Форум » Большой зал » "Квиддич семьдесят восьмого года", джен, миди, СС и все-все-все » Ответить

"Квиддич семьдесят восьмого года", джен, миди, СС и все-все-все

Изумрудная Змея: Название: Квиддич семьдесят восьмого года Автор: Изумрудная Змея Бета: Algine Рейтинг: PG-13 Жанр: общий Персонажи: Снейп, Розье, Уилкс, Малсибер, Эйвери и так далее. Саммари: в основном разговоры. В основном не о квиддиче. Дисклеймер: Снейп принадлежит Роулинг, а меня тут не стояло.

Ответов - 21

Изумрудная Змея: Мы были музыкой во льду. Я говорю про всю среду, С которой я имел в виду Сойти со сцены, и сойду. Здесь места нет стыду. Борис Пастернак, "Высокая болезнь" – Пожар, – кричит Петтигрю, – пожар, Малсибер горит! Малсибер медно-рыжий. Густые жесткие волосы растут у него на пальцах, выбиваются из-под воротника мантии, торчат из носа и ушей. Про Малсибера шутят, что он может ночевать в сугробе и ходить зимой без свитера и без носков, что он бреется алмазной бритвой, потому что стальная его не берет, что его волосы можно использовать в зельях вместо щетины носорога. Рыжим его никто не дразнит, потому что цветом своей шевелюры он гордится. «Самая колдовская масть, – говорит он самодовольно. – Рыжие и левши – лучшие колдуны, это все знают». Надо быть совсем тупым, чтобы дразнить Малсибера рыжим, кричать про пожар, про «убил дедушку лопатой». На седьмом курсе можно бы уже придумать что-то поинтереснее. Малсибер замахивается, чтобы заехать Петтигрю по затылку. Не потому, что обиделся, просто из соображений престижа: совсем гриффы обнаглели, цепляются к людям прямо на перроне. – Слаг, – шипит Снейп, и Малсибер поспешно опускает руку. Осанистый слизеринский декан величественно идет по перрону, за ним плывут три раздутых чемодана и огромная корзина. При декане слизеринцы всегда ведут себя прилично. Не то, чтобы они его боялись – своих он всегда отмажет, но таков кодекс чести. При декане надо вести себя паиньками, чтобы ему проще было их защищать. – Эйв опоздает даже на собственные похороны, – недовольно ворчит Уилкс. – Где его пикси носят, а? Уилкс блеклый, как будто его много раз стирали: волосы светлые, глаза серые, ресницы белесые. Самая заметная часть его лица – подбородок. – Закусывает на дорожку, – предполагает Снейп. – Тогда это надолго, – хмыкает Уилкс. Эйвери – известный обжора. – Интересно, чё будет, если опоздать на поезд, – задумчиво говорит Малсибер. Снейп возводит глаза к небу. – Аппарируешь в Хогсмид, а дальше пешком. Тоже мне проблема. – Не, а если какой-нибудь второклашка опоздает? – Предлагаешь проверить? – Снейп окидывает перрон заинтересованным взглядом. – Кто у нас на втором курсе из маггловской семьи? – А почему… – Потому что тогда ему родители не смогут помочь. Куда Эйв запропастился? У него записано, кто откуда. – Между прочим, я все слышу, – негромко говорит Люпин. Он всегда подходит так тихо, что и не заметишь. – Между прочим, я тоже, – презрительно смотрит на него Уилкс. – Мальчики шутят. Иди лучше следи за своими приятелями, бдительный ты наш. Люпин несколько секунд молчит, потом отходит. Дешевый черный чемодан тащится за ним следом, время от времени толкая его в левую икру. – Не знаю, как кто, а я, например, не шутил. – Снейп задумчиво глядит куда-то в пространство. – Даже не думал. Уилкс хочет что-то сказать, но передумывает и вздыхает. – Эван два часа будет прощаться, – недовольно бурчит Малсибер. – Как маленький, чес-слово. – А где Сириус? – спрашивает Питер. Джеймс поправляет очки. – Здравствуй, Хвостик, я тоже по тебе скучал. Питер смущается и начинает сбивчиво оправдываться. – Джим, я все каникулы держал у изголовья твою фотографию и смотрел на нее, заливаясь слезами, – улыбается Ремус. – А теперь скажи, куда ты девал Сириуса. – После таких признаний я даже не знаю, как с тобой разговаривать, – смеется Джеймс. – Сириус покупает сигареты. – Отберу и в окно выкину, – угрожающим тоном говорит Ремус. Питер громко хрюкает от смеха. – О, лев зарычал, – насмешливо произносит Снейп. Малсибер с довольным видом толкает его локтем в бок. Джеймс хмурится. – Ну вы, ребята, и встали, прямо возле урны. Тут страшно воняет. Снейп бледнеет и начинает что-то говорить, Уилкс кладет ему руку на рукав, и он осекается, умолкает. Лили Эванс идет по платформе. В правой руке она держит рыжий кожаный чемодан, на сгибе левой висит теплая вязаная кофта. – Я пойду займу купе, – бормочет Снейп и исчезает в вагоне. Джеймс догоняет Лили, левой рукой берется за ручку ее чемодана. Лили не поворачивает голову и продолжает идти по платформе, словно Джеймс Поттер, чемодан и ее правая рука находятся в каком-то другом измерении, с которым она сама не имеет ничего общего. – Присматривай за ним, – говорит миссис Блэк. – Ну ма-а-ам! – стонет Регул. – Конечно, тетя, – почтительно отвечает Розье. У него яркие губы и длинные девичьи ресницы, густые темные волосы собраны в хвост, чтобы не мешались во время полетов. – Я обязательно приеду посмотреть на игру. В январе, скорее всего, не получится – ты же знаешь, у твоего отца всегда в это время разыгрывается ревматизм, но в мае мы с ним непременно выберемся. Она ничего не говорит про ноябрь. В ноябре Слизерин играет с Гриффиндором. Сириус стоит у колонны и курит. – А у тебя как дела? – спрашивает Эйвери, круглолицый, розовощекий, с пухлыми короткими пальцами. Он похож на пятилетнего ребенка, знает об этом и всячески старается казаться взрослее, даже отпустил усы, но и это его не спасает. Снейп потягивается. – Все то же, все там же. Выяснилось, что этот дом продать нельзя вообще, то есть совсем. – Ты чё, проклятие на него наложил? – уважительно спрашивает Малсибер. Снейп стучит согнутым пальцем по лбу. – Дубина, я там через год жить собираюсь. Просто район паршивый, никто туда переезжать не хочет. Этот дом не то что продать, его сдать нельзя. Уже трое жильцов отказались, говорят, там привидение живет. Розье, Эйвери и Малсибер переглядываются. Фамильное привидение – это очень круто, даже круче, чем говорящий портрет прапрапрадедушки. Не может быть, чтобы Снейп молчал про такое целых шесть лет, а это значит, что привидение появилось совсем недавно. И они все знают, что за последнее время в этом доме умер только один человек. Миссис Снейп. – Это уже я постарался, – злорадно поясняет Снейп. Троица снова переглядывается, на сей раз в ужасе. Снейп, конечно, со странностями, но не мог же он убить человека, чтобы заставить его дух отгонять магглов? Или… мог? – Ду-у-урни, – стонет Снейп. – Я в каминную трубу свистульку вставил. Когда ветер дует, она воет. Магглы думают, что это привидение. Идиоты, правда? Все с облегчением соглашаются с тем, что магглы – идиоты. За окном медленно проплывают пригороды Лондона. – С клубникой, с черникой, с крыжовником, – поясняет Эйвери. – А эти с мясом. И горячий шоколад. Он ставит на стол широкий серебряный термос. – Неплохо, – одобряет Розье и лезет в свой пакет. – Так, виноград, груши, сыр… – Я тебя умоляю, – быстро говорит Снейп. – И не распаковывай даже. Если тебе так нравится этот запах, давай просто попросим Малсибера снять ботинки. – Что бы вы понимали, варвары, – насмешливо говорит Розье. – А против этого тоже будут какие-то возражения? Он достает небольшую плоскую фляжку, отвинчивает пробку и нюхает. – Вино? – плотоядно спрашивает Малсибер. – Бери выше – коньяк. Эйвери прикладывает руку к сердцу. – Нет, ребята, это давайте на вечер оставим. Нам еще до замка доехать надо. Снейп презрительно хмыкает. – Тебя же первого развезет, – смеется Розье. – Были прецеденты. – Ну, знаешь… Малсибер с сожалением смотрит на фляжку, затем качает головой. – Без Тома нельзя. Уилкс едет в вагоне для старост. Все тут же соглашаются что без него на самом деле нельзя. – Сандвичи с ростбифом, – говорит Малсибер. – И шоколадный торт. Два куска. Снейп лезет в карман и достает оттуда ядовито-зеленый пакет чипсов и бутылку колы. – Кто хочет маггловской отравы? Малсибер берет пакет и крутит в руках, пытаясь понять, как он открывается. – Бабушка говорит, от маггловской еды в животе заводятся черви, – нерешительно говорит Эйвери. – В мозгу, – серьезным тоном уточняет Снейп. Розье берет бутылку колы и отворачивает крышку. Раздается шипение, и ему на руки льется светло-коричневая пена. Лили Эванс стоит в проходе и смотрит в окно. Время от времени она приподнимается на носки, как балерина. У соседнего окна Джеймс Поттер водит пальцем по стеклу. Лили не обращает на него никакого внимания.

