Форум » Библиотека-4 » "Победители", PG-13, драма, макси, СС/ГГ, ГП/ДУ (Интермедия 4 - 21.01.07) » Ответить
"Победители", PG-13, драма, макси, СС/ГГ, ГП/ДУ (Интермедия 4 - 21.01.07)
viola: Название: «Победители» Автор: Viola Бета: Нари Гамма: Анжелика Вегерле и Naisica Рейтинг: PG-13 Пейринг: СС/ГГ, ГП/ДУ, можно добавить еще ЛМ/ДУ (тут скорее джен) Жанр: драма Саммари: Война закончилась, они победили. Но стали ли они счастливы... Или теперь надо выдержать еще одну войну? Предупреждение: будет не особо весело, но четверка главных героев до конца фанфика доживет. Дисклеймер: Мир Гарри Поттера и все герои книг о нем принадлежат Дж.К. Роулинг Комментарии: Спасибо Нари, моей бете, подруге и советчику; спасибо PooH, которая очень помогла в разработке сюжета и изобрела все описываемые зелья; спасибо Аоле за идею с палочкой Гермионы и вообще за моральную поддержку; спасибо Naisica, за помощь в написании пролога; и спасибо Gabrielle Delacour которая разрешила мне использовать некоторые ее идеи (все возможные совпадения с фанфиками других авторов – случайны). Эпиграф: Когда достигаешь самого дна, остается только один путь - наверх. Коллаж сделала РооН.
viola: Пролог. Лето 2004 года "Jedem das Seine", что означает: "Каждому - свое" Надпись на воротах Бухенвальда. Гарри шел по Литтл Уингинг, сам не зная, зачем приехал сюда, в город, где никогда не был счастлив. Сколько лет прошло, а Тисовая улица нисколько не изменилась – те же квадратные дома и их не менее квадратные владельцы, напоминающие родных братьев Вернона Дурсля. Все так спокойно, обыденно, будто и не было войны и Великой Битвы, Гарри, как обычно, должен провести здесь каникулы, а из-за поворота сейчас появятся надутый дядя и презрительно поджавшая губы тетя. Может быть, поэтому он и приехал в этот город, чтобы хоть на несколько минут представить, что последние годы были просто страшным сном, а сейчас можно проснуться и снова с надеждой смотреть в будущее? Мальчик-который-выжил-в-который-раз... Герой войны. Победитель Волдеморта. Кавалер ордена Мерлина I степени и множества других английских и иностранных орденов. Доблестный командир особого подразделения авроров. Вероятно, следующий Министр Магии. И это все в двадцать четыре года... Простые волшебники считают, что он практически всесилен. На самом деле, все эти громкие звания и титулы – пустой звук, а ордена – лишь глупые ненужные побрякушки. Зачем они вообще нужны, если не смогли помочь «герою» спасти ни одного из друзей? Гарри привычно начал перебирать в памяти лица тех, кто больше никогда не вернется. Как их много... Сириус... он умер уже восемь лет назад, а боль так и не утихла, да и как она может утихнуть, если ее только усиливают все новые и новые потери. Дамблдор... он казался неуязвимым, был символом того, что Темному Лорду можно противостоять. Сколько раз его объявляли погибшим, но он возвращался назло всему. Он выжил в Великой Битве и сплотил вокруг себя всех, кто хотел бороться. Некоторые и сейчас не верят в его смерть... Снейп... старый враг, ставший ближе многих друзей, Гарри уже и не пытался сосчитать, сколько раз обязан ему жизнью. Его страшная судьба потрясла многих... Джинни... верная подруга, хороший товарищ и в бою и в работе, ее вспоминать было особенно тяжело. Когда-то Гарри надеялся, что они всегда будут вместе. Не судьба... Веселая неунывающая Джинни – она прошла всю войну, но так называемая «мирная жизнь» оказалась еще страшнее. И опять Гарри не было рядом в нужный момент... Невилл... он оказался достоин своих родителей... Колин... ему было всего семнадцать... Луна... Чарли... Джастин... Эрни... Ханна... Чжоу... Кингсли... Алисия... Как их много... Всех не перечислить, да он не всех и знал по именам. От старших классов осталось не больше двадцати человек. Преподаватели Хогвартса, выпускники прошлых лет, откликнувшиеся на зов Дамблдора, авроры, вызвавшиеся помочь, – из них практически никто не выжил. Великая Битва – Великая Бойня. Но не всех же он потерял! Не всех? Рон... Они со Сьюзан вроде бы счастливы, если вообще можно использовать это слово. Он еще держался после потери родителей и почти всех братьев, но случай с Джинни его доконал. Рон ушел из авроров и покинул Англию. Гарри не мог его винить. Он вообще никого не винил, кроме себя. Кто еще? Люпин... Он тоже уехал из Англии, здесь больше нет работы для оборотней, даже если они герои войны. Он иногда приглашал Гарри в гости, но тот всегда отказывался под благовидным предлогом. Не мог смотреть Ремусу в глаза. Впрочем, Люпин два раза приезжал – на судебные заседания, когда выносили приговор людям, которых он любил. У Гарри не хватило духу даже подойти к нему. Почему он всегда проигрывает, когда пытается защитить друзей? Герой... Все друзья – кто в могиле, кто в Азкабане, кто... нет, об этом нельзя было даже думать. Но Гарри уже не мог справиться с собственными мыслями. И пусть Печать Молчания впивается в руку, напоминая о том, что ждет нарушителей тайны, он должен хотя бы раз подумать об этом, чтобы не сойти с ума. Гермиона... Гарри никогда ее больше не увидит. Но она жива, жива, и это уже победа. Ведь казалось, что все уже кончено, но бывают же на свете чудеса... Ее спас человек, который сам почти мертв, человек, чье тело вот уже три с половиной года лежит в одной из тихих палат клиники св Лазаря. И Гарри знает, что это он должен был там лежать, знает, что ходит и разговаривает за счет чужой жизни. Целители давно уговаривают отключить безумно дорогое магическое поле, не дающее телу, лишенному души, спокойно умереть. Но Гарри упрямо платит, хотя давно уже не надеется, что сознание может вернуться в эту пустую оболочку. И будет платить, пока на его счету есть хоть один галеон... Гарри медленно повернулся и пошел прочь из города, где никогда не был счастлив. Мальчик-который-всегда-выживает-теряя-друзей...
viola: Ветер задувает свечу, но раздувает костер. Франсуа де Ларошфуко Глава 1. Австралия, декабрь 2004 г. Жизнь - это заглядывание в разные зеркала в поисках собственного лица. Войцех Бартошевский Меня зовут Анна Смит. Не очень броское имя, правда? Я живу в маленьком домике в пригороде Сиднея и веду тихую, размеренную жизнь. Школа, в которой я работаю, находится всего в пяти минутах ходьбы от моего дома, не надо даже выводить из гаража машину. Я покупаю продукты в соседнем супермаркете, утром делаю пробежку по парку, а по вечерам люблю сидеть на берегу и смотреть на море. Я ничем не отличаюсь от всех моих соседей. Если бы не одна мелочь. Я помню только последние три года и одиннадцать месяцев. Дальше – темнота. Фактически, эти неполные четыре года и есть вся моя жизнь. Можно сказать, я появилась на свет уже взрослой. Сейчас мне двадцать пять лет или чуть-чуть меньше, а может, и больше, я не знаю. Я ничего о себе не знаю. Даже лицо в зеркале кажется мне чужим. Три года и одиннадцать месяцев назад, в конце декабря меня нашли на берегу моря без сознания. И, как потом оказалось, без памяти. На мне была совершенно обычная, хоть и мокрая одежда, в карманах нашлись: билет на рейс Лондон-Сидней, ключ от камеры хранения и паспорт на имя Анны Смит. Полиция провела расследование, в ходе которого было установлено, что я за день до этого прилетела из Лондона, взяла напрокат машину и сказала, что поеду с другом за город. Ни машину, ни друга так и не нашли, поэтому полиция пришла к выводу, что я не справилась с управлением и упала вместе с автомобилем в море. С тех пор я – Анна Смит. У меня есть ее паспорт, ее свидетельство об окончании педагогического колледжа, ее кредитная карточка и даже ее лицо. Теперь я преподаю математику в соседней школе, а в свободное время увлекаюсь мифологией различных стран и лекарственными травами. Дерек надо мной смеется, говорит, я скоро все комнаты забью книгами. Он сторонник официальной медицины, к народным средствам относится без уважения, а читать предпочитает детективы. Мы иногда спорим с ним, но без особого энтузиазма. Дерек – это мой психотерапевт. Он начал меня лечить еще три года и одиннадцать месяцев назад. За все это время он недалеко продвинулся в восстановлении моей памяти, зато стал моим лучшим... да и, пожалуй, единственным другом. Я не особо общительный человек, с соседями и коллегами у меня доброжелательные отношения, но не больше, а с Дереком... Мы ужинаем вместе, проводим выходные вместе, спим вместе. В общем, готовая супружеская пара. Наверно, я так и выйду за него замуж, он уже не раз намекал на то, что неплохо бы узаконить наши отношения. Почему бы и нет, жить с ним уютно и спокойно. Вот только не люблю я его. Раньше было проще, я убеждала себя, что на пылкие чувства я и так не способна, поэтому надо радоваться тому, что есть. Ну чем мне плохо с Дереком? Он умный, привлекательный, хорошо зарабатывает, да и в сексе у нас все в порядке. Мы похожи по темпераменту и оба не склонны к экспериментам. Чего еще желать? Все изменилось в один день. Точнее – в одну ночь в конце ноября, когда Дерек впервые остался у меня до утра. Раньше я предпочитала, чтобы он вечером уходил домой, но тут вдруг решила, что нашим отношениям пора переходть в новую стадию. Утром я проснулась в прекрасном настроении, я уже и забыла, как это прекрасно – просыпаться в обьятиях любимого. Первые солнечные лучики пробивались сквозь щели жалюзи и приятно грели мне щеку. Я открыла глаза и при виде Дерека испытала такой шок, что вскочила и убежала в ванную. Там я рухнула прямо на кафельный пол и зарыдала, казалось, все мое тело было пронизано нестерпимой болью. Хватило всего одного воспоминания, и уютный мирок, придуманный мной, рухнул. Нет, с Дереком было все в порядке. Просто я ожидала увидеть кого-то другого. Человека, которого я любила...
