Форум » Архив "Весёлые старты" 2010 1-8 » ВС 5: "Мальчик и Морт", ГП/ЛВ, R, мини, психоделика, PWP, AU » Ответить
ВС 5: "Мальчик и Морт", ГП/ЛВ, R, мини, психоделика, PWP, AU
Tom&Harry: Задание 5. Авторский фик. "Sensus veris — чувство весны" Название: Мальчик и Морт Автор: Levian N. Бета: Melissa Badger Герои (Пейринг): ГП/ЛВ, слэш Рейтинг: R Жанр: психоделика, PWP, саспенс, AU Саммари: Три короткие весенние встречи. Дисклаймер: Любовь — это наше, а трупы — Роулинг Предупреждения: [more]даб-кон, !психи; происходи это всё с героями на самом деле, здесь стояла бы пометка ООС.[/more]
Ответов - 35, стр:
1 2 All
Tom&Harry: [left]Мы разговаривали так, как будто расстались вчера, как будто знали друг друга много лет. На другой день мы сговорились встретиться там же, на Москве-реке, и встретились. Майское солнце светило нам. И скоро, скоро стала эта женщина моею тайною женой. М. Булгаков, «Мастер и Маргарита» [/left] [center] Март [/center] Змея передаёт ему послание. Сонная, злая, покорная змея; она сворачивается на его груди, ждёт, пока он проснётся, и шипит всего одно слово: «Приходи». Она бесшумно уползает, а Гарри лежит, уставившись в темноту, и думает, что идти не должен. Земля испахана ломким льдом и хрустит под ногами. Свет палочки рассекает лесной мрак как раскалённым хлыстом, долговязые тени деревьев ползут прочь по чёрной прошлогодней листве. У ручья Гарри останавливается, и в царящей вокруг мёртвой тишине слышно, как громко и часто бьётся его сердце. Он нервно облизывает обветренные губы и оглядывается. В этот раз он пришёл сюда только в надежде наконец всё завершить. Замкнуть круг. Отчаяние, владеющее им, набирает силу с каждым днём; оно серое и равнодушное, как нестиранное мартовское небо. Рон и Гермиона собираются бороться до последнего, но Гарри смирился с тем, что их жизни — просто длинная дорога к смерти. С каждым шагом всё дальше и дальше в темноту. Он может только срезать путь. Не можешь бороться — умри. Таков закон: закон, что древнее этого острова и самой земли, грязный, будто последний весенний снег. Он разжимает пальцы, и палочка падает. Носком ботинка Гарри подталкивает её к ручью, и стоит ей коснуться воды, как свет гаснет. Он скорее угадывает, чем видит, что из-за деревьев выходит высокая фигура. Дышать становится немного тяжело, и Гарри бессознательно тянется к горлу — оттянуть давящий воротник свитера. Он не удивляется, когда холодная ладонь перехватывает и сжимает его руку. Это так похоже на Волдеморта — показывать свою власть. — Зачем ты пришёл? — спрашивает тот почти ласково; в мертвенном свете тисовой палочки на его плечах искрятся капли воды, словно он долго простоял здесь, в лесу, под одним из спящих деревьев. Гарри молчит. Волдеморт и не ждёт ответа: он должен ликовать — оказался прав, добился своего. Он склоняется и целует Гарри в лоб: мучительно медленное касание сухих губ. Страшное и болезненное. По спине пробегают мурашки. Когда Волдеморт отстраняется, на его лице играет холодная торжествующая усмешка. — Хочешь — беги, — предлагает он, властным жестом указывая в сторону стены деревьев, темнеющей за ручьём. Гарри еле заметно качает головой. Сегодня он не станет мчаться по лесу, чтобы всё равно быть настигнутым, жалким, задыхающимся, скорчившимся от боли. Волдеморт кружит вокруг него, словно хищник вокруг жертвы; хищник, распаляющий сам себя. Он ненавидит игольно-острый мартовский холод не меньше, чем Гарри, но у него есть, об кого согреться. А потом он захочет, чтобы Гарри стал таким же холодным, как он сам. Волдеморт велит Гарри снять свитер и рубашку и отбрасывает их в грязь. Проводит тыльной стороной ладони по его щеке, нежно поглаживая. Он