Изумрудная Змея: * * * Снейп и Уилкс сидят на скамейке и смотрят, как Эван Розье проводит первую тренировку квиддичной команды в этом году. На стадионе людно – команде не хватает охотника и вратаря, и почти весь Слизерин претендует на то, чтобы занять эти места, или готовится позлорадствовать над теми, кого не возьмут в команду. – Все первокурсники, пожалуйста, сделайте шаг вперед, – просит Розье. Двое мальчишек переглядываются и нерешительно выходят из строя. – До свидания, – вежливо говорит Розье. Трибуны смеются. – Дураки, – говорит Снейп. – А помнишь, как мы на первом курсе пошли в команду записываться? – смеется Уилкс. – Когда Гай сказал нам «До свидания», я чуть сквозь землю от стыда не провалился. – Нет, – говорит Снейп, – не помню. Он не ходил с ними записываться в команду. На первом курсе он совсем не умел летать. – Дорогие леди, – Розье прижимает руку к сердцу. На трибунах хихикают. – Вот идиотки, – говорит Уилкс. – Все же знают, что девчонок в команду не берут. Кроме Беллы, но это не считается. Десять лет назад Рудольф Лестранж взял в команду свою девушку, Беллатрису Блэк. Слизеринцы были очень недовольны: одно дело – покровительствовать своим братьям, кузенам или просто друзьям, для чего еще становиться капитаном, верно? И совсем другое – тащить в команду девчонку. Белла была охотником Слизерина два года подряд, затем Руди закончил школу, и новый капитан, Гай Флинт, восстановил нормальный порядок вещей. – Между прочим, это стратегический просчет, – щурится Снейп. – Девушки лучше играют от обороны. – Мы не хаффлы, чтобы играть от обороны, – презрительно говорит Уилкс. – Ага, то-то они нам в прошлом году накидали. – Потому что Паркинсон был дырка, а не вратарь, – неуверенно возражает Уилкс. Снейп разбирается в квиддиче. Он не слишком хорошо играет, ему до сих пор случается свалиться с метлы во время крутого виража, он жмурится, как девчонка, когда в него летит бладжер, но при этом он разбирается в квиддиче. Он знает все правила и во время матчей громко объясняет судье, где тот ошибся. (Судья делает вид, что не обращает на него внимания, но страшно злится). Он знает, кто выиграет чемпионат в этом году – хотя это все знают, но Снейп, в отличие от большинства, может доказать свою точку зрения с помощью таких выражений как «трансферная политика», «незащищенный передний край» и «устаревшая стратегия», при этом, судя по его лицу, он понимает, что все это значит. – Смотри, – говорит Снейп, достает из кармана лист бумаги и начинает рисовать схему игры со стрелочками. Он никогда ничего не объясняет про квиддич Розье, потому что тот его не слушает. Розье в команде со второго курса, а на пятом его выбрали капитаном, ему неинтересно мнение Снейпа об игре от обороны. Худощавый светловолосый подросток реет на метле перед кольцами. Малсибер с довольной ухмылкой взвешивает в руке квоффл, подбрасывает его в воздух и с силой лупит по нему битой. Квоффл летит прямо в лицо вратарю. Снейп со свистом втягивает воздух сквозь зубы. – Зачем же так со своими-то? – осуждающе качает головой Уилкс. – Крепче будет, – отвечает Снейп и непроизвольно морщится. Несостоявшийся вратарь сидит на земле, запрокинув голову назад. Кто-то из девочек прикладывает ему к носу наспех сотворенную ледышку. Малсибер делает пару кругов над полем, торжествующе потрясая битой. Место у колец занимает Эйвери. Снейп издает странный звук, словно верблюд, подавившийся жвачкой. – Он что, серьезно? – потрясенно спрашивает Уилкс. – Ему мало того, что было на дне рождения у Эвана? На последнем дне рождения Эвана они устроили серьезный матч, четыре на четыре, школьники против взрослых. Трое Лестранжей и Люциус Малфой против Розье, Регула Блэка, Малсибера и Эйвери, которым в последний момент заткнули дырку на воротах. Игра получилась довольно бестолковая. Руди никогда не играл на позиции отбивалы и почти сразу потерял биту. Он поймал ее у самой земли, сорвал аплодисменты и через пять минут уронил снова, уже нарочно. На этот раз биту поймала Белла и громко объявила, что теперь отбивалой будет она. Пока команда Розье безуспешно атаковала охраняемые Рабастаном ворота, Руди и Белла носились над полем и отбирали друг у друга биту. Люциус соскучился, поймал квоффл и забил Эйвери гол. Эйвери громко завопил, что Люциус – ловец, и так нечестно. Руди и Белла моментально забыли про биту и по очереди заколотили Эйвери еще шесть голов. Рабастан закричал, что тоже хочет поучаствовать, Руди кинул ему квоффл, он швырнул его через поле и чуть не сбил Эйвери с метлы. Обиженный Эйвери еще раз повторил, что так нечестно и он так не играет. Красный от злости Розье предложил ему не играть. Эйвери надулся, слез с метлы и с независимым видом сел на землю. После этого обе команды собрались у ворот Рабастана и начали по очереди пытаться забить ему гол. Получилось только у Малсибера, и то только потому, что он подавал с левой руки. Появление снитча на поле все прозевали. В конце концов его поймал Розье, открыл и обнаружил в нем золотые часы, свой подарок на день рождения. Розье отбирает у Малсибера квоффл и готовится подавать. Эйвери торопливо облетает кольца двойной восьмеркой. – Летает, как мешок с дерьмом, – презрительно говорит Снейп. Уилкс смеется. – Значит, это все-таки ты научил Маркуса Флинта говорить «дерьмо». – Кто такой Маркус Флинт? – недоуменно спрашивает Снейп. – А помнишь, у Эвана на дне рождения был такой небольшой крикливый ребенок. Он, видимо, сидел с тобой рядом, когда ты смотрел игру, и понабрался от тебя… всякого. – Я даже не знал, что он разговаривать умеет. – Умеет, оказывается. В основном «дерьмо» и говорит. Миссис Флинт уже на стенку лезет. Снейп чешет нос. – А других каких-нибудь слов она от него не слышала? – Вроде бы нет. – Хорошо, что у детей мозг маленький, много в него не влезает. А то он бы свою мамашу хорошо-о-о просветил. Эйвери бросается на летящий квоффл. – Глаза б мои не глядели, – говорит Снейп. – Если бы ты пошел отбираться в команду, Эван бы тебя взял, – неожиданно говорит Уилкс. Снейп внимательно смотрит на поле. – Не думаю. У меня и метлы-то приличной нет. Уилкс кладет ему руку на плечо. – Если бы я был капитаном, я бы тебя взял. «Дешево же ты хочешь меня купить», – думает Снейп. – Жаль, что ты не капитан, – говорит он вслух.

Изумрудная Змея: * * * – Меня сейчас стошнит, – громко говорит Вайолет Паркинсон. Рядом с тарелкой Снейпа лежит человеческая рука. – Обязательно было тащить эту пакость в Большой зал? – брезгливо спрашивает Агнесс Нотт. – Он ее еще и в постель с собой берет, – смеется Эйвери. Мэй Уркхарт печально смотрит на свою тарелку с овсянкой. – Все равно хочу есть, – вздыхает она и намазывает тост маслом. Снейп берет маленькую золотую иголку и ввинчивает ее руке в сустав большого пальца. Вайолет бледнеет и закрывает глаза. – Прекрати, она сейчас и правда в обморок упадет, – говорит Уилкс. Снейп увлекся акупунктурой на шестом курсе. Для начала он несмываемыми чернилами отметил жизненно важные точки у себя на кистях. По Хогвартсу моментально поползли слухи, что у него какая-то прилипчивая кожная болезнь. На его социальную жизнь это не оказало практически никакого влияния – все и без того знали, что он никогда не моется и ест червяков. Однако затем стали поговаривать, что Эйвери и Малсибер от него уже заразились. Недовольный Эйвери спросил у профессора Слагхорна, чем смывать несмываемые чернила, тот находился в чрезмерно благодушном настроении и неосторожно порекомендовал желчь дракона. Произошло досадное недоразумение, в результате которого Снейп две недели ходил с забинтованным большим пальцем, а Малсибер на некоторое время лишился бровей. На следующем этапе Снейп воткнул себе иголку в ладонь на полмиллиметра ниже, чем нужно, и заработал печеночную колику. Это было совсем заурядное событие, из-за которого он даже не стал беспокоить мадам Помфри: такие приступы и без того случались у него где-то раз в полгода. Затем он начал охоту на первокурсников. В обмен на три коробки Всевкусных орешков ему удалось заполучить и вылечить три сопливых хаффлпаффских носа. Гриффиндорская мигрень досталась ему даром, хотя он подозревал, что курносый веснушчатый мальчик попросту симулировал – Снейп с его иголками вполне мог заменить Комнату Страха в парке аттракциона, а гриффы всегда были охотниками до подобных развлечений. Конец этой колдомедицинской практике наступил, когда Снейп расплатился за лающий кашель сочинением по истории магии. Профессор Биннз, несмотря на бесплотность и мягкий характер, как выяснилось, прекрасно понимал, когда его дурят. Пациентка сдала Снейпа почти мгновенно. Дамблдор прочел ему лекцию о недопустимости экспериментов на людях, а затем Розье объяснил, почему ни при каких обстоятельствах нельзя говорить одиннадцатилетним девочкам: «Давай я тебе куплю коробку конфет, а за это ты позволишь мне сделать одну штуку? Это совсем не больно». После этого Снейп начал копить деньги на китайскую анатомическую модель руки. – У нее даже ногти есть, – гордо говорит Снейп. – На ощупь совсем как настоящие. – Пожалуйста, – шепчет Вайолет. – Пожалуйста, пожалуйста, перестань. Мэй с вожделением смотрит на горку пончиков. – А дай-ка мне подержать эту штуку, авось меня тоже затошнит. Агнесс Нотт возводит глаза к небу. Мэй задумчиво водит пальцем по тыльной стороне руки. – Надо же, и вены видны, и все. Слушай, а почему она такая теплая? Холод же собачий. Она всегда такая теплая? А если на улицу вынести? Снейп задумывается, затем качает головой. – Может испортиться. – А у меня есть Рука Славы, – ни с того ни с сего сообщает Эйвери. Снейп презрительно щурится. – Это – анатомическая модель. А не… страшилка для Хэллоуина. – Сам ты страшилка, – оскорбляется Эйвери. – Она светится в темноте! – Вы, ребята, какие-то гнолли с вашими конечностями, – с отвращением говорит Агнесс. – Люди-гиены. Мэй берет иголку и с размаху всаживает ее в подушечку воскового пальца. В месте укола вспухает красная капля. Вайолет зажимает рот рукой и убегает из зала. – Круто, – говорит Мэй с уважением. – Это значит, что ты промахнулась, – объясняет Снейп. – Когда попадаешь в нужную точку, появляется капля воды. Мэй пальцем размазывает красную жидкость. – Теперь дырка останется, жалко… – Не останется, – успокаивает ее Снейп. – Все следы от уколов через пару часов затягиваются. Я же говорю – вещь. – Это же не настоящая, правда? – спрашивает Лили. Сириус внимательно смотрит на слизеринский стол. – Честно говоря, я бы не гарантировал. Посмотри вокруг, у всех руки целы? – Ну тебя, – говорит Джеймс. – Не видишь, что ли, они ее девушкам дают подержать? Искусственная, конечно. Лили закрывает глаза. – Все равно гадость. Гадость-гадость-гадость. Я всегда говорила, что Малсибер больной на голову, вот, полюбуйтесь. – А это, по ходу, не его, – говорит Питер. Лили опрокидывает свою чашку на блюдце. – С кем поведешься, так тебе и надо. Ох-хо-хонюшки, что это у меня за цветок вырисовывается? На гербологии спросят, не иначе. – А посмотри, что у меня, – говорит Джеймс. – Это ведь сердце, да? – Какие сюси-пуси, – ухмыляется Малсибер. – А еще у нее суставы гнутся, – говорит Снейп. – Я всегда знала, что у Поттера нет вкуса, – говорит Агнесс. – А на месте Эванс я бы такие ноги прятала под мантию. – И большой палец назад отгибается, – говорит Снейп. – Это, кстати, наследственное, как ямочка на подбородке. – К слову о ногах, – говорит Уилкс. – У меня после завтрака окно, я пойду Эвана навещать. Кто со мной? – Гербология, – говорит Снейп. – Три фута по астрономии, – говорит Эйвери. – Спорим, у него Вайолет, – говорит Малсибер.