viola: Я лежала на полу и выла от бессилия и разочарования. Я испытывала боль, отчаяние и страшную, безумную тоску по человку, которого даже не могла вспомнить. Но я помнила, что он есть и что я люблю его. Или он был? Почему меня гложет острое чувство потери? Почему... За окном бушевала страшная буря. Больше я не остаюсь с Дереком до утра. Его удивляет мой «пунктик», но он не возражает, считает, что это пройдет. О причинах я ему так и не рассказала, хоть и понимаю, что надо, ведь он мой психотерапевт и может помочь. Но я не хочу. Для меня вообще наши отношения превратились в тоскливую обязанность, но я не могу их порвать, ведь кроме Дерека у меня никого нет. Боюсь остаться совсем одна. С тех пор прошло чуть больше недели. С виду все осталось по-прежнему, тот же привычный круг – парк, работа, супермаркет, набережная, Дерек. Но я точно знаю, что моя жизнь изменилась. Дело в том, что по ночам я стала видеть сны. Ужасные, мучительные сны. Правда, просыпаясь, я почти ничего не помню, одни обрывки, но и их достаточно. Я больше не чувствую себя призраком, у меня появилось прошлое. Кому-то моя уверенность в этом может показаться смешной, на слишком уж зыбкой основе она строится. Но для меня нет ничего более важного и реального. «...Обрывки фраз, топот ног... Знакомые голоса звучат словно издалека.... Люди расступаются, никто не решается поднять на меня глаза... Я смотрю на распростертое в луже крови тело и чувствую, как сердце разрывается на части. Хочется умереть, чтобы избавиться от страданий... И я слышу свой собственный вопль, в котором нет ничего человеческого... ...Целительница качает головой: «У него нет ни единого шанса, мисс...» Каменные стены расплываются, словно в тумане, огоньки свечей режут глаза... А я-то думала, что у меня не осталось больше слез... ...Две фигуры на полу, освещаемые только огнем в камине, корчатся от боли. Я смотрю на них и упиваюсь их мучениями, утоляя сжигающую меня ненависть... Больше нет надежды, а значит, в моем сердце не осталось ни жалости, ни доброты, в нем вообще ничего не осталось... Я даже не мщу, я просто пытаюсь ослабить мою собственную невыносимую боль... Но она только становится все сильнее и сильнее... ...Тяжелые ворота закрываются за мной, и холодный голос без эмоций произносит: «Добро пожаловать в ад», не запугивая, а просто сообщая, как делал уже это сотни раз... ...И пустота...» От этих снов я просыпаюсь в холодном поту. Кто я? Какие грехи на моей совести? Но не надо себя обманывать, не это меня интересует в первую очередь. На самом деле мне плевать, какие преступления я совершила. Я работаю, гуляю, разговариваю, словно автомат, все мои силы, все мои помыслы сосредоточены только на одном – вспомнить! Я пытаюсь восстановить в памяти хоть одно лицо или одно имя, но все без толку. Но я сумею. Я никогда не сдаюсь. Только одно лицо мне не хочется видеть – лицо человека, которого я любила. Я боюсь его вспоминать, боюсь, что снова вернутся боль и апатия. Мне нельзя плакать, если я хочу найти своих врагов и отомстить. И никто меня не остановит. Я не дам сломать себя второй раз. Только бы найти в себе силы вспомнить...
viola: То, что не убьет тебя, сделает тебя сильным. Фридрих Ницше Глава 2. Азкабан, июль 2001 г. В будущем люди будут жить долго и счастливо, даже в тюрьмах. Кащей Тяжелые ворота закрылись за девушкой, и усталый голос без эмоций произнес: «Добро пожаловать в ад», – не запугивая, а просто сообщая, как делал уже это сотни раз. Девушка решительно вздернула подбородок и пошла за пожилым охранником, который явно спешил поскорее довести ее до камеры. Конечно, какой человек в здравом уме пожелает задержаться здесь хоть одну лишнюю минуту. Пламя факелов терялось в непроглядной тьме коридора, казалось, что ему не хватает кислорода и оно вот-вот задохнется, оставив обоих людей в темноте. Тяжелая, гнетущая тишина нарушалась только звуком шагов да негромким шорохом, когда очередной узник шарахался в глубину своей камеры. – Почему они все прячутся? – девушка старалась, чтобы ее голос звучал твердо. Охранник хотел было огрызнуться, но сдержался и сухо ответил: – От света отвыкли. Ты через пару недель тоже начнешь прятаться. – Я тут не навсегда! – с вызовом заявила девушка. – Только на семь лет, и мне даже свидания разрешили. – Семь лет – это все равно, что пожизненно, скоро сама поймешь. А насчет свиданий... редко кто приходит во второй раз. Он остановился, позвенел ключами и распахнул толстую дверь с небольшим окошком, забранным решеткой. – Заходи. Девушка высоко подняла голову и вошла в камеру, словно в бальную залу. Охранник усмехнулся, скольких таких он уже повидал, и все храбрились поначалу. Он бросил взгляд на новую узницу перед тем, как запереть дверь. Хорошенькая, даже тюремная роба и стрижка почти наголо не могут этого скрыть. Молоденькая, лет восемнадцати-двадцати, не больше. Эх, девочка, что с тобой будет через семь лет, и представить страшно. Он грубовато произнес: – Оставляю один факел, чтобы ты осмотрелась. Как погаснет, так все, света здесь не положено. Еда будет появляться на столе утром... да что там, тебе ведь уже все объяснили... Девушка молча кивнула, ее храбрость таяла на глазах. – Да, тебе еще особая привелегия – окно, – он указал на едва различимое темное пятно под самым потолком. – Это окно? Такое крохотное... сюда солнце хоть когда-нибудь попадает? – Не стоит особо надеяться, девочка. Но днем все же будет не кромешная темнота, а в июне, когда солнце стоит высоко, может, разок и лучик света мелькнет. Таких камер во всем Азкабане всего две – твоя и вот эта, слева. – А кто в ней? – Похоже, она не столько хотела узнать ответ на этот вопрос, сколько пыталась задержать человека еще хоть на минутку. – Никого. Прощай девочка. Свой номер помнишь? – 261384, – прошептала та. Дверь со скрежетом закрылась, охранник забрал второй факел и ушел. Его шаги уже давно затихли, а девушка все стояла у двери, словно не в силах была оглянуться и посмотреть на место, где ей предстояло провести столько лет. Наконец она собрала волю в кулак и повернулась. Камера, как камера: откидная койка, стол, ширма, за которой туалет и умывальник. Интересно, ширма тоже всем положена, или это друзья постарались? По идее, зачем здесь ширма? Камера же на одного человека, да и темно тут... Нашлись еще: туалетная бумага, мыло, полотенце, зубная паста и щетка. В углу веник и совок. Метлу что, боятся давать? На столе – кувшин с водой, кружка, тарелка и ложка. Все. Ах да, еще расческа. Зачем? Волосы-то остригли... Девушка присела на краешек кровати. Факел уже начал потихоньку гаснуть, вместе с темнотой наползал страх. «Хорошо хоть дементоры не все время ходят, – мелькнула в голове мысль, – Рон говорил, что по новым правилам они должны патрулировать снаружи, а внутри делать обход раз в три дня... Хотелось бы знать, который сегодня день?» Она вздрогнула, когда факел в последний раз вспыхнул и погас. Темнота обступала со всех сторон, душила и запугивала. Девушка постаралась отогнать панические мысли, не хватало только вдобавок к самим дементорам еще и умирать от страха перед их приходом. Она попыталась сосредоточиться на чем-нибудь хорошем, но мысли упорно возвращались к жуткой реальности.
viola: «Номер 261384... Неужели здесь и правда уже сидело больше двухсот тысяч человек? Великий Мерлин, да во всей Европе не найдется столько волшебников... Хотя, чему удивляться, сколько сотен лет в Азкабан сажают преступников, причем не только английских... Да и нумерация ведется аж с XIII века до нашей эры, страшно представить – еще и Англии не было, а Азкабан уже существовал... Надо держаться. Сириус провел здесь двенадцать лет и вышел вполне нормальным... ну почти нормальным человеком. Он был невиновен и знал это, потому и не сошел с ума. Я тоже невиновна, что бы там не решили проклятые идиоты-присяжные. Им не удастся меня сломать, я сохраню рассудок, выйду отсюда и найду этого ублюдка, который меня подставил. Вот тогда он пожалеет, что не умер на самом деле, Азкабан для него покажется раем...». – С такими мыслями Вы можете сразу готовиться ко второму сроку, причем уже пожизненному, – голос из темноты прозвучал мягко, но на удивление отчетливо, ехидные нотки только придавали ему выразительности. Девушке он показался смутно знакомым, да и вообще, хозяин голоса что, мысли читает? – Не пугайтесь, мысли я не читаю, – усмехнулся голос, – просто Вы последнюю фразу вслух сказали. Здесь все разговаривают сами с собой, вот только Вы как-то рановато начали. – Кто Вы? – она на ощупь добралась до двери и попыталась что-нибудь разглядеть через окошечко. – Номер 258635, к Вашим услугам, леди, – голос явно насмехался. Девушка попыталась вспомнить, кого из ее знакомых посадили в Азкабан еще до Великой Битвы, ведь, судя по номеру, этот человек здесь уже давно. Раньше в Англии сажали не больше двадцати человек в год, ну, это не считая тех, у кого срок был меньше полугода, таким присваивался не номер, а буквенный код. Плюс из других стран присылали особо опасных преступников, это еще около тридцати человек в год... Правда, в Средние века и по несколько сотен набиралось, но это было давно. Удивительно, как много можно прочитать в камере предварительного заключения... Теперь суды только успевают отправлять сюда преступников. Условия содержания стали мягче, зато законы жестче, что же, война напугала не только Англию. После Великой Битвы в Азкабан посадили уже около двух с половиной тысяч человек, значит хозяин голоса здесь уже точно больше трех лет. Девушка совсем запуталась. Если этот человек попал в тюрьму так давно, то откуда она может его знать? Три года и два месяца назад она еще мирно училась в Хогвартсе, с преступниками знакомств не водила. С другой стороны, голос, несомненно, знакомый... – Кстати, Вы знаете, для кого предназначалась камера слева от Вас? – прервал ее размышления невидимый собеседник. – Та, что с окном. – А Вы знаете? – удивилась девушка. – Мы тут очень многое знаем. Вы даже не представляете, как много здесь хорошо осведомленных людей и как быстро распространяется информация. Тем более, что новые постояльцы прибывают не реже двух раз в неделю. Сейчас в Азкабане народа едва ли не больше, чем во всей Англии. – Так для кого предназначается та камера? – девушка решила не мучиться и оставила попытки вспомнить, кому может принадлежать голос. Рано или поздно собеседник представится сам, она может и подождать, времени полно. – Разве я сказал «предназначается»? Я сказал «предназначалась», это большая разница. Здесь должна была сидеть Ваша подруга. Та самая, для которой тюрьму заменили вечной ссылкой.