морщится, стоит Гарри перехватить его сухую, будто пергаментную, руку, и вжимает его спиной в ствол дерева. От ничтожной жестокой ласки не остаётся и следа, теперь Волдеморт желает только причинить ему боль. — Смотри мне в глаза, — приказывает он, схватив Гарри за шею. — Смотри! Смотри! Гарри пожимает плечами и позволяет душить себя до тех пор, пока жемчужно-белое пятно лица не начинает расплываться перед глазами. Он приоткрывает рот в попытке глотнуть воздуха и чувствует, как палец с длинным острым ногтем проводит по его губам. Гарри легко скользит по нему языком и теряет сознание. Гарри понимает, что лежит голым, без очков, на скользкой холодной ткани. Возможно, это шёлковая мантия; да, так и есть. Уже рассвело, но сумрачный серый свет ещё хуже темноты. Волдеморт приподнимает его голову и поит из своих рук ледяной ручейной водой с привкусом мела. Остатки её стекают по груди, мешаясь с кровью из неглубоких царапин, Гарри всё ещё не может надышаться, словно что-то внутри мешает вдохнуть, а потом — выдохнуть. Гарри понимает, что Волдеморт не собирается уйти, как всегда, и хоть на несколько дней оставить его в покое, когда тот набрасывает свою мантию ему на плечи. Гарри принимает протянутую руку и равнодушно даёт обнять себя, как до этого позволял душить. Он устал, ему нет дела до того, кто собирается согреться его последним теплом. Боль в шраме пульсирует в такт с биением сердца. Одна ладонь мягко поглаживает его бёдра, другая спускается по груди к животу и ниже. Обе прохладные и лёгкие, приятные. Гарри думает, что это довольно забавная предсмертная галлюцинация, и мысль эта преследует его несколько минут, пока он не понимает, что она полна паники. И что она — не его. — Не вздумай умереть, Гарри, — слышит он, и чувствует, как губы скользят по его шее — почти неумело, грубо и быстро, но настойчиво, очень настойчиво. Он вскрикивает, когда зубы прикусывают кожу за ухом и дёргается, но тут же оказывается опрокинут на спину и распростёрт в липкой ледяной грязи. Костлявые длинные руки сжимают его плечи. Волдеморт устраивается между его бёдер и заставляет смотреть на себя. Сначала Гарри видит только глаза: вертикальные нечеловеческие зрачки и пугающую красную радужку, затем, с первым толчком, кричит от наслаждения — не своего, незнакомого, холодного. И тянется вверх — поймать чужую ухмылку, сделать своей, но в ответ получает болезненный укус в шею. Наслаждение исчезает. С болью возвращается способность дышать и задыхаться, и Гарри извивается, кричит, пытаясь закрыть разум от безумной жадной силы, которая в него врывается. — Убирайся, — шипит он. — Убирайся! Он переворачивается, подминает Волдеморта под себя, вспоминая: «Легилименс! Легилименс!» Жалкий, похожий на жалобный стон, который он слышит, совершенно точно Гарри не принадлежит. На несколько секунд он прекращает быть собой и ощущает только сумасшедшее стремление властвовать и карать, причинять боль, втаптывать в грязь, презирать и унижать. И дальше, слишком глубоко, возможно даже, что ему показалось, — страх. Длинные костлявые пальцы вновь сжимаются на его горле прежде, чем Гарри успевает отшатнуться; неожиданно он подаётся вперёд, смыкает зубы на бледной, кислой на вкус коже и давится болезненным стоном — на сей раз собственным. Гарри дрейфует в белом мареве спокойствия и тепла, пока что-то не выдёргивает его оттуда: жёстко бьёт по щекам, тянет за волосы. Пока он судорожно пытается откашляться, бестолково хлопая руками по земле в поисках очков, Волдеморт забирает свою мантию и аппарирует. Тогда он падает ничком от слабости и смотрит на расплывающийся узор чёрных ветвей на сером фоне, думая о змеях, просыпающихся от спячки и жаждущих тепла.
