с Бабой Ягой знаком. Она его десять лет назад похитила, а он сбежал. - Зачем похитила? - удивился я. - Как? - одновременно спросил Сириус. - Ну, «зачем» - понятно, хотела, чтобы он у неё жил. Дом, который домовой хранит, никакая случайная беда не коснётся. Его, конечно, можно специально сжечь или порушить, да и то постараться придётся, а вот от случайного уголька или там от молнии вовек не загорится. И вообще, в таком доме и довольства, и достатка больше. А «как»... молодые были, глупые, головы нам задурила, а мы уши и развесили. Вспоминать стыдно. - Сбежал как? - уточнил Бродяга. - А домового в чужом доме против воли не удержишь. А в том, который «свой», он может хозяевам такую жизнь устроить, что сами сбегут. Она его обманом держала, расчухал - сбежал. По дороге ещё и с семейством леших подружился. - Думаешь, он к Яге вывести может? - К лешим точно выведет, если захочет. А для них в лесу запретных троп нет. - Лесная нежить магов не любит... - Ну, попытка не пытка, как говорил товарищ Сталин. Кузька-то точно говорить согласится, а уж что скажет - увидим. Идём? - Конечно! - даже удивился Сириус. - Надо бы Гамову сказать... - неуверенно начал я. - Ерунда, позвоним, - Валя уже вскочила. Мы встали следом. Жила Валя довольно далеко, пришлось ехать на метро, а потом ещё минут пятнадцать идти пешком. По дороге, соблюдая Статут, болтали о пустяках. Я старался не позволять себе слишком обнадёживаться, но что-то подсказывало: удача! И хотелось броситься бегом, словно нам было назначено к определённому часу и можно было опоздать. В небольшой, но уютной квартирке было пусто. Девушка велела нам не разуваться, но сама скинула босоножки, пройдя в комнату босиком. Огляделась внимательно и позвала: - Кузьма, вылезай! Я же знаю, где ты прячешься. Это мои друзья, они пришли у тебя помощи просить. Хороши друзья - иноземцы! - ворчливо донеслось из шкафа. - Кузька, кончай придуриваться! Что, если иноземцы, так не люди? - возмутилась Валя. - Не люди, а чародеи. Да ещё и оборотни. - Только один! И он хочет вылечиться! - Пра-а-авда? - недоверчиво протянул шкаф, но тут же смягчился. - Ладно, поговорим. Дверца скрипнула, и перед нами появился круглолицый человечек ростом нам по колено, в полосатых штанах и вышитой рубашке. Если судить по физиономии, было ему от силы лет десять. - Ну, чего встала? - нарочитым баском накинулся он на Валю. - Привела гостей, так на стол собирай. Учишь её, учишь, всё без толку. - Спасибо, мы не голодны, - вежливо склонил голову Сириус. Я-то видел, что за нарочитой чопорностью он старательно прячет улыбку. Домовёнок и правда был забавен. - Мы пришли просить у вас помощи. - Ты эти новомодные штучки брось, - поморщился домовой. - Один я, так нечего толпой кликать. Кузьмой меня зовут. Мы вежливо представились. - Я же говорил - чужаки, - снова заворчал привередливый малыш. - Ну да нынче и у наших такие имена бывают, что не поевши каши не выговоришь. Так зачем я надобен? Мы переглянулись, и я, как обычно, уступил право голоса. Надо признать, что Сириус справился с задачей блестяще, изложив всё кратко и ясно. - О ка-а-ак... - протянул домовёнок. - Воду, значит, живую... Да, говорят, что она только и может дорогу открыть. Только вас к себе сама-то не подпустит. - А провести сможешь? - Добровольно - к этой злыдне?! - возмутился Кузя и тут же непоследовательно решил: - К Лешику сведу, а там уж как получится. Только нынче же и пойдём. И палочки с собой не берите. А ты, Валентина, здесь останешься, нечего девке в лесу делать! Вот с этим мы были совершенно согласны. Отдали палочки Вале, позвонили Гамовым, удачно попав на Машу. Сириус командным тоном велел передать родителям, что мы по делу отправимся и можем задержаться, а если что - Валя знает, где мы. На этом сборы были практически закончены. Кузька велел ещё пирогов на дорогу взять, таковых в доме не оказалось, и Валя взамен наделала бутербродов, сложив их в потрёпанный рюкзачок. Потом домовёнок неуловимо обернулся рыжим котёнком и ловко нырнул Сириусу за пазуху, под рубашку. Высунул голову между пуговиц и ставшим чуть более мурчащим голосом скомандовал: - Ну, чего столбы приворотные изображаете, пошли уже! На метро до Купчино, а там на электричку, скажу какую! - и спрятался обратно, свернувшись клубком под рубашкой. - Ни пуха, ни пера! - пожелала Валя. Мы дуэтом послали её к чёрту и захлопнули за собой дверь, пока она не надумала-таки увязаться следом. Ехать пришлось долго, я уже пожалел, что у Гамова помощи не попросили, он бы нас перекинул куда надо. А так полчаса до вокзала добирались, да потом на электричке почти два часа. Сириус провёл время весело, очаровывая случившихся рядом симпатичных сестричек-погодок примерно нашего возраста, я от попыток втянуть в разговор довольно удачно увернулся и пробовал дремать, но получалось плохо. Нужная нам станция оказалась крохотной: в одну сторону от железной дороги уходила единственная улица, а по другую сразу начинался лес. Сириус торопливо застегнул штормовку и натянул капюшон – количество комаров в здешних лесах мы уже вполне оценили, а его эти твари почему-то особенно «возлюбили». Увы – без взаимности. Меня кусали значительно меньше, но и я счёл за лучшее последовать доброму примеру. Времени было уже довольно много, знаменитые белые ночи остались позади, и в вечернем свете лес выглядел весьма неприветливо. Я поёжился. Наше путешествие всё сильнее смахивало на авантюру. А с другой стороны – ничуть не больше, чем предыдущие, так что жаловаться было не на что. - Ну, чего встали? Видите – тропка? – заворчал наш проводник, с некоторым трудом выпутываясь из-под застёгнутой куртки. Мы послушно двинулись в указанном направлении. Тропинка, в начале довольно утоптанная, разделилась на несколько и почти исчезла, под ногами начало хлюпать. Сириус вслух пожалел, что мы не надели сапоги. Кузька проворчал: - Не бойся, дальше сухо будет. Скоро уже. И правда, скоро тропинка пошла вверх, а потом лес внезапно изменился. Я не смог бы сформулировать, в чём заключалось различие, но и ошибиться никак не мог: лес вокруг стал волшебным. Пожалуй, чем-то он был похож на наш Запретный, только там не с чем было сравнивать, а здесь переход ощущался так ясно, как будто на границе табличку повесили. - Вот это уже дело, – удовлетворённо пробормотал Сириус, тоже, конечно, ощутивший перемену. Мы шли ещё минут десять, потом Кузька вылез на плечо Сириуса и как-то странно гукнул: вроде и негромко, но лес подхватил его зов и передал дальше шелестом листвы, шорохом веток, посвистом ветра в кронах сосен… И почти тут же принёс ответный зов, а ещё пару минут спустя на тропе появился забавный человечек, похожий на сильно увеличенного в размерах лукотруса: он словно состоял из одних сучков, потоньше и потолще, гибко сросшихся между собой. Ростом он был фута три, не больше, но выглядел солидно. - Кузьма, ты откуда здесь, да ещё в такой компании? - вопросило это существо вместо приветствия. Возможно, впрочем, что приветствием были предыдущие странные звуки. Кузька, уже соскочивший на землю и принявший «человеческий» облик, схватил приятеля за руку, оттащил в сторону и горячо зашептал что-то на ухо. Лешачонок слушал, временами фыркая, то ли скептически, то ли неодобрительно. Наконец он, как говорят русские, сменил гнев на милость и повернулся к нам: - Меня Лешиком зовут... значит, вам Баба Яга нужна? Мы в свою очередь представились и подтвердили, что да, нужна. - Очень-очень? - подозрительно уточнил Лешик. - И даже ещё больше! - заверил Сириус. Я только кивнул. - Я только одного провести могу, - огорошил нас лешачёнок. Даже Кузьма удивился: - Это почему ещё? Добро бы вовсе отказался, а кочевряжиться на что? - Да не кочевряжусь я! - возмутился Лешик. - Человекам, хоть бы и магам, в одиночку Короткими тропами не пройти. Если бы Двуединая их сама пропустила, тогда другое дело, а без её воли - только с кем из нас, вместе. А ты же идти не захочешь? - Ну, не больно-то хочется... - протянул Кузьма. Похоже, о загадочной даме, которую, оказывается, ещё и Двуединой называют, у него сохранились не самые радужные воспоминания. - Ладно, я тогда с Лешиком пойду, а ты, Рем, забирай Кузьму и назад отправляйся, - мгновенно решил Сириус. Я медлил: отпускать его одного вовсе не хотелось. Кузьма, похоже, был того же мнения: - Ага, а она тебя слушать не станет или чего похуже? Нет уж, вместе пойдём! Не дожидаясь возражений, он перекинулся обратно в котёнка и нырнул в прежнее убежище - к Бродяге за пазуху. - Пошли тогда! - Лешик решительно ухватил меня за руку и потащил за собой. Странная это была прогулка. Я готов был бы поклясться, что впереди тропы не было, но стоило сделать шаг - и она покорно ложилась под ноги. Сириус с Кузей за пазухой шёл почти вплотную за нами, едва не наступая мне на пятки. Идти пришлось довольно долго, в лесу практически стемнело. Но на поляне, которая внезапно открылась перед нами, было ещё достаточно светло, чтобы увидеть Избушку-на-курьих-ножках, совершенно такую, как рисуют в детских книжках. - Избушка-избушка, повернись ко мне передом, к лесу задом! - столь же канонично произнёс Лешик. Избушка не шелохнулась, зато в обращённое к нам окошко высунулась довольно костлявая пожилая дама с намотанной на голову серой шалью, образующей что-то вроде восточного тюрбана. - Добрались-таки, - недовольно буркнула она. - Упрямые. Ладно, заходите! Избушка не то что бы развернулась - просто на месте окна оказалась дверь. С крылечком. Мы нерешительно поднялись по ступенькам, и дверь сама раскрылась, вызвав неприятные ассоциации с голодной пастью. Но отступать было поздно и некуда - не позориться же перед нежитью! Лешик, кстати, с нами не пошёл, остался снаружи. Внутри избушка была куда просторнее, чем казалось снаружи, но это нас не удивило, сами так умели, хоть пока и плохо. Откровенно волшебного там ничего не наблюдалось, обычный деревенский дом, каких мы уже успели увидеть с десяток в натуре и ещё больше - на картинках. Да и хозяйка выглядела совершенно обычно. Я удивился, вспомнив, что писали про её внешний вид, но тут же поймал себя на том, что стоит на несколько секунд отвести глаза - и восстановить в памяти не удаётся почти ничего, кроме самых общих впечатлений. Впрочем, особого времени на разглядывание нам не дали. - Говорите, чего от меня надобно? - без предисловий потребовала хозяйка. Я уже привычно предоставил слово Сириусу. Он столь же привычно изложил наше дело, на этот раз в полном варианте, без купюр - Вале мы ужасы вроде отрубания головы предпочли не рассказывать. - Вот, значит, что, - помолчав, протянула хозяйка лесной избушки. - Что ж, дело хорошее, можно и помочь, раз уж добраться сумели. Не задаром, конечно. - А что в уплату? - быстро спросил Сириус, прежде, чем я успел ляпнуть: «Всё, что угодно!» - А котёнка, что у тебя за пазухой сидит, - усмехнулась старуха. - За власть над смертью, хоть на раз - невелика плата. Кузька под рубашкой сжался в комок и жалобно пискнул. Сириус удивился: - Вы, леди, наверняка знаете, что это за «котёнок». Да и как бы я его отдал? Он же не вещь, сам пришёл, сам и уйти может. - И вы дураки необразованные, да и он не лучше, - хихикнула хозяйка. - Домовой ведь не зря за порог только в новый дом, да в лапте, да с наговорами... А коли сам человеку отдался, так тот человек, пока в дом назад не вернётся, над ним полную власть имеет. Да и после - только если отпустят, а самому свободы не видать. - Как наши домовые эльфы? - уточнил Сириус. - Так они эдак вот свободу и потеряли, - проявила удивительную