viola: Девушка судорожно вцепилась в прутья решетки. Кто же это такой? Откуда он знает? И почему Печать Молчания не запылала, как обычно? В голову сами собой хлынули воспоминания, которые с таким трудом были задвинуты в самый дальний уголок памяти. ...Тело в луже крови... крик, больше напоминающий вой раненого зверя... и шепот Гарри: «Я... я виноват...». ...Он отводит взгляд, но все и так ясно... «Так будет лучше для тебя...», и самое смешное, что он действительно в это верит... ...Хрупкая женская фигурка на коленях... безразличный голос зачитывает приговор... хруст сломаной палочки... «Нет, я не поддамся! Моя собственная палочка цела, и через семь лет я получу ее назад!» – Что молчите? – нетепеливо спросил голос. – Думаете, почему ее отмазали от Азкабана, а Вас нет? Друзья-то у вас общие, – он ехидно рассмеялся. – Да что Вы знаете? – в этот момент девушка испытывала к невидимому собеседнику почти ненависть. – Я через семь лет выйду, а она не вернется никогда. А ведь она столько сделала для победы, мы все у нее в долгу, весь мир у нее в долгу. Гарри за нее просил, мы все за нее просили, а сумели добиться только того, чтобы поцелуй дементора заменили на вечное заключение. Приравняли ее, героиню войны, к Упивающимся Смертью. Если бы не завещание... – она осеклась, снова вспомнив страшную алую лужу на дорогом паркете и тихий голос адвоката на суде. После прочтения завещания присяжные единодушно заменили Азкабан пожизненной ссылкой к маглам. Навсегда. Без магии. Со стертой памятью. Но это тоже жизнь. – Завещание? Я не знал... Разве он все-таки умер? – Нет, но шансов, что он придет в себя – никаких. Эта тварь здорово постаралась. Будь она проклята, и сестра ее тоже, и все их родственники... – Мы уже прокляты... – на этот раз в голосе не было даже тени насмешки. Девушка растерянно замолчала, а потом осторожно спросила, вглядываясь в темноту: – Мистер Малфой?
viola: То, что не убьет тебя, сделает тебя сильным. Фридрих Ницше Глава 3. Азкабан, июль 2001 г. Чтобы быть довольным своим положение, необходимо сравнить его с положением худшим. Бенджамин Франклин Из камеры напротив послышался тихий смех. – Ну наконец-то, а я уж начал бояться, что Вы меня совсем забыли... мисс Уизли, – Люциус Малфой похоже находил ее удивление очень забавным. Девушка вздрогнула, услышав свою фамилию. – Как Вы меня узнали? Вы же видели меня всего два раза, да и то, когда я еще маленькой была. Только не говорите, что запомнили. – Не обольщайтесь, мисс Уизли, подумайте лучше логически. Я ведь уже говорил Вам, что новые люди появляются здесь примерно два раза в неделю. Так что весь Азкабан в курсе Вашего громкого процесса, некоторые даже пари держали, на сколько лет Вас посадят, – он объяснял тоном терпеливого взрослого, разговаривающего с глупым ребенком. – Тогда Вы знаете, и за что я здесь, – с вызовом заявила Джинни. – Конечно. За убийство моего сына. Как Вы с ним справились, ума не приложу, мне лично без Круцио ни разу не удавалось его вразумить, а тут... – Непонятно было, шутит Люциус или говорит серьезно. – Это правда, что Вы не применяли магию? – Мою палочку перепроверили сто раз, – раздраженно ответила девушка, – я не применила к Драко ни одного заклинания, даже самого простого. Поэтому мне и дали только семь лет. – Да, блестящий конец для последнего потомка рода Малфоев – ревнивая девчонка треснула кочергой по голове, а потом испугалась и выбросила тело в море. Тут поневоле задумаешься. – Не кочергой, а лампой, и вообще, я только защищалась. – Не оправдывайтесь, мисс Уизли, я Вас ни в чем не обвиняю. Это просто философские размышления вслух. Здесь все становятся или философами, или сумасшедшими... Впрочем, одно другому не мешает, Вы это тоже скоро поймете. Джинни поежилась, слишком уж глухой и безысходной тоской веяло от этих слов. Нет, ей не стало жалко Люциуса Малфоя, но сейчас они были товарищами по несчастью. Вот ведь как жизнь повернулась... Похоже, последние слова она опять произнесла вслух, во всяком случае, Малфой немедленно отозвался. – Действительно, мисс Уизли, скажи нам кто-нибудь четыре года назад, что мы будем сидеть в соседних камерах, мы бы оба весело посмеялись. Не так ли? – Вам, я вижу, и сейчас весело, – минутная симпатия уже прошла, и теперь Джинни хотелось, чтобы Люциус заткнулся. – Конечно, мне весело. Сами подумайте, я сижу здесь уже почти два года... – А почему у Вас тогда номер такой... ну, как будто Вы в Азкабане лет пять-шесть? – перебила его девушка. – Мне присвоили мой старый номер, который был до побега. Но не отвлекайте меня, – нетерпеливо ответил Малфой. – Так вот, я сижу здесь и, конечно, проклинаю тех, кто меня сюда засадил, составляю списки врагов, в котором, кстати, есть и Вы, мисс Уизли. Где-то во втором десятке... – А кто на первом месте? – Мистер Поттер, разумеется. Ваш вечно выживающий герой – слишком значительная фигура, чтобы им можно было пренебрегать. Этакий ферзь... Вы играете в шахматы, мисс Уизли? – Плохо. – Не беда, я Вас научу, времени у нас с Вами достаточно. Но я опять отвлекся. Итак, сами понимаете, что я не очень-то доволен своим положением. Тем более, что мои враги живут припеваючи, как и положено победителям. И вдруг, о чудо, в соседнюю камеру сажают Вас – родную сестру человека, который меня сюда отправил. Кстати, мистер Рональд Уизли на втором месте в моем списке, как всегда позади мистера Поттера. Конечно, если бы вместо Вас здесь оказался кто-нибудь из них, я бы обрадовался еще больше... – В отличие от Вас, я в Азкабане не навсегда, – язвительно заявила Джинни. – Да, но я-то проигравший, а Вы вроде как победительница. И тоже здесь – не помогли Вам ни лавры героини, ни брат – заместитель Министра Магии, ни любовник – ваш великий Герой, спаситель волшебного мира... – Да как Вы смеете! – Джинни пришла в такую ярость, что вода в кувшине забурлила.
viola: – А что я такого сказал? – невинно поинтересовался Малфой. – Перси мне не брат, а Гарри – не любовник, слышите! – Ну с мистером Персивалем Уизли я давно знаком. Напоминает Барти Крауча, не младшего, разумеется, тот был чокнутый фанатик, а старшего... Рассчетливый и упертый, у таких действительно нет родственников. Значит, мистер Уизли пожертвовал Вами ради карьеры? Если это Вас утешит, почти все политики поступили бы так же. – Знаете что... – Ну а что касается Вас и мистера Поттера... Скажем, не любовница, а боевая подруга, так Вам больше нравится? Не стесняйтесь, мисс Уизли, об этом же все знают. И то, что Вы его на моего сына поменяли, тоже всем известно. – Сволочь Вы, – грустно сказала Джинни, злость ушла, теперь ей хотелось плакать. – Как Вы изысканно выражаетесь, мисс Уизли, даже ругаться умудряетесь вежливо, – в голосе Люциуса звучала не только насмешка, но проскользнули и уважительные нотки, – вот что значит воспитание в хорошей чистокровной семье. – Какая честь! С каких это пор Вы мою семью за хорошую стали признавать, – вяло огрызнулась девушка. – С тех пор, мисс Уизли, как Ваша семья оказалась на стороне победителей, значит, она достойна уважения. – Вы уважаете только победивших? – Я уважаю сильных и умных. – Значит Вы слабый и глупый, раз сидите здесь? – ехидно усмехнулась Джинни. – А Вы молодец. Не теряетесь, – Малфой говорил уже совершенно серьезным тоном, – так и нужно, насмешка разит сильнее многих заклинаний. Наверное, Вы правы, мисс Уизли, я был достаточно глуп, чтобы поставить все на проигравших, и достаточно слаб, чтобы попасться. Знаете, я уже столько раз думал о том, что бы я сделал, будь у меня возможность вернуться на несколько лет назад... – Неужели Вы бы раскаялись и перешли на нашу сторону? – девушка вложила в эти слова весь имеющийся у нее в запасе сарказм. – Вы мыслите слишком прямолинейно, моя дорогая. – Люциус ловко прощупывал ее слабые места. – Нет, раскаяние – это не для меня. Но я бы подготовил себе путь для отступления в стан победителей, как это сделал наш общий друг Северус... – Не смейте так говорить! Да Вы и мизинца его не стоите, да Вы, Вы... – Джинни задыхалась от ярости. На этот раз закипела вода не только в ее кувшине, но и в том, что стоял на столе у Малфоя. Люциус удовлетворенно кивнул головой. Он не ошибся... Эти кретины преподнесли ему прекрасный подарок. Только не надо пережимать. – Успокойтесь, мисс Уизли, я постараюсь больше не затрагивать эту болезненную тему. – С чего вдруг такая деликатность? – Здесь не так уж много собеседников, – вздохнул Малфой. – Давайте не будем ссориться, мисс Уизли. Лучше отдохните, тем более, что силы Вам еще понадобятся, завтра придут дементоры. Он замолчал. Джинни села на кровать и закрыла лицо руками. «Дементоры, дементоры, – эхом отдавалось в ее голове, – завтра придут дементоры...»