Tom&Harry: [center] Апрель [/center] Гарри любит смотреть, как эти белые щёки вспыхивают: ярким, болезненным, смешным румянцем. Стыдливым. Из-за него стыдливым. — Зачем ты приходишь? — говорит он, опираясь локтями о широко разведённые в стороны колени Волдеморта. Гарри давно хочет спросить, и солнечный апрельский день, один из первых тёплых дней, ничуть не лучше и не хуже прочих для этого вопроса. Разве что чуть более нелепый. Волдеморту должно быть неудобно так лежать, но похоже, что ему всё равно. Его позу можно, пожалуй, назвать ленивой. Или скучающей. Тонкие губы растягиваются в улыбке, открывая мелкие, острые, как у ласки зубы. Солнце играет на прозрачно-бледной коже. — Потому что тебе это нравится, — отвечает он насмешливо. — Мне это не нравится, — возражает Гарри, тогда Волдеморт берёт его руку и ногтем очерчивает линии старого шрама. «Я не должен лгать». Кто из них врёт чаще — вот второй вопрос, который интересует Гарри, но его он вряд ли задаст. Ему самому хватило неполной весны, чтобы почти сравнять счёт: ложь Гермионе, ложь Рону, ложь самому себе. Что будет дальше? — Хочешь уйти со мной? Гарри смеётся и говорит, что это было бы слишком по законам жанра. За это он получает лёгкий щелчок в нос и указание не забываться. И тотчас мстит за это: укусом и резким движением бёдер. Забавно, если Волдеморт — чудовище, то он не должен любить боль. Но он любит, возможно, не признаётся открыто, зато позволяет найти это в своём разуме. Сотни запертых дверей, как в Отделе тайн, и только этот позорный секрет на виду. Словно выпяченный намеренно. Причинять боль гораздо легче, чем испытывать, но только не для Гарри. Впрочем, наконец-то он привык. Если это позволяет самому не страдать, то почему бы и нет? Слушать рваное хриплое дыхание тоже приятно. Иногда Гарри преследует чувство deja vu. Ощущение, что это или нечто подобное с ним — с ними обоими — уже происходило, и дело вовсе не в Отделе тайн. И не в мрачном сумасшедшем марте. Апрель по-своему не менее безумен. Как только Гарри уверен, что вот-вот вспомнит, чем всё закончится, чувство узнавания пропадает. Гарри смотрит на свою левую руку: кожа на предплечье белая и чистая. Обладатели Чёрной Метки в любой момент могут призвать своего Лорда. Жаль, Волдеморту такую не поставишь. Это значило бы, что кто-то из них окончательно спятил. Или что Гарри слишком заигрался. Иногда ему хочется думать, что это всё не он, а весна, страх смерти или временное помешательство. На самом деле всё это больше подошло бы Волдеморту. При чём тут он, Гарри? Ярость от понимания, что шестнадцать лет жизни он не может назвать полностью своими, преследует Гарри даже во сне. — Ты настоящий маленький Лорд, Гарри, — насмешливо шепчет Волдеморт ему на ухо, когда они двигаются в унисон, балансируя на границе между «очень хорошо» и «очень больно». В его голосе почти гордость. С его точки зрения есть, чем гордиться, думает Гарри. Даже такому изуродованному существу, как Волдеморт, свойственно желать передать кому-то часть себя, чтобы та продолжила его дело. Способ он, правда, выбрал слишком нетривиальный. Удовольствие и боль мешаются. Удовольствие — это то, что волнами накатывает на Гарри. Что тогда остаётся Волдеморту? Есть ещё одно оправдание: пока Гарри продолжает делать это (даже в мыслях он не подберёт слов, одни слишком мягкие, другие грубые, и ни одно не подходит), Гермиона и Рон, и Джинни в безопасности. Наверное. Сейчас — именно сейчас — он испытывает к ним столько же чувств, сколько равнодушный солнечный луч — к земле. Потом Гарри будет за это стыдно. Звуки начинают его раздражать: слишком громко хрустят ветви, слишком неприятно чужое прерывистое дыхание. Гарри подаётся вперёд, вызывая этим движением ещё один полустон, и