Форум » Большой зал » "Подари мне волшебство", фемслеш, ЛЛ/ПП, PG-13, мини » Ответить
"Подари мне волшебство", фемслеш, ЛЛ/ПП, PG-13, мини
BlackCat: Название: Подари мне волшебство Автор: BlackCat aka adena Бета: Mallin Рейтинг: Pg-13 Пейринг: Луна/Панси Тип: фемслеш Жанр: драма/роман Саммари: Случайная встреча двух женщин через 14 лет. Все 7 книг учтены. POV Луны, POV Панси Дисклаймер: моя только любовь Размещение: дайте знать
Ответов - 9
BlackCat: Открой мне дверь, и я войду, И принесу с собою осень. И если ты меня попросишь, Тебе отдам её я всю… (с) Дельфин ПРОЛОГ Не люблю Рождество. Как можно любить день, в котором чувствуешь себя одинокой, как никогда? Звенят шарики на ёлках, мигают разноцветными огнями россыпи лампочек, взрываются хлопушки; дети визжат и носятся как угорелые по улицам. А я стою в центре всего этого великолепия и никак не могу понять: да что же здесь хорошего?! Маггловский район – таких в Лондоне тысячи – мерцает, подсвеченный жёлтым светом уличных фонарей, в ожидании Рождества. Дома сидеть невозможно – серое одиночество давит, как многотонный пресс, и хочется уйти, раствориться в толпе незнакомых людей, чтобы хоть на время почувствовать себя не одной. Прогуливаюсь по тротуару вдоль магазинов с огромными витринами. За окнами горы подарков услужливо завёрнуты в блестящие обёртки, украшены огромными до нелепости бантами. Красноносый Санта-Клаус стоит у входа в книжный магазин, поздравляет всех прохожих с Рождеством. Улыбается такой заученной и ненатуральной улыбкой, что смотреть тошно. Прохожу мимо, а он даже не смотрит в мою сторону, как будто и нет меня вовсе. И даже обидно не становится - за столько лет привыкаешь. Бьют хлопушки, осыпая белые сугробы снега разноцветным конфетти, искрятся бенгальские огни. Нестройный хор голосов горланит в своё удовольствие рождественские песни; дети заливисто смеются… А у меня слёзы на щеках и пальцы немеют от холода… Глава первая. В этом что-то есть ЛУНА …Снегопад. Я его так люблю! Выбежать на улицу и кружиться в такт серебряным снежинкам и напевать себе под нос какую-нибудь песню. И не обращать внимания на удивлённые взгляды прохожих и тихие перешёптывания за спиной. Да что, в конце концов, они понимают?! Это же здорово, когда можно делать то, что хочешь. И магия не нужна – здесь и так невозможно прекрасно, чтобы позволить себе вмешаться в это великолепие. Снежинки тают на волосах, щёки горят от рождественского мороза, и так хорошо… Муж выходит на улицу, смотрит на меня с такой укоризной, что вся радость улетучивается. Становится неуютно; передёргиваю плечами и захожу в дом. - Ну, что ты, в самом деле. Люди же смотрят. Я молчу, а он так пристально разглядывает меня, будто видит в первый раз - Луна, послушай, - начинает и замолкает, подыскивая подходящие слова. А я знаю, что он хочет сказать. Он всегда говорит, что любит меня такой, какая я есть, но всё же не стоит так вести себя на людях. А мне хочется! Ну вот как ему объяснить? Да, мне уже тридцать, у меня двое детей, любящий муж, не пыльная работа в Министерстве. Вполне устоявшаяся жизнь, но такая… как будто лишённая магии. Нет, взмахнуть палочкой и произнести заклинание – этого хватает, а вот магии жизни, магии души, если угодно, нет. Бытовая магия – это и не магия вовсе, а так, средство существования, а я хочу сказку. Рождественскую сказку! А он не понимает… Ему важнее, что скажет кто-то, кто к его жизни не имеет никакого отношения. И мне до слёз обидно, что с этим ничего нельзя сделать. - Я знаю, Рольф, - говорю я. – Ты не сердись и не волнуйся за детей: они не увидят меня такой. Он кивает головой и несмело улыбается. Я улыбаюсь в ответ, целую его в щёку и иду накрывать рождественский стол. Ёлка уже наряжена, стоит, весело переливаясь разноцветными огоньками. Я хотела искусственную, но Рольф настоял на живой. И теперь это великолепно пахнущее зелёное чудо будет медленно умирать в нашей гостиной. *** …Вечер. Рольф наколдовывает большие, полупрозрачные, голубые шары. Они парят над накрытым столом и слабо светятся, потом неожиданно вспыхивают и разлетаются на сотни осколков-искр. Красиво. Мальчики верещат от удовольствия; шуршат разрываемые подарочные обёртки. Рольф обнимает меня за талию, прижимает к своей груди, что-то шепчет на ухо. Я не могу разобрать – слишком шумно, но так хорошо от тепла его тела и глухого, вкрадчивого голоса. - Это