осведомлённость старуха. - Могущества захотели сверх отпущенного, отдались магам, а те обещанное дали, а назад-то не отпустили. Так и живут который век - рабами всесильными. - Кузь, она правду говорит? - Правду, - пискнул домовёнок. - Ты знал об этом, когда с нами шёл? - Знал, не знал... какая разница! - в голосе малыша была обречённость. - И впрямь - какая? - Бродяга повернулся ко мне, приподнял бровь. Я кивнул: - Пойдём. Простите, леди, напрасно побеспокоили. Повернулся и замер: двери не было! Хозяйка за спиной хихикнула: - Куда торопитесь, ясны соколы? Не хотите добром, возьму силою, не хотите в уплату - задаром отдадите! - Против воли ты ж его не удержишь, снова сбежит! - я старался сохранить хладнокровие, но получалось плохо. - Сбежал бы, кабы как в тот раз обманом из дома увела. А так - куда денется, сам ушёл, путь себе замкнул! - Кузя, так? - снова спросил Сириус. За пазухой только пискнуло. - Ну что ж... - Сириус расстегнул пуговицу, выудил злобно зашипевшего котёнка и сунул его мне в руки. - Держи, от меня больше толку. Миг спустя между нами и лесной ведьмой скалился чёрный пёс. Я как никогда остро пожалел, что не властен над собственными превращениями. А заодно - что не взял с собой палочку. Ну, не попали бы сюда, так и неприятностей меньше. А теперь стой вот как дурак беспомощный, смотри... - Вот, значит, как? - хмыкнула хозяйка. - Решили напугать... ежа голой задницей? В тот же миг воздух в комнате словно сгустился. Это было похоже на Империус, как его описывают в книгах - мне вдруг страшно захотелось подойти к хозяйке и отдать ей котёнка, да ещё попросить прощение за нерасторопность. Ноги сами сделали шаг. Но что-то в глубине сознания напомнило: нельзя, надо сопротивляться! Я до крови прокусил губу и от следующего шага сумел удержаться. Шерсть на загривке пса вздыбилась, он яростно замотал головой, угрожающе зарычал и с усилием, словно против ураганного ветра, шагнул вперёд. Хозяйка снова усмехнулась, подняла руку - его отбросило к стене, с хрустом приложив о лавку. У меня сердце остановилось, пропустило удар, но он тут же поднялся, яростно рыча, и снова попытался добраться до ведьмы. И опять был отброшен одним небрежным движением. На этот раз он был готов, сумел извернуться и оттолкнуться от стены, тут же кинувшись вперёд. Почти удалось. Это я видел уже вскользь, ища глазами что-нибудь острое - топор или нож. Хоть и понимал, что это, скорее всего, не поможет. Влипли мы крепко. Топор обнаружился в углу возле печки, я кинулся к нему, воспользовавшись следующей попыткой Бродяги атаковать. Меня не остановили - просто топор рыбкой выскользнул из-под пальцев, отскочив к другой стене. Кузька, царапнув меня до крови, вспрыгнул на плечо, оттуда прыжком перелетел через всю комнату, обернувшись едва ли не раньше, чем коснулся пола и попытался сам схватить непослушный топор, вопя что-то воинственное. С тем же успехом - топор и от него ускользнул. Я, впрочем, не стал дожидаться результата, прыгнул на старуху, надеясь сбить с ног, пока она другим занята. Но её защита оказалась безупречной - я даже не упал, а повис в воздухе, беспомощно болтая ногами. С палочками у нас был бы шанс, а так... проклятье, но ведь в детстве колдуют без палочек! Нельзя сказать, что у меня получилось, но я попытался. И секунду спустя оказался на полу, что, правда, было не результатом моих потуг, а волей хозяйки. - Ладно, поиграли и будет, - сказала она таким тоном, что Бродяга, уже изготовившийся для новой попытки, замер на месте и вопросительно гавкнул. - Вижу - не уступите. Будьте же гостями в моём доме, все трое. К некоторому нашему удивлению Кузька тут же прекратил погоню за бегучим топором, поднял оброненную табуретку и уселся с довольным видом. Посмотрел на наши растерянные физиономии и сообщил прежним уверенным баском: - Коли гостями назвала, так худа не сделает. - Не сделаю, - усмехнулась хозяйка. - Это вы, человеки, клятвами себя вяжете, а наше слово и так верное. Обернись обратно, молодец, для собачьей морды у меня чашки не сыщется. Сириус помедлил, но послушался. Потёр ушибленное плечо, проворчал: - Не пугать надо было, а сразу прыгать... - Так я ждала того, - не обиделась Яга. - Что я, перекидыша не распознаю? А что упрямый, так то и без всякого чародейства видать. Она как ни в чём не бывало выставила на стол пузатый самовар, вытащила из шкафа чашки, корзиночку с пирожками, горшочек мёда... Я тем временем тоже поднялся, присел на лавку, не удержавшись от вопроса: - А зачем это всё было? Хозяйка ухмыльнулась: - Не испытавши молодцев, помогать не положено. Да и кабы вдруг впрямь отдали? Быть бы мне с Хозяином в доме. Мало ли, что сразу видела - не отдадите, пословицу слышали: «И на старуху бывает проруха». Как было не попытать счастья? Пока мы пытались понять, шутит она или говорит серьёзно, самовар успел закипеть. Я вспомнил про Валины бутерброды, прибавив их к старухиным припасам и вечер, начавшийся столь бурно, продолжился вполне мирным чаепитием. - До утра у меня останетесь, - деловито решала хозяйка, - а утром лешачонок вас до Границы проводит. Там уж как хотите - хоть быстролётным чародейством, хоть по-людски до дома добирайтесь. Этого упрямца глупого... - Кузя насупился,- дурачка этого, говорю, в дом вернёте, не с собой же его тащить. - Это почему? - обиженно буркнул домовёнок. - По кочану. Нет тебе туда ходу, а коли пройдёшь, так там и останешься, так что не встревай, - отрезала Яга и снова обратилась к нам. - Дам вам клубок - слыхали, небось, про такое? А управиться вам надо до заката, так что не тяните, нужное возьмите и назад. К Границе вернётесь, клубок бросите со словами «Приведи нас к месту заветному, где Смерть и Жизнь в один узел вяжется». Хором скажите, не забудьте. Амулетов с собой не берите никаких, не действуют они там, а то и вовсе силу утратят, так же и палочки ваши. Под Во́ды баклаги глиняные берите, без наговоров, размером, по-нынешнему, с литр - более Источник взять не позволит. Да вам и того хватит, не на одного оборотня, захотите - ещё человек пять, а то и больше, вернуть сумеете. Какие фляги чьи, сразу пометьте: Вода только в тех руках действует, кто её из Источника зачерпнул. И ещё знайте: Источник помнит, на какую надобность к нему шли. Коли от дела задуманного потом откажетесь, так Воды у вас бессильными станут, а коли кого до того вернули - и раны раскроются, и жизнь уйдёт, никто не спасёт. - А если мы будем думать, что просто для людей берём? - Не получится. Источник правду ведает, захотите обмануть - вовсе под землю уйдёт. Слушайте далее: Живая вода светлой струёй бежит, Мёртвая - темна, но как в баклаги нальёте, так уже не различишь, так что и это разметьте, чтоб потом беды не было. Как баклаги наполните, Источнику поклонитесь, поблагодарите. Да тростника, что там растёт, нарежьте аккуратно и с собой возьмите - сгодится. Назад по прежней тропе идите, она останется. Да вот дойдёте ли? - Почему нет? - удивился Сириус. - Во всех источниках сказано, что обратный путь безопасен. - Для простых людей - почти что безопасен, а Дар в этом деле ох как во вред! Вы видите яснее, вам мороки куда как опаснее. Чем лес тамошний манить или пугать вас будет - не ведаю, каждому своё видится, но одно скажу: всё, что увидите да услышите обманом будет, наваждением. А вот если с тропы хоть на шаг сойдёте - назад не вернётесь, навек заплутаете, и ни нюх собачий не выведет, ни я не найду. Это запомните накрепко! Мы заверили, что всё поняли, и инструктаж продолжился: - Переливать воду нельзя, во что набрали, в том и храните. Годна она до двенадцатого новолуния, после того силу теряет. Тогда али раньше, если всю стратите, в лес идите, яму в локоть выройте, на дно камень положите, да об него баклаги разбейте. А яму закопайте. Теперь - как пользовать. Помочь можно, коли человека любым оружием убили, что в руке держат или вовсе без оружия. Если стрелой, а паче того пулей - не поможет. Если от болезни помер, так тоже. Ограничения в применении не то, чтобы совсем были сюрпризом, но огорчали - новость, что воды можно взять с запасом успела вызвать массу всяческих идей. - А если заклинанием? - я помнил слова Гамова, но, возможно, они относились только к оборотням? - Не годится, - охладила хозяйка слишком разыгравшееся воображение. - Даже Рассекающим? - уточнил Сириус, не иначе как вспомнив прошлогоднюю стычку. Джеймс потом специально рылся в литературе и нашёл упоминания как минимум трёх заклинаний с похожим действием. Правда, без подробностей. Это не считая вариантов с магически созданными клинками. - Любым. Да хоть бы и клинком наговоренным. - А если машина сбила? - перешёл я к следующей идее. - Тоже. А вот если зверь порвал, тогда сгодится. - А если от раны, но не сразу? - Точно тут не скажу, но попробовать можно. - А за оружие что хочешь считается? - уточнил поднаторевший за последний год в этом вопросе Сириус. - Камень там, или палка? - Хоть чугунок, ежели его не кинуть, а рукой держать. Далее: Мёртвая вода раны да болячки все лечит, но только на мёртвом. Покуда жив человек - не пытайтесь, уморите без возврата. А успеть надо коли днём умер, так до заката, а коли ночью, так до восхода. В Мёртвую воду тростинку окуните, пальцем зажмите - я покажу как - и по капле в рану лейте, чтобы в самую глубину попадала. По одной капле на удар сердца, пока рана вовсе не закроется. Если раны нет, а синяк али шишка, так от края до края надрез сделать надо, хоть поцарапать, тогда вместе заживёт. Да смотрите, чтобы на пальце своём ранки не было, и когда набирать будете, так тоже осторожнее - если Мёртвая вода живой крови коснётся, та сама мёртвой станет. А после тростинку сожгите. - В документах говорится, что прежде для защиты рук скоблёные кишки использовали, - вставил я. - Сейчас есть специальные перчатки, только вот не знаю - можно ли искусственное использовать? - Для защиты - можно, - подумав, решила наша «консультантка», - лишь бы наговора не было, изначальное волшебство человеческого чародейства не любит. - А когда воды мало станет - как её в тростинку набирать? - Коли тростник тамошний - так сама наберётся, только кончик опустить. А как раны все затянутся - так живой воды в горсть набрать и всё тело обрызгать, да смотреть, чтобы в лицо, да к сердцу, да на живот непременно попало. А после воздуха побольше набрать, да в уста мёртвому вдуть, тогда оживёт. - А нам говорили, что за сутки до того никакие зелья пить нельзя? - Волшебные - точно, одно волшебство с другим не живёт, а прочие всякие – по-разному, да лучше уж никакие не пить, для верности. - А чай?... Сириус расспрашивал уже о неважном, и я вдруг понял, что он хочет поговорить как раз о нужном, но боится при мне обсуждать подробности, меня слишком близко касающиеся. Я поднялся: - Мадам, вам воды принести не требуется? Старуха усмехнулась: - А и принеси. Вон, ведро в углу, а родник от избушки влево. Да не бойся, не заблудишься. Я взял указанное ведро - деревянное, никогда таких не видел. Дверь возникла тотчас, будто и не пропадала. Я с некоторой опаской вышел на крыльцо, и над левым плечом, маня и освещая путь, тотчас зажёгся уютный золотистый огонёк. На его свет из-за деревьев вынырнул Лешик, спросил жадно: - Сговорились? Я рассказал ближайшие планы, в которых ему отводилась роль проводника. Лешачонок обрадовался: - Конечно, проведу! Как солнышко встанет, так здесь буду. А сейчас пойду, а то дедушка рассердится. Он проводил меня до недалёкого родника и бесшумно растворился в лесу. Вода в роднике была холодной до ломоты в зубах и сладкой, как цветочный нектар. Я, воспользовавшись случаем, умыться, напился, набрал воды и не торопясь вернулся в избушку. Судя по довольной физиономии Бродяги, им вполне хватило времени, чтобы обсудить «неудобные» вопросы. Спать нас хозяйка устроила на широких лавках, кинув на них неведомо откуда вытащенные набитые сеном матрасы, а сверху - одеяла из беличьих шкурок. Непривычные постели оказались довольно удобными, а может быть, мы просто слишком устали за этот бесконечный день, но проснулся я за всю ночь только раз, да и то на пару минут. Заглянувший в окно месяц светил как раз на постель Сириуса, и я обнаружил, что она пуста. Но удивиться или встревожиться не успел - снова уснул, как провалился. А утром он оказался на месте и на мой вопрос только пожал плечами: - Не помню, может, и выходил на минутку. А что? - Да хотел спросить, нет ли крапивы в кустах, - отмахнулся я, хотя в памяти тут же всплыли кое-какие пикантные моменты из раздела «Предположения» прочитанных нами документов. Но не озвучивать же! Он явно действительно ничего не помнил. Да и мне могло присниться. Прежде чем отпустить, Яга показала нам, как обращаться с Мёртвой и Живой водой - конечно, пользуясь водой обыкновенной - и заставила повторить, пока не сделали правильно. Потом вручила большой пушистый клубок отбеленной шерсти, предупредила: - Умникам своим не давайте, ничего им тут не высмотреть, только напортить могут. Мы поблагодарили и обещали «умникам» не давать и даже не показывать. На том и расстались. Лешик, как обещал, ждал на полянке. Кузя уже привычно устроился в виде котёнка у Сириуса за пазухой, и мы двинулись в обратный путь. Солнце светило, птицы пели, и жизнь казалась замечательной.
