Форум » Библиотека-5 » "Все оттенки черного", макси, R, драма, СС/ГГ (от 31.05) » Ответить
"Все оттенки черного", макси, R, драма, СС/ГГ (от 31.05)
Гуамоколатокинт: Автор: Гуамоколатокинт Название: "Все оттенки черного" Бета: Ищу. Интим не предлагаю. Рейтинг: R. Пейринг: Северус Снейп/Гермиона Грейнджер Жанр: drama Диклаймер: Персонажи принадлежат Дж. К. Роулинг. Мне ничего не надо, кроме читательских отзывов… Саммари: Снейджер... ну что еще добавить... Снейджер он и в Африке... Я не умею саммари писать. Да и вообще - не умею%) Предупреждение: Sex/drugs/rock’n’roll... тьфу, блин, не то…Секс, насилие, смерть пары-тройки персонажей, «Санта-Барбара», текстуальные и сюжетные заимствования отовсюду, где только валяется, полный бред… Для окончательного и бесповоротного счастья (а также для окончательного и бесповоротного упекания автора в психиатрическую лечебницу) не хватает лишь слеша, инцеста и Мери-Сью…
Гуамоколатокинт: Marquise пишет: Понимаю, что наглею но вот продолжения "Всех оттенков черного" почему-то хочется, поскорее. Получите, распишитесь%))... Ежели чё, я уже пьяная - конец рабочего дня, как-никак, за орфографию строго не того (вот соберусь с силами. напишу просительное письмо Лой, и все, с ее позволения, и ежели она еще не махнула на меня всеми конечностями, будет...) Глава 15 (Гермиона) Я даже не сразу узнала ее, когда она открыла передо мной дверь. По нескольким коротким встречам на платформе девять и три четвери я помнила высокую женщину с надменным лицом, очень холеную, почему-то похожую на породистую ухоженную лошадь. А теперь ее лицо было совсем другим – постаревшим и как будто сморщенным, скомканным как ненужный бумажный лист. И еще: она ужасно боялась. Боялась меня. И у нее совсем не выходило это скрыть. – Что тебе нужно здесь? – она спросила прежде, чем я успела заговорить, спросила нарочито грубым тоном, и в этой вымученной грубости тоже чувствовалось, как сильно она меня боится. – Простите за беспокойство, миссис Дарсли, – я, напротив, заговорила медленно, с улыбкой, как если бы разговаривала с ребенком. – Меня зовут Гермиона Грейнджер. Я ищу вашего племянника. Гарри Поттера. Казалось, она видела во мне ядовитое насекомое. Маленькое бездушное существо, внушающее только страх и омерзение. И, несомненно, смертельно опасное. Наверное, раньше, в другой жизни, я должна была бы пожалеть ее. Но сейчас все мои мысли и чувства были слишком далеко. – Они ушли, но они вернутся, – она облизала тонкие ненакрашенные губы. – Они никогда не уходят надолго. Я сразу же поняла, кто эти «они». Гарри и Рон. Мои лучшие друзья. – Я подожду их, – сказала я и мысленно прибавила: «И не советую мне мешать». Она не стала мне мешать. Даже проводила меня в гостиную – идеально чистую, словно с глянцевых страниц рекламного каталога, – и села напротив – неестественно прямая, с испуганным скомканным лицом. Мы сидели молча. Я вежливо рассматривала обои на стенах – черные овалы и венки бледных роз. – Как же я вас ненавижу, – она сказала это очень тихо и очень быстро, словно выплюнула. Я вздохнула. Так всегда бывает. Будто, если что-то терпеть не можешь, оно исчезнет из твоей жизни. Оставит тебя в покое. Я еще у Рона это замечала: когда ему что-то непонятно, он всегда становится ужасным циником, начинает говорить всякие гадости. Позиция слабости. – Вам всегда наплевать на всех остальных. Высшая раса… Она же меня и за человека-то не считала, словно я – пустое место, только потому, что она, видите ли, ведьма, а я обычная. Как же это подло было с ее стороны – оставить мне его. Он же совершенно такой же – и в грош меня не ставит, и наплевать вам всем, что со мной будет, и с Дадли, и с Верноном, главное, чтобы вы… чтобы все по-вашему вышло. Господи, как же я ненавижу вас, ненавижу, ненавижу… – Гермиона, ты здесь? – они вошли в комнату, какие-то ужасно похожие друг на друга, высокие, подтянутые, одетые в одинаковые магловские джинсовые костюмы, с одинаковыми настороженными улыбками, и миссис Дарсли сразу же сникла, уменьшилась как воздушный шарик, из которого вдруг выкачали весь воздух. – Наконец-то ты приехала. Мы ведь тебя уже с совами ищем. Мама с ума сходит… – Тетя Петунья, мы с друзьями поднимемся ко