тебе, - улыбается он и вкладывает мне в руку крохотную коробочку. Там серьги. Дорогие, с огромными, до отвращения нелепыми зелёными камнями. Обнимаю мужа за шею, а сама смотрю за окно - туда, где снег заметает улицы – и вдыхаю свежий ёлочный запах. ПАНСИ Возвращаюсь домой, когда уже стемнело. За окном метель – соседних домов не видно. В пустой гостиной нет ёлки, праздничного стола, гирлянд, подарков. Там нет ничего! Да мне ничего и не надо; к чёрту. Всё к чёрту. Сшибаю со стола вазу. Она летит на пол, словно в замедленной съёмке, и разлетается на сотни мелких кусочков. Жаль, она мне нравилась. Рука привычно дёргается за палочкой, которую у меня отобрали ещё четырнадцать лет назад. Обзываю саму себя дурой, опускаюсь на колени и собираю осколки руками, потом иду за веником. - Слизеринка, - говорю я вслух. – Чистокровная слизеринка подметает полы. Я противна сама себе. *** Капает вода из крана на кухне; часы показывают полночь – семейный праздник подходит к концу, и слава Мерлину! На столе догорает свеча. Я часто их жгу – люблю запах воска. Рядом валяются неоплаченные счета. Подношу стопку бумажек к дрожащему пламени. Огонь лижет бумагу, светлеют напечатанные надписи, исчезают, превращаются в пепел. Стук в окно выдёргивает из состояния оцепенения, и я резко оборачиваюсь. Чёрный филин сидит на подоконнике и щёлкает клювом. - Пошёл вон! – кричу я, вскакивая с места. Филин подлетает, роняет мне в руки письмо и, явно сообразив, что ответа от меня не дождётся, убирается восвояси. На конверте из дорогой бумаги - герб Малфоев. - Кто бы сомневался, - ухмыляюсь я. Письмо ожидает та же участь, что и счета. Странно, до этого мне всё же было интересно, что Малфой мне хочет сказать, а теперь - нет. Перегорело. А ведь я когда-то была его невестой. Смешно… Падаю на холодный пол и смеюсь, как сумасшедшая. Чёртова истерика опять тут как тут. Надо будет завтра обязательно заглянуть в «Дырявый котёл». Магией мне пользоваться нельзя, а вот стаканчик-другой огневиски пропустить на последние деньги мне никто не запрещает. Ну и отлично. ЛУНА Осторожно скатываюсь с большой кровати. За окном ещё темно. Рольф спит, широко раскинув руки, и чему-то улыбается во сне. Я бреду в ванную, прохожу мимо большого зеркала, даже не смотрясь в него. Почему-то мне кажется, что если я увижу себя именно в этом зеркале, то обязательно случится несчастье. Помню, как я однажды сказала об этом Рольфу, а он зло на меня посмотрел и назвал сумасшедшей. Первый и единственный раз в жизни он так меня назвал. Я даже не обиделась, мне почему-то было всё равно. А он потом очень долго извинялся, ходил за мной, словно на привязи, задабривал ненужными подарками. Да я же его простила сразу, а он всё виноватого из себя строил. Смешной… Бесцельно брожу по пустым улицам. Так тихо. Город спит. Вчерашний снег тает и превращается в грязные, густые лужи под ногами. И мне от этого становится так обидно за снег, который так долго устилал вчера своими серебряными блёстками дороги, и ещё немножко за себя. Почему сейчас, вот именно сейчас мне хочется оплакивать кого-то, кто, возможно, даже не появился на свет и неизвестно, появится ли. Может, все правы, когда говорят, что я сошла с ума… И Рольф тогда был прав? Ведь если все так считают, значит так и должно быть? Ну, а если я сама себя никогда не назову сумасшедшей даже в мыслях, и не потому, что хочу быть против всех, а потому что я себя ею не ощущаю, то как тогда быть? Серая сосулька срывается с крыши и разбивается вдребезги у моих ног. Да что за бред лезет в голову утром, двадцать шестого декабря! Достаю из кармана палочку и решаю, что надо срочно уйти из этого безлюдного места и переместиться туда, где даже в такое время есть хоть кто-нибудь. *** Том, бессменный бармен «Дырявого котла», вымученно улыбается мне. - Чего изволите, мисс? - Миссис, - привычно поправляю я его. – Чёрный кофе, пожалуйста. - С сахаром? - Нет. - Что-нибудь ещё? - Нет, спасибо. - В таком случае, с вас четыре кната. Протягиваю ему деньги, забираю дымящуюся чашку с кофе и сажусь за единственный пустующий столик около окна. Кофе противный. Всё-таки «Дырявый котёл» – не кофейня. А народу здесь много, даже в такой ранний час, как я и предполагала. Негромкие голоса за столиками сплетаются, перерастая в гул, словно жужжание пчёл в улье. И все чем-то заняты: кто завтракает, почитывая свежую газету, а