Василиски: Глава 6 Аппарировать на приличное расстояние в малознакомый дом мы не решились, а вот Привратная Камера Магфака была для этой цели очень удобна, там корректирующие заклинания имелись. Так что, распрощавшись с Лешиком, мы отправились прямо туда, ещё по дороге решив, что надо прежде всего поговорить с Гамовым. Нужную посуду без его помощи мы вряд ли найдём, да и вообще было бы свинством не рассказать ему, как обстоят дела. Гамов был уже на работе и встретил нас с несколько показным гневом: - Обормоты вы всё-таки! Могли бы и мне позвонить, а не через Машу передавать. Они из-за вас полночи не спали, переживали... Он явно собирался продолжить выговор, но не выдержал и совсем другим тоном спросил: - Хоть не зря съездили? - Полдела сделано, – заверил Сириус. Я выразился более осторожно: - Пропуск мы получили, но там ещё сложности предстоят. - Рассказывайте! Мы пересказали наши приключения. Кузя, устроившись на плече Сириуса, вставлял комментарии и уточнения. Гамов ему не удивился нисколько, и вообще у меня создалось впечатление, что они знакомы. Комментировать «сагу» наш куратор не стал, только кивнул и сразу же перешёл к практическим вопросам: - Какая нужна помощь? - Сосуды для воды, – тут же ответил Сириус. – Глиняные, в литр объёмом или около того. С надёжными крышками и без наговоров. - Без наговоров – это плохо, – Гамов задумчиво покусывал нижнюю губу. – Магические практически все хоть как-то, да закляты, а у сувенирных крышки – чистая фикция. Ладно, попробую поискать. Что ещё? - Перчатки, – напомнил я. - Перчатки, по две пары, для гарантии. Контейнер для использованных – не там же вы их жечь будете. Ножи, тростник резать... это всё ерунда, этого и здесь навалом... Знаете что, мальчики, отправляйтесь-ка вы к Валентине и ждите меня там. Постараюсь за пару часов управиться. Валя выскочила на звонок так быстро, будто ждала под дверью. И выглядела так, будто делала это с вечера. То ли она верно оценила наши довольные физиономии, то ли обрадовалась тому, что мы вообще вернулись, причём в полном составе, но вместо ожидаемых вопросов просто кинулась нас обнимать. Я, кажется, покраснел и без особого успеха попытался увернуться. Сириус столь же безуспешно попытался «воспользоваться ситуацией» – слишком на мой взгляд демонстративно, чтобы эту попытку следовало считать настоящей. Валя ловко выскользнула и переключилась на Кузю, который остался в образе котёнка – наверняка для того, чтобы хозяйке было удобнее чесать его за ухом и целовать в мордочку. Чем она и занималась пару минут, после чего спохватилась: - Мальчики, вы же, наверное, голодные! Я сразу вспомнил, что с вечернего чаепития не ел, а сейчас уже время к полудню, и с энтузиазмом кивнул. Сириус страстно пал на колени прямо на коврик в прихожей, благо нашим джинсам терять было уже почти нечего: - Спасительница! Полцарства за кусок колбасы! - На кой мне полцарства? Коммуналка какая-то получится. Бери даром. Десять минут спустя мы уже глотали разогретый борщ, с предвкушением принюхиваясь к аромату жарящихся сарделек и снова пересказывали свои приключения. Сцену драки мы с Бродягой, не сговариваясь, попытались опустить, как не особо нас красящую, но не тут-то было: Кузя, напротив, считал её весьма удачной и так расписал, что мы сами едва не поверили в собственное геройство. За столь приятными занятиями время пролетело незаметно, и звонок в дверь оказался почти неожиданным. Гамов, в отличие от нас, мог бы и прямо в квартиру аппарировать, но предпочёл проявить тактичность. На каждом плече у него висело по небольшому плетёному коробу. Не дожидаясь вопросов, он вынул оттуда и выставил в ряд на столе пять аккуратно оплетенных лозой квадратных бутылей. - Вот, держите. Чисто нимдарское производство, никакой магии и близко не было. И крышки на винте. Оплетали мы с Виталиком, правда, вместе, но тоже «ручками». Пока мы рассматривали как по заказу сделанные бутыли, он пояснил, что упомянутый Виталик – его старый приятель, живёт в Пскове, изготавливает новые образцы для тамошнего завода керамики, а помимо них много такого, что для поточного производства не слишком годится, зато по рукам влёт расходится. Бутыли эти он, что называется, от сердца оторвал: делал в подарок ко дню рожденья другого своего приятеля, крымчанина, автора изумительных домашних вин. Но признал, что нам нужнее, а подарок и с опозданием вручить можно. Валя принесла белую краску и написала на двух бутылях «Сириус», а на двух других «Ремус». Спросила: - Как Живую и Мёртвую воду обозначить? Буквами? Гамов совершенно несолидно захихикал. Валя посмотрела на него недоумённо, потом что-то сообразила и тоже залилась смехом. Минуту спустя дошло и до нас – всё же мы уже целый год здесь прожили и предполагаемые буквы видели неоднократно. Отсмеявшись, Валя нарисовала на одних бутылях сердечко, а на других – череп. Пятую, резервную, оставили без маркировки. Кроме бутылей в каждом из коробов лежало: две пары резиновых перчаток, пачка салфеток, фляга с водой, нож в кожаных ножнах и плотно закрывающийся пластиковый контейнер. Ножи мы сразу повесили на пояс, благо разгуливать по улицам не собирались, аппарировать на лесную поляну – это вам не в квартиру. Остальное аккуратно упаковали обратно, постаравшись уложить всё так, чтобы бутыли и не болтались, и не были слишком зажаты. Я достал из рюкзака волшебный клубок, спрятал под рубашку, тщательно проверив, не выпадет ли (Гамов проводил его жадным взглядом, но промолчал). Ещё раз по пальцам пересчитали, всё ли взяли. Валя первая спохватилась: - А тростник в горсти понесёте? Десять минут спустя наша экипировка пополнилась тубой для чертежей, без спроса одолженной юным Валиным соседом у отца. Единственным обоснованием просьбы послужило Валино «очень надо», из чего мы заключили, что наша одноклассница пользуется популярностью. Туба была удобная, с ремнём для ношения на плече, и Гамов не стал возражать. Даже предложил себя в гаранты, пообещав взамен подарить новую, ещё лучше. Теперь сборы были закончены. Мы влезли в лямки коробов, Сириус повесил на плечо тубу. Валя, снова вогнав меня в краску, чмокнула в щёку – «на счастье», Кузька солидно пожал каждому руку. Гамов хотел было тоже ограничиться рукопожатием, но поддался порыву и обнял: - Ну, мальчики, ни пуха, ни пера! - К чёрту! – хором ответили мы, взялись за руки и аппарировали. Полянка за последние несколько часов ничуть не изменилась, да и с чего бы? Я вытащил из-за пазухи клубок. Мы переглянулись, вдвоём взялись за него, хором произнесли заклинание и легонько толкнули вперёд. Секунду казалось, что ничего не произойдёт, клубочек прокатится шаг-другой и застрянет в траве, но он не застрял, а медленно покатился вперёд, разматываясь, и нитка словно растекалась полотном примерно в метр шириной. Мы взялись за руки и тесно прижавшись друг к другу ступили на Тропу. Идти друг за другом почему-то не хотелось. Дорога оказалась простой и почти приятной. Тропка, рождавшаяся из волшебной нити, была ровной и слегка пружинила под ногами, идти было легко, и только лес вокруг выглядел словно бы настороженным: не пели птицы, не шелестели листья, даже комары исчезли, что, правда, могло только радовать. Но я всё время помнил, что на обратном пути обещаны сюрпризы, поэтому хотелось придти поскорее. Наконец деревья расступились, и ставший неразличимо крохотным клубочек замер у корней раскидистого дуба, из-под которых выбивались два ключа. Как и было обещано, вода одного была светлой и словно бы отражала давно спрятавшееся за облака солнце, а второго – тёмной, будто ночное небо. Несколько метров они бежали порознь, потом сливались в единый ручеёк, терявшийся в обещанном же тростнике у края полянки. Тишина стояла особенная, благоговейная – такая, наверное, бывает в храмах в тот час, когда там нет людей. Заговорить казалось почти кощунством. Мы постояли немного и молча взялись за дело. Натянули перчатки, приготовили контейнеры, салфетки. Достали бутыли. Переглянулись – мы как-то не сообразили договориться, кто первый набирает воду. Сириус протянул руку, наугад взял одну из «своих» бутылей. Выпала – с сердечком. Я, поняв его мысль, взял с черепом. Мы преувеличено синхронными движениями вынули бутыли из оплёток и одновременно подставили горлышки под струи. Набрали воды, тщательно завинтили крышки, тщательно обтёрли украшенные затейливым узором стенки бутылей, раз пять проверили, не перепутали ли оплётки – маркировка ведь была на них. Потом повторили всё снова, «обменявшись» источниками. Сняли перчатки, убрали их в контейнеры, старательно всё упаковали. Вспомнив добрый совет, поклонились источникам, невольным шёпотом поблагодарив за щедрость. Потом аккуратно нарезали тростника, сколько поместилось в тубу и его тоже поблагодарили, вспомнив присказку про вежливость, которая стоит дёшево, а ценится дорого. Пора было двигаться в обратный путь. Первые минут пять ничего не происходило, и мы уже почти уверились, что Яга то ли специально хотела нас напугать, то ли сама не разобралась. Но стоило нам слегка расслабиться – тут-то всё и началось. Сперва нас пытались пугать. Это было что-то вроде боггарта, вернее – вроде целой толпы боггартов. И, как с боггартом, нам помогало то, что нас двое – выдумать «страшилку» разом для нас обоих здешним духам (или кто это был) оказалось не под силу. Конечно, страшно было обоим, но то, от чего у меня подгибались ноги и темнело в глазах, Сириуса заставляло только крепче сжимать руку на рукояти ножа. А когда он дёрнулся бежать – не то на монстра, не то от него – я сумел сохранить остатки хладнокровия и удержать его. Та же история происходила и со следующим пунктом программы: «страшилки» сменились «соблазнялками». В первую же минуту шоу, которое от меня потребовало всего лишь привычного усилия воли, Сириус с затуманившимися глазами шагнул в сторону, едва