viola: Ветер задувает свечу, но раздувает костер. Франсуа де Ларошфуко Глава 4. Австралия, февраль 2005 г. В действительности человек хочет не знаний, а определенности. Рассел Бертран Сны посещают меня все реже и реже. Наверное, я должна этому радоваться, ведь среди них нет ни одного счастливого. Но для меня именно эти сны и есть настоящая жизнь, лишившись их, я потеряю себя и снова стану призраком. Четыре года я словно не жила, а просто существовала, ни к чему не стремясь и не испытывая никаких эмоций. Но теперь-то я чувствую! Мир приобрел краски, запахи, вкус. И пусть пока я лучше ощущаю горечь полыни, чем сладость земляники, пусть я различаю только черный и красный цвета, но это лучше, чем жить все время в сером вязком тумане. У меня было прошлое, и все чувства остались там. Я могу их вернуть только одним способом – вспомнить. За четыре года новые эмоции так и не появились, а в прошлом только две страсти оказались достаточно сильны, чтобы прорваться сквозь стену, окружающую мою память, – любовь и ненависть. Любовь к человеку, которого я не помню. И ненависть к тем, кто его убил. Может, это глупо, но у меня наконец появилось, ради чего жить. Вспомнить! Я должна вспомнить. И я не сдамся. Кто же я? И кто такая Анна Смит? Когда меня нашли, мне было около двадцати лет. По документам Анны Смит – двадцать один, конечно, я им не верю, но зеркало говорит мне то же самое. Правда, я и ему не верю... Судя по речи, я – англичанка. Анна Смит тоже из Великобритании. Давно надо было туда съездить, но я ужасно боюсь летать на самолете. А морем – слишком долго, мой отпуск не так уж велик. Я понимаю, что это только отговорки, но до той ноябрьской ночи мне было как-то все равно. У меня хорошее образование, обширные знания, но иногда и в них я словно наталкиваюсь на невидимую стену, как будто кто-то специально отгородил часть моей памяти. И об эту стену можно биться, пока не потеряешь сознание или пока не сойдешь с ума.
viola: Что еще? Я не девственница. Причем и в этой области мои знания достаточно велики. Одно время меня даже посещало ужасное предположение, что в прошлой жизни я была профессиональной... нет, даже мысленно не могу произнести. Но потом я несколько успокоилась, поскольку поняла, что тут я, скорее, теоретик, чем практик. Словно я специально изучала человеческое тело и теперь знаю все нужные точки, нажимая на которые можно доставить наслаждение... или боль. Но мысль о чужих прикосновениях, о том, что до меня могут дотрагиваться неизвестно чьи руки, причем неважно – мужские или женские... К горлу сразу подкатывает тошнота. Я и с Дереком-то сошлась не сразу, причем это была скорее потребность организма, чем удовольствие. Кстати, о том, что у меня есть такие специфические знания, я узнала не так давно. Мы встречались с Дереком где-то около полугода, когда я попала в довольно неприятную ситуацию. Как-то вечером я решила немного сократить путь и пошла по темной пустынной улице. Знакомая история, не так ли? Сколько таких я читала в газетах, а все оказалось не впрок. Я и опомниться не успела, как из подворотни выскочил какой-то парень, и через несколько секунд я уже стояла, прижатая к стене, а этот придурок держал у моего горла нож. Пока я пыталась вспомнить, что телевизор советует делать в таких случаях, мои руки действовали словно независимо от рассудка. Они легко пробежались по телу мужчины, после чего тот выронил нож и с остекленевшим взглядом рухнул на землю. Я хотела было убежать, но гражданская сознательность взяла верх, да и незадачливый насильник уже не выглядел опасным, так что я осталась и вызвала полицию. Патрульная машина появилась через пять минут и вскоре мы были в полицейском участке. Я так и не смогла толком объяснить, что произошло, впрочем, мне и не очень-то хотелось рассказывать о своих интуитивных действиях. Я сказала только, что этот парень напал на меня, но ничего не успел сделать, потому что у него вдруг случился припадок. Кажется, мне не очень-то поверили, так как у мужчины врач констатировал болевой шок и временный паралич. Но поскольку этого придурка уже давно разыскивали за подобные дела, то меня не стали слишком допрашивать, поблагодарили за содействие и отпустили, предупредив только, что мне, наверное, придется повторить свои показания на суде. Я рассказала эту историю Дереку, в то время я ему еще все рассказывала. Он заинтересовался, причем интерес его оказался достаточно практического плана. Он предложил мне положиться на интуицию и попробовать настроиться на то, что человека надо не вырубить, а доставить ему удовольствие. А себя предложил в качестве подопытного. Эффект превзошел все ожидания, во всяком случае, все мои ожидания – точно. Я закрыла глаза и даже не пыталась контролировать свои действия. Через пару минут Дерек уже дошел до оргазма. А ведь я не использовала ничего, кроме рук, даже раздеваться, и то не понадобилось. Дерек, когда пришел в себя, сказал, что я, должно быть, изучала какой-то редкий вид массажа, а может быть, борьбы, по его словам, это почти одно и то же, разница только в целях, которые нужно достичь. Что еще я о себе знаю? Я среднего роста, блондинка, такая... светло-русая. Внешность самая обыкновенная – не красавица, но и не уродина. Особых примет нет. Вот только не мое это лицо, и за четыре года я к нему так и не привыкла. Одно время я хотела длинные волосы отпустить, надеялась, что так будет лучше. Не получилось, не растут они, словно заколдованные. Да, как это я пропустила, у меня же есть еще одна особенность, не знаю, как ее правильно назвать... но Дерек говорит, что я экстрасенс! Я могу подвинуть взглядом карандаш и угадать, какая карта лежит наверху колоды – черная или красная. Но не это главное. Я чувствую опасность, угадываю настроения, легко просчитываю реакцию человека на то или иное (не очень значительное) событие. Я умею влиять на большие группы людей, что не раз помогало мне в преподавательской работе. Если я прислушиваюсь к интуиции, то всегда делаю правильный выбор, причем не важно, что мне надо выбирать: платье, учебник, дорогу. Ошибка была только один раз – в том случае с насильником, правда, теперь я думаю: ошибка ли это? Или это еще одна ступенька в той лесенке, которую я строю около стены в своем разуме, надеясь перелезть через нее, раз уж сломать невозможно. Может быть…
viola: Не так трудно умереть за друга, как найти друга, за которого стоит умереть. Мигель де Сервантес Глава 5. Шотландия, ноябрь 2004 г. Время и деньги - самое тяжкое бремя в жизни, поэтому самые несчастные из смертных - это те, у кого и того, и другого в избытке…. Джонсон Сэмюэль Маленькую квадратную комнатку заполняло голубоватое сияние, исходившее не только от потолка, но и от стен, и от пола, не давая появиться даже малейшей тени. В этом сиянии стеклянное ложе было почти незаметно, казалось, что накрытое тонкой белой тканью тело просто парит в воздухе. Дверь была незаперта, да и неудивительно, все равно магическое поле было, как всегда, настроено лишь на четверых: директора клиники, лечащего целителя, самого пациента и человека, который оплачивал лечение. Всех остальных ждала быстрая и неминуемая смерть, о чем любезно предупреждала надпись на каждой двери. Но и те, кто мог не бояться поля, входить имели право лишь в крайнем случае, каковых пока в клинике не случалось. Двое мужчин смотрели в окошко, через которое можно было прекрасно разглядеть всю маленькую палату. – Как он? – безнадежно спросил тот, что повыше, и запустил руку в свои и без того взъерошенные волосы. – По-прежнему, мистер Поттер, – худощавый пожилой целитель в форменной одежде клиники св. Лазаря покачал головой, – никаких изменений. Они снова замолчали. Было слышно, как потрескивают факелы, освещающие коридор. Из-за слишком сильного напряжения магического поля здесь не действовало даже заклинание «Люмос», к тому же волшебные палочки сдавались охраннику еще на входе в подземелье. Это правило распространялось даже на директора клиники и соблюдалось строже, чем в любом Министерстве Магии. Здесь вообще было много правил, причем нарушение любого из них каралось изгнанием без права на возвращение. В маленькой частной клинике имени св. Лазаря всегда царила тишина. И дело вовсе не в том, что там было мало народа, нет, несмотря на высокие цены пациентов хватало. Персонал отбирался с особой тщательностью и совершенно не рвался потерять такую высокооплачиваемую работу, и если учесть, что одним из критериев отбора было умение держать язык за зубами, не удивительно, что некоторые охранники и помощники целителей старались вообще не произносить ни слова в рабочее время. А клиенты, учитывая специфику лечения в клинике, даже если бы и хотели, шуметь просто не могли. Впрочем, они и не хотели, слишком хорошо было известно, что правила установлены для всех, так что никакие деньги не помогут нарушителю получить еще один курс лечения. На территории клиники, защищенной всевозможными заклятьями, запрещалось аппарирование и применение любой магии, кроме бытовой. Метлы безжалостно конфисковывались сразу, как только их владельцы приземлялись. К тому же площадка для приземления была всего одна, да и той разрешалось пользоваться только в исключительных случаях, обычно клиенты прибывали на экспрессе «Эдинбург–клиника св. Лазаря». Здесь их встречали чистенькие расторопные эльфы, багаж исчезал в мгновение ока и оказывался в подготовленных номерах, где можно было отдохнуть и подготовиться к курсу лечения. Клиника могла себе позволить окружать своих клиентов максимальным комфортом, один час лечения стоил как минимум галеон, и это только для постоянных клиентов, делающих заказ не меньше, чем на 2400 часов. При этом минимальный профилактический курс для поддержания здоровья составлял 240 часов. Нормальный курс, позволяющий пациенту излечиться от всех хронических (не острых) заболеваний, предполагал 1140 часов пребывания в палате. Те же клиенты, которые имели достаточно денег и могли себе позволить заказать полный 4320 часовой курс, излечивались от всего, включая аллергию, плоскостопие, сколиоз, близорукость, а также клаустрофобию и боязнь высоты. В клинике св. Лазаря лечили все болезни, даже те, от которых не существовало лекарств. Более того, человек выходил из палаты не только абсолютно здоровым, но и восстановившим силы и полным жизненной энергии. Считалось, что после полного курса достаточно ежегодно ложиться на профилактический и можно продлить жизнь как минимум в два раза. Неудивительно, что ни одна палата не пустовала, а очередь была на год вперед. Никто не знал природы магического поля, применяемого в клинике, даже ее владелец, который финансировал исследования. Изобретатель погиб во время атаки Упивающихся Смертью на его экспериментальную лабораторию, так никому и не раскрыв принцип работы поля. Осталась клиника, но там исследовать поле не удавалось, поскольку любая магия рядом с ним попросту переставала действовать.