мне наверх, хорошо? Если вы не возражаете? Она кивнула: движение было коротким и очень осторожным, как если бы у нее сильно болела голова. Рон ссутулился и пробормотал что-то просительное; вообще заметно было, что ему очень не по себе из-за миссис Дарсли и даже, наверное, стыдно за свое присутствие. Я вдруг почувствовала странный прилив нежности к Рону из-за этого его смущения. Он ведь был очень хороший человек, Рон. И еще я тогда почувствовала, что очень соскучилась. – Что случилось с миссис Дарсли? – спросила я, пока мы поднимались в комнату Гарри. Рон пожал плечами, Гарри сказал: – Они здорово поругались с дядей… ну из-за Рона. Дядя кричал, что он не потерпит в доме еще одного оборванца из нашей богадельни, и что, если мы не уберемся, он вызовет полицию и нас арестуют за незаконное вторжение, а тетя…– Гарри запнулся и посмотрел на Рона. – Миссис Дарсли сказала, что Гарри ее племянник и член семьи, и раз он живет в этом доме, у него есть право приводить друзей, потому что она ему это разрешает. И тогда мистер Дарсли… – Он забрал Дадли и уехал к тетушке Мардж. В любом случае, так, наверное, лучше, да? – закончил Гарри. Вид у него был совсем не уверенный и даже, пожалуй, виноватый. Они оба нуждались в моем одобрении. И я осторожно сказала: – Ведь Дамблдор хотел, чтобы ты жил здесь, пока тебе не исполнится восемнадцать, ведь так? – Если бы не Дамблдор, я бы не оставался здесь ни минуты, – произнес Гарри сквозь зубы. – Входи. Комната Гарри, вероятно в контрасте с остальным домом выглядела вопиюще неопрятно. Стол был окончательно и бесповоротно захламлен, пол – усеян крошками и обрывками пергамента, кругом были разбросаны учебники. В клетках у Хедвиг и Сыча не убирали, видимо, с тех пор, как хозяева сов покинули «Нору». – Не волнуйся, тебе в этом свинарнике жить не придется, – весело сказал Рон, заметив мое удивление, плавно перешедшее в немое осуждение. – Мне миссис Дарсли выделила комнату для гостей, так что я отдам ее тебе, а сам переберусь сюда, к Гарри. – Ребята… – Ты ведь будешь пиво? – перебил меня Гарри. Он наклонился, достал из-под кровати три бутылки – в пыли, в паутине, как будто только что из погребов мадам Розмаретты Наверное, всегда так бывает: столько раз переживаешь, проигрываешь в голове весь разговор, всю ситуацию, а потом ничего похожего не происходит. Ничего. – Откуда у вас здесь сливочное пиво? – Фред и Джордж, – улыбнулся Рон. – Они зачем-то послали Гарри четыре дюжины. Наверное, пытаются рассчитаться за магазин, ну или, небось, какую-нибудь гадость сделали и… Я сжала пальцами бутылку. Стекло было прохладное и пыльное. Рон улыбнулся мне. Очень искренне улыбнулся. Я уже и забыла, как это. Гарри смотрел строго, почти неприязненно. Ужасно: когда чувствуешь свою вину, любой взгляд, любое движение – все как будто обретает второй, скрытый смысл – обвиняющий, по-настоящему страшный. – Где ты была, Гермиона? Ты знаешь…мы ведь отправляли Хедвиг. Я звонил твоим родителям… И твое письмо… Не понимаю. Джинни сказала, что ты уходила… всю ночь… тогда, после свадьбы Билла. По-моему, тебе нужно объяснить нам… – Гарри! – укоризненно воскликнул Рон, и по его тону я догадалась, что он укоряет друга не в первый раз, и не первый день длятся догадки, обвинения, этот давний, уже очень давний спор… Странно, ведь прежде всегда ссорились я и Рон, а Гарри пытался нас помирить. Или, наоборот, Рон и Гарри, а я… – Это обязательно: всех обвинять и всех подозревать, да? Сколько можно?! Для тебя теперь все – враги? Замечательно… Даже с нами, значит, надо разговаривать так… Я оборвала его: – Нет, Рон не надо. Гарри прав: между нами не должно быть никаких тайн. Я буду говорить начистоту… Я набрала в легкие побольше воздуха и подумала, что, наверное, всю жизнь буду жалеть. Как будто самый длинный день в году. – Все это время была с Северусом Снейпом. Я люблю его. Я его любовница. Теперь, когда роковые слова были произнесены, время остановилось. Гарри вдруг ссутулился, съежился. Его пальцы белели на темном мутном стекле пивной бутылки. Рон тряхнул головой: – Хорошая шутка, Гермиона. Мы действительно оценили, так что… – Нет! – я крикнула так громко, что Хедвиг и Сыч встрепенулись в клетках. Рон