Изумрудная Змея: * * * – Какой-то я тупой сегодня, – вздыхает Снейп и хрустит суставами рук. – В третий раз решаю уравнение Лапидуса, и опять у меня магическая сила равна нулю. – А кого ты берешь за источник? – спрашивает Уилкс, но отрываясь от собственного пергамента. – Себя, конечно. – Вот так Северус Снейп узнал о том, что он сквиб, – фыркает Розье. Снейп скатывает кусок пергамента в шарик, обводит его ладонью и кидает в Розье. Шарик взрывается водяными брызгами. Уилкс поднимает голову. – Подожди, а что ты кладешь в основу? Снейп с досадой откидывается на стуле. – В том-то и дело, что разные. Сначала я взял Амортенцию… Малсибер гыгыкает. – ...потом Феликс, а потом плюнул и просто подставил зелье от фурункулов. – Хочешь сказать, ты решаешь уравнение Лапидуса для зелий? – уточняет Уилкс. – Ну да. Уилкс обхватывает голову обеими руками и стонет. – Северус, ты с ума сошел? По нему магическая сила для зелий всегда равна нулю! Снейп смотрит на него с недоумением. – Что за бред? Почему? – Потому что у Лапидуса какой-то алхимик любовницу увел. Великие ученые, знаешь ли, тоже люди. Малсибер оживляется. – То есть древние маги тоже насчет этого дела были не дураки? – Не то слово, – просвещает его Розье. – «Оптомерон» почитай. – Подожди, почему же в учебнике об этом ничего нет? – трагическим тоном спрашивает Снейп. – Северус, ну кто тебе в школьном учебнике, пусть даже для седьмого курса, напишет, что знаменитый арифмант Лапидус свое величайшее изобретение создал по такому интересному поводу? – Да я не про бабу, – машет рукой Снейп. – Я про «равняется нулю». Уилкс насмешливо щурится. – Да потому что, извини, пожалуйста, нет таких дураков, чтобы в уравнение Лапидуса подставлять зелья. Двадцать переменных, последовательные операции, время учитывай, температуру учитывай… Рехнуться можно! Возьми какую-нибудь простенькую трансфигурацию и не мучайся. Снейп закрывает глаза и мотает головой. – Два часа я на это убил, чуть не спятил. А трансфигурацию мне считать бесполезно, у меня с ней магическая сила будет равна нулю без всяких древних баб. – Посмотрите на него, – фыркает Малсибер. – Трансфигурация ему не дается. Скромница ты наша. Снейп скептически ухмыляется. – Знаешь, почему у гамадрила на заднице большая красная мозоль? Малсибер выдвигает неправдоподобную и совершенно непечатную версию. Снейп возводит глаза к небу. – Ты вообще о чем-то, кроме этого, думаешь? Нет, дорогой друг, у гамадрила мозоль на заднице, потому что он много сидит и учится. – Еще один факт, о котором вы никогда не прочтете в учебнике, – говорит Розье. У Уилкса самый красивый и четкий почерк на всем курсе. На его пергаментах не найдешь ни одной кляксы. Он мечтает выучить какой-нибудь язык с интересной письменностью. Если Снейп когда-нибудь станет директором Хогвартса – он еще не решил, нужна ли ему эта морока, – он, по просьбе Уилкса, добавит в обязательную программу древнегреческий, плюс арабский, санскрит и китайский для желающих. Вместо маггловедения. Пока эти прекрасные времена не настали, Уилкс изучает руны. Старший футарк, младший футарк. Первый эттир, второй эттир, третий эттир. Готские, англосаксонские, макроманнические, датские, шведско-норвежские, хельсингские, мэнские, пунктированные, исландские, гренландские и далекарлийские. Ветвистая и крестовая тайнопись. В ответ на вопрос, зачем это ему нужно, он просто пожимает плечами. Есть полезные знания, а есть – красивые. Зачем нужны цветы на лугу, облака в небе, стихи и музыка? «Ты смотри, профессору Спраут не скажи про цветы на лугу, – говорит Розье, – она тебе мигом устроит пятьдесят баллов со Слизерина». Впрочем, принято считать, что у рун есть не только тайное значение, но еще и магическая сила. Этому их тоже учат: Дагаз — руна гармоничных изменений, Одал — руна мудрости прошлых поколений, Перто — руна совершенствования магического опыта… Все кругом знают, что от рун есть польза. Застежки кошельков делают в форме руны Феху, которая приносит богатство, а на подкладке чемоданов рисуют руну Райдо, чтобы обезопасить себя в поездках. Старшекурсницы носят на шее золотые руны Гебо на цепочке – это привлекает любовь. Капитан шотландской сборной по квиддичу перед каждым матчем вынимает из кармана и целует стальную руну победы Совило. «Вот именно, – говорит Снейп. – Если бы это работало, у него бы эту железку давно судьи отобрали». – Где Эйв шляется? – спрашивает Розье. – Ему еще три фута по защите писать. – Вот сейчас он досчитает свое уравнение, – говорит Снейп, – сходит отлить и начнет писать сочинение по защите. Всему свое время. – Ты и в туалет за него ходишь? – смеется Розье. Снейп лениво потягивается. – Нет, представь себе, с этим он пока справляется самостоятельно. Уилкс хмурится. – Вообще-то я, как староста, должен это прекратить. Во-первых, это нарушение школьных правил, а во-вторых, вы рано или поздно засыплетесь, и у всех, включая декана, будут неприятности. – Можно подумать, на других факультетах никто не сдувает, – оскорбляется Малсибер. – В таких объемах? Нет, ребята, я думаю, что тут мы – чемпионы школы. В отличие от других видов спорта. – А не пошел бы ты? – резко говорит Розье. Неделю назад Слизерин проиграл Гриффиндору в квиддич. – Мы. Не. Засыплемся, – чеканит Снейп. – Где-то я это уже слышал, – вдыхает Уилкс. – И не один раз, что характерно. Северус, стоит кому-то один раз внимательно посмотреть на пергаменты Эйвери… Снейп швыряет ему исписанный пергамент. – На, посмотри внимательно. Умные все стали, просто куда деваться. Уилкс вполголоса произносит несколько заклинаний. – Ага, – говорит Снейп. – Я такой идиот, что использую изменение почерка, и такой гений, что этого до сих пор никто не заметил. – Да, Томми, не возьмут тебя в авроры, – насмешливо бросает Розье. – А не пошел бы ты? – холодно отвечает Уилкс. Еще некоторое время он крутит пергамент в руках, гладит его и чуть ли не нюхает, затем с досадой швыряет на стол. – Беру свои слова обратно, – говорит он с неохотой. – Тут из всех заклинаний – только дубликация. Вы в «битву драконов» до сих пор играете, что ли? Снейп загадочно улыбается. Уилкс проводит рукой по волосам, поджимает губы и снова садится за книги. Воцаряется молчание. – Да колись уже! – не выдерживает Малсибер. – Как ты это делаешь? Снейп изо всех сил пытается сохранить небрежное выражение лица. – Изменение почерка. – Врешь, – коротко говорит Уилкс. – Я бы заметил. – А там, где ты смотрел, его не было. Малсибер задумчиво мычит. – Подожди, подожди, – тянет Розье. Уилкс несколько раз с досадой бьет себя по лбу кулаком. – Ну конечно! Ты завораживаешь оригинал, а на копии ничего не видно. – Почти, – самодовольно отвечает Снейп. – У меня парочка перьев настроена на почерк Эйва. С оригиналом, строго говоря, никаких манипуляций не происходит. Двойное зеркало. Во всей школе этот фокус может раскусить только Флитвик, а Эйв на чары не ходит. Розье изображает шутовской земной поклон. – Чё-то я ни хрена не понял, – говорит Малсибер.

