Форум » Библиотека-7 » "День, когда я плакала в метро", черная трагикомедия, по впечатлениям от эпилога седьмой, мини » Ответить
"День, когда я плакала в метро", черная трагикомедия, по впечатлениям от эпилога седьмой, мини
Цыца-дрица-ум-цаца: Название: «День, когда я плакала в метро» Автор: Цыца Жанр: драма/романс, POV Лили Поттер Пейринг: много чего замешано Диклеймер: все принадлежит Роулинг Предупреждение: есть несколько крепких словечек, одна сцена педофилии, чернуха, местами несоотвествие новому канону и ещё Люпина я оставила в живых. иллюстрация by Vilissa
Ответов - 15 новых
Цыца-дрица-ум-цаца: ДЕНЬ, КОГДА Я ПЛАКАЛА В МЕТРО Ночи становятся длиннее. В четыре часа сон, говорят, самый крепкий. В доме не слышно ни шороха, ни звука, хотя я точно знаю, что по крайней мере трое из нас не спят. Тихо ступая босыми ногами, я прохожу по стылому коридору, вдоль ряда призрачных, запотевших окон; волей неволей мой взгляд снова натыкается на черную дыру забитого окна дома напротив. Я пихаю дверь и выхожу на лестничную клетку; засунув в трусы край мятой майки, я сажусь на корточки и вталкиваю в непослушный рот сигарету. И в этой мерзлой, тухлой тишине рождается первое осмысленное соображение за эту ночь: «Тедди – зараза». Я перерыла сегодня всю свою комнату, в поисках записки, которую Тед мог бы заткнуть за зеркало или пульнуть под кровать – конечно, мне хотелось бы найти там адрес, хотя бы номер какого-нибудь магглского телефона, хоть что-нибудь. Но нет, размечталась: так и представляю себе смеющееся лицо Теда, который треплет меня за щеку и ухмыляется во весь свой беззубый рот: «Да не парься, сестренка, все будет путем». Потом достает свой блестящий мобильник и начинается «О, детка, все окей, все как мы договаривались». И уходит, по привычке ущипнув меня за плечо и, разумеется, забыв свой мобильник на кровати, он же все забывает. Я сижу потом весь день и бессмысленно тыкаю в кнопки, не понимая ровным счетом ничего в магглской технике: сижу, как его личный секретарь и отвечаю: да, мисс Смит, его пока нет, он будет позже мисс Питт, или мисс Оуен, или мисс Большие Сиськи, честное слово, я не знаю, где он, он сам мне ничего не сказал. Скорее всего, он смылся к очередной своей девушке, но обычно он возвращается через пару дней, а так его нет уже неделю. Я выдыхаю дым в пустоту чернеющего лестничного пролета, и прошу одними губами «успокой меня, что ли». Прекрасно знаю, что он ничего не ответит. Сижу. Курю. Заколоченное окно напротив как бы подмигивает мне черными глазом: не плачь, бейби. И я верю, что так бы сказал и Тед. Как только я докуриваю, мысли кончаются. Так происходит всегда, каждую ночь. Стоит мне остаться одной, я не могу думать практически ни о чем: я чувствую мерзкую, тянущую скуку. Гермиона пришла вчера вечером, бухнула мне на стол два тяжеленных тома «Новейшей истории Хогвартса» и сказала, что это интересно. Он сидела на моей кровати, аккуратно причесанная, в форменной отглаженной мантии «Мэджик Инкорпорейшнс», сложив на коленях руки. Она смотрела на меня спокойно и терпеливо: - Будешь читать? – с вежливой улыбкой. - Буду, - почти обреченно. Гермиона делает маленькую осторожную паузу и наклоняется чуть ниже, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Я знаю эти штуки, этому учат в крупных солидных компаниях вроде той, что платит крестной большие бабки, это курс «психология жестов» или что-то в этом роде. - Поверь мне, это интересно, - ободряющая улыбка. Я сижу на кровати, поджав под себя ноги, и изучаю узор на одеяле. Мне, в принципе, все равно. Стоит Гермионе покинуть комнату, эта книга отправится в самый дальний ящик. «Психология жестов» на какое-то мгновение изменяет крестной, и она смотрит на меня почти с жалостью: совершенно безмозглая эта Лили Поттер. Во всяком случае, мне кажется, что быть глупой не так уж плохо, если бы не одно заключение: мне не о чем поговорить с собой. Когда у нас постоянно ошивался Тед, это было не так мучительно: он не оставлял меня в четыре утра с сигаретой в зубах на лестничной площадке. Но сейчас он куда-то пропал. Он никогда не уходил так надолго. Я стараюсь, чтобы не скрипнула дверь, когда я пробираюсь обратно в свою комнату. Заколдованные часы поблескивают в темноте коридора. Стрелка «Гарри Поттер» указывает на министерство. Они ведь там создают музей. Му-зей. Это то, куда меня за ухо не затащишь. Нас, новое и свободное поколение, учат уважать историю. Девчонки с курса хвастались другим девчонкам, что у нас преподают ветераны. А я сижу и молчу в таких случаях, даже если в коридоре кто-то подбегает ко мне, услышав мою фамилию. «Как тебе живется в семье ветеранов?» - спрашивают они с трепетом. Но я прохожу мимо, стараясь держать рот закрытым, поскольку, во-первых, все ждут от меня гордости, а сказать, что жить в семье Поттеров – рай земной, а это вовсе не так. А во-вторых, отец частенько советует мне молчать, потому что мне лучше рот заклеить скотчем, чтобы не сказала глупости, и пустить дефилировать так, на шпильках и с заклеенным ртом. Профессор Лонгботтом – старый друг моих родителей… Тут ведь все ветераны, а он и не приходит к нам. Как-то раз он постучался на Сочельник с моим провальным табелем, и принес домашнего пунша из каких-то диковинных растений, но у мамы случился очередной нервный срыв, она была раздражена в тот день, и наорала на него. Это было так неприятно, что что-то щелкнуло в моей голове, и я ушла в свою комнату, ведь дети не должны видеть, как орут на их учителей. Я сидела и слышала, как Лонгботтом что-то неуверенно лепечет в ответ и заикается, а на уроках он ведь совсем другой. Вдумчивый и спокойный. Но когда мама выходит из себя – я – я ни в чем не виню его и не собираюсь его за это презирать. Это надо знать мою маму. И я не хотела ничего никому рассказывать, и не расскажу. Я боялась, что теперь на уроках он бросит в мою сторону смущенный или обиженный взгляд, тогда я бы просто провалилась под землю со всеми своими оценками и табелем. Но этого не происходило; профессор будто и не замечал меня. Это потом только я поняла, что когда хочешь чего-то забыть, притворяешься, что ты этого не замечаешь. К нам с утра постучался человек из Магической академии культуры. Отец заперся с ним в кабинете, прихватив с собой Альбуса, а я не хотела подслушивать, но так уж получилось. Я даже скажу почему: в моей голове пронеслась безумная мысль о том, что группу Тедди заметили. Последние полгода он говорил о ней не переставая, а я хоть и не большой любитель музыки, приходила на их выступления. Это, наверное, дурость и пустое тщеславие, но мне отчаянно хотелось, чтобы однажды Тед написал песню про меня. И выступая с ней со сцены, небрежно махнул бы рукой в зал: тебе, сестренка. Я бы сама ему написала, но едва ли что-то из этого получится. Я говорю не с вами, кто, возможно, слышит меня, и не с самой собой, потому что с самой собой я не умею. Я говорю с клочком мглы в ночном тумане – заколоченным окном соседнего дома, что виднеется с открытой лестничной площадки нашего дома. Я делаю это так, воображая себе собеседника, потому что я не умею быть одна. Сегодняшним днем я впервые услышала имя «Снейп». Это надо было видеть перекошенное лицо Альбуса. Он ненавидит свое имя, правда. Оно идиотское! И мы все об этом знаем. Одному отцу втемяшилось в голову назвать ребенка неуклюжим и неловко рифмующимся «альбуссеверус», а с отцом сложно спорить. Особенно, когда ты находишься в колыбели. Они там делают музей, музей магии. Я всегда сбиваюсь, потому что мои мысли опережают друг друга. Так вот, как только отец услышал это имя, они с Альбусом так и вылетели из комнаты. Отец шарахнул дверью так, что окна зазвенели, и бросился к камину. Мать вошла, растрепанная и бледная: Снейпа хотят восстановить. Как это – восстановить? Для экспозиции. Альбус заканючил, потребовал своих карамельных котелков, и мать только рукой махнула. Даже если я понимала, как можно «восстановить» для музея человека, чьи останки принесли в сложенной напополам картонке, я не хотела об этом думать. У меня в голове разложены гитары и барабанные установки Тедди. Я могла бы спросить, как «восстанавливают» у Ремуса, он же был там. Возможно, его тоже восстановили: он, правда, не любит говорить, как лежал в коме два с лишним года. Нас с Джеймсом и Альбусом тогда ещё не было. Тедди был. А когда-то я одевалась в черное и думала о суициде. Детская призвездь, это я сейчас понимаю. Одна девочка притащила на травологию диск какой-то новой группы: на обложке по-вампирски бледный солист касался окровавленными губами микрофона и шептал «умри со мной, умри со мной, умрисомной…» Их главный хит прогремел в Рождество, когда уже десять из двенадцати девочек нашего курса красили ногти в черный цвет и говорили о смерти: вместе мы прыгали под гром школьной дискотеки и орали до хрипоты припев: «ПОХОРОНИ МЕНЯ!!». И это, как говорит Тедди, было круто. Я очень люблю музыку, хотя, как я уже говорила, я ничего в ней не понимаю. Теперь я одеваюсь очень обычно. Глядя на мальчиков вроде Скорпиуса Малфоя, я жалею о том, что у меня нет таких роскошных мантий, как у него – новая осенняя коллекция мадам Малкин «Серебристый шелк». Отец, я знаю, презирает Малфоев за то, что они вечно выделываются перед другими. Мне, Джейми и Альбусу выделяют на карманные расходы по два галлеона в месяц, это совсем немного, но хватает на сладости. Альбус тратит их на какие-то странные авантюры. Джеймс, я знаю, скупает в начале каждой недели пол Сладкого Королевства. Я трачу все на сигареты… С утра на завтрак постучался Ремус. Он приходит почти каждый день, потому что у него нет жены, и ему одиноко. А ещё у него никогда нет денег, но мы об этом не говорим. Он делает вид, что пришел забирать Тедди, хотя теперь, когда Тедди уже совсем взрослый, это выглядит нелепо. А ещё теперь Тедди не сидит сутками в моей комнате, и искать его у меня почти бесполезно. У него всегда было много девушек, с тех самых пор, когда Рон и Ремус увидели его в день моего поступления на платформе Кингс Кросс, целующегося с кузиной Вик. Солнечный свет заливает нашу кухню. У каждого – чашка своего цвета. У меня – нежно-голубая. У Джейми зеленая. У Люпина – желтая, хотя он ненавидит желтый цвет, потому что он напоминает ему о луне. Но Люпин не имеет права голоса, и его мнение тут ничего не значит. Он - приживала. Я вижу это осуждение в глазах матери, когда она глядит на него, и знаю, отчего она так раздражена. Люпн сидит у нас каждый день, он стал членом семьи, ведь он беден и одинок. Иногда мне кажется, что если бы не отец, мать бы его убила. Но с отцом они старые друзья, и мать улыбается Люпину сквозь стиснутые губы уже лет двадцать, не меньше. Я хочу сказать, что к утру из Министерства явился отец, рявкнул, чтобы мы все не трогали его, а потом с этим человеком из Министерства долго переносил что-то из коридора в свою комнату. Мать сидела над своей чашкой и не поднимала глаз, Альбус, конечно, бросился к отцу, но тот как заорал на него. Мы все обалдели. Альбус – единственный, кто никогда не получал от отца по шапке. Альбус – любимец отца. Отец частенько выходит из себя, но в таких случаях весь его гнев обрушивается только на нас с Джейми и иногда – на мать. Сейчас же досталось Альбусу. Мне стыдно говорить об этом, но я почувствовала смутное удовлетворение, глядя, как обиженная и