кто-то продолжает вчерашние гуляния, а я просто сторонний наблюдатель. В углу заговорщицки перешёптываются две пожилые волшебницы в остроконечных шляпах. Да с таким видом, будто их проблемы – это самое главное в мире. Хотя, может, для них-то они важнее всего, это мне всё равно. Кофе закончился. - Не хотите ли ещё что-нибудь? Я вздрагиваю, поднимаю глаза - Том стоит надо мной, словно каменное изваяние. На его лбу выступают капли пота, будто он только что пробежал кросс. - Пожалуй, ещё один кофе. Только теперь с сахаром и сливками. - Как будет угодно, - равнодушно отвечает он. – С вас шесть кнатов. Бронзовые монетки сыплются с тихим звоном на полированный стол. Тяжёлая дверь скрипит, впуская в помещение порыв ветра. Что-то неуловимо меняется в воздухе, я даже не сразу понимаю, что именно. ПАНСИ Мёртвая тишина. Великолепно. Называется: мечтала зайти тихо и незаметно. Ну, с первым пунктом я успешно справилась, а вот со вторым – как-то не очень. Подхожу к барной стойке. За спиной слышу тихое перешёптывание. Слов не разобрать, может, оно и к лучшему. Я за четырнадцать лет сполна наслушалась отнюдь не лестных слов в свою сторону. - Огневиски. Двойной. Бармен даже цену не говорит – сама знаю. Выкладываю ему на стол два сикля. Он забирает их жирной, короткопалой рукой. Потом ставит на стойку стакан с ярко-оранжевым пойлом. Я оборачиваюсь, ищу глазами свободный столик. Ну что за проклятье, что им всем дома не сидится в такое время?! Натыкаюсь взглядом на огромные, немигающие глаза. Их обладательница сидит за самым дальним столиком у окна и пялится на меня. Что-то неуловимо знакомое есть в этой женщине – будто я её знала раньше. А она всё смотрит, словно пытается что-то понять для самой себя. Потом коротко кивает на свободный стул за своим столиком. Я пожимаю плечами, забираю свой стакан и подхожу к ней. Собственно, почему бы и нет? Терять мне всё равно уже нечего. Её длинные волосы забраны в нелепый хвост, одежда чудаковата даже по меркам магического мира, но самое необычное в ней не это, а её водянистые глаза. Она так редко моргает, что у меня непроизвольно начинают слезиться глаза. - Лавгуд? Отлично, теперь я ещё и пью с утра в обществе чокнутой. Куда ж там ниже опускаться. - Привет. Она отводит взгляд; болтает ложкой в чашке с кофе. - Садись, чего стоишь? Ложка звенит, стукаясь о края чашки. Я сажусь. - Ты – Панси, верно? - Верно, - соглашаюсь я. – Каким ветром тебя сюда занесло в такую рань? - Да вот, кофе захотелось. - И как? - спрашиваю я, чтобы хоть что-нибудь сказать. - Честно? Гадость редкостная. Не советую, - она смотрит на меня и улыбается. Не так, как улыбаются девицы с обложек журналов или давешний Санта-Клаус, а по-настоящему. Молчим. Она откровенно давится своим кофе, но всё же пьёт, а я глотаю огневиски, обжигая рот и горло. - Зачем пить то, что не нравится? – наконец не выдерживаю я. - Потому что то, что пьёшь ты, мне не нравится ещё больше, - резонно отвечает Луна. - Что ты тогда вообще здесь делаешь? У тебя же, вроде, семья. - Семья, - соглашается она. - Ну, так что? Луна складывает руки на столе и опускает на них голову. - Слушай, - после паузы отвечает она. – Неужели тебе действительно интересно? - Не то, чтобы очень, - неохотно соглашаюсь я. – Но надо же как-то поддержать беседу. - Не люблю выворачивать душу наизнанку только ради поддержания беседы. Я оторопело смотрю на неё: - Что, неужели всё так серьёзно? Она неопределённо пожимает плечами и отворачивается к окну. Мерлин, ну какие могут быть проблемы у человека, у которого есть муж, дети, магия? - Тогда зачем предложила мне сесть с тобой? - Мне показалось, больше некуда было. Какая же она странная. Удивительно, что у неё есть муж. С ней же невозможно: сижу здесь всего пять минут, а уже хочу подняться и уйти. - А не боишься меня, бывшую Пожирательницу? Не свожу с неё глаз, ожидая её реакции. А она всё так же пялится на редких прохожих за окном. - И что ты сделаешь? - Убью, покалечу, заставлю встать на тёмную сторону. Что хочешь, на выбор! – срываюсь я. Посетители «Дырявого котла» резко замолкают и все, как один, оборачиваются на нас. А мне плевать, я хочу, чтобы Лавгуд проявила хоть каплю эмоций. Нет, мне действительно никогда не было дела до этой сумасшедшей, но вот сейчас хочется увидеть её реакцию. Видимо, это оттого, что я слишком давно ни с кем не разговаривала. - Первое, - просто