Изумрудная Змея: * * * «Здравствуй, мама, – пишет Эйвери. – Посмотри, пожалуйста, в моей комнате, не оставил ли я на кровати серый свитер? Не могу найти. Если нет, значит, Малсибер его утащил и своими плечищами все растянет, у него какая-то мания носить чужие вещи, я еще понимаю, если бы Снейп это делал, у которого полторы мантии в чемодане. Напомни, пожалуйста, Сапфире, что я просил у нее флакончики. Я ей, конечно, сам напишу, но ты знаешь, как она читает письма. Просто, когда встретишь, скажи ей, что она мне обещала флакончики. И, знаешь, лучше возьми их у нее и пришли сама, а то она так отправит, что придет все битое. Ты же с ней увидишься на этой неделе, да? А то мы в лабораторных колбах все продаем, и ты бы знала, какое мучение их потом забирать обратно, и я просто не знаю, что будет, если профессор Слагхорн их хватится. Если тебе будут жаловаться, что мы хулиганили в поезде, ты не верь, пожалуйста. Это были не мы, а гриффиндорцы. Просто у меня еще оставалось несколько фейерверков с Нового года, и мы на перроне пару штук бабахнули. Честное слово, ма, на перроне, а не в вагоне – что мы, больные, что ли? А в вагоне – это у Снейпа какая-то склянка лопнула, но это несчастный случай, поэтому не считается. Не присылай мне больше конфеты, пожалуйста, надо мной уже ребята смеются, что мне из дома сладости присылают, как маленькому. Ты мне лучше просто денег пришли, я в Хогсмиде сам все куплю». «Дорогая Лили, – пишет Снейп, – когда ты получишь это письмо, я уже буду мертв». «Дорогая Нарцисса, – пишет Уилкс, – спасибо тебе большое за письмо и за книги. Я был уверен, что ты забыла тот наш разговор у камина. Ты не представляешь, как много это для меня значит. В тот вечер я наконец понял и ощутил то, о чем раньше только читал – насколько вы, женщины, выше и духовнее, чем мы, мужчины. Ни с кем из моих школьных друзей я не смог бы разговаривать так, как с тобой. Они бы меня просто не поняли. Могу тебе признаться – я несколько раз думал, что я ошибаюсь, выдаю желаемое за действительное, но после твоего письма я уверен, что мне не приснилось и не показалось. Я никогда не забуду это рождество. И даже не потому, что всю неделю я был счастлив, как никогда раньше. Просто меня не покидает ощущение, что за эти дни что-то непоправимо изменилось, как будто мою прошлую жизнь отделили от нынешней. Возможно, это всего лишь иллюзия, потому что все вокруг меня осталось прежним: та же обстановка, те же лица… Но сегодня эту границу между минувшим и настоящим я ощущаю как никогда ясно. Ты ведь приедешь на январскую игру, верно? Эван будет очень рад тебя видеть, к тому же, я уверен, что этот матч мы должны выиграть, так что тебе выпадет лишний случай порадоваться за родной факультет. И мы с тобой сможем поговорить о книгах и еще о многом другом, чего в письме не напишешь. Пожалуйста, приезжай». «Хорошо, допустим, я плохой человек, – пишет Снейп. – Допустим. А ты два года не можешь мне простить одно слово, за которое я, между прочим, извинился. А говорила, что ты мне друг. Это нормально, да? Хорошие люди всегда так поступают с друзьями?» «Дорогая Бел, – пишет Розье, – просто передать не могу, до чего мне скучно. Не будь квиддича, я бы, наверное, не выдержал. Иногда мне кажется, что если бы меня ночью перенесли в Азкабан, я бы не заметил разницы. Ни один дементор не может быть таким нудным, как профессор Биннз, просто поверить не могу, что согласился еще два года учиться истории магии в обмен на новую метлу. Самая невыгодная сделка в моей жизни. Не знаю, какое преступление мы все совершили, за что нас на целых семь лет заперли в этом мрачном холодном замке, но все равно – это слишком жестоко. Не знаешь, кому подать апелляцию? Меня иногда берет такая злость, что, кажется, убил бы кого-нибудь. Представить страшно – мне больше никогда в жизни не будет семнадцать лет, и на что, спрашивается, я трачу этот неповторимый год? На зубрежку? И знаешь, что самое обидное? Мне никогда, никогда, никогда в жизни не пригодится этот дурацкий диплом. Если бы ты только знала, как мне порой хочется сесть на метлу, сделать всем ручкой и рвануть отсюда куда глаза глядят. Как у вас дела? Не в смысле «напиши мне, как у вас дела», конечно, я еще не совсем свихнулся, просто я передать не могу, как я вам всем завидую. Вы живете, а я всего-навсего существую. Не хочу я ныть, правда, особенно когда тебе, отцу и всем нашим приходится куда хлеще. Но временами, знаешь, накатывает такая тоска, что хоть волком вой. Если бы не Том, я бы свихнулся, честно. Знала бы ты, какой он молодец! Говорят, что мужчине жена всегда ближе, чем друзья, может, так оно и есть, но я не могу себе представить, кто бы мог мне заменить Тома, тем более – какая-нибудь девчонка (без обид, ладно?). Я, наверное, никогда не женюсь. Буду богатым одиноким дядюшкой. Ты только маме про эти планы не говори, хорошо? А то она меня на следующей неделе женит. Встретишь свою сестру – передай ей от меня, что она свинья. Она знает, почему». «Ты думаешь, я слепой? – пишет Снейп. – Ты думаешь, я не понимаю, что происходит? Мне просто интересно, к чему были все эти разговоры о том, как ты его ненавидишь и презираешь». «Привет, па, – пишет Малсибер. – Короче, мы их сделали. Они сначала были такие борзые, даром что хаффлы, закатили нам, типа, три гола за пять минут, и радости полные штаны. Ну, мы такие зырим на Эвана, мол, чё делать, а он соображает, аж мозги трещат, чуть под бладжер не попал, так задумался, а наши с трибун орут, и тут мне этот козел Питерс говорит, куда ты целишься, а я ему такой говорю, это мое дело, куда я целюсь, ты смотри, куда летишь, и, короче, судья выписал нам штрафной. Ну, мы обозлились и поперли на них. В общем, я Питерсу все-таки вломил битой по почкам, типа случайно, пусть знает, козел. И тут Снейп начинает вопить как резаный, что у хаффлов типа был фол, и наши все такие тоже начинают орать, что фол, и Поттер с другого конца визжит, что ничего не было, непременно ему надо влезть, куда не просят, а хаффлы, видать, уже сами не знают, был у них фол или не было, потому как плохо понимают, что это такое, это Снейпом надо быть, чтобы такие штуки видеть, а он и придумать может, с него станется. Ну, короче, судья такой говорит, что нарушения правил не было, а мы такие говорим, что как бы было, и наши орут, что судью на мыло, а хаффлы уже совсем в непонятках, и тут мы им под это дело вкатили парочку, пока они сопли на кулак наматывали. Ну, тут Эван проснулся, раскидал нас на два крыла, и мы как бы уже серьезно начали атаковать, правда, это Снейп говорит про два крыла, сам знаешь, пока летаешь, не поймешь где лево, где право, только успевай от бладжеров отмахиваться. Короче, мы ведем шестьдесят – восемьдесят, и тут Регул видит снитч, и тут с неба как посыплет! Снежинки с мой кулак, и еще туча прямо над полем, и сразу темно, и вся морда в снегу, и типа не знаешь, куда податься, вверх или вниз, потому что везде каша. И типа Регул в этом всем ищет снитч, прикинь? В общем, судья говорит, что надо останавливать матч, а мы типа ведем, а хаффлы визжат, чтобы потом переигрывать, а мы такие говорим, что хрена, мы ведем на двадцать очков, и если кто боится размокнуть, то пусть лезет к мамочке под юбку, а у меня уже на метле висит борода, как у Дамблдора, и дураку ясно, что надо завязывать, но мы же типа ведем! И тут Регул вылезает чуть ли не из тучи и говорит, типа, фиг с вами, останавливайте, я как бы снитч уже поймал. Короче, если мы теперь сделаем рейвов, а грифы сдуют хаффлам, то кубок наш».