непонимающая гримаса разливается по его лицу. А потом он кривит губы, но в коридоре что-то громыхает, и жадный интерес побеждает обиду: Альбус глотает слезы и приставляет ухо к двери, прислушиваясь. Мать вылетает в коридор поглядеть, что там происходит, а мы с Ремусом остаемся сидеть, смирившиеся и спокойные. Ремус бездумно улыбается и поворачивает лицо к льющему из окна солнцу. Яркие лучи утреннего света проходят сквозь его поседевшие волосы, и это очень красиво. Он улыбается мне своей сонной, обаятельной улыбкой и похлопывает меня по руке. - Доброе утро, красотка, - здоровается он, - знаешь, я и не замечаю, как мы растешь, но иногда это очень видно… Знаю, знаю, взрослые много занудствуют и обожают пускаться в воспоминания, но я помню тебя вот такой вот, честное слово. - Он разводит ладони, изображая небольшой сверток. В это утро Люпин такой же милый и обаятельный, как всегда. Только с позапрошлого года все изменилось, и я больше не собираюсь таять, услышав от него комплименты. Я, можно сказать, его ненавижу. Мне не требуется никакой деловой психологии, чтобы уяснить: Мы ненавидим тех, с кем мы – мы сами! – выглядели глупо. Мы ненавидим свидетелей своего позора. К тому же, у меня есть особые причины, ведь я была в него влюблена. И ничего смешного, многие западают на учителей и старших. Он всегда был само обаяние: его мятые рубашки и небрежно взлохмаченные волосы, его умный взгляд, в котором застыла многолетняя печаль, наконец, всего жизненные несчастья. Я желала и отчаянно любила его. К тому же он первым заметил, что я больше не сопливый младенец. В те выходные мы поехали на пикник всей семьей. С крестными Роном и Гермионой, с Люпином и Тедди. На Пасху взрослые спрятали под всеми кустами заколдованных пушистых зайцев и шоколадные яйца по всем кустам на обочине школьного леса, который раньше назывался Запретным, и мы с Джейми, Тедди и Альбусом и малышами Уизли шныряли по лесу в поисках подарков. А весна была теплая, солнечная, безумная – не то, что это холодное и злое лето. На мне была детская панамка и коротенькая юбка, и белые гольфы, я точно помню. Я бегала за Тедом, громко хохоча, пока он не увел меня в густой кустарник. Мы упали на коленки и поползли в разные стороны. В сладкой, пахучей зеленой глубине мелькнула блестящая обертка, и я полезла сквозь сплетения ветвей, пачкаясь в земле и вдыхая острый и свежий аромат леса. Пробиралась вперед, яйцо было уже перед моим носом, и стоило мне протянуть к нему ручку, как кто-то сильный перехватил её и вытянул меня из кустов на поляну. Обнял за талию, усадил на коленку. - Ну, крошка Лили, как твоя охота? – засмеялся Ремус, и я радостно уцепилась за его руки – теплые, сильные. - Пока ничего, - гордо сообщила я и, конечно, нажаловалась на Теда: он стащил мою добычу. - Ах, поганец, - Люпин улыбнулся и покачал головой, - дома он у меня получит, поверь мне, принцесса. И как по мановению волшебной палочки перед моим носом возникло шоколадное яйцо в ярко-голубой обертке с кроликами. Люпин осторожно развернул его и отломил кусочек. - Шоколад – он очень полезен. Кусочек молочного шоколада коснулся моих губ и мягко разомкнул их; я послушно проглотила кусочек. - Как тебе? - Сладко… Ещё один. - А ты знаешь, ты очень изменилась, - сказал он, пока я ела шоколад с его рук, - ты становишься настоящей красавицей, не правда ли, Лили? Посмотри только, какая ты гибкая, стройная, высокая… - он словно невзначай коснулся моих рук, бедер, коленей. Последний кусочек шоколада он уронил на мою юбку, и я задрала её, чтобы не перепачкаться ещё больше: солнышко припекало, и шоколадка таяла, а мать убила бы меня, испорть я ту юбку. Кусочек шоколада растаял на моей ноге, на внутренней стороне бедра. Люпин осторожно отряхнул мою маечку от крошек, поправил гольфы. А потом быстро наклонился и слизнул тот кусочек. Альбус завопил в кустах неподалеку, отыскав свой приз, и Люпин вздрогнул. - Слезай, красотка, - мягко сказал он, - пора домой. Мать косо смотрела на него и на меня весь вечер. Возможно, Альбус с его неуемным любопытством что-то увидел и что-то рассказал. Альбус из всех нас больше похож на отца, потому его так любят. У нас в семье культ отца, потому что мой отец – Гарри Поттер. Джейми – всего лишь толстый и глупый ребенок, он начал разговаривать позже всех и, по-моему, до сих пор читает по слогам. Я – странная девочка, из тех, что вечно дичится родителей, ничего никому не рассказывает, рано взрослеет и рано начинает нравиться мальчикам. А Альбус – любимец родителей, неугомонный, склонный, как отец, к бесконечным авантюрам, храбрый до безумия и совершенно неспособный держать язык за зубами. С ним бесполезно спорить – только злишься. Просить его держать что-то в секрете – совершенно бесполезно. Как-то раз я ударила его за то, что он разболтал маме, когда увидел меня и Марка - мы были раздетыми и целовались. Марк убежал, испугавшись отца, а я сидела, ревела и колотила этого маленького подонка, и ненавидела себя за это, но ничего сделать не могла. В ту Пасху мне было двенадцать лет, и с тех пор я больше не играла в шоколадные яйца на Пасху и ненавижу голубой цвет. У нас всех чашки нелюбимых цветов. Мама тоже не любит свою лиловую, а отцу досталась серебряная – вообще слизеринская. Мы все ненавидим свои чашки, но исправно пьем из них каждое утро. Люпин делал вид, что ничего и не было, будто он не придавал тому, что случилось на Пасху, никакого значения. Я ужасно боялась, что мать вызовет меня на какой-нибудь «серьезный разговор», но она этого не делала. Нелогично, но – меня почему-то это задевало: что никто нас не подозревал и не пускал грязные сплетни или ещё что-нибудь в этом духе. Люпин