отвечает она. За этим столиком точно сидит одна ненормальная. И почему-то мне упорно кажется, что это я. - Нет, так дело не пойдёт. Том! – я щёлкаю пальцами. Бармен молниеносно материализуется около столика. – Повтори огневиски. Для дамы напротив. ЛУНА Стакан с огневиски стоит передо мной, а я нахожусь в какой-то прострации. Я рада, что эта чужая мне женщина сидит здесь, со мной. Она спрашивает, боюсь ли я её. А я не боюсь и никак не могу понять, почему она это задала такой вопрос. - Выпьем? – спрашивает она и поднимает свой стакан. - Почему бы и нет, - легко соглашаюсь я и в два больших глотка выпиваю всё огневиски. Рот горит, кашель раздирает горло, и я никак не могу отдышаться. Панси смеётся, с интересом разглядывает меня. А она почти не изменилась с тех пор, когда я видела её последний раз. Только морщин на лице прибавилось. Четырнадцать лет прошло - я почти забыла о её существовании. - Тяжело без магии? – неожиданно для себя спрашиваю я. Хмыкает. Ухмыляется. - Тяжело, Лавгуд. Очень тяжело. - За столько лет не привыкнуть? - Привыкнуть невозможно. А я просто смирилась, иначе сошла бы уже с ума. Она это говорит так просто, что мне становится страшно: а что было бы, если бы меня лишили магии? - А что будет, если… - я не договариваю, но Панси и так понимает, что я хочу спросить. Она равнодушно пожимает плечами, делает глоток огневиски, словно для смелости. - Поцелуй дементора, очевидно. В «Дырявом котле» опять становится тихо, а я даже не обращаю внимания. Я смотрю на эту женщину, которой просто не повезло в жизни. - А если ты захочешь наколдовать цветы, то тебя тоже казнят? Она опять издевательски смеётся, мне даже становится обидно. Что я не так спросила? - А ты такая же наивная, какой и была. Хоть что-то в этом мире не меняется. Опять молчим. Мне это даже нравится: с ней можно помолчать не потому, что нечего сказать, а потому, что так хочется. Алкоголь ударяет в голову, разливается по телу теплом, и мне становится гораздо лучше и спокойнее. Кто бы мог подумать, что фанатичная Лавгуд будет выпивать ранним утром после Рождества в компании Панси Паркинсон – бывшей Пожирательницы, на совести которой так и нет ни одной смерти. Я смеюсь, пряча лицо в ладонях. - Что? – спрашивает. А что я ей могу сказать? Мне смешно, потому что мы здесь сидим? По-моему, очень глупо. Я отрицательно мотаю головой, мол, ничего, всё нормально. Это я так просто. - Бывает, - в её голосе почти искреннее сочувствие. – Слушай, вот ты сейчас сидишь здесь, а дома тебя ждут муж, дети. Уборка квартиры после празднования, в конце концов. Так? Конечно, так. Как же ещё? Киваю в ответ. - Я, видимо, за столько лет совсем отвыкла от нормальной жизни, поэтому даже предположить не могу, какого чёрта ты тут делаешь. А ведь сейчас ей действительно интересно, и она ждёт ответа. Никогда не могла понять людей, которые лезут в чужие проблемы, но здесь совсем другое: Панси хочет быть хоть на йоту ближе к миру магии. К своему миру, из которого её выбросили, как ненужный мусор. - Я устала жить без волшебства. Поднимает брови: - Не поняла. Твой муж запрещает тебе использовать магию? Удивлённо смотрю в ответ, не совсем понимая связь между моим ответом и её вопросом. - Нет, почему запрещает? Наоборот, ему нравится, когда я колдую. Мрачнеет. Допивает остатки огневиски и ставит пустой стакан на край стола. - Тогда тем более не понимаю. Почему, в таком случае, ты живёшь без волшебства? Палочка всегда у тебя в руках, и право на волшебство есть. - Нет, ты не поняла. Волшебство – это не только заклинание, вылетающее из палочки. Это ещё то, что тебя окружает. Понимаешь? Смотрю на неё с надеждой. - Пока не очень, - усмехается она. - Ну как же так! Вот, посмотри за окно. Что ты видишь? Почему-то у меня создалось такое впечатление, что она сейчас покрутит пальцем у виска, встанет и уйдёт. Но она не уходит, а поворачивается к окну и равнодушно пробегает взглядом по прохожим, заснеженным машинам и серым домам. Но вот самого главного не замечает: переплетения тонких ниток инея на стекле, восхитительно блестящего на солнце своими неповторимыми узорами. И вот как тут объяснишь, что мир за таким окном кажется удивительно сказочным, если получше приглядеться. Она выжидательно смотрит на меня. Я вздыхаю и тихо говорю ей про иней. - А знаешь, - говорит она после короткой паузы. – В этом действительно что-то есть.