не сойдя с Тропы, и только после пары хороших пощёчин более-менее пришёл в себя. А чуть погодя уже у меня впервые в жизни (не считая полнолуний) напрочь отшибло разум, и не удержи меня Бродяга – кинулся бы туда, срывая на ходу что успею. В общем, некоторое время мы на пару весьма успешно справлялись с чересчур уж реальными мороками и почти уверовали в собственную железную волю. А потом я увидел маму. Она стояла возле берёзы, вернее – медленно сползала на землю, тщетно пытаясь удержаться на ногах. Она умирала на моих глазах. Сириус ухватил меня за плечи: - Рем, очнись, это же морок, привидение! Рем!!! Он кричал что-то ещё, но я уже не слышал – в ушах звучал тихий мамин голос: «Рем, помоги. Ты можешь. Ты теперь всё можешь...». Я рванулся с такой силой, какой сам от себя не ожидал – Сириус потом признался, что если бы не год интенсивного боевого обучения, то ни за что бы не удержал. Я, как в ночь превращения, готов был царапать его, кусать, рвать на куски. Сделать что угодно. Лишь бы вырваться. Я чувствовал, что его руки разжимаются, что ещё миг – и я буду свободен... А потом наступила тьма. Мне в лицо щедро лилась вода. Я замотал головой, обнаружил, что делать это лёжа страшно неудобно и попробовал сесть. Как ни странно – получилось. И поливать меня прекратили. Я открыл глаза – и встретил испуганный взгляд Сириуса. Он тут же постарался придать физиономии насмешливое выражение, но в сочетании с голубоватой бледностью и слегка трясущимися губами получилось неубедительно. - Ты похож сейчас на моё любимое светило, – сообщил я, с удивлением обнаружив, что голос почти не дрожит. Сириусу понадобилось секунд двадцать на то, чтобы понять о чём речь, и это сказало мне ещё больше, чем его бледность. В нормальном состоянии он бы за это время уже три ответа придумал. Наконец он с облегчением расхохотался и растянулся на траве рядом со мной. - Шутишь – значит, очухался. Я уже боялся, что переборщил, я же на людях никогда не пробовал, только на манекене. - А что ты сделал? – голова, вроде, особо не болела, а другого способа надолго вырубить человека без палочки я не знал. - Есть на теле несколько точек, если их правильно нажать – человек отключается. Только не проси показать. Я и не собирался. Сел поудобнее, оглянулся. Мы были на берегу крохотного ручейка, лес вокруг был самым обычным – в общем, выбрались. Я встрепенулся было, но тут же увидел короба, аккуратно составленные «домиком» под ближайшим кустом. Тело ныло, довольно умеренно, но в самых неожиданных местах. Сириус заметил, что я ощупываю себя и криво усмехнулся: - Прости, я тебя часть пути волоком тащил. - Я что, такой тяжёлый? – искренне удивился я. Он помотал головой: - Я всё время в собаку превращался. Так легче, – подумал и уточнил. – С мороками справляться легче. А тащить тяжелее – больше одного предмета зараз не унесёшь, пришлось по очереди. Рассказывать подробности Бродяга не хотел, но слишком устал для того, чтобы эффективно отбрыкиваться от вопросов. Из уклончивых ответов и случайных оговорок выяснилось: вырубив меня, он через пару минут едва не сорвался сам. На последнем всплеске воли, «от отчаяния», как он выразился, перекинулся в пса – и тут же стало легче. Мороки не были рассчитаны на звериное чутьё, человеческий разум их по-прежнему видел и слышал, а собачий нюх ощущал только пустоту, и от этого воздействие резко падало. Но в таком виде он мог тащить либо меня, либо что-то из вещей – по одному, потому что боялся тянуть короба волоком. При запрете переливать воду даже крохотная трещинка в бутыли свела бы на нет все усилия. Отходить больше чем на пару шагов он тоже боялся, не будучи уверенным, что тропа не исчезнет – так и таскал четыре предмета челночным способом. Несколько раз превращался обратно, но унаследованной от собачьего тела уверенности в невещественности мороков хватало от силы минут на пять. А ещё он очень боялся, что я очнусь раньше времени. Или вовсе не очнусь. Пытаться что-то говорить я не стал – не «спасибо» же! Минут десять мы молча наслаждались отдыхом, потом он потянулся и неохотно встал: - Пойдём. Рем, пора. Не знаю, как ты, а я в таком состоянии аппарировать не решусь. Значит, придётся станцию искать. - А ты помнишь, в какой она стороне? – я тоже поднялся, оценил нанесённый штанам и штормовке ущерб (меньший, чем казалось, но больший, чем хотелось) и аккуратно принялся надевать короб. - Там, кажется, – он махнул рукой, указывая направление. – Видишь – тропинка? Куда-то же она ведёт. Не тайга всё-таки. Про тайгу нам рассказывали ребята из сибирской школы – там, по их словам, можно было бродить месяцами, не встретив человеческого жилья. Но в Ленинградской области такого быть не могло, так что мы довольно уверенно и по возможности бодро двинулись в указанном направлении, обсуждая, что будем говорить возможному контролёру: денег на билет у нас не было, палочек, чтобы отвести глаза – тоже. Впрочем, это было уже почти не важно. Мы победили. Почти. Оставалось самое трудное.
Василиски: Глава 7 (Warning! Рейтинг этой главы - R!) Направление мы всё же перепутали и вышли совсем к другой станции, что обошлось нам, как потом прикинули по карте, мили в три лишних. А то и в четыре. Хорошо ещё, электричка почти сразу подошла и мест свободных оказалось навалом. Я забрал у Сириуса короб (просто поставить их на полку мы бы, разумеется, не рискнули) и велел ему отдыхать. Бродяга так вымотался, что даже не возразил – растянулся на свободном сидении и мгновенно отключился, я его едва растолкал, когда приехали. У меня глаза тоже закрывались просто зверски, как Витька говорит, «хоть спички вставляй», и заснул бы, наверное, если бы не удачно разболевшийся локоть и шумная компания за спиной. На вокзале мы сообразили, что в метро без денег не войти, а можно ли добраться «верхним», как здесь говорили, транспортом – мы не знаем. Двинулись было к стоянке такси, но там змеилась длиннющая очередь с чемоданами – только что подошли два дальних поезда. От принятия решений нас избавили: потрёпанного вида парни с ножами (о которых мы напрочь забыли) на поясе привлекли внимание милиции. Без палочки отвести глаза полицейскому «при исполнении» не стоило и пытаться, так что мы почти честно рассказали, что поехали в лес за пробами воды из различных источников для исследования, но заблудились, да ещё и свалились с подломившегося бревна в ручей, утопив всё, что было в карманах, в том числе и деньги на обратную дорогу. Так что нам бы в метро попасть... - В постель бы вам попасть, – вздохнул милиционер, выразительно оглядев наши светло-салатные физиономии. Был он немолод, мы ему в сыновья годились, если не во внуки. – Где живёте-то? - На Васильевском, – ответил Сириус и на всякий случай добавил. – У дальних родственников. Мы приезжие, учимся здесь. - Из Латвии? - Из Литвы, из Клайпеды, – так было написано в выданных нам для предъявления магловским властям документах. Гамов пояснил, что во избежание лишних вопросов лучше не упоминать, что мы иностранцы, а «прибалтийский вариант» объяснял акцент. - От метро до дому далеко? - Ну-у-у... - Понятно. Идите со мной. Он привёл нас в отделение, спросил у дежурного: - Коля, ты сегодня на машине? - Ага, а что? Подвезти? – охотно откликнулся дежурный, парень лет двадцати. Кажется, он ужасно гордился статусом машиновладельца. - Вон ребята в лесу заблудились и деньги утопили. Прихватишь? Они на Васькином живут. - Свезу, конечно, – парень взглянул на нас сочувственно. – Я с Петроградки, крюк невелик. Вы пока своим позвоните, а то волнуются, наверное. Я через сорок минут освобожусь. Он протянул нам трубку, велел: - Диктуйте номер. Трубку взяла тётя Саша. Обрадовалась: - Ну, наконец-то! Алёша на факультете остался, на случай, если вы туда... а вы откуда звоните-то? Я пояснил ситуацию, заверил, что с нами всё в порядке и попросил её перезвонить на кафедру: долго занимать служебный телефон было неудобно. Остаток времени мы просидели в уголке, с вялым интересом наблюдая за энергичной старушкой, требовавшей «посадить на пятнадцать суток этого хулигана, который нёсся как оглашенный и две банки варенья малинового мне разбил». «Хулиган», молодой парень такой могучей комплекции, что впору было заподозрить в нём великанскую кровь, покорно топтался рядом и выражал полную готовность заплатить за ущерб деньгами, малиной и даже лично сваренным вареньем, но настырную бабку это не устраивало – ей нужно было не возмещение, а возмездие. Наконец дежурный потерял терпение и под предлогом сдачи смены решительно выгнал обоих, заверив бабку, что «документы его я записал и меры примут». Мстительно не уточнив, какие именно. Вскоре мы уже устраивались на заднем сидении миниатюрного автомобильчика. Коля оказался весёлым парнем и всю дорогу развлекал нас пересказом подобных только что увиденному курьёзов из своей практики. Мне даже спать почти расхотелось. Зайти он отказался, а на нашу горячую благодарность только отмахнулся: - Да ладно вам, делов-то! Считай, по дороге, пять минут – не крюк, – и укатил, весело помигав фарами на прощание. Поднимаясь по лестнице, Сириус вслух повторил номер машины – память у него была почти идеальная. Я тут же согласился с его невысказанной мыслью: надо непременно придумать, как отблагодарить благодетелей. Мне всегда казалось, что именно бескорыстные поступки больше других заслуживают награды. Дверь открылась раньше, чем мы коснулись звонка. На этот раз Гамов даже не попытался скрыть волнение: - Добыли? Мы дружно закивали. Гамов отступил в коридор, перехватил кинувшуюся к нам тётю Сашу: - Погоди, дай парням раздеться. Он осторожно забрал у нас короба с драгоценным содержимым, отнёс в комнату. Я кинул взгляд на едва не подпрыгивающую от нетерпения Машу и вспомнил: - Надо Вале позвонить, она волнуется, наверное. - С ума сходит! – усмехнулся Гамов – Я ей ещё с кафедры позвонил, так что главное она уже знает. Я не сразу понял, что он имеет в виду – мы ведь по телефону не говорили, что добыли воду. А когда сообразил, на сердце потеплело. Всё же нам удивительно повезло с куратором. И не только с ним. Подробный рассказ нам велели отложить на завтра, тётя Саша заявила, что не позволит доводить детей до обморока. Мы хотели было обидеться на «детей», но при виде тарелок с горячим бульоном решили обиду тоже отложить на завтра. Или на будущий год. После ужина Гамов велел мне раздеться, осмотрел и подлечил ушибы, а Сириус тем временем всё же позвонил Вале и порадовал сообщением, что мы вернулись не только живыми, но и с добычей. Уже забравшись в постель, я всё же не выдержал: - Бродяга! - Чего тебе? – сонно откликнулся он. - Скажи ещё раз, что там были просто призраки! - Не-а, не призраки... - Что?! – я вскочил, вцепился ему в плечо – и встретил изумлённо-обиженный взгляд. - Рем, какого... а, прости, сплю уже. Я имел в виду, что не было там призраков, вообще НИЧЕГО не было, понимаешь? - Как это? – я отпустил его, плюхнулся на краешек узкой постели. - Рем, я ведь тебя понимаю, меня тоже нашли, чем достать, поверь. Так вот, когда я перекинулся... чёрт, как объяснить-то... приведения – они ведь тоже не просто «картинка», они для собачьих чувств очень даже ощутимы. Не запах в обычном смысле, что-то другое, но очень характерное. - Ты что, по замку в собачьем виде шлялся?! - Вот ещё! Я у озера одну такую встретил, да я вам рассказывал – девчонка такая страшненькая, мы ещё гадали, что с ней случилось, помнишь? - А, помню. Только ты не говорил, что псом был. - А чего бы я её иначе не расспросил? Так вот, я же говорю: привидения для