все так же приходил каждое утро к завтраку и каждый полдень – к обеду, мать все так же тихо его ненавидела, он все так же называл меня красоткой и хлопал по руке. Я же жила со страшным и сладким ощущением Тайны. Он любит меня! Он любил меня все это время… с детства… нет, он любил меня как дочку своего друга, а потом я выросла, и он был поражен тем, какая я стала, и полюбил меня как девушку… как женщину. Я часто замечаю, как старые отцовские друзья смотрят на меня с восхищением и почти что с завистью. Люди часто говорят мне, что я красивая. С одной стороны мне приятно, конечно. Но с другой стороны верный способ позлить меня и заставить обратить на себя мое внимание – пойти мимо, небрежно бросив «А, Лили, здравствуй», или как Тед – «все путем, сестренка». Я смущаюсь, когда мне говорят, что я красивая и злюсь, когда мне этого не говорят. Я не знаю, красивая я или нет. Уже потом, когда я в первый раз в жизни напилась с Тедом на его день рожденье, я рассказала ему про его отца – зачем, сама не пойму, потом, конечно, жалела. Я ожидала чего угодно, но Тедди только хмыкнул и махнул рукой: «ну, не насиловал же он тебя, в самом деле». А у меня не было этого… то, что произошло тогда, само по себе было для меня Событием. Я жила больше года, полагая, что страстно и мучительно влюблена. На Рождество я узнала, что Люпин уезжает с Тедом в Прагу и внезапно – остро и неотвратимо – поняла, что не выдержу разлуки, бесконечного зимнего утра и вечеров без «спокойной ночи, красотка». Мне стыдно говорить об этом, но я написала письмо… «ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ С СОБОЙ. РОДИТЕЛИ НИ О ЧЕМ НЕ УЗНАЮТ. ВЫ БУДЕТЕ СЧАСТЛИВЫ СО МНОЙ. Я СДЕЛАЮ ВАС СЧАСТЛИВЫМ. Я ЛЮБЛЮ ВАС. ПОДСУНЬТЕ МНЕ ОТВЕТНУЮ ЗАПИСКУ ПОД ДВЕРЬ. НИЧЕГО НЕ ГОВОРИТЕ МАМЕ. ВАША ЛИЛИ». С утра не нашла ни Теда, ни Люпина, ни записки. Мой день рождения в феврале. Мне исполнялось четырнадцать лет. Мы сидели в ресторанчике, и папа заказал кучу всяких вкусностей. Только мне кусок не шел в рот. Ещё пришла Гермиона, и Рон, и их рыжие шумные дети. Как раз в этот день возвращался Люпин, расслабленный и отдохнувший, без денег, без любовных проблем и без подарка. Когда праздник закончился, мы стояли с ним на лестничной площадке, я рыдала, размазывая по щекам слезы, а он растерянно и удивленно похлопывал меня по спине: - Хммм… ну же… красавица ты моя… ну, перестань. Кто же мог подумать, что ты себе напридумала… ты это… только родителей не беспокой лишний раз… ну, поплачь, поплачь, что ли… Прошло время, и я научилась смотреть ему в глаза. Никто из нас больше не вспоминал о прошлом. Мне было, понятное дело, стыдно, а Люпин для этого слишком мягкий и деликатный. Конечно, он и не подумал отказываться от завтраков в тесном семейном кругу. Каждый день он приходил улыбчивый и сонный, называл меня красоткой, Теда – поганцем, Джейми – карапузом, а маму – «Джинни, милая». Альбуса он время от времени путал и называл «Гарри». И в эти минуты в его глаза мелькало что-то, похожее на эмоции и чувства. Больше, чем просто его обычное благостное умиротворение и его обычная доброта. Он добр, Люпин. Конечно, добр. И сейчас мы сидим с ним за столом и смотрим друг на друга. За стеной мать говорит все громче, отец рычит что-то в ответ, явно назревает драка. Министерский товарищ пытается их разнять, но, кажется, бесполезно. А я сижу и боюсь того момента, когда Люпин спросит меня про Тедди. Ну-ка, скажет он, красавица, выкладывай все как на духу: где этот поганец пропадает на этот раз? Или: он же был твоим лучшим другом! Он – мой сын! Он мне родной, понимаешь? Немедленно рассказывай, где мне его искать?! Я думала, он накричит на меня и прижмет к стене, и будет трясти меня за плечи: рассказывай! Я боялась, потому что не знала, что мне отвечать. С другой стороны, конечно, меня пробирало до нутра осознание собственной важности. ТЫ ОДНА можешь знать, где он находится, конечно, закричит Люпин, он же все тебе рассказывает, тебе и больше никому. И ничего, что в этот раз Тед мне и словом не обмолвился об очередном своем путешествии. То, что я буду молчать в ответ, будет выглядеть зловеще и таинственно, и Ремус решит, что я как лучший друг Теда храню его жуткую тайну. Я, дуреха, все так себе и представляла. Но знаете, что Ремус сказал? Он ничего не сказал! Он и словом не обмолвился про Теда, вообще. И, конечно – очередная нелогичность! – мне тут же захотелось как-то намекнуть ему на то, что я знаю, где его сын. Хотя это совершенно не так, но я с таинственным и глупым (глупым!) видом произнесла что-то вроде: «как, Тед не сказал вам, что уехал?» Вроде как наиграно – мол, надо же, не сказал, да и я ничего не знаю! Люпин должен был заинтересоваться. Но вместо этого он поглядел на меня со своей обаятельной сонной улыбкой: - Ах, Тед… да уж, где-то пропадает, поганец… вот я ему покажу. Не переживай, красотка! Так! Теперь это выглядело так, будто я за его сына переживаю! Я не понимала этого. У меня просто слов не было. Тедди отсутствует вторую неделю. Я ушла к себе в комнату, обойдя коридор, чтобы не натыкаться на родителей, села на кровать, попыталась закурить и впервые поняла, что мне совсем не хочется. Я сидела, прижав пальцы к вискам и пыталась понять, что все это мне напоминает, а потом поняла, что. То, как Тедди уходил, потрепав меня по плечу: «Да не переживай ты, красотка». В этот пасмурный и серый летний день, в это холодное лето, в пятнадцать с лишним лет я впервые поняла, как же они похожи и что именно их объединяет. Беспечность. Безответственность. Инфантильность. С другой стороны, как как-то раз в сердцах сказала мама, в этой семье всем плевать друг на друга. У каждого есть он сам.
