Форум » Библиотека-4 » Тетралогия о Люпине и Поппи. Часть I. “Remedia amoris”. Джен, так и не перешедший в гет. ММ, ПП, РЛ » Ответить
Тетралогия о Люпине и Поппи. Часть I. “Remedia amoris”. Джен, так и не перешедший в гет. ММ, ПП, РЛ
teodolinda: Название: "Remedia amoris" Автор: teodolinda Бета (больше, чем бета!): zanuda Герои: Минерва МакГонагалл, Поппи Помфри, Рем Люпин. Категория: полуджен-полугет Рейтинг: PG Дисклеймер: на чужое не претендую, своего не отдам! Саммари: история о том, что и Минерва МакГонагалл может проявить слабость. Перевод названия: обычно это словосочетание принято понимать как «Лекарство от любви» – именно так называется, в частности, знаменитая поэма Овидия, – но латинская грамматика позволяет понять его и как «Лечение любовью» – чем я и воспользовалась. Первая часть тетралогии о Люпине и Поппи. Четыре фика о Люпине и Поппи я уже выкладывала на АБ, но теперь отчего-то захотелось собрать их вместе и выложить как единое целое, а не клубок сайд-стори.
Ответов - 7
teodolinda: I – Вы в своем уме?.. – нежно интересуется Поппи, и Минерва чувствует, как сердце пропускает удар: вопрос обращен к Дамблдору. Видно, дело гораздо хуже, чем она думала... Директор не отвечает, Поппи невозмутимо продолжает вытирать руки, и затянувшаяся пауза явно не кажется ей неловкой. Ох, как плохо-то... Бумажное полотенце летит в мусорную корзину, Поппи придирчиво рассматривает свои ладони, потом любезно поясняет: – Мне дороги результаты моего труда... Я мальчика с того света вытащила, и угробить его не дам. – Почему «угробить»? – вполне миролюбиво спрашивает наконец Дамблдор. – Потому что если вы сейчас ему скажете, что сделал с ним лучший друг, я за последствия не отвечаю! II – Сейчас – зелье, а потом будем менять повязки, уж не обессудьте... – сказала Поппи, приподняв голову Люпина. Глядя, как он пьет, Минерва вспомнила сцену, виденную утром – синеватое лицо на белоснежной наволочке, оранжевое зелье, пузырящееся на безвольных губах, салфетка в руке Поппи, вытиравшей безразличный рот. – Гадость... – пробормотал он, отдуваясь. – Гадость, – Поппи отняла чашку от его губ. – Утром я еще не такое в вас вливала, вы даже не поморщились. Прогресс налицо. – Я не помню... – тускло ответил Люпин, устало откинув голову на подушку. – И хорошо... – прошептала Минерва. Поппи не торопясь готовила материал для перевязки, и Минерва подумала, что надо бы выйти – подумала с облегчением, тут же устыдилась этого облегчения, но выйти все равно не успела: мальчик вдруг посмотрел прямо на нее, явно с трудом фокусируя взгляд, но в его глазах ей померещилось удивление. – Утром... – тихо сказал он. – А который час? – Четыре, – отрывисто буркнула Поппи, раскладывая на тумбочке бинты и мази. – Почему... как четыре? – Пополудни, – мрачно добавила Поппи. Надо повернуться и выйти отсюда, попробовала приказать себе Минерва, но ноги словно вросли в пол. На Люпина она старательно не смотрела. Поппи начала разматывать бинты на левой руке мальчика... Как-то так случайно вышло, что Минерва на мгновение скользнула взглядом по тому, что открылось под повязкой... инстинктивно зажала ладонью рот. Мерлин, кажется, он видел ее реакцию... Как неудобно получилось! Нет, показалось, наверно, – мальчику не до того, ему же больно... Ох, Минерва, какая же ты... – ты рада, что неприятный разговор можно отложить еще на какое-то время, потому что он сейчас ничего не спросит, ему бы не закричать... Надо выйти – пусть кричит, при одной Поппи он не будет стесняться. Толстый слой густой темно-желтой мази равномерно ложится на то, чему следует быть кожей, Люпин тяжело переводит дыхание и спрашивает ломким от боли голосом: – Но почему? Поппи хмурится, Минерва читает на ее сосредоточенном лице совершенно недвусмысленный упрек: мое, дескать, дело – мази накладывать, а с педагогической политикой разберитесь, наконец, сами, только мальчика не мучайте! Словно поняв, что от профессора МакГонагалл толку не будет, он перевел замутненный взгляд на Поппи. – Потому что в этот раз вы потеряли гораздо больше крови, чем