собаки очень даже вещественные, куда больше, чем для человека. А тамошние мороки – их для собачьих чувств вообще нет, понимаешь? Не только для носа, для зрения и слуха тоже. Мы их сразу мозгом видели, наверное. Потому для магов и опаснее, помнишь, Яга говорила? Они, наверное, даром нашим подпитываются. - Это как? - Как-как, – он длинно зевнул, – откуда я знаю, как? Как лампочка электричеством. Совершенно дикое ощущение: одновременно видеть и не видеть, слышать – и не слышать. И знаешь, я думаю, что это не просто так показ был, а ещё что-то. С девкой этой – ну, красивая, но что я, баб красивых не видел? Ладно, таких – не видел, но всё равно, чтобы так с катушек слететь... А если бы не твои комплексы, так и ты бы повёлся, и подрались бы мы там с тобой за милую душу. На это, по-моему, и было рассчитано. - Так я потом-то повёлся... - Правильно, когда тобой персонально занялись. А тогда я уже учёный был. Дураки они, надо было с тебя начинать, я – не ты, мне бы и «за компанию» хватило. - Кто «они»? - Рем, я тебе что – тамошний гид? Откуда я знаю, кто, если даже Яга, кажется, не знает? И вообще, дай поспать усталому магу! Что видел – рассказал, а теорий можешь сам хоть сто штук выдумать на радость Кафедре теоретической магии, только завтра, ладно? Я послушно вернулся в собственную постель, попытался обдумать сказанное, но отключился на третьей мысли. А может быть, и на второй. Во всяком случае, запомнил только первую. Утром с нас всё же потребовали подробного отчёта – и тут обнаружилось, что повторить «на публику» то, что мы непринуждённо обсуждали между собой, невозможно совершенно. Тем более, на женскую публику. Тем более что про анимагию Сириуса знал только Алексей Петрович. Так что самую интересную часть рассказа мы бессовестно скомкали. Но дам он и в таком виде устроил. После завтрака Гамов забрал нас на кафедру, отвёл в свой кабинет и сказал то, что мы и ожидали: - Мальчики, вы же понимаете, что мне нужен подробный отчёт. - Буду я при девчонке рассказывать, как чуть не обклался со страху! – буркнул Сириус. – А про остальное тем более. - А при мне – будешь? Впрочем, ладно, сделаем проще: я вам самописки дам, и наговаривайте всё это на бумагу, я потом посмотрю и, если что будет непонятно, – спрошу. А для широкой публики – отредактирую. Это был оптимальный вариант. Мы разошлись по свободным ввиду выходного дня кабинетам, Гамов выдал каждому по стопке бумаги (пергаментом здесь пользовались редко, только для записи магических формул) и по перу-самописцу, умеющему самостоятельно записывать то, что при нём говорится. В первый момент я чувствовал себя довольно глупо, пытаясь рассказывать истории листу бумаги. Даже подумал, не проще ли записать всё обычным способом. А потом представил, что разговариваю с висящим над столом портретом Василия Руднева, основателя Академии Природной магии, и всё встало на свои места. Портрет, по здешнему обычаю, был обыкновенным, немагическим, но для данного случая это ещё и лучше подходило. Гамов прочитал наши откровения очень внимательно, особенно задержавшись на «анимажьих» впечатлениях Бродяги. Долго, «под запись», выспрашивал подробности и наконец вздохнул: - Эх, такой материал – и под гриф загонять! Сириус, может, легализировать тебя, а? - Это как? – растерялся мой друг. - Да просто: «В целях наиболее эффективного выполнения эксперимента был проведён курс обучения, который закончился успешным перерождением...», ну и так далее, выдадим тебе диплом, всё честь по чести. Ну, как? Сириус неаристократически почесал темечко: - Соблазнительно, тролль меня подери! Я подумаю. - Подумай-подумай. Безумно жаль, если такой материал секретить придётся. Он помолчал некоторое время, словно собираясь с мыслями. Внимательно посмотрел на нас. Я уже знал, что он скажет, и он сказал именно это: - Полнолуние через неделю. И ещё не поздно передумать. - После всего?! – возмутился было Сириус, но посмотрел на меня и осёкся. Я покачал головой: - Нет. Я пойду до конца. - Можно отложить решение... - Зачем? Всегда любил идти на экзамен первым, ждать – только мучаться. - Хорошо. Возвращайся домой, или погуляй, или... отдыхай, в общем. Сириус, ты останься. - Я его подожду! - Не стоит, это надолго. Мне осталось только подчиниться. Впрочем, домой я не пошёл, а поехал к Вале, благо в кармане «цивильной» куртки нашлась какая-то мелочь. Они с Кузей имели полное право на рассказ о наших приключениях, пусть и в отредактированном виде. Домой я вернулся уже под вечер. Бродяга был там, играл с Машей в какую-то неизвестную мне игру вроде шашек. На вопрос, где был, ответил: - В Корпусе. С этими нашими путешествиями совсем тренировки забросил, так недолго и форму потерять. Это он, положим, несколько преувеличил, в каждом походе минимум по часу в день тренировался. Но с другой стороны – лишняя тренировка редко бывает лишней, да и возможность занять чем-то оставшееся время стоило использовать. Я вот почти с ужасом думал, чем займусь. Ждать вообще дело скверное, а уж такого... На следующий день Сириус с самого утра снова отправился в Корпус, а я устроился в кресле с первой попавшейся книжкой. Сначала думал, что и трёх страниц не прочитаю – прошлый век, светское общество на курорте, скука, в общем, но неожиданно втянулся и до вечера не мог оторваться, прочитав заодно и остальные повести цикла. Тётя Саша, увидев у меня книгу, удивилась: - Вы же это в школе проходили, нет? Я пожал плечами. Воспользовавшись личным правом рассматривать магловские предметы как факультатив, уроки литературы мы практически игнорировали. Зря, кажется. Сириус вернулся только к ужину, выжатый как лимон. Когда мы остались одни, я не удержался от вопроса: - В книгах пишут, что хорошим фехтовальщиком стать – долго учиться надо, а тебя за год выучили. Он пожал плечами: - Во-первых, год – не так и мало, если правильно учить. Во-вторых, опыт пользования волшебной палочкой тоже годится – рука у нас подвижная и реакция есть. А в-третьих, меня не «вообще фехтованию» учили, а на конкретную ситуацию натаскивали, остальное – постольку-поскольку. И завязывай с этой темой. Подробности тебе сейчас ни к чему. Пришлось «завязать», хотя как раз «подробности» меня очень даже интересовали. И напрямую касались. Назавтра он опять сбежал сразу после завтрака, я же взялся было за книжку, но тут позвонила Валя и позвала гулять. В другое время я бы, скорее всего, под благовидным предлогом отказался. Сейчас согласился, хотя и понимал, что поступаю крайне эгоистично. Но ведь она сама позвонила, правда? Да и погода была как по заказу: солнечно, но не жарко. Так что я сказал Маше, что вернусь не позже шести, и поспешил сбежать, пока эта ехидина не поинтересовалась, куда это я собрался. Валя вечером была приглашена к кузену на день рождения, так что вернулся я в самом начале шестого. Маша читала, устроившись на качелях во дворе. Увидев меня, она помахала рукой: - Рем, Сириус просил, если ты раньше вернёшься, так до шести в квартиру не заходить. И меня выгнал. Ну, не выгнал, конечно, попросил погулять часок. Я удивился, но сначала послушался. Минут десять мы болтали о пустяках, но на душе скребли кошки, и я не выдержал: - Пойду всё же гляну, что там у него за секреты. Если ругаться начнёт – ты меня не заметила! Я тихонько открыл дверь в квартиру и в коридоре столкнулся с только что вышедшим из переходной камеры Гамовым. Вообще-то он должен был ещё нескоро вернуться. Увидев меня, куратор облегчённо вздохнул: - Хорошо, что ты здесь, я забыл попросить, чтобы далеко не отлучался. А Сириус дома? Я повторил то, что сказала Маша. Алексей Петрович невнятно выругался и в два шага очутился у «нашей» двери. Рванул её так, словно ожидал, что будет заперто. Заперто, однако, не было. Сириус стоял у окна, поглаживая кончиками пальцев незнакомый мне длинный футляр, лежащий на подоконнике. На грохот двери он даже не обернулся. - И что ты собирался сделать? – чрезвычайно ровным голосом спросил Гамов. - Глупость, – ответил мой друг, по-прежнему не оборачиваясь. - Голову сам себе рубить? - Зачем – голову? Достаточно руку. За час кровью бы истёк как миленький. - Ты... – я просто задохнулся, сообразив, наконец, то, что Гамов заподозрил сразу. Он медленно повернулся: - Прости, Рем, я просто понял, что могу не суметь ударить, если не буду уверен на двести процентов. А для этого нужна проверка. Я сумел ответить только невнятным междометием, в красках представив, что он имел в виду под «проверкой». Гамов мрачно поинтересовался: - И что? Руку пожалел? - Воду, – буркнул Сириус. – Ну да, да, придурок, знаю... - Придурок, – согласился наш куратор. – Но не совсем, раз раздумал. Ладно, оставим эмоции на потом, у нас мало времени. Рем, возьми свои фляги и всё там остальное. Будет вам «проверка». Всё ещё пребывая в полнейшем обалдении я повиновался. Гамов крепко взял нас за плечи, сказал: - Совместная трансгрессия. На счёт три. Оказались мы во дворе, подобные которому тут называли «колодцами»: узкий, зажатый высокими, почти без окон стенами. Гамов, всё так же держа нас за плечи, вывел через пару проходных дворов на улицу и почти тут же открыл дверь одного из домов, снабжённую официального вида табличкой. Прочитать её мы не успели. На проходной Гамов предъявил какую-то бумагу, и нас пропустили. Сразу за проходной ждал мужчина лет сорока пяти на вид, невысокий, сухощавый и очень взволнованный. По тому, как он взглянул на короб в моих руках, я сразу уверился: он знает, что там. Моя уверенность тут же получила подтверждение: - Принесли? Гамов кивнул, и мужчина торопливо повёл нас куда-то по запутанным коридорам и лестницам – вниз. На ходу он спросил: - Лёш, ты уверен? - Процентов на девяносто. А хоть бы и нет – хуже-то не будет. - Куда уж хуже! – не очень понятно для нас, но не для Гамова, хмыкнул провожатый и замолчал. Помещение, где мы в конце концов оказались, походило на операционную, виденную мной как-то по телевизору. Только производило странно гнетущее впечатление. Сириус поёжился и пробормотал: - Гадость какая! Секунду спустя и я понял, что к запахам крови и дезинфекции, которые и сами по себе были не сильно приятными, примешивался ещё один, слишком явный для чутья наших вторых ипостасей – запах смерти. Понял чуть раньше, чем углядел очертания человеческого тела под покрывавшей стол простынёй. И осознал, что шагнувший нам навстречу мужчина в «докторском» халате был не врачом, а – я попытался вспомнить мельком слышанное слово – да, патологоанатомом. - Сколько времени прошло с момента смерти? – вместо приветствия спросил у него Гамов. - Около двух часов, – мужчина глядел настороженно, причём не столько на нас, сколько на нашего провожатого. – Виктор, ты можешь толком объяснить, что за шутки? - Не могу, – хмыкнул тот, – сам толком не понимаю. Лёшка сказал, что эти ребята смогут оживить мёртвого. При определённых условиях. Ты ведь сделал, как я просил? - Да, только визуальный осмотр, без вскрытия... Мужики, что за бред, у кого из нас крыша съехала? - Ни у кого, – спокойно сказал Гамов. – Надеюсь. Вы сказки в детстве читали? Про Живую и Мёртвую воду? - Слушайте, вы со мной не... - Товарищ, время дорого. Или вы верите нам и помогаете, или я вас заставлю поверить, но этого мне не хотелось бы. Хозяин помещения открыл было рот, но потом махнул рукой и сдёрнул со стола простыню: - Да пожалуйста! Ей уже всё равно. Я шагнул ближе – и вцепился зубами в собственную руку, пытаясь сдержать крик. И тошноту, счастье ещё, что ел давно. За моим плечом грязно выругался Сириус – я и не подозревал, что он такие