Цыца-дрица-ум-цаца: В обед отец, аккуратно причесанный и побритый, открыл двери гостиной: - Разрешите вам кое-кого представить! Пока все собирались и звали друг друга по разным комнатам, я вошла в гостиную первая и увидела труп. Я никогда раньше не видела мертвых людей, даже на обложке того диска с песней «Похорони меня», я не видела их никогда и потому была поражена. Знаете, даже когда человек сидит не шевелясь, или в обмороке, или спит, или просто смотрит в одну точку, все равно как-то чувствуется, что он живой. Этот же человек был неподвижен АБСОЛЮТНО. И дело не в том, что он, там не дышал или был синего цвета, он был неподвижен как комод. Как стул. Как картина. В нем не было жизни. Это очень странно объяснять, что чувствуешь, когда смотришь на трупы, но это действительно так. Это совершенно поразительно. Глаза его были закрыты, волосы – кусок свалявшейся пакли, крупный горбатый нос, синюшные губы. И длинный зашитый шрам, спускавшийся с щеки по горлу вниз, уползающий змеей под накрахмаленный воротник рубашки. Я стояла и смотрела на него как завороженная. Мать поймала в дверях Джейми и быстро закрыла ему глаза. Альбус, естественно извернулся и проскользнул в комнату, встал на пороге и с восторгом переводил глаза с мертвеца на отца. Дурная рифма. Неважно. - Ты с ума сошел, ребенку… - начала мать, но отец как треснул кулаком по столу, что мы все дружно заткнулись. - Это не абы кто, - проревел он, - это самый храбрый человек на свете, герой Ордена Мерлина первой степени посмертно, и я, черт подери, хочу, чтобы вы все сейчас поклонились этому человеку. Этот герой на диване так и лежал, неподвижный, как безмозглая деревяха, а в глазах у отца просто-таки сверкал гражданский пафос. У него снова был такой вид, будто он вещает с трибуны, а он частенько после войны выступал со всякими там речами. Люпин стоял у двери, и я зачем-то обернулась и просмотрела на него, слово ища поддержку, но тот только непонятно улыбнулся и, встретив взгляд отца, опустил глаза. Ну, конечно. Мать стояла, явно не задумываясь над словами отца – её, я думаю, куда больше задело то, что он позволил себе поднять на неё голос. В последнее время это происходило все чаще и чаще. В последние годы, те есть, сколько я её помню, она стала все больше походить на бабушку Молли. Её крупная фигура всем своим видом излучала враждебность, мать легко раздражалась, и с её тяжелым характером мог что-то сделать только не менее упертый и скандальный отец. Мать совершенно не волновал этот труп, она глядела, прищурившись, на папу. - Джинни, отпусти Джеймса, - потребовал он. - Ты совсем спятил с этим своим Снейпом, - проговорила мать так, - и сына своего в честь этого… - Я называл сына в честь храбрейшего человека на свете! Тут уж замолчала мать, замолчала, но не отступала. В конце концов мне пришлось выйти вперед и сделать что-то вроде неуклюжего реверанса перед этим трупаком, боже мой, думала я, Тед бы умер со смеха. За мной, не отрывая пристального взгляда от отца, подошла мать и быстро наклонила голову. За ней с тупой покорностью – Джейми. Альбус разве что не понюхал этого Снейпа. Ну да, наверное, ему интересно, в честь кого он получил свое идиотское имя. Отец им явно гордился. «Я был таким же любознательным в твои годы и вечно попадал во всякие приключения!» Словно теперь искать проблем на свою задницу – почетное занятие. На Люпина я не смотрела, сразу же ушла. Хотя он, я уверена, не спорил. У него легкий, хороший характер, не то, что у всех нас. Он никогда не спорит. Я ждала Теда весь день, валялась в кровати и слушала его пластинки. Тед писал заводную, танцевальную музыку с дурацкими текстами, но, к его чести будет сказано, он сам понимал, что они дурацкие. «Это же стеб, сестренка», - говорил он мне. Я переключала с песни на песню и зевала во весь рот. В тот день я предавалась своему любимому занятию – мечтать о том, что когда-нибудь Тед будет выступать в клубе и со сцены объявит «А эту песню я написал для своей лучшей подруги Лили Поттер». И все группиз будут мне завидовать! Помаши, помаши нам, Лили! Давай, красотка! Ах, да не смотрите вы на меня, вы на него смотрите… Когда у меня затекли обе ноги, я решила покурить. Я вышла на лестничную площадку и затем – на улицу. Мы живем на обычной магглской улице, вдоль дороги стоят всякие там «Фольксвагены» и «Пежо», на противоположном доме – граффити, которое Тед нарисовал тысячу лет назад, а его до сих пор не смыло дождями. Когда я шла, запихнув себе в рот сигарету, я думала о том, что думают обо мне прохожие. Я часто замечаю, как на меня смотрят даже когда я вышла за молоком в спортивных штанах Теда и поношенной маминой кофте. Прохожие находят меня красивой? Я тщеславна? Да, я очень тщеславна. Как любая девушка. Но позволительно ли быть тщеславной, пока ты честна с собой и доброжелательна? Я доброжелательна? Не всегда. Я часто завидую людям и часто на них злюсь. Моя подруга Корин сказала мне, что характер меняется после