BlackCat: Глава вторая. Срыв ПАНСИ Мы распрощались с Лавгут час назад. Она аппарировала, а я взяла такси и уже успела добраться до квартиры, которую назвать своим домом язык не поворачивается. Вернуться бы,… вернуться бы на четырнадцать лет назад, и тогда… не знаю, что было бы тогда, и было бы что-нибудь вообще, но безумно хочется иметь такую возможность. Мерлин, во мне рождается сентиментальная дура! Вот уж никак не ожидала. Неужели это Лавгут так на меня подействовала? Мир она, видите ли, волшебный хочет. Вот уж действительно, мне бы её проблемы. Отшвыриваю ногой стул, забираюсь на подоконник, мрачно смотрю на пушистую ёлку за окном… сквозь серебряную сетку узоров на стекле… *** - Мисс Паркинсон, рад нашей очередной встрече. Ричард Девидсон, собственной персоной. Стоит в дверях, весь такой чистенький и разодетый, улыбается во всё лицо. Так и хочется стукнуть его, чтобы стереть эту раздражающую улыбку с его губ. - Не могу ответить тем же, – сухо отвечаю я, пропуская его в квартиру. - Ну что же вы так не почтительно. Чаю предложите, что ли. Ненавижу этого человека. И каждый его визит для меня словно пытка. Слащавая улыбка, наигранное поведение. Он испытывает ни с чем не сравнимое удовольствие, когда пытается доказать мне всеми путями, будто я – никто, а он весь такой-растакой тратит на меня своё драгоценное время. - Нет чая. И кофе тоже. Делай то, зачем пришёл, и убирайся. Смотрит на меня с такой злостью, будто хочет убить на месте. Улыбка испаряется, как и не было её. - Не хорошо, мисс Паркинсон. Ой как не хорошо. Я же могу найти что-нибудь недозволенное, тогда вам уже никто не поможет. А он ведь правда может. С него станется подкинуть мне пару-тройку запрещённых зелий. Только вот мне уже всё равно. - Попробуй, - натягиваю на губы точную копию его улыбки. – И тогда я буду последним, что ты увидишь в жизни, - делаю многозначительную паузу. А он боится. Так искренне и по-детски, что мне становится смешно. Я делаю большое усилие, чтобы сохранить безразличное выражение лица. - Вперёд, мистер Девидсон, ищите уже ваши подпольные лаборатории и запрещённые зелья. Еженедельная проверка закончилась, не прошло и часа. Естественно, этот зелёный юнец не находит ничего, к чему можно было бы прицепиться. И не нашёл бы – у меня действительно ничего нет. Смешные эти министерские чиновники. Неужели всерьёз думают, что я буду варить зелья и продолжать традиции ныне покойного Тома Риддла? Видимо, да, раз до сих пор присылают проверки. Зелья они ищут, как же. Да у меня не то, что котла, денег на ингредиенты нет. Не говоря уже о книгах. А на память я только глинтвейн варить умею. Зелья никогда моим коньком не были. - До скорой встречи, - говорит он, стоя в дверях. Противная улыбка опять на его губах. Видит Мерлин, я когда-нибудь не сдержусь и выбью ему пару зубов. - Надеюсь, не скорой. Грубо выталкиваю его на улицу и захлопываю дверь. Как же хорошо, что ему нельзя применять ко мне магию. Только если не экстренный случай, разумеется. *** Обычный продуктовый магазин в обычном маггловском районе в обычный будний день. Эта пресловутая обычность стала неотъемлемой частью моей обычной до зубовного скрежета жизни. Стою у прилавка с жирными, сладкими тортами в пошлых разноцветных кремовых розочках. Решаю, каким из них травить мой организм сегодня. Я их терпеть не могу, но хочу купить, сидеть на своей кухне и давиться. За мной стоят две женщины и, не стесняясь, что я их слышу, перемывают мне кости с таким упоением, что мне даже вмешиваться не хочется. Что? Я странная неуравновешенная стерва, неведомо каким чудом поселившаяся по соседству? Какая неожиданность. О, я – слизеринка со стажем, могла бы много что ответить на это, но вот желания - никакого. Я опять ловлю себя на мысли, что мне всё рано. Это, видимо, диагноз Панси Паркинсон – ей всё равно. Поливайте её грязью не стесняясь, а она выслушает, повернётся и уйдёт, даже, возможно, и не вспомнит всего сказанного. Мысленно плюю на торты и на двух вздорных баб, выбираюсь из очереди, покупаю первый попавшийся дешёвый виски и иду домой. А дома всё, как всегда. А кто сказал, что если всё, как всегда – то это обязательно плохо? Мне нравится это всё, как всегда так же, как и вкус дрянного пойла на языке. Виски обжигает горло, проваливается в желудок. Всего пара глотков – а какой непередаваемый эффект! Всё, я счастлива, и не нужно мне от этой жизни ни грамма – она и так дала мне всё, что могла. Или не дала – это уж как посмотреть. *** Лежу в горячей ванне в полной темноте. Свет отключили ещё вчера, сегодня обещали отключить воду. В руках нож, как у героини дешёвой мыльной оперы. Мне противно от самой себя. Мерлин, как же хорошо, что меня сейчас никто не видит. Вот она я - кровожадная убийца, бывшая пожирательница