обычно, – хмуро говорит она. – Вам было намного хуже, чем вы привыкли... Внутри у Минервы что-то болезненно сжалось, она напряглась в ожидании следующего вопроса. Но Поппи закончила с перевязкой рук, откинула одеяло... и Минерва смогла наконец выйти из палаты – почти бегом. Она стояла на крыльце, старалась глубже вдыхать холодный, резко пахнущий осенью воздух – чтобы прогнать тошноту, когда к ней вышла Поппи. – Тебе нехорошо? – Нет-нет, все в порядке... – быстро ответила Минерва: не хватало еще признаться в такой позорной слабости. Поппи не стала приставать с расспросами – то ли из деликатности, то ли от собственной усталости. – Слушай, я что подумала: может, ему вообще ничего не говорить? Взять с Блэка и Поттера слово, что не расскажут... Поппи посмотрела удивленно. – Ты понимаешь, что это будет значить для Рема? Если он не узнает, что так искалечил себя, потому что его подразнили запахом жертвы, он будет ждать повторения – каждое полнолуние, Минерва! Представляешь, каково это? Мы испортим ему всю жизнь... Ох, Мерлин... – А сейчас он больше не спрашивал? – Минерве очень хочется верить, что в вопросе не прозвучала надежда увильнуть от разговора, надежда, что как-нибудь обойдется без нее... Поппи улыбнулась улыбкой, больше похожей на оскал. – То-то ты вылетела как ошпаренная! Тебя чуть не вырвало, когда ты это увидела. Как думаешь, он мог о чем-то спрашивать, пока я все это месиво обрабатывала? Минерву передернуло. – Почему ты не дала ему обезболивающего? Она сразу пожалела о вопросе – сейчас получит в лучшем случае что-нибудь вроде «Вот хочешь, дам тебе совет, как Трансфигурацию преподавать?» Но, к ее немалому удивлению, Поппи только вздохнула тяжело и устало: – Нельзя больше – у него и так уже скоро из ушей зелья польются... а заклинания эту боль не убирают. Но он молодец, держится. – Ладно, мне пора на урок... Слизерин, шестой курс... – Подожди-ка, я тебе успокоительного налью... – Зачем? – Чтобы Снейпа не убила. – Снейпа-то за что убивать?.. – вздохнула Минерва, ничуть не обидевшись на удивительное предположение, будто она может сорваться на невиновного. – Слушай... а если рассказать Люпину часть правды: что в тоннеле был посторонний... а откуда он там взялся, не говорить? Поппи секунду помолчала, покусывая губу и хмурясь. – Хорошо. Так мы испортим ему не всю жизнь, а только оставшееся время в Школе – он будет знать, что в тоннель может пройти посторонний. Вот разве что сказать, кто это был... – Ты прости меня, что я к тебе пристаю... Просто я... не представляю, как с ним говорить об этом, – Минерва оперлась локтями о перила и спрятала лицо в ладонях. Поппи подошла ближе, прислонилась к перилам – так что Минерва плечом почувствовала ее тепло. – Да приставай на здоровье... Только я не хочу, чтобы ты ждала от меня слишком многого, – вздохнула Поппи. – Я всего лишь врач, Минерва... – Ты мудрая женщина, Поппи... Она рассмеялась хрипло и неожиданно искренне: – Да уж, конечно! Ладно тебе, иди на свой урок! III – Профессор МакГонагалл, я же никогда больше двух дней не пропускаю... а сейчас... Похоже, ему гораздо лучше – взгляд осмысленный, почти сидит, уроками интересуется... – Ничего страшного, Люпин, я уверена, вы быстро догоните... Он улыбнулся: – Если что, мне друзья помогут... «Если вы захотите их видеть...» – подумала Минерва. Видимо, разговор будет сейчас. Мерлин, такое чувство, что весь запас силы воли ушел на то, чтобы заставить себя пойти в Больничное Крыло. Поговорить с Поппи наедине не удалось – Минерва застала ее возле кровати Люпина, но, похоже, он до сих пор ничего не знает. Поппи выглядит ужасно, и Минерве совершенно не по душе очевидная связь между чуть порозовевшими щеками мальчика и резко обозначившимися морщинами лучшей подруги... это, наверно, тоже магия, но какая-то необычная, не та, знакомая с детства, – отдать другому человеку часть своего здоровья... Одно Минерва знает твердо: спрашивать Поппи не стоит, в ответ можно получить только какую-нибудь колкость. – Я все равно не понимаю, почему в этот раз так... Минерва увидела, как