того, как первый раз займешься сексом. Я думаю, что это враки, хотя мне сложно судить, ведь у меня ещё ничего не было. Это позорно? Один раз мы почти дошли до этого с Марком, но помешал брат. И как-то раз я видела… этот… прибор Теда. Он вышел из душа, и я, хохоча, сдернула с него полотенце. Я думала, он засмущается или бросится от меня наутек, но он повел себя так по-взрослому. «Ну и что пялишься? – спросил он, - у меня что-то не на том месте?». Тут уж покраснела я. Как-то вяло отшутилась. Я так и ходила по улице, размышляя о всякой ерунде, пока не стемнело. Когда я вернулась домой, я увидела, как мама и Люпин о чем-то разговаривают на кухне. Я редко вижу их беседующими друг с другом. - У него совсем с головой плохо, - проговорила мать, а я стояла за дверью (а дверь у нас стеклянная) и незаметно так выглядывала, чтобы увидеть её лицо, - опять Снейп появился в его жизни. Сейчас снова все пойдет наперекосяк. Люпин сочувствующе покачал головой, но промолчал. Он вообще-то хороший слушатель. - Он ведь день говорит, Снейп то, Снейп это, вспоминает все его чертовы подвиги. Гермиона называет это синдромом… какое-то умное слово… в общем, сейчас Гарри пытается высказать Снейпу все, что не сказал тогда. Это больше, чем чувство вины. Оно никогда его не отпустит. - Он забрал из Министерства восстановленное тело? - Они делали это для музея. Скроили его по кусочкам. Это даже не тело… - я слышу, как она громко всхлипнула. Люпин посмотрел на нее с успокаивающей улыбкой. - Джинни, милая… может, тебе пойти поработать? Отвлечься от всего этого? Может… сходить в парикмахерскую, или там, устроить себе шоппинг-терапию? – он воодушевлялся все больше, - Тонкс это всегда помогало! Ты будешь независимой женщиной, будешь шикарно выглядеть, и Гарри будет смотреть только на тебя. Мутным сумраком накрыло кухню. По стенам скользили длинные тени. Люпин сидел перед расплывшейся от возраста, грузной и обреченной фигурой матери, держал её за руку, что-то шептал виновато. Мать плакала. * * * Я все ещё девственница. Тед так и не вернулся. Папа, кажется, сходит с ума. Он утащил Альбуса в гостиную, преобразованную под наш домашний мавзолей, достал все свои ордена. Они сидят там втроем, папа втирает Альбусу про заслуги этого упыря горбоносого. Дверь открыта, я прохожу мимо и вижу, как дрожат папины пальцы, когда он прикрепляет награду к снейповой рубашке. Альбус наблюдает за этим, затаив дыхание. - Папа, это же твои Ордена! Отец укалывает палец, громко чертыхается и оборачивается в ярости: - А ну заткнись! Ты... ты что... ты хоть знаешь, кто... Мать плачет с утра, закрывшись в своей комнате. Через камин соединяется со всеми своими школьными подругами. Сегодня ночью у нас будет в гостях столько ветеранш, что мои школьные подруги лопнут от зависти. А мне как-то все равно. Первый раз за весь год Люпин не пришел на завтрак. Видно, у мамы кончились на него всякие нервы, и она вытолкала его взашей. В общем, семейная идиллия в самом цвету. Альбус ходит теперь с важным видом, любимчик отца, и все рассказывает про то, каким славным чуваком был этот Снейп. Я думаю о сексе, месячных, пластинках, подружках и всей девичьей ерунде. Я так и не прикоснулась к книге, что мне оставила Гермиона. Спустя все эти годы (правда, звучит так, будто я уже старая?) я думаю о том, что если бы у меня хватило мужества напиться в дрова, одеть тот розовый лифчик, влететь голой в комнату Люпина и закричать «Ты же хотел меня! Так возьми меня!!» - сделает он это или нет? С возрастом, я заметила, растет пофигистичность и усталость. Думаю, ему драйва даже на это не хватит. К тому же мечтать, чтобы твоим первым мужчиной стал этот инфантильный старый извращенец – просто глупо. Зато сегодня к нам заглянула великая и ужасная миссис Лонгботтом. Она частенько заходит повидать маму, потому что, мол, когда умирала бабушка Молли, она попросила эту жуткую дракониху приглядывать за нашим дурдомом. Я с самого детства помню уродливую шляпу с чучелом грифа, поеденную молью бархатную мантию и потертые атласные башмаки, которым точно лет двести. Я ужасно её боюсь. Когда к нам приходит ревизор, вся семья должна немедленно собраться за столом, оставив ей самое почетное место, сложить руки и ВНИКАТЬ. И проникаться. А я с утра по дури закурила в комнате, и зазвенела магглская пожарная сигнализация, подняв на ноги пол-дома. Я не помню, что я плела электрикам, но у нас поднялся дикий кавардак. Рабочие носились с этажа на этаж, мама рыдала, отец ругался, Альбус важничал, Джеймс тупил. В разгар этой вакханалии заявилась миссис Лонгботтом. Она – дама старой закалки и никогда не стесняется в выражениях, и никогда не подбирает слова. - Вы все – говно, - объявляет она, построив нас в круг и тыча в каждого кривым костлявым пальцем, - каждый по-своему. Ты, Джинни, хотя я и люблю тебя – старая клуша, не желающая быть счастливой. В наше время просто глупость – во всем доверяться своему придурошному мужу. Ты посмотри на