слова знает, половины не понял. Гамов каким-то замороженным голосом проговорил: - Витя, ты мне потом место покажешь, ладно? Я эту мразь своими методами найду. Он к вам на коленях приползёт с чистосердечным в зубах, ноги целовать будет, чтобы арестовали! На последних словах в голосе Алексея Петровича прорезалась такая ярость, что я вздрогнул. Перевёл взгляд от страшно, накрест располосованного живота на лицо мёртвой женщины и снова едва не вскрикнул: это была совсем юная девочка. Ровесница Маши, наверное. - Приползёт, а потом «по дурке» проканает, – мрачно буркнул Виктор. - Не проканает, уж я позабочусь! - Ну и огребёшь от своих по полной! - Ничего, разберусь как-нибудь! Имею право иногда оказывать помощь следствию. Его сдержанная ярость помогла мне собраться. Я осторожно открыл короб, натянул перчатки и начал методично расставлять на стеклянном столике бутыли, салфетки, контейнер для отходов... Сириус тоже успел частично взять себя в руки, раскрыл тубу с тростником, встал слева, чтобы не мешать. Гамов, натянув запасные перчатки, взял бутыль: - Я подержу, макать будет удобнее. Так действительно было удобнее. Я окунул тростинку в бутыль, зажал, как учили, второй конец, осторожно вынул. Теперь нужно было раздвинуть рану, чтобы вода попала в самую глубину. Я нерешительно протянул левую руку. К горлу снова подкатила тошнота. - Что делать-то надо? – неожиданно спросил хозяин помещения, имени которого я так и не знал. – Сказали бы, у меня-то лучше получится. - Не сработает, – коротко ответил Гамов. – Только в его руках. Меня осенило: - Вода должна быть из моих рук, а помогать-то можно! Только перчатки обязательно, если в кровь попадёт – смерть. Мужчина хмыкнул, но с профессиональной сноровкой надел перчатки и зашёл с другой стороны стола: - Что нужно? Дно раны открыть? От его профессионально-спокойного, делового тона я почти успокоился. Кивнул. Примерился и начал капать Мёртвую воду, стараясь, как было велено, попадать в ритм сердца. Сначала ничего вроде бы не происходило. Потом мой добровольный помощник тихо ахнул, намётанным взглядом раньше нас заметив изменения. А ещё через полминуты и мы все увидели, что рассечённые внутренности срастаются, сгустки крови словно втягиваются в розовеющую плоть, и страшная, изуверская рана начинает плавно стягиваться, уменьшаться в размерах, сперва медленно, а потом – всё быстрее. Краем глаза я заметил, как стоящий в ногах тела Виктор яростно протёр глаза и восхищённо выругался. Мне самому хотелось ущипнуть себя, да побольнее – в отличие от маглов, я неплохо представлял, насколько невероятным было происходящее. Когда пропал последний след от раны, я хотел было отложить тростинку, но вспомнил, что следует вылечить все повреждения. Даже не то, чтобы вспомнил – просто меня не покидало ощущение незавершённости. Мой помощник, выслушав несколько сбивчивые пояснения, стал осторожно поворачивать тело, указывая на все, даже самые маленькие царапины – некоторые я сам бы и не заметил, но он явно был хорошим профессионалом. Затем мы занялись синяками: он скальпелем проводил царапину, а я заживлял. Очередной тщательнейший осмотр не выявил ни одной самой крохотной ссадинки, но ощущение нарушенной целостности так и не прошло. Я уже готов был решить, что чувства меня обманывают, тем более что ни о чём подобном в инструктаже не было, но тут, наконец, догадался. - Скажите, а она... то есть он её... – я почувствовал, что неудержимо краснею, некстати вспомнив «шоу» в волшебном лесу. - Насильственная дефлорация имела место. Термина я не знал, но смысл фразы был понятен без перевода. Я нерешительно проговорил: - Наверное, надо и это тоже... поправить. Мой помощник кивнул, выбрал из разложенных на отдельном столе инструментов один, похожий на странного вида щипцы: - Давай парень, смелее. Раз уж взялся... Сириус отступил на шаг и, кажется, отвернулся. У меня такой возможности не было. «Это не девушка, – убеждал я себя. – Это труп. Кусок мяса. Которому ещё только предстоит стать живым. Она ничего не чувствует. То есть он, труп. И ничего не вспомнит...». Всё равно было невыносимо стыдно. К тому же я понятия не имел, как должен выглядеть результат. Оставалось только надеяться, что мой помощник это знает. Впрочем, знания анатомии не понадобилось – я наконец-то ясно ощутил целостность. Помощник поймал мой взгляд и убрал инструмент: - Что теперь? Я по возможности аккуратно сложил в контейнер последнюю тростинку (их понадобилось пять, кончик быстро разлохмачивался под пальцем), снял перчатки. Спросил: - Руки помыть можно? Мне казалось, что это надо сделать обязательно, хоть я и работал в перчатках. И очень долго смывал мыло – это тоже представлялось важным. Пока я мылся, никто не проронил ни слова. Мой помощник умело, не касаясь наружной стороны, стянул перчатки и тоже принялся мыть руки. Гамов, осторожно завинтив бутыль, последовал его примеру. Сириус закрыл тубу и до белизны сплёл пальцы. Волновался он едва ли не больше меня – смотреть всегда тяжелее, чем делом заниматься. Я тщательно промокнул руки салфеткой и открыл вторую бутыль. Было очень страшно. Даже страшнее, чем в начале. Сириус шагнул ближе, почти шёпотом спросил: - Помочь? Я покачал головой. Взял бутыль левой рукой, наклонил – над телом, чтобы ни одна капля не пролилась мимо. Сцепив зубы, унимая дрожь, плеснул в горсть немного воды и принялся обрызгивать словно бы слегка порозовевшее худенькое тело. Добавил ещё воды. Потом – ещё. На четвёртый раз словно кто-то сказал в ухо: «Довольно». Я поставил бутыль на столик, набрал в грудь побольше воздуха и наклонился к лицу девочки, которое так и не успел толком рассмотреть. Губы её были холодными, но ощущения прикосновения к мёртвому не возникло. Я прижался поплотнее, медленно выдохнул... я не представлял, как это должно произойти, а произошло совсем просто: губы девушки чуть шевельнулись, я торопливо отстранился, но ещё успел почувствовать лёгкое движение воздуха – выдох. В наступившей мёртвой тишине следующий её вздох услышали все. У меня подкосились ноги – ни то от усталости, ни то от облегчения. Сириус, сам белее стенки, крепко обнял меня за плечи, поддержал. Шепнул в ухо: - Ты молодец, Рем. Ты даже не представляешь, какой же ты молодец! Мужчина, имени которого мы до сих пор не знали, наклонился над девочкой, взял её запястье. Проговорил ошеломлённо: - Дышит. И пульс нормальный. Слушайте, это что? Настоящее волшебство, которого не бывает? - Именно, – Гамов тихонько рассмеялся. – Волшебство. Настоящее. Которого не бывает. Вы и не представляете, насколько его не бывает – такого! В этот момент девочка открыла глаза. И мне снова стало страшно. Она посмотрела на склонившегося над ней мужчину и попыталась приподняться, но он удержал. И правильно сделал – ещё не хватало ей оглядываться! Сказал успокаивающе: - Вам лучше сейчас не двигаться. Как вы себя чувствуете? - Нормально, – голос был скорее удивлённым и только чуть-чуть испуганным. – А что со мной случилось? - А что вы последнее помните? - Ну... я из кино шла, через пустырь. А потом... нет, не помню. Вроде бы шла-шла – и сразу тут. А что было-то? И где я? Гамов повернулся к нам, одними губами быстро спросил: - Заклинания можно? Я сообразил, что не знаю, но Сириус торопливо закивал. Гамов шагнул к столу, наклонился, окончательно заслоняя девочке обзор: - Вы потеряли сознание. Ничего страшного, скорее всего просто спазм, это в вашем возрасте бывает. Сейчас поспите, и всё пройдёт. - Но я не могу! Меня дома ждут, бабушка! – она снова попыталась приподняться. - Назовите телефон, я позвоню вашей бабушке. Девочка смирилась и назвала номер, а через минуту уже спала. Гамов удовлетворённо усмехнулся: - Удобная вещь – кольцо, да, мальчики? Так, товарищи, давайте решать, что нам теперь со всем этим делать? И для начала, накройте её чем-нибудь, если можно. - Правда, Сеня, найди хоть простыню чистую, что ли, – впервые заговорил Виктор, наконец-то представив нам хозяина помещения. Тот ошеломлённо помотал головой и вытащил из шкафчика чистый халат. Накрыл спящую девочку. Выглядел он совершенно обалдевшим – а ведь минуту назад спокойно с ней разговаривал, надо же. Вот что значит профессионализм! Снова помотал головой, сказал: - Знаете, мне сейчас страшно хочется сесть. И выпить. Такое на трезвяк видеть – с катушек слетишь! Пошли ко мне! Прежде, чем последовать приглашению, мы осторожно упаковали драгоценные бутыли и контейнер с мусором обратно в короб. Оставить всё это даже ненадолго в чужом помещении казалось невозможным. Комната отдыха располагалась через коридор и выглядела обшарпанной, но уютной. Или это так казалось после того мрачного зала? Гамов посмотрел на стоящий в углу диван и задумчиво проговорил: - А уложим-ка мы девочку здесь, а? А то мне всё как-то не верится. Никто не возразил. Мне самому, стоило выйти за дверь, стало казаться, что никакой воскресшей девочки и вовсе нет. Виктор только спросил: - А не разбудим? Несколько минут спустя завёрнутая в белый халат девочка, имени которой мы не догадались спросить, мирно спала на диване, а мы разместились на наколдованных («Кутить так кутить», – сказал Гамов) стульях. От выставленной хозяином водки (вернее, разведённого спирта) мы хотели было отказаться, но Алексей Петрович махнул рукой: - А, ладно, за такое можно! Только нам по чуть-чуть, дел ещё будет выше крыши. Нам налили и правда по чуть-чуть, на палец, а вот Сеня с Виктором заглотнули по полстакана разом и тут же разлили по новой. Гамов рассмеялся: - Эй, мужики, вы бы не увлекались, а то надерётесь, вытрезвляй вас потом! Тебе, Витька, ещё придумывать, как дело оформлять – документы-то уже в работе, нет? - Я что, первый день замужем? – возмутился Виктор. – Ничего я пока не оформлял, забрал тело и протокол, из наших только водитель в курсе, а ему пофиг. Конечно, просто так «потерять» такое дело не удастся, но у тебя же есть какие-то свои методы, а? Насколько я понимаю, теперь сможешь у своего начальства санкцию получить. - Санкция у меня уже есть вообще-то, – усмехнулся Гамов. – Но что бумаги подчищать не придётся – это хорошо. Сейчас перечислишь всех, кто в курсе, ни к чему им лишнее помнить. А пока кончай глушить водку и пробей адрес, не по телефону же мне с её бабушкой разговаривать! Что, кстати, на ней было надето? - Я тебе протокол сейчас принесу, – Виктор поднялся. - Про «молчать» тебе напоминать не надо? - Я что, похож на идиота? А, кстати: как твои идеи на счёт «чистосердечное в зубах принесёт»? Нет тела – нет дела. - Ничего, эта мразь у меня и без тюрьмы огребёт, – мрачно пообещал Гамов. – Я, знаешь, человек начитанный и с фантазией. Придумаю что-нибудь... нетривиальное. Жалости к убийце я не испытал ни малейшей, но по спине пробежал холодок. Я и не подозревал, что наш куратор может быть ТАКИМ. - А сам потом не огребёшь? - Вот ещё! Я как Остап Бендер – чту уголовный кодекс. Сказано же: нетривиальное. - Ага, ну и ладушки, – удовлетворённо кивнул Виктор. Мысль о том, что насильник на законных основаниях может избежать ответственности, явно была ему не по вкусу. Хозяин тем временем налил себе третью порцию, но пить не стал, а потребовал объяснений. Кои и были ему даны в достаточно сжатой форме, а закончил Гамов вопросом: - Вы понимаете, что допустить болтовни мы не можем? Вы нам очень помогли, так что предлагаю выбор: либо забыть всё это, как по инструкции положено, либо помнить, но с наложением заклятья «печать на устах» – рассказать кому-то не сможете ни в какой форме, даже если захотите. Сеня почесал затылок: - Да, дилемма... Нет, я