вздрогнул. Бутылка сливочного пива в руке Гарри вдруг лопнула, и белесая густая шипящая пена устремилась на волю. – Я не шучу! И не лгу! Я пришла к вам только лишь сказать, что я не буду больше с вами, не буду искать хоркруксы, не буду… Я уезжаю, уезжаю вместе с Северусом, вы что, не понимаете… Все произошло очень быстро: тело сотрясли рыдания – сухие, без единой слезинки, больше похожие на рвотные спазмы, так что я сложилась пополам, зажала рот рукой и только тихо бормотала: – Мы с ним занимались любовью, я не знаю, как вы можете… Я уезжаю, уезжаю вместе с ним, вы что… Я люблю его, люблю, люблю, люблю, люблю, люблю, люблю, люблю… – Снейп – убийца, – тихо, очень серьезно сказал Рон, и я почувствовала, как его руки потянули мои пальцы прочь от зареванного лица, как он осторожно погладил мои запястья. Еще мгновение – и от моей решимости не осталось бы ровным счетом ничего. – Можно любить убийцу. Не ничтожество, – почти спокойно произнесла я. Прости меня, Рон, но я знаю, как тебя уничтожить. А ведь когда-то я была такой хорошей девочкой. Рон отстранился, и поверх его плеча я увидела лицо Гарри. Совсем не сердитое лицо. Как будто жалостливое. Совершенно чужое лицо. (Северус) Я всегда ненавидел его. С первой минуты. С первой минуты – как только увидел. Его глаза это совсем не глаза его матери. Они просто зеленые – таким бывает бутылочное стекло. Этот мальчишка… Не пройдет и полгода, как ему выпадет счастье убить меня. Я безоружен. Я не хочу защищаться. Я всегда знал, как это произойдет. Я смотрю ему в глаза и понимаю, что я рад, искренне этому мальчишке, который хочет меня убить. Что всю жизнь, каждый день я постоянно думаю о нем. Что я жить не могу без Гарри Поттера. Это так смешно, так противно… Я начинаю ощущать – вернее, догадываться, что этот Избранный, этот вечный герой, этот любимец всего нашего мира, на самом деле, – мой двойник. Что он мне дорог и необходим. Наверное, он для меня дороже всего. Что мы – одно. Потому что так ненавидеть можно только самого себя.
DashAngel: Ну как же это нелегко читать... Пропускаешь через себя, а потом сидишь и чувствуешь, что ты - это не ты, а просто фарш какой-то...
Гуамоколатокинт: DashAngel ... А я после трех коньяков (в процесе учебно-рабочего дня) уже вообще нечто, не поддающееся словесному описанию. Если ты фарш, то ты очень симпатичный фарш%))) А "нелегко читать" - я начинаю волноваться...
Ginger: Гуамоколатокинт Ну Гермиона даёт...жёстко Гуамоколатокинт пишет: А ведь когда-то я была такой хорошей девочкой. -с кем поведёшься - так тебе и надо... Порадовало продолжение) огромный сенкс вам
Гуамоколатокинт: Ginger Знаете.. есть такая психологическая теория... я ее люблю. Дескать, любовь - это поиск себя идеального в другом. Таки да, с кем поведешься... Спасибо за отзыв. Вам сенкс.
Aloc: Гуамоколатокинт Супер! Как всегда, сильно и очень художественно.. И... Вообще.. Полное погружение, так сказать... Вобщем, здорово!!!
Anilaja: Спасибо вам за продолжение. Герои у вас удивительно настоящие, реальные люди. Ещё раз спасибо, это вам:
Гуамоколатокинт: И еще раз Ginger%))) Знаете... забавно, что Вы (ты) упомянули именно эту фразу. Потому что с нее, собственно и начался этот фик. Хотелось написать про Снейпа - в очередной раз, и вроде бы даже был ясен смысл и - почти - предыстория, только вот пейринг не могла придумать%))) А потом дернула эту фразу - как раз из пресловутого Паланика, из "Бойцовского клуба", там где этот парень пугает до полусмерти начальника, а потом это - "Я ведь был таким хорошим парнем". И сразу понялось: Снейджер. Чтобы хорошая девочка Гермиона стала плохой девочкой Гермионой. По любви. Ага. Aloc Я вся краснею%))) Спасибо. Anilaja О, мысль про цветущую сирень была подхвачена и реализована%))) А насчет реальных героев... Мррр... Не знаю, если честно (впрочем, это другой загруз, по поводу одного умного коммента с ХогНэта). Буду думать.
DashAngel: Гуамоколатокинт пишет: Если ты фарш, то ты очень симпатичный фарш%))) Мне вчера почти то же сказал Тот-На-Кого-Я-Проецирую-Твоего-Снейпа Гуамоколатокинт пишет: А "нелегко читать" - я начинаю волноваться... Не надо волноваться, я просто слишком эмоционально переживаю всё. Ты ведь замечательно пишешь...