смерти – лежу в ванне и режу себе вены. Кому сказать – не поверят. А не сказать – никто и не вспомнит. Вода медленно остывает, а я всё так же продолжаю лежать в ванне и пялиться в темноту, которая уже не кажется абсолютной. Тонкие линии, а, может, моё воображение вырисовывают в воздухе образ моей матери, которую я не видела уже как четырнадцать лет. Сошла ли она с ума в стенах Азкабана или умерла – я не знаю, но сейчас её лицо так отчётливо светится у меня перед глазами, как никогда раньше. Она чуть кривит губы в улыбке, как делала это всегда, когда её что-то не устраивало. Наверное, сейчас ей не нравится моё состояние, а я в глубине души радуюсь, что так называемая улыбка моей матери – всего лишь плод моего воображения. Мне кажется, что я занимаюсь позерством, подобно неудавшемуся суициднику, который упрямо стоит на краю крыши над ревущей толпой зевак. И он ведь не прыгнет, потому что и не собирался, но ради возможности стать центром внимания готов постоять над обрывом. Он ждёт службу спасения и после недолгих уговоров делает шаг назад. Всё: занавес, аплодисменты. Ждите повторения сеанса на следующей неделе. Лицо матери медленно исчезает, растворяется в густой темноте, и я легко вздыхаю и прижимаю нож к запястью. К чёрту позерство и ужимки. Может, там лучше, кто знает? Вот пойду и проверю… Лезвие гладит тонкую кожу, чуть звеня. Звон становится громче, и я никак не могу сообразить, что этот звук раздаётся уже за дверью ванной. А потом начинаю медленно осознавать, что кто-то упорно трезвонит в мою дверь, отчаянно пытаясь вытащить меня из моего мира. Мерлин, ну как можно прийти ТАК не вовремя? Почему нельзя было это сделать пятью минутами позже? Затыкаю уши, чтобы не слышать раздражающего звонка, но звук всё равно достигает слуха. Это невыносимо! Мало того, что жить нормально не дают, так и сдохнуть мешают. Резко выпрыгиваю из ванны, и устремляюсь к входной двери, одной рукой заматываясь в полотенце, а другой продолжая сжимать нож. Я выскажу непрошеному гостю всё, что думаю, непременно пошлю куда подальше, и продолжу свои помывочные процедуры. Распахиваю дверь и выхожу на заснеженную веранду. На пороге стоит Лавгут. Её огромные, немигающие глаза сначала оглядывают мою исходящую прозрачным паром кожу, а потом сжатый в правой руке нож с каплями крови на лезвие. - Привет, - оторопело говорит она. ЛУНА - Ты не вовремя, – зло и одновременно устало говорит Панси. Я разглядываю каплю крови, которая сорвалась с ножа и теперь впитывается в кипельно-белый снег. Так «не вовремя» я ещё никогда не приходила. Перевожу взгляд на её красные от воды глаза, и тихо говорю: - Не стой на морозе, простудишься. Пойдём лучше в дом. Она с секунду сверлит меня взглядом, потом равнодушно пожимает плечами и открывает дверь пошире. Я принимаю это жест как приглашение, и проскальзываю между косяком и её рукой в тёплую квартиру. Панси заходит за мной. В полутёмной прихожей до того неуютно, что я невольно передёргиваю плечами. Дом как будто противен Панси, и она не утруждает себя привести его в более или менее пригодное место для житья. Голые серые стены, скрипучий пол, большое низкое окно без штор. Нет шкафа для верхней одежды, поэтому она небрежно висит на стуле – единственной мебели в прихожей. - Неуютно у тебя здесь, - говорю я. - Зачем ты пришла? – спрашивает Панси, игнорируя мою реплику. Нож в её руке блестит в неясном свете одинокой лампы, и мне становится жутко. На запястье застыла тонкая полоска крови. Панси прослеживает за моим взглядом, смотрит на зажатый в своей руке нож, хмыкает. – Кухня там, - кивает она головой на приоткрытую дверь. – Подожди, я оденусь. Кухня маленькая, такая же неуютная и мрачная, как и прихожая. Собственно, другого я и не ожидала. На пустом столе стоит одинокая чашка, демонстрируя выщербленный бок; пара скрипучих стульев по обе стороны от стола, мойка в серых каплях воды и мыльных разводах, плита и белый шкаф – это всё, что есть. Я сажусь на шаткий стул; слушаю глухой стук капель о керамическую поверхность мойки. - Так что тебе надо? – Панси стоит в дверях, сверлит меня своим колючим взглядом. Руки сложены на груди. Её поза чем-то напоминает мне позу профессора Снейпа. Я передёргиваю плечами. - Мой муж Рольф… Рольф Скамандер работает в отделе по защите магических животных, - начала я и замолчала. Панси фыркнула: - Что, неужели он увидел во мне угрозу магическим животным? Или, не дай Мерлин, решил меня причислить к оным, как редкий и вымирающий вид? - Нет, ну зачем ты так? Панси усмехается и опускается на второй стул. - Он принёс домой трёх детёнышей клубкопухов*, их мать умерла от болезни… ты же знаешь, кто такие клубкопухи? Она иронично и, как мне показалось, снисходительно улыбается: - Знаю, Лавгут. Я помню неподражаемые