Изумрудная Змея: * * * – Джезабел Уотерс, – говорит Эйвери. Снейп поднимает глаза к потолку. – Никогда не думал, что в Хогвартсе такая толпа девчонок. Кто это такая? – Четвертый курс Рейвенкло. Я тебе ее за обедом покажу. Малсибер смеется. – Так ты, Сев, до мышей дотрахаешься. – Ты совсем двинулся, – говорит Снейп. – Четвертый курс. Что я с ней делать-то буду? – А что бы ты делал с семикурсницей? – интересуется Розье. – То же самое, что ты с Вайолет, не беспокойся. – Для этого и первокурсница сгодится, – говорит Уилкс. – Вайолет у нас приличная девочка. – Ну уж не настолько, – загадочно улыбается Розье. – О, ты ей забил? – оживляется Малсибер. – Когда? – Нет, – смеется Розье, – она хороший вратарь. А ты, я смотрю, даже во время квиддича об этом думаешь. – Я мужик, – гордо говорит Малсибер, – я всегда об этом думаю. Когда Розье исполнилось шестнадцать, отец возил его в Париж. Когда Малсиберу исполнилось семнадцать, отец водил его в Лютный переулок. Эйвери говорит, что да, но ему никто не верит. Уилкс улыбается и говорит «не скажу», но все думают, что да. Снейп говорит, что он выше всех этих животных инстинктов. – Четвертый курс – это мелко, – говорит Снейп. – Целовать – так королеву. Я, пожалуй, полюблю профессора Макгоннагал. Малсибер хрюкает. Розье широко раскрывает глаза и рот. – Кого? – осторожно переспрашивает Уилкс. – Того. Она не красит ногти в идиотский розовый цвет, не читает «Ведьмополитен», никогда не хихикает, у нее развитый интеллект, хотя и не слишком широкий кругозор, и при этом она не носит очки, не страдает от вечного насморка и не весит полтонны. Назови мне хоть одну семикурсницу, про которую можно сказать то же самое. – Агнесс Нотт, – предлагает Эйвери. Снейп кривит губы. – Мы, вроде бы, говорим про девушек, а не про надгробные памятники. – Не понимаю, что ты имеешь против очков, – говорит Розье. – В твоем случае, чем хуже девушка видит, тем лучше. – Слушай, но она же старая, – говорит Малсибер. – Скорей бы мне под пятьдесят, чтоб ей под девяносто, – говорит Снейп. Они все любят Киплинга, даже Малсибер, презирающий поэзию по принципиальным соображениям. Они мечтают увидеть далекие экзотические страны, нести бремя белых, воздвигать над могилами товарищей курганы из человеческих голов, целовать золотистых бирманок (кстати, а Бирма – это где?), курить, презирать женщин и героически погибнуть где-нибудь в джунглях. Время от времени они добывают коробку сигар, запираются в спальне и дымят, лежа на кроватях. Потом всех, кроме Малсибера, тошнит, у Снейпа начинается аллергический насморк, а от подушек и занавесок долго пахнет жжеными носками. – Пойду я, пожалуй, в библиотеку, – говорит Снейп. – Надеюсь, хоть там никто не тискается. А то я вчера ночью спугнул одну парочку на Астрономической башне. – Весна, – глубокомысленно говорит Эйвери. – Чудесный теплый месяц март, – подтверждает Уилкс. – Свитер надень. Снейп поднимает со стула черный ком, встряхивает, на секунду преображается в безголовое чудовище с двумя щупальцами, освобождается, трясет головой, набрасывает сверху мантию и выходит из спальни. – Задом наперед и наизнанку, – говорит ему вслед Уилкс. – Горе луковое. Эйв, ты сдурел с этим четвертым курсом? Над ним вся школа ржать будет. – Потому что сейчас… – бормочет Розье, роясь в шкафу. – Куда же я сунул? …потому что сейчас над ним никто не смеется. Особенно когда он в таком виде приходит в библиотеку. Что ж ты ему не сказал, чтобы он свитер переодел? А еще староста. Уилкс молча швыряет в него подушкой. – Мазила, – Розье ловит подушку на лету. – Признавайтесь, извращенцы, кто из вас носил мою мантию и не повесил обратно на вешалку? Узнаю – убью. Они не знают, для чего ищут Снейпу девушку. Дело это явно безнадежное – кто на него позарится? Нищий полукровка, уродливый к тому же, и во рту жук да жаба, как говорит бабка Малсибера. И, самое главное – самому Снейпу это не надо. Он вроде бы и не против, но каждый раз отговаривается какой-нибудь ерундой. Не может же он до сих пор сохнуть по Эванс, правда? – Н-н-не надо, – сдавленно шепчет Вайолет. – Эван, не надо, я не хочу, пусти! – Не ори! – шипит Розье. – Услышит кто-нибудь. Можно подумать, я тебя заставляю. – Десять галеонов, – говорит Малсибер. – За эти деньги знаешь сколько всего можно купить? – Свинья ты, вот кто, – говорит Рози. – А если бы твоей сестре кто такое предложил? – Я тебя когда-нибудь обидел? – спрашивает Розье. – Почему ты себя со мной ведешь, как будто я какой-то Малсибер? Я тебя разве заставляю? – Пятнадцать, – говорит Малсибер. – От сердца отрываю. – Убирайся, – говорит Рози, – а то я тебе еще что-нибудь оторву. Свинья такая. – Ты меня просто не любишь, – говорит Розье. – Если бы любила, тебе бы самой хотелось. Не любишь – так и скажи, я тебе не буду навязываться. У меня тоже, знаешь ли, гордость есть. – А то я не знаю, – говорит Малсибер. – Все знают, что ты это делаешь. Бесплатно, между прочим. А я тебе хорошие деньги предлагаю. – И кто же это у нас такой разговорчивый? – ехидно спрашивает Рози. – Назови хоть одного человека, который тебе сам сказал, что у него со мной что-то было. Ну хоть одного. – Ты же читаешь газеты? – говорит Розье. – Видишь, что делается? Ты думаешь, я после школы пойду, как зайчик, в Министерство бумажки перекладывать? Такое впечатление я произвожу, да? – Ты же первый на всю школу растреплешь, – говорит Рози. – Вы про девушек говорите, что они сплетницы, а сами языками мелете будь здоров. Да согласись я, ты завтра же всем разболтаешь. – Я чё, совсем дурак? – обижается Малсибер. – Я даже ему не скажу, что это за деньги. И ты молчи, поняла? – Меня, может, убьют на следующий день, – говорит Розье. – Знаешь ведь, как это бывает. Я тогда ничего в жизни не увижу, только школу эту дурацкую. Думаешь, это легко? – Вот это дружба, – смеется Рози. – Так ты точно не для себя? Для друга? Ну ты даешь! Это же надо – такое придумать! День рождения у него, что ли? – Разве это мне надо? – говорит Розье. – Это нам всем нужно, тебе в том числе. Понимаешь, я погибнуть готов, чтобы тебе было хорошо, а тебе все равно, ты меня не любишь совсем. – Двадцать, – говорит Рози. – Охренела? – возмущается Малсибер. – Как хочешь, – Рози пожимает плечами. – Ищи такую дуру, которая согласится с ним бесплатно. – Только в рассрочку тогда, – говорит Малсибер. – Пять вперед, десять потом, и еще пять через неделю, когда мне денег пришлют. – Холодно, – шепчет Вайолет, – подожди, мне холодно. – Ничего, – говорит Розье, – сейчас я тебя согрею. – Где ты шатаешься? – спрашивает Уилкс. – Я, между прочим, староста, если кто-то шляется по ночам, я должен снимать баллы с факультета. – Снимай, кто ж тебе мешает, – огрызается Снейп. Из темноты слышится шорох. – Ну что? – шепчет Эйвери. – Холод на улице собачий, вот что, – говорит Снейп. – И луна светит. Еще вопросы будут? – Ты просто скажи, прав я был или нет, – говорит Малсибер. – Одно слово только. – Отвяжись. – Эй, ребята, что за тайны? – тревожно спрашивает Уилкс. – Если вы опять что-то затеяли, лучше сразу скажите. – А что, поспать сегодня отменяется? – сонно бормочет Розье. – Просто скажи, да или нет, – настаивает Малсибер. – Может, я дурак. Может, я не понимаю ничего. Чтоб я знал в следующий раз. – Да, – говорит Розье, – ты дурак и ничего не понимаешь. Доволен? А теперь спи. Что вам приспичило это выяснять посреди ночи? – Спорим, что нет? – говорит Эйвери. – Я так и знал, что ему слабо. – Объяснит мне кто-нибудь, что происходит? – спрашивает Уилкс. – Понятия не имею, – говорит Снейп. – Это, видимо, полнолуние так действует. На кого как. – Я тогда у Рози спрошу, – говорит Малсибер. – Делов-то. Розье тихо свистит. – У кого? – спрашивает Уилкс. – Мои поздравления, – говорит Розье. – Вступай в клуб. – Вы все идиоты, – говорит Снейп. – И вообще это должно быть по любви. – Спорим, что нет, – говорит Эйвери. – Спорим, что да, – говорит Малсибер. – Фу, – говорит Уилкс.