viola: Так и работает на юге Шотландии единственная в мире клиника св. Лазаря. И каждый волшебник мечтает накопить достаточно денег, чтобы пройти там курс лечения. А может, и не только волшебники. Но болтливость в клинике не приветствуется, и клиенты стараются не задавать лишних вопросов.... Поле не лечит только один вид болезней – психические. Оно, конечно, помогает избавиться от некоторых фобий и комплексов, но никогда не исцелит безумца. Можно полностью восстановить искалеченное тело, но невозможно вернуть утраченный разум. Именно об этом и думал сейчас Гарри Поттер, с обреченным видом слушая целителя. Все, что тот мог сказать, Гарри уже знал наизусть. – Мистер Поттер, Вы меня совсем не слушаете, – целитель Леонурус прервал свой монолог и укоризненно посмотрел на молодого человека. – Я Вас слушаю, – Гарри устало вздохнул, – но, видите ли, все это не имеет никакого значения, я своего решения не изменю. – Но это же бессмысленно, мистер Поттер, – Леонурус поднял глаза к потолку, – о, Мерлин, это же просто бесполезная трата Ваших денег. Ему нельзя помочь. Невозможно. Вы это понимаете? Невозможно! Он здесь уже почти четыре года, но может пролежать хоть сто, хоть тысячу лет – тело живое, а разум мертвый. Он не придет в себя никогда, это просто живой труп. Это так же бессмысленно, как пытаться вылечить человека от поцелуя дементора... – Замолчите! – Гарри с ненавистью посмотрел на целителя. – Вы хоть представляете, о ком говорите? Вы знаете, чем ему обязан весь наш мир? Чем мы все ему обязаны? А чем ему обязан я? Все, что Вы можете сказать, я слышал уже тысячу раз. И от директора, и от Вашего предшественника – целителя Валериануса. Так вот, повторяю в тысячу первый раз: я своего решения не изменю. Он кинул еще один взгляд в светящееся мертвенно-голубое окошко, развернулся и быстро зашагал к выходу. Злополучный целитель поспешил за ним, соображая, как теперь успокоить разъярившегося легендарного героя. Леонурусу вовсе не улыбалась мысль приобрести такого врага. А вдруг командир Особого Подразделения Авроров окажется злопамятным? Тут еще некстати вспомнилось неожиданное увольнение Валериануса.... Гарри раздраженно выдернул свою волшебную палочку из рук медлительного охранника и вышел на улицу. Целитель шел следом и бормотал какие-то извинения, но молодому магу было не до того, он вдруг остро почувствовал, что происходит что-то странное и очень важное. Интуиция его еще ни разу не подводила, ведь работа аврора требовала постоянной концентрации и жесточайшего самоконтроля. Тут руку пронзила такая острая боль, что Гарри пошатнулся, чувствуя, как темнеет в глазах. Это было не просто ноющее болезненное покалывание, которое возникало, если он в словах или мыслях слишком приближался к засекреченной теме. Печать Молчания пылала. Казалось, что к руке приложили раскаленный прут. – Что же такое происходит? – пробормотал молодой человек, чувствуя, что волна боли понемногу спадает. Не обращая внимания на изумленных охранников, он выкрикнул: – Акцио, Молния! – В конце концов, Особое Подразделение Авроров имеет и особые права. Даже здесь. – Срочный вызов, – не раздумывая, солгал он, – прошу прощения за то, что нарушаю ваши правила. Молния-14 взмыла вверх, и через пару секунд за пределами защитного купола раздался хлопок. – Это же надо, аппарировать на такой скорости, – Леонурус покачал головой. Охранники кивнули дружно, но не очень искренне, судя по восхищенным взглядам, которыми они уставились в точку на небе, где только что был легендарный победитель Того-чье-имя-до-сих-пор-не-решались-произносить-вслух. Целитель снова покачал головой и медленно пошел к главному корпусу. Ему еще предстояло отчитаться перед директором клиники о результатах разговора с мистером Поттером. – Ну ничего, в следующий раз он появится только через два месяца, – утешал себя Леонурус. В клинике св. Лазаря все всегда происходило строго по расписанию. Или не всегда?
viola: Ветер задувает свечу, но раздувает костер. Франсуа де Ларошфуко Глава 6. Австралия. Февраль, 2005 г. В поисках ответа натолкнешься на вопросы. Йозеф Чапек Завтра Новый Год по восточному календарю. Дерек его любит и считает, что мы обязательно должны отпраздновать. Я соглашаюсь с ним скорее по привычке, а еще потому, что мне совсем не хочется спорить. Мне надоели эти новогодние праздники посреди лета, хочу нормальный Новый Год, со снегом... Впрочем, мне в последнее время ничего не нравится. Я устала от ожидания, от попыток что-нибудь вспомнить, от своего собственного бездействия. Однако я точно знаю, что время действовать еще не пришло, что надо дождаться... Чего? Не знаю, но покорно жду, даже не пытаясь возражать своей интуиции, все равно она всегда оказывается права. Но как это выматывает... Сегодня мы с Дереком идем в парк развлечений. Это не местный, там мы уже сто раз бывали. Недавно по телевизору рассказывали про приехавший из Европы передвижной парк с аттракционами, где все стилизовано под Средневековье. Дерек сразу загорелся, заявил, что это должно меня развлечь, а то я в последнее время какая-то скучная стала. Заметил, не прошло и полгода. Надоел он мне. Все мне надоело... ***
viola: Когда мы пришли, веселье было в самом разгаре – визг, смех, шум. Много разных аттракционов, комнаты страха и смеха, шатер гадалки, тир, клоуны, в общем, все как обычно. Да и стилизация под Средневековье была и правда сделана неплохо, хоть и схематично. Через пару часов мы с Дереком разделились. Он захотел пойти в Комнату Страха, а я вспомнила свои сны и решила, что ужасов мне и так хватает. Так что, постояв пару минут в раздумьях, я направилась к шатру гадалки. Вообще-то, я совсем не верю в предсказания, не читаю гороскопы и считаю всех прорицателей шарлатанами. Не знаю, откуда у меня такое предубеждение. Но здесь же гадают не на самом деле, это всего лишь развлечение, к тому же именно сейчас к шатру не было очереди. Когда я вошла, мне навстречу выплыла колоритная старуха, похожая на средневековую ведьму, как их изображают в детских книжках – в островерхой шляпе и черной мантии. Она сняла покрывало с хрустального шара и заговорила вкрадчивым голосом: – Ты хочешь узнать свое будущее, дитя мое? Я почувствовала раздражение, терпеть не могу, когда ко мне так обращаются. Да и ее хрустальный шар вызвал у меня неожиданную злость. – Нет, – ответила я довольно резко, – я бы предпочла узнать свое прошлое. Гадалку не обескуражил такой ответ, видимо, она ко всяким нахалкам привыкла. – Все, что пожелаешь, моя дорогая, – она загадочно улыбнулась и извлекла колоду потрепанных карт. Я почувствовала некоторый интерес к происходящему. Конечно, это все просто маскарад, обычное надувательство, но впервые появился человек, который согласен поговорить про мое прошлое, а не предлагает вспоминать самой. Тем временем женщина перетасовала карты и разложила их на куске странного шелка, серого с металлическим отблеском. – А в прошлом у тебя, дитя мое, большая любовь и большая потеря... Я вздрогнула от неожиданности. Сразу такое попадание, просто невероятно... я же никому об этом не рассказывала. Гадалка продолжала уже другим, слегка встревоженным тоном: – Смерть... много смертей... война... снова смерть... – Меня пробрал холод, нет, это не похоже на шутку. – Предательство... тюрьма... забвение... сон... Она вдруг отшвырнула карты, словно они жгли ей руки, и с ужасом спросила: – Кто ты? – Ты же ясновидящая, вот и скажи, кто я, – слова вырвались у меня прежде, чем я успела их обдумать. Она жестко сказала: – Сядь! И открой свой разум, если действительно хочешь знать ответ. Я подчинилась, впервые у меня появилась надежда, что у моих проблем вот-вот пояится решение. Сесть было нетрудно, но вот с разумом... Я попыталась расслабиться и позволить своим мыслям течь как можно свободнее... Кажется, получилось, я словно уплывала в неведомый мир... Из этого состояния меня вывел вопль гадалки.