застыла Поппи, потянувшаяся было рукой ко лбу мальчика... Но Люпин продолжил: – И почему ко мне никто не пришел? – Только не говорите, что вы вчера хотели кого-то видеть! – оттаяла Поппи, и Минерва почувствовала, что разговор опять отложен. Так и будем хвост по частям рубить... – Ладно, температура нормальная... Обезболивающего? Люпин на секунду задумался, словно прислушиваясь к своему телу. – Нет, пожалуй. Спасибо. Терпимо. – Ну вот и славно, – кивнула Поппи. – Отдыхайте. Может, книжку какую-нибудь? Минерва с трудом подавила улыбку, поймав виноватый взгляд мальчика. – Спасибо, мадам Помфри. Я так полежу – голова какая-то шалая... – Еще бы не шалая... – вздохнула Поппи. – Кроветворный процесс – штука долгая и непростая. А уж при такой потере... Она махнула рукой, не договорив, и направилась к выходу. Минерва последовала за ней, но у самой двери их остановил робкий голос: – А сегодня вы пустите ко мне ребят? Минерве казалось, что она готова к этому вопросу, но сейчас, когда ее пальцы уже коснулись ручки двери, и она уже как-то расслабилась внутренне... слова мальчика застали ее врасплох. Поппи метнула на нее вопросительный взгляд – что тоже было ошибкой, как поняла Минерва через секунду: по-хорошему, в этой ситуации декану следовало адресовать вопрос хозяйке больничного крыла, а никак не наоборот... Люпин – вот остер мальчишка, даром что «голова какая-то шалая»! – заметил их замешательство, приподнялся на локтях, быстро спросил: – Профессор... мадам Помфри... что-то случилось? Вы ведь все время что-то недоговариваете... Нельзя винить Поппи за молчание, подумала Минерва, ей и так досталось больше, чем нам всем вместе взятым. – Рем, что вы помните? – она понимала, что говорит что-то не то, но не могла придумать, что именно надо говорить. Все слова, продуманные и отрепетированные в тиши кабинета, вылетели из головы... Поппи бесшумной тенью скользнула обратно к кровати, присела на край. Люпин чуть подался вперед – его напряжение болью отдалось в груди Минервы, – хрипло сказал: – Что я должен помнить? Что случилось? Кого я... Он не договорил, Минерва не сразу поняла, что происходит: Люпин резко сел – Мерлин, как он может, у него же не живот, а сплошная рана! – мелькнуло белое, лишенное выражения лицо, и тут Поппи вдруг сгребла его в охапку, крепко прижала к себе, тоже явно не думая о его ранах... Несколько мгновений они сидели молча, чуть раскачиваясь, потом Поппи заговорила, неестественно громким голосом, четко выговаривая слова: – Вы никого не тронули, Рем. Все в порядке. Я клянусь вам, что вы никого не тронули. Клянусь – слышите меня? Он не отвечал, Минерва на подгибающихся ногах подошла ближе, но кроме спины Поппи и нелепо торчащих забинтованных рук не могла увидеть ничего. Тогда она заставила себя обойти кровать... Лицо Поппи было странно сосредоточенным, она смотрела в одну точку где-то на стене, одной рукой крепко прижимала голову мальчика к груди, другой – гладила его по спине, но, как показалось Минерве, без капли ласки – с силой проводя вдоль позвоночника... – Вы. Никого. Не тронули. Слышите? – все тем же размеренным голосом повторяла она. Люпин никак не реагировал, не плакал и не дрожал – просто был похож на безжизненный окостеневший манекен... – Вы слышите меня? Я вам клянусь, что вы никого не тронули, – монотонно повторяла Поппи, не замолкая ни на секунду. Сколько прошло времени, Минерва сказать не могла – ей показалось, что она уже много лет стоит, глядя на эту слившуюся в странном объятии пару... Наконец он ожил, дернулся, обмяк, сказал что-то – Минерва не расслышала, но Поппи, видимо, поняла, прервалась на полуслове, осторожно уложила его и сказала совсем другим, почти нормальным тоном: – Конечно, больно... Почувствовали? Хорошо... Все в порядке, мой мальчик. Я вам клянусь, Рем, вы никого не тронули... Пожалуй, впервые в жизни Минерва услышала дрожь в ее голосе... Поппи с трудом поднялась, ее явно шатало... – Ты идиотка... – почти беззвучно прошептала она. – У него же главный страх – что он кого-то укусит, а помнить об этом не будет...