Изумрудная Змея: * * * – Этого не может быть, – говорит Уилкс. – На, читай, – говорит Розье. – Крупно написано, не пропустишь. – А я тебе говорю, что этого не может быть, – упорствует Уилкс. – В газетах и не такую ерунду напишут, что же, всему верить? – Оптимисты среди нас, – мрачно говорит Снейп. Уилкс стискивает зубы. – Я не оптимист. Я реалист. Не могут они такого сделать. Тысячу лет ничего подобного… – Крауч знает, – говорит Малсибер. – Посмотрите на него. Он знает. Барти Крауч, бледный тощий подросток с россыпью угрей на щеках, упорно смотрит в тарелку с овсянкой. В Большом Зале раздается шелест газет, листы передаются из рук в руки, слышится звук рвущейся бумаги и ругань. В гуле голосов можно различить отдельные слова: «аврорат», «Крауч», «газета», «Крауч», «ужас», «правильно», «Крауч», «Крауч», «КРАУЧ». Барти смотрит только в свою тарелку. Квиррел достает карандаш и начинает закрашивать середину буквы «о» в слове «аврорат». – Не передумал насчет аврората? – спрашивает Джеймс. Сириус чертит ложкой по тарелке с овсянкой. Точка, точка, запятая, вышла рожица кривая. – Ты же знаешь, я и дисциплина… Хотя соблазнительно, не спорю. – Соблазнительно, – повторяет Лили кофейнику. – А что, – говорит Петтигрю, – по-моему, справедливо. Кто к нам с чем и зачем, тот от того и того. – Мальчишки, – говорит Лили кофейнику. В центре слова «аврорат» образуется черное пятно. Квиррел переходит к букве «о» в слове «Непростительные». – Кто со мной? – спрашивает Снейп. – Да просто морду ему набить, – говорит Малсибер. – Меня считай, – говорит Эйвери. – Ничего не слышу, – говорит Уилкс. – Эйв, узнай его расписание, – приказывает Снейп. Он вынимает из кармана мятый листок бумаги и начинает на нем что-то неразборчиво писать. – У меня есть пара булавок, надо будет, еще сделаю. И смотри сюда… – Да просто морду ему набью после завтрака, вот и все, – говорит Малсибер. – Ни слова не слышу, – говорит Уилкс. – Это вычеркни, – говорит Эйвери. – С ума сошел? – Он в команде, – говорит Розье. – Он в команде, а нам с ними еще играть. Все замолкают. – Не о том думаешь, – говорит Снейп. Заголовок в газете смотрит на Квиррела двумя черными пустыми глазами. Тот удовлетворенно кивает и переходит к более мелким буквам «о» в передовице. «Отец, – думает Розье. – Отец». За окном темно, одна щека прижата к холодному стеклу, другая пылает. В руках кружка с пуншем. Каркаров и Долохов громко спорят о том, где живут самые красивые женщины мира – в Москве или в Петербурге. «И заметь, – тихо говорит отец, – Игорь родился в Париже, а Антон – в Праге». Он чуть слышно смеется и отходит к камину. «Самые красивые женщины – китаянки. Маленькая нога и покорный характер. Джентльмены, я полагаю, мы уже созрели для бриджа». «Отец, – думает Уилкс. – Отец». На белой повязке проступает коричневое пятно с зелеными краями. – Еще слой, Помона. Спокойно, это не конец света. – Мальчик, ты что тут делаешь? А ну иди спать! – Оставь его, Тео, пусть привыкает. Ему через пару лет идти по той же дорожке. – Вот поэтому у меня никогда не будет сыновей. – Ты не понимаешь, от чего отказываешься. «Мама с ума сойдет», – думает Эйвери. – Посмотри на родословное древо любой приличной семьи, – говорит мама. – Хорошо, если один из десяти мужчин доживает до ста лет. Если на их долю не досталось какой-нибудь войны, то они начинают бегать за драконами, или великанами, или чужими женами, пока не найдут способ сломать себе шею. Точно стадо леммингов в поисках достаточно высокой скалы. В конце концов, людям без воображения всегда остается квиддич. – Женщины тоже в него играют. – Разве же это женщины? Мама пробует тесто для пирога. – Сахара маловато. Конечно, сыновья – это совсем другое дело. «Ну и пусть, – думает Снейп. – Все равно никто не заплачет». Он смотрит в сторону гриффиндорского стола. Нет, никто. «Да просто морду ему набить», – думает Малсибер. Весь первый абзац передовицы выглядит так, словно переболел черной оспой. Квиррел дожевывает кусок хлеба с маслом, мусолит во рту карандаш и переходит ко второму абзацу. – Оставь ты эту газету в покое, – говорит кому-то Кингсли Шеклболт. Он самый молодой из четырех капитанов команд: Розье и Поттер на седьмом курсе, Эббот на шестом, а Кингсли только-только исполнилось пятнадцать. Он лучший вратарь во всей школе – стенка, а не вратарь, ни один квоффл не пролетит. Единственный из всех капитанов он еще и староста. – Можешь сегодня пропустить тренировку, если хочешь, – обращается он к Барти. – Вот спасибо, – говорит Барти, глядя в свою тарелку. – Могу и все остальные тоже пропустить. И игру. Все только рады будут. Кингсли шумно вздыхает. – Не дури. Если ты сегодня можешь тренироваться – значит, можешь. Ладно, забыли. Барти слышит, как весь Большой Зал повторяет его имя, как оно отражается от стен, взлетает под потолок и падает ему на голову. Квирелл переворачивает страницу и начинает закрашивать букву «о» в слове «Шропшир». – А что-нибудь хорошее там есть? – спрашивает Розье. – «Нападение оборотня на человека в Шропшире», – читает вслух Эйвери. Малсибер смеется. Уилкс с отвращением смотрит на газету. – Ужас, – говорит Снейп. – Я бы отравился. – На месте редактора? – интересуется Розье. – Как там «Торнадо» сыграли? – спрашивает Сириус. – Хвостик, да отдай ты мне спортивную колонку и смотри свою страницу анекдотов, сколько влезет. – На месте обоих, – говорит Снейп. – Кого оборотень покусал – все равно уже не человек. Чем так жить, лучше сразу… – «Торнадо» продули, – говорит Малсибер. – Облизнулся им кубок. – Удивительно, как некоторые легко определяют, кто человек, а кто нет, – говорит Лили. Квиррелл пририсовывает капитану «Торнадо Татсхила» лихие мушкетерские усы и эспаньолку.

Изумрудная Змея: * * * – Прошу минуту внимания, – говорит профессор Макгоннагал. – Профессор Аргайл заболел, урока сегодня не будет. Можете заниматься чем хотите, но только чтобы в классе была мертвая тишина. Я повторяю – мертвая тишина. Хочется верить, что седьмой курс способен на такой подвиг. Если не ошибаюсь, здесь присутствуют двое старост – да, мистер Уилкс, трое, прошу прощения. Надеюсь, мне не нужно напоминать вам о ваших прямых обязанностях. – Как вы будете убивать тишину, мистерр Снейп? – голосом Аргайла спрашивает Уилкс. – Тихо, сэр! – Похвально, похвально… Пятьдесят баллов Слизеррину. Ремус откидывается на спинку стула. Как всегда перед полнолунием, ему кажется, что он слышит каждый звук, чует каждый запах и видит все, что происходит у него за спиной. Он закрывает глаза и видит, как за соседней партой Сириус раскачивается на стуле, а Джеймс кладет локти на стол и сверлит взглядом рыжий затылок Лили. Он прижимает ладони к ушам и слышит, как у него за спиной Уилкс вынимает что-то из сумки, какой-то ящик, внутри которого гулко перекатываются… Он задерживает дыхание и чувствует, как рядом с ним Петтигрю садится на свой стул верхом. – Пи-и-итер, – стонет он сквозь зубы. – Люпин, убрал бы ты своего надоеду, – холодно говорит Уилкс. – Воздух общий, – мгновенно откликается Сириус. – А кто не хочет, чтобы на него смотрели, пусть лезет под парту и там сидит. Люпин с удовольствием залез бы под парту, но подозревает, что тогда на него точно будет смотреть весь класс. Он мысленно поднимается к потолку и смотрит вниз, на шестнадцать одинаковых черных мантий. Рыжее пятно на первой парте – это Лили. Рыжее пятно на последней парте – это Малсибер. – Выбирай, – говорит Уилкс. Люпин закрывает лицо руками и видит, как Уилкс протягивает Снейпу два плотно сжатых кулака, как Снейп, помедлив, указывает пальцем на левый, в котором лежит черная пешка. – Повезло, – говорит Уилкс. – Начинай. Люпин открывает глаза и оборачивается. Снейп расставляет на доске белые фигуры. Все вокруг лезут под парты. «Наверное, не хотят, чтобы на них смотрели», – думает Люпин, чего только не придет в голову перед полнолунием. Под партами стоят сумки, а в сумках лежат книги, вязание, вышивка, Всевкусные Орешки, газеты, журналы, карты… – А кто будет играть во Взрывного Дурака, получит в лоб лично от меня, – говорит Уилкс. – Попросили же как людей. Розье садится на подоконник, достает из кармана пачку сигарет и закуривает. Дым вытягивается наружу через незаметное отверстие в стекле. – Оп-па, – говорит Уилкс. – А если кто войдет? – Кому мы нужны, – машет рукой Снейп. – Ходи давай. – Не скажи. Квиддичный кубок нам, конечно, улыбнулся, а за Кубок школы лично я еще поборолся бы. Шансы у нас, во всяком случае, есть. Разумеется, если не курить на уроках. – Такой большой, а в сказки веришь. – Снейп указывает подбородком на затылок Люпина, потом на парту, где сидят Джеймс и Сириус. – Спорим? Уилкс молча переставляет свою ладью. «Неправда, – думает Люпин. – Это неправда, что нам отдадут Кубок школы только потому, что Дамблдор сам гриффиндорец. Это неправда, что Джеймс и Сириус – директорские любимчики. Нечестно так говорить. Нечестно так думать. Я ему так и скажу – это нечестно». Он знает, что не скажет. Джеймс берет перо и начинает щекотать шею Лили. Она, не глядя, прихлопывает ладонью кончик пера, словно надоедливое насекомое. – Что задумался? Комбинаторный взрыв? – говорит Уилкс и улыбается. – Вот, кстати, да, – оживляется Снейп. – Шахматы – это классический пример применения эвристического алгоритма. А теперь скажи мне, что я был неправ. – Ты был неправ. – Да? – Да. Северус, тебе дали нерешаемую задачу, причем даже не дали, а просто показали, как иллюстрацию принципа, ты ее решил методом научного тыка… извини, в сущности это сводится к тому же самому, просто называется красиво… И чего ты ждал, прости? Для того, чтобы доказать, что ты прав, надо перебрать пятьдесят миллионов вариантов, если раньше не умрешь от старости. А для того, чтобы доказать, что ты дурак, надо просто ткнуть тебя носом в учебник. И что выберет любой нормальный учитель? – Признает, что в учебнике написана глупость, – сквозь зубы цедит Снейп. – Северус! Уймись. Ты уморил шестерых преподавателей Защиты – хотя похоже, что уже семерых, ты не уморил Слага только потому, что это невозможно – он вечный, как холмы, теперь, за месяц до экзаменов, ты решил извести Вектор? Мы из-за тебя весь урок потратили на один параграф, это ты понимаешь? Остынь, наконец. «Арифмантика», – вяло думает Люпин. На этом уроке у него пошла носом кровь, и весь следующий час он просидел в Больничном крыле, с дверным ключом, прижатым к затылку. «Интересно, как можно было решить ту задачу, надо будет потом спросить». Он знает, что не спросит. – Да хрен бы с ней, – говорит Снейп. – Зато я окончательно понял одну важную вещь. – Что у тебя король под угрозой? – наивным тоном спрашивает Уилкс. – Он у меня всю игру под угрозой, это недостаток атакующего стиля. А достоинство его в том, что я сейчас съем твою ладью. Нет, я просто внезапно осознал, что я не теоретик. Не хочу всю жизнь пялиться на нерешаемые задачи. – Да ты что? – говорит Уилкс. – С ума сойти. Обожаю, когда до вас с Малсибером доходят очевидные вещи. – Чё сразу Малсибер? – раздается недовольный голос с последней парты. – Ничего, ничего. Вот же слух у человека – как у рыси. – Что значит – очевидные вещи? – хмурится Снейп. – Посмотри назад, – вместо ответа предлагает Уилкс. – Не скажешь, чем там Эйвери торгует? Снейп красноречиво косится на затылок Люпина и любопытное лицо Питера. – Я же тебя не спрашиваю, чем конкретно он торгует, – спокойно продолжает Уилкс. – Ты мне лучше скажи, кто все это изготовил. – Допустим, я. И что? – А то, что результатами твоей практической деятельности вся школа завалена по крышу. Теоретик. Прощайся со своей пешкой. «Надо действительно выяснить, чем там Эйвери торгует», – думает Люпин. Что-то сладковатое, немного пыльное, как залежавшаяся пудра. Что-то прохладное, свежее, как речная вода, в которой подержали серебряную ложку. Духи. Конфеты, которые на самом деле не конфеты. Шоколад, нагретая солнцем сосна и что-то третье, непонятное, но очень знакомое – с ума они… Он знает, что не станет выяснять. Сириус складывает из пергамента журавлика, чтобы заставить его летать под потолком. Лили обернулась, держится за кончик пера, смотрит Джеймсу прямо в глаза и улыбается. Питер взялся обеими руками за спинку стула и сосредоточенно глядит на шахматную доску. – Если у науки нет прикладного применения, то это не наука, а… Последнее слово Снейп произносит беззвучно, одними губами. Питер хрюкает и утыкается лбом в спинку стула. В следующую секунду он с треском падает на пол. – Что, стул сломался? – участливо говорит Снейп. – Так пойди пересядь куда-нибудь. Сириус и Джеймс начинают вставать из-за парты, сзади со своих мест поднимаются Эйвери и Малсибер. Продолжения Люпин не видит, потому что падает в обморок.