в ярости смыкает руки на длинной белой шее. Волдеморт хрипит и закатывает глаза, слабо царапая его предплечья. Жемчужно-белая кожа краснеет там, где пальцы Гарри вжимаются в неё, голова мотается из стороны в сторону. Распалённый Гарри продолжает двигаться — сильнее и быстрее, пока перед глазами не начинают мельтешить разноцветные пятна. Тело Волдеморта обмякшее и расслабленное. Безопасное. Гарри последний раз судорожно двигает бёдрами и кричит, захлёбываясь холодным сырым воздухом. Отстраняется и валится на землю, продолжая вздрагивать от слабеющих вспышек наслаждения. Когда всё прекращается, он сворачивается в позе младенца. Солнце в зените и освещает поляну ровным золотистым светом. Он даже почти засыпает, но тут ощущает, как чьи-то пальцы поглаживают свежие царапины на его руках. — Знаешь, Гарри, — говорит Волдеморт и — уже привычно — притягивает его лицо к своему и касается губами лба, — я собираюсь скоро убить тебя. Но не бойся. Ты не умрёшь.
Tom&Harry: [center] Май [/center] Он знает, что всё должно закончиться, и не протестует, когда Волдеморт направляет палочку ему на грудь. Только закрывает глаза и позволяет мыслям покинуть разум, словно птицам, выпущенным из клетки. Это действительно не больно. Когда голова перестаёт кружиться, Гарри приподнимается на локтях и осматривается. Он на вокзале Кингс-Кросс, каким тот мог бы быть после долгих лет запустения. Нет ни поездов, ни людей. Пол усыпан сухими листьями, из пустых оконных проёмов льётся ослепительный белый свет. По кирпичным стенам ползёт плющ, тёплый воздух пахнет каменной пылью и нагретым железом. Здесь ему не нужны очки, но Гарри мучительно прищуривается, силясь разглядеть человека, сгорбившегося на дальней скамье, и встаёт. И понимает, что совершенно гол. Его смех разносится дальше, чем он привык при жизни. Лёгкая туманная дымка, похожая на марево в жаркий полдень, рассеивается, когда Гарри подходит ближе к сидящему незнакомцу. Тот поднимает лохматую черноволосую голову, и они с Гарри встречаются взглядами. — Здравствуй, — говорит незнакомец его губами; на лице — стеснительная полуулыбка с ямочками в уголках рта, которую Гарри тысячи раз видел в зеркале и на колдографиях. Эта улыбка — единственное, что есть в неизвестном от настоящего Гарри. Остальное: и длинные худые руки и ноги, и острый подбородок, и падающие на лоб волосы — всё кажется чужим и нелепым, как костюм не по размеру. Настоящий Гарри совсем другой. Правда другой, убеждает он себя под внимательным взглядом своего воплощённого отражения. Не такой равнодушный и жестокий, не такой бесполезный для самого себя. — Здравствуй, — отвечает Гарри через минуту или даже больше. Незнакомец вызывает в нём острое сочувствие, он сам не знает, почему. — Ты давно здесь сидишь? Тот качает головой и встаёт. Ростом он ниже Гарри, и взгляд его зелёных глаз затуманен, будто он не очень хорошо видит. — Неважно, — заявляет он. — Ты заберёшь меня отсюда? Улыбка превращается в наглую ухмылку, незнакомец скрещивает руки за спиной и покачивается на пятках; Гарри никогда не думал, что сможет возненавидеть своё лицо — вплоть до желания ударить. Он берёт своего двойника за руки и тянет к себе. Тот охотно делает шаг, не переставая ухмыляться, и спрашивает: — Как тебе чувство власти, Гарри? Никак. Здесь, где нет никого, кроме них двоих, — никак. Почти сразу Гарри понимает, что стой он и на настоящем, многолюдном Кингс-Кросс, ничего бы не изменилось, он по-прежнему ощущал лишь жалость и брезгливость. Понимает это и двойник: бледное лицо искажается капризной яростной гримасой. — Мне жаль, — говорит Гарри. Наклоняется, отводит волосы с покрытого испариной (оказывается, здесь душно, понимает он с удивлением) лба и целует тонкую ниточку шрама. Его