teodolinda: IV Лампы уже погашены, на полу лежат серые прямоугольники зыбкого света, льющегося из высоких окон. Минерва сама не знает, чего бы ей хотелось: выяснить, что Поппи уже легла, и на цыпочках удалиться, или застать подругу бодрствующей и... и тогда придется расспрашивать, как отреагировал Люпин, когда узнал правду... Ей мучительно стыдно, но у нее в самом деле был урок, она никак не могла остаться на этот разговор! За дверью личных комнат Поппи стоит мертвая тишина. Минерва некоторое время раздумывает, постучать или уйти, потом вдруг решительно идет дальше по коридору, сворачивает за угол. Так и есть – из-за двери единственной в Больничном Крыле отдельной палаты пробивается полоска света. Она подходит ближе, стараясь не дышать, чуть шире приоткрывает дверь... Слабо горит ночник, Поппи сидит на краю кровати и что-то говорит шепотом. Ну что она делает? Времени уже за полночь, она так измучилась... Минерва отходит от двери, замирает у окна. Несколько минут стоит неподвижно, думая, как поступить, но тут Поппи сама выходит в коридор. – Я так и знала, что это ты... – вздыхает она, подойдя к Минерве. – Я старалась не шуметь... Поппи, ты себя так угробишь, – о главном спросить она не может. Поппи – черт, на ней лица нет! – улыбается: – Зачем глушить человека снотворным, когда можно просто посидеть с ним рядом? – Ну он хоть заснул? – Да... Они медленно идут по коридору, в молчании доходят до комнаты Поппи. – Спокойной ночи?.. – полувопросительно говорит Минерва. – Прими сама чего-нибудь и ложись спать немедленно! – Нет, я еще хочу чаю выпить. Мне надо в себя прийти, а то не засну, только проваляюсь полночи... Составишь мне компанию? Странный вопрос – да и Поппи, похоже, ни секунды не сомневается в ответе: взмахом палочки открывает дверь, жестом предлагает войти... Минерва проходит внутрь. Первое, что делает Поппи, войдя, – с видимым наслаждением переодевается в домашний халат, просторный, мягкий, теплый... Заваривает умопомрачительно ароматный чай – Минерва уже давно отчаялась спрашивать рецепты, все равно повторить не сможет! – наливает две большие кружки. В мягком, ласкающем глаза полумраке они молчат, сидя друг напротив друга за столом, Поппи отрешенно грызет соленое печенье... Минерва прекрасно помнит, что так и не спросила о главном: как мальчик перенес известие о предательстве друга, но заводить этот разговор сейчас кажется совершенно немыслимым Тишина становится вязкой, теплой и сонной, обволакивает их, Минерва, как это часто бывает с ней в обществе Поппи, думает о том, насколько важно для человека иметь кого-то близкого, с кем можно так вот уютно молчать. Поппи одной рукой подпирает подбородок, пальцами второй задумчиво водит по боку кружки. У нее, кажется, уже сами собой закрываются глаза, но Минерва не уходит, знает, что ее присутствие не только не в тягость Поппи, а необходимо ей... Она абсолютно уверена, что почувствует, когда надо будет встать и попрощаться... Стук в дверь, должно быть, был очень тихим, но они обе вздрагивают, Поппи роняет печенье... – Минерва, сделай доброе дело: скажи, что я померла! Сердце нехорошо сжимается, пока она идет к двери: Заместитель Директора профессор МакГонагалл не может не беспокоиться, когда в полпервого ночи кому-то понадобился врач, частное лицо Минерва от всей души желает провалиться на месте любому, кто осмелился побеспокоить Поппи... В коридоре, прислонившись к стене, стоит Рем Люпин. О, Мерлин и все горгульи! – Профессор... а мадам Помфри?.. – бормочет мальчик еле слышно, и Минерва видит даже в темноте, как он мучительно заливается краской... Она не успевает ответить – Поппи внезапно оказывается рядом, собранная, настороженная, словно не она мгновение назад засыпала над чашкой чая... Спустя пару минут Люпин уже полусидит на диване, под спину подложены высокие подушки («Ваше счастье, мальчик мой, что волк не может дотянуться зубами до собственной спины!» – пожалуй, только этим комментарием Поппи выдала, как сильно она устала...), откуда-то призвано толстое легкое одеяло, а Поппи сосредоточенно растирает ступни мальчика, приговаривая сердито: – Босиком... по каменному полу... ну вот что вас понесло? – Простите, я заснул... и мне сразу приснилось... – он судорожно сглатывает, пытается продолжить, но Поппи мягким жестом останавливает его. – Дай ты ему снотворного... – шепчет Минерва: смотреть на это нет сил... Поппи резко вскидывает голову, говорит очень тихо, но у Минервы мурашки бегут по спине от ее тона: – Ты хоть примерно представляешь себе, сколько всякой дряни он уже выпил? Тебе прочитать лекцию о взаимодействии зелий? Минерва не отвечает, отворачивается, стоит, обхватив себя за плечи. Не обижается, что ее поставили на место при студенте... Разрывается между двумя чувствами – жалостью к