Изумрудная Змея: * * * – Блин, – говорит Малсибер, – я не верю. До сих пор не верю. Я все семь лет думал, что не закончу эту гребаную школу, что меня вышибут. – Я тоже, – говорит Уилкс. Малсибер смотрит на него с недоумением. – Тебя-то за что? Розье и Эйвери смеются, Снейп пожимает плечами. – Расслабься, мы все думали, что тебя вот-вот вышибут. – Блин, – говорит Малсибер. – Я думал, не доживу. «Я тоже думал, что я не доживу, – думает Снейп. – Что я покончу с собой, что меня убьют, что я просто однажды закрою глаза и умру, потому что это невозможно, невозможно, невозможно». – Я серьезно спрашиваю, – говорит Джеймс. – А я тебе серьезно отвечаю – куплю мотоцикл. – А потом? – А потом буду на нем ездить. – Балда. Рем, а ты что будешь делать? – Работу искать. Отец мне устроил собеседование в «Ежедневный пророк», но я думаю, они ему просто одолжение делают. И потом журналистика, знаешь… Наверное, устроюсь куда-нибудь в лавку, торговать. – Я сниму квартиру в Лондоне, – говорит Питер. – Напополам с кем-нибудь. Одному получится дорого, а если вдвоем… – А я пойду в аврорат, – говорит Джеймс. – И женюсь. – Мой тебе совет, – говорит Сириус, – купи лучше мотоцикл. – Только попробуй, – говорит Снейп. – А что? – говорит Розье. – Я бы поучаствовал. И еще человек пятьдесят с нашего курса. – Том, скажи им, – говорит Снейп. Вместо ответа Уилкс откалывает с мантии значок старосты и прячет в карман. – Совсем сдурели – учебники жечь, – говорит Эйвери. – Они денег стоят. Снейп кладет руку на свой учебник по зельям и закрывает глаза. Малсибер тянет себя за ухо. – Ты сам говорил, что там написана полная ерунда. – С дикарями не разговариваю, – отвечает Снейп, не открывая глаз. – Иди, танцуй у костра. Раздеться не забудь и морду свиной кровью намазать. Если я вдруг кому понадоблюсь – я в последнем оплоте цивилизации. Он складывает свои учебники стопкой. – В туалете, что ли? – интересуется Уилкс. Снейп приподнимает брови, внимательно на него смотрит, пожимает плечами и уходит, забрав с собой книги. – Да в библиотеку он пошел, – говорит Малсибер. – Сейчас школе все пожертвует, для неимущих студентов. Он сопит, с ненавистью смотрит на свой учебник трансфигурации, затем с размаху швыряет его на стол. – Вот же человек! Любое удовольствие надо изгадить! – Должен признаться, я испытываю смешанные чувства, – говорит Слагхорн. – Чудесные юноши и девушки заканчивают школу в этом году, истинным удовольствием было их обучать. Но видеть, как они покидают эти стены, и знать, что никто из нас больше не несет за них ответственности – это не меньшее удовольствие. Хотя некоторых из них я надеюсь в ближайшее время увидеть вновь. – Малсибера, например, – говорит Макгоннагал. – А почему бы и нет? – говорит Слагхорн. – А почему бы, собственно, и нет? Не хочу вторгаться в область, в которой не слишком компетентен, но, я полагаю, через несколько лет мы увидим этого молодого человека в составе английской сборной. Хотя не исключено, что его перехватят валлийцы, Малсиберы живут возле Долвиделлана. – С чем я и поздравляю валлийцев, – говорит Флитвик. – Интересно, – говорит Розье, – а метлы можно жертвовать неимущим студентам? Я бы свою отдал. – Чё? – говорит Малсибер. – Прекрати уже эту истерику, – говорит Уилкс. – Это Регул зевнул снитч, а не ты. Что ты должен был сделать, чего не сделал? Взять Снейпа ловцом? Он бы тебе наловил… – «Нимбус-Победа», – говорит Эйвери. – У неимущих студентов морда треснет. Слушай, пожертвуй мне, а? – Забирай, – говорит Розье. – Я наигрался. – Угадайте, что делают хаффлы? – говорит Питер. – Нет, вы угадайте. Ну, правда – ни за что не догадаетесь. – Целуют землю в теплицах, – предполагает Люпин. – Катаются на лестницах! Нет, серьезно. Весь седьмой курс хаффлов катается на лестницах, как первоклашки. С конфетами и сливочным пивом. Не дураки, а? В голосе Питера слышна нескрываемая зависть. – Это все болезни роста, – говорит Слагхорн. – Взять хотя бы Эйвери. Кто бы мог подумать, после той истории с мисс Макдональд, что из него вырастет такой предприимчивый молодой человек? – Он пробирки вам вернул, ваш предприимчивый? – спрашивает Флитвик. – Вы учтите, из них половина битые, и не по одному разу. Снейп мне как-то написал неплохую работу по применению “Reparo” к стеклянной посуде нестандартной формы. Сразу было видно большую практику. – Болезни роста, – повторяет Слагхорн. – Так что, Минерва, я более чем уверен, что даже Сириус Блэк, когда перерастет свой подростковый бунт, станет… – …предприимчивым молодым человеком? – говорит МакГоннагал. – Это вряд ли, Гораций. Чего только не бывает в жизни, но именно это – вряд ли. – А это чье? – спрашивает Малсибер. – И чего это вообще? – Мое, отдай, – говорит Снейп. – Вечно ты берешь без спросу сам не знаешь что. Это кассета, на них магглы музыку записывают. – Воображаю я эту музыку, – говорит Розье. – Дай послушать, что ли. – Не могу. К ней нужен магнитофон, которого у меня нет. И все равно в Хогвартсе играть не будет. – Обращаю ваше внимание, – говорит Уилкс, – магглы как в капле воды. Чтобы сделать простую вещь, надо купить полный дом механической дряни. Выкинь это, или лучше в камине сожги. – Вонять будет на всю школу, – говорит Снейп. Он кладет кассету на стол, сдвигает брови и делает резкое движение палочкой. Кассета разлетается на мелкие части. «Если бы я ей тогда подарил, как собирался, все было бы по-другому», – думает Снейп. – А мусорить-то зачем? – говорит Розье. Обломки пластика и обрывки пленки собираются вместе, превращаются в маленький смерч и вылетают в окно. «Нет, – думает Снейп, – ничего бы не изменилось. Ничего». – Ты совсем зеленый, – говорит Кингсли. – Чистый слизеринец. – Все нормально, – говорит Барти. – Нет, правда. Как ты в поезде ехать собираешься? Сходил бы ты в Больничное крыло, а то на тебя смотреть страшно. Хуже чем перед СОВами. – Хуже, – говорит Барти. – Если бы мы хотя бы выиграли кубок... – Еще выиграем. В этом году у всех команд, кроме нашей, лучшие игроки уходят. А пока смотри на это так: мы помогли силам добра одолеть силы зла. – Это ты отцу моему скажи, – говорит Барти. – Так трогательно, – говорит Слагхорн. – Такая забота. – Это у вас уже третий экземпляр, кажется? – говорит Флитвик. – Пятый, представьте себе. Да, страшно подумать, сколько лет я работаю в этой школе. Второй, если не ошибаюсь, мне подарил ваш выпуск, Филиус. И, знаете, это самое ценное издание из всех. Библиографическая редкость. – У меня всегда было чутье на хорошие книги. – Так это вы выбирали? – улыбается Слагхорн. – Представьте себе, я так и думал. А ваш выпуск, Минерва, как сейчас помню, осчастливил меня фарфоровой вазой. Не могу описать, с каким облегчением я вздохнул, когда это чудовище наконец-то разбилось. Черный зимний плащ с оловянными застежками (верхняя и нижняя вырваны с мясом, вторая сверху болтается на одной нитке). Черный свитер с полупрозрачными локтями. Шляпа. Правая перчатка (левая безнадежно утеряна). Целый левый носок. Небрежно заштопанный левый носок, правый с дыркой на большом пальце – в каждый кладется по пробирке. Правый носок с дыркой на пятке – ничего, до Лондона дотянем. Пара криво связанных зеленых носков, ни разу не надеванных. Ни на одной вещи, наперекор школьным правилам, нет метки с именем владельца. Серый ком нижнего белья. Клетчатая рубашка с самодельными заплатками на локтях – кожа редкого зверя дерматина. В грязную рубашку заворачивается телескоп, в условно чистую рубашку – весы, в футболку – оставшиеся пробирки. Котлы уменьшить – больше никогда не таскать с собой два котла, привязанных к чемодану, какое счастье! Все книги сдал в библиотеку. Помятая коробка зубного порошка. Разлохмаченная зубная щетка. Новый гребешок (чей-то тонкий намек на рождество, а могли и средство от вшей подарить, с них, идиотов, станется). Бритва, помазок. Опять забыл вытереть лезвие, ничего, до завтра не заржавеет. Интересно, что будет, если прихватить с собой школьное полотенце. И наволочку… Ножницы. Набор из трех ножей. Драгоценная коробка с ингредиентами. Пузырек чернил, четыре пера разной степени пожеванности. Свиток чистого пергамента. Два свитка исписанного пергамента. Конверт с тремя колдографиями. Часы – в карман. Носовой платок – в карман. Так, а дырку-то я зашил? Да. Маггловских денег хватит на бутылку пива, нормальных… в общем-то, тоже. – Ты так ее и понесешь? – спрашивает Малсибер. – Не знаю. В чемодане она может помяться, уменьшать ее нельзя, а в Лондоне люди почему-то очень пугаются, если кто-то несет по улице отрубленную человеческую руку. Даже восковую. В бумагу завернуть, что ли? Сделаю вид, что это такой букет. Эйв, ты запасливый, у тебя нигде оберточной бумаги не завалялось? – В газету заверни, – предлагает Эйвери. – Если у тебя есть «Дэйли мейл» или «Морнинг пост», то давай сюда. – Чего? – А если ты мне предлагаешь «Ежедневный пророк» по маггловскому кварталу таскать, то поехали со мной, будем вдвоем в аврорате объясняться. – А какая… – В маггловских газетах изображения не двигаются, – утомленным тоном поясняет Уилкс. – И кто-нибудь может заметить странный заголовок. Кто бы знал, как мне надоела эта дурацкая конспирация. Сидим в собственной стране, как мыши под метлой. Туда не ходи, там не колдуй, газету – и ту думай, куда несешь. – Тебе надоела? – спрашивает Снейп. – Тебе? – Ты, должно быть, счастлива, – говорит Агнесс Нотт. – Наконец-то избавишься от этой мороки. – Не понимаю, о чем ты, – говорит Лили. – Быть старостой – большая ответственность, не каждому по плечу. И заметь, я тебя не осуждаю. Девушка в твоем положении на многое пойдет, чтобы обеспечить свое будущее. Подумаешь, ты пару раз закрыла глаза на шалости своего парня, кто тебя осудит? Уж не директор, это точно. Но тебе самой, должно быть, было тяжело, ты же у нас такая правильная. – Ах вот как, – говорит Лили. – Девушка девушку всегда поймет, – говорит Агнесс. – Я же не Снейп, чтобы говорить про тебя всякие гадости. – Помона опять будет рыдать, – говорит Магоннагал. – Я надеюсь, ее седьмой курс хотя бы догадывается, как она за них переживает. – Конечно, – говорит Слагхорн, – конечно, они догадываются. Дети все знают. – Кроме Чар Иллюзии, – говорит Флитвик. – И еще примерно пятидесяти заклинаний, и это только по моему предмету. А уж как они сдавали Защиту, я просто представить боюсь. На честном слове и на одном крыле, что бы это ни значило. – Да, – говорит Слагхорн, – я никогда не видел, чтобы люди спивались с такой скоростью. Меньше года, бедняга Аргайл. И мы опять остались без преподавателя Защиты, с чем я Альбуса и поздравляю. – Это ты, – говорит Снейп и загибает большой палец восковой руки. Малсибер скептически смотрит на собственный палец. – Самый толстый, что ли? – Самый крепкий. И сгибается только один раз. Это Эйв. – Он загибает мизинец. – Даже спрашивать не буду, – говорит Эйвери. – Мудрое решение. – Безымянный палец. – Это Розье. – Обручальное кольцо носят на другой руке, – говорит Уилкс. – Это ты, потому что… – Снейп вытягивает собственный указательный палец и наставительно говорит: «Обручальное кольцо носят на другой руке». – А это, надо полагать, ты? Снейп смотрит на торчащий средний палец. – Это я. И мое послание этой школе и этому миру. – Эйв, дай ему оберточной бумаги, – говорит Уилкс. – Пусть завернет свое «urbi et orbi». Регул Блэк лежит на квиддичном поле и смотрит в небо. «Еще год, – думает он. – Еще один год». КОНЕЦ