него, у него же сейчас пена изо рта пойдет. Тебе никто не говорил, что наша жизнь – борьба? Как только перестаешь бороться и расслабляешься, твоя жизнь, считай, закончена! Мать глотает слезы, но глаза её поблескивают грозно, как у бабушки. - Дальше ты, младшая, - палец-пистолет упирается мне в грудь, - ты та ещё штучка, верно? Глупая, самовлюбленная, тщеславная девчонка! Тебе никто не интересен, кто себя самой, и тебе вечно скучно, и ты категорически не умеешь оставаться наедине с собой, потому что книг ты не читаешь, ничем, кроме своих глаз ты не интересуешься. Думаешь, ты тут самая неотразимая? Думаешь, всем нравится иметь с тобой дело? Я смотрю спокойно и зло, жду вердикта. - Книги, книги и ещё раз книги. Никаких глупых мыслей о мальчиках. Тебе надо учиться быть одной. Джинни, запри-ка её в комнате денька на три, да без телевизора… Теперь ты. Безвольный толстяк. Спорт, желательно борьба. Воспитывайте в нем спортивный дух, слышите? Теперь ты… Ах, да! Где Сам-то? Герой наш? Где твой муж, Джинни? Она поворачивается стремительно, всем телом, как раскрученная палица. Если женщин можно сравнить с цветами, или с животными, то миссис Лонгботтом сравнивают исключительно с оружием. - Он идет, - орет отец из коридора, - одну минутку, дорогая мадам! Вы кое-кого забыли! Семья, так сказать, не в полном сборе! Я боюсь представить себе, что сейчас может выкинуть скандальный характер моего отца, но дверь распахивается с грохотом, и Сам Гарри Поттер появляется на пороге, таща с собой что-то огромное и явно тяжелое. Дальше следует совершенно неописуемая сцена, которую можно назвать апофеозом абсурдного и чернушного спектакля под названием «Моя жизнь в семье Поттеров». В отблесках мигающего (электрики все ещё тут) света отец стоит на пороге, обоими руками поддерживая в вертикальном положении труп Снейпа с открытыми закатившимися глазами. - Профессор Снейп достоин того, чтобы ЖИТЬ С НАМИ! Джеймс выглядит так, будто его сейчас стошнит. Мама без всяких сил приваливается к стене, Люпин кудахчет над ней, как старая бесполезная курица. Ноги сами собой несут меня вон из этого дома, на улицу. Я бегу какое-то время по улице по направлению к станции метро, и холодный ветер бьет меня в лицо. Я бегу, пока не останавливаюсь, опускаюсь на корточки, прислонившись к граффити Теда, достаю сигарету и начинаю истерически хохотать. Черт возьми! Это стоило того! Мне безумно интересно, что сказала миссис Лонгботтом насчет Люпина и какие советы она дала ему. Вообще говоря, я могу домыслить: «Никчемный старый козел! Утопить. Без вариантов!» А мне – никаких мальчиков! Никакой музыки! Никакого секса! Я так много задаю себе разных вопросов, а есть ли вообще смысл во всем этом? Ну вот, очередной бессмысленный вопрос. Хотя, нет, у меня накопилось ещё несколько. Специально для миссис Лонгботтом. Я иду в метро и спускаюсь на станцию, решив купить билет куда угодно, а сама размышляю над своим списком. 1. Можно ли поменяться местами с Корин, чтобы она, вместо того, чтобы постоянно спрашивать, сама пожила в настоящей семье ветеранов и поняла, наконец, КАК ЭТО КЛЕВО? 2. Куда делся Тед и почему Люпину на него плевать? 3. Я правда останусь одна до конца своей жизни? 4. Как так получается, что я курю тогда, когда мне этого совсем не хочется? И стоит ли тратить деньги на сигареты, когда можно приобрести мантию «серебристый шелк»? 5. Я дура? 6. Я красивая? Если да, то как стать ещё красивше? 7. Снейп бессмертен? 8. Мы будем каждое утро ему поклонятся? 9. Если он останется жить с нами, можно я каждую ночь буду одевать ему на уши плеер и ставить «Похорони меня» на повтор? И, наконец, несколько особенно важных: - Кто живет за тем заколоченным окошком? - Почему в нашей семье все через такую жопу, что папа больше интересуется мертвыми, чем живыми? И - Если никому не нравится своя чашка, а нравится чашка другого, почему мы ещё ни разу не придумали обменяться чашками? Или никто здесь не пойдет на обмен из боязни упустить свое и остаться в проигрыше? * * * Да, и ещё один, важный: - Это все подростковая дурь? С возрастом же я понимаю, что редко так случается, что на вопросы можно ответить однозначно. Даже если отвечать будет миссис Лонгботтом. Но мне запрещено интересоваться музыкой и мальчикам, а все же в последний момент перед тем, как зареветь, я думала именно о музыке и именно о мальчике. Просто сунула наушник в ухо, включила радио (у нас открытая станция метро). Села в вагон, чтобы уехать непоймикуда. А там… Там та первая дебютная песня Тедди, про которую я не знала ничего. «Летний хит восходящей звезды из самого солнечного Брайтона! Да, да, готовьтесь – уже скоро голос наподражаемого Тедди будет доносится с каждой пляжной дискотеки, из каждого летнего кафе – СУПЕРХИТ ЭТОГО ЛЕТА: «Не плачь, сестренка!»..» Я никогда не была в солнечном Брайтоне... Я все боялась, что новый суперхит посвящен какой-нибудь Дженис или Келли. Ведь вдохновение – это острые эмоции, а острые эмоции – это неожиданная влюбленность, никак не затянувшая с детства дружба и сорванные полотенца. И, конечно, он ничего не кричал там со сцены. Но сестренкой он называет только меня – меня, глупую, полуголую, мокрую, злую, девственную, тщеславную, зеленоглазую, красивую, не-читающую и крайне нелюбознательную. Не плачь, сестренка. И голос Теда, который сын Люпина и который далеко. Поезд тронулся. Я, естественно, заревела… Конец