Люпину, которому, как ни крути, хуже всех, и не по его вине, и досадой, что Поппи опять не дадут выспаться. Будь беспристрастной, приказывает она себе, – человек в поисках медицинской помощи не обязан принимать в расчет усталость врача! Придя к этому решению, она подходит к дивану. Поппи уже закрыла ноги Люпина, заботливо подоткнув одеяло со всех сторон, и теперь, склонившись над ним низко-низко, помогает устроиться поудобнее. А лицо-то у мальчика совсем малиновое... Да он весь горит – Минерве кажется, она со своего места чувствует жар, волнами идущий от Люпина. Мерлин... Поппи успокаивающе гладит его по голове, шепчет что-то так тихо, что Минерва не слышит. – Почему со мной можно так? – непонятно спрашивает Люпин, но Поппи, кажется, прекрасно его понимает. Отвечает негромко, одновременно поднося к его рту ложку какого-то зелья: – Дело не в вас, мальчик мой, а в Блэке... Он неплохой парень, но местами дурак. Идеальных людей на свете нет, и хорошо: это было бы очень скучно... Так что нам всем приходится мириться с недостатками тех, с кем мы дружим. – Но я же мог... – он вздрагивает всем телом, Поппи гладит его по плечу. Как жаль, что у нее нет детей, Мерлин знает в который раз думает Минерва. Как все-таки калечит наши жизни эта работа... – Тихо, мальчик мой! Вам еще придется подумать, прощать его или нет... Только не сейчас, сейчас у вас жар, вы неизвестно до чего можете додуматься... сейчас вам надо спать... Он расслабляется под ее руками, закрывает глаза. Несколько секунд лежит неподвижно, потом вдруг по его лицу пробегает судорога, и он невнятно бормочет: – Я уплываю куда-то... – Ну нет, мальчик мой, никуда я вас не отпущу, – твердо говорит Поппи, крепко сжав его плечи. Перед глазами Минервы вдруг встает лицо Сириуса Блэка, – и ее пугает мысль о том, с каким наслаждением она бы сейчас отхлестала по щекам своего студента... V В комнате пахнет странно – смесь восхитительного аромата свежемолотого кофе и тяжелого запаха пропитанных мазью бинтов, туалетного мыла, зубной пасты и влажных от горячечного пота простыней... Утренняя свежесть и ночь в бреду. – Привет! – Поппи улыбается, отступает в сторону, давая пройти. Минерва окидывает комнату взглядом – изрядный беспорядок, разворошенная пустая постель, склянки с зельями выстроились на придвинутом к дивану табурете... Люпина, к ее величайшему изумлению, она видит сидящим за столом. На его бледном, напряженном лице мелькает гримаса, которую, видимо, надо рассматривать как приветственную улыбку... – Доброе утро, как вы? – Спасибо, лучше... Минерва видит, как Поппи за спиной мальчика кривит губы и закатывает глаза... Видно, ночь прошла тяжело. Может, зря они ему вчера все рассказали? Но выхода уже не было – после того, что она ляпнула, не подумав... Минерве стыдно, что она ничем не могла им помочь – ни мальчику, ни подруге... Что-то еще ей не нравится во всем этом, со вчерашнего вечера смущает ее... она внимательно смотрит на Поппи. Из-под пушистого махрового халата густо-терракотового цвета, слишком мягкого, слишком свободно перехваченного широким поясом, торчит нежно-кремовая ночная сорочка – сочетание цветов достойное, спору нет, но все же лучше бы Поппи… выглядела чуть официальнее в присутствии мальчика. Минерву охватывает необычное ощущение собственной безукоризненной подтянутости: она вдруг словно всей кожей чувствует, как плотно облегает ее тело ткань платья, как чуть сдавливает грудь на вдохе, как последняя пуговица идеально лежит над ямкой между ключицами. Резкий выдох, – натяжение платья чуть ослабло – и Минерва проводит рукой по волосам, зачесанным в тугой и, разумеется, безупречно гладкий узел… Поппи, конечно, причесывалась сегодня утром, но явно очень небрежно – пышные вьющиеся волосы падают на лицо, лезут под ворот халата, одна прядь переплелась с тонкой серебряной цепочкой, убегающей вниз, под рубашку... Ночь у нее, понятно, была нелегкая, и не Минерве, спокойно проспавшей свои законные шесть часов, ее осуждать... но при мальчике... Нельзя упрекать ее и в том, что она оставила Люпина на ночь в своей комнате... но отчего-то вся эта ситуация тревожит Минерву. Люпин сидит, неловко скособочившись, словно чуть приподнявшись, локтями опирается на стол, полностью перенеся тяжесть тела на руки. Стоящую перед ним тарелку с кашей как будто не замечает – он слишком сосредоточен на том, чтобы просто сидеть. – Акробатикой занимаемся, – без особого энтузиазма в голосе сообщает Поппи, наклоняется над Люпином, приобнимает сзади за плечи. Минерва видит его лицо... и оно ей очень не нравится... хотя он изо всех сил старается избежать ее взгляда. – В туалет сам ходил, теперь вот позавтракать за столом захотелось. Люпин заливается краской – от шеи вверх, – и снова Минерва ловит себя на мысли, что надо встать и уйти, но оставлять