Alix: О, такие классные зарисовки о последнем учебном годе! Очень характерные персонажи получились. Впечатляет интрига Лили с Поттером! Очень повеселили письма! Спасибо огромное!

Изумрудная Змея: Alix Спасибо!

tigrjonok: мне показалось, что очень много перекличек со Змеиным логвом, смотрится как сайд-стори или что-то в этом роде =)) Больше всех понравился Слизнорт =)) Он тут, имхо, просматривается очень хорошо, и выглядит куда лучше, чем я привыкла о нем думать =)) – Чё-то я ни хрена не понял, – говорит Малсибер. Честно говоря, я тоже =)))) Объясни, плиз, для идиотов, что там Снейп делал с этими пергаментами

Изумрудная Змея: tigrjonok пишет: мне показалось, что очень много перекличек со Змеиным логвом, смотрится как сайд-стори или что-то в этом роде В каком-то смысле, так оно и есть :). tigrjonok пишет: Объясни, плиз, для идиотов, что там Снейп делал с этими пергаментами Он завораживает перо, чтобы оно писало почерком Эйвери. Накладывает на два пергамента заклинание, с помощью которого на одном отображается то, что пишут на другом - и вперед.

tigrjonok: Изумрудная Змея А-а-а =)) Ясно, мерси =)

reader: Как это прекрасно! Не фик, а песня:-) И целый мир в ней:-) "Он живой и светится":-) Ты просто удивительные вещи умеешь, это как магия:-)

Изумрудная Змея: reader Спасибо!

Zmeeust: супер. просто супер.

Изумрудная Змея: Zmeeust Спасибо!

SWLT: Изумрудная Змея пишет: – Ты, должно быть, счастлива, – говорит Агнесс Нотт. – Наконец-то избавишься от этой мороки. – Не понимаю, о чем ты, – говорит Лили. – Быть старостой – большая ответственность, не каждому по плечу. И заметь, я тебя не осуждаю. Девушка в твоем положении на многое пойдет, чтобы обеспечить свое будущее. Подумаешь, ты пару раз закрыла глаза на шалости своего парня, кто тебя осудит? Уж не директор, это точно. Но тебе самой, должно быть, было тяжело, ты же у нас такая правильная. – Ах вот как, – говорит Лили. – Девушка девушку всегда поймет, – говорит Агнесс. – Я же не Снейп, чтобы говорить про тебя всякие гадости. И не одного ругательства. Очень метко. Изумрудная Змея Прекрасные зарисовки. Очень напоминают "Змеиное гнездо". Спасибо за приятное чтение.

Гамма: Я, к счастью (или к несчастью) не читала "Змеиное гнездо/логово", так что текст для меня был свежим и неповторимым. (Я вижу отсылки к старой-престарой классике, и они меня радуют.) Спасибо. Отличная атмосфера, множество ярких, ненавязчивых и очень выразительных деталей. Очень интересный Снейп - и здорово, что не только он, что есть другие слизеринцы и они действительно есть. Прекрасная игра со стилями, точками зрения и формой изложения. Письма персонажей - виртуозно! Особенно Малсибер, да . Отличные переклички с каноном, мелкие, тонкие, от этого особенно милые - второкурсники, опоздавшие на поезд, Блэк, из которого никогда не выйдет предприимчивый молодой человек, Люпин-журналист, "скорей бы мне под 50" - правда, отлично и еще очень печально. Вашего Снейпа можно долго хвалить (он ведь все равно в центре, да?). Вы точно, но при этом без лишних убитых собачек показываете происхождение, маггловское окружение, кошмарную бедность и своеобразное великодушие, смешной пафос подростка и маленькую тень будущей трагедии. Самое ценное в нем - это, пожалуй, ощущение своего среди своих. Снейп - один из "этой слизеринской компании".

venik: спасибо за то что выкладываете такое))



полная версия страницы