двойника бьёт дрожь. Вместе они опускаются на выщербленный пол. Гарри поглаживает худые, вздрагивающие от рыданий плечи. — Я не хочу умирать, — говорит незнакомец (такой ли незнакомец?) сквозь слёзы. — Я не умру? Вместо ответа Гарри целует его в губы. Сначала тот не отвечает, податливый и расслабленный, словно спящий, но потом вздрагивает и прижимается теснее. Кусает его за язык так сильно, что Гарри ахает от неожиданности и боли. Сцепившись, они катятся по перрону, пока Гарри не упирается спиной в ножку скамьи, но даже тогда не разжимает объятий. Знакомое лицо под его пальцами течёт как воск, меняется, превращаясь в другое. Волосы по-прежнему угольно-чёрные, но глаза тёмные, нос прямой, а верхняя губа капризно вздёрнута. Гарри прихватывает её своими и не успевает даже вскрикнуть, когда неожиданно сильное тело прижимает его к полу. — Я не передумаю, — качает головой Гарри в ответ на требовательный взгляд. — Тебе лучше уйти. Бывший Гарри бешено шипит и захлёбывается, когда ладонь зажимает ему рот. Тишина снова становится абсолютной. Но его… соперник? конкурент быстро находит способ вырваться: тёплые пальцы спускаются к низу живота Гарри, заставляя задыхаться от предвкушения, поглаживают, пощипывают, сжимают. Он запрокидывает голову и закусывает губу, и всё-таки стонет, когда темноволосая голова склоняется над его пахом. От центра живота распространяются волны жара, которые заставляют содрогаться, как в лихорадке. Чужие губы издевательски кривятся, а в глазах отчаяние — он уже знает, что Гарри своего решения не изменит, но всё равно ласкает его почти с остервенением. Наверное, Гарри должен это прекратить, но это единственное, что он может дать тому, кто совсем недавно был им. Не жалость, не помощь, не спасение. «Том?» — находится слово. Последнее из трёх, не Гарри, не Волдеморт — Том. Значит, они отпускают друг друга, думает Гарри, притягивая его к себе за плечи, обхватывая узкие бёдра, вжимаясь в чужое горячее тело. Сделать так, чтобы уходить было не страшно, как в майские сумерки, полные цветущих яблонь. Движения становятся быстрыми, оба они торопятся. На тёмных глазах блестят злые слёзы, и Гарри губами снимает их с кончиков ресниц. — Не бойся, — тихо говорит он. Том сжимает его бока коленями, яростно хватает его за запястья и протяжно, жалобно стонет. Но в этом стоне — облегчение. Они лежат рядом, кончики их пальцев соприкасаются. Гарри не ощущает себя предателем, но ему немного жаль, когда Том встаёт и идёт к одной из платформ. Туман очень быстро скрывает его худую мальчишескую фигуру. Хотя перед глазами у Гарри всё снова расплывается, он успевает поймать бледное лицо, обрамлённое мокрыми от пота, спутанными волосами, прежде чем то исчезает в белой дымке. И он поклясться может, что видел немного озорную, немного благодарную улыбку. А затем вокзал исчезает, сменяясь сплошной молочной пеленой, в которой слышен плеск воды и скрип дерева. Вскоре пропадают и они, а Гарри погружается в темноту.
Tom&Harry: [center] *** [/center] Гарри открывает глаза и сначала ничего не видит во мраке, кромешном после тёплого рассеянного света. Потом в слабых лучах от нескольких палочек он различает стоящие полукругом высокие фигуры. Одна из них выступает вперёд, из темноты показывается похожее на восковую маску неподвижное лицо. Губы шевелятся, исторгая пугающее шипение. Интонации надменные, и это ещё больше укрепляет Гарри в желании соврать. Волдеморт не ждал, что с той стороны — где бы она ни была — вернётся он, Гарри. Пусть «всемогущий Тёмный Лорд» поймёт, как ошибся. — Нет, — отвечает он, угадав слова, значения которых больше не понимает. — Я оставил его там. Навсегда. Он улыбается, когда Волдеморт кричит от бессильной ярости, и нащупывает в кармане палочку.