Гуамоколатокинт: Marquise Вот только про "высоту"-то не надо... мне уже на ХогНэте свистнули по поводу опечаток и ошибок. И время, сцуко, "летает" - ненавидемейшая моя ошибка. Короче, стопроцентно сырая глава. какую только и можно было выложить по пьяни, да... А, учитывая, что день ввел в самый настоящий алкогольный штопор (млин, здесь вообще кто-нибудь работает. мне интересно?%)))), исправлю я текст на трезвую голову только завтра... Простите меня. Marquise пишет: Думаю любовь не может сделать человека хуже! ИМХО, может и делает. Я уже упоминала здесь о том, что любовь к другому - это любовь к себе идеальному. Когда по-настоящему любишь - пытаешься подтянуться до уровня, стать похожим на объекта. А если объект - плохой человек... Да, отвечая на Ваше второе утверждение, товечаю: Снейп, ИМХО, плохой человек. Жестокий. Подлый. Трусливый. Как в моем фике - так и в каноне. ИМХО. Но: во-первых, я и себя-то хорошим человеком не считаю%))) Во-вторых, любой человек достоин милосердия. И плохой - такой как наш СС, - прежде всего. И еще: Вам не кажется, что страдания Гарри были, если не горше, то, во всяком случае обоснованнее (что ли?) страданий Северуса? И при всем при этом Гарри не сломался... (Просто Гарри мой любимый персонаж, не обращайте внимания%)))) Спасибо за интересный отзыв.
Гуамоколатокинт: DashAngel Я очень-очень за вас болею. За тебя и за того Человека.
Marquise : Гуамоколатокинт пишет: мне уже на ХогНэте свистнули по поводу опечаток и ошибок. Я то на опечатки и ошибки даже и внимания не обратила.Прочла "запоем". Гуамоколатокинт пишет: Я уже упоминала здесь о том, что любовь к другому - это любовь к себе идеальному. Когда по-настоящему любишь - пытаешься подтянуться до уровня, стать похожим на объекта Ну тут не соглашусь.В любви главное воспринимать человека таким, какой он есть. А когда начинаешь подтягиваться или опускаться до чьего-то уровня.Вот тогда и начинаются проблемы.Любовь начинает исчезать.И думаю, если уж и полюбила Гермиона Снейпа, такого плохого во всех отношениях, то и не настолько уж он плохой.Что-то она в нем хорошее увидела! Гуамоколатокинт пишет: Снейп, ИМХО, плохой человек. Жестокий. Подлый. Трусливый. Как в моем фике - так и в каноне. ИМХО. И тут не согласна!Про канон мы всего еще не знаем.Подождем до выхода книги.Тогда и будем утверждать. Гуамоколатокинт пишет: Вам не кажется, что страдания Гарри были, если не горше, то, во всяком случае обоснованнее (что ли?) страданий Северуса? Опять таки повторюсь - подождем выхода 7 книги. Гуамоколатокинт пишет: И при всем при этом Гарри не сломался... А как бы заглянуть нам в будущее и узнать каким Гарри будет в 40 лет? А еще лучше поменять Гарри и Снейпа местами.Что бы Гарри прожил жизнь Снейпа. Таким бы уж невинным агнцем он бы пришел к своему 40 летию??? На эту тему можно дискутировать до бесконечности. И все-таки исходя из того , что мы о Гарри знаем из канона, я не уверена на 100 %, что он бы убил так легко и просто Снейпа.Не так то это просто, убить человека.Да и к страданиям Гермионы Гарри не может остаться равнодушен.Слишком сильно он ее любит (как друга) Вот такие пироги!
leeRA: Гуамоколатокинт Замечательно. Гуамоколатокинт пишет: Все это время была с Северусом Снейпом. Я люблю его. Я его любовница. Таким заявлением в лоб можно убить не только золотого мальчика и его рыжего друга. Как-то после слов Гермионы действительно веришь в реальность ее любви к Снейпу, любви с ее достоинствами и недостатками, без розовых стекол в очках и романтической чепухи. Гуамоколатокинт пишет: Я пришла к вам только лишь сказать, что я не буду больше с вами, не буду искать хоркруксы, не буду… Я уезжаю, уезжаю вместе с Северусом, вы что, не понимаете… Эта порывистость Гермионы пробудила мою личную Треллони. Почему-то стало казаться, что никуда она не поедет. Ее не отпустят или ей уже не будет с кем ехать.*постучала по дереву* Гуамоколатокинт пишет: Можно любить убийцу. Не ничтожество Хотела возмутиться и не смогла. Правда ведь.