viola: Я вскочила и с ужасом уставилась на валяющуюся на полу женщину. Она тихо стонала, прижимая ладонь к правой руке чуть ниже локтя. Когда я попыталась помочь ей подняться, она отшатнулась с перекошенным от ужаса лицом и прошептала: – Уходи, я ничем не могу тебе помочь. Ничем! Слышишь? И никому не говори, что была у меня. Я почувствовала такую злость, что готова была разгромить все вокруг, только чтобы дать этой злости выход. Да что же это такое? Впервые появился человек, который меня узнал, а в том, что она действительно узнала меня, в этом я не сомневалась ни минуты. И что? Я должна просто развернуться и уйти? – И не подумаю, – отчеканила я, – сейчас схожу за Дереком... – Почему я это сказала? На самом деле у меня и в мыслях не было посвящать его в свои дела. Но ход оказался настолько правильным... – Это высокий мужчина в синей рубашке? – уточнила старуха, словно она видела Дерека, но не знала по имени. – Да, – я даже не удивилась. – Не надо, не зови его, – она практически взмолилась, – ты не знаешь, во что меня втягиваешь, я не должна привлекать внимания Надзора. – Конечно, откуда мне знать, – резко ответила я, – никто же не хочет мне объяснить... – Я не могу. Никто из нас не имеет права даже разговаривать с тобой. А если я произнесу хоть одно лишнее слово, то Печать попросту убъет меня. – Из кого «из нас»? Что за печать? – Я чувствовала, что разгадка совсем близко. – Что означают мои сны? Гадалка закрыла лицо руками. Теперь в ее облике не осталось и следа той спокойной уверенности, которую она излучала, когда я только пришла. – Не дави на меня, – прошептала она жалобно, – у меня нет сил тебе противостоять, я всего лишь обычная ведьма и не могу дать отпор Истинной Колдунье. Если ты прочитаешь мои мысли, Печать Молчания уничтожит меня, а твою силу засекут. Твой Наблюдатель все поймет, и тебе снова сотрут память... Я снова села, оглушенная этим заявлением. Слишком много и слишком мало... Истинная Колдунья... Это она обо мне? Наблюдатель... память. Так я вовсе не теряла память, ее специально стерли... И эта женщина меня боится. Так кто же я? Она отняла руки от лица и уже немного спокойнее сказала: – Предлагаю сделку. Я скажу тебе все, что смогу. Все, за что Печать меня не сожжет. И помогу, чем смогу. А ты дашь магическую клятву, что не забудешь о моей помощи. – Хорошо, но и ты поклянись, что ничего не утаишь. Она кивнула головой и твердо произнесла: – Клянусь. Я секунду помедлила. Такую клятву нельзя давать кому попало. Но... выбора у меня нет. – Клянусь.
viola: Ветер задувает свечу, но раздувает костер. Франсуа де Ларошфуко Глава 7. Австралия. Февраль, 2005 г. Тот, кто не помнит своего прошлого, осужден на то, чтобы пережить его вновь. Сантаяна – Итак, кто я? – Не могу сказать. – Кто и почему стер мне память? – Это наказание. – За что? – Не могу сказать. Я сжала зубы, чтобы снова не выйти из себя. Для чего я давала магическую клятву, раз эта старуха ничего не может сказать? Уж не продешевила ли я? Гадалка терпеливо ожидала следующего вопроса, не пытаясь меня поторопить. – Почему я некоторые умения постепенно вспоминаю, а о себе не помню практически ничего? – Нельзя стереть человеку всю память и при этом не сделать его идиотом. Поэтому блок накладывают на личные воспоминания, а также на то, чему учили в... школе. Подробностей я не знаю, это очень специфический вид магии. Все, что тебе удалось вспомнить, ты выучила сама или в мире магглов. – Где? – Я не поняла последнее слово, но, в принципе, слова гадалки меня обрадовали. Хоть какая-то определенность. К тому же она не знает, что я помню и кое-что личное... – Не важно... – она тяжело вздохнула и грустно посмотрела на меня. – Девочка моя, не стоит тебе возвращаться, ты и не представляешь, какие у тебя враги. И не ждет тебя никто, не вернуть тебе ни друзей, ни любимого... – она осеклась. – Так это правда... – Я снова почувствовала прежнюю боль, скользящую по каждому нерву и скручивающуюся в животе в тугой ноющий узел. – Его убили... убили... Его убивали долго и мучительно, а я на это смотрела... – Воздух неожиданно сгустился, я сгибалась под лавиной жутких ощущений, прорвавшихся в мою память. Я помнила свои бессильные слезы, тщетные попытки освободить связанные руки, палочку, приставленную к своему горлу, и звонкий веселый голос, произносящий одно пыточное заклинание за другим. Погружаясь во тьму, я даже радовалась, что милосердный блок в моем разуме не позволяет всплыть ни одной картине и я не вижу того, чьи муки для меня страшнее своих собственных
viola: Очнулась я на полу, гадалка тихо сидела рядом. Увидев, что я пришла в себя, она негромко сказала: – Вот видишь... Ты все еще хочешь вернуться? – Да! – почти выкрикнула я. Вернуться и расплатиться с долгами. – Дороги назад не будет, девочка моя. Здесь и сейчас ты должна сделать окончательный выбор. Ты можешь просто уйти. Твой друг любит тебя, вы проживете длинную и спокойную жизнь... – Нет. И меня ничто не остановит. Она долго смотрела на меня своими странными янтарными глазами. Потом кивнула. – Верю. Тогда – вперед. Ты в начале непростого пути. Я ответила ей прямым взглядом. – Тогда выполняй свою клятву – помоги мне. Анна Смит не сможет пройти этот путь. Гадалка усмехнулась. – Хочешь фальшивые документы? Это несложно. – Она вытащила из шкафа карту, что-то написала на ней и протянула мне. – Спросишь вот по этому адресу, покажешь карту, а потом сожжешь ее. Но платить тебе придется самой, я женщина бедная. – Она снова усмехнулась, но посмотрела на меня с уважением. – Твои таланты не преувеличены, ты попросила единственное, что я могу для тебя реально сделать. Но есть и мои собственные умения. Хочешь, предскажу твое будущее? – Я не верю в предсказания, – машинально ответила я. – Знаю, девочка моя, знаю... Я тебе все-таки погадаю, а ты уж поступай, как хочешь. Она вновь раскинула карты. Двенадцать штук легло вокруг странной дамы без лица, остальные расположились запутанным узором. – Здесь тебя ничего не держит... А там никто не ждет... Силы твоей никто не знает, да ты и сама ее не знаешь... Знания твои велики, он тебя многому успел научить... Твой дар не из тех, что приносят счастье, но если им правильно распорядиться... Ждет тебя долгий и запутанный путь... И новая война, если ты готова ее начать... Верь своей интуиции, ее никто не сможет обмануть... Твой враг скоро поймет, что ты вернулась, будь осторожна... Не пытайся ничего о себе узнать, это бесполезно, ты должна вспомнить сама... – Почему? – прервала ее я. Гадалка несколько секунд помолчала. В неверном пламени свечей ее лицо выглядело смертельно усталым, словно разговор со мной вытянул из женщины слишком много сил. – Ты можешь найти о себе информацию, можешь выучить свою историю, но не вернешь чувства и эмоции. Так ты просто сойдешь с ума... Но я еще не закончила, – она посмотрела на две оставшиеся карты. – Сердце твое не умерло, не мешай ему любить... А решить твое дело может только Суд Великих... если ты поймешь, о чем его надо просить... И больше я ничего не могу сказать. – Она смешала карты.
viola: Я закрыла глаза. Что еще? Сюда я больше не вернусь, я знала это совершенно точно. Значит, все надо закончить прямо сейчас. – Дай мне совет. – Что? – удивилась старуха. – Совет. – Я открыла глаза и посмотрела на нее: – Ты не можешь сказать, что мне нужно делать, так скажи, что мне делать нельзя. Она нахмурилась. – Серьезная просьба... Ты действительно умна. Итак... Тебе нельзя рассказывать своему другу, он любит тебя, но приставлен за тобой наблюдать. Тебе нельзя носить это кольцо, оно засечет твою силу. Когда ты вызвала бурю, его же не было на пальце? Я кивнула. Почему-то я совсем не удивилась. Дереку я давно не верила, а его кольцо никогда не любила носить и на ночь всегда снимала. – Не пускай больше никого в свои мысли. Это несложно, твой уровень достаточно велик, чтобы ты могла закрыть свой разум простым усилием воли. Если тебя узнает враг, тебя схватят и снова сотрут память. – А если друг? – Друг... – она говорила все медленнее, – не так уж много их у тебя осталось... Видишь ли, тот, кто тебя узнает, получит Печать Молчания и не сможет тебе ничего рассказать и ничем помочь. Я теряю силы с каждой секундой, пытаясь бороться с ее властью. Это слишком сильное колдовство, я не знаю его сущности. А теперь уходи, прошу тебя... Я кивнула и пошла к выходу. Но что-то продолжало меня беспокоить, словно я упустила какую-то важную деталь или... нет, просто кое-что показалось мне нелогичным... Я остановилась на пороге и снова посмотрела на гадалку. Мне показалось, что ее окружает блеклое свечение, похожее на бледный лунный свет. – Почему ты работаешь здесь? Она горько усмехнулась, вся ее величественность куда-то испарилась, теперь это была просто старая усталая женщина. – Я – оборотень. В Англии мы стали изгоями, а работать на другие страны я не буду. Прощай, моя девочка, и помни свою клятву.