Лис: Здорово, когда у команды есть единая концепция. 10 7
Augerey: 7/7
Бледная Русалка: Простите, уважаемая команда: не моя трава. Все, что могу: 7\7
yana: 8 6
xenya : 7/6
Tom&Harry: Лис, спасибо У команды будут и более жизнеутвержающие фики. Скоро. Оставайтесь на связи! Augerey yana xenya Спасибо! Бледная Русалка, спасибо Вам не за что извиняться =)
Puding: Ну... это на самом деле психоделика! Даже и не знаю, что сказать. А почему это "чувство весны"?)))
Tom&Harry: Puding это на самом деле психоделика Автор старался А почему это "чувство весны"?))) Так по весне же всегда у психов обострение
Mileanna: чудный психодел) 9/9
Puding: Tom&Harry пишет: Так по весне же всегда у психов обострение А не по осени? 9/7
Tom&Harry: Mileanna Спасибо! Puding А не по осени И по осени тоже. Но у этих - весна, пора любви. Спасибо!
amallie: Психодел и пвп, по сути, этот фик можно охарактеризовать двумя этими словами. Трава, возможно, тоже не совсем моя, но скорее понравилось, чем нет. 8/9
Tom&Harry: amallie Спасибо
wine_trying: Начало понравилось(и даже не только в качестве PWP, там есть очень цепляющие моменты), но дальше идея не раскрыта, и не была бы понята, если бы не шапка. Возможно, просто не хватило времени, предполагаю это, потому что конец гораздо хуже начала :) Надеюсь, что автор после конкурса доведет фик до более цельного состояния. 9\8
Rendomski: Как же без проводов Тома с вокзала? Сплошная психоделика и видения – не мой жанр, всё-таки интереснее читать про персонажей «в характере», но последняя часть хороша :). 8/7
Карта: 1. 9 2. 8
Tom&Harry: wine_trying Спасибо большое! Я сказал всё, что хотел, и раскрыл тоже всё, что хотел, так что фик вряд ли будет переписываться. Вариации на тему - возможно, не не более того. ) Rendomski Спасибо! Проводы - наше всё но последняя часть хороша :) Приятно слышать, мне она тоже нравится. Карта Спасибо!
drop: 7 7
Rozhki: забавно 9/8
Marisa Delore: Хорошо и психоделично))) 9/9
Сова: 10 10
vlad: 7-8
Fidelia: Не смогла до конца прочитать(((. 7/7
Анька: Да, психоделика еще та. Особенно мне понравилось предупреждение в шапке Концовка была немного тяжеловата, но общее впечатление хорошее 9/9 На Хогварстнете с начала 2010
Tom&Harry: drop Спасибо Rozhki Спасибо Marisa Delore Благодарю Сова Спасибо большое vlad Спасибо! Fidelia Не смогла до конца прочитать(((. Бывает ;) Спасибо Анька Благодарю
littledoctor: 9/9
Ksandria Bianka: 7 5
Модератор: сорри, технический коммент
Levian N.: всем спасибо большое ещё раз) littledoctor, спасибо!)) Ksandria Bianka, премного благодарствую
alleanza: 9/9 Прекрасный психоделичный концепт, захватило :) не сразу поняла, что это за мальчик был в конце (да, я тупая, меня пока не ткнешь) но трах очень возбуждающий, Волди очень псих, а Гарри...ну...Гарри. Слишком отчаявшийся, на мой вкус, но все такой же твердый (жесткий в смысле, тьфу) и несгибаемый.
Levian N.: alleanza, пасиииба мне всегда хотелось что-то такое укуренное про них написать. Слишком отчаявшийся, на мой вкус Весна - пора гормональных срывов) и несгибаемый.
полная версия страницы