Гуамоколатокинт: Marquise Marquise пишет: В любви главное воспринимать человека таким, какой он есть. А когда начинаешь подтягиваться или опускаться до чьего-то уровня.Вот тогда и начинаются проблемы. Да, но ведь одно дело - воспринимать другого человека, другое - воспринимать себя. Особенно если ты младше-неопытнее-глупее и те.де. Хотя, все ИМХО. Marquise пишет: И думаю, если уж и полюбила Гермиона Снейпа, такого плохого во всех отношениях, то и не настолько уж он плохой.Что-то она в нем хорошее увидела! Честно? Я вообще не понимаю, за что оона его полюбила... На счет канонического Снейпа - ммм... Не знаю, что там у них с Дамблдором, но вот насчет Поттеров: по моему, предатель - всегда предатель. И только так. Marquise пишет: И все-таки исходя из того , что мы о Гарри знаем из канона, я не уверена на 100 %, что он бы убил так легко и просто Снейпа Во-первых, у меня Гарри не так уж легко и просто. Очень даже. А во-вторых, думаю, это будет яснее в финале. Наверное. Спасибо за отзыв leeRA leeRA пишет: Таким заявлением в лоб можно убить не только золотого мальчика и его рыжего друга. А знаете, что самое смешное. Меня вот только что клемануло, что это фраза из какой-то классики. Вспоминала-вспоминала, и точно - "Анна Каренина", объяснение Анны с мужем. Так что это все к Льву Николаевичу%))) Блин, а ведь лет пять назад читала... leeRA пишет: Эта порывистость Гермионы пробудила мою личную Треллони. Почему-то стало казаться, что никуда она не поедет. Поживем... ну Вы поняли, да?%) leeRA пишет: Хотела возмутиться и не смогла. Правда ведь. Правда. Но такая правда дается невесело.
Ginger: Гуамоколатокинт Гуамоколатокинт пишет: забавно, что Вы (ты) упомянули именно эту фразу думаю, можно на ты?
Гуамоколатокинт: Ginger Да, конечно
Луна: Гуамоколатокинт Я заинтригована, после первых глав у меня было какое то мнение о вашем фике( хорошее какое то), но сейчас я его (мнение) забыла. Так что буду ждать окончания, что бы потом прочесь целиком, и выяснить все таки, что ж я об этом думаю... А пока ... хожу ... читаю...
Гуамоколатокинт: Луна Ходите; читайте... Мне приятно будет услышать любое Ваше мнение и в любой момент. Дамы, прошу простить за бессодержательность главки и (также) мое долгое здесь отсутствие - сейчас очень много текстов в работе, голова от буковок пухнет. Вот - разгребусь - и поплывем... Всех лю.
Гуамоколатокинт: Глава 16 (Северус) В 1348 году дождь в Британии лил, не переставая с начала июля и до самого Рождества. Порой он ослабевал, порой – лил в полную силу, но не прекращался. Ни на минуту. Шесть месяцев без малого. В тот же год в Европе свирепствовала «черная смерть» – чума, каждый день уносившая сотни, а то и тысячи жизней. В надежде спастись, люди покидали свои дома, своих родных, свою привычную жизнь – и бежали. Наверняка не зная – куда и зачем. Страх и дождь. Без конца. Многие полагали, что он именно такой – Конец Света. Иногда я пытаюсь представить себе – как это. Как же смешно звучат наши жалобы на плохую погоду. – А я люблю дождь, – Гермиона подходит к окну, проводит пальцами по холодному стеклу. Я слежу за движением ее руки. – Мне кажется, в дожде есть надежда. И уют. Правда. В дождь всегда уютно. Она стоит ко мне спиной – тоненький черный силуэт на фоне заплаканного окна. Белое пятно на темном стекле – отражение ее лица. Поттер и Уизли, говорю я. Конечно же. Ты должна. Она быстро оборачивается. – Как ты догадался? Легилименция? Я пожимаю плечами. Так ведь всегда и происходит. Всегда есть люди, которым ты должен. Конечно же, речь вовсе не о деньгах. Деньги – самое малое, что только можно задолжать другим. Деньги всегда можно найти. Деньги – это совсем не страшно. Страшно, когда есть люди, которым ты должен самого себя. Ты можешь ненавидеть этих людей. Или любить. Не важно. Ничего не меняется. Можно даже убить, но и это – не выход. Даже мертвые – они все равно тебя не отпустят. Я ничего не говорю Гермионе. Ей это не нужно. И еще: я не пытаюсь ее остановить. Я еще долго сижу, не шевелясь. После ухода Гермионы в комнате воцаряется тишина, и я вслушиваюсь в это блаженное безмолвие. Мне нравится эта тишина. Любой звук таит в себе опасность, угрозу какой-то страшной жизненной перемены. Переполненная ожиданием тишина – вот единственное, что внушает мне надежду. В мертвой тишине комнаты я закрываю глаза, и мне представляется мутная молочная пелена, окутывающая меня со всех сторон. Словно в старом магловском фильме – из тех, что еще без звука, – я вижу две неясные черные тени. Черные на белом. Два волшебника в черных мантиях. Словно две вороны на снегу. Я вижу, как я побеждаю. Поверженного противника. Я – в очередной раз – становлюсь убийцей. Под окнами проезжает грузовик – рокот мотора разрывает тишину. Я вздрагиваю и открываю