уроки Хагрида, - язвительно говорит она. Я киваю в ответ: - Двоих я отдала своим мальчика, Лисандру и Лоркану**, а один остался. - Ты же не хочешь сказать, что решила обеспечить меня домашним животным? – в её голосе насмешка, и ничего больше. Я тихо вздыхаю и достаю из-за пазухи тёплый клубок ярко-оранжевого цвета. Клубкопух открывает заспанные глаза, вытаскивает длинный шершавый язык и начинает вылизывать мои руки. Панси смотрит на него с непонятным выражением на лице, потом переводит взгляд на моё лицо. - Лавгут, ты рехнулась? – после паузы говорит она, потом добавляет. – Хотя, кого я спрашиваю… У меня перехватило дыхание. - Я подумала, тебе понравится. А что я ещё могу сказать? Что я могу сказать женщине, которая всего каких-нибудь десять минут назад сжимала в руке окровавленный нож? У меня дрожат руки, я только сейчас начинаю понимать, что напряжена до предела и сдерживаюсь из последних сил, чтобы не отхлестать по щекам Панси за её отвратительный поступок. - У тебя есть выпить? – резко спрашиваю я. - В шкафу должен быть виски. Я поднимаюсь, достаю из шкафа початую бутылку дешёвого виски и пару стаканов. Наливаю жидкость чайного цвета до краёв стаканов, один ставлю перед Панси, другой сжимаю в руке. Она не пьёт, смотрит на свой стакан так, будто пытается прожечь его взглядом. - Пей. Надо. И она слушается – выпивает всё до капли. Я опять наполняю её стакан. Она, словно на автомате, подносит его к губам и осушает во второй раз. Я делаю то же самое. Без закуски. Горло сдавливает, словно кто-то обхватил его руками, становиться чуть-чуть нехорошо от неприятного самогонного запаха виски, но я терплю. Панси нервно смеётся, опускает голову на стол. Клубкопух подкатывается к ней и начинает вылизывать её лицо, собирая длинным языком дорожки слёз на щеках. Стул кривится, и Панси почти падает, но я успеваю подхватить её, и мы вместе полупадаем-полуопускаемся на холодный пол и приваливаемся к стене. Я сжимаю её трясущиеся плечи, а она утыкается в мои волосы и беззвучно плачет. Мою шею жгут её слёзы. - Зачем ты пришла, чёрт бы тебя побрал! – всхлипывает она и ещё сильнее прижимается ко мне. – Кто тебя просил? Ну, кто, скажи? Я молчу и глажу её по волосам, а она всё говорит и говорит, не переставая, всхлипывает, глотает горячие слёзы. - Это пройдёт… Знаешь, как бывает? И потом всё будет так же, как и всегда, - шепчу я. Она резко замолкает, но всё ещё не разжимает рук. - Так же, как всегда, - тихо произносит она. – Звучит как приговор, ты не находишь, Лавгут? Я прикусила язык, внезапно осознавая, какую глупость ляпнула. В такой ситуации трудно думать, что говоришь, даже если совершенно точно знаешь причины такого состояния человека. Я же этому не училась, не умею сказать нужных слов в подобных случаях, только могу надеяться на свои личные эмоции и ощущения. - Я не… - Я поняла, Лавгут. Убери свои «не», ты же чертовски права: небо не опуститься на землю, чтобы изменить жалкое существование Панси Паркинсон. В её голосе не было жалости к себе, не было горечи, только отчаянное равнодушие, и от этого стало так страшно, что у меня дрогнули руки. - Не надо… не надо ТАК… Панси спрятала лицо в руках, и мне на секунду показалось, что она опять плачет, но она смеялась, глухо и истерично. - Лавгут, я… чёрт, я только сейчас поняла, что пьяная до зелёных гоблинов. Что ты мне хочешь сказать? Я же ничего не просила и не попрошу, а ты лезешь, да так настырно. Ну что тебе до меня? Почему ты считаешь себя в праве лезть в то, чего не знаешь, и что тебя не касается? Ну выпили мы с тобой как-то в баре, потрепали языками, разошлись, а сейчас-то что? ПАНСИ Я смеюсь, как заведённая, и никак не могу остановиться. Алкоголь вмешивается в кровь, мысли путаются, руки не слушаются. Лавгут резко дёргает меня за плечо так, что моя голова откидывается, и влепляет мне пощёчину, да так больно, что я непроизвольно охаю. Чёрт, не ожидала от этой чокнутой рукоприкладства. Смех уходит и на смену ему приходит давящая пустота. - Спасибо, - шепчу я ей в ухо, прижимаюсь губами к тёплой шее. Она вздрагивает, отстраняется, поднимает на меня свои большие, бездонные глаза, и улыбается, совсем чуть-чуть, уголками губ. - Панси, тебе бы поспать, - говорит она, потом поднимается на ноги и тянет меня за руку. – Пойдём. Я еле встаю и хватаюсь за стенку – перед глазами всё плывёт и кружится. Луна несмело обхватывает меня за талию и крепко прижимает к своему тёплому телу, а я закрываю глаза и тупо улыбаюсь. Меня уже столько лет так никто не обнимал. *** Золотой, надоедливый лучик солнца несмело пробивается сквозь неплотно задёрнутые шторы, скользит по обнажённой ноге, рукам, тонкой шее, нежному изгибу губ. Я морщусь, пытаюсь отвернуться от назойливого пучка света, пряча лицо в ворохе