вас понимаю, секретность и всё такое... Знаете, я лучше помнить буду, хоть и под гипнозом. Это же... чёрт, до сих пор не верится! Это, считай, богом побывал! И такое – забыть? Нет уж, давайте свою печать и буду мучаться! - Будете наверняка, – предупредил Гамов. – Ну да если что – Витя знает, как меня найти. - Ладно, я болтать не любитель, переживу. Заклинание это мы знали, но смотрели внимательно: просто на время заткнуть человеку рот было несложно, а вот пожизненное молчание об определённых вещах требовало виртуозного исполнения. Вернувшийся Виктор отдал Гамову папку с бумагами, а нам шёпотом рассказал: - Там пустырь заросший, а рядом стройка, сваи бьют – ничего не услышишь. Этот гад её, видимо, в кусты затащил, ну и... а потом ножом. Специально, мразь такая, не просто убил, а располосовал... ну, вы видели. Старичок один с собакой гулял, она и унюхала, а то в зарослях и до завтра бы не нашли. Повезло, да? Алексей говорил, что нужно свежак, чтобы час или два, не больше. А чтобы днём – такого я вообще не помню. Наглая тварь! Ну да недолго ему гулять, Лёшка что-нибудь придумает. Мне самому здорово хотелось «что-нибудь придумать». Например, пригласить этого, условно говоря, человека, прогуляться по безлюдным местам под полной луной. У Сириуса, судя по сжатым кулакам, желание было ещё более тривиальное. Виктор посмотрел на нас внимательно и строго предупредил: - Мальчики, давайте только без глупостей, да? Гамов захлопнул папку и предложил: - Сделаем так: я сейчас к её родным заскочу, наплету им что-нибудь, чтобы до утра не волновались... скажу, что врач, живу рядом, увидел, что девочке стало плохо и отнёс её к себе. Заклинание лёгонькое наложу, чтобы восприняли спокойно и сразу к ней бежать не захотели. Её потом к себе отвезу, пригляжу на всякий случай. А утром, если всё будет в порядке, домой доставлю. Бумаги отдашь? - Забирай, всё едино, ведь дело прикрывать! Да вот тебе ещё, – он протянул кассету с фотоплёнкой. – Оперативная съёмка, даже проявить не успели. - О, это ты молодец, спасибо! И вообще, я твой должник! Виктор хмыкнул: - Ты мне все долги авансом выплатил. А если эту мразь найдёшь и накажешь – так счёт за мной. - Договорились! – кивнул Гамов и исчез. Дальнейшее я помнил плохо. Как только в событиях возникла пауза, возбуждение схлынуло, оставив какую-то запредельную усталость. Помню, что Сириус превратил стул в кресло, устраивая меня поудобнее, а Семён отпаивал горячим и очень сладким чаем. Потом вернулся Гамов, взял девочку на руки, велев нам идти за ним. Сириус нёс короб с бутылями, а другой рукой поддерживал меня под локоть, что совсем не было лишним. Меня усадили в машину, и там я отключился окончательно, хотя потом Бродяга утверждал, что до постели я дошёл своими ногами. Может и так, но в памяти это не отложилось совершенно.
Василиски: Глава 8 Проснулся я в сумерках, но это оказалось не утро, а вечер следующего дня. Сириус сидел в кресле с книгой и вместо «здрасте» сообщил: - На будущий год стану ходить на литературу. А ты что, решил до воскресенья дрыхнуть? - Хорошо бы, – вздохнул я, но ввиду неисполнимости этой идеи предпочёл подняться, тем более что есть хотелось зверски. Сириус отложил книгу, кинул мне одежду со стула: - Давай, одевайся, а то дамы уже извелись, за тебя, симулянта, переживая. - Какие дамы? Тётя Саша? - Ещё Маша. И Валентина. Только при мне три раза звонила. Я поторопился отвернуться, в очередной раз почувствовав, что краснею. Кажется, это уже начинало входить в привычку. За ужином мне рассказали, что Гамов сразу вызвал нескольких известных целителей, они осмотрели спящую девочку и не нашли ровно никаких патологий. К тому же у одного из них обнаружилась дальняя родственница, живущая буквально в квартале от пресловутого пустыря («Ленинград – город маленький», – прокомментировал Гамов), так что утром девочку отвезли к ней и только там разбудили. Рассказали ей следующее: её оглушили ударом сзади и собирались затащить в кусты, но, услышав шаги, нападавший сбежал, и догнать его не удалось. Васильев, так звали целителя, якобы предложил отнести девочку к его родственнице, куда они с Гамовым и шли, там они осмотрели её, убедились, что никаких особых травм нет, и решили оставить до утра, только привели в чувство и узнали, где она живёт, чтобы родным сообщить, предварительно сделав укол снотворного. - А зачем вы вообще про нападение говорили? – удивился я. - Чтобы по таким местам одна больше не шастала, – сердито ответил Алексей Петрович. – Кстати, Маша, тебя тоже касается. И не говори, что ты могучая чародейка и тебе всякие там не противники – стукнут сзади по голове, никакое колдовство не поможет. Маша фыркнула, но не очень уверенно – Сириус мне шепнул, что Гамов успел показать ей пару фотографий с той плёнки. Следующие дни меня всячески изучали и расспрашивали о малейших нюансах ощущений. С выводами – во всяком случае, с понятными мне выводами – было пока не очень, но кое-что прояснилось. Например, то, что предписанный выдох в рот воскрешаемого вряд ли был просто элементом искусственного дыхания – такой резкий упадок сил одним волнением никак не объяснялся. В другое время это бы мне быстро надоело, но сейчас было почти безразлично. Меня охватила какая-то странная апатия. Даже приближающееся полнолуние не вызывало особых эмоций. Во всяком случае – отрицательных. Наверно, за этот год я просто устал бояться – и надеяться устал тоже. Хотелось, чтобы всё поскорее закончилось, и было уже почти неважно, как именно. Вечерами Валя таскала меня гулять. Я не сопротивлялся. Город, замерший в ожидании осеннего увядания, наполненный хрупким, готовым растаять при первом порыве ветра теплом, удивительно соответствовал моему внутреннему состоянию. Как ни странно, спал я почти нормально, а ведь обычно за неделю до полнолуния приходилось глотать успокоительные, чтобы кошмары не снились. Сейчас – не снились, хотя материала для них вроде бы было выше головы. И, как это всегда и бывает, слишком ожидаемое событие подкралось неожиданно. В субботу Гамов по обыкновению переправил нас в лесную избушку. Сириус прихватил уже виденный мною футляр, заглянуть в который так и не позволил, пообещав: «Потом насмотришься». Короба с Водами мы тоже взяли, причём оба, хотя случись что – ничем я помочь не смогу, обратное превращение всегда происходило на рассвете, а тогда уже будет поздно. Вот «прямое» – по-разному. Помню, ребята этому страшно удивились, а Джеймс, подумав, сообразил: - Так вот почему иногда говорят, что оборотень на закате превращается, а иногда – что в полночь! Хорошо бы, коли только так, а то были ещё варианты «при восходе Луны» и «в момент астрономического полнолуния». К тому же и число превращений могло быть разным – от одного до трёх, к «астрономическому» полнолунию иногда добавлялись двое суток «визуального». Вариант «восход Луны» был самым мерзким, дважды я превращался днём, и первый раз это едва не кончилось трагедией. В общем, я каждый раз начинал мысленно просить судьбу: пусть три дня, пусть в любое время, но чтобы всегда одинаково! Когда мы остались одни, Сириус сообщил: - Не дёргайся, сегодня всё равно ничего не будет. Даже если превратишься. Мы подумали и решили: сказано в полнолуние, значит в полнолуние. Для надёжности. Легче мне от этого не стало. Бродяга тоже нервничал, хотя и старался держаться бодро, и развлекал меня, как мог: сперва потащил собирать чернику, потом перекинулся и устроил «собачьи бои», в конце концов загнав меня на дерево. А когда стало ясно, что сегодня превращения не будет – нахально завалился спать. Я попробовал последовать доброму примеру, но не вышло. Обычно в эти дни меня по уши накачивали успокоительными – на волка не действовало, но хоть в человеческой ипостаси было легче. На этот раз о зельях нельзя было и помыслить, так что всю ночь я провертелся на ставшей исключительно неуютной лежанке, только временами проваливаясь в неверную полудрёму. А вот Бродяге, кажется, удалось нормально поспать. Или вид делал? Днём он куда-то ушёл, прихватив футляр и короб с Водами, а вернувшись снова потащил меня бродить по лесу. Да я и не сопротивлялся – сидеть на месте уже не было никаких сил. На этот раз превращение произошло на закате, как только погас последний луч солнца. Когда всё началось, мы сидели на полянке у избушки – как обычно, нам совсем не хотелось лишний раз тренироваться в восстанавливающих заклинаниях, что непременно бы потребовалось, начни я превращаться в помещении. Сириус, научившийся улавливать начало превращения едва ли не раньше меня, тут же обернулся псом, и я как обычно успел ему позавидовать, прежде чем боль выворачивающегося наизнанку тела захлестнула сознание. Боль отступала медленно. Пёс весело лизнул меня в нос, подбадривая и утешая, и я как обычно ответил ему коротким рычанием – мол, чего веселишься? Он оскалил зубы в откровенной усмешке и поманил меня за собой. В присутствии ребят в анимагической форме я не становился монстром, но и человеком не оставался – зверь, только более умный и менее свирепый. И звериным чутьём я ощутил беспокойство друга, но он не дал сосредоточиться на этом ощущении – коротко взлаял, позвал за собой и помчался по лесу, на ходу подпрыгивая, заставляя низко нависшие ветки елей осыпать меня иголками. Это была одна из наших обычных игр, я старался уворачиваться, но не больно-то получалось. Набегавшись, он улёгся на залитой лунным светом полянке. Я пристроился рядом. Некоторое время мы просто отдыхали, наслаждаясь ароматами ночного леса, потом он поднялся: - Пойдём. Нет, это не была речь, звери не умеют разговаривать. Я-человек не смог бы рассказать, как мы понимаем друг друга. Но понимали. И сейчас он вёл меня к нужному месту, а по пути «говорил», что должен сделать одну вещь и я должен ему позволить это, потому что это для меня будет очень-очень хорошо, я же хочу, чтобы было хорошо и чтобы больше никогда не было больно, правда? И я соглашался, что да, хочу, и пусть делает, и я буду стоять смирно, даже если будет на что злиться... потом он остановился и приказал: - Стой. Закрой глаза и не шевелись. Это была уже не просьба, это был приказ Вожака – приказ, который казалось невозможным оспорить, а уж тем более не подчиниться. Сириус также мало любил приказывать, как и подчиняться приказам, но «не любил» – не значит «не умел». Всё же он вырос в семье, считавшей себя равной королям и не то что с молоком матери, а прямо с её генами получил умение властвовать. От смены ипостаси эта врождённая властность, кажется, только усилилась, так что я повиновался не задумавшись. Бродяга всё рассчитал. Даже направление ночного ветерка. Я только в последний миг почувствовал запаха смертоносного железа, успел ощутить опасность... и не помню, что было дальше. Или для меня уже ничего не было? Первое, что я увидел очнувшись, была полная Луна, запутавшаяся в кронах деревьев. Я не сразу осознал, что смотрю на неё человеческими глазами. Впервые в жизни. Во всяком случае – впервые в сознательной жизни. Я не помнил, как это было когда-то. Потом луну заслонила встрёпанная голова, и тревожный голос позвал: - Рем, скажи что-нибудь. Ну пожалуйста! - Ты сейчас как Джеймс – такой же лохматый, – сказал я. Он облегчённо хмыкнул и растянулся рядом. Тут же повернулся на бок, взял мою руку, сжал. - Пусти, больно! - Прости, – голос звучал странно хрипло, полузадушено. Он торопливо откашлялся и повторил. – Прости, я... понимаешь, мне... ты как себя чувствуешь? Я попробовал определиться – как. Выходило, что абсолютно нормально, нигде