глаза. Несколько долгих секунд проходит, прежде чем я понимаю, где я. Я снова пытаюсь закрыть глаза и вглядеться в свое будущее, но на этот раз мне что-то мешает. Какая-то досадная мелочь. Золотой отблеск на столе. Я автоматически произношу «Акцио», и в моей ладони оказывается медальон. Очень знакомое ощущение. Чертовски благородно с Вашей стороны. Мисс Грейнджер. Я сжимаю кулак, обнимаю пальцами осколок души Темного Лорда. Все, что мне остается после ее ухода И вдруг я понимаю, то, чего не понимал никогда прежде. Просто понимаю. Без всякой подсказки. Хоркруксы. Дело ведь было совсем не во власти. Два хоркрукса в моих руках, две части его души – это было много больше, чем я когда-либо мог рассчитывать получить на правах сына. Эти хоркруксы были нужны мне лишь для того, чтобы держать в руках его жизнь. Чтобы он – хоть в чем-то – зависел от меня. Нуждался во мне. Потому что есть те, кто никогда тебя не отпустит. И есть те, кого никогда не отпустишь ты. (Гермиона) – Успокойся, Гермиона. Ты не в себе. Удивительно, но мне стало легче после этих слов Гарри. Они показались мне такими будничными, простыми; они словно не имели права звучать здесь сейчас – после этой гнетущей тишины, после этого взгляда. Меня била дрожь, и я сжала кулаки, вонзив ногти в ладони – так сильно, как только могла. Несколько раз глубоко вздохнула, выравнивая дыхание. Покачала головой. – Ты не прав, Гарри. Со мной все в порядке. Они просто не поняли – и не поверили мне. На мгновение мне представилась безумная возможность оправдаться, повернуть все вспять. Забыть все, остаться с ребятами, помогать им. Искупить вину. И еще я вдруг пожалела, что рядом со мной нет Северуса – такого надежного, такого взрослого. Он бы наверняка нашел, что сказать и как поступить. Я поднялась, пригладила волосы. Взяла со стола свою бутылку пива. Отхлебнула, не почувствовав вкуса. Гарри и Рон следили за моими движениями. Это было – как заново учиться говорить. Вроде бы у тебя есть все слова, все буквы, но ты совершенно не знаешь, как их составить и расположить. – На самом деле, я никогда прежде не была настолько «в себе», Гарри. Не те слова, совершено ненужные. Северус наверняка смог бы объяснить такое – просто, буднично, как он это умел, а я – нет. Я не могла. – Все кончилось. Школа, вся наша дружба, все… И я не хочу, чтобы вы потом искали меня, понимаете? И в этой фразе тоже была фальшь и неискренность – все равно, что переврать музыкальную мелодию. Слишком много патетики. Я чувствовала это, но ничего не могла поделать. – Вы – мои самые лучшие друзья, и я люблю вас. Но так нельзя больше. Я сделала шаг по направлению к двери. Всего один шаг. Маленький. Гарри вскочил и преградил мне дорогу. – Гермиона, постой… Ты несешь бред… Я ничего не понял, но давай сейчас сядем вместе, разберемся, что произошло, и решим… Он потянулся к карману – вероятнее всего, потянулся рефлекторно, но я опередила любое его действие, выхватив свою палочку. – Ты вынуждаешь меня сражаться с тобой, Гарри. Мы стояли друг напротив друга – очень близко, почти вплотную. Я слышала его дыхание. В его глазах не было злости или ненависти – только усталость и эта прежняя, неизвестная мне прежде, жалость. Долгую минуту мы сверлили друг друга взглядами, и ничего не происходило, все молчали, и мне казалось, что я чувствую, как это молчание наполняет меня страшной свинцовой тяжестью. Потом распахнулась дверь – мгновенно, без предварительного стука. (Северус) – Экспеллиармус, – быстро говорю я, прежде чем кто-то из них успевает сообразить, что происходит. Гермиона и Гарри Поттер стоят очень близко, в нескольких шагах от меня. Оба тяжело дышат, словно после драки. Уизли – чуть поодаль. Реальной опасности он не представляет, но, все-таки, недооценивать его не стоит. – Гарри, не надо! – Гермиона бросается вперед, перехватывает его запястья. – Она права, Поттер, не стоит, – соглашаюсь я. – У вас еще будет шанс. Может быть, к тому времени вы научитесь контролировать свои эмоции. Не позволяйте безрассудству брать верх над разумом… Мальчишка, упрямый мальчишка. Самое смешное, что – повернись все по-другому – он мог бы быть моим сыном. Впрочем – тогда он бы, наверняка, тоже хотел убить меня. Так всегда и происходит. Мой отец. Я. Сын, который мог бы быть у меня. Пальцы Гермионы по-прежнему сжимают его запястья. Он смотрит на меня – смотрит с тем великолепным презрением, с которым дети могут смотреть лишь на своих родителей. – Убьешь нас? – и это тоже говорится с презрением, с крайним презрением, на которое он один имеет здесь право. Мне хочется рассмеяться. Но я все-таки сдерживаюсь и, ни на мгновение не расслабляясь, не опуская нацеленной на Поттера палочки, говорю Гермионе: – Ты сказала все, что хотела? Пожалуйста, пойдем отсюда. Пойдем домой.