их вдвоем почему-то кажется неразумным. Хотя после всего, что уже было... Мальчик делает какое-то неуловимое движение головой – и затылком прижимается к груди Поппи. Минерва вздрагивает, поднимает глаза на подругу – та стоит не шевелясь, отрешенно смотрит куда-то в сторону, только пальцами машинально разглаживает ткань пижамы мальчика... Чертова Поппи, она что, не замечает?! Нет, не замечает – он для нее всего лишь пациент, пусть и постоянный... Минерва лихорадочно пытается придумать, что сказать, чтобы прервать эту паузу, но в голову ничего не приходит, да и не хочется дать понять Люпину, что она обеспокоена... его состоянием. – Нет, это не дело, – наконец решительно говорит Поппи. – Давайте-ка в постель. В палату пойдете, или здесь останетесь? – Можно здесь? – шепчет Люпин. Он так хочет остаться рядом с Поппи, в этой пугающе интимной обстановке, что даже присутствие профессора МакГонагалл его не смущает? Или просто боится долгого и изнурительного путешествия до палаты? – Можно, да и мне спокойнее, – вздыхает Поппи, осторожно берет его под руку, помогает встать. Мальчик с трудом поднимается, такой нелепый и неуклюжий в пижаме, криво сидящей поверх толстого слоя бинтов, кое-как преодолевает несколько метров до дивана, навалившись на Поппи. – Кофе будешь? – спрашивает Поппи Минерву, одновременно закрывая Люпина одеялом, взмахивая палочкой и чуть морщась – невербальное «Акцио!», понимает Минерва. Действительно, из буфета появляется маленький столик на коротких ножках – специально для трапез в постели, – а со стола в воздух взмывает тарелка с кашей. – Буду, – отвечает Минерва, с ужасом наблюдая, как Поппи тянется к мальчику, заправляет салфетку за ворот пижамной куртки... она что, не видит, куда он смотрит?! С таким вырезом... при ее формах... Мерлин Великий, он же взгляд отвести не может! Но вот Поппи встает, идет в угол, где у нее оборудовано Все-Для-Кофе... Люпин не отрываясь смотрит ей в спину (до чего же эффектно этот проклятый халат подчеркивает все что можно!.. а Поппи есть чем похвастаться...), жадно следит за ловкими движениями ее рук... Минерва в сотый раз думает, уйти или остаться... Но кто в здравом уме откажется от кофе с корицей в исполнении Поппи Помфри? Изящная, высокая чашка, приятная нежно-бежевая пенка, запах, заставляющий забыть обо всем на свете... Поппи садится напротив, они улыбаются друг другу. Кроме чашек на столе ничего нет – они знают вкусы и привычки друг друга, обе не выносят кофе, приготовленный эльфами, обе не могут есть по утрам – если в будние дни Минерва еще как-то заставляет себя позавтракать, иначе до большого перерыва не дожить, то в субботу можно позволить себе пойти на поводу у своего организма... Прихлебывая кофе – без горечи терпкий, бодрящий без раздражения, – Минерва пытается глазами спросить подругу, как все-таки на самом деле Люпин перенес правду о том, что случилось... Поппи едва заметно пожимает плечами, слегка приподняв брови. «Так себе...» – понимает Минерва. Продолжать не решается: боковым зрением она видит, что мальчик по-прежнему не отрывает взгляда от Поппи... лучше не рисковать. А еще лучше – как-нибудь привлечь внимание врача к тому, что творится с больным, а внимание больного – к остывающей овсянке. Но как это сделать, Минерва не знает. Ее раздумья прерывает неброская серая сова, лихорадочно бьющаяся в окно. Поппи медленно встает, впускает ее – по ее движениям ясно, что она знает, от кого и о чем письмо. Минерва, впрочем, тоже догадывается... Записка оказывается совсем короткой – похоже, из одного только слова и без подписи. – «Жаль» … – усмехается Поппи, скользнув по записке взглядом. – А уж мне как жаль... Она бросает письмо на стол, направляет на него палочку. Пергамент рассыпается на сотни крошечных белоснежных перьев, которые тут же разлетаются по комнате и тают в воздухе. Минерва, завороженно проследив за последним перышком, переводит взгляд на Поппи. Та чуть улыбается, рассеянно глядя куда-то в сторону. Да, сегодня суббота, и после всего этого кошмара – Люпин, кажется, наконец-то занялся едой! – Поппи было бы очень кстати провести теплый уютный вечерок в отдельной комнате над «Кабаньей головой», с неспешным разговором под вкусный ужин (традиции – великая вещь: для этой пары в заведении Аберфорта всегда находятся и чистая посуда, и качественные продукты, и даже умение хорошо готовить!)