подушек. Голова нещадно болит, словно кто-то всю ночь, не переставая, долбил по вискам, в горле пересохло; мысли никак не хотят формировать слова в связанные предложения и формулировать для себя самой собственное состояние. А ещё где-то на задворках сознание непонятное чувство, будто есть что-то, чему можно, по крайней мере, улыбаться. Чувствовать нежный запах светлых волос, тонуть в омуте больших, немигающих глаз, видеть мягкую улыбку на тонких губах, слышать тихий голос, даже не вслушиваясь в смысл слов, ощущать тепло чужого тела… Лавгут… она так странно и непонятно, как умеет, наверное, только она одна, вламывается в мою исчезающую жизнь, а я, чёрт возьми, не нахожу в себе силы выставить её за дверь. Она - дура, раз решила это сделать, а я – дура, раз позволила. Мерлин, зачем всё это? Она как пришла, так и уйдёт, а я как была, так и останусь. Чокнутой девице захотелось поиграть в службу спасения уставших от жизни бывших пожирательниц? Кому лучше-то от этого стало? Мне? Раз всё ещё живу. Ей? За то, что выполнила так называемый долг перед своей совестью. А, может, людям? Будут не обделены в удовольствии всё ещё лицезреть мою персону. Я лежу в постели, пялюсь в белый потолок и решительно не знаю, что же делать дальше. Мне даже не страшно, я просто действительно не знаю, что мне делать. Жить так, как существовала до этого я просто не в состоянии – слишком слаба для этого, а на что-то надеяться могут только наивные дуры, к которым я, к счастью, отношения не имею. А находиться со мной рядом Лавгут только из жалости и чувства долга непонятно кому я не позволю и вышвырну её за дверь. Если, конечно, эти два примитивных чувства в ней вообще есть и она окажется на пороге моей квартиры. Хотя, раз один раз пришла, значит, всё-таки есть. Ей бы в гриффиндоре учиться, там любят таких помешанных. *** На кухне журчит вода. Лавгут сидит на стуле, закинув ногу на ногу, и тихо шепчет-напевает заклинания. Из палочки вырываются разноцветные лучи, превращаясь в стеклянные шарики, длинные блестящие гирлянды; на потолке расцветает омела. И запах… пряный запах ёлки щекочет ноздри. У меня даже чуть-чуть кружится голова, и поистине идиотская улыбка никак не хочет исчезнуть с губ, и тёплый комок оранжевого меха доверчиво трется об мои ноги, и глубокие, почти прозрачные глаза смеются, наблюдая за деянием своих рук. * "Магические животные и где их искать", Дж. К. Ролинг ** Информация взята из интервью с Дж. К. Ролинг
LonelyStar: Удивительно, почему у такого неординарного произведения до сих пор не нашлось читателей. Не особо разбираюсь в фэме, но этот фик мне понравился именно своим намеком на предполагаемые отношения. Никакой жесткой графики, только наметка - и все равно здорово. Эмоциональный, живой, дышащий текст. Очень понравилось, спасибо.
taiverin: Ох, мне не хочется верить в такого Рольфа... :( Да и в такую Панси тоже.
BlackCat: Неужели кто-то отозвался, а то я даже расстроилась и не появлялась здесь... LonelyStar Никакой жесткой графики, только наметка - и все равно здорово. Они пока не могут и не будут по-другому. Два взрослих человека со своими проблемами... Они только привыкают друг к другу. В самом деле, не будут же они начинать своё общение с мыслей аля "у неё такие губы/глаза/волосы". Для них обеих вот такое странное общение уже что-то=) taiverin Жаль, что про Рольфа мы не знаем не слова. Но мне он вот таким представляется. Ну не может он принять неординарное поведение Луны... а Панси мне совсем немного жаль. имхо, она могла сделать свою жизнь намного приятнее) Третья глава на подходе, уже вручается бете, так что если кто-то ещё ждёт, то совсем немного осталось
ivy: BlackCat, Спасибо за выбор персонажей, за Панси - я ее очень люблю. Спасибо что пишите фэмслеш - имхо, не просто это, сложнее чем мужской. И конечно спасибо за сам текст - очень здорово написано. Если есть продолжение - буду ждать. Хотя, текст ли или замысел автора выстроен так интересно, что после каждой главы можно подписать "the end" - главы по смыслу получаются вполне законченные. На клубопухе , неожиданно для себя самой, я тоже сломалась.
Диана Шипилова: Я дочитала, подумала "Как? Это все?!", а из комментариев узнала, что таки не все :) Буду ждать третьей главы! Мне нравится ваш текст, хотя все-таки я согласна с Джайей по поводу Рольфа... но это все же ваш фик, и последнее слово за автором. А почему у вас Лавгуд постоянно пишется через "т"?
ivy: Я подниму - никто не против? Уважаемый автор, ждем продолжение!
Gold: Вот вернулась после более чем годового отсутствия и сразу на такой хороший фик попала! ivy, спасибо, что подняли) Автор, я присоединяюсь к вашим читателям и ещё надеюсь на продолжение Эмоциональный, цепляющий и вообще очень достойный текст.
полная версия страницы