DashAngel: Очень люблю этот фик. Но меня бесит одна деталь, да и та его только поверхностно касается... Не могу. Написать. Чёткий. Отзыв. Гуамоколатокинт, всё-таки ты НЕобыкновенное Чудо!
Гуамоколатокинт: DashAngel
Гуамоколатокинт: Глава 17 (Гермиона) Наверное, следовало бы сказать, что я очень быстро решила. Хорошо обдумала, тщательно все взвесила, чтобы сказать то – единственно правильное – что нужно было тогда сказать. Сделала самый правильный выбор – для себя и для них. Но, конечно же, это была бы ложь. На самом деле я просто протянула ему руку и сказала «пойдем». Еще несколько часов назад мне казалось, что я по-прежнему решаю и выбираю сама, но теперь пришло понимание: я все равно буду поступать так, как этого захочет он. Иначе – это будет предательство. Прежде всего по отношению к самой себе. После того как мы вместе аппарировали домой, он выпустил мою руку из своей и сказал: – Все, Гермиона. Теперь у тебя больше никого не осталось. И еще улыбнулся. Как будто хотел сказать, знаю, каково тебе сейчас. И мне захотелось дать ему пощечину. Я не могла больше делать вид, что я сильная. И что мне все равно. Наверное, все это легко можно было прочитать в моем лице, потому что он вдруг погасил улыбку и подошел ко мне. Я закрыла глаза и почувствовала его теплые сильные руки на своих плечах. Он тихо-тихо прошептал: – Есть ты и я. Все остальные не имеют значения. (Северус) Ты все время ждешь, что в твоей жизни вот-вот появится человек, который тебя по-настоящему поймет. Согласится с тем, что мир – именно таков, каким ты его считаешь. Простит тебе все дурное, что ты совершил и совершаешь, потому что тоже будет знать – иначе было невозможно. Потом тебе становится тридцать, сорок – и ты перестаешь ждать. Смиряешься с мыслью об одиночестве. То, что я говорю Гермионе – ложь. У нее есть я. У меня есть она. Мы вдвоем – против целого мира, где есть только враги. Я просто хочу, чтобы она это поняла. Сама. Мне вдруг приходит на ум – совершенно без всякой связи, что я, кажется, совершил ошибку, так просто отпустив ее к Поттеру и Уизли. Возможно, следовало бы остановить ее, объяснить, уговорить подождать с этими истеричными признаниями, попробовать притвориться, выяснить у этого мальчишки, каковы его планы. Попросить Гермиону Грейнджер стать моим добровольным шпионом. Ради моего спасения. Ради нас – двоих. Впрочем, я понимаю всю нелепость этой идеи еще прежде, чем успеваю пожалеть о несделанном. И дело даже не в том, что она вероятнее всего не послушала бы меня. Но я сам – первый – не смог бы. Ведь это значило отпустить ее, все равно отпустить к ним, а значит – остаться одному. А я не смог бы. Прежде, наверное, смог бы, а теперь – нет. Я шепчу ей: есть ты и я. Все остальные не имеют значения. Гермиона отстраняется, обхватывает себя руками – будто ей холодно – и говорит, что не будет всех ненавидеть. Так, как это делаю я. Я усмехаюсь и говорю ей, что на самом деле ненавидеть по крайней мере – честно. Уж во всяком случае, куда честнее, чем любить. Ненависть – всегда хорошее, честное чувство. Она не выдыхается. Не жаждет взаимности. Не разменивается на мелочи. Словно настоящий черный цвет – поглощает все остальные чувства. И уж точно – никаких оттенков или полутонов. Никакой пристрастности. Гермиона прикрывает рот ладонью и очень тихо, срываясь на шепот, говорит мне, чтобы я замолчал. Говорит, что не хочет этого слышать. Никогда больше. Я останавливаюсь и говорю, хорошо. Есть что-то, о чем ты хотела бы поговорить прямо сейчас? Она смотрит мне в лицо – долго, пристально; на мгновение мне кажется, что в глазах у нее слезы. Потом решительно встряхивает головой – волосы рассыпаются по плечам. – Нам нужно что-то делать. Теперь за нами наверняка будет охотиться Орден. Скорее всего, они будут уверены, что ты меня похитил или наложил империо. Так что мы больше не можем прятаться – так. Она обводит рукой комнату – нашу чужую комнату в нашем очередном чужом доме. Все наши чужие дома похожи друг на друга – просторные, в фешенебельных магловских районах. За каждой входной дверью – множество комнат, куда никто никогда не заходит. Кухни, в которых никто не готовит. Ванные, которые никогда не бывают грязными. Во множестве лакированных шкафов – новые дорогие книги, которые никто никогда не прочтет. Все эти дома принадлежат людям, у которых слишком много вещей. Возможно, вернись вдруг хозяева – у них не сразу выйдет заметить наше присутствие. Настоящие владельцы, разумеется, в отъезде: прежде чем открыть волшебством очередной замок и взмахом палочки отключить сигнализацию, я всегда подробно выясняю, где сейчас проводят отпуск эти люди и как скоро