... А потом – Минерве, по крайней мере, их встречи всегда представляются именно так – разговор сам собой сходит на нет, и – кто бы мог подумать! – оказывается, в «Кабаньей голове» знают толк в чистом постельном белье... После этих свиданий Поппи бывает более всего похожа на сытую, довольную кошку, и Минерва ей завидует белой завистью – как, должно быть, хорошо иметь такой... идеальный порядок в личной жизни. Такую вот старую связь, удобную, привычную, как любимый домашний халат... Абсолютная надежность, уверенность и доверие. Пусть нечастые, но неизменно приятные для души и тела встречи... Решение, спокойно и трезво принятое много лет назад по взаимному согласию: не связывать жизни, но и не терять столь дорогие для обоих отношения. Оба остались холостыми – Поппи в силу работы в закрытой Школе, он... да уж, Минерве не хватает воображения представить себе женщину, способную ужиться с Аластором Грюмом! Оба искренне ценят друг друга и редкие свидания... Оба твердо знают, что они друг у друга есть, и это их греет. Не то что у Минервы... Что толку работать бок о бок со своим предметом, если в отношениях царит полный кавардак, и с годами все становится только запутанней? Поппи потягивается, грустно вздыхает, улыбается Минерве. Встает, подтягивает ворот халата – ну надо же, догадалась, хотя могла бы заправить ночную сорочку и менее... чувственным жестом! – подходит к Люпину. Мальчик смотрит на нее виновато – не может быть, неужели он понял, что из-за него у мадам Помфри сорвалось свидание? Ой, как нехорошо! Поппи забирает у мальчика полупустую тарелку, мягко проводит рукой по его лбу, убирая волосы и одновременно проверяя температуру. Мерлин, как он на нее уставился, как он замер и напрягся под ее рукой! – Отдыхайте, Рем, – говорит она, явно не замечая его состояния. Минерва не выдерживает, допивает кофе одним глотком, резко встает. Поппи бросает на нее изумленный взгляд, Минерва глазами показывает на дверь. Они вместе выходят из комнаты. – Что ты творишь? – слов не хватает, но Поппи усмехается понимающе. – Мальчик явно пошел на поправку, ты об этом? – Поппи, черт тебя возьми! – Пусть он лучше пытается представить, что у меня под халатом, чем думает, как обошелся с ним лучший друг! VI До конца урока – двадцать минут... Ученикам дано задание для тренировки, остается только наблюдать за происходящим в аудитории, держа наготове палочку, чтобы сразу вмешаться в случае необходимости. Минерва опирается локтями на кафедру. Так, вот это круговое движение палочкой было совершенно лишним – ну конечно, великолепные волосы мисс Эванс вместо того, чтобы скромно изменить цвет, встают дыбом и начинают шевелиться... Зрелище, прямо скажем, жутковатое, но это еще не повод вмешиваться, пусть девочка сама попробует справиться. Вокруг раздосадованной Лили раздаются смешки, Минерва продолжает наблюдать. Конечно, на помощь приходит Поттер, одним взмахом приводит волосы девочки в порядок – надо же, невербально! Силен парень... – смех стихает: на лице благородного рыцаря отчетливо написано: «Ну-ну, кому тут смешно, подходи по одному!» Минерва старается скрыть улыбку, тренировка идет своим чередом. Так, а это что должно означать? – Люпин, вы уже закончили? Мальчик вздрагивает, смотрит на нее непонимающим взглядом – интересно, из каких грез она его вырвала? Вздыхает, берет в руки палочку, обреченно поворачивается к зеркалу. И кой черт понес его на Высшую Трансфигурацию?! Нет, конечно, по формальному критерию он проходил, и с запасом – стабильное «выше ожидаемого» за все предшествующие пять лет, прекрасный результат на СОВ... На организационной встрече в начале года он изъявил желание продолжать, а она не нашла в себе сил намекнуть, что не стоит. Зачем ему это? Увязался за друзьями? Странно, больше похоже на Петтигрю – хотя тот, надо отдать ему должное, к величайшему удивлению Минервы сдал экзамен на твердое «отлично»... Разумеется, до того шока, в который ввергли комиссию ответы Блэка и Поттера, ему далеко, но оценка была абсолютно заслуженной... А Люпин... На первом же уроке, стоило ей заговорить о Трансфигурации Человека, у него сделалось такое лицо, словно он откусил пол-лимона. С тех пор она наблюдает эту мину два раза в неделю по полтора часа... и грех его в этом упрекать. Минерва, машинально следя глазами за классом, пытается припомнить, какое сегодня число. За пять с лишним лет у нее выработался внутренний календарь не хуже чем у самого Люпина, но в этот раз все сбилось – после предыдущей трансформации он провел в больничном крыле намного больше времени, чем всегда, и обычный график – семь уроков посещает, восьмой пропускает – не работает. Так, а ведь полнолуние-то уже послезавтра... Люпин вяло машет палочкой, глядя в зеркало – как ни странно, получается! Он вообще довольно легко наверстал пропущенное, – способный парень, ничего не скажешь! – с помощью друзей, или без – для Минервы осталось тайной. С Блэком он явно не в ссоре – но у Минервы создалось странное впечатление, будто мальчику все равно: словно его мысли постоянно заняты чем-то другим, а вопрос, простить ли другу предательство, его больше не волнует. Урок закончен, все расходятся. Люпин долго складывает сумку, остается в