ничего не болело, не считая исключительно неудачно упирающегося в поясницу сучка. Я подумал и сел. Голова слегка закружилась, но это сразу же прошло. Бродяга тоже сел, тревожно глядя на меня – я скорее угадывал это, чем видел, луна почти скрылась за деревьями, и темнота стремительно сгущалась. Я мельком подумал, что в звериной ипостаси есть всё же что-то хорошее, и тут же устыдился этой мысли: она словно умаляла важность произошедшего. Вспомнив наконец, что Сириус ждёт ответа, я торопливо ощупал шею, не обнаружил там ничего нового и констатировал: - Нормально. Разве что лёгкая слабость. Слушай, а почему так темно? Ты что, без света всё проделал? Он облегчённо вздохнул и снова растянулся на траве. Блаженно потянулся. - Мне глаза заколдовали на кошачье зрение, я ещё сутки буду в темноте видеть. А здесь луна ярко светила, так что я фонарь даже доставать не стал. Идти сможешь? - Я-то смогу, а ты? - Смогу. Хоть и не хочется. Но лучше в дом вернуться, а то простудимся на земле – вот смеху-то будет! Он был прав – несмотря на слабость, спать голым на усыпавших поляну иголках мне совершенно не хотелось, да и ночная прохлада уже вовсю давала о себе знать. Я в сотый раз позавидовал анимагам – они-то вместе с одеждой перекидывались – и осторожно поднялся на ноги, к собственному удивлению не испытав ни малейшего неудобства. Тело слушалось как обычно, даже голова больше не кружилась. Сириус тоже поднялся, страдальчески вздохнул и принялся собирать почти невидимое мне имущество. Я предложил помочь, но он только отмахнулся. Правда, футляр с мечом понести разрешил. Фонарь мы всё-таки включили, под деревьями я уже вовсе ничего не видел и даже ведомый за руку спотыкался на каждом шагу, да ещё и ноги все исколол. Хорошо, что идти оказалось недалеко. Сириус посмотрел было в сторону чайника, но раздумал и, едва пристроив короб на место, плюхнулся на лежанку: - Рем, там где-то молоко было... Теперь, при свете, я увидел, насколько измученным он выглядит. И впервые позволил себе по-настоящему задуматься, какой ценой ему всё это далось. Зря – меня просто затрясло, стоило на минуточку представить себя на его месте. А он ещё меня успокаивал! Я с огромным трудом взял себя в руки. Достал из холодильного шкафчика молоко, налил. Он жадно выхлебал две кружки подряд и чуть-чуть ожил. Посмотрел на меня внимательно: - Рем, ты чего так?.. Он осёкся. Такого ужаса на человеческом лице я не видел ни разу в жизни, даже там, на Тропе. Я резко обернулся, ожидая увидеть за спиной... не знаю, что, но что-то кошмарное. Там ничего не было. Я вновь взглянул на Сириуса – он бессильно привалился к стене, ужас ушёл с его лица, оставив какую-то совершенную опустошённость. Я торопливо обнял его за плечи, помог прилечь. - Тебе нехорошо? Ты что-то увидел? Я спрашивал даже не для того, чтобы получить ответ – просто хотелось, чтобы он хоть что-то сказал, слишком напугал меня этот странный приступ. Он чуть качнул головой: - Нормально. Ничего. Ты поцарапался, Рем. Ключицу действительно саднило и я даже смутно вспомнил, где зацепился за сухой сук. Потянулся потрогать – на пальцах осталась кровь. Я автоматически подумал, что надо бы залечить и даже начал поворачиваться к тайнику, где мы оставляли палочки, но вдруг осознал, что должен был почувствовать Сириус, увидев кровь у меня на шее – и меня опять затрясло. - Бродяга... – в горле стоял комок, я никак не мог сформулировать ни одной связной фразы. – Ты... Прости меня, пожалуйста! Его глаза изумлённо распахнулись, разом теряя опустошённость: - За что? За то, что на колючку напоролся? - За то, что заставил тебя пройти через такое! Он слабо усмехнулся: - Ой, Рем, брось ты эту патетику! Ну да, паршиво было, но получилось же! Слушай, – он вдруг оживился и даже сел на лежанке, – я вот всё думаю: есть такие болезни, которые не лечатся ни магией, ни по-магловски... погоди, как же называется?.. а, лейкоз. А если больного убить – ну, ножом, как положено, а потом воскресить, то болезнь ведь должна исчезнуть, нет? - Должна, наверное... – не очень уверенно согласился я. Голос всё ещё слушался с трудом. – Только кто ж нам позволит на людях эксперименты проводить? - На тебе ведь позволили! – отмахнулся он. – А добровольцы найдутся, от этой гадости умирать паршиво, медленно и больно, я читал. Только нужно сутки без лекарств... но можно ведь потерпеть, правда, если потом вылечишься? - Я бы потерпел. Наверное. - Вот видишь! А ещё бывают проклятия такие, от которых не сразу умирают, а снять нельзя – помнишь, Милли про своего дядю рассказывала? Нужно будет завтра с Гамовым об этом поговорить. Жаль, конечно, что у Яги подробности не расспросили... что ли, ещё раз в гости напроситься? – он отчаянно зевнул, едва не вывихнув челюсть. – Всё, давай спать, надо быть в форме для новых битв и свершений! Выполняя собственный совет, он улёгся обратно и мгновенно уснул. Я стащил с него ботинки, укрыл и тоже забрался под одеяло, ощущая себя почему-то солдатом на привале. Может быть, из-за слов Сириуса о битвах и свершениях. Хотя он был прав, конечно. У нас было оружие для самой правильной на свете битвы – битвы за человеческую жизнь. И мы не имели права от неё уклониться. Да и не хотели уклоняться. Я ещё подумал мельком, что через год нас, возможно, ждут совсем другие битвы. То, что творилось сейчас в Англии, вряд ли быстро закончится, как бы мне этого не хотелось. И уж точно ребята не захотят остаться в стороне. А если они – так и я тоже. Как жаль, что Живая вода не может помочь от проклятий! Ну, разве что идею Сириуса удастся осуществить... На этой мысли, кажется, я и заснул. А залечить царапину забыл, конечно. Но это уже не имело ни малейшего значения.
Василиски: Эпилог - Ну, как тебе? – Гамов усмехался. Собрал листки в ровную стопочку, сложил в папку с будничной надписью «Отчёт по эксперименту». - Ну, как… – протянул Сириус. – Во-первых, про Марину надо убрать. Ну, то есть подробности убрать. Это, конечно, только для магического мира написано, но мало ли… - Да это наши психологи попросили поподробнее, для печати сократим, конечно. А в целом – как? - В целом – нормально. Только вот… я там у него получился такой весь из себя герой, особенно в конце… - А что, не герой? Сириус ответил не сразу. Запах травы – чуть горьковатый, предосенний. Так хорошо вдыхать его и не о чём не думать. Потому что думать нельзя. Ни думать, ни бояться, ни сомневаться. Звери гораздо чувствительнее к нюансам настроений, он непременно почувствует неуверенность и тревогу. И тянуть дальше нельзя тоже. Да и зачем? - Пойдём. Нет, это не слова. Скорее, интонации, чуть приметные движения… даже, кажется, запахи. Мы часто пытались понять, как «разговариваем», находясь в анимагической форме, да так толком и не поняли. Но зато друг друга понимали вполне. Важно правильно выбрать маршрут. Такой, чтобы подойти к нужному месту с наветренной стороны. Звериное чутьё – это вам не человеческое, запах стали различит на раз, тем более, что прятать меч было нельзя, его ведь придётся подхватить мгновенно. Выбрать маршрут и заговаривать ему зубы. А заодно и себе. Эх, если бы можно было сделать это всё под Империусом! Такая идея рассматривалась – не Империо, конечно, а обычный «магловский» гипноз. Но не рискнули. Не исключено, что для успеха излечения требуется именно сознательное действие, такие фишки нередки, а как в данном случае – никто толком не знает. Поэтому нельзя даже пытаться убедить себя, что это очередная тренировка. Нужно твердить, что всё получится, а сомнения безжалостно давить, как плотоядных слизней на капусте. - Стой. Закрой глаза и не шевелись. Вложить в приказ всю властность, какую удалось наскрести в фамильных загашниках. Должно же воспитание на что-то сгодиться? Он замирает на месте. Ещё шаг… Наверное, это красиво: силуэт пса, переливающийся в человеческую фигуру с мечом в руках. Меч делан специально под меня, без использования магии, зато с использованием всех мыслимых технологий. Идеально сбалансированный, отточенный до немыслимой остроты, красивый той хищной красотой, которая отличает по-настоящему хорошее оружие, он, кажется, живёт своей собственной жизнью, и слушаясь меня, и подчиняя себе… иногда я почти боюсь его. Но это именно то, что нужно. Рем, я никогда не расскажу тебе, как именно меня натаскивали (особенно в последние дни), но методы были эффективными. Тело и меч всё делают сами, сознанию остаётся только не вмешиваться. И наблюдать. Вот к чему я не готов совершенно – это к мгновенному превращению. Обычно у Рема оно занимает несколько минут, что прямое, что обратное. Сейчас же всё происходит за доли секунды, обезглавленное тело волка словно растворяется в лунном свете и на землю падает уже человек. В первый миг чудится, что превращение коснулось только тела, а голова осталась волчья. Нет, конечно. Человеческая. И глаза закрыты, вот счастье-то! Взгляда я бы не вынес. Наверное. Не смотря на все тренировки, сердце колотится так, что дрожью отдаётся в пальцах. Ну же, Сириус, вспомни, чему тебя учили! Учили хорошо. Через минуту пальцы перестают дрожать, через три пульс падает до разумных пределов, а сознание, наконец, включается. И напоминает о перчатках. Хуже всего первые несколько минут, когда зрительно не происходит вообще ничего. Если бы не знать, что так и должно быть – поседеть впору прежде, чем начнётся заживление. Потом уже легче. Место выбрано рядом с ручьём. Рем тогда долго мыл руки и теперь понятно, почему. Это даже не сознательное действие, а почти непреодолимое желание смыть… что? тень смерти, пожалуй так. Холодная вода неожиданно приятна и можно отдохнуть минут пять, пока этот мерзкий… привкус? запах? не исчезнет полностью. И только тогда открыть баклагу с Живой водой, из последних сил не позволяя себе ни грана сомнения. Гамов терпеливо ждал ответа. Сириус тряхнул головой: - Ага, герой – так зубами стучал, все дятлы в лесу обзавидовались! Нет, скажу этому любителю пафоса, чтобы финал переписал. А, кстати о финале. Вы с целителями про нашу идею говорили? Гамов кивнул. - Говорил. Они считают, что рациональное зерно в ней есть, только надо всё очень хорошо обдумать. Так что слишком не увлекайся пока, лучше учёбой займись. Неизвестно, как всё потом обернётся, а вам в этом году ещё экзамены сдавать. Причём и по нимдарским предметам тоже. Справитесь? - И вечный бой, покой нам только снится! – Сириус в очередной раз продемонстрировал знакомство с русской литературой. А точнее – хорошую память. – Алексей Петрович, я всё спросить хочу: почему вы согласились нам помогать? Вам же эта затея с самого начала не нравилась, нет? - Да, - не стал спорить Гамов. – Не нравилась. Слишком всё было опасно и непредсказуемо. Но ваш директор ясно дал понять, что ребята вы упорные и вряд ли отступитесь, будем мы вам помогать или нет. Зачем же нам тогда столь уникальный случай для исследований упускать? А когда ты про анимагию рассказал – тут я окончательно уверился, что коли уж вы решились, так найдёте способ попробовать, не сейчас, так позже. Хоть бы мы всю литературу от вас засекретили и въезд в Россию закрыли. А может, и стоило так поступить, а? – подмигнул он. – Глядишь, придумали бы что-нибудь новенькое, настоящую Живую воду делать научились или ещё что… - А что, это мысль! – разом воодушевился Сириус, - Образцы у нас есть… где, говорите, этот работает, как его… Коренев, да? Про которого статья была? - Род великий, кого ты послал на мою голову! – картинно застонал Гамов. Прозвучало это, вопреки намерению, одобрительно. КОНЕЦ
полная версия страницы