viola: Интермедия. Шотландия, ноябрь, 2004 г. Нет в жизни звука более захватывающего, чем стук в дверь. Чарльз Лэм – Итак, он отказался... – Как всегда. – Директор клиники св. Лазаря развел руками. – Проклятый мальчишка. Ему что, деньги девать некуда? – У меня сложилось впечатление, что для него это вопрос принципа. Целитель Леонурус тоже пришел к такому выводу. На самом деле мистер Поттер не верит, что пациент когда-нибудь придет в себя, но таким способом успокаивает свою совесть. Откупается, так сказать. – Директор помялся, а потом робко спросил: – А может, оставим все как есть? Он ведь, и правда, безнадежен, такое не лечится. Да и чем он вообще может нам навредить? – Не знаю. Что я тебе, прорицатель? Но он точно опасен, все расчеты на это указывают. Директор клиники вздохнул и с тоской посмотрел на голову в камине. Этот разговор с незначительными вариациями повторялся после каждого визита Поттера и всегда заканчивался ничем – повздыхают и расходятся до следующего раза. Только головная боль остается. И почему хозяин так настаивает? Впрочем, ему лучше знать – как-никак Магистр Арифмантики. Но ситуация сложилась тупиковая. Он снова вздохнул и с надеждой спросил: – Может, у него деньги закончатся? – В ближайшие десять лет вряд ли, у него же все немалое состояние Поттеров плюс богатства Блеков. Чертов Визенгамот признал невиновность Сириуса Блека и законность его завещания. Так что теперь богаче Поттера только наследники Малфоев да Марчбэнксы будут. А ведь ему еще и Министерство платит военную пенсию и аврорскую зарплату. Оба снова задумались. Директор тихо мечтал вернуться на пять лет назад и отказаться от должности в клинике св. Лазаря. Работал бы сейчас администратором в больнице св. Мунго, и никаких проблем... – А можно его как-нибудь самим отключить? – нарушил молчание хозяин. – Целители же признали его безнадежным. С какой стати он занимает место, которое может понадобиться настоящим больным. – Да вы что! – возмутился директор. – Мы не имеем права! Меня за такое в Азкабан отправят, а клинику закроют или переведут под контроль какой-нибудь комиссии. Сами знаете, сколько народу в Визенгамоте на нас зуб точат. Вам нужно, чтобы тут шныряли их люди и всюду совали свой нос? – Верно, – вздохнул хозяин. – А что, если представить это как случайность? – Такая случайность в нашей клинике? Клиенты и так недовольны, что вынуждены проводить столько времени без сознания и без собственной охраны... – Опять верно. Репутация прежде всего... Директор с ужасом ждал следующего предложения. Похоже, хозяин очень сильно обеспокоен, раз начал предлагать такое, видимо, нервы начали сдавать. О, Мерлин, что он еще придумает? Небольшое зеркало в резной раме вдруг ярко засветилось. Одновременно забарабанили в дверь. Причем так громко и торопливо, что директор схватился за сердце. Только проблем в клинике ему сейчас не хватало! Он кинул торопливый взгляд на дверь, а потом умоляюще посмотрел на хозяина. Тот слегка скривился. – Я вернусь через два часа, сам не пытайся со мной связаться, у меня будут посетители. – Голова в камине исчезла. Директор с облегчением вздохнул и поспешно открыл дверь. На пороге стоял один из охранников, выражение его лица не предвещало ничего хорошего. – К вам посетитель, сэр, – с трудом выговорил он. – Какой еще посетитель? – У директора явно не хватало фантазии, чтобы представить человека, который мог бы так напугать их тщательно подобранную охрану. – Здравствуй, Найджел, – прошелестел знакомый голос, – не узнаешь? Из тени шагнул высокий мужчина в белой мантии. Директор попятился, охваченный самым настоящим паническим ужасом, и остановился только тогда, когда уперся в стол. А он-то наивно думал, что после разговора с хозяином его уже ничем не напугать.
viola: То, что не убьет тебя, сделает тебя сильным. Фридрих Ницше Глава 8. Азкабан, сентябрь 2001 г. Выпейте яда для сна без снов... Пелегрин Джинни шла по темному коридору, пробираясь почти на ощупь. Затхлый сырой воздух казался столь густым, что легкие с трудом выжимали из него хоть немного кислорода. Тишину нарушало лишь эхо ее собственных шагов. Девушка не помнила, сколько времени она уже брела по лабиринтам этих коридоров, но упорно двигалась вперед, заставляя непослушные ноги делать шаг за шагом. Вот и очередная развилка – два густо-черных пятна, значит, опять пришло время выбирать. Но как делать выбор, если не знаешь, где ты? Джинни привычно свернула направо. Она всегда сворачивала направо, чтобы, по крайней мере, установить хоть какую-то систему в своих передвижениях. Босые ступни скользнули по мокрому полу, девушка не удержала равновесия и упала, перед глазами запрыгали цветные круги, а по разбитым коленкам заструилась кровь. Джинни не спешила подняться, лежать было так приятно и легко, гораздо проще, чем двигаться. Может, так и остаться здесь? Все равно идти некуда... Девушка хрипло вздохнула и вдруг замерла. В тишине отчетливо слышался звук шагов, который она заметила уже давно и принимала за эхо. Но теперь-то она никуда не идет... Да и как она вообще могла подумать, что это эхо? Тихая, крадущаяся поступь принадлежит кому-то другому, но вот кому... никак не вспомнить... Ладони вдруг стали липкими от пота. Джинни вскочила и помчалась вперед, не разбирая дороги, она забыла и про усталость, и про боль, все опасности, которые могли подстерегать ее впереди, казались ерундой по сравнению с тихими шагами за спиной. Но темнота – тоже враг, она подстроила западню... Девушка с разбегу врезалась в стену и снова упала. Однако теперь у нее не было желания лечь и забыться, ведь тот, кто шел за ней, все приближался. Джинни начала шарить вокруг, пытаясь найти дорогу, но всюду были только холодные склизские стены. Она в отчаянии стукнула кулаками по полу и резко поднялась. Кровь стучала в висках, воздуха не хватало, перед глазами плыли цветные круги... Но времени приходить в себя не было, девушка поняла, что есть только один путь – назад, где-то там есть ответвление в другой коридор, надо найти его, пока преследователь еще далеко. Но не успела она сделать и пару шагов, как снова уперлась в стену, а ведь еще минуту назад здесь ничего не было... Джинни громко и зло расхохоталась. Это ловушка! Но гриффиндорцы никогда не сдаются, а семья Уизли всегда училась на Гриффиндоре. Не бывает безвыходных ситуаций. И Гарри бы ни за что не сдался. Эта мысль придала ей сил, и девушка начала ощупывать каждый сантиметр стены, пытаясь найти хоть щелочку, которую можно расковырять и... Есть! Один камень слегка шатался. Джинни отчаянно начала его выдергивать, обламывая ногти и расцарапывая руки в кровь. Она не чувствовала боли, не замечала бегущего времени, не думала ни о чем, кроме этого камня. И ее усилия увенчались успехом, последний рывок – и в образовавшуюся дыру хлынул поток яркого света. Девушка прильнула лицом к отверстию, с наслаждением вдыхая чистый воздух. Она слышала чьи-то голоса, но не могла разобрать слов, видела размытые фигуры, но привыкшие к темноте глаза слезились от света. Наконец резкость восстановилась, а вместе с ней пришел и звук, словно слух тоже не сразу смог отвыкнуть от тишины.
viola: – Кого ты поймал? – кричала Нарцисса, ее красивое лицо исказилось и стало похоже на маску какой-то злобной восточной богини, которую Джинни видела в учебнике по Истории Магии. – Идиот! – Она первая, кто пришел, – возражал Драко, бросая обеспокоенный взгляд в сторону девушки, – вот ловушка и захлопнулась. Джинни замолотила кулаками по стене, будто и впрямь рассчитывала разбить гранит руками. И стена не выдержала. Со страшным грохотом, поднимая тучи пыли, тяжелые камни обрушились прямо на Драко... – Убийца! – завопила Нарцисса, у которой вдруг выросло шесть рук. – Черная Вдова, – мягко усмехнулся Люциус Малфой, – сожрет кого угодно. Окровавленный Драко вдруг подмигнул. – Ты жив! – возмутилась Джинни. – Конечно, жив, – снисходительно улыбнулся Люциус, – Малфои так просто не умирают. – Он жив, Гарри! – Девушка умоляюще посмотрела в глаза стоящему в дверях любимому. Но Гарри Поттер только покачал головой и защелкнул наручники. – Так будет лучше для тебя. – Так будет лучше для нас всех, – виновато сказал Драко, – я не хочу тебя убивать. Но Джинни даже не посмотрела на него. – Гарри! – Прости... – Молодой человек закусил губу так, что по подбородку потекла струйка крови, и отвернулся. Откуда-то из тени вышла Гермиона. – Помоги мне! – крикнула ей Джинни. – Я не могу... – Но почему? – Еще не время... Ослепительно яркая вспышка поглотила все вокруг, и Печать на руке Джинни взорвалась болью... ***
viola: – Мисс Уизли, с вами все в порядке? – Д... да... – пробормотала она, чуть ли не с облегчением сознавая, что по-прежнему находится в камере Азкабана. – Опять кошмар? – сочуственно спросил Люциус Малфой. – Не совсем... – Джинни не знала, как лучше объяснить свое впечатление от сна, – он был ужасно страшный, но это не главное... У меня такое чувство, как будто... как будто я пытаюсь собрать мозаику, знаете, есть такие детские... не важно... И некоторые кусочки уже на местах, я вижу, что получается какая-то картинка, но не понимаю ее смысла. Не вижу связи между фрагментами. – Интересная у вас реакция на дементоров, мисс Уизли, – задумчиво пробормотал Люциус, – что-то она мне напоминает... – Что именно? – девушка приподнялась на локте, стараясь не застонать: боль на месте Печати так и не прошла. – Пока не могу сказать точно... а вы лучше не тратьте силы, ложитесь и постарайтесь расслабиться. Джинни послушно легла, в очередной раз отметив, что Малфой то ли очень хорошо ее изучил, то ли видит сквозь стены. Неизвестно, что хуже. Она каждый раз с трудом отходила от вызываемого дементорами стресса. Зато Люциусу хоть бы хны, все время свеженький, словно ночевал не в тюрьме, а в собственной комфортабельной спальне, куда с ним равняться. Джинни начала делать дыхательную гимнастику, с тоской мечтая о шоколадке. Хотя чего жаловаться? Ей и так повезло. Если бы не Малфой, она бы загнулась тут в первый же месяц. Теперь удается засыпать перед приходом дементоров, а кошмары – сущая ерунда по сравнению с тем, что чувствуешь, когда эти твари застают тебя бодрствующей. Она пережила это всего два раза и с тех пор стала слушаться своего опасного соседа беспрекословно... почти. Уж очень любил он отдавать приказы, ничего при этом не объясняя. Но теперь они союзники, и Джинни не старалась скрыть от себя тот печальный факт, что хватило всего двух дней, чтобы гордая гриффиндорка переступила через свои принципы и заключила договор с дьяволом. Девушка содрогнулась, вспоминая второй день в Азкабане. Память безжалостно возвращала ее к тем жутким моментам, заставляя вновь и вновь чувствовать, как медленно и неумолимо накатывает липкая густая волна страха... Холодно... И как ни бейся, только сильнее запутываешься в ледяной паутине. Кричишь, не слыша своего голоса, плачешь, а слез нет... Хочется отключиться, потерять сознание... умереть. Мир искажается, воспоминания меняют краски, образы становятся невыносимо яркими. И кажется, что никогда не выберешься из этого жуткого калейдоскопа... Она уж перестала сопротивляться, когда в крутившую ее воронку прорвался чей-то голос, оглушающий, словно раскаты грома, и ледяная паутина начала таять... Когда Джинни очнулась, то услышала, как Люциус Малфой нараспев тихо произносит какие-то заклинания. Она закашлялась. – Слава Мерлину, – с облегчением сказал Малфой, – я уже думал, придется Патронуса создавать, чтобы вас в себя привести. – Как вы смогли тут выжить столько времени? – прокашлявшись, спросила она. – Это же невозможно выносить. – Ну что вы, – судя по голосу, Люциус улыбался, – большинство здешних обитателей – люди толстокожие. Такие чувствительные натуры, как вы, долго в Азкабане не задерживаются. – Похоже, и я не задержусь, – пробормотала Джинни, от ее вчерашней бодрой надежды не осталось и следа. – Не паникуйте. Я вам помогу, – серьезно сказал Малфой. – Зачем? – Хм... действительно, интересный вопрос. Зачем... А затем, мисс Уизли, что я хочу видеть вас живой, свободной и желательно в здравом рассудке. – Но почему? – Потому что сам я на такое рассчитывать не могу. – Ясно. Не хотите отвечать, – тихо усмехнулась Джинни. Последовала долгая пауза. Наконец Люциус заговорил снова. – У нас с вами есть кое-что общее кроме этой тюрьмы, мисс Уизли. – И что же? – Враги.