Pixie: Цыца-дрица-ум-цаца Гениально! Огромное спасибо! Сижу и пытаюсь сформулировать, какие чувства вызвал ваш фик. Тоску, наверное. Может это и глупо, но мне всегда хочется верить, что после победы, когда отзвучали фанфары и отгремели фейерверки, герои живут счастливо. И ведь знаю, что война неизбежно их покалечила, но все равно. Герои прописаны потрясающе. Впрочем, как и всегда у вас :) Абсолютно все: и старые, и новые (в смысле детишки). Так здорово описаны характеры, что веришь безоговорочно. Лили-младшая у вас просто чудесная. Такая себе начинающая готесса :))) Несчастная, но более открытая и честная чем юный Альбус-Северус! Сильнее всего празила эта помешанность Гарри на Снейпе, эдакое отражение в кривом зеркале вины и восхищения вместе. Покоробило, конечно, но зато как сильно! Одним этим показать всю ненормальность жизни "ветеранов"! Еще раз большое спасибо за этот фик! Он намного превосходит канон!
Katka: Цыца-дрица-ум-цаца Просто потрясающе. Слов нет. А ведь так все и будет, и никак иначе. При таком количестве трупов мало-мальски правдивые хэппи-энды появятся только через поколение - когда старшее поколение вымрет. Рем великолепный. Поттер-старший - совершенно настоящий... Все как живые, включая труп Снейпа. А вы смотрели "Страну приливов" Гильяма? Пришла в голову странная ассоциация...
Illerina: Зацепило...очень понравилось. При прочтении возникает какая-то легкая грусть...мне всегда хотелось верить, что после окончания войны все будет хорошо...но видимо у медали есть и оборотная сторона...и все равно очень понравилось)) спасибо
Цыца-дрица-ум-цаца: Спасибо огромное вам!! это безумно приятно! мне уже говорили о "стране приливов", но я не смотрела, к сожалению, обязательно посмотрю. этот фик возник как протестующий ответ на слащавый и ненатуральный эпилог Роулинг, потому так и получилось) Спасибо ещё раз!
AizeNN: Впечатляющий текст :) Логичное продолжение 7 книги, помноженное на основыные тенденции современной массовой культуры: совершенно логично спятивший Поттер, логичные "гуси" в голове его деток, на которых своеобразно отдыхает магическая природа. Роулинг постепенно превратила сказку в эдакий калейдоскоп ужасов, так вот, это вполне адекватное зеркало.. )
Tesla: ....нет слов...
f # min: Великолепно. Очень правдиво - я даже не о правдивости сюжета, о которой уже было сказано. А о правдивости...ну, образа девочки, что ли. О её психологической достоверности. Очень редко попадаются тщательно выписанные новые персонажи. Спасибо, прочла на одном дыхании. Единственно, не было понятно - как можно надеть розовый лифчик и при этом влететь в комнату голой:)))
Lecter jr: Оооо!!! За великолепное изображение "счастливой" поттеросемьи тебе полагается нерукотворный памятник. Два. Памятника.
Lady Milford: Цыца-дрица-ум-цаца Я искренний поклонник хэппи-эндов. И именно поэтому эпилог к 7ой книге мне так понравился. На его фоне Ваш фик - как ушат холодной воды за шиворот. Персонажи получились настолько парадоксально негативными, что это вызвало прямо-таки отторжение. В то же время, чтобы так прописать характеры, нужен талант. Очень смеялась на списке вопросов Лили. Все-таки иногда доза анти-флаффа полезна. =) Нашла несколько огрехов: наконец, всего жизненные несчастья. Пасху взрослые спрятали под всеми кустами заколдованных пушистых зайцев и шоколадные яйца по всем кустам на обочине школьного леса Да, и кстати, удивило отношение Лили к Уизли: Ещё пришла Гермиона, и Рон, и их рыжие шумные дети. Они же ее дядя с тетей, а дети, соответственно, кузены.
Anilaja: Спасибо! Ваш фик был первым, который я прочитала после выхода 7 книги. Просто не было возможности оставить коментарий на другом ресурсе... Лили меня очень зацепила. Не понравилась, а именно зацепила. Её список вопросов мне часто вспоминается, когда приходиться общаться с девочками лет 15-и. И многое становиться понятней... Ещё раз спасибо за чудесный фик!
Gold: Цыца-дрица-ум-цаца Потрясающе! Даже слов не подбирается... Нет, ну как вам так удается, а?)) Причем всегда) И в "Улыбаясь", и в "Этюде с черемухой", и в моей любимой "Стерве", и в остальных вещах. Всегда верится в ваших персонажей безоговорочно...
Scat: очень хорошо и необычно! хорошо описана психология девочки. (тапок-->)хотя по тексту есть мелкие логические огрехи...
gretthen: Слов нет. Потрясающе, в конце чуть сама не расплакалась. Все настолько настоящее, что какие-то детали сами собой домысливаются. Перестроечное детство, гаражи, подъезды, подвалы, "цой жив" и тому подобное.
полная версия страницы