классе последним. Блэк и Поттер задерживаются в дверях, поворачиваются, ждут... Через мгновение к ним присоединяется Петтигрю, успевший было выйти из аудитории. Люпин вдруг опускается обратно на стул. Мерлин, что же это такое? Минерва спешит к нему, с другой стороны подходят мальчики... – Люпин, что с вами? – Сейчас пройдет, простите, профессор... – бормочет он, глядя в парту. Черт, Поппи говорила, что следующее полнолуние будет тяжелым – он только неделю назад оклемался после предыдущего... Ох, а завтра суббота, и Поппи вчера вечером была настроена весело-возбужденно – верный признак назначенного свидания. – Люпин, если вам нехорошо – отправляйтесь к мадам Помфри... – вздыхает Минерва, и видит на лице мальчика странную гримасу – смесь радости, настороженности (что поняла умная МакГонагалл?) и страха. – Мерлин, за что мне это наказание? – восклицает Поппи, в сердцах ударяя ладонью по мокрым от дождя перилам. Они стоят на крыльце, Минерва чувствует себе ужасно неловко – словно она чем-то виновата, что Люпину стало плохо на ее уроке. – Ты его не отпустишь? – Ну куда я его отпущу? Давления никакого, еле на ногах держится, кости уже болеть начали... на полдня отпускать, а потом чтобы опять под руки ко мне привели? Зачахну я тут с вами, засохну и сдохну! Они молчат некоторое время, потом Поппи вдруг усмехается не то горько, не то смущенно. – Знаешь, я с ним пять минут посидела, и у него давление нормализовалось... вот ведь бред, а? VII – А они неплохая пара, верно? – задумчиво говорит Минерва и замолкает, вглядевшись в лицо подруги. – Ты что? – Да так, ерунда… – отмахивается Поппи, но от внимания Минервы не могут ускользнуть искорки озорного торжества и некоторое смущение в ее глазах. – Нет, правда, скажи! – вряд ли она стала бы настаивать, если бы не атмосфера этой свадьбы – атмосфера чуть истеричного подъема, веселья назло и счастья вопреки. Да и выпитое дает себя знать – Аластор отправлен за… третьим бокалом? Или четвертым?.. Поппи, впрочем, тоже не может похвастаться безупречной трезвостью… – Только не смейся! – жалобно говорит она, пытаясь сдержать улыбку. – Не буду! – преувеличенно твердо отвечает Минерва. – Знаешь, я все эти годы опасалась, что он так и не избавился от своей детской влюбленности… и что с другими женщинами у него поэтому ничего не клеится. От ответа Минервы Поппи спасает появление Аластора. Галантно протягивая им по бокалу шампанского, он внимательно – обоими глазами – изучает их лица … что-то ему явно не нравится, он тянется за палочкой… Поппи – а она, оказывается, краснеть умеет! – предупреждающе кладет руку ему на локоть, Минерва борется с душащим ее смехом… Поппи вдруг утыкается лицом в плечо Аластора и начинает хохотать. Аластор обычным глазом недоуменно смотрит на Минерву, волшебное око вращается с бешеной скоростью – хорошо хоть, кажется, он понял, что замешательство нетрезвых дам вызвано не происками врагов, а чем-то забавным и не представляющим опасности для жизни… Минерва разводит руками, едва не расплескав при этом шампанское: извини, дескать, ничего не могу сказать, не моя тайна... Поппи, отсмеявшись, вытирает глаза... Аластор смотрит все еще с подозрением, но палочку, наполовину вытащенную из-под мантии, все-таки прячет обратно. – Так что случилось? – Ничего, правда, не обращай внимания! – сквозь слезы и смех говорит Поппи. – Что значит «не обращай внимания»? – взрывается Аластор. – В такое время надо обращать внимание на все, что кажется необычным! Как ты не понимаешь? Ты же мудрая женщина, Поппи!.. И тут Минерва не выдерживает – начинает смеяться…
Algine: Интересная история :) Никогда бы не подумала, что Помфри и Люпина могут связывать какие-то чувства, хотя он и часто гостил у неё в крыле. Но верится. С удовольствием иду читать дальше.
teodolinda: Algine пишет: Никогда бы не подумала, что Помфри и Люпина могут связывать какие-то чувства, хотя он и часто гостил у неё в крыле Тысяча извинений, но чувства... эээ... несколько односторонние! Algine пишет: С удовольствием иду читать дальше С трепетом жду отзывов!
Algine: teodolinda Чувства-то разные. :) Со стороны Поппи - материнский инстинкт.
Gold: teodolinda Очень понравились все - и МакГонагалл, и Помфри, и Люпин. И история занятная - до этого не читала ни о дружбе МакГонагалл/Помфри, ни о каких-то чувствах Люпина к Помфри. Так что с удовольствием иду читать остальные части
teodolinda: Algine Algine пишет: Чувства-то разные. :) Со стороны Поппи - материнский инстинкт. Я, когда писала этот фик, до ужаса боялась, что мою любимую героиню заподозрят в нематеринском интересе к подростку. Отсюда и придумался ей пейринг - сначала просто чтобы оградить ее от подозрений! Gold Gold пишет: Так что с удовольствием иду читать остальные части С трепетом жду отзывов!
полная версия страницы