вернутся. Сама идея, к сожалению, принадлежит не мне: это лишь еще одна гениальная придумка Слагхорна, о которой ненароком рассказал мне Дамблдор. Но, пожалуй, мне это действительно пришлось по душе: новый дом каждую неделю. Так, чтобы не успевать привыкать, привязываться к вещам. И, на самом деле, это – один из лучших способов по-настоящему спрятаться. Никто из наших врагов-волшебников – кто бы они ни были – не станет выслеживать нас по пустующим магловским домам. Я объясняю это Гермионе, но она все равно возражает. Она говорит, что рано или поздно нас заметят дотошные соседи. Или полиция. Она говорит, что всякий раз чувствует себя воровкой, забравшейся в чужой дом. Нам нужно постоянное пристанище – сокрытое от всех. Ее руки теперь сцеплены в замок; переплетенные пальцы побелели. Локти плотно прижаты к бокам. Плечи чуть приподняты. Хорошо, соглашаюсь я только для того, чтобы она могла расслабиться. Дай мне только один вечер. Мы что-нибудь придумаем. Я говорю Гермионе, что, возможно, нам придется использовать хоркуруксы. Чтобы купить собственную безопасность. Если мальчишка действительно возьмется за дело серьезно – есть шанс, что мои семейные реликвии несколько поднимутся в цене. А мне – мне давно бы стоило перестать путать цель и средства. Конечно, купить себе жизнь ценой жизни собственного отца – не самый красивый поступок, но я никогда не отличался щепетильностью. Рано или поздно – ведь мы всегда предаем тех, кто от нас зависит. Стиснутые пальцы Гермионы несколько раз сжимаются и разжимаются прежде чем она говорит: – Мы можем попытаться отыскать и другие хоркруксы. Змея, чашка Хаффлпафф… Что-то, принадлежавшее Равенкло или Гриффиндору. То о чем говорил... Она недоговаривает, но я все равно слышу так и не произнесенное ею имя Дамблдора. Я молча качаю головой. Дамблдор часто оказывался прав, но и во многом – ошибался. Возможно, дело в том, что он полагал себя очень умным человеком. Всегда понимающим чувства других. И всегда способным на сочувствие… …Мне даже не нужно использовать зелье, чтобы вызвать то воспоминание. Просторная комната с огромным камином. Окна зашторены. Кресла с высокими спинками стоят полукругом. Кресло Беллатрикс так близко к креслу Темного Лорда, что сразу становится ясно – она сама его передвинула и, на самом деле, никакой особой близости между ними не существует. Я чувствую, как Беллатрикс смотрит на меня. Бедняжка – она по-прежнему не может взять в толк, что же такого особенного совершил этот сопляк, что удостоился приглашения в святая святых. Чашка в его руках золотая и, судя по виду, очень старая. Он держит ее очень осторожно, кончиками пальцев – как будто в его руках птица или бабочка. Честно говоря, до этого момента я действительно сомневался, что мой отец нуждается в пище как обыкновенный смертный. Он медленно поворачивает чашку; под тонким белым пальцем вспыхивает герб – стилизованное изображение барсука. – Эта чашка принадлежала Хельге Хаффлпафф, – говорит он, любуясь игрой света на золоте. – Ты чувствуешь? В это весь он. Ненавидящий и презирающий людей, но с трепетом относящийся к любой старинной красивой вещи. Впрочем, теперь мне уже не кажется это странным. Люди ведь стареют и умирают, но вещи почти всегда переживают своих хозяев. Всю свою жизнь он стремится к бессмертию – так зачем же обращать свою любовь к тому, что недолговечно и переходящее. Позже я узнаю, что он никогда ничего не выкидывает. Весь этот дом – настоящий ларец с сокровищами. Он до отказа набит тем, что моя мать презрительно назвала бы старинной ни к чему не пригодной рухлядью. Множество вещей – золото и серебро, черное дерево и кость дракона, Все эти вещи, настоящие хозяева которых давным-давно истлели в могилах. Вещи, которые он хочет забрать с собой в бессмертие. Он – и только он – их последний хозяин. Его коллекция мертвых вещей – на века и тысячелетия. Я качаю головой, и говорю: нет. Забудь об этом. Чашечка тут не при чем. И вещь Равенкло – что бы это ни было. И змея. Вы не там искали. Он ведь коллекционер – настоящий коллекционер в самой своей сути, и уж наверняка мог бы найти в своей коллекции что-нибудь получше. Что-нибудь по-настоящему ему близкое и дорогое. Так что придется нам пока удовлетвориться тем, что у нас есть. Гермиона смотрит растерянно, почти обижено. Так, словно я действительно не имел права критиковать очередные гениальные умозаключения Дамблдора. И я думаю, что, наверное, раз уж я взялся объяснять, то мне стоит, наверное, рассказать ей и о Дамблдоре, но вместо этого я говорю: – Ты случайно не голодна? Я ведь чертовски хочу есть. Это утро меня порядком вымотало.
полная версия страницы