viola: Интермедия 2. Нормандия, поместье «Les Pins Hauts», декабрь 2000 г. Возьмите мое сердце, а я возьму ваше, ибо я живу только им. (Морис Дрюон «Французская волчица») Каждый раз, когда я видела их, мою душу охватывала печаль. Почему? Я не знаю ответа. Теперь, когда их трагическая история стала известна всему миру, я могла бы сказать, что это было предчувствие. Но разумом я прекрасно понимаю, что никогда во мне не было и толики прорицательского дара, той божественной искры, которая позволяет приоткрыть завесу будущего. Скорее всего, я просто слишком долго прожила в этом мире и научилась не только смотреть, но и видеть, не только видеть, но и понимать. А может быть, это моя собственная горькая утрата сделала сердце более чувствительным к чужой боли и научила замечать предвестия трагедии… Они приехали рано утром, когда первые солнечные лучи только-только озарили левый флигель, единственный, который не был прикрыт с востока высокими соснами, давшими название поместью. Именно в это утро я почему-то проснулась еще до рассвета и решила составить компанию сэру Френсису за утренним чаепитием. Старый джентльмен изо всех сил старался, чтобы его манеры ни в малейшей степени не напоминали пирата, и рассказывал мне о тех прекрасных временах, когда великая Елизавета была настоящей королевой как для волшебников, так и для маглов. Я не спорила с ним, сэр Френсис – единственный англичанин во всем поместье, поэтому даже такая полусоотечественница, как я, здесь, на чужбине, была для него настоящим подарком судьбы. Поэтому я доброжелательно слушала и даже старалась называть Ла-Манш Английским каналом. Когда открылась дверь и служащие отеля внесли вещи, мы одновременно посмотрели на вошедших… Я увидела высокого темноволосого мужчину, статного и уверенного. Но не этим он сразу обращал на себя внимание. В его спокойствии виднелась железная воля, а от взгляда непроницаемых черных глаз мне стало не по себе. Что угодно может скрываться за таким взглядом – страсть, боль, ненависть, счастье… Его невысокая хрупкая спутница особой красотой не блистала, но ее цветущая юность в сочетании с умом и немалой магической силой производили немалое впечатление. – Узнаете их, мадам? – сэр Френсис смотрел на пару с огромным интересом, он даже толкнул меня локтем, на миг забыв о том, что он джентльмен, а не простой моряк. – Газетчики не врут, они и впрямь Неразделимая Пара, я давно не встречал таких. Я молча кивнула. Конечно, я их узнала. Даже при полном равнодушии к современным событиям надо быть слепой и глухой, чтобы не знать этих людей. И теперь, спустя год после войны, они продолжали приковывать к себе всеобщее внимание. Но мне не хотелось ничего говорить. Я смотрела вслед уходящей паре, чувствуя, как сердце сдавливает ледяной обруч тоски… Следующие несколько дней я видела их довольно часто. Мне стыдно признаться в этом даже себе самой, но я за ними немножко следила. Они притягивали меня, и я стремилась за ними, словно под воздействием Манящих Чар. Я жадно ловила их жесты, взгляды, обрывки фраз, и мне казалось, что только я понимаю их по-настоящему. Для всех они были нормальной, счастливой и очень знаменитой парой. Ими восхищались и им завидовали, хотя большинство взглядов, которыми их провожали, были просто доброжелательно-любопытствующими. Впрочем, им было все равно. Они не замечали никого кроме друг друга.
viola: Я наблюдала из окна флигеля, как они бродили по тенистым аллеям. Как сидели у костра, и она склоняла голову ему на плечо, а он накрывал ее руку своей. Как она перебирала струны гитары, а он смотрел на нее с грустной полуулыбкой. Как он делал карандашные наброски, а она клала голову ему на колени, что-то говорила и тихо смеялась… Они были, и правда, счастливы. Но не тем чистым, неомраченным счастьем, которого можно было бы ожидать от героев-победителей, избранников судьбы и любимцев нации. Нет, это было так хорошо знакомое мне мучительное, жестокое и щемящее счастье. Так счастливы люди, которым жизнь дала всего несколько дней… а то и часов, от которых надо успеть взять все до последней капли. И никто не знает, сколько еще осталось… Они оба чувствовали, что их счастью скоро придет конец, но, наверное, только я видела, как они пытаются скрыть друг от друга свою тревогу. Силы их были на исходе. Их пальцы сплетались так, что потом оставались синяки. Их взгляды стали мучительно внимательны, как бывает, когда люди изо всех сил стараются запечатлеть в памяти облик кого-то безумно дорогого, облик того, кого больше никогда не увидит в этой жизни… В наш тихий отель многие едут в поисках покоя, персонал здесь неболтливый, а посторонние не допускаются на территорию поместья. Люди, даже самые умные, думают, что покоя можно достигнуть, всего-навсего спрятавшись от других людей. Наивные… от себя ведь не спрячешься… Они уехали через неделю. Я грустно наблюдала, как они спускались в холл, понимая, что вижу их в последний раз. Девушка поставила сумку на стол, при этом случайно столкнула папку с бумагами, и по полу рассыпались несколько рисунков. Я смотрела на них, чувствуя, как в горле встает ком. Сквозь каждый набросок со знакомыми видами Ла-Манша, соснового леса, дюн или утесов проглядывало одно и то же женское лицо, словно рука рисовала не то, что видят глаза, а то, что стоит перед мысленным взором. Каждый миг… Через три дня я узнала о трагедии по ту сторону пролива. В Англии не так много мест, где висят мои портреты, но я посетила их все, пытаясь увидеть и услышать хоть что-то кроме официальной версии. Безуспешно. Но я понимала, что это не конец, и нисколько не удивилась, услышав о второй трагедии. Неделимая Пара… Ученые маги утверждают, что мертвые не могут чувствовать. Наверное, им лучше знать. Кто я такая, чтобы с ними спорить? Мое тело превратилось в прах сотни лет назад, и я теперь лишь жалкая тень, отпечаток на холсте. Но слезы у меня настоящие – соленые и горькие…
Gloria Griffindor: Ой, грустно-то как... Пока ничего больше написать не могу.
viola: Gloria Griffindor А я предупреждала, что весело не будет
Rada: viola Даже спрашивать боюсь, запланирован ли хэппи-энд... Впрочем, в любом случае это будет красиво...
Зелёный чай: viola СПА-СИ-БО!!! Вы не забросили фанфик! Каюсь, каюсь, я уж думала – бросили. Предыстория трагедии глазами портрета – это здорово. Кусочек замечательный. А можно дикий вопрос? Дама на портрете часом не королева Изабелла, дочь Филиппа Красивого? Уж очень интонации отрывка напоминают её судьбу, да и эпиграф соответствует. )))
viola: Rada Может быть не очень хэппи... но и не трагедия. Все получат... не то чтобы по заслугам, но... никто не уйдет нисчем. Зелёный чай Я его не брошу. Честное слово. Дама и правда Изабелла Французская. Мужеубийца причисленная к лику святых. Я не стала писать это прямо, чтобы не слишком влиять на восприятие, но это изначально была Изабелла.
Rada: viola пишет: Может быть не очень хэппи... Чем жестче начало, тем легче будет удовлетвориться самой малостью хэппи в конце.
полная версия страницы